Спаси меня

Гарри давится собственной слюной и заходится в кашле. Увиденное вызывает массу эмоций и чувств. От омерзения к себе за то, что не прочувствовал момента, до дикой ярости на тех, кто довел ее — самого доброго, милого, отзывчивого человека — до такого состояния. — Г… — он не может произнести ее имени не расплакавшись. Гарри не сентиментален на самом деле, но крайне сопереживателен и, поддавшись моменту, может не сдержать эмоций. Кафель старого туалета для девочек безумно холодный, а из-за засора в раковине, еще и мокрый. Прозрачная ледяная вода словно ингибитор и Поттер, вздохнув пару раз, успокаивается. Волшебник же просил ее рассказывать обо всем. Но она каждый раз отмахивалась, говоря, что все и так хорошо. И к чему это привело? Вся эта ситуация с наследством и титулами легла на плечи юной ведьмы непосильной ношей. Вся грязь, что выливалась на нее день изо дня, утопила волшебницу в зловонной жиже из предрассудков, судачеств и домыслов. Боже, да кто-нибудь остановите их! Мерзкие чистокровные гадюки. Да как школа не видит этого гнета? Или это всегда было? И всегда будет? И вообще нормально? По всей видимости, да. Драко и его компашка всегда третировали Уизли, особенно Рональда, по материальному признаку. Маленькую Лавгуд за ее чудачества. Невила за полноту и неуклюжесть. В школе просто процветала маргинализация. И, если будучи пятнадцатилетними подростками, мальчики перестали обращать на это внимание и отступились, ударившись во всеми любимый квиддич, то девчонки стали остервенелыми гарпиями не иначе. И, уже чуть более милое, чем их личико, считалось потаскушным и так далее. Гарри с комом в горле вспоминает первые нападки на Гермиону лишь за то, что она училась лучше всех. А потом и наследство привалило, да еще и такое. Он замечал все. И как профессор Флитвик был сдержан со своей ученицей, хотя каждый божий день спрашивал, как у нее дела. И как старый добрый Слагги пытался протянуть ей руку помощи, но все было бесполезно. Их много, она одна. — Гермиона? Сзади раздался нежный высокий голосок. Такой обеспокоенный и в тоже время уверенный. Гарри повернулся и увидел слизеринку с их курса. Дафна Гринграсс тут же перевела взгляд на Поттера, сузив глаза в тонкие щелочки. — Это ты сделал? — Ее рука взметнулась к палочке. — Отойди от нее! Я позову преподавателей! — Нет! Я ничего не делал! Стой! — Гарри поднял руки в примирительном жесте. — Тогда, почему ты стоишь и ни черта не делаешь? Я думала вы друзья! Поттер сглотнул. Он не был трусом, но сейчас ему так боязно подойти к Гермионе. Дафна ни секунды не раздумывала больше. Подбежав к однокурснице, присела на ледяной кафель, окуная полы юбки в воду. Тонкие пальцы касаются бледной щеки, на которой уродливо цветет багровый синяк. Само тело девушки кажется безжизненным, словно кукла. Блондинка произносит заклинание, и Гермиона начинает часто моргать, будто от яркого света и надрывается в кашле. И тело вдруг ожило, но содрогается в конвульсиях боли. Звуков вокруг нет. Но Поттер видит, как Гринграсс что-то быстро тараторит, видимо, спрашивает Гермиону, что случилось и где болит. А шатенка отвечает отрывисто и медленно, будто и не понимая о чем речь, ведь тело сплошная боль. Зеленые глаза встречаются с карими. Подруга смотрит сквозь пелену воды. Слезы ли это боли? По ощущениям — нет. Лишь рефлекс, когда защипало в носу. Но все те же теплые родные и… и… — Гарри? — Звук голоса похож на скрежет наждачной бумаги, которой пользуется Сириус, когда магловскими инструментами чинит свой мотоцикл. Дафна смотрит удивленно на Поттера, который весь дрожит. Гермиона протягивает несмело руку. Мальчишка тянется к ней, и, когда дотрагивается, силы будто покидают. Какого черта он такой слабый? Утыкается в ладонь лицом и бессвязно просит прощение. Грейнджер еще что-то говорит Дафне и уверенно сжимает ее руку. Девушка пораженная силой когтевранки, кивает, шепчет заклинания и все еще спрашивает о состоянии. И почему-то она уверена, что те, кто напал на Гермиону, из ее Дома. — Даже представить не могу, зачем они это сделали? — Вслух произносит блондинка. — Ревность, зависть, обида, злость, негодование, презрение, — выдыхает Грейнджер, справляясь со спазмами в ребрах. — Дальше продолжать? — Разве все из них не столь же богаты, что и ты? Ну, теперь-то. — Дафна, — янтарные глаза неотрывно наблюдают за стараниями Гарри, который тоже подключился к лечению, хоть и не так искусно, как Гринграсс, — если ты не испытываешь ко мне презрения по поводу чистоты моей крови, то смею тебя огорчить, не все такие. В большинстве — это озлобленные и обделенные любовью волшебники, разделяющие в своем сознание всех и вся. И я нахожусь в их видение около домовых эльфов. А может и еще ниже. — Мерзкие гарпии, — произнес Поттер. — Прости, — вздохнул он, — я должен был лучше о тебе заботиться. — Они больше не подойдут ко мне, обещаю, — несмело улыбнулась Гермиона. — Надо сообщить профессорам, иначе... — Нет, — твердо заявила девушка. — Никто из вас этого не сделает. И я в том числе. — Две пары глаз удивленно таращились на нее. — Да на тебе живого места… Да по пальцам пересчитать можно! — Они поплатятся. Я не прощу. Даю слово. Но это моя головная боль. Впутывать вас не хочу. Поттер неуверенно посмотрел на Дафну, которая по всей видимости была абсолютно против. Ледяной взгляд перекинулся на парня, отчего его обдало мурашками. Явно искала в нем поддержку. Но Гермиона была упряма. Просто невероятно упряма. — Хорошо, но при одном условии. Если тебе что-то или кто-то угрожает, тут же мне дай знать. Хорошо? Подруга кивнула. Ну, она же дала слово. Верно?