Любишь кусаться, Шастун?

      Антон слишком сильно замечтался. Нафантазировал себе много лишнего. И возвращение в реальность было болезненным, как никогда. Арсений Сергеевич воспринимает его как своего очередного ученика, о котором забудет сразу, как только прозвенит последний звонок и одиннадцатиклассники покинут школу навсегда. Это ведь было ясно с самого начала, настолько очевидно, что хочется смеяться с собственной тупости, что разрешил себе думать о том, что может быть как-то иначе.       Антон, привалившись к кафельной стене, крепко зажмуривает глаза, которые уже покраснели от пролитых слёз. Он старается нормализовать своё дыхание. Ничего ужасного ведь не случилось?.. Просто у Арсения есть любимый сын. Дома его ждёт любящая жена. А он — Антон — так, просто раздражающий фактор в жизни биолога. Это ведь нормально, что у такого мужчины, как его учитель, есть семья. Не нормально то, что Шастун задыхается в собственных всхлипах, думая об этом. Его руки дрожат, на самом деле, всё его тело дрожит. Под кожей будто искрят и перекатываются электрические разряды. Лёва написал уже с десяток смс, пытаясь понять, что произошло. У Антона нет никаких сил и желания отвечать. Парень открывает глаза и ощущает, что ресницы стали тяжелее, намокли и слиплись между собой от слёз, и трёт глаза руками, стирая лишнюю влагу. Во рту плотный металлический вкус от того, что он в кровь искусал губы и внутренние стороны щёк, стараясь справиться со своим разбитым состоянием.       У этой любви изначально не было никаких шансов, — убеждает он себя, усмехаясь уголком дрожащих губ. Осталось лишь понять, почему всё-таки так больно. Ведь не настолько же Антон зависим от своего учителя, чтоб разрушаться изнутри от осознания всей ситуации?..       И он всхлипывает, сжимая руками пряди русых волос и уткнувшись лбом в собственные колени.       Настолько.       Совсем глупая, но навязчивая мысль лезет в голову: подойти к Арсению и рассказать, как много боли биолог причинил ему за это время, показать свои шрамы, которые никогда не заживут, выговорить вслух всю свою любовь и ненависть. Чтоб Арсению стало хоть немного совестно. Антон беззвучно смеётся, уткнувшись в колени, и чувствует, что ткань джинс намокает, видимо, он снова плачет. Арсению настолько похуй, он уверен, и ему так смешно, что он позволил себе представить, что учителю может быть не всё равно. Смех перетекает в очередные судорожные рыдания, которые он старается заглушить, прервать, закрывая себе рот руками.       Маленький идиот, влюбившийся не в того.       Такая же бессмысленная и отчаянная попытка найти своё счастье, как попытка мотылька коснуться горячей лампы, которая манит своим ярким светом и сжигает слишком быстро, что понять не успеваешь.       Лишь спустя минут двадцать становится немного легче, и он начинает просто громко дышать, но больше не всхлипывает и не плачет. Как будто лимит эмоций полностью себя исчерпал.       Антон, обессиленно сжавшись на полу, подтягивает колени к животу и пытается нормализовать дыхание. Так много сил и эмоций отбирает внутренняя боль, это удивляет каждый раз по-новому. Он рассматривает кафельную плитку и пытается не думать ни о чём. Но навязчивый образ учителя с ребёнком на руках мелькает в мыслях время от времени. Как тепло и ласково он с ним общался, как аккуратно усадил в детское кресло. Нежность, за которую Антон отдал бы многое. Нежность, которой он никогда не знал. Детство он не помнит, его первые воспоминания начинаются почти одновременно с тем, как мама связалась с человеком, который, подобно яду, проник в их семью и разрушил её до основания. Потому что лишь в этот период эмоции стали такими сильными, что запомнились. Отцовской любви он не знал никогда, а мама старалась воспитывать строго, чтоб вырос нормальный мужчина, чтоб был ответственным, сильным. Не получилось.       За одно лишь обращённое к нему «Я и не сомневался в тебе», сказанное биологом так нежно, ласково, с любовью, Антон согласился бы продать Дьяволу душу. Но они не в мифологическом сериале, а он не главный герой, который пройдёт тернистый путь от лузера и неудачника до любимчика всех зрителей, он — всего лишь Антон Шастун. Всего лишь парень, не способный справиться со своими эмоциями, что уж говорить о чувствах.       Оттолкнувшись согнутой в локте рукой от пола, юноша хватается за край раковины и подтягивает своё тело, вставая на ватные ноги, которые держат его с трудом. Скинув с себя одежду, он делает шаг в душевую кабинку и включает горячую воду. Его знобит, он замёрз, и он хочет скинуть с себя сегодняшний день. Он хочет смыть с лица следы своей истерики, обернуться в плед и пойти делать биологию, потому что он обещал Арсению Сергеевичу, что сдаст её. И это единственный план, за который он цепляется. Погрузиться в цифры и формулы, забыть о реальном мире — это всё, на что он сейчас способен. — Может, хватит уже учиться? Пойдём ужинать, я испёк мясной пирог, ты же любишь, — голос дедушки звучит заботливо, с тёплыми нотками, но не его сейчас хочет слышать Антон. И в этом его беда. Хотелось, чтоб Арсений так же зашёл в комнату, положил руку на плечо и шёпотом на ушко произнёс, что пора бы и поужинать, а не только задачки решать, и обязательно добавил бы «Котёнок», чтоб юноша совсем поплыл. Хотелось бы жить в той параллельной реальности, где такая ситуация возможна. Шастун чувствует, как к горлу подбирается ком, и глаза снова на мокром месте. В комнате темно, светит лишь настольная лампа, и за окном ветер, заставляющий ветки биться в окно. — Я поел, брал на дом выпечку из «Шоколадницы», спасибо. Пока не хочу, — Антон и сам удивляется, когда только научился так ловко врать, да ещё и голос совсем не дрожит, хотя он ждал обратного. — Ох, всё твои перекусы, — ворчит недовольно дед, махнув на него рукой. А спустя полчаса всё равно молча приносит и ставит рядом с внуком тарелку с кусочком пирога, чашку зелёного чая с мятой и мелиссой, и гладит его по голове. И так же молча уходит.       Антон кривит губы в неровной улыбке, шмыгает носом и устало откидывается на спинку стула. Ему становится так стыдно за свои чувства. Дедушка в нём души не чает, так любит и заботится, а Антону этого мало. Эгоист. Ему подавайте Арсения Сергеевича. Мальчишка хмыкает, запрокидывает голову, рассматривает белый потолок. — Ты — идиот, — констатирует вслух парень, вздыхая.       Пирог он съедает, потому что он невероятно вкусный. И чай тоже на вкус просто потрясающий. Но вкусный ужин не поднимает ему настроение. Антон засыпает с мыслями: «Пожалуйста, оставь меня одного хотя бы во сне». Антон гордится, что не оставил на себе новые шрамы, хотя это стоило ему больших усилий. Боль внутри кричала и ныла, но он не давал ей выход. Он должен взрослеть, должен быть выше этого, отучиться от глупой привычки, тогда, может, и его влюблённость спадёт. От Арсения Сергеевича нужно отказаться, как от вредной привычки.

***

— Ты должен мне всё рассказать, — заявляет Бортник вместо «Доброе утро», дождавшись одноклассника под дверями кабинета математики. — Привет, Лёв, — отвечает Антон, пожимая ему руку. — Я тоже очень рад тебя видеть, — добавляет он, надеясь хоть немного смутить этим собеседника. — Ой, пошёл ты, Шастун. Что случилось? Почему выглядишь так хуёво? — Антон закатывает глаза. Нормально он выглядит. Да, глаза опухли и под ними мешки от недосыпа, а так отлично вообще, очень здоровый бледный вид. — Поговорим об этом после уроков, ладно? — Бортник сжимает зубы, смотрит недовольно своими серо-голубыми глазами и шутливо замахивается рукой. — Как дал бы, — комментирует он. Антон коротко усмехается уголком губ. — Пошли, две минуты до звонка, — Шастун кивает головой и заходит в кабинет. Димка здоровается с ним. Хорошо, хоть Позов ни о чём не знает. Антон с ним не так близок, как с Бортником, потому что Дима часто занят своей учебой и во внеурочное время они почти и не общаются. У него постоянно репетиторы и подготовка к ЕГЭ, иногда парню его даже жаль, но Позов, кажется, вывозит такой режим жизни.       После второго урока дружненько втроём заходят в столовую. Антон берёт себе несладкий чай и булочку с маком. Парни садятся у окна и переговариваются о том, что впереди их ждёт контрольная по физике, и заранее прикидывают, кто, как и у кого будет списывать. Лёва активно жестикулирует, пытаясь показать свою стратегию, размахивая зажатой в руке вилкой, а Димка сосредоточенно выслушивает его, словно на кону мир во всём мире, и пьет сладкий чёрный чай, заедая пирожком с повидлом.       Антон бросает взгляд в сторону и тут же жалеет об этом, ведь в поле зрения попадает Арсений Сергеевич. Пришёл за кофе, вероятно. Снова в рубашке, брюках и туфлях, снова весь из себя такой официальный. Шастун понимает, что нихуя его не отпустило со вчера, стоит им пересечься глазами. Арсений Сергеевич кивает, заметив ученика, и Антон, с трудом выдержав этот визуальный контакт, качнул головой в ответ. И тут же есть перехотелось. И идти на физику. И вообще существовать. И стало так жалко, что он вчера не оставил на себе пару новых шрамов, чтоб с силой надавить на них сейчас и переключиться на эту боль. — Лёв, напьёмся в пятницу? — подавшись корпусом влево, где сидел его лучший друг, шёпотом спрашивает Антон, пока Дима отошёл за салфетками, ведь пролил немного чая. Он понимает, что пить посреди недели — ужасная идея. Нужно немного потерпеть. Но обязательно нужно. — Да что с тобой такое? — округляет глаза Бортник, не ожидавший такой смены настроения друга. — Мне очень надо, — почти скулит парень, осознавая, что не справляется. Вообще ни с чем уже не справляется. — Ладно, хорошо. Водку, коньяк, ром? Вермут? Вино? Джин?.. — Антон благодарен вселенной за то, что у него есть Лёва. — Водку, — твёрдо решает Шастун. — Значит, всё серьёзно, — поджимает губы собеседник. — Всё нормально, — отзывается Антон, не желая выглядеть слишком драматично в глазах друга. — Вижу я, как ты нормально, — фыркнул недовольно Лёва, не поверив ни на секунду.       Антон не вникает, что там им говорят на уроках. Бортник даёт списать всё, что парень по-хорошему должен был бы решить сам, и Антон думает, что дружба с Лёвой — лучшее решение, принятое за все годы обучения в школе. Намного разумнее, чем сдавать биологию, когда ты влюблён в преподавателя по этому предмету.       После школы Бортник идёт с Антоном в сторону его дома, хотя ему и надо в другом направлении. Диму же забирают на машине родители. — Рассказывай. Почему ходишь как в воду опущенный? — Антон, слабо усмехнувшись уголком губ, следит за тем, как с деревьев падают листья и плавно приземляются под ноги. Красиво здесь осенью. — Это будет сложно, — пиная горсть листьев, собравшихся у бордюра, пожимает плечами юноша. — Говори давай! — рыкнул на него Бортник зло, устав от постоянных загадочных отступлений. — Обещай, что это останется между нами, — Антон, продолжая идти в ногу с собеседником, поворачивает на него голову и смотрит, слегка сощурив зелёные глаза, до последнего боясь довериться даже близкому другу. Эту тайну было страшно открывать кому-то. — Обещаю, — заверяет Лёва, решив не шутить и не ёрничать, понимая, что Антон так сильно не загнался бы по ерунде. Не в его духе. — Ну, я… Я влюблён в Арсения Сергеевича. Давно. Сильно, — чеканит он последние слова, словно ставя жирную точку после каждого, давая понять, насколько серьёзны его слова. — А у него семья есть. Сын, жена… А я дебил, меня всего выворачивает от того, что я влюблён в женатого мужика, — Антон сжимает челюсти, чуть не рычит как зверь, злясь на самого себя. — Вау, — тихонько вздыхает Лёвчик, переработав новую информацию, на что уходит секунд десять абсолютного молчания между ними двумя. — Да, водка — хороший выбор, — кивает он головой, вспоминая слова Антона накануне. — Я догадывался, что это не просто так… Ну, твои взгляды, ты на него как щенок на хозяина иногда смотришь, и у вас какое-то особенное общение, но чтоб настолько… Он в курсе? — Конечно нет, — поморщился как от зубной боли Антон, глядя себе под ноги и насупившись. — И не должен узнать. — Да понял я, понял, не дебил, — отозвался Бортник задумчивым голосом. — И как давно? Ну… как давно он тебе нравится? — Шастун громко хмыкает, хоть и без толики веселья. — Он мне не нравится. Я его люблю, сказал же. Это хуже. Года полтора, не меньше. Сначала всё было как-то безобидно, а потом как закрутило и до сих пор не отпускает, — Бортник кивает головой понятливо, впитывая новую информацию. — Откуда знаешь про семью? В школе никто об этом не знал, я спрашивал, даже Михайлова не шарит, — парень упоминает в разговоре фамилию главной сплетницы школы. — Когда мы пришли в садик, он забирал сына. Помнишь машину на парковке? Его. Сказал ребёнку, что мама приготовила торт… Короче, информация стопроцентная, он семьянин, — Лёва присвистывает, удивлённый такими новостями. — Теперь понятно, почему ты такой последние дни. Малая спрашивала, почему ты совсем не улыбался, а я, как дурак, сказал, что твоя улыбка замёрзла на холоде и тебе надо было быстрее в тепло, чтоб оттаял, — Шастун смущённо улыбнулся. Милая версия. — Прости, было глупо уйти так, ничего не сказав, — Бортник махнул рукой, мол, проехали. — Сейчас тупой вопрос будет, но ты — гей? Или би? Или… кто? — Антон вдруг тихо смеётся. Такой вопрос мог сморозить только Лёва. — Я люблю только Арсения. Есть такая ориентация? — Бортник тоже ухмыляется в ответ, разделяя настроение друга. — Да, называется «Дебил», — Антон несильно бьёт его кулаком в плечо, Бортник смеётся. — Пошути мне ещё, — закатил глаза Антон. — А что в такой ситуации ещё делать остаётся? — задаётся риторическим вопросом собеседник. — Тоже верно… — вздохнул юноша.       Признание вышло каким-то лёгким и воспринято было без лишних слов и реакций, словно такая ситуация была в порядке вещей. Антон в очередной раз убеждается, что не найдёт более понимающего друга, чем Бортник. Ему даже становится немного легче после того, как он выговорился. Держать всё в себе было слишком тяжело, это давило изнутри каждый день, а сейчас будто ноша спала с плеч, и стало лучше.

***

— Ты в порядке? — интересуется Дима, когда они вдвоем оказываются в классе биологии. Через пару минут прозвенит звонок, означающий начало дополнительного урока для тех, кто сдает экзамен по биологии, а пока они наслаждаются остатками короткой перемены. Кузнецова ещё не пришла, а Попов ушёл в учительскую. — Выглядишь подавленным, — говорит Позов, внимательно смотря на него сквозь призму очков, и Антон почувствовал себя пациентом на приёме у психолога в эту секунду. Юноша, поджав губы, неуверенно пожал плечами. — Я боюсь, что не сдам, это будет так тупо… — говорит лишь долю правды Антон, не решившись открыться Позову и рассказать о своей любви к учителю. — У нас ещё много времени, ты успеешь подготовиться, — Димка ободряюще сжимает его плечо на пару секунд. — Я пришлю тебе пару сайтов, там подробный разбор всех заданий для ЕГЭ с решениями, а ещё могу посоветовать тебе репетитора, если нужно, — Антон выжато улыбается, взглянув на друга. — За сайты спасибо, а репетитор у меня есть. Я с Арсом занимаюсь, — вздохнув, добавил он. — Ого, а чё не рассказывал? Я тоже к Арсению хотел записаться, но он не берёт учеников… по крайней мере, мне он сказал так, — Антон вздёргивает голову, смотрит на Димку, и внутри разливается неописуемое тепло от его слов. — Я не понимаю, что между вами за отношения, — покачал головой Димка, намекая на то, что учитель его вроде и терпеть не может, а вроде и берет над ним репетиторство, делая исключение. — Я тоже, — искренне отозвался парень.       Звонок обрывает их разговор. В класс заходит Кузнецова, а следом и биолог. Начинается занятие. Антон особо не вникает, всё размышляя о том, что сказал ему Дима. — Антон, может быть, ты ответишь на этот вопрос? — парень поднимает взгляд на учителя лишь потому, что среагировал на своё имя. Это произошло рефлекторно. Парень украдкой облизывает сухие губы и пару раз моргает, справляясь с тенью сонливости на своём лице. Он почти не спал этой ночью. Ему эмоционально тяжело было решиться прийти на дополнительное занятие с Арсением Сергеевичем и оказаться с ним настолько близко. Он до последнего думал, что прогуляет, потому что даже случайно сталкиваться взглядами с учителем было непросто, это вызывало слишком много противоречивых эмоций. Но мысль о том, что после этого урока они с Бортником напьются до потери сознания подтолкнула его к дверям кабинета с табличкой «Биология». И вот он здесь, сидит и не понимает, зачем пришёл. Соображать не получается. Арсений стоит в паре метров от его второй парты, Антон даже чувствует запах его одеколона. Хочется накинуть капюшон на голову, закрыться руками и исчезнуть отсюда. — А какой был вопрос?.. Извините, — добавляет спустя короткую паузу, понимая, что Арсений недоволен таким ответом. Биолог поджимает губы, смотрит на него сверху вниз и слегка качает головой из стороны в сторону, сложив руки на груди. Антон впервые с момента, как узнал о семье учителя, смотрит на него так долго, и его сердце разбивается от мысли, что не любить его невозможно. Как бы неправильно это ни было. — В чём заключается главное отличие между клетками? — выдержав недолгую паузу, озвучивает Арсений ещё раз. Антон опускает ладонь на шею, слегка трёт кожу, задумчиво хмурится, рассматривая парту перед собой. В голове лениво перекатываются мысли, состоящие из обрывков информации, которую он хватал из учебников, как сумасшедший, всю неделю. Вся его жизнь вдруг сузилась до учебников, а он всё так же бездарен в биологии. Грустная улыбка на секунду касается губ. Арсений молчит, ждёт ответа. Дима тоже молчит, подсказывать в тишине будет тупо. Кузнецовой вообще всё равно, она молча решает задачки по ЕГЭ, а если её о чём-то спросят — ответит на автомате, как робот. У неё обеспеченная семья, несколько репетиторов, и она с детства была одарённой девочкой. Охуенная она, просто пиздец, аж бесит. — В наборе белков, углеводов и липидов, — ответ звучит будто со стороны, Антон даже не сразу понимает, что сам произнёс его. Просто вынул откуда-то из воспоминаний, найдя нужное среди всех вызубренных параграфов. Юноша медленно поднимает взгляд на учителя. Арсений Сергеевич одобрительно кивает головой и даже улыбается уголком губ. — Молодец, — коротко комментирует учитель. Антон с трудом подавляет рвущуюся наружу улыбку и снова прячет взгляд, упираясь им в парту. Как же сложно делать вид, что биолог ему безразличен, как же сложно не смотреть на него каждую секунду. Как же больно любить его.       Дополнительное занятие заканчивается спустя ровно сорок пять минут, и звонок с седьмого урока — лучшее, что Антон слышал за день. Он собирает вещи, прощается с Димой, который уже убегает, чтоб не опоздать на занятие с репетитором, а сам задерживается в классе, зная, что учитель приготовил для него новый список литературы. — Антон, всё нормально? — неожиданно спрашивает мужчина, сбивая этим вопросом с толку. Антон смотрит на него с удивлением, словно вопрос должен был быть адресован кому-то другому. — Да, всё хорошо. Почему вы спрашиваете? — уточняет он, не понимая, откуда такой интерес к его персоне. Неужели Арсений обратил внимание на его изменение в поведении? Разве ему не всё равно?.. — Ты выглядишь подавленным в последнее время. И ещё стал часто отвлекаться на уроках, — Шастун отвечает слабой улыбкой. Обхватив лямки рюкзака, он пожимает плечами и слегка закусывает щеку изнутри от волнения. Каждый разговор с Арсением — как ходьба по минному полю. Стресс, адреналин, непредсказуемость… И одна ошибка будет стоить всего. Если биолог когда-нибудь узнает, что Антон любит его, парень, наверное, не сможет жить с этой мыслью. — Сегодня ведь пятница, мысли только о предстоящем отдыхе, — и этот ответ был самым честным за весь их диалог. Характер отдыха Арсению знать необязательно. — И всё же — выглядишь уставшим всю неделю. Ты нормально питаешься? — Антон, едва ли удержавшись от того, чтоб закатить глаза, отводит взгляд в сторону и показательно громко вздыхает. — Арсений Сергеевич, я не какой-то анорексик, я нормальный, — чеканит школьник уверенным голосом. Антон искренне верит, что всё у него нормально, о том, что он не ел последние двадцать четыре часа, парень предпочитает не думать. Ему как-то не до еды, но это и понятно, у него, видите ли, сердце разбито, ему хочется страдать и морально закапывать самого себя, а не есть. Биолог в ответ окидывает его худое тело скептичным взглядом и слегка ведёт бровью, мол «Да что ты говоришь…». — Я не говорил, что ты ненормальный, — подчёркивает мужчина, акцентируя внимание на этом слове. — Ладно, не буду тебя мучить своими нотациями. Просто прочти эти параграфы, и вот ещё четыре практических варианта, сделай те, что в твоих силах, без интернета, сам, — учитель протягивает ему распечатанные листы, скреплённые между собой за уголок при помощи степлера. — Хорошо, сделаю в лучшем виде, — обещает Антон, перенимая листы и окидывая их беглым взглядом. Первые три задачи он точно способен решить — это ясно как день. — Рад это слышать. Желаю тебе хорошо провести время на выходных, Шастун, — Антон улыбается уголком губ, ловя на себе взгляд голубых глаз, и тупо кивает головой. — Спасибо, Арсений Сергеевич. Взаимно, — выдавливает он из себя и спешит покинуть кабинет. Он почти бежит по ступенькам, спускаясь на первый этаж. Сердце ускоренно бьётся в груди.       «Боже, какой же ты…» — задыхается Антон, понимая, что с каждым разом влюбляется лишь сильнее, и эта херня под названием «Любовь» не отпускает его, даже спустя полтора года. Если бы можно было избавиться от этого чувства как от болезни, Антон бы первым записался на лечение. Жить с этим — слишком больно. Каждый день осознавать, что Арсений Сергеевич — чей-то муж, чей-то отец, возможно, ещё чья-то потайная любовь. Бессильная ревность колючими разрядами бежит по артериям, разгоняя по венам жгучую злость. — Лёва, скажи мне, что у тебя есть выпивка, я тебя прошу, — Шастун находит Бортника сразу за воротами школы. Парень, уже успев сгонять домой и оставить там рюкзак, а заодно переодеться, ждал его оставшееся время напротив учебного заведения. — Я тоже очень тебя люблю, Тось, — ухмыляется Бортник, глядя в почти умоляющие зелёные глаза и сложенные домиком бровки одноклассника. — Сорокоградусная и очень противная, подойдёт? — широко улыбается парень, демонстрируя бутылку водки «Воздух», вытянув её за горлышко из глубокого кармана тёплой зимней куртки. — Идеально, — расслабленно выдыхает Антон. Мысль о том, что он забудет грёбаные голубые глаза учителя хотя бы на один вечер, кажется приятной. Ему нужна эта передышка. Иначе он скоро эмоционально перегорит, как лампочка, если не давать ему время на перезагрузку. — Когда начнём?.. — спрашивает Лёва, оборачиваясь по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет. — Сейчас, — решает Шастун, вытягивая ладонь, ожидая, когда в ней окажется бутылка. — Здесь?! — удивлённо уточняет собеседник. — Дай сделать мне глоток, у меня был доп с Арсом, мне очень надо, а потом куда-то уйдём, — Бортник сжимает губы в полоску. Он смотрит с сочувствием и пониманием. Антон выглядит как человек, которому действительно нужно выпить. Ему жаль друга. Грустно смотреть, как с каждым днём он выглядит лишь ещё более уставшим, чем был вчера.       Холодное стекло касается внутренней стороны ладони. Антон, обернувшись через плечо, убеждаясь, что за ними нет слежки, на всякий случай делает шажок в сторону, где его со спины закрывает разросшийся серый ветвистый куст, и, открутив крышку, прикладывает горлышко к губам. Он делает два больших глотка, тут же закашливается, часть водки выливается на землю, он прижимает ладонь к губам и нормализует дыхание. Он переоценил себя. — Ля дурак какой, вы посмотрите, — цокает языком Бортник, забирая бутылку и пряча в карман. — На, закуси, — парень выуживает из второго кармана жёлтое, сладко пахнущее яблоко. Антон вгрызается в него так, что сок течёт по губам, и съедает наполовину. — Спасибо, — как будто не своим осипшим голосом отзывается юноша. — Да на здоровье, чего уж там, — закатил глаза Лёва, легонько толкая его в спину, задавая направление. — Пошли давай, пока никто не спалил, — Антон смущённо улыбается и топает вперёд. — Ты только не пей так больше, ладно? Лучше понемногу, а то ещё стошнит. — Да, окей, — отзывается парень.       Они приходят в один из парков, где почти не было людей. Он находился рядом с прогулочной улицей, где расположились кафе, магазины и прочие заведения, так что почти вся толпа проходила мимо, не заворачивая в парк. Бортник выбрал лавочку в конце аллеи, которая была вся усыпана ковром из упавших листьев, и вынул из своего бесконечно-глубокого кармана два маленьких пластиковых стаканчика и ещё пару яблок. Антон карманы заценил. Он теперь тоже такие хочет. Удобно, практичненько так. — Тост будет? — уточняет Лёва, наполняя оба стаканчика. — К чёрту, — закатывает глаза Антон и молча пьёт до дна. Морщится, занюхивает половиной оставшегося у него яблока, надкусывает, долго смотрит в одну точку, пережёвывая. — Вкусно? — смеётся Бортник, наблюдая за реакцией друга. Выдохнув из лёгких весь воздух в сторону, залпом пьёт содержимое своей импровизированной рюмки и, не делая вдоха, закусывает, пережёвывает, и лишь после этого вдыхает. Так пьётся легче. — Очень вкусно, — кривится Шастун. Тем не менее подставляет пустой стакан под новую порцию алкоголя. В голове становится пусто и легко. Антон замечает это со временем. Тело слушается всё хуже, но это абсолютно не беспокоит школьника. Ему наконец-то спокойно. Он искренне широко улыбается, когда бутылка становится наполовину пустой. Они много говорят и много пьют. Они свободно обсуждают влюблённость Антона в Арсения Сергеевича. Они так же спокойно говорят о девушках, машинах, футболе и других темах, которые всплывают в ходе диалога. С Лёвой было хорошо и очень просто. Лучше, чем сидеть в четырёх стенах и не переставать думать о биологии или, того хуже, об учителе, который её ведёт.       Ветер слегка усиливается, щёки у обоих парней розовеют то ли от холода, то ли от выпитого. Чтоб не мёрзнуть, они начинают гулять по парку, и время от времени останавливаются в каком-то укромном уголке и выпивают ещё, уже из горла, не церемонясь. — Я думаю, Дима гей, — внезапно делится с ним своими мыслями Лёва, привалившись к стене какого-то заброшенного здания, сразу за которым располагался выход из парка, и щёлкая зажигалкой. Парень поджигает сигарету, глубоко затягивается и выдыхает, запрокинув голову. Антон тоже просит у него сигарету, своих-то нет, и, подавшись чуть вперёд, ждёт, пока Лёва подожжёт её. — Почему? — удивлённо вскидывает брови Антон, цедя слова с зажатой между губами сигаретой. Бортник, убрав зажигалку в карман, пожимает плечами и выгибает губы в обратной улыбке. — Он много говорил о нашем классном, когда мы общались в поездке. И о парнях в целом. Наверное, Матвиенко ему нравится. Ну, я так думаю, — удивительно, как трезво звучит речь пьяного Бортника. У Антона перед глазами мир плывёт и покачивается, и он не с первого раза упирается рукой в стену, фиксируя себя в одном положении. Табак расслабляет его и без того расслабленное тело, и он почти теряет связь с ним. Хочется упасть в сугроб снега и прикрыть глаза, но нет ни снега, ни сугробов… Осень, что с неё взять. — Интересно-о-о, — тянет юноша, усмехаясь и промахиваясь сигаретой мимо рта, касаясь ей подбородка. Чертыхнувшись, он сосредотачивает взгляд на фильтре, скосив на него глаза, и медленно подносит сигарету ещё раз, наконец попадает чётко между губ. Удовлетворённо кивнув головой, он затягивается. Ноги подгибаются от лёгкости в теле, и парень с трудом удерживает себя в стоячем положении. — Ты как? — интересуется Лёва, лениво повернув голову в его сторону. Стоит весь такой пафосно-красивый, с растрёпанными от ветра волосами, в расстегнутой куртке, красиво курит, говорит чуть замедленно, но четко, почти не выдавая опьянения. Антон так пить не умеет. — Нрмальна, — ещё раз кивает головой, и глаза сами собой закрываются. Не понимая, почему вдруг стало темно, парень широко распахивает веки. А, понятно. Он просто долго моргал. Боже, Антон так ужасен в своих попытках казаться трезвым, когда пьян. Бортник смеётся: тихо, с хрипотцой, и даже в этом он хорош. Антон вдруг на секунду задумывается о том, что он мог бы поцеловать его сейчас. И Лёва наверное ответил бы. Шастун с трудом отводит взгляд от приоткрытых губ друга, который выдыхает дым. Он просто ищет замену Арсению Сергеевичу, и это грустно, что он делает это, даже когда пьян. Парень прикрывает глаза, упирается виском в стену, медленно выдыхает.       Они пьют ещё по одной. Антон чувствует, что, если выпьет ещё немного, просто вырубится. Он с трудом идёт по дорожке, которая качается из стороны в сторону перед глазами, как корабль в шторм. Бортник поддерживает его, приобняв, и курит ещё одну на ходу. Антон чувствует запах табака под боком. — Ты в таком состоянии домой? — поджимает губы друг, окидывая его взглядом. — Дедушка хоть пустит? — Антон улыбается. Дедушка-то, конечно, пустит, но Антону стыдно так заваливаться к нему. — Я лучше посижу тут, пока мне не станет лучше, а потом закажу такси, — решает парень, выхватывая взглядом лавочку около самого выхода, с обратной стороны ограждения парка, где начиналась улица с общественными заведениями. — Не лучшая идея. Может, лучше, ко мне? Или вернёмся вглубь парка, посидим там? — предлагает альтернативу Лёва, слегка запинаясь в своей походке тоже, отчего оба чуть не падают на землю пару раз за свою прогулку. — Не-а, — тянет в два слога юноша, хватаясь рукой за заборчик и перебирается по нему до самой лавочки. Несколько гуляющих людей косятся на него с неодобрением. Лёва виновато улыбается прохожим. На дворе уже вечер, почти стемнело. — Поехали ко мне? Заночуешь в моей комнате, — предлагает друг, легонько поглаживая по лопаткам. — Не, я неп-не… не поеду, — качает головой юноша из стороны в сторону, уперевшись согнутыми локтями в колени и склонив голову вниз. — Баран, — вздохнул Бортник, устраиваясь рядом поудобнее, понимая, что сидеть придётся долго.       Антона мутит, и со временем это не проходит, а только лишь усугубляется. Он закрывает глаза, и его тошнит. Открывает их, и плитка под ногами заворачивается в тошнотворный калейдоскоп. Голос друга звучит как будто из-под плотного слоя ваты. — Тош, мне ехать надо, я малую спать должен уложить, мама в ночную сегодня, слышишь? Поехали ко мне, — Антон опускает голову ему на плечо, мычит что-то в ответ, а потом, собравшись с последними силами, поднимает голову и старается сесть прямо. — Езж-ж… Еж… Пиздуй, Лёв, — так и не выговорив слово «Езжай», находит аналог Шастун, махнув на друга рукой. — Ебать спасибо нахуй, — закатил глаза Бортник. — Не дури, пошли, — Антон качает головой из стороны в сторону. — Я посижу на свежем воздухе и поеду, — он смягчает звуки, говорит заторможено, но крайне сконцентрирован на том, чтоб это звучало без ошибок и «трезво», чтоб друг не беспокоился. — Всё хорошо будет, — заверяет Антон, расфокусированными глазами уставившись в серо-голубые. Бортник вздыхает сквозь стиснутые зубы. — Ладно, хер с тобой. Звони мне, ок? Приеду, заберу тебя через час, если малая уснёт быстро. Убью, если найдёшь приключения на жопу, — Антон хрюкнул со слова «жопа» и пьяно улыбнулся. Бортник закатил глаза.       В какой-то момент Антон поднимает глаза — а Лёвы нет. Ну и хорошо. Он смотрит по сторонам, мимо ходят какие-то люди. Слишком сложно сидеть. Парень опрокидывается набок, больно ударяясь головой о плоскую скамейку и, шикнув, устраивается поудобнее, подложив под голову сложенные лодочкой ладошки. Всё кружится, его тошнит. Шастун уже не уверен, что его когда-нибудь отпустит. Но он почти ни о чём не думает, кроме того, как ему плохо, разумеется. И это, как ни странно, хорошо.       Кто-то навязчиво тормошит его, немного грубо, но эффективно. Антон морщится, открывает глаза, с трудом сдерживает рвотный позыв. — Лёв… — вяло ворочает языком во рту, радуясь, что друг вернулся. — Мне плха оч-чень, — запинаясь, тянет Шастун, чувствуя сильную хватку, которая помогает принять сидячее положение. — Какого чёрта, котёнок, — строгий голос с металлическими нотками разрезает тишину. Антон думает, что голос знакомый, но он его не узнает. И глаза не открывает, слишком тошно от круговорота, когда он смотрит на мир нетрезвым взглядом. — Блять, — шипит Арсений, понимая, что школьник совсем не в состоянии. Он оборачивается по сторонам, убеждаясь, что рядом нет никого из знакомых парня, с кем он мог бы быть в компании. — Ты меня слышишь? Шастун! — повышает голос учитель, бьёт парня по щеке несколько раз с умеренной силой, но пацан лишь мычит недовольно, уходит от хватки, почти падает спиной назад, и биолог снова хватает его, удерживая на месте. — Придурок малолетний, — зло рычит мужчина, рывком поднимая парня на ноги, которые того совсем не держат, и пьяное тело приходится волочить за собой. Устав от этой затеи, мужчина думает закинуть юношу на плечо, но опасается, что тогда парня стошнит прямо на него. — Котёнок, я тебя убью, — рычит над ухом по-прежнему знакомый, но непонятный голос.       Арсений подхватывает юношу на руки, как обычно женихи держат свою невесту. Парень лёгкий, действительно удивительно лёгкий для своего роста, и мужчина чувствует, что под одеждой тощее тело, которое казалось визуально немного больше из-за мешковатых кофт. Неудивительно, что алкоголь так сильно взял верх над этим малолетним идиотом. Биолог укладывает пьяного подростка на задние сидения лансера, обходит машину с другой стороны, убирает детское кресло вперёд и кладёт подушку под голову школьника. Оказавшись за рулем, понимает, что везти парня домой — нулевая идея, учитывая такое состояние. Его дедушка будет в шоке. Рыкнув недовольно, учитель ударяет рукой по рулю и заводит машину. Вариантов нет — нужно везти его к себе домой и откачивать. Блеск. Великолепная пятница, лучше и быть не может!.. Сука, как же он злится на этого мальчишку. Как можно было так напиться, ещё и в одиночку, на улице?.. — Лёв, — тянет вдруг с заднего сидения школьник. Голос у него такой невинный, как у ребёнка. — Только Арс-с-с… Арсению Серге-е-е-ечу не говори, — тянет он, громко дыша через слово и пуская слюни на подушку. — Не скажем, что ты, — отзывается мужчина, сверкнув голубыми глазами в отражении зеркала заднего вида.       На половине пути Антон вдруг подрывается, прижимая ладонь ко рту. Его лицо было бледновато-зелёным, что не предвещало ничегошеньки хорошего. Арсений резко сворачивает на обочину, останавливает машину, ставит ручник. — Нет-нет-нет! — быстро тараторит учитель, подрываясь с места и открывая пассажирскую дверь, но не успевает. Антона тошнит прямо в машине. На сидение. И на коврик. И на спинку сидения впереди тоже попадает. Арсений почти хнычет, глядя, как салон любимой машины наполняется рвотой, и за шкирку вытягивает школьника на улицу. — Ну за что, — грустно произносит в пустоту Арсений Сергеевич, продолжая держать в охапке подростка, которого тошнит теперь уже на обочину. — Котёнок, я откручу тебе башку, — перевёл взгляд на юношу учитель, грозно нахмурив брови. Антон икнул, дёрнулся в его руках и затих. Арсений снова окинул грустным взглядом салон. Одной рукой продолжая держать подростка за шкирку, он убирает детское сидение в багажник и сажает Антона вперёд, на пассажирское кресло. Открыв окна в машине, он возвращает лансер на дорогу. — Завтра тебе будет очень плохо, Шастун. А ещё и очень стыдно, я надеюсь, — говорит Арсений Сергеевич, сворачивая на светофоре. Антон икает и молча припадает щекой к стеклу, которое покрывается паром от его дыхания. — Убил бы, — закатил глаза мужчина.

***

      Антон медленно приходит в себя. Его знобит, и ему плохо. Тошнота подкатывает комом к горлу. Он резко подрывается на ноги, бежит в ванную и внезапно останавливается посреди коридора, понимая, что это не его квартира. И даже не Лёвина. Он зажимает рот рукой, чувствуя, что у него не много времени, и растерянно смотрит по сторонам. — Только не здесь! Ванная справа, — Антон замирает. Ему хочется провалиться сквозь пол. Голос Арсения Сергеевича — последнее, что он ожидал услышать утром в незнакомом доме. Мужчина выходит из соседней комнаты, открывает перед ним дверь и почти силком заталкивает в ванную. Шастун смотрит на него большими зелёными глазами, которые уже на мокром месте от стыда, и сгибается пополам над раковиной. Его тошнит водой. В желудке ничего нет. Ни кусочка переваренной еды. Его явно тошнило вчера. Но его снова рвёт, хоть и рвать нечем. Арсений Сергеевич молча закрывает дверь, оставляя ученика одного. Антон, закончив, умывается водой, споласкивает рот и смотрит на своё отражение в зеркале. Он весь дрожит. Голова болит. Тело тоже. И ему так стыдно, о Господи, его щеки и уши сгорают от пунцового окраса. Ноги подгибаются, он падает на колени и отползает к стене, поджимая колени к груди. Губы дрожат, он бессильно оглядывается по сторонам и от отчаянья ситуации начинает плакать. Судорожные всхлипы вырываются из груди, и он подавляет их, зажав рот рукой. Он больше никогда не хочет выходить из комнаты. Он не хочет видеть Арсения.       Он начинает вспоминать вечер.       Антон закрывает глаза. Этого не может быть… Это всё неправда!.. Это… — Блять, — шипит он сдавленно, и сквозь зажмуренные веки по ресницам сочатся слёзы. Ему так стыдно. Он не знает, как пережить этот позор. Он не знает, что делать дальше…       Антон поднимается на ноги, подходит к раковине, как будто инстинктивно, без какой-то конечной цели, открывает навесной шкафчик и ищет хоть что-то, что поможет ему справиться с этим огнём внутри. Ему нужно сбавить обороты, он не выдерживает этого стресса. И находит взглядом. Замирает на месте, сглатывает ком в горле.       Сине-оранжевая упаковка сменных лезвий для бритвы лежит на видном месте. Дрожащей рукой он берёт её, непослушными пальцами не с первой попытки открывает, вынимает из пачки одно лезвие и кладёт на край раковины. Коробок возвращает туда, где взял, и закрывает дверцу. Парень хватается за джинсы почти без раздумий. Слава Богу, на нём именно его джинсы, он не запачкал их, когда тошнило, и Арсений не переодевал его… Хотя, футболка на парне явно не его, но шрамы — учитель не мог их увидеть, и это главное. Парень снимает их полностью, отбрасывает в сторону, опирается спиной на стену позади и, сжав тонкий металл между пальцами, с холодной решимостью безжалостно режет кожу несколько раз подряд, сдавленно мыча, но упёрто сжимая зубы, чтоб не проронить ни звука. Почти невыносимая боль от каждого злого движения вспыхивает на коже красным росчерком. Антон отбрасывает лезвие с кровавой нитью вдоль острого края так же резко, как и схватил его минуту назад. Оно летит в раковину. Шастун рефлекторно накрывает шрамы рукой, зажимая их. Кровь просачивается сквозь пальцы. Он порезал глубоко, наверное, как никогда раньше.       Он режется в ванной Арсения Сергеевича. Боже, такое даже присниться не могло… Антон не знает, что делать. — Котёнок, поговорим? — строгий голос Арсения Сергеевича раздаётся за дверью вместе с постукиванием по ней. Антон скулит в голос, осознавая своё положение. — Нет? — робко просит он как можно громче и нещадно краснеет. И даже сильная боль не спасает. — Да, Шастун! — парень вздрагивает от строгого голоса. — Нас ждёт очень серьёзный разговор, так что собирайся и выходи, я жду, — Антон сползает вниз по стене, задыхаясь от слёз, которые снова непроизвольно катятся по щекам. Если бы сейчас ему предложили пистолет, чтоб застрелиться, он бы спустил курок. — Это всё какой-то бред, — шепчет Антон, закрыв глаза ладонями. Он сидит на корточках на кафельном полу и не понимает, как мог оказаться в такой ситуации. Хотелось, чтоб всё это утро оказалось каким-то реалистичным сном. Не может он сейчас всерьёз находиться в квартире человека, в которого влюблён, не мог этот человек видеть его в нулевом от алкоголя состоянии, не… Боже. Он точно видел. Парень медленно опускает руки и открывает глаза. И понимает, что безвозвратно испортил всё. Внутри что-то словно надламывается с глухим треском. Теперь Арсений Сергеевич окончательно разочаруется в нём. И как только смотреть ему в глаза?.. Антон не сможет. Не решится больше никогда.       «Что ты наделал?» глухим эхом пульсирует в голове. Парень делает несколько глубоких вдохов, стараясь взять ситуацию в свои руки и остановить то ли истерику, то ли наступающую паническую атаку. Внутри него будто мечется загнанный в угол зверёк, который старается найти выход из замкнутого пространства. Он потерян, напуган, не знает, как быть и что делать. Что говорить? Что ему вообще нужно предпринять в такой ситуации?.. И жгучий стыд охватывает его, мешая думать. Таким его мог бы увидеть кто угодно — Лёва, Димка, дедушка, одноклассники… но только не Арсений Сергеевич! Как принять тот факт, что его возлюбленный человек видел его вдрызг пьяным, к тому же этот человек — его учитель, и вдобавок Антон совсем не помнит, что за ерунду он мог ему молоть… А если он признался в любви? Антон уставился в одну точку, округлив глаза, и вдох застрял в груди.       Что, чёрт возьми, если он сказал лишнего?..