Прости.

      Дойдя до машины, Дзюба едва не пошёл открывать омеге дверь, но в последний момент притормозил и просто пропустил его вперёд, всё же помогая уложить вещи в багажник.       — Там дальше видно будет, — Альфа чуть улыбнулся, отписываясь родителям, что уже на месте, может даже заскочит к ним.       Игорь согласно кивнул, прекрасно осознавая, что им есть о чём поговорить, но вот как и о чём именно начать говорить, он не знал. Быстро назвав свой адрес, омега откинул голову назад, ведь ехать до дома ещё минут сорок, если не больше. Он поклялся себе, что больше никогда в жизни не полетит на заднем ряду самолёта, а то ещё одного такого перелёта спина просто не выдержит.       До квартиры они добрались на удивление быстро, и по-другому, как удачей, это нельзя было назвать. Заехав во двор жилого комплекса, Игорь быстро расплатился с водителем, а потом поспешил покинул машину, начиная вертеть головой и разминать спину. Он радовался просто неимоверно, ведь через несколько минут он сможет растянуться на кровати.       Пройдя мимо вахтёра, который знал Игоря в лицо, омега мимолётно поймал взгляд мужчины, а после направился к лифту.       — Последний этаж.       Артём только плечами пожал, следуя за своим омегой. Ему было совершенно всё равно какой этаж и какой дом. Вообще на всё плевать. Сердце гулко стучало, пока лифт медленно катил наверх, но в нём могли быть камеры, что и удерживало альфу от глупостей. Он лишь крепче вцеплялся в ручку собственной сумки, стеклянными глазами глядя перед собой. И ждал. В квартире Игоря точно камер не было.       Едва только оказавшись в темноте чужой прихожей, Артём вмял Акинфеева в висевшие на крючках куртки, тесно прижался, притёрся почти зло, чтобы не оставить и миллиметра свободного пространства между ними, заткнул все возможные возражения и возмущения своими губами. Давно хотелось вот так, не церемонясь вылизать его до глотки, даже вдохнуть не позволяя, вжать, прогнуть, спрятать от всего и закрыть собой. Дзюба даже не целовал — дышал им, отвоёвывая себе каждую секунду, словно умер бы, оторвавшись.       Игорь понимал, что другого и не стоило ожидать, но был готов к этому. Давно его так за последние лет десять к стенкам часто не припечатывал. Он уже успел отвыкнуть от всего этого, будучи всегда готовым к тому, что это он будет припечатывать к этим самым стенкам. Он не простил Артёма. Конечно, было уже легче, да и обида ушла немного на второй план, но сейчас было то, что перекрывало желание выгнать мужчину. Это было неимоверное тягучее чувство внутри, которое появлялось каждый раз, когда Артём проявлял заботу, внимание, или же даже обличая собственнические черты.       Игорь, как школьник, прикрыл глаза во время поцелуя, ощущая, как места чужих прикосновений резко стали очагами множества мурашек, а его собственное дыхание сбилось, ведь организм наконец получил то, что хотел — Артёма.       Дзюба не делал ничего такого, чего не делал бы раньше. Он уже столько раз вот так в коридоре, едва добравшись до квартиры, зажимал омежек в укромном уголке, сразу же демонстрируя все свои намерения и не позволяя даже пискнуть и слова против. Сейчас всё было неуловимо иначе, ярче, острее. Может быть дело было в метке, которая и на альфу действовала, срывая башню, а может в том, что прогнувшийся Акинфеев так беззастенчиво показывал ему свою слабую сторону, наконец, как Артёму казалось, сдавшись. Это особого значения не имело, Дзюбе было просто до одури хорошо. Всё так же зализывая, прикусывая тонкие мягкие губы, он потянул чужую молнию вниз, грубыми нетерпеливыми рывками стащив мешающую кофту, а потом, как куклу, развернул Игоря спиной, судорожно прижимаясь к только-только зажившей метке, бережно обводя её языком, хоть и хотелось вцепиться зубами снова.       «Что они опять творят?», — этим вопросом задавался Игорь вновь и вновь, позволяя альфе крутить себя, словно игрушку. Его вжимали в стену, а он практически не противился этому, пытаясь смириться с тем, что, кажется, сейчас точно не он контролирует ситуацию. Сейчас Артём контролировал их обоих, каждое движение, каждый вздох.       Молния одной из курток, висевших на вешалке, впилась ему в грудь, но это было последнее, что его сейчас заботило. Язык и зубы альфы хищно очерчивали отчётливо проявившийся контур метки, от чего ноги непроизвольно подкашивались. Да будь он хоть сто раз капитаном сборной, отменяет ли этот тот факт, что он омега? Омега, который уже немного подустал бороться с природой. Сейчас Артём не унижал его. Он сам позволил и позволяет сейчас себе унижаться, с охотой идя на поводу у альфы. Все эти недвусмысленные касания явно вели прямо в спальню. Игорь, наверное, прервал бы сейчас это всё, если бы им действительно было что обсуждать. Всё, что они могли сказать, они сказали.       Задаваться вопросом как далеко готов был зайти омега, Артём не стал. Он всё же прикусил, зажимая метку зубами, пока нетерпеливо расправлялся чуть подрагивающими пальцами с чужим ремнём. Игорь сейчас был во всех смыслах его, чем альфа и намеревался насладиться по полной. И уж точно не здесь.       С огромным трудом, делая себе физически больно, Дзюба отстранился, через пятку стаскивая кроссовки и не обращая даже внимания на улетевшую в тёмный угол ветровку. Надо было что-то сказать, хоть что-то из себя выдавить, но Артём просто не мог этого — язык просто прилип к небу. Он торопливо присел на корточки, расшнуровывая кроссовки Акинфеева и стаскивая их с него так быстро, как только мог. Не хотелось на такую ерунду тратить время и нервы. И альфа всё же не удержался — подоткнул носом край чужой футболки, приникая к обнажившейся коже губами, скользяще проследил уходящую под ткань дорожку прозрачных волосков. Жадно хватая воздух ртом, Игорь цеплялся за висящие рядом вещи, не боясь что-нибудь на себя опрокинуть. Лишь потом альфа рывком подхватил омегу на руки, жадно приткнувшись к его шее, но лишь целуя, без лишних следов. Артём не знал, где тут спальня, поэтому пошёл интуитивно, не заблудится же он в типовой квартире.       Дзюба был везде, исследуя его тело руками, а зубами сжимая покрасневшую от животной страсти метку. Он сам не понял, в какой именно момент готов был уже назвать Артёма своим. Если к Акинфееву и пытался кто-то подбить клинья, то хватало одного строгого взгляда, и эти самые люди моментально испарялись, но сейчас же всё было совершенно по-другому. Артём не давал сделать ему лишнего движения, а его внутренняя сущность буквально заставляла омегу заткнуться и подчиниться. У Игоря ни с кем не было такого, и от этого срывало крышу ещё больше.       Крепко обхватив чужой пояс ногами, он сам припал губами к открытой шее мужчины, слегка покусывая и оставляя еле заметные пятнышки, которые почти сразу исчезали.       — Направо, — тихо шепнул Игорь, наконец вспоминая, кто хозяин этой квартиры. Это в кино можно красиво и романтично бросить кого-то на кровать, в реальности всё было куда как прозаичнее, только потому омега и не полетел на матрас. Артём просто плавно, но настойчиво вмял его в простыни, хаотично оглаживая кончиками пальцев сильные бёдра. Ему можно было и в самом деле делать абсолютно всё, что только в голову взбредёт, сейчас альфа понимал это, как никогда.       Дзюба подцепил края смятой перелётом и его стараниями футболки, как можно быстрее, деликатно стянул её и поражённо замер, рассматривая распростёртое под ним тело. Он, конечно, много раз видел Акинфеева и вовсе без одежды, но так— никогда. Под собой никогда.       Омеги такими не бывают. Они ведь тонкие-звонкие, хрупкие. Игорь хрупким определённо не был. Под кожей перекатывались литые мышцы, разворот прямых плеч и вовсе был эстетически совершенен, сильные руки, волевой подбородок — неудивительно, что в их капитане никто не видел омегу. Артём один такой больной, почуял как-то… Он даже не отдавал себе отчёт, что просто замер статуей, сидел и пялился. Впитывал всё, что только мог, потому что больше такого не будет никогда, решившись коснуться обнаженной кожи лишь спустя несколько бесконечно долгих секунд.       — Никогда ничего красивее я в жизни не видел, — восхищенно выдохнул Артём, скользнув горячими пальцами по чужому животу ниже.       Игорь уже несколько лет жил в этой квартире, но порог его спальни не переступал ещё ни один альфа, тем более с ним на руках. Потерявшись в собственных ощущениях, омега уже не до конца верил, что это всё происходит с ним. Вот Артём медленно стягивает футболку, а вот уже замирает, рассматривая его, словно фарфоровую куклу на витрине, и боясь притронуться.       Он бы и сам себе не поверил, что является омегой, взглянув на своё отражение в зеркале. Ему бы мешки с цементом ворочать, но никак не выполнять предназначенную природой функцию — рожать и воспитывать детей. Какой из него папа? Папа, который научит как разбить нос любому, или же папа, который научит закидываться таблетками до того момента, пока плохо не станет?       Ничего красивее Артём в жизни не видел? Это звучало, как откровенная лесть. Омеги… Они ведь почти все с точеными фигурками, ухоженным личиком, и планами о большой семье, а Игорь? Трехдневная щетина на лице, перекачанное, как многим казалось, тело, и совершенно ноль мыслей в голове о том, что будет потом, после того, как придётся уступить дорогу молодым — это всё преследовало его уже много лет.       — Не думаю, — и даже сейчас он язвит, не принимая чужие комплименты. — Прекрати рассматривать меня, как экспонат. Пожалуйста, — Игорь накрыл чужую ладонь, потянув мужчину на себя.       Дзюба словно очнулся. Это был не сон, не плод его воображения, а настоящий Игорь из плоти и крови, готовый уже на всё и ждущий прикосновений, а Артём сидел рядом и просто таращился, разве что слюни струйкой не пускал, как щенок.       Всё так же не отводя глаз, альфа мягко вывернул руку из чужих пальцев, но лишь для того, чтобы стянуть с себя стесняющую его движения футболку, слитным и чётким движением вжимаясь в омегу всем телом. Акинфеев мог сколько угодно ёршиться и не верить, но сейчас он был для него самым выверенным и географически точным центром вселенной, самым желанным подарком, которым дразнили так долго, а потом неожиданно легко всунули прямо в руки.       Артём въехал пахом прямо в пах омеги, мелко вздрогнув от горячих мурашек по позвоночнику, притёрся голодно, едва не поскуливая, но спрятал зубы, губами собирая крошечные звёздочки родинок со светлого плеча. Он даже позволил себе давно задуманную наглость — потянулся и большим пальцем разгладил вечную складочку между широких Игоревых бровей, кончиком языка собирая с ямочки над ключицей сладко-пряный призрак естественного запаха омеги. Его ещё можно было ощутить, едва-едва, но Артём выискивал. Ему было это нужно.       Раздевать Акинфеева дальше он не спешил, наслаждаясь заветным и желанным контактом кожи к коже, спускался ниже не торопясь, позволяя себе медленно и со вкусом потерять голову: прошёлся подушечками пальцев по выступающим дугам рёбер, съехал на бока и сжал покрепче, всё же дав волю зубам, когда методичное исследование привело его к набухшему розовому соску, но тут же зализал, едва прикусив, как спелую ягодку прокатив на языке. Пальцы сами собой опустились на всё ещё затянутое тканью бедро, отвели в сторону, и альфа едва не взвыл, почуяв, как едва ощутимый запах Игоря, стал чуть ярче.       Омега пластом лежал под мужчиной, еле заметно вздрагивая, когда тёплые подушечки пальцев проходились по каждой выемке, родинке и неровности на его теле. Те альфы, с которыми он мог позволить себе отношения ещё на заре карьеры, никогда так близко не присматривались к нему, никогда не уделяли столько времени каким-то прелюдиям, как сейчас это делал Артём. Он привык, что к нему относятся лишь как к промежуточной ступени, чтобы почувствовать собственное наслаждение.       Дзюба, который предстал перед ним несколько дней назад, был ни на грамм не похож на Артёма, который сейчас, нависнув над ним, заставлял почувствовать себя самым желанным и нужным, тем самым, у кого ещё нет огромной льдины вместо сердца. Акинфееву попросту нравилось тешить себя мыслями и надеждами о том, что он может всё забыть и простить, но трезвый рассудок, который Игорь оставил за пределами этой квартиры, не даст ему этого сделать.       Артёма откровенно плавило от малейшего прикосновения, низ живота отдавало жаром каждый раз, когда омега уступал ему, просто позволяя делать то, что он делал. Игорь не лез сам, не ерзал, не цеплялся за него и не просил, но он был настоящим, этого оказалось более чем достаточно.       К тому моменту, как Дзюба спустился уже к кромке чужих штанов и зацепился пальцами за край, стаскивая всё лишнее разом, у него самого уже болезненно пульсировало от возбуждения. Хотелось просто рывком перевернуть омегу на живот и пристроиться сзади, загоняя по самые яйца, но он всё же ещё держал себя в руках. Артём только тихо зарычал от возбуждения, всё же оставляя парочку засосов на нежной коже внутренней стороны бёдер Игоря. Здесь всё равно не увидит никто. Тёплый и пряный запах самого желанного омеги стал почти невыносимо дурманящим, его захотелось ощутить ещё сильнее, и Дзюба без лишних прелюдий широко мазнул языком по стволу аккуратного члена, оглаживая венки и втянув влажно поблескивающую головку в рот.       Игорь просто не выдерживал. Каждое прикосновение, каждый поцелуй вызывали табун мурашек, внизу живота всё сильнее завязывался узел возбуждения, а Артём всё никак не торопился, словно дразня омегу. Его совершенно не устраивало то, что на альфе ещё остались какие-то элементы одежды, но он послушно молчал. Внутри будто боролись два человека: один просто млел от каждого движения альфы, который на удивление оказался таким обходительным и нежным, а другой буквально требовал, чтобы его брали так грубо, как только могли.       Пока он пытался принять решение, о чём же припросить Дзюбу, Артём уже сам принял решения, и омега почувствовал, как его член погружается в тёплый рот.       — Тёма, — Игоря чуть подбросило от такого контраста. Он моментально опустил руку на коротко стриженный затылок мужчины, не надавливая. Кажется, они до глубокой ночи не выберутся из кровати.       Наконец Игорь отмер. Отчасти Артём думал, что тот может запротестовать, но омега лишь поощрял его к дальнейшим действиям, так что Дзюба начал двигаться увереннее. У него не было большого опыта, потому что альфы вообще редко когда доходят до оральных ласк, зато полно энтузиазма.       Артём лишь делал так, как было приятно ему самому, пропуская до горла и бережно массируя нежные поджатые яички омеги. Наверное, это было ненормально и странно, но альфе на самом деле нравилось доставлять удовольствие, и ему самому истинное наслаждение дарил каждый сорванный вздох. Он смог остановиться только когда ощутил, как достоинство Игоря крепнет, тяжелея на языке, и туго сжал основание его члена, мелко выцеловывая внутреннюю поверхность его бёдер и низ живота. Собственные джинсы давили уже просто невыносимо, так что альфа просто не выдержал, стаскивая их одной рукой.       Омега тихо постанывал, легонько подаваясь бёдрами вверх и толкаясь в рот Артёма, который доставлял просто неимоверное наслаждение. Альфа был первым, кто не стал вгонять Игоря в краску словами о том, что он не собирается этим заниматься, а просто доставил ему удовольствие, и Акинфеев поплыл.       — Иди сюда, — рука легко соскользнула на плечо мужчины, и омега практически рывком притянул того к себе, чуть ли не захлебнувшись воздухом, когда его член прикоснулся к напряжённым кубикам пресса. — Я хочу тебя. Прямо сейчас, — прошептал он в самые губы, призывно раздвигая ноги, чтобы подтолкнуть мужчину к более активным действиям.       Это все Артёму кажется чертовски плохой идеей, ведь не растянул даже, хоть немного, но омега словно бы и не беспокоился обо всём этом. А Дзюба же тоже не железный.       Он послушно приподнялся, поддаваясь на чужую провокацию и целуя успевшие покраснеть и припухнуть губы Акинфеева, притёрся снова. Сейчас Игорь так сильно не тёк, но головка всё равно размазывала по горячей гладкой коже между ягодиц омеги густую естественную смазку, и Артём всё же решился. Он не хотел сделать неприятно или больно, поэтому всё же медлил — направил себя рукой и въехал плавно, лишь до середины, давая привыкнуть и Акинфееву, и себе. Оттрахать Игоря до звёзд в глазах было в планах на вечер, только сначала надо было убедиться, что это принесёт лишь чистое удовольствие омеге, только потому Дзюба осторожничал.       Игорь совсем забыл, каково это, когда в тебя входят без малейшей растяжки, но пути назад уже не было. Он сам этого захотел.       В первые несколько секунд у него заплясали звёздочки перед глазами, ведь он сильно зажмурился и тяжело задышал носом, стараясь хоть как-то облегчить проникновение. Но всё же спустя несколько мгновений боль отошла на задний план, а её попросту перекрыла эйфория. Наверное, именно это омега и должен ощущать, когда в него входит Его альфа.       Артём был предельно осторожен, за что Акинфеев мог лишь поблагодарить его, ловя и пытаясь запомнить каждое мгновение их близости. Запомнить Артёма таким: до одури ласковым, искренним и безумно сексуальным.       Акинфеев был невозможно узким, но мышечные стенки сжали его туго и судорожно лишь на мгновение, а потом первые спазмы неготового к вторжению тела прошли. Стало просто тесно и безумно правильно. Хорошо. Вторым аккуратным толчком альфа вошёл до упора, коротко и плавно двигаясь, не прекращая, чтобы омега не зажался снова.       — Посмотри на меня… — хрипло попросил мужчина, ласково потёршись по тёплой щеке кончиком носа. Он был уже и так ближе некуда, вжавшись, ощущая, как под его напором расходятся податливо мышцы, но этого всего казалось слишком мало. Альфе просто необходимо было зациклить омегу на себе полностью. — Посмотри… Прошу…       С каждым толчком спина Игоря всё больше прогибалась, а он сам сконцентрировался лишь на том, под каким приятным напором раздвигаются мышечные стенки внутри, так плотно обхватывая чужой член, что могло показаться, будто он ощущает каждую выпирающую венку. Просьба Артёма была странной, но омега просто не посмел противиться, послушно распахивая ресницы и встречаясь с тёмно-синими от возбуждения глазами, которые поблёскивали в полумраке комнаты.       Так было просто идеально. Артём был слишком эгоистом, чтобы допустить хоть малейшую возможность того, что омега в эти секунды близости будет думать о ком-то другом, но вместе с тем последние крохи выдержки топились в пьяных от возбуждения карих глазах с огромными пульсирующими зрачками. То, что происходило, было больше, чем просто физическим влечением, больше, чем гормоны и такая неуместная связь. Артём любил, на самом деле любил, и как никогда понимал всю тщетность этой любви. Но в груди всё равно горело и где-то золотыми искрами осыпался восторг эйфории.       Двигаться стало легче. Игорь быстро подстраивался, поставлялся под толчки сам, гибкий и наконец, полностью податливый. Альфа потихоньку смог отпустить себя ещё немного, увеличивая амплитуду так, чтобы с каждым новым погружением удовольствие было только ярче. Сам он, во всяком случае, уже не мог сдержать тихий глухой рык, когда снова и снова ощущал скользящее по стволу упругое давление.       Игорь не мог одновременно держать непрерывный зрительный контакт с альфой и позволять громким стонам наслаждения вырываться из его груди. Ему казалось это чем-то слишком пошлым и пока запретным. Каждый раз, когда Дзюба увеличивал амплитуду движений, омега не специально, но всё же закатывал глаза, давая внутренним демонам выйти наружу. Он уже ничего не понимал: нравится ли ему Артём по-настоящему, действует ли так на него метка, или же это просто Стокгольмский синдром, после той ночи, но он точно знал, что не хочет, чтобы это всё заканчивалось. Он был готов прямо сейчас отдавать себя мужчине без отставка, оставив всю свою гордость и принципы за дверью этой комнаты. Артёму явно повезло, что Акинфеев состриг все ногти ещё перед отлётом, а не то вся его спина была бы исполосована уже к концу первого раунда. Вместе с тем Игорь привычно поджимал пальчики на ногах, уже специально сжимая мужчину в себе ещё сильнее, чтобы их крыши одновременно поехали окончательно.       Сдерживать свои животные инстинкты уже не было никаких сил, да и необходимости тоже. Артём больше и не пытался. Он подхватил ноги омеги под колени, забросил себе на плечи и упёрся ладонями по обе стороны от головы Игоря, благо растяжка Акинфеева позволяла, раскрывая его ещё сильнее. Комната наполнилась влажными пошлыми шлепками, когда сорвавшийся с поводка альфа буквально втрахивал своего партнёра в матрас, тихонько постанывая от жара и головокружительной тесноты.       Сейчас всё отошло на второй план: и их ссоры, и волнения о будущем. Артём просто жадно и даже грубо брал своё, глубоко и с оттягом, словно отыгрываясь за каждый неприветливый взгляд и злое слово. Он не побеспокоился о защите, но это не имело особого смысла. Течка омеги прошла, а отравленный за много лет организм Игоря не был способен к зачатию так просто, поэтому альфа без малейших зазрений совести кончил глубоко в пульсирующее нутро, в последний момент сжав зубами беззащитное плечо Акинфеева, чтобы заглушить животный рык.       Если бы ещё месяц назад Игорю сказали, что он будет вот так беззастенчиво стонать под альфой в собственной квартире, да ещё и позволять кончать в себя, он бы просто рассмеялся в лицо этому человеку, но сейчас было совершенно не до шуток. Омега попросту потерял счёт времени, ощущая, как его методично втрахивают в кровать грубыми, сильным и требовательными толчками, от чего внутри всё сжималось и скручивалось. Поза, конечно, была не самой удобной, но довольно пикантной, а Игорь даже не думал противиться, когда Артёма буквально сложил его в складочку. Он не имел ни малейшего понятия, влияет ли метка на возможность забеременеть, но знал точно, что от одного раза вряд ли что-то произойдёт.       Доведя себя до пика буквально парой резких движений рукой, Игорь обессилено простонал, пытаясь развести ноги в стороны, чтобы они соскочили с чужих плеч.       Артём, заметив это, осторожно снял ноги омеги со своих плеч и вышел с влажным чавкающим звуком из все ещё судорожно поджимающегося тела. Он с любопытством слизнул белесую капельку семени с покрытой испариной груди Акинфеева, а потом сполз на кровать рядом с мужчиной, уткнувшись лицом ему в шею. Он давно, а может быть вообще никогда, не чувствовал себя настолько на своём месте, как сейчас.       Наверное, надо было что-то сказать, но у никогда не затыкающегося альфы сейчас словно снова язык прилип к нёбу, поэтому он молчал, пытаясь восстановить дыхание, и тихонько гладил Игоря по бедру.       Акинфееву понадобилось какое-то количество времени, чтобы отдышаться и прийти в себя, ведь перед глазами всё ещё изредка мелькали звёздочки. Он медленно выпрямил ноги, сладко потягиваясь, ведь спина болезненно затекла от согнутого положения, а после повернулся на бок, лицом к Артёму. Вот что они опять натворили?       Прикрыв глаза, омега отбросил в сторону все лишние мысли и уткнулся носом в чужое плечо. У него уже давно не проявлялся запах в те дни, когда не было течки, поэтому даже для него самого это было как-то удивительно.       Артём всё никак не мог остановиться, как заведённый чертил что-то кончиками пальцев по начинающей остывать коже, а потом просто крепко обнял омегу, едва не до скрипа рёбер, зарывшись носом в его растрепавшиеся волосы, тяжело задышал. Теперь, после всего, что случилось, он не собирался больше никогда отпускать Игоря, что бы тот ни делал. Пусть даже сведёт метку, это ведь совсем не страшно, всегда можно обновить, пусть бегает от него, как от чумного, на базе долго не пробегает, пусть отталкивает и игнорирует… Дзюба очень хорошо умел добиваться своего хоть и знал, что добиться чужого расположения будет трудно. Альфа тихо хмыкнул. Он не мог не признать, что очень приятно, когда во время секса ему не говорят, как сильно ненавидят.       — Я так тебя люблю, — тихонько шепнул он, прикрывая глаза и уютно прижавшись к пушистой макушке щекой.       — Не разбрасывайся такими словами, — Игорь втянул носом такой резкий и пленяющий запах альфы, всё ещё мелко подрагивая от чужих прикосновений, которые так явно ощущались на коже.       Омега просто не мог ответить Артёму тем же. Он ведь не особо понимал, что им сейчас движет, а определиться сможет уже только после сведения метки. Он действительно боялся довериться человеку, который один раз уже сделал больно. Где гарантии, что альфа не поступит так ещё раз и ещё? Игорь не слабо так испугался в ту ночь и теперь, пытаясь простить Артёма, будто унижал себя.       Дзюбе очень хотелось спустить руку ниже, сжать круглые, покрытые трогательным прозрачным пушком ягодицы, нагло втиснуться между ними и протолкнуть пальцы в растянутую его стараниями дырочку, чтобы ещё раз ощутить в полной мере насколько этот невозможный во всех смыслах омега принадлежит ему.       — Не имею такой привычки, — в тон омеге буркнул Артём и снова бережно подмял Акинфеева под себя, завороженно лаская глазами его лицо. — Я говорю то, что есть, но от тебя ничего не жду.       Альфа наконец дорвался до желаемого и теперь не собирался выпускать его из рук. Он склонился, утыкаясь носом за ухо мужчины и шумно вдыхая.       — С ума сойти, как ты пахнешь…       — Прямо-таки с ума сойти? — Игорь шумно выдохнул. Он хотел уже было вновь начать разговор о том, что если бы любил, то не стал бы делать больно, но решил, что не нужно портить такой момент, поэтому просто промолчал. Хотелось просто забыться и наслаждаться касаниями альфы, его словами, да и самим Артёмом в целом. Он давно не чувствовал себя так расслаблено и свободно рядом с кем-то.       — Мне никто уже лет пять не говорил про мой запах. Ну это не удивительно на самом деле. Мне кажется, мои собственные родители уже не помнят мой аромат.       — А похоже, что я в трезвом рассудке? — Артём тихо рассмеялся, дорожкой поцелуев добираясь до щеки омеги. Он совершенно счастливо улыбнулся, прижался лбом ко лбу Акинфеева и заглянул ему прямо в глаза. — Вот и не задавай глупых вопросов! Пахнет чем-то родным таких, знакомым…       Дзюба счастливо замурчал куда-то в плечо Игоря, прижимаясь к нему всем телом. Тот и правда пах совершенно неуловимо знакомо, словно печенье, которое мама ему в детстве покупала, но так невесомо, что приходилось напрягать рецепторы, лишь бы почуять.       — Просто оторваться от тебя не могу.       — Если честно, действительно не похоже, что ты в здравом рассудке, — Игорь дотронулся подушечками пальцев до чужой спины, а после полноценно обнял мужчину. Он расслабленно запрокинул голову назад, чтобы в полной мере ощутить прикосновения альфы к своей шее. Он уже и сам не был уверен, что у него всё хорошо с головой.       — Если я всё же залечу после этого всего, то сам будешь ребёнка воспитывать, — еле слышно в шутку произнёс омега, ощущая, как на чистое постельное по взмокшему бедру скатываются еле ощутимые капли чужой спермы. Это всё было безумной глупостью.       — В каком это смысле «сам»? — Артём подозрительно прищурился, на миг оторвавшись от своего занятия. Он серьёзно посмотрел омеге прямо в глаза, а потом быстро поцеловал его в кончик носа. — Ты никуда от меня уже не денешься, не надейся даже… Ты, кстати, знал, что у тебя веснушки? Вот тут.       Дзюба потянулся и тихонько потёр Игоря по переносице, погладив прозрачные веснушки. Все эти разговоры и мысли о детях были странными и поспешными, так что в серьёзном ключе не воспринимались даже.       — А я, кстати, буду классным папой, — похвастался он, несдержанно лизнув все ещё аппетитно пухлые губы Акинфеева.       — Никто и не сомневается в том, что ты можешь стать классным отцом, — тихо хмыкнул Игорь, облизывая собственные губы. — Только вот я хорошим папой не буду. Ладно, всё, глупая тема.       Омега быстро отмахнулся от этого всего, ведь этот разговор был абсолютно бессмысленен. Никаких отношений, а тем более детей у них не будет, поэтому это всё и звучит как полнейший бред. Он ведь и сам прекрасно осознавал, что вряд ли у него вообще будут дети. Те таблетки, которые он глотал целыми упаковками, подавили в нём практически всё омежье.       — В душ пойдём или будем так и дальше лежать? — он совсем невесомо коснулся губами щеки альфы, которая была покрыта щетиной. — А ещё я голодный немного.       Артём усмехнулся. Не могут же они и в самом деле лежать тут всю ночь, испачканные подсыхающей спермой. Это было попросту глупо, но ещё глупее был подсознательный страх, что если они друг от друга оторвутся, то снова возникнет та самая раздражающая дистанция между ними. Но не морить же теперь Акинфеева голодом. Он с ужасом понял, что запутался в себе и мучительно застонал, утыкаясь в очаровательно заросшую щеку омеги. В Игоре его цепляло и завораживало абсолютно всё, даже то, что для омеги считалось недостатком, ведь лично Артём не видел ничего плохого в том же отсутствии хрупкости и томности. Он аккуратно приподнялся:       — Ладно, — кивнул он. — Идём.       Игорь тяжело приподнялся следом, легко вздрагивая от холодного сквозняка, пробежавшего по коже из-за открытой двери в комнате, а после подтянул к себе смятое одеяло, кутаясь в него на несколько секунд. Он бросил один единственный взгляд на спину Артёма, скользя глазами по напряжённым мышцам, и сразу прикрыл их. Может, действительно стоило попросту всё отпустить? Вся эта история началась не самым лучшим образом, и сам Артём очень сильно накосячил, но ведь все в этой жизни ошибаются. Конечно, если в альфе вновь проявится малейший намёк на агрессию, Игорь, не задумываясь, оборвёт с ним любое общение и даже жалеть не будет, но если мужчина действительно хочет всё исправить, то ему нужно дать хотя бы шанс.