Прости.

      Игорь прекрасно помнил тот момент, когда присел на диван, собираясь всё-таки посмотреть этот матч, но вот как он потом добрался до кровати, упустил совершенно. Но даже не пришлось напрягать слух, чтобы услышать рядом чужое сопение. Теперь-то понятно стало, как он оказался в спальне. Артём мирно спал рядом, заграбастав себе всё одеяло, которое ночью Акинфееву в принципе не понадобилось. Посчитав, что раздевать омегу и лишний раз тревожить его сон не стоит, Дзюба вчера так и уложил его на постель в домашней одежде, и уже после душа осторожно опустился рядом, вырубившись так же моментально, как сделал это Игорь на диване.       Не без потягиваний и потираний заспанных глаз, но Игорь всё же встал, первым делом бросая взгляд на экран телефона, чтобы посмотреть время. Конечно, он мог бы сейчас пойти в душ и не будить Дзюбу, вот только тот ещё вчера сказал, что сегодня у него самолёт, не уточнив время, так что теперь оставалось надеяться, что они не проспали всё, что могли.         — Тёма, — после сна голос Игоря всё ещё хриплый, — просыпайся, — он легко касается чужого плеча, что, конечно же, не работает, так что приходится мужчину немного потрясти, чтобы тот хоть как-то начал реагировать на его голос.         — Чего? — спустя какое-то время Артём наконец разлепляет глаза. На его лице сразу же появляется слабая улыбка, вызванная видом такого милого Акинфеева, который сейчас был похож на птенца, особенно прической. Он был бы готов вставать каждый день хоть в шесть утра, лишь бы будильником было именно такое мягкое и тихое «Тёма».       — У тебя самолёт во сколько? Раз уж я обещал отвезти тебя в аэропорт, то обещание нужно держать. И не делай такое лицо, —Игорь прекрасно заметил, как Дзюба изменился в лице. Тому, очевидно, не очень хочется уезжать, вот только омеге уже давно нужно выдохнуть. Он прекрасно понимает, что станет лишь хуже, он до сих пор помнит, что случилось, когда он всего на пару часов уехал с базы, но и оставаться Артёму больше нельзя.       Игорь чувствует, что это всё заходит слишком далеко. Метка подавляет в нём слишком много того, что подавлять нельзя. Он чувствует, что перестает быть Игорем Акинфеевым, а превращается в того самого Игорёшу, который становится похож на сотни тех придурков, стелющихся под Артёма.       — Я и не делаю, — альфа бурчит, совсем немного насупившись, и тянется за телефоном, который оставил вчера на тумбочку. На часах семь утра, и становилось совершенно непонятно, как Игорь поднялся так рано без будильника, но это сейчас не особо важно. Главное, он не проспал самолёт. — Лучше бы проспал, — невнятно шепчет мужчина, наконец сев на кровати и поставив ноги на мягкий ковер. — У меня до самолёта еще три с половиной часа, так что мы всё успеем, можешь не переживать.       — Хорошо, я в душ тогда, а ты пройдись по квартире, посмотри, может, оставил что-то, — Игорь трёт лицо ладонями и всё же поднимается на ноги. Взяв из шкафа чистые вещи, мужчина скрывает за дверями в ванной, а у Артёма как раз появляется время нормально проснуться и собраться с мыслями.       Вещи по квартире собирать не пришлось от слова совсем. Он лишь закинул зарядку в сумку и достал вещи, в которых приехал сюда. Хоть в голове и промелькнула мысль «А может, оставить что-нибудь?», но Дзюба сразу отбросил её куда-то в сторону. Лучше просто уехать и не искать лишних поводов для встречи, если Игорь не захочет увидеться с ним сам.       Душ у Игоря занял минут пятнадцать, в прочем, как и у Артёма. Уже через полчаса они оба сидели на кухне и пили кофе молча, пока эта гнетущая атмосфера альфу не задолбала окончательно.       — Я буду скучать, — он понимал, что, скорее всего, услышит молчание в ответ, вот только на деле это оказалось намного неприятнее, чем он ожидал. Он столько раз услышал от Игоря, что тот пока не может простить его за то, что произошло, так что Дзюба и сам понимал, что без него, по крайней мере сейчас, Игорю будет лучше, но это совсем не означало, что он забросит свои попытки добиться расположения этого невероятного человека, даже если придётся завоевывать его доверие по крупицам.       — Мы не увидимся всего два дня от силы, — Акинфеев кривит улыбку, делая глоток уже немного остывшего кофе.       Ему понадобилось один раз взглянуть в календарь, чтобы понять, что ближайший месяц станет его главной проверкой на прочность. Сегодня второе июня, а уже пятого у них товарищеский матч с Турцией, а дальше… Дальше Чемпионат Мира, где мало кому не будет интересно, что там у него произошло в личной жизни. Ему будет нужно. Нет. Не так. Он будет обязан выйти на поле и сыграть (как) в последний раз. Это он сейчас мирно попивает кофе с Артёмом, а значит, метка сделала свою работу, вот только он не знает, как поведёт себя, встретившись с альфой уже после. Все его слова о втором шансе могу оказаться пустым звуком.       Артём же кривит некое подобие улыбки в ответ и, не допив кофе, поднимается с места. Это невыносимо. Вчера он пообещал Игорю не нарушать его личные границы, пообещал исправиться, и он сдержит своё слово. Прикоснуться к омеге хотелось невероятно, хотелось обнять, забравшись тёплыми ладонями под водолазку, прижать невероятно сильно к себе и не отпускать, но вместо этого Артём лишь выливает недопитую часть в раковину и, сполоснув чашку, убирает её в шкаф.       Им впервые обоим нечего сказать, так что до аэропорта он едут практически молча, лишь изредка перебрасываясь какими-то фразами и мыслями насчёт ближайшего матча. Артём понимал, что будет тупо в сотый раз просить прощение или же пытаться вывести Игоря на какой-то диалог, в то время, пока Акинфеев пытался попросту приготовиться к тому, что может случиться после отлёта Артёма. Возможно, он бы не был так напряжён, если бы сразу после того, как он отвезёт Дзюбу, ему бы не пришлось ехать на вокзал за отцом. Всё не вовремя, как всегда.       — Можешь ничего не отвечать, я просто в очередной раз хочу сказать, что… Я люблю тебя, — уверенно начинает Артём, когда понимает, что слишком задерживается в припаркованной у аэропорта машине. — Как бы мне не было больно это осознавать, но, возможно, я больше не смогу сказать этого. Я всё ещё надеюсь на второй шанс, но ты такой непредсказуемый, Игорёк, — Артём по-доброму улыбается, хоть и сжимает руки в кулаки. Игорь всё такой же непоколебимый, холодный, что на секунду Дзюба подумал, что лучше бы он просто молча ушёл, но вовремя вспомнил, что Игорь может и выглядит, будто он просто не слушает, но он всегда слышит. — Но сейчас я хочу, чтобы ты просто выслушал меня, — мужчина громко сглатывает. — Я тысячу раз пожалел, что сорвался тогда, что не смог совладать с собой и сделал тебе больно. Я действительно не имел права трогать тебя, и я, кажется, теперь не могу простить себя за это. Ты говоришь, что мои слова — пустой звук, и ты прав, наверное. Мои действия вряд ли уже хоть что-то перекроют, но я хочу попытаться. Ты первый человек в моей жизни, ради которого я готов меняться, даже если мы останемся просто друзьями. Или знакомыми. Ты невероятный, Игорь. И достоин ты явно чего-то лучшего, чем я, вот только я продолжаю надеяться на чудо. Я как-то просил тебя написать, когда это всё… закончится, так вот… Мне кажется, я и так пойму, когда это произойдет, так что, если не захочешь, можешь не писать.       Слушая всё это, Акинфеев и сам не заметил, как крепко вцепился в руль припаркованной машины. Его так вымотали эти бесконечные рассуждения на тему того, а что же будет, когда он наконец сведёт эту гребаную метку, что сейчас он уже попросту не слышал своего истинного внутреннего голоса, запутавшись в миллионе ложных. От чужих извинений легче не становилось, вот только он слышал здравые мысли в чужой речи. Лишь это заставляло его слабо улыбаться, бездумно глядя вперёд.       — Я сведу метку уже в понедельник утром, а днём у нас тренировка на стадионе, так что увидимся мы в любом случае, и у меня есть одна просьба, — Игорь отпускает руль и как-то находит в себе силы посмотреть Артёму в глаза. — Пожалуйста, не подходи ко мне. Даже не здоровайся в этот день, хорошо? Это сейчас звучит немного дико, но я правда прошу тебя. Я не знаю, как я буду чувствовать себя, так что просто не трогай меня. Если я захочу поговорить — я сделаю это сам. Ты ведь помнишь, что мы решили разбираться со всем только после чемпионата, так что лучше не подходить ко мне совсем. Конечно, это не распространяется на какие-то игровые моменты. На поле мы — просто игроки и сокомандники. Никаких личных разборок, разговоров, сообщений до конца чемпионата. Когда я буду готов, я сам поговорю с тобой. Я могу всё для себя решить хоть через неделю, хоть через месяц. От тебя лишь требуется готовность ждать и не лезть, — Акинфеев замолкает, выжидающе глядя в чужие глаза.       — Я тебя понял, — спустя мгновение отзывается Артём, который хоть и понимал, что придётся не сладко, вот только к таким жёстким рамкам и условиям оказался не готов совсем, но если Игорь просит, то он не имеет никакого права это не сделать. — Я правда понял, — словно повторяя для самого себя, произнёс мужчина ещё раз, так же уверенно глядя в чужие глаза. — Тогда… Пока, Игорь.       — Пока, Тёма, — Игорь чувствует, что ему даются эти слова так же тяжело, как и альфе, но больше он не произносит ни слова. Омега лишь дожидается, пока Дзюба заберёт свою сумку из багажника, всё же машет ему рукой и уезжает.       Недавно начался дачный сезон, так что теперь либо родители заглядывали к нему, передавая первые созревающие ягоды или овощи, если сильно повезёт, либо он сам заезжал к ним. Вот и сегодня нужно было встретить отца с электрички. Тот собирался заглянуть всего на пару часов, и проблем никаких особо не должно было возникнуть. Игорь за полтора часа по этим осточертевшим пробкам добрался до места, где они договорились встретиться, и врубил кондиционер на полную, повыше подтягивая ворот водолазки.       — Ты представляешь, вагон, в котором я ехал, совсем не проветривался. Ещё немного, и я бы точно задохнулся, — с улыбкой произнёс мужчина в возрасте, открывший переднюю дверь и удобно устроившийся рядом с Игорем.       — И тебе привет, папа, — Акинфеев еле заметно усмехнулся, помогая отцу поставить сумку на заднее сидение, а после быстро выехал с парковки. — Ты опять на пару часов, или заехать куда нужно?       — Да, на пару часов, и эти пару часов я хочу провести со своим любимым сыном, который за неделю нам с мамой ни разу не позвонил, — в голосе Владимира слышалась какая-то напускная обида, но никой претензии на самом деле не было. Игорь всегда был молчуном и звонил далеко не каждый день, так что родители уже давно привыкли, иногда самостоятельно звоня по несколько раз в неделю.       — Ну, пап, — Акинфеев закатывает глаза. — У меня были дела. Я хотел маме сегодня позвонить.       — Если бы я не сказал сейчас, ты бы так и не позвонил, — заметив, как сын снова закатил глаза, мужчина в сдающемся жесте поднял руки, тем самым обещая больше об этом не говорить. — Раз были дела, то рассказывай, какие.       — Сборы, — сейчас Игорь был немногословен не сколько из-за своей природы, сколько из-за невероятного желания не касаться темы прошедших сборов вообще. — Тренировались много, так что я без задних ног приходил. Я, кстати, вам с мамой купил кое-что.       — И что же? — Игорь не часто привозил что-то из поездок по одной простой причине — у родителей и так было всё. Акинфеев никогда не жалел денег на родных, практически содержа их, так что и с идеями для подарков всегда были проблемы.       — Вино. Мне сказали, оно у них лучшее было. Я сам, конечно, не пробовал, но, надеюсь, вам понравится. А маме купил музыкальную шкатулку. У меня как-то взгляд за неё зацепился, так что я её и взял. Мне кажется, она у вас в гостиной очень хорошо смотреться будет, — Игорь инстинктивно бросает взгляд в сторону, чтобы проверить пристегнулся ли отец, и вновь возвращает своё внимание к московским дорогам с их нескончаемыми пробками.       Владимир чуть удивлённо приподнимает бровь и одобрительно кивает. Его сын умеет выбирать отличные подарки.       — А не познакомился ни с кем? — обыденным голосом произносит отец, совершенно не замечая, как Игорь крепко сжал кожаный руль.       — Нет, — безэмоционально бросает Акинфеев, пытаясь объехать пробку по дворам.       — Нет — так нет, — мужчина сразу сворачивает эту тему, хоть и чувствует еле уловимый и незнакомый аромат, исходящий от сына. За столько лет они с женой смирились, что уже не дождутся внуков от Игоря. Конечно, старший сын их уже обеспечил этими самыми внуками, но ведь дело было совсем в другом. Какой же родитель не хочет счастья для своего ребёнка? Игорь хоть и утверждал, что его любовь, жизнь и призвание — это футбол, вот только Владимир очень сомневался, что спорт может заменить человеку семью.       Почти сорок минут они добирались до квартиры, так что эта поездка оказалась максимально бессмысленной. Через полчаса придётся ехать обратно, так что они успеют лишь чай попить, но это всё равно лучше, чем совсем ничего.       — Женя приезжал недавно, — вдруг вспоминает мужчина, аккуратно присаживаясь на стул, пока Игорь быстро разливал кипяток по чашкам. — Они второго ждут.       Слыша это, омега не испытывал зависти или же каких-то таких-же противных чувств. Он попросту ощущал пустоту внутри. Он стал замечательным дядей для дочки брата и до какого-то времени ему этого вполне хватало. Вот только со временем захотелось также. Он уже давно задумался о том, что у него есть абсолютно все возможности в будущем, уже после завершения карьеры, взять ребёнка из детского дома, вот только сначала нужно было разобраться в себе, чтобы быть уверенным, что он точно готов к такой ответственности. Брать ребёнка только ради того, чтобы закрыть пустоту внутри — не самая лучшая идея. Его никуда не денешь потом, если поймёшь, что оказался попросту не готов.       — Я знаю, — отзывается Игорь, ставя перед отцом кружку с чёрным чаем. — Он мне звонил недавно, на ужин приглашал, но не знаю, получится ли.       — Ну ты уж попытайся выкроить ради брата время в своём плотном расписании, — мужчина улыбается всё так же непринуждённо, уже из-за того, что даже в квартире ощущает тот самый аромат, который исходил от сына ещё в машине. У альфы появилась хоть и маленькая, но всё же надежда, что сын кого-то нашёл. — Ты их только предупреди, если с кем-то придёшь.       Игорь неожиданно даже для самого себя с грохотом ставит вазочку с печеньем на стол, тяжело выдыхая.         — Пап, я тысячу раз просил тебя не начинать эту тему, — омега старается держать себя в руках, но выходит из рук вон плохо. Со временем он совершенно перестал реагировать на эти намёки, сыплющиеся на него на семейных вечерах, но сейчас, в последние дни и так слабо контролируя себя, даже намёки на разговоры о его личной жизни выводили из себя. — У меня никого нет. И внуков от меня вы вряд ли дождётесь. И на всех праздниках для меня можете готовить только один стул, — он произносит это так грубо и уверенно, что у альфы действительно практически полностью пропадает желание продолжать этот разговор.       — Неужели тебе не хочется иметь полноценную семью? Ты не пойми меня неправильно, мы с мамой очень гордимся тобой, но ведь ты в свой футбол вечно играть не будешь. Дети — это ведь счастье.       — Кому как, — сейчас омега был готов сказать всё, что угодно, лишь бы от него поскорее отвязались. Ему и без того последние полчаса было не очень хорошо. Артём наверняка уже приземлился в Питере, и Игорь старался об этом не думать, вот только это совсем не помогало. Тактика «не обращай внимание и легче станет» не работала от слова совсем.       — Ну не ври, Игорь, мы же с мамой видим, как ты с маленькими детьми обращаешься, — не умолкает мужчина, продолжая настаивать на своём, в надежде, что сын когда-нибудь образумится.       — Мне хватает этой часовой возни с племянницей на недели вперёд, так что своих я не хочу. Пап, послушай, если ты думаешь, что чем больше ты или мама говорите со мной на эту тему, тем быстрее я найду себе кого-то, то это совсем не так работает. Давай прекратим и не будем портить настроение друг другу, — Игорь поднимает на отца усталый взгляд и это работает. Больше они к этой теме не возвращаются, обсуждая какие-то обыденные дела. Омега обещает достать билеты на матчи не только отцу, но и брату. С семьей он давно обсудил, что собирается уйти из сборной, так что те решили не пропускать не единого матча Игоря, посчитав, что тому будет легче играть, зная, что его на трибунах поддерживают не только фанаты, но и родные люди.       Когда до электрички обратно оставалось пятьдесят минут, с чаепитием пришлось заканчивать, и Игорь, заверив, что помоёт посуду потом, обулся и вместе с отцом вышел на улицу. Вернулись они на вокзал практически без пробок, но уехал Акинфеев оттуда, лишь когда убедился, что отец сел в поезд.       Только вернувшись в квартиру и оставшись один на один с собой и всем тем, что произошло за последнюю неделю, Игорь понял, что не вывозит. Спустя ещё час ломать изнутри начало безбожно. Он, когда порвал кресты, не было так больно. Ту боль ещё можно было заглушить обезболивающими, а сейчас мог помочь только Артём, будь он проклят. Акинфеев вдруг ощутил такую беспомощность и апатию, что вмиг плевать стало и на предстоящий чемпионат, и на всё остальное. За несколько долгих часов молчания Акинфеев даже не нашёл в себе силы переодеться в домашнюю одежду. Со стороны он выглядел как тряпичная кукла, сидящая на диване и не отрывающая взгляд от одной точки.       Рука сама тянется в карман за телефоном, а пальцы нажимают на номер, который он уже наизусть успел выучить.       — Вась, не заедешь? — звучит глухой голос Игоря, который даже на приветствие время не стал тратить. Обманывать друга бесконечно попросту невозможно. И дело даже не в том, что это технически невозможно. Акинфеев просто устал ему врать. Вася поймёт. Всегда ведь понимал и сейчас поймёт.       — У тебя всё нормально? — в телефоне слышится немного взволнованный голос Березуцкого, который, судя по звукам на заднем плане, сейчас ехал куда-то на машине.       — Нет, — честно отвечает мужчина, жмурясь и потирая переносицу. Он уже решился на разговор, а значит, пути назад не было. — Только это не телефонный разговор.       — Слушай, мне сейчас по делам нужно будет заехать, а потом я сразу к тебе, ладно? Подождешь пару часов? — Вася уже не помнит, когда голос Игоря звучал так разбито.       Акинфеев редко жаловался на что-то. Первое время Березуцкий думал, что ему просто не доверяют, но со временем стало понятно, что Игорь просто такой человек и к этому нужно просто привыкнут. А раз он позвонил сам и попросил приехать, значит, случилось что-то из ряда вон.       — Да, нормально, я подожду, — опомнился Игорь, спустя секунд молчания. — Только, я сразу предупреждаю, что пить буду. Так что, если тоже хочешь, то можешь на такси приехать.       — Пить? — Вася переспрашивает, но совсем не потому, что не расслышал.       Акинфеев алкоголь почти не пил, тем более пока игровой сезон не закончился.       — Да, пить, — уверенно отвечает Игорь, медленно поднявшись с дивана и дойдя до холодильника, откуда достаёт бутылку коньяка. Когда брат привёз её в подарок пару месяцев назад из Франции, омега лишь усмехнулся, понимая, что, когда её откроют, выдержка уже будет не пятнадцать лет, а лет семнадцать точно, но сейчас она оказалась как нельзя кстати.       — Ты пугать меня начинаешь, — альфа тихо смеётся, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, но, не услышав ничего в ответ, напрягается ещё больше. — Если такое дело, то я могу с тобой выпить, — уже серьёзно произносит он и вновь слышит молчание. — Игорь?       — Да-да, я слышу, просто задумался немного, — запоздало отзывается мужчина, бесшумно поставив бутылку на стол. — Я жду, — произносит Игорь и сбрасывает звонок, тяжело опускаясь на стул.       — Поздравляю, Игорь, какой это уже шаг по счёту в никуда? — с грустной улыбкой на лице напрягает руки, чтобы откупорить бутылку. Напиваться в одиночку он не собирался. Один глоток для храбрости — то, что ему сейчас просто необходимо, на трезвую голову у него не повернётся язык начать этот разговор. Пустым взглядом наблюдая за тем, как жидкость янтарного цвета наполняет бокал, Игорь понимал, что это не сможет заглушить щемящую боль внутри, но остановиться уже не мог. Жидкость обжигает горло, из-за чего Игорь жмурится. Даже фруктовое послевкусие не особо помогает. Он никогда не был любителем и ценителем крепких напитков. Он просто знал, что с них точно пьянеет и сейчас ему этого было достаточно.       От одного бокала он не чувствует особого расслабления, так что наливает себе ещё немного и вновь морщится, когда пьёт. Всё же коньяк — не его напиток. Игорь крутит бутылку немного в руке, зачем-то читая то, что написано на этикетке, и наконец отставляет всё подальше. Будет просто отвратительно, если он напьётся, не дождавшись Васю.       Откинувшись на спинку стула, мужчина потирает лицо ладонями, в сотый раз прокручивая в голове, как лучше начать разговор, и, в итоге, просто бросает это дело, решая, что будет действовать по обстоятельствам. Он прекрасно понимает, что придётся рассказать многое, чтобы у Васи все паззлы в голове встали куда нужно, вот только есть одна тема, называется она «Артём Дзюба», она занимает отдельный этап его жизни, и именно о ней он точно соврёт вновь. Игорь об этом не расскажет. Просто не сможет.       Практически ровно через два часа Игорь слышит звонок в дверь, но не подрывается с места. Он доходит до входной двери на ватных ногах и нажимает на кнопку домофона, впуская друга в подъезд. Омега, пока ждал, успел выпить ещё немного и теперь ощущал себя чуть более раскованно. Соображал он так же трезво и четко, но мысли о предстоящем разговоре пугали уже меньше.       — Проходи, — Игорь практически бесшумно прикрывает за другом дверь, пока тот скидывает кроссовки.       — Ты как-то совсем убито выглядишь, — Вася даже не пытался скрыть своего волнения, внимательно наблюдая за усталыми телодвижениями Акинфеева. Ему ещё вчера показалось, что что-то случилось, но Игорь, наверное, не хотел это рассказывать при Артёме.       — Ты садись. Мой рассказ будет очень долгий, — на лице вымученная улыбка, а руки двигают второй уже наполненный бокал к противоположному крою стола. Игорь молча дожидается, пока Березуцкий наконец сядет, и делает пару глотков. Ему страшно сказать и увидеть в чужих глазах разочарование и призрение, поэтому он опускает взгляд в стол, от волнения ероша собственные волосы.       Гнетущая тишина не прибавляет уверенности.       — Я — омега, — голос дрожит, а Игорь прикрывает глаза. Сердце бьётся с такой скоростью, будто ещё немного и остановится, ладони потеют, а мужчина впивается чуть отросшими ногтями в кожу.       Если бы Акинфеев поднял взгляд, то увидел бы ошарашенное лицо друга, который, не произнося ни слова, залпом опустошает бокал. Поверить в такое было, мягко говоря, тяжело. Вася даже представить не мог, что человек, которого он знает больше десяти лет, с которым он на равных играл на поле и обсуждал своих пассий, окажется противоположного пола.       — Ты сейчас не шутишь, да? — Березуцкий не чувствует неприязни или ненависти. Он, по большей части, вообще не понимает, что происходит. В голове тысяча и один вопрос, и он не может выбрать какой-то один, чтобы задать его.       — Я могу свидетельство о рождении показать, — совсем не пытаясь шутить, произносит Игорь, наконец поднимая взгляд. — Может быть, ты просто будешь задавать мне вопросы? Так… легче будет, — тихо выдохнул мужчина, лишь на секунду выпрямляя спину.       Атмосфера в помещении была так себе, а продолжительное молчание лишь нагнетало обстановку, что невероятно нервировало Игоря, но в то же время он словно скинул с плеч огромный камень. Первый и главный шаг сделан, а всё остальное — вторичное.       — Ты изначально не хотел мне рассказывать, но сейчас случилось что-то, из-за чего ты не смог молчать, или ты просто столько лет готовился к этому разговору? — спустя несколько минут молчания Вася всё же подал голос, наливая себе в бокал ещё.       Он ожидал от этого диалога всего, но не этого. Брови сдвинулись к переносице, но в глаза Игорю он смотрел беззлобно. Тому и так сейчас тяжело, так что лучше не давить.       — Я, когда только в спорт пришёл, вообще не рассчитывал, что найду друзей, поэтому даже не думал о том, что об этом когда-то придётся кому-то рассказать, а когда мы с тобой и Лёшей сдружились, я просто не знал, как это сделать. Потом уже просто не было подходящего момента. Я понимаю, что для таких новостей нет подходящих моментов вообще, а вывести тебя на серьёзный разговор, посадить перед собой и признаться в том, что я тут всех вокруг обманываю, я не мог, — обсуждать эту тему для Игоря, что сыпать соль на рану: неприятно и очень больно, но другого выхода не было. — А сейчас я понял, что врать больше не могу. Ты стал мне достаточно близким человеком, и я посчитал, что будет правильным рассказать тебе об этом. Я раньше тупо боялся, что не поймёшь, не примешь. Я ведь знаю, как к омегам в футболе относятся. Нас презирают, не дают нормально развиваться в это сфере. Не смей только заикаться про футбольные команды омег. Они молодцы, правда, пробиваются как могут, и у них неплохо получается, но… Я бы никогда не смог подняться там на тот уровень, на котором нахожусь сейчас.       Вася чувствует, что другу тяжело, так что самостоятельно подливает ему в бокал ещё.       — Блять, я даже не знаю с чего начать, — честно признаётся альфа, потирая лицо. — Тебя как вообще в основу ЦСКА взяли? Как с альфами взяли играть? Это же… невозможно.       — Возможно, как видишь, — Игорь благодарно кивает, делая пару глотков. — Я, как только начался пубертат, на подавителях сидел. Даже уговорил родителей школу сменить, чтобы у одноклассников не было соблазна всем когда-нибудь рассказать, кто я на самом деле. Дети, когда мелкие, не особо вдаются в подробности твоего истинного пола, так что даже если кто-то из начальной школы и помнит меня, то наверняка думают, что ошиблись, если считали меня омегой, а уже в старшей школе от меня не пахло совсем. А сейчас будет самая интересная часть моего рассказа, — Акинфеев отодвигает пустой стакан, понимая, что ему пока что хватит, а то его рассказ станет совсем несвязным. — Если бы не родители, у меня ничего бы не получилось. Мы, когда в Москву переехали, меня ведь заметили. Вопрос с большим спортом встал сам собой, и родители меня поддержали. Мы решили, что, если я хочу построить карьеру, то от надписи «омега» в графе пол, нужно было избавляться. Мы пошли в больницу, заново сдавать анализы, чтобы настоять на медицинской ошибке, сделанной при моём рождении.       — Ты сейчас серьёзно? — Вася широко раскрытыми глазами смотрел на друга, не особо веря в его рассказ, вот только Игорь, кажется, не врал.       — Более чем, — омега кивнул, оттягивая ворот водолазки, которая душила. — За меня анализы двоюродный брат сдал, так что документы мне быстро поменяли. Сейчас штатные врачи молчат, потому что у нас с ними договоренности, а кому надо я просто денег заношу. Ты если думаешь, что я один такой, то очень ошибаешься. Среди тех, кто в десятке бегает по полю, ты омег не найдёшь, врачи даже за деньги не выпустят, но среди вратарей такие как я, есть. Их очень немного, буквально единицы, но они есть.       — Ахуеть, — мужчина мотнул головой, пытаясь переварить только что вываленную на него информацию. — Это всё стоило того? Просто, я не особо разбираюсь в этих омежьих таблетках, но подавители — это явно не просто аскорбинка.       — Стоило ли этого того? — Игорь окидывает кухню взглядом, а в голове за считанные секунды пролетают все самые яркие победы и досадные поражения, знакомства и предательства, вся боль, через которою он прошёл, но которая никогда не была напрасной. — Определенно, да. Я с детства знал, что хочу заниматься футболом, так что невероятное количество баночек с таблетками меня не пугало. Мне повезло, никогда особо никаких побочек не было. Родители старались покупать дорогие таблетки, а когда мои старания начали приносить доход, проблем с лучшими подавителями вообще не было. Иногда тренироваться просто пиздец тяжело, но мне уже тридцать три, а в больнице я ни разу из-за всей этой херни не лежал, так что можно считать это успехом.       Вася слушал внимательно, стараясь не упустить ни единой детали, глядя на Игоря совсем по-другому, вспоминая все те моменты, когда он мог догадаться, вот только вспомнить практически ничего не мог, и это не давало поверить в происходящее. Игорь не стал в его глазах хуже или лучше, но точно стал ближе. Березуцкий понимал, что рассказать такое сможет не каждый, поэтому чувствовал на себе невероятную ответственность.       — Сейчас, конечно, организм даёт сбои, но, мне кажется, что поиграть я ещё смогу, — заканчивает Игорь, бездумно глядя на бутылку, и всё же тянется за ней.       — А как же отношения? Прости, что лезу к тебе в постель, я просто правда не понимаю. Неужели за столько лет не было никого? — альфа просто не мог не задать этот вопрос. Он действительно ни разу не слышал от Акинфеева рассказы о ком-либо. Если раньше Вася считал, что друг просто не горит желанием рассказывать о своих похождениях, то теперь его молчание принимало совершенно другой вид.       Игорь понимал, что и такие вопросы у Березуцкого возникнут сто процентов, так что ни один мускул на его лице не дрогнул. Свою личную жизнь он обсуждать не любил, но выпитый алкоголь, который он не прекращал вливать в себя, делая перед ответом очередные несколько глотков, развязал язык. Ему нужно было выговориться, а лучшего шанса просто не будет.       — Ну, до двадцати… одного года, у меня совсем отношений не было, а потом я влюбился, — на лице мелькнула улыбка, полная разочарования. — Я, пожалуй, буду без имен. Он — сын одного человека из управления ЦСКА, если тебе это о чём-то скажет. Мы как-то пересеклись на корпоративе, я уже не вспомню в честь чего, и после этого все как-то само закрутилось. Он очень красиво ухаживал, но без пошлостей, был уверен, что я бета, так что и поход ко мне особый искал. Ты бы знал, как мне это тогда в голову вскружило. Я так искренне поверил, что это то самое «навсегда», что даже рассказал обо всем, — Акинфеев рассказывал взахлеб и резко замолчал, прикрывая лицо ладоням. Каждый раз, вспоминая об этом, он поверить не мог, каким идиотом был. — И миллион раз пожалел об этом после. Это были мои первые отношения, так что я не знал, что нормально, а что нет, а он этим воспользовался. Наверное, именно это сейчас называют абъюзивными отношениями. Я, если честно, в подробности вдаваться не особо хочу. В общем, он довольно позитивно воспринял эту новость. Я с ним впервые и переспал. Последующие несколько месяцев всё тоже нормально было, а потом начался контроль, вечные недовольства тем, что у меня нет нормальных течек, появились какие-то непонятные запреты, а я терпел. Долго терпел, год почти, пока не понял, что больше не вывожу. Он иногда просто с катушек слетал. Вот только даже когда он руку на меня поднял, я не понял, что это финиш, — Игорь крепко сжимал в руке бокал, словно заново переживая всё, что было почти десять лет назад. Со временем раны затягиваются, если их не трогать, но воспоминания никакими лечебными свойствами не обладают. Ему тогда разбили сердце, так безжалостно, без капли сожаления, а склеить его обратно так и не удалось. — Единственное, что убедило меня поставить точку, это его измена. Он наверняка много раз это делал, вот только я стал свидетелем лишь единожды.       Два плюс два Вася мог сложить. Они уже тогда были знакомы, так что период, в который всё примерно происходило, он себе представлял. В голове не укладывалось, как можно было скрывать так долго свои отношения. Игорь ведь тогда ни разу даже не обмолвился о том, какой пиздец происходит в его жизни, а Васе и ни к чему было.       — И ты мне сказать не хочешь, что он ничего не сделал с той информацией, которую ты сам ему и рассказал? — он вопросительно приподнял бровь, аккуратно забирая у Игоря, которому уже достаточно было, бутылку.       — Не хочу, — уже немного расфокусированным взглядом проследив за отодвигающейся бутылкой, Игорь слабо дернул головой. — Он к отцу своему побежал, когда в один прекрасный день я просто собрал вещи и оборвал все контакты. Я тогда со своей карьерой десять раз попрощался. Я ведь идиотом не был, понимал, что просто так меня не отпустят, так что либо я терплю это всё, но остаюсь в основе, либо с вещами ухожу не только из его квартиры, но и из команды. Мне, когда отец его позвонил, я еле пару слов смог связать, решил, что буду всё отрицать, правда, это не помогло. Ты даже представить себе не можешь, как меня тогда пропесочили. Я думал, что поседею, пока слушал, как на меня орали. Он, оказалось, сыну не особо поверил, так что хорошенько потряс врача, а тот, когда увольнением пригрозили, молчать не стал, — Акинфеев тяжело выдохнул, потянувшись за бутылкой, но Вася не дал налить ещё. — В общем, мне пришлось выкладывать всё. Он оказался не таким гнилым, как его сын, прекрасно понимал, что я подаю большие надежды, так что и команду лишать основного вратаря не собирался. Сыну он своему рот прикрыл, а со мной потом говорил и не один раз. По итогу, все удивительно хорошо закончилось, а я зарёкся больше не заводить отношения. Я после этого ещё пару раз спал кое с кем, ну, знаешь, без обязательств, но мне вообще не понравилось, — Игорь вываливал все без задней мысли, подпирая голову рукой. — А вторые и последние мои отношения длились всего пару месяцев. Он был из Испании, мы с ним познакомились, когда я туда в отпуск ездил, правда, я быстро понял, что это даже влюблённостью нельзя было назвать. Он тогда ещё в Россию ко мне приезжал, но после этого мы разошлись как в море корабли.       — Мы столько дружим с тобой, а я оказывается вообще тебя не знаю, — Вася, наливает себе ещё бокал и закручивает крышку бутылки. Им обоим на сегодня хватит. У Игоря язык уже достаточно развязался, а у Березуцкого мозг достаточно расслабился, чтобы воспринимать эту информацию, не делая поспешные выводы. — У меня вопросы закончились. Хотя нет, — он машет головой, понимая, что паззл сошёлся не до конца.  — Вчера здесь был Дзюба. Что он тут делал? Только не говори, что за одни сборы так подружились, что ты его в себе в квартиру привёл?       На лице омеги появилась какая-то непонятная улыбка, так что Березуцкий уже не особо и рассчитывал на ответ, но Игорь всё же заговорил. Правда, начал безбожно врать. Он хоть и был пьян, но четко осознавал, что о произошедшем Васе знать совсем не обязательно. Врать Акинфееву не хотелось совсем, но и правду рассказать он не мог. Их история была дикой, и делиться ей с кем-то другим, даже с другом, было тяжело.       — Мы пару раз переспали.       — Ты даже ему рассказал? — в голосе слышалась обида. Сейчас он просто не понимал, с чего Игорь вдруг взял и рассказал обо всём Артёму       — Я ему не рассказывал. Он сам узнал. Ситуация была просто наитупейшая, так что ничего интересного, а вчера ему действительно просто нужно было на день в Москве остаться, — правда медленно переплеталась с ложью, и Игорь это уже не контролировал.       У Васи всё же нашлись ещё вопросы и касались они скорее обыденной жизни или же ощущений на тренировках, нежели чего-то глобально, а Игорь просто рассказывал всё, как есть. Скрывать уже было нечего, а поделиться с кем-то, пока он так пьян и раскован, безумно хотелось. Обычно молчаливый и серьёзный Игорь сейчас без умолку что-то рассказывал, попутно вспоминая сотню забавных историй, который раньше по абсолютно понятной причине не мог рассказать, а альфа за весь разговор ни разу его не перебил, даже взгляд не оторвал. Такого Акинфеева не часто увидишь и, тем более, не услышишь от него таких откровений.       Игорь милый, когда пьян, он начинает болтать много лишнего, но не про кого-то, а про себя. Про других он никогда не станет говорить плохо. Даже у пьяного Акинфеева язык не повернется оскорблять кого-то за спиной. Если ему что-то не нравится, то он говорит это в лицо, а Васе это всегда нравилось. Даже удивительно, как этот иногда до тошноты правильный и честный человек, с таким невозмутимым выражением лица может врать в лицо, и ведь никто вокруг не поймёт. Каждое слово, произнесённое Игорем, заставляло Васю задуматься над тем, что перед ним сидит морально невероятно сильный человек. Самого Березуцкого Акинфеев поддерживал всегда, всегда подбирал нужные слова, был рядом, если это требовалось, а Вася поддержать его не смог. Конечно, его вины в этом не было, но слушать обо всём, что происходило в жизни близкого человека с мыслю, что ты не мог ему помочь ничем, как бы ни старался, было тяжело.       — У меня больше нет вопросов, — в один момент выдыхает мужчина, мотнув головой. — Только пообещай, что, если они у меня ещё появятся, то ты ответишь на них, хорошо? — без алкоголя Игорь вряд ли будет вываливать всю подноготную своей жизни так же охотно, но теперь Васе казалось, что секретов между ними больше нет.       Игорь же лишь согласно мотнул головой, ощущая, как мир перед глазами еле заметно плывет, и, кажется, не до конца осознавая, что действительно всё рассказал. Этот разговор пугал только в мыслях, но на деле всё прошло спокойно, не без помощи алкоголя, но всё же.       — Ты зря боялся рассказать, — Вася тяжело поднимается на ноги и обходит стол. — Мне же вообще неважно, кто ты, серьёзно. Ты — ахуенный друг, остальное меня не волнует совсем. Мне приятно, что ты всё же решился рассказать. Я даже представить не могу, какого это — держать всё в себе столько лет. Эй, аккуратнее, — спохватился он, когда Игорь тоже попытался подняться на ноги и зацепился за ножку стула. Акинфеев совсем не рассчитал количество выпитого.       — Я аккуратен, — отмахнулся Акинфеев, а после крепко обнял мужчину, уткнувшись лбом в чужое плечо. — Я думал, никогда не решусь тебе рассказать, — признался он, ощущая, как Вася крепко обнял его в ответ. Его никто не оттолкнул, не назвал ненормальным, а наоборот. Игорь почувствовал невероятную поддержку, которой так не хватало.       — Можешь не переживать. Всё что ты мне сейчас рассказал, я с собой в могилу унесу, — с улыбкой пообещал Березуцкий, поглаживая чужую спину.       За последний час Игорь раскрылся совсем с другой стороны, открыл глаза на многие вещи, которые Вася никак не мог понять, перевернул всё с ног на голову, но это было не зря.       — Я в тебе и не сомневался, — Игорь вымученно улыбнулся, всё так же не отрываясь от чужого плеча. Алкоголь заглушал боль, помогал отвлечься, вот только мысли об Артёме вновь роем ворвались в его голову, а тело стало ватным, только теперь омега уже сомневался, что в этом виноват коньяк. — Мне кажется, спать ещё рано, так что можем поиграть в приставку. Я её купил, а она валяется без дела, — Игорь подает голос, решая прервать эти телячьи нежности.       Обстановку нужно было как-то разрядить. Он посчитал, что игры помогут, и не ошибся. Васе, который и сам был не особо трезв, понадобилось минут пятнадцать, чтобы всё настроить, а уже через полчаса Игорь и думать забыл, что недавно вывалил на друга всю историю своей жизни. Березуцкий помог отвлечься, забыться и забыть, а Игорю в этот вечер большего и не нужно было.