Лёша бежал по ночным улицам, слыша нарастающий гул шагов за спиной. Оборачиваться было не нужно — погоня вряд ли могла оказаться дружелюбной компанией, желающей познакомиться в столь поздний час. Парень уже потерял счёт поворотам и подворотням, которые помогали находить силы бежать вперёд, верить в возможность сбежать, ещё раз сбежать от проблем, стучащих тяжёлыми ботинками по мостовой за спиной.
В ночном городе вдруг ожил новый звук, составив компанию уже существующему шуму шагов, — полицейская сирена. Лёша вздрогнул из-за мысли, выбравшейся на первую ступень пьедестала в его сознании: «просто будь готов, что тебя всё-таки настигнут проблемы». Голос, озвучивший это заключение, казался чересчур спокойным, до мерзости уверенным, в данной ситуации. Лёша не хотел «просто быть готовым». Он бежал дальше, стараясь всеми силами запереть подальше осознание физической усталости, знал, что за свободу, которую ему «подарили» лишь около недели назад, придётся бороться.
Вой полицейской сирены оглушал, доносился со всех сторон, без шансов предугадать момент, когда лицо осветят сине-красные огни.
За очередным поворотом Лёша оказался в кромешной темноте, и на несколько секунд показалось, что на самом деле от бега в глазах потемнело, но где-то вдалеке виднелся слабый свет.
«Свет в конце тоннеля», — поспешил прокомментировать голос, а парень вновь почувствовал прилив сил и желания добраться до спасительного огонька.
На обочине мостовой возвышался старинный фонарь с трещинами на чёрном столбе. Едва парень пробежал мимо, частичка города, которую можно было считать памятником из-за давнего существования, блеснула в последний раз и погасла, погрузив улицу во тьму, словно всеми силами пыталась помочь парню сбежать, но на деле сделала лишь хуже из-за расползшейся вокруг темноты.
Ещё пара кварталов — и спасение. Да, там Женя, он поможет, спрячет. Только бы не упасть, сейчас нельзя останавливаться, нет ни секунды в запасе.
Сирена затихла где-то за спиной, но легче не стало — теперь машина ехала без предупреждающего рёва, а значит, распознать её приближение практически невозможно.
Куст сирени, ещё один, подъезд. Лёше сюда, именно здесь судьба решила разместить его дом.
Сломанный домофон сейчас очень кстати: не украдёт драгоценное время. Ступени едва ощущались под ногами, а пролёты казались настоящей победой.
Третий этаж. Дверь квартиры слева. Лёша слышал топот по лестнице, который всё нарастал и поднимался выше, но не мог больше настигнуть парня, успевшего скрыться в безопасности, в прихожей Жениной квартиры. Он ещё не успел перевести дыхание или привести в порядок мысли, которые зачем-то считали ступени по дороге сюда, а теперь не могли определиться с точным количеством, как в дверь постучали. Лёша снял обувь и снова исчез, на этот раз в спальне, сделав вид, что не слышит попыток вломиться в квартиру.
— Наконец-то! Лёш, ты где был? — Женя встал с кровати, намереваясь обнять друга, но так и замер, увидев в правой руке окровавленный нож.
Звук закрывшегося в двери спальни замка, казалось, оглушил подростка, а в мыслях скользнуло краткое: «всё».
— Жень, я такого натворил, — Лёша дышал часто в попытке перевести дыхание после бега. — Ты чего?
Подросток отполз на кровати и упёрся спиной в дальний угол комнаты, не зная, куда ещё можно сбежать из закрытого пространства, когда в нескольких метрах от него стоял человек с ножом и чьей-то кровью на пальцах.
— Жень? Пожалуйста, не бойся, — Лёша сделал несколько шагов в направлении кровати, где друг вжался спиной в бетонную стену. — У нас нет времени бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого. Ты можешь мне верить, Жень.
— Открой дверь. Слышишь меня?! Открой дверь сейчас же! — парень не решался сдвинуться с места, всё ещё косясь на окровавленный нож в руках человека, который пытался убедить его в безопасности.
Лёша проигнорировал просьбу, но, проследив за взглядом друга, предложил:
— Хочешь я оставлю нож здесь? Пожалуйста, услышь меня. Я не хочу навредить тебе. Подойди ко мне. Пожалуйста, Жень.
Лёша сам бы ни за что не поверил собственным словам, ведь голос то на шёпот срывался, то дрожал от испуга: он знал, что произойдёт в комнате в следующие несколько минут, но для этого нужно было убедить друга в отсутствии злых намерений.
Женя чувствовал страх, парализующий тело. Не хотелось верить в реальность происходящего, а единственным желанием сейчас было проснуться — просто открыть глаза и услышать в темноте шумное сопение на соседней кровати. Женя действительно пытался внушать себе мысль о существовании данного эпизода его жизненной киноленты лишь в рамках ночного кошмара: посреди комнаты стоял друг, а в его взгляде не было ни единого намёка на прежнюю искренность, вместо этого тёмные карие глаза затопило бездонное безумство.
— Верь мне. Пожалуйста. Я не хочу тебе навредить, — как молитву повторял Лёша и под тяжестью собственного тела наклонялся всё ближе к полу, пока вовсе не упал на колени, прося поверить ему и заклиная не бояться.
— Что тебе нужно? — Женя старался всеми силами на показывать страх, ведь это могло только спровоцировать на что-нибудь. На что именно, знать не хотелось.
— Разреши мне подойти к тебе. Я клянусь, что не трону. Мне просто нужно тебе многое сказать.
Женя задумался всего на несколько секунд, но почти сразу осознал, что другого пути к свободе у него нет. Навечно остаться заложником сумасшедшего, у которого в голове спокойствие может смениться на гнев в любой момент, не хотелось. Женя кивнул в ответ на просьбу, и в висках панически застучал пульс.
***
— Сделаете хоть что-нибудь! — мать Жени с отчаянием смертника стучала в дверь комнаты сына, без конца повторяя его имя.
— Мы не можем взломать дверь. Это слишком рискованно в данной ситуации, — полицейский стоял, оперевшись спиной на стену и наблюдая за напарником, который пытался с кем-нибудь связаться то по рации, то по телефону.
— Вы понимаете, что этот человек опасен?! У него нож! — женщина была на грани истерики, но не могла позволить себе заплакать, пока не убедится в безопасности сына.
— Мы ничего не можем предпринять без разрешения. Именно его сейчас пытается получить Михаил, — полицейский кивнул на напарника, который набирал номер телефона, но тут же сталкивался с короткими гудками в динамике.
— Почему не можете? А если он убьёт моего сына?! — Анна стучала в дверь, иногда замирая в тишине в попытке услышать родной голос.
— На данный момент мы можем только ждать, — человек в форме развёл руками, поморщившись от нового крика женщины, которая словно пыталась взломать дверь своими силами.
***
— Я хочу тебе признаться. Невозможно больше скрывать это и тянуть за собой ложь. Со мной всё не в порядке. Я… Признаю это. Я не могу себя контролировать, понимаешь? — Лёша нервно теребил нитку, выбившуюся из ткани на рукаве, но на грохот за дверью совершенно не обращал внимания. — Жень? Саша и Лика умерли по моей вине.
— Что? Повтори, что ты сейчас сказал? — парень не мог, не хотел поверить, что его подозрения оказались правдой.
— Я не могу себя контролировать. Не понимаю, что происходит со мной по ночам, но сегодня… Жень, сегодня я убил ещё двоих. Среди них был мой… Отчим, — Лёша шумно дышал, находясь на грани истерики, когда хотелось кричать до хрипоты, но не слышать противных «зачем ты это рассказываешь?» в голове.
— Почему ты не хочешь рассказать это людям за дверью? — он всё ещё не верил, не был способен убедить самого себя в чём-то.
— Я не смогу им сдаться, — Лёша обречённо развёл руками, а после встряхнул головой, стирая слишком чёткое видение железных браслетов наручников на собственных запястьях.
— Зачем я тебе сейчас нужен? — отчего-то казалось, что сейчас нужно выспросить как можно больше, словно парень сможет дать показания против друга. Безнадёжно сошедшего с ума, но всё ещё друга, связывающего их прошлое тёплыми моментами.
— Ты мне поможешь. Да, ты всегда спасал меня, Жень. Сейчас я прошу тебя о помощи в последний раз, — стук в дверь становился всё громче, но заглушать его голосом не хотелось, а потому разговор по-прежнему вёлся шёпотом. — Я… Не должен выйти из этой комнаты. Никогда.
Женя почувствовал мурашки, пробегающие по спине в такт холоду от бетонной стены.
— Что ты имеешь в виду? — голос сорвался на хрип, ведь он всё понимал, но опять же не мог найти в своём сердце места для веры или надежды — его заполнил страх, не имеющий точной формы или описания, но поглощающий все бывшие в душе чувства.
— Ты должен это сделать. Мне не нужно тебе ничего объяснять, — парень вздохнул, встал с кровати, направляясь к деревянной половице, где безжизненным железным блеском остался нож.
— Лёш, я не буду этого делать. Нет! Слышишь меня? Отдай мне это! Сейчас же! — Женя следил за взглядом тёмных глаз, которые, найдя своё отражение в чистой зеркальной поверхности, рассматривали безумие, ожившее в глубине.
— Ты должен. Я не могу вновь оказаться в психушке или за решёткой. Я не выживу там, понимаешь? — взгляд переметнулся на друга, который больше не вжимался в стену всем телом, но наверняка ещё не забыл значение липкого слова «страх».
— Мы что-нибудь придумаем. Я никогда не врал тебе, Лёш. Отдай мне нож, пожалуйста. И открой дверь. Открой чёртову дверь! — взмолился Женя, не имея ни малейшего представления об обещанном «что-нибудь», которое нужно было придумать.
— Ты должен мне помочь. Встань, — парень рассёк воздух ладонью и подошёл к другу, который физически не мог пошевелиться.
Лёша положил острый предмет на подоконник и потянул Женю за плечи, поднимая с кровати.
— Держи, — он осторожно, стараясь не поранить, вложил нож в чужую ладонь, сжимая пальцы друга на рукояти.
— Я не смогу. Лёш, я не буду убивать тебя, слышишь? — дольше сдерживаться было невозможно, а потому страх, заполнив всё изнутри, прорвался наружу тёплыми дорожками слёз на щеках.
— Ты должен. Давай, — Лёша не чувствовал абсолютно ничего, кроме пьянящего спокойствия и опустошённости, даже слабость друга не показалась ему стоящей внимания, словно все эмоции кто-то бессовестно выкрал среди бела дня.
Женя отрицательно качал головой из стороны в сторону, уже беззвучно повторяя «пожалуйста».
— Досчитай до четырёх. Так будет легче это сделать. Когда считаешь, всегда проще, Жень.
