***
— Антон, останься, пожалуйста, — вместе со звонком озвучил свою просьбу Сергей Борисович. Урок истории подошёл к концу, и учитель, выключив интерактивную доску, попрощался со своим классом. — Эм-м… — неловко пробубнил Антон, не ожидавший такого поворота событий. — Да, конечно, — исправился он, оглянувшись на Лёвку с Димкой. Пацаны смотрели так же непонимающе и настороженно, но только развели руками — кто его знает, Борисыча-то?.. Может, Арсений уже настучал на неподобающее поведение. Шастун боялся этого. Боялся, что переступил черту слишком сильно, что разозлил Попова, что у него могут быть проблемы из-за этого. Ужасно не хотелось бы сейчас встревать в неприятности. Собрав свой рюкзак, он забросил его на плечи и робко подошёл к классному руководителю, готовый получать по ушкам и макушке. Бортник ободряюще сжал его плечо, проходя мимо. Шастун невольно вздрогнул, когда дверь закрылась, и класс опустел окончательно. — Ты чего? Арсений Сергеевич тебя настолько запугал, что ли? — вопрошал Сергей Борисович, отмечая нервозную реакцию ученика. Антон поднял на него свои большие удивлённые зелёные глаза и неопределённо мотнул головой. — Просто не ожидал, что вы захотите оставить меня после урока, — Матвиенко хмыкнул. — Да ты расслабься, я тебя не третировать собрался, в конце концов. Даже наоборот. Арсений Сергеевич приходил ко мне на днях, настойчиво просил меня отговорить тебя от его экзамена. У него упёртый характер, так что я могу себе представить, как он давит на тебя, склоняя к этому решению. Антон, я хотел сказать, что ты не обязан поступать, как того хочет Арсений Сергеевич, решай для себя сам, что сдавать. Если ты считаешь, что сможешь справиться с биологией, — то не отказывайся от этой цели. Если будет совсем непросто с биологом, — прозвище «биолог» он произнёс подчёркнутым тоном, выделяя его с не самым приятельским выражением лица. Кажется, у учителей были определённые тёрки, — то скажи мне, не пытайся в одиночку что-то ему доказать. И ещё, у меня есть знакомый репетитор по биологии и химии, если тебе нужна помощь в подготовке, я могу дать тебе его номер, договоритесь о занятиях, — Антон стоял с обалдевшим выражением лица и поверить не мог, что Матвиенко на его стороне! Со стороны казалось, что Попов хорошо общается со всем учительским составом, но, видимо, если копать глубже, то всё в школе было не так просто. — Спасибо большое, мне действительно нужна помощь репетитора, — кивнул головой Антон, всё ещё не веря, что учитель был на его стороне, а не на стороне коллеги. Матвиенко оставил ему номер телефона и сказал, чтобы Антон позвонил сегодня вечером, часов после шести, а парень пообещал так и сделать. Поговорив ещё немного, они разошлись, и Шастун отправился домой, по пути обсудив с друзьями прошедший разговор при закрытой двери с классруком. — Всегда знал, что Борисыч хороший мужик, — подытожил Лёва. — Моё уважение, — добавил он. — Да, он очень объективен, — поддакнул Дима, отведя взгляд в сторону, задумавшись о чём-то своём. — Я охуел, думал, бить будут, а нет, — фыркнул Антон, всё ещё не веря своей везучести. — Наверное, Попов ещё не успел разболтать, как я его почти что нахуй послал, — пацаны засмеялись. Шаст неловко улыбнулся. Оставшись один, Антон всё прокручивает в голове их диалог с Арсением Сергеевичем. Мужчина упомянул, что даёт ему две недели на смену решения. Шастун, в силу всей собранной за школьные годы информации о биологе, смеет предположить, что он по натуре своей «джентльмен», которому свойственно придерживаться сказанных слов, а это значит, что у парня ровно четырнадцать дней на то, чтобы убедить учителя в том, что он готов старательно учиться и сможет подготовиться к ЕГЭ за год. Убедить учителя, которому он не нравится. Который считает его ленивым и бесперспективным учеником. Который ненавидит, когда его предмет не учат без весомой причины. Которого Антон имел неосторожность бестактно задеть своими резкими словами. Антон думает, что ситуация — пиздец. Но ещё одна важная деталь — Антон своего рода тоже «джентльмен», который не бросает слов на ветер. А если он озвучил вслух мысль, согласно которой пойдёт на принцип, значит, отступать поздно.***
У Шастуна ребро ладони всё синее от пасты, которую он затирает, резко водя рукой с зажатой в ней шариковой ручкой по листу, и карандаш за ухом. Он весь — олицетворение слова «сосредоточенность». Внимательный взгляд бегает от раскрытого учебника к поисковику на телефоне, а от него к большой тетради на девяносто шесть листов, в которой он начал вести свой самостоятельный конспект по биологии. — Братан, я тебя таким сто лет не видел, — делится своим мнением Бортник, потягивая мультифруктовый сок из трубочки. Он сидит за партой впереди, а потому, чтоб посматривать, чего там Антошка так шустренько пишет, облокачивается на спинку стула, который встаёт под наклоном и упирается в сзади стоящую парту, за которой сидит друг. А ведь сколько раз ему делали замечание — не качайся на стуле! Всё побоку. Перемена, учителя в классе нет, и отчитать Бортника некому. — Лучше прибереги свои комментарии и объясни мне простыми словами теорию клеток, — поднимает на него взгляд зелёных глаз одиннадцатиклассник. — Шаст, издеваешься? — фыркнул Лёва. — Перемена, — объясняет он свою реакцию, столкнувшись с непониманием во взгляде собеседника. — Я сок пью вот… — показывает он пальцем свободной руки на маленькую картонную коробочку во второй. — Уже не пьёшь, — как из ниоткуда берётся Димка, выхватывая сок из рук Бортника, и тут же примыкает губами к трубочке. — Ну пиздец, — тяжко вздохнул Лёва и, злобно зыркнув на Позова, который показал ему язык в ответ, подсел к Антону за парту и начал раскладывать теорию клеток по полочкам.***
Антон напряжён, он практически может услышать, как шестеренки в его голове прокручиваются со скрипом, но внешне старается этого не показывать. Расслабленное выражение лица даётся ему не без труда. Арсений Сергеевич активно доёбывается до парня весь урок, и Шаст уже устал внутренне содрогаться после каждого нарочито чётко выговоренного «Шастун». Учитель задаёт ему вопросы, на большинство из которых школьник не в силах ответить, и добавляет язвительные комментарии, на всеобщее обозрение выставляя юношу дурачком. — Ты же будущий, не дай Бог, зоолог, так, может быть, уже раскроешь проблему роли изменчивости в эволюционном процессе? Что, опять нет? Ну ладно, не расстраивайся, у тебя же вагон времени впереди, чтоб выучить… А хотя нет, ты ведь уже не в седьмом классе, постоянно забываю, — сочувственно подводит итог Арсений Сергеевич. Грёбаный вы, блять, актёришка, не со сцены ли в класс прибежали?.. У-у-у, с-с-сука, как Антон злится на эти выпады. Ну, в конце концов, что он машину его, что ли, поцарапал? Или девушку увёл? Чего прицепился-то? Как там говорилось — у каждого биолога свой скелет в шкафу? У Арсения, видимо, целое, блять, кладбище! — Арсений Сергеевич, — не выдержав, цедит Антон, уставший от того, что учитель так запросто опускает его при всём классе. Он как с цепи сорвался, узнав, что одиннадцатиклассник намерен сдавать его предмет. Учитель смотрит в ответ с застывшей как в эпоксидной смоле усмешкой и ожидает продолжения. — А вы всегда самоутверждаетесь за счёт несовершеннолетних подростков, или я — особый случай? — Откуда только наглости хватает вести такие диалоги — сам не понимает. Бортник под партой бьёт его ботинком в ребро кроссовка, а Димка, сидящий поблизости, закашлялся в кулак. — Шастун, умничать нужно у доски, — нахмурился биолог, глядя на подростка без тени прежней улыбки. — К доске, — добавляет он, коротким жестом указав направление. Антон мысленно пару раз выразился матом. 1:1, Арсений Сергеевич. — Вместо того, чтобы выставлять напоказ свои принципы, лучше бы хоть раз удивил своими знаниями, — тихо произносит учитель, стоя за плечом подростка, почти карикатурно нависая над ним, как коршун. И Антон услышал насмешку в слове «принципы». Биолог явно припомнил ему вчерашний выпад, и Антону отчего-то стало так обидно и грустно, что Попов не воспринял всерьёз его слова, а лишь высмеивал их сейчас. Но всё, что ему оставалось — десять долгих минут позориться у доски, пытаться расслышать подсказки от друзей, которые получили за это двойки от Арсения, и выслушивать, насколько же он нулевой в знаниях биологии. — Надеюсь, вы от души повеселились, — оскалился Шастун на биолога, глядя ему в глаза, как только прозвенел звонок. — Ещё один подобный выпад, — и я вызываю твоего опекуна в школу, — холодный взгляд и строгий голос сочетались одновременно, отчего как-то сразу становилось не по себе. — Извините, — выдавливает из себя через силу парень и, схватив рюкзак, вылетает прочь из кабинета. Арсений хмурится, глядя на нерешённую задачу на доске. Что же, кажется, он всерьёз задел этого парня, и, наверное, ему даже немного совестно, ведь он выглядел расстроенным и обиженным, но, в конце концов, это ведь лишь его проблемы. Арсения они касаться не должны, его задача — научить чему-то свои классы, и это единственное, что должно волновать его.***
Дедушка плохо чувствовал себя весь день. Он почти не вставал с постели, а Антон каждые полчаса подходил к нему, чтоб узнать, может ли он чем-то помочь. Парень носил ему нужные лекарства, измерял давление, записывал показатели в специально отведённую для этого тетрадку и приготовил лёгкий бульон. — Да не умираю я, — в очередной раз недовольно пробурчал дедушка, когда внук пристал со своей заботой. Ему было приятно от этого внимания, но он всё же настаивал, чтобы внук занялся своими делами, учёбой, отдохнул, в конце концов. — Дедушка, — цокнул языком Антон, недовольный такой шуткой. — Вот, выпей, с мятой, как ты любишь, — подросток поставил чашку с ароматным чаем на прикроватную тумбочку. — Я пойду в душ, если что — зови, — добавляет юноша. — Иди-иди, давно пора было о себе подумать, — снова ворчливо отозвался дедушка. Антон улыбнулся. Он знал, сколько искренней заботы и беспокойства прячется за этим напускным тоном. Закрывшись на щеколду, Антон лениво стянул с себя вещи и опустился на дно душевой кабинки, прижавшись лопатками к холодной стене. Включив напор тёплой, почти горячей воды, он ещё несколько минут не двигается с места, а вода тонкими быстрыми струйками сочится сверху вниз, тут же мокнут волосы и ресницы. Парень запрокидывает голову. Он морально устал играть в эти игры с Арсением Сергеевичем и ещё больше устал от биологии, которой в один момент стало так много… Распечатанные конспекты неровными стопками занимали почти всё пространство рабочего стола, на стенах появились плакаты, нарисованные вручную, толстая тетрадь, заведённая для рукописных конспектов, была заполнена наполовину. Свободное время сократилось так резко, словно кислород в замкнутом пространстве, оставшийся наедине с зажжённой спичкой. Оно таяло. А Шастун — измучен. Парень выполз из душа, перед этим лишь на чистом энтузиазме заставив себя пройтись по всему телу мочалкой и вылив горстку шампуня на волосы. Сил совсем не было, и он чувствовал себя удручённо. Натянув на влажное тело боксеры, он присел на край стиральной машины и стал ленивыми движениями проводить полотенцем по мокрым русым прядям. Взгляд упал на новенькую бритву на краю стиралки. В голове щёлкнула одна из шестерёнок. Мысли о том, как он устал от этой недели, которая ещё даже не закончилась, словно дают невесомый толчок к действию. Хочется переключиться с мыслей о биологе на что-то существенное, весомое, настоящее, в отличие от призрачной надежды на понимание с его стороны. Антон устал обманываться и ещё сильнее устал разочаровываться в реальности происходящего. Ему бы просто… отвлечься. Хотя бы на один вечер. Рука непроизвольно потянулась к синему пластику, в объятиях которого блестел острый тонкий металл. Антон думает неприлично мало перед тем, как с холодной сосредоточенностью начать разбирать бритву. Сначала одним движением отламывает пластиковую ручку, затем металлической расчёской, которая всегда лежала в шкафчике за зеркалом, отгибает пластиковые заклёпки на обратной стороне, после чего лезвия выпадают сами и контрастируют с белым покрытием стиральной машины. Крепко зажав одно из них между пальцами, парень ведёт быструю линию поперёк распаренной кожи на бедре. Кровь сразу же заполняет рану до краев и, ненадолго замерев, скатывается вниз. Антон режет снова. Спустя пару минут на бедре пролегают пять новых полос. Слегка неровные, они различаются между собой по длине и глубине пореза, но все саднят и кровоточат. Антон мысленно ругает себя, понимая, что нужно было быть сдержаннее, остановиться раньше, подготовиться заранее и хотя бы запастись бинтами. Безответственно было поддаться этому порыву. Однако он сделал то, что хотел, и бессмысленно сейчас сожалеть о сделанном. Это нужно было ему в моменте, чтоб собраться с духом и двигаться дальше. Парень прибирает за собой кровь, выбрасывает в мусорку сломанную бритву, предварительно спрятав её в пустой упаковке из-под чипсов, и бережно обрабатывает раны перекисью за закрытыми дверями своей комнаты, а затем перевязывает старой синей банданой, которую носил пару лет назад, потому что тогда так было модно.***
Арсений Сергеевич смотрит зло и холодно. Не насмешливо, не с плохо скрываемой весёлостью и превосходством, а именно так, словно весь голубой пигмент в его радужках застыл и превратился в непробиваемый лёд. И погода на улице ему под стать — холодный октябрьский ветер норовит забраться под одежду, прикоснуться к горячей коже, и даже после пятиминутной прогулки щёки и нос розовеют, как на декабрьском морозе. Опавшая листва быстро-быстро снуёт под подошвами, словно детвора, устроившая глобальную игру в пятнашки. И в такой холодный день выдержать такой же холодный взгляд учителя крайне трудно без горячего глинтвейна или на худой конец вязаного шарфа. У Антона с собой нет ни того, ни другого, поэтому его мурашит, как будто он снова там — на улице — стоит на ветру в своей тонкой худи. — Завтра пройдёт учительское совещание, на котором будет подниматься вопрос успеваемости индивидуально каждого ученика. Если вы до последнего тянули с тем, чтобы пойти к доске, то советую воспользоваться этой возможностью заработать дополнительный балл, — произносит он со скрещенными на груди руками. Стоит весь такой важный и строгий, смотрит только на Антона, пока говорит, да так, что парню неловко уже глаза от него прятать, и он смотрит в ответ, крепко сжав челюсти. Слышит он в этом голосе подтекст, понимает, не совсем дурашка: «Вот и спета твоя песенка, Шастун, завтра будет икаться тебе весь день». И Антон поднимает руку. — Что, Антон? — как будто вымученным голосом спрашивает Арсений Сергеевич. Антону обидно, что он его на таком плохом счету держит. Знал бы биолог только о том, как быстро бьётся у парня сердечко всё то время, что голубые глаза прикованы к нему. Знал бы, как часто снится по ночам. Знал бы, как старается Антон что-то в его предмете понять, лишь бы, блин, хоть каплю одобрения увидеть вместо вечного недовольства. — К доске хочу, — произносит, выжимая максимум уверенности из своего голоса. Арсений удивлённо приподнимает брови на пару секунд, озадаченный таким рвением, и лёгкая ухмылка касается его губ. Лёва, сидящий рядом, выглядит так, словно его любимчик, на которого он поставил круглую сумму, вырывается вперёд. Он с трудом сдерживает эмоции и лишь ободряюще хлопает соседа по бедру, мол, давай, дерзай и ничего (никого) не бойся. Димка озадаченно поправляет очки и не может понять, чем это закончится. — И даже тему «Развития представлений о возникновении жизни» сможешь раскрыть? — уточняет учитель, прочитав точное название темы прошлого урока по тематическому плану, лежащему на столе рядом с журналом. А у Антона в голове как в компьютерной программе быстро печатается план: Рассказать основные гипотезы происхождения жизни. Выявить их плюсы и минусы. Проследить путь зарождения и развития жизни на Земле. Привести доказательства происхождения жизни на Земле. Он кивает головой донельзя уверенно и встаёт из-за парты. Он эту тему зазубривал до двух часов ночи, знал, что у него последний шанс доказать, что чего-то стоит, что не просто так на принцип идёт, а что реально осознаёт, к чему идёт и для чего старается. — Что же, это будет интересно… — негромким голосом резюмирует биолог и отходит в сторону, чтоб не забирать на себя внимание. Шастун чувствует себя уверенным до победного, до самого последнего заученного им предложения. Он немного тушуется под десятками взглядов одноклассников, на Арсения Сергеевича вообще не смотрит, а то точно собьётся, неловко перебирает пальцами и иногда, забывшись, пытается спрятать руки в карманы, но одёргивает себя. А потом учитель начинает задавать дополнительные вопросы. И уверенность сыплется, как штукатурка с общажных стен. Антон волнуется, сбивается, начинает мямлить, потому что давление со всех сторон его угнетает. Голос Арсения на него вообще странным образом воздействует. Только Лёва пытается подбодрить, но его сил не хватает, чтоб закрыть собой весь холод в глазах Арсения, в которые парень ошибочно смотрит время от времени. Он видит по выражению лица, что учитель ему никаких шансов давать не намерен, просто видит это и всё. И руки опускаются. Он в нём в упор не видит никаких перспектив, и парню всё сложнее находить в себе силы, чтоб бороться с этим стереотипом в голове учителя. — Я поставлю тебе четвёрку за смелость, но впредь знай, что просто заучить параграф из книги — недостаточно. Нельзя выборочно изучить одну тему и понять весь курс по ней. Садись, — и эта четверка ничуть не радует. Антону бы увидеть в глазах преподавателя хоть толику одобрения, получить бы от него хоть одну добрую улыбку, и этого хватило бы, чтоб он снова собрался с силами и приложил усилия к изучению биологии. Но Арсений ему улыбается исключительно саркастично, а тон его звенит холодным металлом каждый раз, как он обращается к ученику. — Ты крутой, — хлопает его по плечу Бортник. — Реально, прям хорошо говорил, молодец, — Антон кисло улыбается в ответ. Он ждал не его похвалы.***
Арсений прибирает на столе, аккуратно раскладывает тетради по стопкам, убирает в сумку уже ненужные на сегодня тематические планы по всем классам и проверяет время — двадцать минут до учительского собрания. В принципе, он может выходить уже сейчас и надеяться, что его коллеги так же пунктуальны и никто не задержится. Только он перебрасывает пиджак через руку и берёт со стола связку ключей, как дверь отворяется и в кабинет заходит незнакомый ему пожилой мужчина. Арсений удивлённо выгибает бровь, наблюдает, как чужой человек смотрит на него недовольно и как будто свысока. — Извините, а вы вообще кто и что здесь делаете? — весьма бестактно интересуется Арсений, решив, что имеет на это право, ведь этот пожилой мужчина, в конце концов, без объяснений ввалился в его кабинет! Без стука, без предупреждения, посреди рабочего дня! — Александр Андреевич, — представляется он, наконец остановившись в паре шагов от учителя, перед этим закрыв за собой дверь. — Нам с вами нужно поговорить, молодой человек, — давно Арсения так никто не называл, даже странно слышать такое обращение по отношению к себе. Он сразу почувствовал себя каким-то маленьким и незначительным, словно ему снова семнадцать, и его пришли отчитывать за очередную провинность. Биолог недоуменно уставился на по-прежнему непонятного человека и на всякий случай сделал шаг назад. — Я дедушка Антона Шастуна, вашего ученика, — биолог не ожидал, что это имя снова прозвучит в стенах кабинета после уроков. Арсений расслабился и даже усмехнулся. Очередной недовольный родственник, которому ребёнок нажаловался на учителя, ничего нового. — Если вы хотите обсудить успеваемость вашего внука — то давайте встретимся с вами в другой день, и я подробно расскажу о том, почему у него такие низкие баллы по моему предмету, а сейчас, уж извините, но я спешу на собрание… — Нет, — обрывает его речь Александр Андреевич, вводя в ступор учителя. — Я здесь не за этим. Я отлично осведомлён о его успеваемости. Мне хочется обсудить ваши странные методы воспитания и этот дикий принцип — «Я не допущу тебя к экзамену, потому что я так хочу». Антон старательно занимается эти две недели, обложился своими конспектами и забывает обо всём на свете, лишь бы доказать, что может выучить всю эту вашу биологию. А по какому праву вы так жёстко относитесь к нему? Он ходит как в воду опущенный, после каждого урока с вами приходит домой загруженный, не хочет ни говорить, ни есть, а только учит эти ваши параграфы. Вы что, совсем тут все с ума посходили? — и это тон, которым обычно отчитывают непослушных детей, заставляет взрослого мужчину напрячься. Арсений тушуется под строгим взглядом и всё не может перестать думать, чего это он, взрослый мужчина, чувствует себя провинившимся подростком. Ему с детства прививали уважение к старшим, и он не мог себе позволить быть грубым с этим человеком. — При всём уважении, Александр Андреевич, но Антон решил взяться за биологию слишком поздно, он упустил много времени, и я могу с уверенностью сказать, что он не сдаст этот экзамен. Если бы он сознательно подошёл к выбору будущей профессии, то занялся бы подготовкой на порядок раньше, а не в начале выпускного класса. Это лишь мимолётная прихоть, которая может испортить ему будущее. Пока он не допустил эту ошибку — я буду настаивать на его отказе от экзамена, — Арсений даже позволил себе короткую довольную улыбку — он был очень убедителен в своих словах, как показалось биологу. — А вы, молодой человек, у него поинтересовались, почему он так поздно решил взяться за учёбу? Почему у него столько пропусков за девятый и десятый классы? — Арсений нахмурился, не понимая, о чём идёт речь. — Я раньше не обучал этот класс и не знаю, какие у Антона проблемы с посещением, — решил перебить Попов. — Даже если вы у него спросите, то он вам не ответит. А я скажу, Арсений, я — не мой внук и не вижу ничего постыдного в том, чтобы честно рассказать, что, когда Антон перешёл в восьмой класс, в нашей семье начались проблемы. Его мать, моя дочка, связалась с плохим человеком, я долго пытался переубедить её, но она и слушать не желала, и мужчина, которого она выбрала своим новым спутником, постепенно стал плохо влиять на неё: сначала она ушла с работы, затем стала продавать кое-что из вещей, чтоб были деньги, а потом приложилась к бутылке, — для биолога было несколько странно выслушивать исповедь незнакомого человека, но он не мог даже с места сдвинуться, прикованный своим вниманием к его повествованию. — Она спилась за несколько месяцев, а я с ужасом наблюдал за этим и никак не мог до неё достучаться. Затем начались суды, я понял, что единственное, что могу сделать для своего внука — получить над ним опекунство. И это отнимало много времени и сил. Затем я слёг с инфарктом, сердце не выдержало, и Антон постоянно был рядом, и только к концу десятого класса ситуация в нашей семье наладилась. Свою дочь я не видел уже год, она не хочет и знать меня и своего сына, а Антон тяжело переживал этот разрыв, всё пытался понять, в чём его вина. А сейчас у него появилась мечта — стать зоологом, а вы, мой дорогой, его за эту мечту клюёте каждый день так, что у него руки опускаются от бессилия, — Арсений не знал, что делать и говорить. Он чувствовал себя несколько опустошённым и лишь неловко переступил с ноги на ногу. — Антон об этом разговоре знать, конечно же, не должен? — сухо уточнил биолог, понимая, что время поджимает и пора бы идти на собрание. — Конечно же, — кивком головы подтвердил дедушка. — Хорошо, я понял вашу ситуацию, — он не говорит больше ничего и уходит. И не говорит, какой вердикт принял. «Это не мои проблемы», — думает мужчина, шагая по пустому коридору в учительскую.