Здесь только я и мои стены.

      Парень провёл подушечкой пальца по левому запястью, где виднелось бледно красное пятно, словно кожа здесь выжжена, но, на самом деле, это был некий шрам от тщетных попыток врачей стереть чёрный силуэт татуировки различными средствами, вплоть до каких-то кислот.       Небольшой рисунок в виде молнии являлся своеобразным символом дружбы и верности, но был одной из причин, загнавших в плен белых стен. Парень тускло помнил внешность своего когда-то лучшего друга, который наверняка откажется от общения с психом, если удастся выбраться из этого ужасного здания.       Каждый день начинался с того, что подросток несколько часов восстанавливал в памяти самые важные сюжеты прошлой жизни, чтобы они окончательно не растворились в сознании под действием многочисленных лекарств, чтобы банально не забыть своё имя, которое он так давно не слышал: люди в белых халатах постоянно молчали. Где-то в сердце жила надежда о наступлении того самого дня, когда он выйдет из здания и снова начнёт жить, вдыхая пыльный городской воздух и восхищаясь красками вокруг. — Это что такое? Я тебя спрашиваю! Что это? — мужчина трясёт худое запястье мальчишки перед его лицом, которое уже блестит от солёных слёз. — Пап… Я… Это татуировка… У Жени такая же… Мы же лучшие друзья… — говорит тихо, постоянно жмурясь, словно готов к удару, и рассматривая пол под босыми ногами. — Тебе тринадцать лет! Какая татуировка?! Твой Женя такой же идиот, как и ты! Это на всю жизнь, придурок! — мужчина замахивается, но его руку несмело перехватывают в воздухе. За спиной стоит женщина, пытаясь успокоить мужа и хоть как-то отвлечь от ребёнка. — Ты куда лезешь? Сынишку своего защищать будешь? Посмотри, какого идиота воспитала! — мужчина тянет за запястье и прожигает взглядом свежую татуировку, которая ещё покрыта слоем плёнки. — Это его жизнь. Пусть делает, что захочет. — Что ты такое говоришь?! Маленький ещё, чтобы решать что-то самостоятельно! А, если он завтра со своими дружками, такими же беспросветными придурками, вляпается в какую-нибудь историю? Ты хоть подумала о его будущем?! Хочешь, чтобы он шлялся по дворам всю жизнь, да? А семья, а работа, в конце концов?! — Я… Больше так не буду, пап… Прости… — Конечно не будешь! Потому что через неделю мы отвезём тебя в психушку. Пусть посмотрят, что там с тобой не в порядке, и полечат от твоих идиотских желаний! И больше никаких прогулок после школы! А сейчас марш в свою комнату! Мальчишка прячет лицо в ладонях, стирая последние капли слёз, которые словно закончились, вывернули наизнанку, опустошили изнутри, и идёт по коридору, сопровождаемый криками отца в сторону матери.       Угрозы про психушку считались нормальным явлением в их «семье», но в этот раз оказались правдивыми.       Теперь сквозь железные решётки виднелись лишь осколки звёздного неба, которое когда-то нависало над головой, заставляя задуматься о тайнах бесконечной вселенной. Слабый лунный свет струился по полу, исчезая в небольшой щели под дверью, словно дразнясь и издеваясь над парнем, который не мог также тихо преодолеть единственный барьер, отделявший от яркого мира.       Здесь, среди белых стен, жизнь превратилась в существование, а каждый день сводился к выживанию, в котором стояла одна лишь цель: не задохнуться от мыслей.       Парень вспомнил музыку, которая была смыслом жизни и настоящим спасением, превращая мечты в цветные сюжеты, где героем был он сам, а спасение всего человечества зависело только от тринадцатилетнего подростка. Тогда реальность на несколько часов растворялась в пространстве, позволяя пожить в выдуманном идеальном мирке с самыми добрыми и понимающими родителями, которых постоянно не хватало для искреннего счастья.       Кровать тихими скрипами отдавалась в темноте от мерных покачиваний парня, разбирающего мысли и остатки воспоминаний, из-за которых не получалось уснуть. Взгляд панически метался по белой стене напротив, словно подросток боялся увидеть что-нибудь в пустой комнате, как в частых ночных кошмарах.       День за днём отыскивать и заново зажигать важные воспоминания становилось всё сложнее, зато болезненные вечными шрамами застывали на сердце, периодически забрасывая в самые ужасные эпизоды жизни.       Вера парня в то, что жизнь до этого была не бредовым сном, постепенно исчезала.