***
Я проснулась, когда на улице уже во всю сияло солнце и галдели пираты. Сколько я спала? Часов десять? Я действительно была вымотана событиями последних двух дней, и мне требовался отдых, как физический, так и моральный. Но, стоило признать, раны на спине стали болеть намного меньше после обработки. Из душевой доносился звук включенной воды. Адэт в комнате не было: скорее всего, Ваас выпустил ее, и тигрица ушла на охоту в свою привычную среду обитания. Вскоре главарь пиратов вышел из душа — я позвала его, когда он собирался выйти на улицу. — Слушай… Пират замер, раздраженно вздохнув, и медленно обернулся ко мне, опираясь запястьем о косяк двери — его выражение лица отлично давало мне понять, что лучше бы я пиздела побыстрее. — Я остаток жизни проведу в твоей комнате? — Amiga, не еби мне мозги с утра пораньше своими дебильными вопросами, окей? Чего ты хочешь? — без особого интереса спросил главарь пиратов. — Хочу выходить на улицу, дышать свежим воздухом, а не сидеть здесь, взаперти, как Хатико. — О-о, а знаешь, чего хочу я? Чтобы ты не сбегала от меня, amor mio, — мило улыбнулся Ваас. Вот только эта натянутая улыбка тут же пропала, как только он процедил: — Но увы, этому тоже не суждено быть блять. — Ни за что не поверю, что ты купил меня в качестве комнатного растения. Ваас запрокинул голову, тяжело вздохнув и буркнув себе под нос: — Да лучше бы я слил бабки на ебучий сад… — Я вообще-то еще здесь, — недовольно бросила я, махнув пирату рукой. — К сожалению, вижу, amiga, — иронично усмехнулся Ваас. Конечно, он такой довольный: не его же лишили свободы и гребаного витамина D. Завидев мою недовольную заспанную рожу, пират нервно усмехнулся, сложив руки на груди. — Бля, Mary, ты серьезно думаешь, что я отпущу тебя гулять по лагерю? Может, мне тебе еще работу здесь дать? И платить за нее, а? — Работу? Серьезно? — с иронией переспросила я. — Ну-у… Для дам здесь есть только одна работа, пупсик. — Слушай, ты же приставил ко мне две гребаные няньки. Две! На кой черт они тогда нужны, если я нахожусь то с тобой, то взаперти? Пожалуйста, Ваас, выпусти ты меня на улицу! Можешь приставить ко мне хоть десять человек, но позволь мне выйти отсюда! — Не льсти себе, принцесса, — перебил Ваас, бросая взгляд в сторону окна и проводя пальцами по густой эспаньолке, — Приставить к ней десять человек, охуеть… — Ваас, — вновь требовательно позвала я пирата и дождалась, когда он наконец нехотя посмотрит на меня. — Пожалуйста… Немного поразмыслив, пират все же смиловался, однако настроение его заметно ухудшилось. Очень ему не хотелось идти мне на уступки. Однако даже он понимал, что вечно так продолжаться не может и что я вскоре просто зачахну здесь и стану овощем, а времени на то, чтобы «выгуливать» меня как какую-то зверушку, у главаря пиратов точно не было. Поэтому выход оставался один. — Окей, Mary, я пришлю за тобой Бена и белобрысого огузка. НО! Пират пригрозил мне пальцем, стоило моим губам расплыться в благодарной улыбке. Я вновь присмирела, выслушивая предупреждение пирата. — Если я узнаю, что твоя задница оказалась за пределами моего гребаного лагеря, то вслед за твоей узкоглазой подружкой сдохнет и вторая. Ты меня поняла?***
Свежий воздух. Как же я истосковалась по нему. Я наслаждалась каждым вздохом, наполняя легкие кислородом, которого мне так не хватало в темной и душной комнате главаря пиратов. Стоящее в зените солнце нещадно палило прямо в затылок, грозя солнечным ударом, однако я была безумно счастлива оказаться на свету, счастлива видеть, что жизнь вокруг не застыла, что она кипит и что я все еще такая же живая, как и она. Мы с Арэсом проводили время на заднем дворе, где одаренные пираты частенько изрисовывали стены в граффити. Здесь царил хаос и творческий беспорядок в виде разбросанных металлических балончиков с краской и целого полотна из разноцветных пятен, которыми было заляпано буквально все вокруг. Моя рука уже как десять минут выводила на стене незамысловатые рисунки, начиная от розовых пальм и заканчивая дикими животными, самых разных цветов. Рисовать я умела и даже неплохо, однако с выведением фигур балончиком с краской никогда не сталкивалась на практике, поэтому просто наслаждалась моментом приятного общения с дорогим мне человеком, наплевав на кривизну своих каракулей. Я мельком глянула на Арэса, который распрыскивал краску на стену, — он смотрел на меня, так внимательно и изучающе. Я не видела выражения его лица, только хитрые светлые глаза: лицо пирата было скрыто красной банданой, и от этой неизвестности я чувствовала, как краснеют мои щеки. В очередной раз я сделала вид, будто не заметила его взгляда, и вернулась к своему занятию. А спустя пару минут пират наконец-то закончил рисунок. — Эй, Маша! Посмотри-ка! — позвал меня Арэс, и я подошла к нему, бросив взгляд на стену. — Узнаешь? — О… О, Господи! — нервно усмехнулась я, прикрывая рот рукой. Среди тысячи кислотных рисунков особо выделялся единственный черно-белый — это была девушка, безумно напоминающая меня: эти же черты лица, такие же глаза, улыбка, волосы и даже взгляд… Она задумчиво смотрела в сторону, слегка приоткрыв пухлые губы, пока ветер развевал ее волосы. Арэса моя реакция более чем порадовала, и парень снял бандану с лица, улыбнувшись и горделиво расправив плечи. — Охринеть… Так все это время ты меня рисовал? Парень безмятежно пожал плечами. — А я-то стою и думаю, что он с меня глаз не сводит… — засмеялась я, толкая парня в плечо, а затем вернулась к рассматриванию граффити, от которого было сложно оторвать глаз. «Черт, как же похожа…» — Нравится? — скорее для галочки уточнил пират, вставая у меня за спиной. — Шутишь? Это потрясно! — завороженно прошептала я, разглядывая свой портрет, и вдруг почувствовала, как рука парня обвивает мою талию, слегка притягивая к себе. — Ты не говорил мне, что в тебе есть талант художника. — Когда мать пахает день и ночь, а ты остаешься в одиночестве в свои четыре года, тебе в любом случае приходится чем-то себя занимать, — уже не так весело ответил Арэс, отрешенно рассматривая изрисованную в граффити высокую бетонную стену. Он неосознанно притянул меня еще ближе, словно ища немой поддержки. — Мне жаль… — ответила я, кладя ладонь на руку парня, а затылок — на его плечо. В моей голове закралась тяжелая мысль о том, что все же на этот остров попадают далеко не от хорошей жизни. Рук Айленд заживо пожирает своих жителей, сводит их с ума и не дает покинуть себя. Люди прирастают к этому острову, теряют разум и смысл нормального, человеческого существования. Для них остаются только инстинкты, животные инстинкты, позволяющие выживать в этом кровавом месте. «— Не-ет, Mary, я не псих. Здесь ты ешь то, что убил. Джунглям насрать, кто ты и откуда. Если не следуешь их закону — ты подыхаешь и далеко не своей смертью, amiga…» Я еле заметно мотнула головой, в попытке избавиться от воспоминаний о Ваасе. — Да все окей, не бери в голову, — ответил Арэс, вновь весело и безмятежно. — Нелюбящая мать. Отец, который бросил своего ребенка. Вся жизнь, что была до острова. Это все-е в прошлом… — довольно пропел он, зарываясь носом в мои волосы. Я не смогла сдержать широкой улыбки. — А теперь есть ты — мое настоящее. — Да прекрати, мне щекотно! — засмеялась я, попытавшись выскочить из объятий парня. — Я серьезно, чувак! Тот долго не отпускал меня, так же громко смеясь, пока мне не удалось ловко извернуться в его руках, припав спиной к холодной стене. Арэс уверенно сделал шаг навстречу, ставя свои сильные руки по бокам от меня — он был слишком близко, настолько близко, что я слышала его сердцебиение. — Теперь твоя очередь… — прошептал он мне в губы, в то время как я вжалась в стену так, словно она могла стать моим спасением от всей неловкости, что я испытывала в тот момент. Почему-то именно сейчас Арэс казался мне куда выше, сильнее и… Опасней. — …Показывать, что ты нарисовала. Эта улыбка подобна оскалу. Я точно видела ее раньше. И видела на губах не этого человека… — ВЫ ДВОЕ! Быстро за мной! — раздался громкий голос Бенжамина, забежавшего на задний двор. Наши лица синхронно обратились к пирату — запыхавшийся Бен был на взводе и выглядел взбешенным, что заставило нас не на шутку испугаться. Мы не сразу поняли, в чем дело, непонимающе уставившись на мужчину. Спустя мгновение все стало ясно, когда с главной площади раздалось с десяток автоматных очередей и брань пиратов Вааса. Все произошло настолько быстро, что мозг не успевал продумывать дальнейшие действия. Арэс отстранился, хватая меня за руку, и направился к Бенжамину, который быстрым шагом повел нас в сторону выхода. — Эй, чувак! Объясни, что там происходит! — выкрикнул Арэс, сжимая мою ладонь. Звуки стрельбы и взрывающихся гранат с главной площади были настолько громкими, что нам приходилось перекрикивать друг друга. Пробегая вдоль бетонных построек, мы направлялись в сторону здания, в котором находилась комната главаря пиратов. Несколько раз я мельком замечала то месиво, что творилось на главной площади: как один за одним замертво падают пираты, и среди них мне удалось разглядеть… Воинов ракъят. — Эти тупоголовые обезьяны вместе с Деннисом решились атаковать наш лагерь! НАПАЛИ, КАК ЕБАНЫЕ КРЫСЫ! — досадливо матерился на всю округу Бен, попутно подгоняя нас. — Ходу-ходу-ходу! Мы оказались возле входа в высокое здание, откуда хорошо было видно творящееся по всему лагерю безумие. Ракъят сумели пробиться в ряды пиратов, убивая одного за одним, однако их жертв оказалось не меньше. Я вздрогнула, когда на весь лагерь раздался нахальный голос главаря пиратов, доносящийся из рупора: — ПЛАЧУ ДЕСЯТКУ! Первому, кто принесет мне мошонку Денниса Роджерса! — Они пришли за девчонкой! Босс приказал запереть ее у себя! — Бенжамин кинул Арэсу ключи, кивая на меня. — Оставишь Мэри там и присоединяйся, парень! — бросил он напоследок, снимая с плеча винтовку и направляясь в сторону бойни. Тем временем я судорожно искала в толпе лидера повстанцев, а в голове крутилась лишь одна радостная мысль: «Он все-таки жив! Жив!» — Это твой шанс сбежать, Маша, — произнес Арэс, судорожно сжимая мою руку, когда Бенжамин пропал из нашего поля зрения. — Мне нужно покинуть лагерь. За его пределами пираты уже не смогут поймать меня, тем более, если успею присоединиться к ракъят. — Сможешь добраться до выхода? — взволнованно спросил Арэс, проводя ладонью по моей щеке и мельком оглядев творящееся безумие на главной площади. — Со мной все будет хорошо, — кивнула я. — Пообещай, — серьезно потребовал пират, заглядывая мне в глаза и сжимая мою кисть чуть ли не до хруста, не желая отпускать одну. Но мы оба понимали: если хоть кто-нибудь увидит, что парень помог мне сбежать — об этом тут же доложат Монтенегро, и Арэса вздернут при первой же возможности… — Я обещаю тебе.***
Я схватила с земли автомат у первого попавшегося трупа, продолжая бежать, не разбирая дороги. Обойти главную площадь не представлялось возможности, так как пираты и ракъят рассеялись по углам, как муравьи. Пришлось лезть в самое пекло. Я бежала так быстро, как могла, молясь не словить пулю в ногу, что было вполне возможно. Вскоре я засела за большой железной бочкой, аккуратно выглядывая наружу. Вокруг раздавались крики, стоны и брань, гранаты перелетали с одной части лагеря на другую, взрываясь без перерыва, от чего звенело в ушах, а коктейли Молотова уже успели поджечь целое здание, в котором, на сколько мне было известно, снимали видео для потенциальных клиентов. Мелькающие из одного укрытия в другое клочки синего и зеленого одеяний ракъят контрастировали с яркими красными майками пиратов. Среди сотни расплывчатых в черном дыме лиц я разглядела вдалеке знакомые черты разъяренных Арэса и Бенжамина, а совсем рядом отстреливалась Крис Фостер с перебинтованной кистью руки. Наконец я увидела у главных ворот Денниса Роджерса. При виде его рвения и ненависти, с какой он выпускал обойму в приближающихся пиратов, в моем сердце что-то кольнуло. До сих пор я не верила, что он пошел на такой риск ради меня, повел своих людей на неприступный лагерь своего главного врага ради того, чтобы спасти мою шкуру. До этого я была полностью уверена в том, что всех своих великих воинов племя меняет, как перчатки, что жизни этих воинов не представляют для них никакой ценности, и у меня были весомые основания быть уверованной в этом. Во-первых, я сама была свидетельницей тяжелой смерти своего предшественника, во-вторых, однажды обо мне уже забыли, бросив в лагере главаря пиратов, а в-третьих, об этом факте не раз упоминал сам Ваас — человек, который знал об этом племени больше, чем оно само. И теперь, при виде всей этой кровавой и шумной бойни, которую устроил Роджерс, я не знала, во что верить. А главное — кому… Кровь. Вокруг было так много крови… Она буквально разлеталась по воздуху, пачкая раздробленные головы головорезов и воинов ракъят. Все происходило, как в замедленной съемке: я завороженно смотрела на кровавую бойню, сжимая в руке холодную винтовку. Смотрела, как воинственно кричат люди, даже гребаные пираты, способные если только на быдлячий говор. Смотрела, как пули со свистом пронзают тела, проходя насквозь. Смотрела, как переливаются под солнцем намокшие от пота лбы, как напрягаются мышцы и как в один миг теряют жизни с десяток, а то и больше человек… Смотрела. И не могла насмотреться. « — Но ты жаждешь только одного, Mary, — крови. Ты желаешь пустить море крови, лишь бы это оценили те обезьяны, которые называют тебя воином. Слава… По этому ты так сходишь с ума, я ведь угадал, amiga?» Вот эта кровь. Вот эта битва. Вот эта слава. Неужели этого так жаждало мое сердце? Иначе почему засевший глубоко внутри меня зверь требовал выпустить его наружу, рвал и метал, буквально распирая меня на части? В один миг в голове пронеслось все: я вспомнила грубые прикосновения ублюдка Оливера, вспомнила ту боль, что я испытывала, узнав о смерти Евы, вспомнила о том кошмаре, который я прочувствовала в камере пыток Антонио, вспомнила издевательства Фостер, вспомнила все те моменты, когда я находилась на волосок от смерти, вспомнила жестокое обращение Вааса, его побои, его ожоги от сигарет под моими ребрами, его жестокие игры с наркотиками, в которые он втянул меня, его голос, никогда не покидающий мое сознание, его поцелуи, оставившие за собой отметины на моей шее… Я вспомнила все и даже больше. Среди тысячи пулеметных залпов раздались выстрелы моей винтовки. Нет, эти считанные дни, что я провела в гребаном лагере Вааса, нисколько не повлияли на мои навыки. Я еще не была профессиональным стрелком, но была более чем в состоянии защитить себя. Разве этого не достаточно? Поначалу пираты падали замертво, не ожидая выстрелов с моей стороны. Однако узнав меня среди едкого дыма, они принялись отстреливаться, матерясь во все горло и как только не называя меня. Вот только у меня было главное преимущество, которого не было у них у всех, вместе взятых: Убьют они меня — их головы будут торчать на ближайшем пляже, пока их к черту не утопит прилив. Убью я кого-нибудь из них — все равно останусь в живых. Замертво пал еще один. Затем еще. И еще. Но зверь внутри не чувствовал насыщения пролитой кровью, он отказывался утолять ею свою жажду, словно ему была нужна другая кровь, кровь другого человека, конкретного человека. Черный дым от пожара и гремящих взрывов закрыл меня из вида атакующих пиратов. Я бросилась бежать, прикрывая нос и рот тканью майки, так как дышать в этом укрытии было уже просто невозможно. Я оказалась недалеко от горящего здания и вдруг сквозь густой дымчатый туман разглядела знакомую фигуру… Внутри все сжалось, а сердце словно остановилось. Зверь был готов сорваться с цепи, вдыхая запах, и вместо того, чтобы чувствовать ядовитый угарный газ, он чувствовал в воздухе лишь один запах — запах крови человека, которую он так страстно желал испробовать. Вот этот человек. Вот тот, кто первым прочувствует на себе мою месть. Тяжело раненая фигура быстро и неуклюже двигалась внутрь горящего здания, хватаясь за стены и оставляя после себя кровавые следы. Я твердо направилась за ней, наплевав на свистящие пули, на обваливающуюся крышу, клубы дыма, горячее пламя и в принципе на инстинкт самосохранения. Есть только голод. А зверя требуется накормить, пока он не пожрал меня изнутри… Зайдя в здание, я прикрыла дыхательные пути майкой и направилась по кровавым отпечаткам пальцев на стене, как псина, идущая по следу. Внутри огня и дыма оказалось в разы меньше засчет железных стен и дверей, что, несомненно, играло мне на руку. Пройдя по темному коридору, стены которого были так же изрисованы жуткими граффити, я замерла в нерешительности при виде развилки. Однако долго думать не пришлось, так как через считанные секунды в одной из комнат раздался кашель задыхающегося пирата, который и понятия не имел, что его преследовали… Я отворила плохо прикрытую железную дверь, осматривая помещение — тупик. В конце комнаты, припав к стене, валялась мужская фигура, держащаяся за окровавленный живот и стонущая от боли. Сквозь дым я наблюдала, как растекается эта кровь, и от одного ее вида зверь внутри был готов наброситься и прикончить добычу… «Нет. Этот ублюдок так просто не отделается…» Я прошла внутрь темного помещения, громко и с силой захлопнув за собой железную дверь, и приглушенный треск пламени остался где-то позади. — Привет, Тони… — негромко процедила я, открывая лицо и неспешно направляясь к пирату, но мой голос был достаточно тверд, чтобы меня было слышно. Антонио поднял на меня глаза, и выражение его лица в один миг сменилось удивлением, а затем в темно-карих глазах промелькнул страх, который пират тут же запрятал далеко в свою задницу. Вот только я уже увидела этот страх. Видела и желала лицезреть вновь. Осознав, для чего я нахожусь здесь, Антонио нервно усмехнулся и припал лопатками к стене, вновь застонав от резкой боли. Тяжело и рвано выдыхая, он исподлобья посмотрел на мою приближающуюся фигуру. Длинные кучерявые волосы прилипли к потному морщинистому лицу испанца, от чего его лоб блестел под светом язычков пламени, а губы потрескались, громко втягивая воздух, которого и так здесь не хватало. — А вы… Вы еще более чокнутая, чем о вас говорят, милочка, — хрипло усмехнулся пират, скалясь двумя золотыми зубами, — Осознанно войти в горящее здание… В надежде найти отмщение… Не каждый псих на это решится, а? Он засмеялся и тут же закашлялся, вдыхая новую порцию дыма. Я молчала. Молчала и пристально разглядывала этого человека, лежащего буквально у меня в ногах, стоило лишь приблизиться на пару метров. Мне хотелось вновь поймать его взгляд и увидеть в нем хоть каплю раскаянья. Оно бы не спасло Антонио от моей мести, но мне бы стало в разы легче, увидь я сомнения в его глазах, увидь я, что этот ублюдок хоть на миг задумался и пожалел о том, что совершил. Я долго молчала, долго искала в его взгляде это гребаное раскаянье и не находила. От этого внутри закипала ярость, и зверю, и так находящемуся на пределе, становилось невыносимо жарко, и он требовал выпустить его наружу. — Чего же… Чего же вы ждете, милочка? Ха? — процедил испанец. — Куда делась вся ваша решимость? Замечаю, как дрожащая рука пирата тянется к кобуре. — Хитрый сукин сын… — процедила я и одним движением скинула с плеча автомат, беря его в обе руки, и ударила тяжелым прикладом по локтю Антонио. Его кость тут же издала противный треск, а рука выгнулась в неестественном положении. Пират завалился на бок, сдавленно хрипя, не в силах даже вскрикнуть. Теперь засранец не дотянется до кобуры при всем желании. Я отошла в сторону, давая пирату несколько секунд на то, чтобы прийти в себя, так как он был нужен мне в сознании. Рука все так же сжимала дуло автомата, словно это был спасательный круг, а пальцы нервно отбивали неизвестный мне ритм. Вернувшись к мужчине, я бросила на него презрительный взгляд сверху. — Знаешь, обойдемся без пламенных речей, окей? Мы же не в гребаном кино, да, Тони? — с иронией заметила я, раскачивая в руке холодную винтовку. Но на моем лице не было и тени ухмылки с того момента, как я захлопнула за собой железную дверь. Не байки я пришла сюда травить. Меня привели только злость и жажда мести. Антонио, опирающийся о здоровый локоть, поднял на меня глаза. Наконец-то в них появился страх, страх пытки и неминуемой смерти. Но этот ублюдок никогда бы не признался в том, что увидел для себя угрозу в молодой и хилой на вид девчонке с материка… Как жаль, что мы не успели познакомиться с Антонио поближе. Тогда бы он знал, на что я действительно стала способна… — Что? Будете пытать лежачего, милочка? — гадко усмехнулся пират, — Ну разве это допустимо для принцесс, а? — И кто мне это говорит? Ублюдок, который исполосовал кнутом беззащитную девушку? А до этого еще сотню таких же?! — от негодования я даже поперхнулась воздухом, которого уже ощутимо не хватало. Провокация. Блядская провокация! Все мое внимание было обращено к моему обидчику, и зверю внутри было наплевать, умрет он сегодня или нет, главное — во что бы то ни стало забрать с собой этого человека… Антонио хрипло засмеялся, вновь закашлявшись. Желанный страх в его глазах вдруг исчез, сменяясь насмешкой и надменностью, как в ту кошмарную ночь, когда он смотрел на меня точно так же, ударяя кнутом по моей спине. Словно не он здесь был жертвой, а я. Словно не он должен испытывать страх, а я. И от такой наглости я встала в ступор, смотря на то, как смеется этот психопат, лежащий у меня в ногах. — Ах-ха… Ха… А знаете, милочка, в чем разница между вами и мной? А я скажу вам… Вы всего лишь жалкое подобие бойца. Такая же обезьяна ракъят, которая мечется и вопит, держа в руке пушку, но ни черта не может сделать. — Какого хера ты несешь? — процедила я, сжимая дуло автомата и подходя на шаг ближе. — Посмотрите на себя, — скалясь, ответил испанец, смеряя меня с ног до головы оценивающим взглядом, и я сжала челюсти, в попытке удержать зверя на цепи, — Хотите убедить меня в том, что за этой фигуркой и белым личиком скрывается сам дьявол во плоти, подобно мне и другим пиратам? А может, подобно самому Ваасу? Пират был готов засмеяться вновь, но ему просто не хватало воздуха. Он несколько секунд судорожно глотал остатки кислорода, сжимая рукой окровавленный живот, пока не продолжил. — Хотите сказать, вы способны на убийство, милочка? Или, может, на пытки? Не обманывайте себя. Мне жаль вас, Mary, о-очень жаль… — Заткнись! — процедила я, ударяя прикладом по лицу бородатого испанца, чтобы сбить эту противную скалящуюся ухмылку с его губ. Антонио замолк на несколько секунд, сплевывая густую кровь на пол, а вместе с ней и один из золотых зубов. Тяжело дыша, я выжидала, пока пират вновь обратит на меня взор, хотела увидеть в нем страх, мольбу о пощаде, разочарование в собственных словах обо мне… — Жалкое размахивание палкой, обезьяна, — процедил он, подняв на меня глаза, и… В них была все та же гребаная надменная усмешка. Этот ублюдок откровенно смеялся надо мной, растягивая треснувшие губы под разбитым окровавленным носом. — Обезьяна, которая не достойна даже того, чтобы ее боялись. Кровь. Кровь от пули в животе, кровь из губы, кровь из носа, пачкающая неопрятную эспаньолку. Зверь чувствовал запах этой крови сквозь едкий дым. И я знала, что моя рука, сжимающая дуло винтовки, уже не сможет сдержать этого зверя на цепи. И я не собиралась его больше сдерживать. Ведь такой пожирающей меня изнутри ярости я не испытывала никогда. — Десять ударов? Да, Тони? — обманчиво тихо спрашиваю я, указывая большим пальцем на свою исполосованную спину. — Приступим к отсчету… Тяжело дыша я в последний раз смотрю на лицо моего мучителя, представляя, что будет на нем спустя считанные минуты. Я рычу, хватая дуло винтовки обеими руками, и наношу удар прикладом по лицу Антонио — он падает лицом в грязь, тут же приподнимается на здоровом локте и сплевавет новый сгусток крови, но теперь я не даю пирату времени на то, чтобы отдышаться. Пусть давиться собственной кровью. Пусть задохнется от нее, а не от черного дыма. Я снова рычу и наношу новый удар по его сломанной руке, и тогда Антонио наконец сдавленно стонет. Я вспоминаю каждый удар кнута, что проходился по мне той ночью, и дышать от гнева становилось все тяжелее. Руки тряслись, но продолжали сжимать ствол. Еще удар, сопровождающийся моим отчаянным криком. Антонио сносит в другую сторону, и он падает прямо на сломанную руку, все так же сдавленно шипя и пуская слюну. В голове раздается его противный смех, которым он сопровождал мои пытки в ту ночь. Но мне вот почему-то не смешно. Я ничего не чувствую, кроме желания бить по самым больным местам этого уебка, вместо того, чтобы нанести удар по его виску или пустить пулю ему в лоб, подарив легкую смерть. Нет. Пусть мой обидчик видит, на что я способна. Пусть возьмет свои слова назад. Пусть умирает, долго и мучительно. Пусть станет примером для тех, кто следующим, благодаря причиненной мне боли, окажется на его месте. И предупреждением для тех, кто еще будет гореть желанием причинить мне эту боль… Я наношу удар за ударом, уже без разбору, куда и который по счету раз. Бегаю мутным взглядом по лицу пирата и не нахожу живого места. Лежа у меня в ногах он не в состоянии даже простонать, только глухо хрипит, еле отхаркивая слюну и кровь. — Сдохни, сукин сын, — процедила я сорвавшимся голосом и со всей силы нанесла последний, решающий удар. Я плохо помню, куда он пришелся — Антонио обмяк, уткнувшись лицом в окровавленный пол. Тяжело дыша, я бросила взгляд вокруг. Голова кружилась, в глазах темнело, воздуха катастрофически не хватало. Словно только сейчас я увидела пламя, почувствовала едкий дым. Жарко. Как же жарко… Моя кожа истекала горячим потом, а дрожащие руки выронили автомат, который с громким стуком приземлился возле моих ног. Вероятно, к чему он мне теперь? На ватных ногах я добежала до железной двери, еле отворила ее и направилась по коридору на выход. Повсюду огонь. Голова ничего не соображала. Я не знала, куда идти. Все было как в тумане. Я не испытывала ничего, вообще ничего: ни облегчения от совершенной мести, ни страха за собственную жизнь, которая могла оборваться в любой момент. Словно все происходящее было сном. Я шла по коридору, прикрывая нос и рот тканью майки, но, скорее, так велели делать остатки разума, нежели вернувшийся ко мне инстинкт самосохранения… — МАША! Маша! — из конца коридора послышался до боли знакомый голос. Голос человека, которого я никак не ожидала увидеть здесь. И когда я увидела сквозь дым приближающуюся фигуру Сары, ее яркие, красные волосы, я остановилась, как вкопанная. Она прибыла вместе с ракъят, сомнений не могло быть. Значит, она такая же претендентка на роль воина, что и я. Деннис Роджерс, которому я наконец начала доверять только гребаные минуты ранее, оказывается, все же солгал мне. Он, мать его за руку, солгал мне, сказав, что я — единственный воин, а Сара — всего лишь способ пробудить во мне гнев и силу духа. Деннис врал… Но тогда зачем он вернулся за мной, если у его племени теперь есть Сара? Я не знала ответа на этот вопрос. Не знала, кому доверять: лидеру повстанцев или же главарю пиратов? Вокруг меня сплошной обман. И от этого было так тошно на душе, что перспектива задохнуться в этом Богом забытом здании уже не казалась мне такой пугающей… Единственный способ узнать ответ — спросить у Сары то, что мучило меня все эти дни, проведенные в лагере Вааса. Спросить ее о том, что я услышала из разговора Вааса и Бенжамина… Девушка быстрым шагом приближалась ко мне, не разбирая дороги и прикрывая лицо той же майкой. В ее глазах читались страх и беспокойство — она подбежала ко мне и вцепилась в мои плечи, пытаясь растрясти и вернуть в реальность. — Я видела, как ты зашла в горящее здание! ТЫ БЛЯТЬ С УМА СОШЛА?! Уходим отсюда! Быстро! — Скажи мне, что вас связывает с Монтенегро, — сорвавшимся голосом попросила я, смотря на девушку с надеждой в глазах. Мои дрожащие пальцы невольно выронили край майки, до этого прикрывающий мое почерневшее от дыма лицо. На миг в глазах Сары промелькнули страх и смущение, смущение от того, что теперь она будет вынуждена рассказать мне обо всем. Но девушка тут же мотнула головой и встряхнула меня еще раз. — О ЧЕМ ТЫ ДУМАЕШЬ?! Сейчас не время это обсуждать, Маша! ЗДЕСЬ ПОВСЮДУ ОГОНЬ! Мы сейчас же уходим отсюда! — строго добавила она, потянув меня за запястье в сторону выхода. Но я не собиралась мириться с этим. От ответа на этот чертов вопрос зависило все мое дальнейшее существование на этом острове, зависил выбор стороны, которую я должна была принять окончательно. Я не могла больше мириться с этой ложью. С этой непрерывной ложью, бросаемой мне в глаза каждый ебаный день… — Нет, ты мне все расскажешь! — уже громко процедила я, вырвав руку из хватки подруги. Она удивленно обернулась ко мне, бегая глазами по моему лицу. — Ты мне все расскажешь. Потому что, если ты откажешься, я никуда блять отсюда не выйду. Мне нечего терять, Сара, когда там, снаружи, мной нагло пользуются и БЕЗ КОНЦА ОБМАНЫВАЮТ! Разум отключился, его место заняли чувства — наверное, так можно было описать мое состояние на тот момент. И девушка это понимала. Она осторожно взяла меня за руку. — Я все расскажу! Все! ОБЕЩАЮ! — быстро говорила она, сжимая мою кисть. — У выхода! Обещаю, что расскажу у выхода! Внутри почти все заволокло дымом. Мы бежали из последних сил, благо, Сара запомнила дорогу к выходу. А я все так же ничего не чувствовала, после пытки Антонио внутри было лишь одно опустошение. Я бежала и думала о том, как вдохну свежий воздух, а затем вспоминала о том, как много времени я провела среди дыма и огня, как сильно надышалась, и что уже может быть слишком поздно… Когда на горизонте показался выход и послышались звуки продолжающейся бойни, я резко остановилась, выдергивая руку из пальцев Сары. Мой требовательный взгляд впился в девушку, и та понимающе кивнула. — Хорошо, я расскажу…***
Рассказ девушки не занял много времени. Однако его оказалось достаточно, чтобы вновь заставить меня почувствовать. Почувствовать отчаянье, не сравнимое ни с чем… — П-почему ты мне раньше не рассказала? — тяжело дыша, спросила я, пытаясь держать себя в руках. Сара была искренне удивлена такой реакции, ведь она и понятия не имела, что связывало меня с главарем пиратов. — А что это меняет, Маш?! ОБЪЯСНИ, ЧТО ЭТО МЕНЯЕТ?! — кричала девушка сквозь громкие звуки пальбы, пытаясь поймать мою руку, чтобы поскорее вывести на улицу. Но я не позволяла ей приблизиться, ходя из стороны в сторону. — ВСЕ ЭТО МЕНЯЕТ, САРА! ВСЕ! — сорвалась я, судорожно запуская пальцы в волосы и чувствуя, как глаза застилает пелена слез. — Господи… Это же меняет все… — Мы обсудим это позже, только я прошу тебя, Маша, соберись! Надо уходить отсюда! Сара схватила меня за плечи и вдруг закашлялась от дыма. — На кой черт тебя вообще сюда понесло?! Я промолчала, смотря сквозь девушку, и наконец кивнула на выход, давая понять, что больше не буду противиться.***
Оказавшись на улице, я закашлялась, только сейчас осознав, насколько сильно мне не хватало кислорода. Более менее прийдя в себя, я схватила Сару за руку и потащила в сторону заднего двора, и девушка послушно направилась вслед за мной, не задавая вопросов. Когда мы оказались за высоким зданием, в глаза сразу бросились несколько пустых бамбуковых клеток. И только в двух из них жались три или четыре ничего не понимающих туриста, включая Джессику. Увидев нас, она вцепилась в прутья клетки, зовя на помощь. — Помогите! Прошу, выпустите меня! — Стреляй по замку, — бросила я охрипшим голосом, и Сара сняла с плеча автомат. Один выстрел, и дверца со скрипом открылась, давая волю афроамериканке. На ватных ногах она выскочила из клетки, вцепившись в мои плечи. — Где Лили?! Что с ней сделали?! ГОВОРИ! — Ты идешь с Сарой. Она приведет тебя в безопасное место, к остальным, — ответила я, сбрасывая руки Джессики, и направилась прочь. — КУДА ТЫ?! — выкрикнула Сара, удерживая под руку обессилевшую афроамериканку. Я застыла в нерешительности и все же обернулась, натянуто улыбнувшись. — Не бойся за меня. Скажи Деннису, я вернусь. Мне просто нужно поговорить с одним человеком…***
Издалека я видела, как Сара быстро выводит Джессику за главные ворота и сажает ее в лодку. Деннис что-то кричит ей, а девушка лишь бросает на темнокожего сочувствующий взгляд, пожав плечами, а затем одними губами шепчет: — Она вернется… Ракъят медленно отступали. Пираты гнали их до самого берега, но там их ждали с десяток моторных лодок, на которых воины покинули остров Вааса. Теперь, несмотря на маты и громкие ругательства пиратов, наступила такая долгожданная тишина: больше не было этой автоматной очереди, взрывов и треска битого стекла от коктейлей Молотова. Был только шум прилива и треск от пожара, который пираты успешно потушили ближе к вечеру… Я сидела под навесом на главной площади, чья земля с корнями пропиталась кровью сотни людей. Меня трясло и знобило. Не знаю, от холода ли, или, может, от пережитого. Проходящие мимо пираты на меня даже не смотрели: у них теперь своих проблем по горло. Да и все те, в кого я осмелилась выпустить обойму в этой битве, были давно мертвы. Как долго я так сидела, в прострации и одиночестве? Как долго перед глазами мелькало бесчисленное количество фигур в красных майках, оттаскивающих с площади трупы своих товарищей? Как долго стоящее в зените солнце опускалось к глубокому морю? Не знаю… И так и не узнала бы, если бы в один момент не вздрогнула от громкого голоса, раздавшегося неподалеку. — Бэмби, какого хуя?! Ваас, до этого отчитывающий своих подчиненных, заметив меня, как с цепи сорвался. Я даже не посмотрела на него, погруженная в свои мысли. Оказавшись возле меня, пират грубо поднял меня за локоть и схватил за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. Теперь все его внимание и гнев были обращены ко мне. — КАКОГО ХУЯ ТЫ ПОЛЕЗЛА ТУДА, ИДИОТКА?! Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ! А?! Он встряхнул меня, потом еще раз и еще. Он кричал и никак не мог докричаться до меня. Я смотрела сквозь пирата и наблюдала, как среди ярости и безумия в его глазах скрывается беспокойство. Чертово беспокойство. Настолько непривычно было видеть волнение в глазах этого человека… — Ты должна была сидеть там, где я приказал тебе! А вместо этого я узнаю, что ты сбежала, и даже не к ебаным ракъят, а в гребаное горящее здание! О ЧЕМ ТЫ ДУМАЛА, КОГДА ЛЕЗЛА ТУДА БЛЯТЬ?! Ты совсем в край ебанулась, Mary?! Отвечай, сука ты такая! — Босс! — AMIGO, СЪЕБИСЬ НАХУЙ! — рявкнул Ваас, обращаясь к подоспевшему подчиненному. — Но… Мы нашли кое-кого, — растерянно добавил пират, указывая пальцем на обгоревший выход из здания. Антонио. Его выносили двое пиратов, кривя рожи в гримасе отвращения. И их можно было понять: огонь не успел превратить его тело в пепел, однако испанец заметно обгорел, его вывернутый в неестественном положении локтевой сустав обмяк и висел, как какая-то тряпка, но страшнее всего было смотреть на его лицо — лицо, которого больше не было. Вместо глаз, носа и рта было лишь месиво и запекшаяся кровь. На лице Антонио не осталось живого места… Я завороженно смотрела на плоды своих стараний и не могла понять, что чувствую. Теперь, при свете дня и свежем воздухе, все казалось совершенно иным… Несколько секунд Ваас не отрывал охуевшего взгляда от своего подчиненного, которого уносили в сторону бухты, где его тело сбросят на корм акулам. Мое дыхание предательски сбилось. Ваас вновь посмотрел на меня, и в его глазах читался немой вопрос… В моем же взгляде нетрудно было найти ответ. Вокруг стало собираться слишком много народу — главарь пиратов прорычал и схватил мое запястье, уводя прочь. — Чтобы, когда я вернулся, весь этот срач был нахуй вылизан, amigos! — напоследок бросил он.***
Ваас толкнул меня в комнату, громко захлопывая за собой дверь, от чего Адэт резко подскочила, навострив уши. Я обернулась к пирату, готовясь к тому, что сегодня мне придется отделаться новой порцией синяков за убийство его шестерки. И что-то подсказывало мне, что побоев в этот раз я просто не вынесу: после пережитого в горящем здании я и так еле держалась на ногах, кое-как сдерживаясь, чтобы не схватиться за раскалывающуюся голову. — Это ты сделала? — спросил пират, повышая голос и указывая пальцем на улицу. — Скажи мне, это ведь ты сделала, Mary?! И только солги мне блять… — Я, — недолго думая, ответила я дрогнувшись голосом. «Я это сделала…» — пронеслось в голове. Теперь, вдалеке от кровавой бойни и черного дыма, от стонов и криков боли, от летящей в разные стороны крови, я осознала, что натворила. Теперь, когда жажда внутреннего зверя была утолена, пелена спала с моих глаз… Но я не чувствовала облегчения. Почему же я блять его не чувствовала… — На меня смотри. Смотри мне в глаза! — процедил Ваас, преодолевая жалкие пару метров между нами. Я опустила глаза, зажмурившись, в ожидании удара… Но его не последовало — Ваас поднял мое лицо за подбородок, проводя по нему большим пальцем. — Не дергайся. Мне плевать, окей, amiga? Я непонимающе уставилась на пирата полными страха глазами. — Мне плевать на Антонио блять, Mary… Но если ты еще один, сука, раз полезешь в ебаный огонь, querida, я запру тебя в этой комнате и хуй ты когда еще выйдешь отсюда, ты поняла меня? Я сдержанно кивнула, чувствуя, как сбивается мое дыхание — я отстранилась, рухнув на постель пирата, хватаясь руками за ее бортик и склоняя голову к груди. В голове крутились воспоминания того, что произошло в том пожаре. В ушах раздавался каждый удар и каждый мой выкрик, заставляя пульсировать виски. Я сильнее сжала простынь, сдерживая судорогу по всему телу. — Я пытала его… — тихо сказала я, пытаясь выровнять дыхание, — Пытала… Ваас неспешно обошел кровать, садясь позади меня. Он молча слушал меня, проводя тыльной стороной ладони по ожогам на моем теле. Надо же, я даже не успела заметить их… Вновь слышу звук удара и хрип харкающего кровью испанца. Я вздрагиваю всем телом, прикрывая рот руками, чтобы не завопить от страха и отчаянья. Тогда теплая ладонь пирата легла на мои лопатки, скользнула под майку и принялась оглаживать раны на моей спине. — Кем я стала? — сорвалось с моих губ в горячие ладони, и из глаз покатились слезы, — Господи… Рука пирата коснулась моих волос, заправляя их за ухо и открывая вид на небольшой ожог, «украшающий» мою щеку. Ваас наклонился ко мне, коснувшись лбом моего виска. — Тс-с-с, принцесса…Я ведь уже говорил тебе, что такое безумие?***
Следующие три дня я провела в пиратском лагере, занимаясь рутиной, которую предоставил мне главарь пиратов. Я так и не решилась наконец поговорить с Ваасом, ради чего, собственно, и не сбежала вместе с ракъят, а осталась на его острове… Сначала я за компанию, с группой здоровенных абмалов, таскала ящики с неизвестным мне содержимым на большой склад, которому было отведено отдельное здание. Пираты, конечно, постебались денек, но вскоре их дурацкие шутки потеряли всякую актуальность, как только они увидели, на что способны эти рельефные ручки. Конечно, гребаным грузчиком я точно не была, но и дохляком тоже. Но все же явная продуктивность оставалась на стороне пиратов, и Ваас быстро просек, что толку от меня здесь как такового нет: хоть я и таскала по ящику ловко и быстро, однако мужики имели силы на то, чтобы таскать груз чуть медленнее, но при этом умещать в руках целую партию, что, в итоге, оказалось в выигрыше. А потому следующим моим занятием, на которое я была готова, лишь бы не сидеть в четырех стенах, была банальная уборка. К слову, убиралась я только в коридорах главного здания, где жил главарь пиратов: уж очень он хотел ограничить мое пребывание на улице, где главные ворота и дыры в заборах выглядели для меня чересчур соблазнительно, по его мнению. Иногда мне дозволялось приниматься за чистку оружия, но только с сопровождением Бенжамина. Он и Арэс, к слову, и были моими единственными собеседниками все эти дни. Все это время мы почти не сталкивались с главарем пиратов — моя жизнь больше не была наполнена его криками, насилием и угрозами. Днем мы не пересекались, приходил он заполночь, когда я наблюдала десятый сон, а уходил до моего пробуждения. Его присутствие в моей повседневности упало до минимума, и я была счастлива… Поначалу. Ваас не был моей гребаной нянькой и прекрасно помнил о том, что у него есть своя работа, свои неотложные дела. Стоило отдать должное: эти обезьяны по щелчку пальцев становились профессиональными бойцами под предводительством Вааса. Я часто видела его издалека: как он быстрым шагом куда-то направляется, не озираясь по сторонам, как отчитывает очередного накосячившего подчиненного, посылая того далеко и надолго, угрожая при этом стволом. А еще чаще я слышала, как главарь пиратов разбирается с возвратами, и не желала оборачиваться назад: я знала, что там происходит, и не хотела смотреть. У меня ком в горле вставал, когда я слышала за спиной громкие всхлипы и рыдания пленных повстанцев, руки отказывались больше проводить мокрой тряпкой по дулу пистолета, и я поднимала глаза на сидящего напротив Бенжамина, который как ни в чем ни бывало наблюдал за деяниями своего босса и попутно чистил оружие… Один раз я все же не выдержала, обернулась — Ваас пустил пулю в лоб орущему в истерике ребенку, списав на то, что тот заебал горланить, а затем и его матери, рыдающей над телом сына. Потом он приказал убрать их тела с его глаз и бросить на корм рыбам и беззаботно закурил, следя за выполнением приказа. Я же к этому времени быстро утирала подступившие слезы, боковым зрением ловя нечитаемый взгляд Бенжамина. И рыдать мне хотелось даже не от жалости к невинному ребенку. А от жалости к себе. От жалости, что я оказалась таким же чудовищем, что и Монтенегро… Я так часто ощущала присутствие Вааса рядом, но на самом деле он был так далеко. Мы ни разу не встретились глазами: вернее, пират ни разу не ответил моим. Может, и вправду не замечал, а может — целенаправленно игнорировал. Всего два-три раза мы обменялись с ним парочкой фраз, когда он приказывал мне сменить работу или проходил мимо, делая замечание. Одно радовало: его замечания были немногословными, конкретными и быстрыми, в то время как своих пиратов, как правило, Ваас одаривал вспышками ярости за малейший касяк. Одной ночью мне приснился кошмар. Кошмар о том, как я осталась в полном одиночестве. Я распахнула глаза и огляделась, с облегчением лицезрея комнату главаря пиратов. Была темная ночь, а с улицы еще раздавались приглушенная, спокойная мелодия и стук дождя по остаткам оконной рамы. Прозрачные занавески развевались под легким ветром. Холодно. Мне часто снились кошмары, когда я замерзала… Поморщившись от тупой боли в затекших мышцах, я перевернулась на другой бок, наблюдая сквозь полуоткрытые веки Вааса, дрыхнущего на спине. Его дыхание было размеренным. Одну руку он закинул себе за голову, пока вторая покоилась у него на животе. Немного помявшись, я все же решилась лечь рядом с пиратом, кладя голову на его плечо и прижимаясь к мужчине всем телом. Тепло. Дыхание пирата сразу сбилось: он проснулся. Жизнь на острове вынудила развить в нем этот инстинкт. Однако Ваас никак не отреагировал на меня, сделав вид, будто все еще спит. Меня это более чем устраивало... Однако спустя несколько минут мужчина слегка заерзал, и я вдруг почувствовала на своем плече прикосновение его горячей ладони, как бы невзначай закрывающей меня от этого страшного мира. Ваас прижал меня к себе и еле ощутимо провел пальцами по моей коже, после чего почти сразу заснул. Я же впервые за последнее время почувствовала себя в безопасности и, расслабившись под жаром, исходившим от тела мужчины, вскоре и сама погрузилась в царство Морфея... Сквозь сон я случайно задела стопой что-то теплое и пушистое, и это «что-то» недовольно рыкнуло, сладко потянувшись и зевая огромной клыкастой пастью, и закинуло полосатую лапу мне на ногу, вновь погружаясь в сон… К концу третьего дня я была на грани морального истощения: моя жизнь превратилась в существование. Приходя в пустую комнату главаря где-то под вечер, я оставалась наедине со своими мыслями и переживаниями. Я до сих пор ненавидела себя за то, что совершила с ублюдком Антонио. Да, он заслужил такой мучительной смерти, вот только я не заслужила таких мук совести, и сама была в этом виновата. Меня также гложил разговор с Ваасом, который я откладывала все эти дни, боясь услышать из его уст исповедь Сары. А еще я чувствовала одиночество. Одиночество среди сотни людей вокруг, и ничто не помогало мне избавиться от этого чувства, даже редкие диалоги с Арэсом, который так же имел свои обязанности в этом лагере. Потребность в общении я реализовывала в монологах с Адэт — порой тигрица смотрела на меня таким умным взглядом, что я невольно верила в то, что та слушает меня и понимает… Каково это — просыпаться от того, что твой враг осторожно зарывается пальцами в твои волосы? Берет густую, мягкую прядь в ладонь, затем проводит большим забинтованным пальцем по всей ее длине и приступает к следующей, делая это медленно, словно на автомате… Не соизволив открыть глаза, я лишь провожу по пробору ладонью, из-за чего кончики ловко выскальзывают из грубых мужских пальцев, давая их обладателю понять, что принцесса проснулась. А значит, главарю пиратов пора вновь покидать свою комнату вместе с восходом. Удивительно. Я и не могла представить, что оставшись без присутствия Вааса в его лагере, я буду чувствовать такую тоску и опустошенность. Я даже часто вспоминала те редкие моменты, когда мужчина не вел себя как мудак. Нет, это не были воспоминания какой-то влюбленной маленькой девочки. Это всего лишь было тем, чего мне так не хватало в этом страшном месте, при условии, что теперь я знала об этом человеке больше, чем он хотел, чтобы я знала… А знала я, что слова пирата, которым я так безоговорочно верила все это время, оказались такой же гнусной ложью. И от этого было невыносимо больно… Какого черта мне было так больно? Наступила ночь третьего дня. Адэт привычно лежала кверху животом возле подоконника, где было не так жарко, хотя ночи здесь ощутимо прохладные. Я же сидела на полу, припав лопатками к бортику кровати, по-турецки поджав ноги к себе. Ждала. Думаю, не стоит объяснять, кого. До этого пират приходил только в глубокую ночь, ближе к рассвету: сквозь сон я чувствовала за спиной, как пират рухает на матрас и тут же вырубается, даже не ворочась. Утром его уже не было, даже место на постели оставалось холодным. Сколько он спал? Пару часов? Впрочем, по нему это было видно: темные круги под глазами, резкие, нервозные движения, херовое настроение и вечные вспышки агрессии на подчиненных… Но теперь я его дождусь — больше нет смысла откладывать этот тяжелый для меня разговор. Я не знала, как он отреагирует на мои слова, что он скажет, проявит ли хоть каплю эмпатии или же наоборот — разозлится и прикажет засунуть язык в задницу, прикажет молча терпеть это все. Плевать. Пусть мечется, пусть орет, пусть сносит мебель… Только бы не молчал, как все эти дни.***
— Чего не спишь, принцесса? Утонув в своих мыслях, я не сразу заметила, как в комнату зашел главарь пиратов. На секунду мы встретились с ним сонными исподлобными взглядами, пока он не прошел мимо, и я не услышала характерный скрип матраса. Сонливость как рукой сняло, когда я вспомнила, зачем сидела так пол ночи — где-то с минут десять я тупо пялила в одну точку, не зная, с каких слов начать. Вся моя решимость внезапно улетучилась. Ваас же тем временем не подавал признаков жизни, развалившись на своей кровати. Собравшись с духом, я тихо спросила: — Спишь? На это последовала затянувшаяся пауза, а затем усталый вздох. Ваас уселся на край кровати так, что его берцы оказались возле моих ног, скрещенных на полу. — Хоть бы обувь снял… — Ближе к делу, принцесса, — пират зевнул в ладони и поймал мой удивленный взгляд. — Что так пялишься? По твоей роже очевидно, что ты хочешь что-то спросить. Так валяй, — махнул он рукой, сложив пальцы в замок и опираясь локтями о колени. Его выжидающий взгляд, прожигающий мою макушку, давал понять, что меня действительно слушают, а покрасневшие белки — что оппонент может вскоре отрубиться. — Как моя семья? Вы так и не связались с ней? Я нервно застучала пальцами по холодному полу, каря себя за то, что в нерешимости спросила совершенно не то. — Нет, даже не стали запариваться. — И не надо. — Что это ты так, amiga? Моя принцесса от нас уезжать не хочет? Не видела лица пирата, но, судя по голосу, он был удивлен и… Доволен. — Нет, просто… — я растерянно пожала плечами, в одну секунду анализируя всю свою жизнь. — Проведя столько времени на этом острове, я не могла не вспоминать о своем недалеком прошлом. И с каждым днем я все больше понимала, что, видимо… — тяжело вздохнув, я попыталась собраться с мыслями. — Оказывается, мне и не к чему возвращаться, Ваас. — Неужели мою бунтарку кто-то обижает? — иронично заметил Ваас, вливаясь в разговор. Он приподнял меня за локоть и усадил возле себя. — Ни за что блять не поверю в это. Я усмехнулась: нервы шалят. — Давай, amiga, я жду твоей исповеди. А то меня уже порядком подзаебало, что ты знаешь обо мне дохуя много, а я о тебе — ни черта. Еще один нервный смешок. Я пялила в одну точку, мотая головой, и не знала, что блять я должна говорить. Не знала, каково это — делиться наболевшим. Теперь я еще больше понимала Вааса. Понимала, насколько некомфортно он чувствовал себя во время наших разговоров, когда я затрагивала тему его прошлого. — Окей, это будет сумбурно и вообще не факт, что понятно… Но я попытаюсь. Наконец, взяв себя в руки, я начала выстраивать слова в предложения. — Вообще, родителей своих я не знаю. Биологических родителей. Они отказались от меня еще в больнице, сразу после родов. Причину, кстати, тоже до сих пор не знаю, — пожала я плечами, вновь улыбаясь. Пошла защитная реакция, пошла родимая… — Ну да ладно, в любом случае, мне повезло. Наверное… Сейчас не уверена. Меня приняли в другую семью спустя где-то, может, пару месяцев. И как бы поначалу все было хорошо, хотя… Возможно, я просто была глупым и наивным ребенком, который смотрел на жизнь сквозь розовые очки… Не знаю. В какой-то момент… Все стало рушиться… Уголок губ Вааса дернулся вверх: его забавляли мои намокшие глаза на фоне натянутой защитной улыбки, но вопреки этому он продолжал внимательно слушать. За одно это я была ему безгранично благодарна… — Мои приемные родители увлеклись бухлом, скажем так. Начались ссоры, скандалы, драки. И с каждым годом мне становилось страшнее, ведь… Я попыталась выровнять дыхание, чтобы не предстать перед пиратом в роли конченой плаксы, но выходило у меня все равно херово. — Ведь я тоже начала попадать под раздачу. Причем, это была мать, она всегда была более агрессивна, чем отец… А потом я повзрослела. Научилась давать отпор. И вот тогда насилие… Физическое насилие… Оно надо мной прекратилось. Я подняла глаза на мужчину, неосознанно ища в его взгляде одобрение. Ища в нем гордость. Гордость за его маленькую девочку, однажды научившуюся постоять за себя, ставшую сильной… — У меня никого не было, кроме семьи, Ваас… Пират без лишних эмоций провел пальцем по моей щеке, стирая упавшую слезу. Я не знала, что он чувствовал от моих слов, но мне было достаточно того, что он слушал меня. — Я столько лет жила мыслями о том, что однажды все наладится, но… Точкой невозврата стала ночь, когда она в очередной раз напилась и у нее к чертям поехала крыша. В моей голове невольно раздались крики из прошлого — все внутри похолодело. — Ей только нужен был повод вцепиться мне в глотку. Малейшее неповиновение… И она была готова придушить меня там, в этой гребаной ванной… Она чуть не убила меня… Мать, воспитывающая меня всю мою жизнь, чуть не убила меня! Господи… Сквозь тяжелые воспоминания я расслышала успокаивающий голос Вааса. — Эй, Mary, посмотри на меня, посмотри… — произнес он, коснувшись горячей ладонью моей щеки. Его прикосновение словно ошпарило меня, вернуло в реальность, и детский страх, вызванный картинками прошлого, вдруг сменился огненной яростью. Гнев окутал помутненный разум, зверь внутри подал предупреждающий рык — я посмотрела на Вааса, и слезы высохли сами собой. Накрывшие эмоции заставили меня приблизиться к лицу пирата, безжалостно вонзив ногти в его ладонь, покоющуюся на моей щеке — во взгляде, направленном точно в хищные глаза пирата, только ненависть. Пожирающая душу ненависть ко всему несправедливому и жестокому миру, и к этому конченому ублюдку, с безумной улыбкой смотрящему на меня в ответ. И наконец, к самой себе. К жалкой, рычащей и одичалой, словно брошенная псина… С губ сорвался нервный смешок. — «Дикарка»… «Ебнутая»… «Хамоватая сука»… Как там еще? Хм… «Бешеная?..» Знакомо, а? — прошептала я, с нескрываемым удовольствием царапая кожу пирата и с большим сожалением наблюдая за его равнодушием. — Так ты меня называл? Тебя же так волновал этот гребаный вопрос, что же со мной блять не так, ха? Так вот прикол в том, что я не могла стать другой, Ваас! Просто не могла, слышишь?! — повысив голос, осклабилась я и сократила расстояние между нашими лицами до минимума, цедя каждое, мать его, слово. — Не ты один был вынужден жить инстинктами, мужик. Не ты один должен был каждый ебаный день думать о том, как бороться дальше, как выстоять, как выжить. У меня не было ни единого шанса стать кем-то другим, кем-то «нормальным» блять. И мне не нужно было родиться в твоих сраных джунглях, чтобы до конца жизни, как ты, оправдывать этим траблы в своей поехавшей бошке, окей? Видя, как меня трясет, главарь пиратов обхватил мою голову обеими руками, припав к ней лбом. Его губы все так же были расплыты в довольной улыбке, а в глазах горело такое до боли знакомое безумие. — Тс-с-с, тихо, mi salvaje… Ты здесь, Mary, ты со мной. Ты — это я, а я — это ты. Смотри, hermana, ты почти отказалась от своего прошлого. Тебе лишь осталось забыть о своих дружках, принцесса, и тогда ты полностью освободишься от его влияния… Но знаешь, в чем прикол, а? В том, что нет у нас с тобой прошлого, Mary, нет прошлого и нет будущего. У нас с тобой, amiga, есть только настоящее. Есть только мы, hermana. Мы оба отказались от семьи и гребаных моральных принципов, оба искали другой жизни, пытались спастись, но посмотри, как низко мы пали. — Я не хочу возвращаться домой, Ваас… Но это не значит, что я останусь на твоем гребаном острове. — Именно, Mary. Мы не смогли найти приют на этом острове, amiga, не смогли обрести покой, не смогли найти лучшей жизни и уже не сможем найти, hermana, а знаешь почему? Потому что остров уже не отпустит тебя, querida, я не отпущу тебя. Ты уже пустила здесь корни, ты приросла к этому клочку земли. Безумие острова уже давно овладело тобой, тебе лишь нужно принять это и жить дальше, amiga, ведь каждый ебаный прожитый день здесь — это, сука, подарок фортуны… Но ты хоть представляешь, что обрела? Раньше твоя жизнь всецело зависила от «близких» тебе людей, которым в действительности было насрать на тебя. Раньше ты была слаба, Mary, не могла защитить себя — ты блять не могла лишить человека жизни даже в тот момент, когда он был готов сделать это с тобой… А все потому, что ты была заперта в этих сраных жизненных рамках, как беспомощная крыса, — злобно выплюнул Ваас, шипя каждое слово мне на ухо. Однако я знала: его очередная вспышка гнева направлена не в мою сторону, а в свою. Ваас в который раз мысленно провел параллель между нами, невольно узнавая в том напуганном, глупом и наивном человеке, готового на все ради блага семьи, самого себя… — Общество требует вас сдерживать себя, руководствуется гребаными моральными принципами. Но никто в этом ебаном стаде не говорит вам, почему. Никто не говорит вам, как… А теперь ты свободна, Мария. Ты пришла к истине. И эта истина — я. И поверь, у нас еще будет столько времени впереди, столько великих дел, amiga… Я почувствовала улыбку, тронувшую губы пирата. Улыбку, всегда напоминавшую мне животный оскал. Хищный, азартный, недобрый… Он коснулся моего уха, опаляя щеку горячим дыханием, однако, вопреки жару, тело вздрогнуло, а кожа покрылась полотном из холодных мурашек. — Я покажу тебе, насколько, сука, быстро можно достичь успеха, если делать то, что желаешь, mi querida Maria… Как много «нас» в его словах. Я слушала его, и мое сердце разрывалось от того, что я знала — пират лжет. Не было никаких «нас». — Ты… Ты двуличен, Ваас, — цежу сквозь зубы, а он смеется еще больше. — Если я двуличен, amiga, то нетрудно догадаться, кто мое второе лицо, а? Он отстранился, в последний раз проводя ладонью по моей щеке — я же дернулась в сторону, как ошпаренная. — А вот лица тех, кому ты так доверяешь сейчас, исчисляются десятками, amiga. — Неужели? — нервно усмехнулась я, пока пират отдходил к окну и поджигал сигарету. Ваас устроился на подоконнике и посмотрел на меня так, словно заранее знал, что одержит победу в любом споре. Вот только он еще ни о чем не догадывался… — А как же Сара? При упоминании этого имени лицо пирата не проявило никаких эмоций, за исключением появления тусклого огонька в глазах. — Вот ты ничего не рассказывал о том, что не стал отправлять ее видео для выкупа, не стал искать ей покупателя. Ты ничего не рассказывал о том, что хотел оставить ее на острове, в своем лагере, что ты ей чуть ли душу не изливал о ракъят, о своей сестре. Неужели потому, что из нее так же пытались сделать воина? На этом моменте Ваас заметно помрачнел, медленно затягиваясь и смотря мне в глаза. Теперь он понял, что я обо всем узнала. Я же чувствовала себя использованной наивной дурой: глаза были на мокром месте, но я продолжала держать с пиратом зрительный контакт, потому что блять я все еще наивно желала увидеть в глазах пирата что-то, что скажет мне: «Да, он открылся вам обеим. Но в тебе он смог разглядеть что-то большее, чем гребаного воина ракъят!» С каких пор мне было важно это?! С каких блять пор я не хотела делить этого ублюдка с кем-то, делить ни телом, ни душой?! С каких пор во мне проснулось желание быть