Ее бог

Атанасия плачет и вырывается из крепкой хватки. Она просит отпустить, но ее игнорируют. Всегда игнорируют, - думает принцесса, и закашливается, когда вой, что так часто вырывался из ее груди, царапает горло до крови. Она утихает и ослабевает в чужой хватке. Ненадолго, - думается ей, - я найду способ вырваться. Чужие руки мягко удерживают ее на месте и не позволяют двигаться. Ее тело предательски обмякает, едва дрожа после очередного приступа истерики. Она обнимает себя за плечи и беззвучно плачет, запрокидывая голову. Не знает, почему плачет, но знает, что это обязательно повторится. Она чувствует, что ее больше не держат (или держат не так сильно), и пихается, отползая подальше. Она не чувствует пола под телом, но все равно пытается двигаться, и ее снова захватывают в плен рук. Ей страшно. До горького привкуса во рту. Она снова дёргается и этот ад начинается сначала. Она шипит и кричит. Хочет, чтобы отпустили, но в ответ чувствует только покачивания. Лёгкие такие. Из стороны в сторону. Это заставляет ее на мгновение притихнуть и она совершенно точно различает, как ей шепчут в ухо: - Ти-ише, ти-и-ише... Дыхание выравнивается, темнота перед глазами пропадает, и Атанасия снова беззвучно заливается слезами. На этот раз не истерика. Она расслабляется и только вздрагивает. Каждые три секунды. Ее по-прежнему обнимают и осторожно покачивают из стороны в сторону. Теперь она чувствует, как ее гладят по волосам. Горло безбожно горит, и она не помнит почему. Перед глазами лёгкая дымка (это в голове лёгкая дымка), вещи и комната вокруг двоятся. Дыхание восстанавливается. Медленно. Тишина убаюкивает. Она совершенно точно помнит глаза. И кровь на руках. И хищную ухмылку. (Горы трупов) В этом зеркале она видела себя, которая ею не была. Вдох. Выдох. Теперь они даются легко. Голос рядом с ухом спрашивает: - Ты пила сегодня таблетки? Тихо так, будто боялся разбудить. И нежно. И руки у него тоже нежные. Атанасия медленно, все ещё судорожно вздыхая, покачала головой и бросила взгляд на валяющийся рядом на полу нож. Резать руки в мясо уже не хотелось. Она поспешно отвела взгляд и продолжила дышать. Вдох. Выдох. Все ведь хорошо? Лукас все ещё ее качает из стороны в сторону. Легко-легко, чтобы успокоить. Она успокаивается. И доверительно откидывается. Эти глаза теперь будут преследовать ее повсюду. И таблетки не помогут. Лукас осторожно отстранился и приподнялся. А потом отопнул нож и поднял Атанасию на руки. Она все ещё глядела в никуда. Вдох. Выдох. Он спросил: - Хочешь чай? (Это не вопрос). Она медленно кивнула и вытерла последние слезы дрожащими руками. Из зеркала на нее смотрела маленькая девочка, совсем, как она, только другая. У этой были тонкие бледные руки с метками убийцы: въевшиеся в кожу пятна крови. И ещё у нее под ногами был мусор (горы трупов). И ещё у нее были топазовые глаза. Синие-синие, но в них горело что-то совсем не то. Она глядела из своего зеркала прямо в глаза испуганной Атанасии и безумно улыбалась. А потом что-то беззвучно произнесла. И Атанасия прочитала по губам: "сош-ла с у-ма".