***
— Знаешь, принцесса, насчет этой хуйни… Завтра ее и сведем, — закуривая, обратился ко мне Ваас и кивнул на татау, которое покрывало всю мою руку. Холодок пробежал по моей коже. Я напряглась всем телом, уже заранее зная, что настроение пирата неизбежно ухудшится при упоминании пути война, и это может сказаться на том количестве синяков, которое я вполне могла получить за такое подлое предательство. Если честно, я еще не была морально готова обсуждать с Ваасом все произошедшее за эти недели, рассказывать ему о том, что чувствовала все эти дни, вдали от него, и о всем том, что натворила… Однако в душе я была рада, что главарь пиратов сам, пусть и откладывал этот разговор и уже второй час вел себя так, словно ничего не произошло, но решился начать этот разговор. Рано или поздно мы должны были поговорить. И жизнь на острове Рук научила тому, что лучше уж действовать рано, ибо у тебя еще остается время, чтобы хоть что-то исправить… — Хорошо… — тихо ответила я, не смея посмотреть в глаза мужчине. — И это все? — грозно бросил он спустя продолжительное молчание, в течение которого я всем телом ощущала его хищный, пристальный взгляд на своей макушке. — Все, что ты скажешь, amiga? Ваас прожигал во мне дыру. Изучал черты моего лица, хотел заглянуть в мои глаза, чтобы прочесть в них раскаянье или же предательский страх. Страх, свидетельствовавший бы о том, что я все еще ни хрена не доверяла этому человеку, что я боялась его, что не была ему равной. Но даже подними я глаза, он бы не увидел этого страха — он бы увидел лишь стыд и сожаление. Пират смотрел так пристально и до неприличия долго… Я чувствовала этот взгляд Монтенегро. Чувствовала, как дрожат от злости его губы, выпускающие сигаретный дым, но пират продолжал держать себя в руках. Он словно одновременно хотел высказать все, что накопилось в нем за эти дни, но не решался начать, ведь сказать действительно было что, но каждое слово было слишком важным, чтобы откладывать его на второй план… — Что сестра навешала тебе на уши, Mary? — угрожающе процедил Ваас, и уголок его губ дернулся вверх. — Что эта блядь пообещала тебе, а? Что же, querida? Дай угадаю… Власть? Силу? Продолжая рассматривать половицы, я услышала неспешные приближающиеся шаги главаря пиратов, и по моей коже пробежали мурашки, а дыхание сбилось. Тем временем, пират затянулся в последний раз и повысил голос. — Чем же эта сука и тебя напоила, что ты, гадина такая, так легко прогнулась и наплевала на все, что я тебе говорил? А? — Ваас, пожалуйста, выслушай меня… Но, естественно, никто меня слушать не собирался — пират в два шага оказался напротив, выкидывая бычок в открытое окно, и схватил меня за плечо, грубо подняв с кровати. В следующую секунду я уже была прижата к стене, а мощная рука мужчины сдавливала мое горло. — Ты довольна, мелкая сучка?! Любишь меня злить, да? Выводить меня любишь, amiga?! Пожалуйста, принцесса, вот, довольствуйся… Я В ЯРОСТИ, ГРЕБАНАЯ ТЫ СУКА! — кричал мне в лицо Ваас. А я могла лишь беззащитно царапать его грубую кожу на забинтованных пальцах. — Хуй ты положила на все то, что связывало нас, amiga! На то, ЧТО Я ЧУВСТВОВАЛ БЛЯТЬ! Ты высосала из меня всю душу, шваль, и плюнула в нее, скотина такая! Какого хуя я поверил в твою искренность, amiga? А?! — встряхнул меня пират, не ослабляя хватку. — Ты у нас, смотрю, охуенная актриса оказалась, Mary. Знаешь, что я блять делаю с такими жалкими сучками погорелых театров, а? Пускаю по кругу, hermana. А затем вздергиваю, как свиней! Потому, что вы, продажные бляди, ни чем не лучше них! Циничная сука! Он сдавливал мое горло настолько сильно, что я не могла издать ни звука в свою защиту. Но в глазах Монтенегро недолго горела ярость — при виде раскаяния и искреннего сожаления в моих глазах, на месте которых должен был быть привычный страх перед смертью, и видя, что я не сопротивляюсь ему, не пытаюсь никак спастись, что-то во взгляде пирата переменилось. Он все так же оставался очень зол, но теперь в этих зеленых глазах появилось столько боли и обиды, что мне казалось, я пропускаю все эмоции этого человека через себя. Что он — это действительно я, а я — это действительно он… — Скажи, Mary, зачем ты так со мной? А?! Все могло быть просто охуенно, девочка. ВСЕ И БЫЛО ПРОСТО ОХУЕННО! Пока ты не узнала об этой суке! Я сжала пальцы пирата настолько сильно, насколько это было возможно, в знак того, что кислорода уже катострофически не хватает — только тогда пират замялся, но все же убрал руки с моей шеи, раздосадованно прорычав. Он бы с удовольствием убил меня. Но не мог. Как и не мог убить свою бездушную сестру, которая когда-то точно так же предала его… Вот только она не сожалела ни о чем, в отличие от меня. Я закашлялась, хватая ртом воздух и держась за шею. Но на этот раз не ради того, чтобы выжить, — ради того, чтобы объясниться перед этим человеком. Объясниться и только потом принять любую участь, которую выберет для меня главарь пиратов. — Сара блять ни черта не значила, amiga! Она была пустым местом, окей?! Главарь пиратов продолжал буянить, метаясь из стороны в сторону и активно жестикулируя в свойственной ему манере, пока я выравнивала дыхание и не сводила с него глаз. — Тебе было интересно, что я так цеплялся за нее, а? Окей, amiga, окей, я скажу тебе, окей! Она охуенная пешка, querida! Она идеально подходила на роль пушечного мяса! Вот почему, Mary! Я хотел, чтобы эти обезьяны забрали уже наконец ее, тупую марионетку, и оставили тебя в покое! Чтобы они вернули мне ту, которая принадлежит мне блять! Мне! Чтобы вернули мне эту неблагодарную хамоватую суку, которая вывернула мне всю душу наизнанку и даже блять не спросила ебучего разрешения на это! Чтобы вернули мне тебя и я смог испаганить тебе жизнь так же, как и ты, мелкая сучка, испаганила ее мне, когда заставила заново прочувствовать все дерьмо привязанности спустя столько гребаных лет! Тяжело дыша я смотрела в глаза главаря пиратов и не могла поверить его словам. Хотя было очевидно, что он не врал. Нет, только не в эти минуты — Ваас не врал. Слишком много разочарования и обиды в его глазах, слишком много, чтобы попытаться скрыть их за маской равнодушия, а Монтенегро ни за что бы не стал выставлять себя слабаком. Слабаком, в его понимании… Если бы я только узнала об этом двумя неделями ранее — не мучилась бы так все это время. От обиды, страха, ревности. Не чувствовала бы себя такой одинокой и брошенной. Не повесила бы на Вааса клеймо лжеца и бездушного ублюдка и не предала бы его, так подло и жестоко… Не вернулась бы в то деградирующее состояние, в каком пребывала на материке до принятия таблеток. Не провела бы все эти дни среди криков, пулеметной очереди и брызгов крови, ни черта не чувствуя. Не взяла бы на душу смерти стольких людей. Не предала бы саму себя… Не предала бы «нас»… — Скажи, hermana, это в тебе твоя бабская сущность заиграла, а? — прошипел Монтенегро, вновь приблизившись ко мне и грубо оттягивая за мокрые после душа волосы, которые тут же запутались в его забинтованных пальцах. — Приревновала меня к своей подружайке, и все, у овечки голосок прорезался, а? Отвечай блять, когда я задаю вопросы, сука! Он встряхнул меня, в ожидании ответа. И я неизбежно начинала закипать… — Да, приревновала, представь себе! — процедила я в лицо главарю пиратов, в ответ вцепившись в его майку. — Знал бы ты, как мне было больно от одной только мысли, что меня предал ты, Ваас. Именно ты! Блять да я бы смирилась с любым предательством, но только не с твоим. И если бы еще в ту ночь ты объяснил мне все, а не продолжал играть на моих чувствах, как последняя скотина, ничего бы этого не произошло! — То есть, по-твоему блять, это я виноват? — прорычал мужчина, сжимая пальцы на моем затылке. — ДА ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ПЕРЕЖИЛА, ЭГОИСТ ТЫ ХЕРОВ?! — выкрикнула я, дернувшись в сторону, но пират не отпустил мои волосы, продолжая прожигать меня взглядом. — Это был гребаный ад, Ваас! Все эти дни я пыталась унять душевную боль гребаными убийствами. Мои руки уже по локоть в крови! И я перестала чувствовать насыщение этой кровью. Мне требовалось чем-то заглушить пустоту после твоего предательства, поэтому я не могла остановиться. Но я так блять нихера и не почувствовала, убивая сотню твоих ублюдков, нихера! Я провела все эти дни в ебучей апатии, перестала видеть смысл в своей никчемной жизни. Я стала той жалкой и разбитой сукой, какой была на материке! Брошенной наивной дурой, без семьи, без близкого человека, которая не могла найти успокоение ни в чем, кроме гребаных таблеток! Посмотри, в кого я превратилась! ОТКРОЙ ГЛАЗА, ВААС! Не один ты страдаешь! Я ничем не лучше тебя! И тебе еще интересно, виноват ли ты в этом? — с иронией заметила, но на лице не было ни тени улыбки. — ДА! Ты блять главная причина всего этого безумия! — Ты столько дней лизала жопы ракъят и моей ебанутой сестричке, даже гребаное татау завершила. А до этого пиздела мне в лицо о том, что оно нихуя не значит для тебя, что ты готова свести его. Ты реально думаешь, perra, что после всего этого я приму тебя в свои распростертые объятия и пожалею блять? А? — процедил главарь пиратов. — А я не прошу жалеть меня, Ваас. Да, я поступила как последняя стерва, мне нет оправдания. Я ненавижу себя, ненавидела все эти дни и ненавижу сейчас за эту ошибку, если тебе будет хоть немного от этого легче! Но прошу тебя, дай мне объясниться. Пожалуйста, Ваас… — уже спокойней обратилась я к пирату. Его хватка немного ослабла, однако в зеленых глазах оставалось все то же недоверие. — Дай сказать то, о чем я так долго молчу. А потом уже сам решай, что делать со мной, я приму любую участь… В безумных глазах промелькнуло сомнение — тяжело вздохнув, Монтенегро отстранился, выпутавшись пальцами из моих бедных волос, которым так часто доставалось от него. Он сложил руки в карманы, выжидающе смотря на меня. Его холодный, хладнокровный взгляд впился в меня сверху, словно пират ни на миг не сомневался в том, что что бы я не сказала ему сейчас, он уже заранее решил, что сделает со мной. И это что-то не предвещает для меня ни жизни, ни легкой смерти… Плевать. Если мне суждено сегодня прожить последний день, то я хочу умереть от руки Вааса. Он подарил мне надежду на эту короткую, но настоящую жизнь. Он же пусть и забирает ее… — Когда мы впервые встретились с Цитрой… — начала я, отступив на шаг назад: слишком много опасности исходило от главаря пиратов. — Вот тогда я поняла, о чем ты говорил, называя свою сестру бездушной сукой. Ты думаешь, что я наплевала на твои слова, но поверь, они не покидали меня до сих пор… Цитра уже была наслышана обо мне из уст Денниса, но хотела убедиться в том, что мной уже можно свободно дергать за ниточки. Я же… Я же преследовала только одну цель, Ваас. И мы оба прекрасно знаем, какую. Я подняла тоскливый взгляд на пирата, пожав плечами. — Я хотела одного: найти остальных и как можно скорее покинуть этот остров. Забыть обо всем: о тебе, о ракъят, о том, что совершила. Забыть обо всем, как о страшном сне… Ваас, они все требовали прикончить тебя, все. И Роджерс, и Цитра, и даже мои друзья, которым ты причинил столько боли. Они все давили, давили и давили на меня, давили на мою совесть и чувство вины… Голос дрогнул, и я тяжело вздохнула: не хватало только разреветься в такой момент, нужно было собраться. Сомневаюсь, что Ваас был ценителем слез, в особенности девичьих… — И с каждым днем я все четче осознавала, что… Не смогу. Я не смогла бы убить тебя, не смогла бы отомстить ни за себя, ни за остальных. — Потому, что ты слабачка, mia querida, — бросил Ваас, и уголок его губ дернулся вверх. — ДА, ВААС, Я СЛАБАЧКА! — развела я руками, отходя от пирата и пытаясь сдержать подступившие слезы. — Да, слабачка! Потому, что не в силах прикончить такого морального урода, как ты… И я не могу лишиться единственного человека, который вдохнул в меня жизнь. Который блять… Заменил мне все! И таблетки, и эту пустоту в душе, и семью… — А ты уже лишилась его, amiga… — ответил Ваас, продолжая смерять меня нечитаемым взглядом, и сделал несколько неспешных шагов навстречу. Его голос был тихим, умиротворенным, словно пирату действительно было наплевать на мои слова. Его пальцы коснулись моей шеи и вдруг схватили мой подбородок. — Ты для меня умерла, сука. И кто ты теперь такая, если не подстилка для моих парней, а? Боец? На губах пирата заиграла усмешка. — Не-е, amiga. В моих рядах нет места предателям. И если я нахожу крыс, они лишаются своих никчемных, никому в хуй не впившихся жизней, Mary… По щеке непроизвольно покатилась первая слеза, но я сомкнула губы, продолжая держать себя в руках. Как же больно было слышать эти слова от Монтенегро. Слова о том, что больше я для него ничего не значу, что я вновь опустилась в его глазах до «расходного материала», который сгодится лишь на то, чтобы трахать его или перепродавать. Слова о том, что я не личность для него, что я крыса и предательница, что ему ничего не стоит прикончить меня, как хромую псину, и он нихуя не пожалеет об этом. Слова о том, что больше нет никаких «нас»… Ложь. Это фальш. Я не верила ни единому его слову. Ваас просто хотел сделать мне так же больно, как и я ему. И увы, он знал, как это сделать — теперь он знал, на какие чувства давить. На чувства привязанности и моей зависимости от него. И я не нашла ничего лучше, чем пойти ва-банк… — Лжешь… Ты чувствуешь то же, что и я. Я все еще дорога тебе, признайся себе в этом, Ваас, — процедила я, оддергивая руку главаря пиратов от своего лица. — Не льсти себе, окей? Не стоит наивно верить в то, что, наслушавшись твоих трогательных речей, я не пущу тебе пулю в лобешник, принцесса. Не забывай блять, кто перед тобой. В отличие от тебя, я не размазня, которая не может спустить ебучий курок. — ТАК УБЕЙ МЕНЯ! ДАВАЙ ЖЕ! Чего тебе стоит прикончить меня, сукин ты сын?! ТЫ ЖЕ ТАКОЙ КРУТОЙ! ДАВАЙ! На эмоциях я толкнула пирата в грудь, наблюдая ухмылку на его тонких губах. Вскоре мужчина и вовсе зашелся в безумном смехе. Как же бесит… — Хах… Ты реально думаешь, что так просто отделаешься, querida? Что я любезно отправлю тебя на ебучие небеса отмаливать свои грехи, а? — успокоившись, но все так же улыбаясь, недоумевающе спросил Ваас. Вот только спустя секундное молчание его улыбка стерлась в один миг, а в глазах блеснула подступившая ярость. Он вновь вцепился в мои волосы и притянул меня к своему лицу, другой рукой больно сжав мою нижнюю челюсть, от чего я сдавленно зашипела. — Нихуя ты не поняла, идиотка. Ты никогда не дождешься этого блять. Я твой гребаный дьявол и только я буду решать, как ты искупишь все то, что натворила. У тебя нет права сдохнуть, amiga, пока этого не захочу я. Здесь, рядом со мной, как ты говоришь, «единственным человеком, который вдохнул в тебя жизнь» блять, ты будешь продолжать жить, Mary. Но я превращу твою жизнь в сущий ад. И ты даже не сможешь отказаться от этого ада, querida, потому что блять, несмотря на всю твою крысиную натуру, мы остаемся связаны и это безумие уже течет в наших венах напополам, принцесса. В наших с тобой. Ваас резко отстранился, оттолкнув меня, бросил на меня холодный взгляд и направился к окну, за которым все так же бушевал тропический ливень. Я переводила дух, в то время как сердце было готово вырваться из груди, настолько оно бешено колотилось. Где-то за спиной услышала, как щелкает зажигалка, как пират долго затягивается и шумно выпускает сигаретный дым. Я утерла слезы и бросила взгляд за спину — главарь пиратов, отвернувшись к окну, рассматривал уже пустую, безлюдную улицу… Вот и поговорили. Я смотрела на него и никак не могла определить, что чувствую: вся злость и обида на пирата вылились наружу вместе с очередным скандалом, и внутри осталась только тоска. Тоска по чему? По тем временам, когда я и знать не знала этого мужчину, когда не встречалась с его изумрудными глазами, не видела его хищного оскала, не прикасалась к его горячей коже и густой эспаньолке? Или, может, наоборот: тоска по его доверию, по его неравнодушному взгляду, по его мимолетным проявлениям тепла, которые вряд ли теперь мне было суждено ощутить вновь? Я нерешительно остановилась в паре шагов от главаря пиратов, ожидая, когда тот соизволит обратить на меня внимание. И он обратил: Ваас развернулся, облокачиваясь о подоконник, и выпустил мне в лицо сигаретный дым, запах которого я так ненавидела. При виде того, как я с недовольной рожей отмахнулась от едкого дыма, Ваас легко усмехнулся и вновь потянул сигарету к зубам, не сводя с меня насмешливого взгляда. — Просто дай мне шанс все исправить… — сорвалось с моих губ, когда я остановила его за запястье. Поймав на лице заинтересованный взгляд зеленых глаз, я отстранила руку Вааса, которая держала сигарету, и приблизилась к нему вплотную, утыкаясь лбом в его щеку. Хотя мне и правда хотелось быть как можно ближе к пирату, но в тот момент я думала лишь о том, как спрятать от него вновь предательски подступившие слезы. И лучшим вариантом скрыть их — оказаться слишком близко. Вот только свое тихое, сбившееся дыхание я уже никак не могла унять… — Меня не напугает ни одно наказание, которое ты выберешь для меня. Я давно перестала бояться тебя, Ваас… Я уже… Настолько запуталась в твоем безумии, что теперь и сама могу признаться себе в том, что ты — это я, а я — это ты… Ваас ничего не ответил, сбросив мою руку со своего запястья. Он затушил окурок и выкинул его на улицу. Я не видела его лица, не знала, о чем он думает. Я лишь чувствовала в своей ладони, как бьется его живое сердце. И не было для меня ничего более успокаивающего, чем слышать это биение и прокручивать в голове лишь одну мысль: «Вот он, рядом. И он живой. По-настоящему живой…» — Но я не хочу, чтобы все закончилось так… Голос предательски дрогнул, а моя рука, покоящаяся на груди пирата, уже легла на его мощную шею, где подрагивала сонная артерия. — Ведь я знаю, что еще могу все исправить… Могу облегчить жизни нам обоим, Ваас. Сделать их не такими пустыми и бессмысленными, какими они были раньше. Хотя бы немного… Ваас продолжал молчать. Ведь он знал, как это ранило меня. Как же жестоко… — Послушай меня… Я с мольбой посмотрела в глаза Монтенегро, беря его лицо в руки и проводя большими пальцами по его щекам. Только ощутив это горячее дыхание, я увидела во взгляде пирата такое необходимое мне все эти дни небезразличие, пускай и скрытое за маской неприступной холодности. — Моя жизнь всецело принадлежит тебе одному… Ваас долго обдумывал мои слова, так и не отстранившись. Внутри пират боролся с тем, чтобы поверить мне, и я понимала его: второй раз за эту гребаную жизнь он доверился кому-то и чуть не получил нож в спину, просто… Его потенциальным убийцей оказалась девочка со стокгольмским синдромом, чья судьба слишком сильно переплелась с судьбой ее садиста. По крайней мере, я все еще была уверена, что это был чертов стокгольмский синдром… — Окей, amiga, — спустя продолжительное молчание ответил главарь пиратов, и я осмелилась поднять на него глаза. — Сыграем по твоим правилам.***
Я уверенно шла по пиратскому лагерю, наплевав на косые взгляды подчиненных Вааса. Что уж говорить, я и сама не могла ожидать, что однажды буду спокойно проходить по этим улицам, даже глазом не поведя в сторону этих опасных, хитрых ублюдков, которые до сих пор всеми фибрами души желали мне смерти за то, сколько жизней их «братьев» я забрала и сколько хлопот доставила. Однако я была более чем уверена, что главарь пиратов уже отдал приказ о моей неприкосновенности, иначе я бы уже давно была опрокинута рожей в грязную землю, а запястья сковывала бы гребаная веревка. И все же пираты еще долго не сводили с меня подозрительных взглядов, словно готовясь в любой момент порывнуться, на случай, если я решусь сбежать. Плевать. Я шла в хорошо знакомом направлении, мне было необходимо встретиться с одним человеком… Однако не найдя парня в его хижине, я матернулась себе под нос и вышла с заднего двора, оглядывая главную площадь. Пираты сновали туда-сюда, занимаясь привычной рутиной: кто-то перетаскивал ящики, кто-то баловался с косяками, а кто-то чистил оружие… Солнце до сих пор не показалось на сером небе. Дождь подутих и теперь просто моросил, неприятно покалывая кожу. Но где-то вдалеке до сих пор появлялись вспышки молнии и раздавались приглушенные раскаты грома. «Херовая погода, ничего не скажешь…» — подумала я, смотря на эту картину с не самым довольным выражением лица и направляясь вдоль нескольких пиратских бараков, где разгулялся свистящий ветер, неприятно морозящий кожу. Жара давно спала, а вот холодный морской воздух остался. В сезон дождей на острове неплохо было бы и кофтой обзавестись… Впрочем, уже половина из попавшихся мне на пути пиратов работали в своих олимпийках, радуясь теплу и жизни, а вот я уже без преувеличения начинала чувствовать себя голой, так как из одежды на мне оставались только мои шорты, свободно продуваемая красная майка, ну и кроссовки, а что с них толку. Я шла за Бенжамином. Насколько я знала, он должен был находиться вместе с Ваасом и еще несколькими его приближенными в главном здании, где они вели свои важные «политические» беседы, в которые меня посвящать уж точно никто не собирался. Но мне это и не было нужно: я лишь хотела узнать у пирата, где могу найти чертового Арэса, провалившегося сквозь землю. В конце концов, эти двое хорошо общались и часто проводили время вместе. Уже зайдя в темное главное здание, где единственным источником света была неоновая вывеска и разноцветные лампочки, я услышала со второго этажа целый букет из громких пиратских голосов, перебивающих друг друга и отдающихся эхом от изрисованных стен. Впрочем, половины из их дискуссий я не могла разобрать, так как все мужские голоса смешались в один сплошной базар. А проходя мимо одного из дверных проемов, в темноте которого виднелись очертания десятков туристских чемоданов, я невольно вспомнила о том, что надо бы сюда еще вернуться. «— На складе дохуя вещей — бери, что захочешь, bonita. Я в душе не ебу, че там твоей девичей душе надо… — недовольно бормотал главарь пиратов, расхаживая по комнате и всем видом демонстрируя спешку и занятость. — Но уверен, что всего этого over-дохуя и что я заебусь все это таскать, окей? Руки есть — сама возьмешь… А мою бритву блять только посмей тронуть! — как бы между делом добавил Ваас, сверкнув в мою сторону недобрым взглядом. «Кто-нибудь скажет ему?» — подумала я, еле сдержав ухмылку, и послушно кивнула. В противном случае огребла бы хороших пиздюлей…» Осторожно поднимаясь по лестнице, я прислушивалась к голосам и пыталась оценить накал обстановки. Если там совсем пиздец, то мое присутствие явно будет неуместно. Да и что я скажу всем этим разъяренным амбалам, которые размером два на два метра? «Здравствуйте! Мужики, я, конечно, понимаю, что у вас тут очень напряженные дебаты… А вы случайно не видели Арэса? Ну вы знаете, белобрысый такой. Мы с ним на пару вечно шараебимся без дела. Вот, скучно стало, ищу…» Мне кажется, Монтенегро в ту же бы секунду запустил в меня тарелкой или чем-то потяжелее, и летела бы я с лестницы долго и красиво… Я аккуратно приоткрыла плохо прикрытую железную дверь и заглянула в комнату. Это было большое темное помещение, так же освещенное одними только неоновыми подсветками, но на этот раз они не были разноцветными — это был ярко-ярко красный, настолько приторный, что глаза мозолил. В центре стоял длинный железный стол, на котором были разложены карты, лежало несколько автоматов, которые пираты, видимо, скинули за ненадобностью, и стояла пара бутылок, на вид с крепким алкоголем. Окон здесь не было, а тяжелый, холодный воздух пропах сигаретным дымом, пылью и коньяком. На фоне из колонок играл приглушенный рок. Вааса я сразу распознала по громким ругательствам и испанскому акценту и заприметила его в конце помещения, отчитывающего нескольких из своих шестерок. Они что-то бурно обсуждали, не замечая никого вокруг. Еще двое пиратов что-то отмечали на картах на столе, периодически толкаясь и обмениваясь между собой колкими шутками. Вскоре я наткнулась взглядом на знакомые черты лица — высоченный темнокожий мужчина с золотой серьгой в ухе стоял недалеко от входа, облокотившись о стену и держа зубами сигарету. Как и всегда он был самим воплощением умиротворения и похуизма… — Бенжамин, — тихо позвала я. Пират бросил на мою фигуру в дверном проеме привычный безэмоциональный взгляд, изогнув тонкую бровь. Я кивнула ему в знак того, чтобы тот подошел, и бросила взгляд на Вааса, давая пирату понять, что лучше мне сейчас главарю на глаза не попадаться. — На пару слов. Бенжамин мельком глянул на Монтенегро и, выпустив очередную порцию дыма, потушил сигарету о стоящую на столе перельницу и подошел ко мне. — Чего надо? — кивнул он, опираясь о косяк двери и сложив руки на груди. — Не знаешь, где Арэс? Нигде не могу его найти. — Нет. Без понятия, Мэри, — пожал плечами пират, закатив сонные глаза. — Ты как всегда очень многословен… — сухо бросила я и выжидающе подняла глаза на мужчину, тяжело вздохнув. — Ладно, чего ты хочешь? — Сушняк замучил. Принеси воды, а, — сморщился пират, проводя по горлу. — Бенни, я теперь тебе официанткой заделалась? — иронично усмехнулась я, сложив руки на груди наподобие собеседнику. — Это единственное, чем ты можешь задобрить меня, малышка, — как обычно сухо ответил Бен и бросил взгляд в маленькое окошко в коридоре, куда почти не попадал уличный свет. Это прозвище, которое он лично дал мне, никогда не несло в себе какого-то скрытого, двусмысленного подтекста. Дамой я была высокой, но все же пират называл меня так из-за того, что, в связи с его почти двухметровым ростом, мне вечно приходилось задирать голову, обращаясь к нему. Но, по большей степени, такое прозвище родилось само собой, как констатация, пускай не колосальной, но разницы в возрасте. Оно уже давно приелось, наверное, еще с того времени, когда я прожигала свои дни, работая в пиратском лагере. Тогда Бен, оставленный Ваасом в качестве моего надзирателя, вместе с этим стал и моим единственным собеседником и даже, в какой-то мере, наставником, пускай и не самым многословным. Но это мне и нравилось в нем: эта сдержанность и надменность в глазах были так не свойственны остальным шестеркам Вааса, что Бенжамин на их фоне выглядел поистине интересным персонажем… — Так вот, насчет воды, где ее взять: короче, как выходишь отсюда, сворачиваешь направо, дальше вдоль бараков и… Слушая указывающего куда-то на улицу пирата, я невольно глянула за его плечо, чтобы лишний раз поглазеть на Монтенегро. Это не укрылось от внимания его правой руки в лице Бенжамина — он бросил мимолетный взгляд на босса в тот самый момент, когда в его руке уже находился глок и главарь очень недружелюбно размахивал им в воздухе, вправляя мозги своему подчиненному. Бен обернулся ко мне. — Он занят, Мэри. Сейчас надает пиздюлей Карлосу… — И че он натворил? — без особого интереса спросила я. — Да хуй его знает. Вроде бы он… Пират вдруг замялся, словно приходя в себя, и поймал мой невинный взгляд из-под хлопающих ресниц. — Разговорить меня решила? Неси воды! — «Неси воды!» — недовольно передразнила я пирата, отходя от стены и быстрым шагом направилась вниз по лестнице, напоследок шутливо бросив, — Ты ужасен, Бенжамин! — Хотя бы ты не цитируй моего психотерапевта, а, — прилетело мне в ответ, после чего железная дверь громко захлопнулась.***
— Надо поговорить. Бен не подвел. Арэса я нашла в каком-то затхлом подвале одного из местных баров, где обычно пираты собирались, чтобы выпить и перекинуться в покер. В дневное время суток здесь было мало народу, если вообще он был, однако парень вместе со своей компашкой просидел точно не меньше пары часов, словно прятался от кого-то, не хотел лишний раз попадаться на глаза. Такой вывод я сделала в первую же секунду, встретившись удивленным взглядом с мутными светлыми глазами пирата: Арэс был вусмерть пьян. Однако выглядел печальным и полностью опустошенным… Вряд ли он видел дальше своего носа, парень не мог даже толком следить за игрой и сверяться со своими картами, что было на руку его оппонентам — зрелым таким, бородатым мужикам, в чьих венах крепкий алкоголь уже смешался с кровью и никак не брал этих двоих. — Эй, дамочка, вы ошиблись дверью, — бросил мне охрипший голос одного из пиратов. — Ну что, мужики, скидываем? — Он мне нужен на какие-то пять минут, ребят. Потом я верну его вам, — быстро ответила я, подходя к полуразвалившемуся на стуле парню, и вцепилась в его плечо. — Арэс, пожалуйста! — Так… Ты из «новеньких», что-ли? — угрожающе процедил пират и вдруг ударил кулаком по столу так, что все фишки полетели на пол. — А ну сваливай-ка по-хорошему, маленькая шлюшка, пока я тебя не… — Следи за словами блять! Арэс наконец подал признаки жизни, порывнувшись с места, чтобы кинуться через стол на пирата, но я успела схватить его за плечо, отдергивая назад: в таком состоянии он только нарвется на неприятности. — Отпусти меня! ДА ОТПУСТИ БЛЯТЬ! — рявкнул пират на меня, пытаясь вырвать руку. С большими усилиями я потащила эту шпалу к выходу. Парень же, в свою очередь, продолжал выкрикивать угрозы охуевающему пирату. — Только притронься к ней, свинья! Даже Ваас не успеет отрезать тебе яйца — это сделаю я! Чертов уебок! Гребаный ливень. Он снова начался. Раньше я так любила его. Так любила серость опустелых от людей улиц и этот шум падающих на подоконник капель дождя. Только слыша этот звук через плохо отмытые окна съемной однушки, лежа в очередной апатичной прострации, я чувствовала, что все еще жива, что жизнь все еще кипит за окном и мое существование — это, оказывается, не гребаный вакуум… А теперь дождь навевал только тоску и плохое предчувствие. Мне пришлось с ноги открыть входную дверь, чтобы вывести буянищего пирата на улицу и завести его за угол, подальше от чужих глаз. Стоило нам выйти из бара, как волосы тут же намокли, прилипая к щекам, а по коже забегали мурашки от холода и влажности. Дождь бил по металлическим каркасам крыш, от чего происходящее на главной площади не было слышно — были только я и пират, мы вдвоем, и слышали мы только друг друга. — Да успокойся же ты! — воскликнула я, пытаясь унять дергающегося Арэса. Он еле держался на ногах, шатаясь в разные стороны, и в конечном итоге я плюнула на все и приложила его лопатками к стене, отходя на шаг назад. От него несло алкоголем, этот запах было невозможно терпеть. — Да отпусти уже блять! — последний раз рявкнул пират, отмахиваясь от моей руки. Я послушно отцепилась от него и впилась в его лицо обеспокоенным взглядом, не узнавая человека перед собой — это был потерянный, отчаянный юноша, совершенно не тот веселый дерзкий парень, душа компании, каким я его видела раньше. И дело тут было далеко не в количестве выпитого. Что-то гложило его душу, что-то мучало совесть, что-то причиняло ему невыносимую боль, о которой он молчал, думая, что в этом и есть его мужество. Ведь на этом гребаном острове даже я уяснила, что демонстрировать свою слабость равносильно самоубийству… — О чем… О чем ты хотела поговорить, Маша? — тяжело дыша, Арэс наконец поднял на меня глаза. В них не было ничего, кроме лопнувших капиляров и серой пустоты. Пират задал такой простой вопрос, а я стояла как вкопанная: вся решительность улетучилась в один момент при виде состояния, в котором пребывал парень. И нет, я не имею в виду алкоголь… — Вчера ночью, я… Видела тебя у дома Доктора Эрнхардта, там был пожар. Мельком я заметила, как сбилось дыхание пирата и задрожали пальцы на его… Обожженной руке. И я невольно задержала взгляд на ожогах, что не укрылось от внимания Арэса — нервно сглотнув, он увел взгляд в сторону и сунул руку в карман. — Да… Да, ты там был, — подняла я глаза на парня, и в душе моей разлилось непонятное мне чувство, схожее с чувством, когда тебя обманывает близкий тебе человек. — Что ты там делал? Ты причастен к пожару, это очевидно. — Бред собачий это все, Маша… — попытался отмахнуться Арэс и отойти от стены. Но я не собиралась отпускать его, не выяснив все. Да и эмоции начинали набирать обороты… — Тогда как ты объяснишь это?! — воскликнула я, грубо вытащив руку из кармана парня и продемонстрировав ему свежие ожоги. Он и не сопротивлялся, склонив голову к груди, а придумывать оправдания счел слишком унизительным. И правильно счел… — Не лги мне, Арэс. Пожалуйста, не лги… Я всегда доверяла тебе больше, чем самой себе, разве ты забыл? Так почему ты так холоден теперь? Почему врешь так нагло мне в лицо? — обиженно сорвалось с моих губ. Пират наконец поднял на меня свои мутные глаза, и теперь и мое дыхание сбилось: в уголках этих покрасневших глаз скопились слезы, которые парень пытался мужественно сдержать. Но все же алкоголь давал о себе знать, играя на его эмоциях. И я могла поклясться, что это были не гребаные капли дождя… Стыд, раскаянье — вот, что было в этих серых, бездонных глазах. А я не могла понять, что так причиняло боль душе этого человека, что так гложило его совесть, и за что он чувствовал вину. Вдруг пират одним движением вывернул свою кисть из моей хватки так, что теперь моя ладонь оказалась в его теплой руке. Он сгреб меня в объятия, прижимаясь носом к моей шее и волосам, и я тут же почувствовала, как горячее дыхание опаляет мою кожу, как вздымается спина пирата и как с его глаз падают слезы. — Прости меня… Прошу, прости меня… Я не хотел… Я не мог поступить по-другому… Прости, Маша… — шепотом умолял пират, и у меня спирало дыхание. Я стояла в ступоре, не зная, как реагировать на поведение и слова Арэса: не знала, стоит ли мне положить ладонь на его спину, заботливо погладить, чтобы успокоить, или же продолжить гнуть эту линию расспросов и шантажа. И здравый смысл подсказывал мне, что если я не узнаю правду сейчас, то уже не узнаю никогда, а от этого зависили и моя жизнь, и жизни моих друзей… — Расскажи мне, что там произошло, — твердо потребовала я, отталкивая от себя пьяного парня. И хотя морально мне было очень тяжело манипулировать близким человеком, пока он находился в таком ментально тяжелом состоянии, я держалась стойко. — Если соврешь мне еще хотя бы один раз… Считай, это последний раз, когда ты меня видишь. Арэс смотрел на меня потерянным взглядом. Мы стояли друг напротив друга под проливным дождем, пока в небе прокатывался приглушенной волной гром, а вода шумно падала на крыши бараков и зеленую листву джунглей. Молчание затянулось… Устало вздохнув, Арэс припал лопатками к стене бара и начал выдавливать из себя слова, не осмеливаясь поднять на меня глаза. — Помнишь, как когда-то я сказал тебе, что ты не сможешь освободить меня? Что я не покину это место… Что… Что на самом деле я не тот, кем ты меня видишь, Маша… Так и есть. Выходит… — еле слышно произнес пират, и его голос охрип. — Выходит, я тоже обманывал тебя… — Что там произошло? — настаивала я. — Цитра хотела, чтобы… Великого воина ничего не связывало с прошлым… Чтобы воин остался с ракъят, не жалея о содеянном. Жрица нашла только один выход… — Откуда… Ты знаешь о Цитре? Причем здесь она вообще? — удивленно прошептала я, пытаясь поймать взгляд пирата. Но тот словно не слышал меня: с его губ срывалось все больше и больше откровений, как будто пират решился полностью освободиться от этой ноши лжи и чувства вины… — Она приказала похитить твоих друзей. Роджерс еще до своей кончины рассказал ей о том, где ты их прячешь… Я не чертов пират, Маша. Произнеся эти роковые слова, Арэс тяжело вздохнул и наконец решился посмотреть мне в глаза. — Я был повстанцем, а на этот остров попал, считай, как чудом выживший. Наша лодка затонула в нескольких километрах от берега Рук Айленда — я плохо помню тот день, много лет прошло. Помню лишь, как намертво вцепился ногтями в какой-то кусок древесины и просто плыл по течению, умирая под палящим солнцем от усталости и лютой жажды… Не знаю, как мне удалось спастись. Если этот ваш Бог существует, то это явно его рук дело… Деннис Роджерс нашел меня на берегу моря, пока я был в отключке — дотащил мое тело до поселения, выходил, приобщил к этому народу… Шло время. И я принял решение остаться на острове. Стал повстанцем. А Роджерс, он… Вдруг разглядел во мне потенциал и отправил в ряды ракъят, но мне… Мне никогда не нравились эти… Эти ебучие аборигены, вся эта их гребаная мистика и обряды! Но я был готов делать все, чтобы помочь этим людям… Прошу, пойми меня, Маша, я не мог пойти против Денниса, против Цитры! Я обязан им жизнью! Жизнью блять! Прошу, попытайся понять меня! Попытайся простить! — Чувак, просто… Продолжай, — раздраженно вздохнув, попросила я. — Продолжать… На губах парня появилась горькая усмешка, в то время как я не могла отвести нечитаемого взгляда от его лица. — Я нашел свое место, Маша, и оно здесь… Я следил за жизнью этого лагеря изнутри и в удобный момент докладывал обо всем приближенным Цитры. Да, я… — развел он руками, смахивая со лба капли дождя, — Нашел себя в роли пешки в руках Вааса. В роли разведчика ракъят. В роли крысы, предателя, как тебе угодно… — Так значит… — вновь сперло дыхание. — Все то, о чем ты говорил тогда мне… Про семью… Все было ложью? К моему разочарованию, Арэс ничего не ответил, опуская потерянный взгляд на пропитанную влагой и грязью землю. — И про чувства ко мне ты тоже… — Нет, — твердо заявил пират, подняв на меня глаза. — Нет, я не врал, Маша. Я любил тебя, как никого за всю свою жизнь, и люблю сейчас. И люблю не как гребаного воина ракъят, а как добрую и вольную девушку, покорившую меня своей отвагой и жаждой выжить… Смотря на тебя, я… Я сам находил для себя все больше и больше причин, по которым жизнь уже не казалась мне такой глупой и несправедливой. Я смотрела на парня и не знала, что чувствую от его слов. Было ли мне больно? Нет… И я не знала, правильно ли это — правильно ли то, что будучи обведенной вокруг пальца столько раз, казалось бы, близкими мне людьми, даже чертовыми Деннисом и Ваасом, я так спокойно приняла ложь Арэса? Нет, не спокойно — был гнев. Гнев медленно разгорался внутри. Он был адресован не только обманувшему меня человеку — он всецело принадлежал Цитре. Я вспоминала ее образ, и от одной только мысли, что эта особа, привыкшая ловко манипулировать людьми, решила использовать моих друзей в качестве моей приманки, мне хотелось встретить ее лицом к лицу и сомкнуть пальцы на ее шее. А тем временем мой оживший внутренний зверь впервые оскалился на этого человека, впервые расценил в нем угрозу… — Где мои друзья? — проигнорировав признание пирата, спросила я. — Что вы с ними сделали? — Они в храме. Не волнуйся, с ними… С ними все будет в порядке, — ответил Арэс, но я почувствовала неуверенность в его голосе. — Цитре нужна ты, а не они… — А Алек? Его вы тоже забрали? — спросила я. При упоминании Эрнхардта дрожь в голосе становилось сдерживать все сложнее. А еще сложнее было при виде того, как Арэс сочувствующе заглянул мне в глаза, еле заметно покачав головой. — Вы убили его… — сорвалось с моих губ. — Хотя он был вообще ни при чем… — Он хотел помешать, и… Воины ракъят просто не стали с ним церемониться. — Мои друзья, они в порядке? Никого не ранили? Арэс вдруг переменился в лице. Если до этого пират выглядел отчаянным, то теперь в его глазах появился еще и неподдельный, плохо скрытый страх. Мне стало не по себе, и я уставилась на парня в немом вопросе. Тот, в свою очередь, снова увел взгляд. — Там была девушка, одна из твоих подруг. Она все время кричала, отбивалась, пыталась сбежать. И… В какой-то момент ей удалось вырваться, она успела отбежать от нас на небольшое расстояние… — И… — Цитра… Дала приказ не оставлять в живых никого, кто будет противиться опале. Стоило ему произнести эти слова, и я сразу все поняла. Но окончательно меня добило его последнее признание… — Поэтому мне пришлось остановить твою подругу… Вот теперь стало больно. Невыносимо больно. Боль от потери подруги и боль от этого предательства, которое ни с чем нельзя было сравнить. Сердце словно замерло, переставая перекачивать кровь, а вместе с ней пропал и кислород из легких. Я смотрела на этого абсолютно чужого мне человека, который так недавно был, пожалуй, единственным светлым лучиком в моей жизни на этом кровавом острове. Я смотрела на него и не верила, что этот человек, который был так дорог мне и который сам лично признался в том, что я дорога для него не меньше, собственноручно застрелил мою подругу. Арэс знал, как важны для меня друзья, знал, как я пеклась о них, как рвалась на свободу, чтобы спасти их в первую очередь, и сколько боли вытерпела ради них… Знал, но приказ своей жрицы счел более важным, чем мои чувства. Действительно, ведь кто я такая… Разве не это предательство? Арэс что-то безостановочно говорил мне: раскаивался, винил себя за то, что не осмелился пойти против приказа, и в этот же миг оправдывался тем, что по гроб обязан жизнью перед Цитрой, Роджерсом и всем ебаным племенем… Что он жалеет о содеянном, но ничего не может исправить. Что от этого ему невыносимо больно и совестно. Что он напился, чтобы забыться, и как трус скрывался от меня в этом гребаном баре, так как не мог осмелиться посмотреть мне в глаза… Но я уже не могла слышать его из-за гула в ушах. Не могла смотреть на него. Мне было омерзительно, мне было больно. Он сделал шаг мне навстречу, и я тут же отпрянула — пытаясь выровнять сбившееся дыхание, я отвернулась от пирата, наблюдая перед собой дикие джунгли, раскинувшиеся за невысокой металлической оградой. Ливень продолжался, и все вокруг блестело под вспышками молнии. И только эта тишина, нарушаемая гулом в ушах, сводила с ума… — Господи… — сорвалось с моих губ, и я прикрыла их дрожащей рукой. Из глаз покатились слезы, а в мыслях только мелькали страшные картины того, как кто-то из моих напуганных подруг убегает от безжалостных воинов ракъят, которые все это время строили из себя мою «семью». А пират, который находился за моей спиной и некогда был одним из самых дорогих мне людей, направляет на мою подругу дуло винтовки, и в следующую секунду невинная девушка падает на землю, а из ее затылка вытекает багровая кровь… — Не смей ко мне прикасаться! — выкрикнула я, стоило мне почувствовать на своем плече теплую ладонь Арэса. Я оттолкнула его руку, впившись ненавистным взглядом в ожидающего такой реакции парня, которому оставалось лишь нервно вздохнуть. — Забудь о том, что у нас было. Забудь вообще, кто я… Надолго моей твердости не хватило, и я окончательно сорвала голос, разочарованно смотря на парня со слезами на глазах. — Это конец, Арэс… Пират смотрел на меня все с той же болью и раскаяньем в глазах, но я уже не могла выносить его присутствия. Я не хотела его видеть — больше никогда. Последний раз бросив на парня тоскливый взгляд, я пронеслась мимо него и твердым быстрым шагом направилась прочь, утирая слезы тыльной стороной ладони. Ни проливной дождь, ни холодные порывы ветра уже не приносили дискомфорт — они были цветочками в сравнении с тем, что творилось на душе…***
— Знаешь, малышка, это хуйня — то, что ты делаешь! — кричал сквозь громыхающую из десятка колонок Die Antwoord — I Fink you Freeky Бенжамин, подкидывающий чертового козырного туза. Этот засранец снова выигрывал, из-за чего я, будучи и так в самом херовом расположении духа после дневного разговора с Арэсом, очень бесилась и уже вскоре с недовольной рожей, обращенной к темнокожему, снимала второй кроссовок, ибо играли мы на раздевание, по приколу, так сказать. Несмотря на свои бесконечные выигрыши, молчаливый Бен все так же и уголком губ не повел, безэмоционально наблюдая за этой картиной и отпивая дешевый виски, медленно и «аристократично». Музыка в стрип-баре била по ушам. Нас окружали, пожалуй, сотни людей. Согласиться на предложение главаря пиратов не сидеть весь вечер в четырех стенах, а наконец-то расслабиться, было моей единственной надеждой на то, чтобы забыться и перестать думать об Арэсе и о том, что он стал убийцей моей ни в чем неповинной подруги. Хотелось перестать чувствовать эту душевную пустоту и разочарование, найти утешение в этих неоновых бликах, отличном роке, танцующих людях и бьющем прямо в нос запахе алкоголя. И мне не нужно было набухиваться в хламину, чтобы ощущать себя пьяной, градусов так под сорок… В очередных раздумьях я отвлеклась и не сразу заметила, как по бокам от меня кожаный диван прогнулся под тяжестью двух тел. Я автоматом напряглась, мельком рассматривая то первого незнакомого мне пирата, то второго, однако встретившись со слегка пьяным, но все еще умиротворенным выражением лица сидящего напротив Бенжамина, поняла, что все в порядке и мне ничего не угрожает. Двое незнакомцев уже были навеселе, громко смеялись, так, что я даже не могла расслышать слова песни, и пожали руки темнокожему. — А кто это у нас такая красивая? — один из пиратов переключил свое внимание на меня, и я, мягко сказать, прихуела, услышав чистый русский акцент. — Знакомься, Мэри: Макс и Питер, — отсалютовал Бенжамин, продолжая раскладывать карты на стол. Названный Максом времени не терял: пират уже по-хозяйски завел руку мне за плечи, уложив ее на спинку дивана, а сам откинулся рядом, нарушая зону интимного, мать его, пространства. — Хэй, чувак, вы знакомы? — спросил Макс у Бенжамина и, не дожидаясь ответа, обернулся ко мне, улыбаясь во все тридцать два. — Ты его подружка? — Нет, а ты? — с иронией задала я встречный вопрос пирату. Тот растерянно усмехнулся, не успев ответить. — Мне кажется, твоя рука заплыла дальше, чем ей следовало бы, — намекнула я Максу, на миг скосив глаза на покоящуюся возле моего плеча ладонь, чьи пальцы уже легонько оглаживали мои плечи. — Так что, будь любезен, убери ее. Окей? На губах появилась натянутая улыбка, но пирата это только раззадорило. Он начинал откровенно бесить. Да что уж говорить, в тот момент меня бесило все на свете… — А ты с характером, — еще шире улыбнулся брюнет и, пожав плечами в мирном жесте, отстранился и протянул руку, — Макс. Всегда к вашим услугам… — Мария, — после секундного раздумывания, я нехотя вложила ладонь в протянутую руку. «Раз уж ты решила забыться в отрыве, Маш, значит, бери от этой ночи все…» — советовал внутренний голос. Макс взял со стола бутылку виски, принадлежающую Бенжамину, который в это время что-то обсуждал со вторым собеседником, и принялся разливать его по стаканам. — И откуда же ты такая, принцесса? — протягивая мне алкоголь, спросил Макс. Меня в ту же секунду передернуло от этого обращения. Я уже успела привыкнуть к тому, что так меня называет Ваас, но слышать «принцесса» от кого-то другого (в особенности от какого-то смазливого еблана, который наивно верил, что я поведусь на его дешевые подкаты и что ему удастся споить меня) было мерзко, и звучало это совсем не так, как из уст главаря пиратов. Когда Ваас называл меня принцессой, это, как правило, просто говорило о его хорошем расположении духа и никогда не звучало как-то пошло и двусмысленно… — Вот только давай без прозвищ, окей?! — вспылила я, вырывая из руки парня стакан с виски на донышке так, что половина расплескалась к чертовой матери. Плевать. Нервно вздохнув, я ответила чуть спокойнее. — Из России… — Бля, я тоже! — засмеялся пират, отпивая из своего стакана, в то время как я еле сдержалась, чтобы не плеснуть виски в эту бесящую довольную рожу напротив.***
Я не сразу поняла, что со мной происходит. В какой-то момент закружилась голова, а в следующий — мне было уже так хорошо, что словами не передать. Я чувствовала легкость во всем теле, словно я вешу не больше белого перышка… Я не собиралась распивать виски вместе с Максом: сделав несколько решительных рисковых глотков — на пробу, так сказать, — и поморщившись от того, насколько же противной и обжигающей горло была эта дрянь, я спешно поднялась с насиженного дивана, со звоном отставив пустой стакан на стол, громко послала этого смазливого уебка куда подальше и отправилась покорять танцпол. Мне захотелось улететь не только разумом, но и телом. И я полностью отдалась этому чувству… Уже спустя мгновение я находилась в душной толпе пьяных и отрывающихся пиратов, стриптизерш и проституток. Музыка наполнила мою душу, и я полностью подарила ей свое сердце — мне было плевать, что эти ублюдки подумают обо мне, да и было ли им вообще дело до меня в разгар такой тусовки — очень сомневаюсь. Может, меня действительно так унесло с нескольких глотков вискаря, а может, роль сыграло мое желание забыться и то, чем я надышалась в этом душном, пропахшем алкоголем и дымом месте. Сложно описать, что я чувствовала в тот момент: это была абсолютная свобода, как физическая, так и ментальная, это была такая раскрепощенность, какой я не чувствовала за всю свою жизнь… Надолго на танцполе я не задержалась. Разум отключился, а душа требовала большего — сама не понимая, как это произошло, я оказалась на сцене, где у шестов изгибались молодые стриптизерши. Музыка уже текла как по моим венам, так и по венам этих девушек — таких же потерянных и жаждущих забыться, таких же свободных внутри и заключенных снаружи… Десятки глаз ублюдков в красных майках были прикованы к моему телу: от одной мысли от этого еще днем меня бы бросило в дрожь, но в тот момент я довольствовалась этим вниманием, я упивалась им. За всю свою жизнь я не получила столько внимания, как за эти дни на острове, в особенности за эту ночь. Однако я не чувствовала насыщения — чего-то мне так и не хватало, безумно не хватало: все это внимание, конечно, льстило и заставляло сильнее изгибаться под трек, поправляя густые волосы, но я была готова променять хоть тысячу этих пиратских взглядов на один другой — его взгляд. Я ловко спрыгнула со сцены, не забыв напоследок заехать ногой по роже одному мудаку, попытавшемуся полапать меня за стопу, над чем в толпе прошелся пьяный смех и аплодисменты, а «мое» место у шеста заняла профессионалка. Долго объект искать не пришлось: уже через считанные минуты я была недалеко от сцены, где танцевала Крис Фостер. Девушка загадочно улыбалась, не сводя глаз с одной точки, и плавно прогибалась во всем теле. Я усмехнулась, следя четким взглядом за тем, куда смотрит блондинка, и хотя из-за толпы я не видела сидящего на диване, я заранее знала, кто может управлять этой дамочкой. «Вот и нашлась мышка, » — подумала я, довольно улыбаясь и направляясь в очередное скопление людей. «Ты играешь с огнем…» — предупреждал внутренний голос. — И мне это нравится, — вслух отвечала я ему. Главарь пиратов по-королевски восседал в одиночестве на кожаном диване, попивая алкоголь из стакана со льдом. Его широкие плечи, напряженные мышцы и смуглая кожа, эти шрамы, покрывающие почти все его руки, этот зеленый кулон, выточенный из какого-то редкого минерала, в форме клыка — все это казалось мне таким манящим, таким ценным. Хотелось увидеть лицо мужчины, его изумрудные глаза, их глубину и опасность, эти черные, почти полностью закрывающие радужку зрачки, бездонные и безумные… Когда я оказалась возле спинки дивана, мне захотелось взглянуть на лицо Фостер, и я не пожалела — сначала на лице танцующей блондинки появилось недоумение, а потом она и вовсе сбилась с ритма. Не успел Ваас отреагировать на изменение в лице стриптизерши, как мои руки уже легли ему на плечи, бережно проводя от лопаток до самого затылка и обратно. Мне хотелось прикасаться с нему с такой аккуратность, с такой теплотой, словно это был не горячий испанец, а чертов экспонат в музее, которому ты не хочешь навредить и на который даже дышать боишься. Вот настолько я оказалась ласковой принцессой, никогда бы не подумала… Ваас бросил взгляд на мою ладонь, лежащую на его плече. Я не рассмотрела выражение его лица сквозь неоновые блики, так как пират вновь отвернулся к вскипающей от ярости Крис, которая еще пыталась что-то исполнять у шеста. Не получив никакой реакции в ответ, я все еще твердо была намерена обратить все его внимание, такое мимолетное и труднодоступное, на себя. «Не узнал — просто решил, что к нему приклеилась очередная стриптизерша, » — успокоила себя я и наклонилась к уху мужчины, сразу замечая появившуюся на его губах самодовольную ухмылку. «Нет блять, этот говнюк прекрасно понял, кто за его спиной…» Не успела я что-то сказать на ухо пирату, как меня обломали — Ваас откинул голову на спинку дивана и уже его губы находились на уровне моего уха. — Принцесса соскучилась по папочке, а? Я знала, что он улыбается, и мои губы невольно расплылись в такой же улыбке. Ничего не ответив, я повернулась к пирату, встречаясь взглядом с этими зелеными глазами, о которых мечтала последние минуты. Наши носы столкнулись, и я почувствовала слабый запах виски, исходящий от главаря пиратов. — Похоже, это ответ «да»… — нарочно растягивая слова, продолжал пират, но его голос приобрел неподдельную угрозу, пускай улыбка и продолжала играть на его губах. — Ты играешь с огнем, mi querida. — Я играю тобой, Ваас, — я не узнавала свой голос. — Ты же согласился играть по моим правилам… Я улыбнулась и насильно вернула пирата в прежнее положение, продолжив разминать его напряженную шею. Он не стал сопротивляться. Наоборот, с его губ сорвалась азартная усмешка. Крис, устремившая испепеляющий взгляд в нашу сторону, уже хотела отойти от шеста, видимо, чтобы направиться ко мне и вцепиться мне в волосы, как главарь пиратов вскинул руку, указав пальцем на ее место — шест. — Я не разрешал тебе прерываться, хитрая сучка! — широко ухмыляясь, выкрикнул Ваас сквозь музыку. И Крис ничего не оставалось, как подчиниться. И только когда она схватилась за шест, я заметила отсутствие у нее того самого пальца, что отрубил ей главарь пиратов… И почему-то в тот момент эти воспоминания уже не так меня пугали, как раньше. Только спустя несколько томительных для меня минут, главарь пиратов наконец дал Фостер отворот-поворот, и та, не переставая оглядываться, покинула сцену, сливаясь с шумной толпой. Наконец-то — все его внимание принадлежит только мне. Мои руки скользнули по плечам мужчины. Я обошла диван, чтобы присесть, но не рядом, а на колени пирата — довольно улыбаясь, он приобнял меня за талию, после чего его рука спустилась до моей ягодицы. «Разумеется — мы же не любим прилюдий, да, Ваас?» — усмехнулась я про себя. Сегодня правила устанавливаю я… Я сделала вид, будто не заметила очевидного намека со стороны Монтенегро, и продолжила гнуть свою линию: хотелось немного его подразнить. Я обвила руками его шею, утыкаясь носом в его щеку, а затем неуверенно целуя ее. Влажной дорожкой поцелуев я спустилась до его кадыка, затем к ключице, ко впадинке на шее… Ваас точно не был тем, кто тратил бы время на прелюдии и прочие нежности, поэтому долго терпеть мое неумелое баловство не собирался. Но, черт, я знала, что ему нравилось происходящее. И он был не против немного подыграть своей принцессе… — Вот ты и напросилась, belleza, — сказал Ваас, слегка оттягивая меня за волосы, но на этот раз несильная боль только сильнее меня возбуждала. Я не сопротивлялась и не могла отвести глаз от пирата, пока тот ставил стакан виски на стол, прожигая меня хищным взглядом, полным желания. Мужчина поднялся, беря мое запястье, чтобы отвести в свою комнату. Подальше от этого шума и от этих людей…***
The Last Day — Moby ft. Skylar Grey (Verdades Secretas) Не успел пират захлопнуть дверь, как я впилась в его губы, обхватывая его лицо ладонями. Он ответил сразу, с еще большим желанием и напором, от чего мои ноги чуть не подкосились от нахлынувших эмоций. Я словно вся горела. Чувствовала его горячее дыхание каждой клеточкой своего тела. Этот жар пронизывал меня насквозь, заставляя содрагаться. И каждое предыхание со стороны мужчины вызывало мурашки и отключало мозг… Такое я ощущала впервые. Ваас разорвал поцелуй и вдруг подхватил меня, перекидывая через плечо и направляясь в глубь комнаты, — он бросил меня на кровать, тут же нависая сверху и вновь впиваясь в мои губы требовательным поцелуем. Я вцепилась в его красную майку, желая только одного — освободить нас от такой ненужной в тот момент одежды. Пират отстранился, чтобы перекинуть через голову майку и отбросить ее к чертям. Мое и так неровное дыхание сбилось еще сильнее при виде его тела — загорелого, рельефного и невероятно сильного — я тут же почувствовала приятную тягу в низу живота. Мои пальцы коснулись его напряженного пресса, и пират вновь навис надо мной, впиваясь в мою шею. На миг я перестала дышать — его губы спускались то к плечам, то возвращались к мочке моего уха, а затем снова спускались к ключицам. Рвано выдохнув, я еле сдержала стон, когда Ваас задрал края моей майки, проводя губами мокрую дорожку по животу. Не долго думая, я стянула майку вместе с лифчиком, отбрасывая их в сторону. Пират стянул с меня шорты вместе с трусиками, и те полетели в том же направлении, что и остальная одежда. Я осталась полностью обнаженной, а вместе с тем и полностью уязвимой перед мужчиной. И это возбуждало еще сильнее. Как его, так и меня… Ваас вновь навис надо мной, касаясь губами моей груди — я не смогла сдержать тихого стона, зарываясь пальцами в его ирокез. Он провел еще одну дорожку поцелуев по моему животу, касаясь моей зашитой раны и спускаясь все ниже и ниже, пока грубо не раздвинул мои ноги — громкий стон непроизвольно сорвался с моих губ. Я вцепилась пальцами в простынь, запрокидывая голову. Каждое движение его языка заставляло меня содрагаться от удовольствия, которое разливалось внизу живота. Оно было настолько сильным, что я не знала, куда себя деть… Пират снял с себя оставшуюся одежду и навис сверху. Я силой притянула его, вовлекая в поцелуй, но тот продлился недолго — Монтенегро откинул меня обратно на лопатки, собираясь войти. Я была морально готова к тому, чтобы почувствовать боль, и она нисколько не пугала меня. А нахлынувшее возбуждение требовало только одного — Вааса. Пират резко вошел в меня, и я еле сдержала стон от острой боли, пронзившей низ живота, и почувствала на щеке сбившееся дыхание главаря пиратов — он начал двигаться во мне, сначала медленно, чтобы дать мне привыкнуть, и, когда боль притупилась, мужчина стал наращивать темп. Мы встретились глазами — они были полны безумия и желания, и в ночной темноте казались еще более манящими — я вновь не удержалась от того, чтобы притянуть лицо пирата, сливаясь с ним в требовательном поцелуе, и на этот раз Монтенегро не стал меня отвергать. Разорвав поцелуй, я обвила руками шею Вааса, постанывая от удовольствия, которое слабо ощущалось на фоне притупленной боли. Удовольствие мне приносило и неровное дыхание главаря пиратов, раздающееся над моим ухом. Одна только мысль о том, что он желает меня, сводила с ума и заставляла разливаться тепло в низу живота. Хотя жарче быть уже просто не могло... Когда пират был на пике, он вышел, кончив мне на живот — мужчина рухнул рядом со мной, пытаясь отдышаться. Я же не могла свести с него глаз. Глаз такой влюбленной дуры. Он был прекрасен. Особенно сейчас… Ваас бросил взгляд на меня — самодовольно ухмыльнувшись, он взял с полки пачку сигарет. Ему определенно нравился тот внешний вид, в котором я пребывала. Я не могла не усмехнуться в ответ, уводя взгляд в сторону: гребаное смущение. Вообще не к месту. Я не стала накидывать даже майку пирата — забралась под одеяло, прикрывая грудь и завороженно следя за тем, как мужчина усаживается на кровати, накидывая свою часть одеяла по пояс, как он затягивается и выпускает дым изо рта. И даже запах сигарет нисколько не нервировал в тот момент. — Ну что, принцесса, будешь еще выебываться? — подал немного охрипший голос Ваас, обернувшись и растягивая губы в ехидной усмешке. — Буду, — не долго думая, тихо ответила я и усмехнулась. — С еще бóльшим рвением… Сонливость атаковала внезапно — я легла спать в ожидании, когда мужчина докурит и уляжется рядом, что тот вскоре и сделал. Я приоткрыла глаза, наблюдая пытающегося заснуть пирата, повернувшегося лицом ко мне. И, решившись брать от этой ночи по максимуму, я нагло приблизилась к мужчине почти вплотную. — Только попробуй на меня ногу закинуть, amiga, — не открывая глаз, сухо бросил Ваас, но его слова звучали привычно угрожающе… …Но, видимо, не настолько, так как в следующую секунду я нагло закинула ногу на Монтенегро — мужчина приоткрыл глаза, встречаясь с моим насмешливым взглядом. — И что ты теперь мне сделаешь? Повисла секундная пауза… На всю комнату раздался шлепок, с которым мощная рука Вааса упала на мою ягодицу. Я вскрикнула от боли, тут же убирая ногу с пирата и ловя на себе насмешливый взгляд из-под полуопущенных век. — Ты совсем придурок, Монтенегро?!