***
спустя неделю Этой ночью Антон спит особенно плохо. Его терзает много мыслей, связанных с Арсением после их Питерской экскурсии. Шастун раз за разом вспоминает и прокручивает в голове их диалоги, взгляды, прикосновения. Он ворочается с боку на бок и страдальчески вздыхает несколько раз, уже сам от себя устав. Не даёт покоя и то, что Арсений словно совсем перестал его замечать после поездки в Питер. С учителем прошло уже два урока биологии и одно дополнительное занятие за минувшую неделю, но Арсений Сергеевич на парня даже лишний раз не взглянул, не заговорил с ним и даже не спрашивал на занятиях, только помог решить задачу на дополнительном, после чего сразу ушёл к другим ученикам. Антон всё не может перестать гадать — неужели он сделал что-то не так?.. Парень, не придя ни к каким выводам, с трудом засыпает лишь ближе к рассвету и спит беспокойно. Подрывается в половину седьмого утра, садится в кровати и тяжело дышит, прижимая к себе одеяло. На лбу выступил пот. Антон смотрит перед собой широко открытыми глазами и сам поверить не может в то, что ему снилось. Сон с участием любимого учителя оказался таким развратным, что член до сих пор крепко стоял, оттягивая ткань трусов. Арсений Сергеевич за жизнь снился всего пару раз, ведь, по закону подлости, те, кого мы больше всего хотим видеть во снах, не снятся. Шастун думает, что откинется от эмоциональных качелей, которые ему устраивают мозг и сердце, раньше, чем дойдёт до кабинета биологии.***
— Антон, я, конечно, не осуждаю, но может хватит смотреть на него таким взглядом? — негромким шёпотом, склонившись к парню, на ушко произносит Лёва, последние пять минут наблюдая, как Шастун бессовестно не отводит глаз от Арсения Сергеевича. — А?.. Ой, — отмирает Шастун, тут же пристыженно опуская взгляд вниз, на свои руки. До начала урока оставалось несколько минут, биолог как раз настраивал проектор, который пятиклашки уроком ранее умудрились сдвинуть с места, когда баловались, и теперь его нужно было заново фиксировать. Антон, не выдержав так и минуты, снова вздёрнул подбородок, устремляя взгляд на Арсения, который как раз закончил разбирать свои технические неполадки и обводил взглядом класс. Большая часть парт была пуста, так как больше половины одноклассников ещё находились в столовой или гуляли. Юноша обводит взглядом белую рубашку, брюки, туфли и, что самое главное, кожаный ремень учителя. И громко сглатывает слюну, отчего Лёва вновь бросает на него прищуренный взгляд серо-голубых глаз, стараясь понять, что не так с его лучшим другом. Антон вспоминает свой сон. В нём Арсений Сергеевич был без рубашки, без брюк, спасибо, что хотя бы в чёрных боксерах, а вот ремень у него во сне был. Парня бросает в жар от красочных картинок перед глазами. Как учитель оседлал его, как жарко шептал разные грязные словечки на ухо, как кусал и облизывал его тело, как накинул ремень на его шею и с его помощью притянул юношу к себе, чтоб крепко вцепиться поцелуем в его губы. — Да блять, — шипит Антон, жмуря глаза, стараясь избавиться от навязчивых изображений, которые подкидывало подсознание, явно издеваясь над обладателем. — Я уже заинтригован, — хмыкнул Бортник, расслышав мат. — Просто Арс мне сегодня снился, — покачал головой юноша, слегка массируя руками виски. — Я так понимаю, контекст был не безобидным? — уточняет Лёва, бросая взгляд на Арсения Сергеевича, который, не подозревая об их диалоге, готовится к началу урока. — Именно, — обречённо закончил парень. Урок начинается. Арсений Сергеевич ведёт его как и всегда хорошо, и Антон чувствует себя так, словно между ними никогда и ничего не было, ведь учитель держится одинаково отстранённо по отношению к каждому учащемуся и не выделяет никого. Он просто выполняет свою работу. А Антон уж было подумал, что их общее проведенное время — там, в роддоме, поздней ночью — как-то отразится на отношении биолога к нему. Однако юноша решает, что всё то, что было в тот вечер, произошло лишь потому, что Арсений сильно переживал, почти что места себе не находил, и Антон просто вовремя оказался рядом. Биолог по-прежнему видит в нём лишь мальчишку, который спонтанно решил сдавать экзамен, к которому совершенно не готов и рискует этим доставить много проблем учителю. И лишь его обжигающее «Котёнок» всё ещё заставляет усомниться в реальности всего происходящего. Но больше между ними не происходит ничего подобного тому, что было ранее. Проходит неделя, следующая. Выпадает первый снег, ударяют первые заморозки. Арсений Сергеевич по-прежнему оставляет Шастуна после уроков по пятницам, проверяет его готовность по заданному на дом материалу, даёт новые практические и список литературы и на этом прощается. Антон за последние несколько недель ни разу не услышал от него «Котёнок». Парень чувствовал, что между ними что-то явно изменилось, и даже ощущал вину, сам не понимая, за что, словно он мог быть виноватым в том, что их общение откатилось к первичной стадии, с которой они начинали. Юноша держал в себе это непонимание, ясно отдавая себе отчёт в том, что Арсений Сергеевич ему ничего не обещал и не должен. Он по-прежнему лишь его учитель, и это всё, что их связывает. Антон бы и рад подойти к биологу и напрямую спросить, что происходит, и почему они вдруг начали делать вид, что не знают друг друга, и ведут себя так, как если бы начали с чистого листа, да только смелости ему в жизни на такую выходку не хватит. Он, конечно, любит кусаться, как говорил Арсений Сергеевич, но меру тоже видел. Осознавать, насколько сильно ты зависим от человека, которому до тебя нет дела, весьма неприятно и болезненно. Антон чувствует себя разбитым и как будто ненужным. Словно им воспользовались, показали, какой непредсказуемой и насыщенной может быть жизнь, когда ты взаимодействуешь с человеком, от которого сердце бьётся чаще, и, как только он к этому привык, разом отобрали всё. Напротив контакта «Краш» ни одного нового сообщения за три недели. В конце очередной недели ещё и Лёвчик слёг в больницу с воспалением лёгких после очередной прогулки по холодным улицам города. Антон обещает навестить его на выходных. Как только очередное дополнительное занятие с Арсением Сергеевичем подходит к концу, Антон неторопливо сгребает свои канцелярские принадлежности в рюкзак и, забросив его на плечи, подходит к учительскому столу. Биолог даже взгляд на него не поднимает, занятый поиском чего-то в выдвижных шкафчиках стола. — Антон, ты мог бы позвонить на мой номер? Не могу найти телефон… — юноша, ответив вкрадчивым «Да, секунду», вынул из кармана свой местами покоцанный сяоми, открыл контактную книжку и нажал кнопку вызова. Спустя пару секунд мелодия телефона начинает играть в конце класса, где находятся стеллажи с литературой по биологии. — Я принесу, — произносит юноша, разворачиваясь и направляясь на звук. — Да, хоро… Стой, я сам, — вдруг перебивает себя на середине слова учитель, тут же вздёргивая подбородок и устремляя на парня взгляд голубых глаз. Но, пока биолог успел передумать, Антон уже подцепил пальцами гаджет, лежавший между двух стопок книг, и его глаза удивлённо расширились, когда на экране высветился контакт, подписанный как «Котёнок». — Ладно, давай его уже сюда, — положив руки на пояс, как-то нервно и скомканно произнёс учитель, понимая, что ученик уже точно заметил то, чего не должен был. Шастун, постаравшись сделать вид, что ничуть не удивлен, молча пересёк класс и вернул телефон владельцу. — Спасибо, Антон, — подчёркнуто-формально отозвался старший. — Арсений Сергеевич, как там Кира? И Кьяра? — спрашивает вдруг юноша, закусив изнутри нижнюю губу. Ему так хотелось вновь прикоснуться к личной жизни учителя, хотя он и сам не понимал, зачем лез не в своё дело. Видимо, он уже привык к мысли, что Кира и её дочка — не чужие для него люди, всё-таки он прошёл через те же эмоции, что и Арсений, в ту самую ночь в роддоме. — Они в порядке. Насчёт твоего практического, что ты сдал на прошлом уроке… — и Арсений быстро перевёл тему разговора, начиная разбор полётов, связанный с допущенными учеником ошибками. Затем он задал новое домашнее и отпустил парня домой. Антон, грустно усмехнувшись, ответил коротким «До свидания» и быстро покинул кабинет. Антон злился. Какого чёрта с ним будто поигрались, как с самой настоящей игрушкой, а затем так внезапно выкинули из своей жизни?.. Парню обидно и неприятно. И он зол на Арсения Сергеевича за то, что тот дал ему привязаться к себе, а затем без повода оттолкнул вновь. Шастун не может перестать думать об этом, ожидая свой троллейбус на остановке. Не может перестать думать о биологе, когда едет домой. Клокочущие внутри чувства не отпускают, пока он поднимается по лестнице. Он всё ещё хочет хорошенько встряхнуть Арсения Сергеевича за воротник его чертовски красивого чёрного пальто, в котором он сегодня пришёл в школу, и спросить, какого чёрта и зачем между ними всё это было и почему прекратилось так внезапно. Но, как только он оказывается в квартире, ему становится всё равно. Арсений Сергеевич тут же покидает его мысли. И злость отпускает. И парень оторопело замирает посреди комнаты. Дедушка лежит на полу без сознания, в его ногах сбит клетчатый плед, который соскользнул с кресла на пол. Парень замирает на середине вдоха, внутри все словно переворачивается. Антон срывается с места, бросает в сторону рюкзак и тут же начинает тормошить дедушку, стараясь привести в чувства. Одной рукой он параллельно дрожащими пальцами набирает номер скорой. Его колотит, внутри сердце больно стучится о рёбра, и дыхание сбивается к чёрту. — Нет, нет, нет, — в приступе паники безостановочно шепчет он, не замечая. И все инструкции касательно того, как помочь в такой ситуации, стираются из памяти, а перед глазами лишь пелена слёз и сплошной туман в голове. Этого не может быть… не может.***
В школе Антон в понедельник не появляется. Парень стоит около кухонной плиты, смотрит перед собой пустым взглядом и сжимает в ладошке деревянную лопатку, напрочь забыв, зачем вообще взял её. В теле ощущается слабость, и юноша упирается рукой в кухонную тумбу, удерживая себя на весу. В комнате стоит полумрак, лишь бледный дневной свет проникает сквозь незашторенное окно. Погода сегодня была угрюмо-серая. Серые тучи непроницаемой блекло-серебряной завесой застелили собой небосвод, не пропуская ни одного солнечного луча. Он слышит звонок в дверь. Отчётливо. И даже с места не сдвигается. Наверное, снова пришла тётя Нина, чтоб попытаться накормить его или просто узнать, в порядке ли он. Антон не стал закрывать входную дверь, чтоб каждый раз не ходить открывать её. Соседка никак не привыкнет к тому, что может свободно зайти в чужую квартиру без разрешения, но у Антона нет внутренних ресурсов на то, чтоб открыть ей дверь и пригласить войти. Все, на что его хватает — стоять и смотреть в одну точку, и ощущать тяжелый груз на плечах. Взгляд чуть покрасневших глаз направлен на оранжево-синий огонь из конфорки под сковородкой. Парень морщится, чувствуя, как его слегка ведёт в сторону, и он покрепче хватается за край тумбы, прикрывая глаза. Юноша делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Он не помнит, когда ему было бы настолько плохо, как сейчас. И лучше бы эта боль была физической… По коридору раздаются шаги. Парень открывает глаза, делает ещё один глубокий вдох, готовясь к тому, чтоб вытолкать из себя необходимо-формальное «Здравствуйте, да, я в порядке», зная, что тётя Нина будет переживать за его состояние. — Антон, — раздаётся отнюдь не женский голос. Парень, замерев на месте, расширяет глаза от удивления. Он этот голос не мог спутать с другим, точно не мог бы… Школьник медленно поднимает голову и смотрит в сторону входа на кухню, откуда раздался голос. — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — сиплым голосом на выдохе произносит Шастун, прожигая взглядом биолога, который смотрит на него жалостливо, да так, что хочется заплакать и сползти на пол, спрятаться от этих голубых глаз, которые смотрят так, что самому себя жалко становится. Антон проглатывает ком в горле и снова смотрит на плиту. В сковородке лежат подгоревшие гренки, о которых он напрочь забыл, уйдя в свои мысли. Это была не первая попытка приготовить себе еды, но и она в очередной раз провалилась. Хотелось взять эту чёртову сковородку и с размаху кинуть в стену, да так, чтоб чёрный хлеб разлетелся по всей кухне. Потому что Антон чувствовал себя именно так. — Я узнал в школе, что случилось с твоим дедушкой. Как ты себя чувствуешь? — парень отвечать на этот вопрос не хочет. Ему от этих вопросов уже тошно. — Нормально, я в порядке, — вместо этого выдавливает из себя школьник и, бросив деревянную лопатку в сковородку, выключает огонь и, обернувшись лицом к учителю, растягивает губы в неискренней дрожащей улыбке. Его губы бледные, сухие, покрытые трещинками и ранками от зубов, ведь он накануне истерзал их в кровь из-за нервов. Со стороны он выглядит так, словно вот-вот его эмоциональная выдержка треснет пополам. Арсений, неодобрительно покачав головой, подходит ближе. — Всё хорошо… — шёпотом произносит парень, едва раскрывая губы, чтоб выдавить из себя слова. Его слегка трясёт, это заметно. Чем Арсений Сергеевич ближе — тем юноше хуже. У Антона внутри что-то болезненно сводит судорогой, он едва подавляет всхлип, который грозится вырваться наружу. Тело начинает дрожать. — Нормально… — повторяет он снова, замирая, так и не сделав вдох. Мальчишка опускает взгляд вниз, и оттого выглядит совсем потерянным в эту секунду. Антон вздрагивает, как от импульса тока, когда его прошибает волна осознания, и на попытке сделать глубокий вдох тонкий всхлип все же вырывается из груди. Юноша упрямо смотрит вниз, и ощущает, как дрожит нижняя губа. Он боится посмотреть на учителя, боится увидеть жалость в его холодных голубых глазах, потому что тогда он точно не сможет больше притворяться сильным и взрослым. Биолог, оказавшись на расстоянии в пару шагов, вытягивает руку и, коснувшись контура скулы подростка, легонько потянул на себя, вынуждая смотреть в глаза. Антон поджимает губы, силясь сдержать эмоции, но стоит Арсению настойчиво притянуть парня к себе и крепко прижать, буквально впечатывая в свою грудь, Шастун, отдавшись эмоциям, всхлипывает, и все его тело содрогается от этого. Арсений ощущает его дрожь, и сердце словно кровью обливается от этого. Антон, припав щекой к его плечу, руками слепо хватается за чёрный джемпер учителя, сжимая ткань в дрожащих пальцах, как котёнок хватается коготками за одежду, чтоб удержаться на весу. — Котёнок, маленький, ну ты чего, — и Антон готов поклясться, что ещё никогда голос Арсения не был настолько ласковым, как в эту чёртову секунду, когда он крепко обхватывает его своими руками и сжимает в защитных объятиях, разрешая плакать в своё плечо. — Тш-ш, всё будет хорошо, Тош, — одной рукой он обнимает его поперёк торса, крепко прижимая, а второй начинает гладить по волосам. Шастун старается, честно старается взять себя в руки, но всё, что у него получается — это рыдать, подобно маленькому ребёнку, несдержанно всхлипывая. А Арсений терпеливо успокаивает его, согревая теплом своего тела. Мужчина касается губами его русых волос, оставляя по-отцовски заботливый поцелуй на загривке, гладит по спине, общается с ним успокаивающим шепотом, что-то бесконечно говорит в попытках подбодрить, но Антон какое-то время находится в прострации и ни слова не различает. Лишь спустя несколько минут парень постепенно приходит в себя. Эмоции понемногу отступают. Антон медленно поднимает голову, глядя на учителя снизу вверх, стоя в его надежных объятиях. Зеленые заплаканные глаза бегают взглядом по лицу биолога, и он натыкается на взгляд голубых глаз, направленных на него. У Антона брови трогательно выгнуты внутренними уголками вверх, а слегка опухшие розовые губы, соленые и мокрые от слез, приоткрыты, ведь он жадно глотает ими воздух. — Пойдём в твою комнату, тебе нужно прилечь, отдохнуть, котёнок, послушай меня, ладно?.. — просит учитель, аккуратно проводя ладонью по лицу ученика, стирая слёзы, и заглядывая в его покрасневшие в уголках глаза, обрамлённые мокрыми ресницами. Парень пожимает плечами в едва заметном жесте, полностью отдаваясь власти учителя. Они оказываются в комнате подростка. Здесь не прибрано, а окно открыто на полную, несмотря на холод. Отодвинув край одеяла, Арсений помогает парню сесть на край кровати, а затем и лечь. Антону настолько всё равно в эту секунду, что с ним делают, он словно где-то в своих мыслях, и учителю приходится делать за него всё. Арсений никогда не видел Шастуна настолько разбитым и эмоционально сломленным, как в этот день. По телу пробегает дрожь. Глаза у юноши пустые, и он тихо дышит, прижавшись щекой к подушке. Арсений, выругавшись, подходит к окну, закрывает его, и возвращается к школьнику. — Тош, поговори со мной, — настойчиво просит биолог, присев рядом на край кровати и поглаживая парня по плечу. Антон переводит на него свои заплаканные глаза и тихо шмыгает носом. — Как ты себя чувствуешь? Тебе нужно успокоительное? Или таблетки от головной боли?.. — не понаслышке зная, как болит голова после подобных срывов, предлагает учитель. — Нет, — почти беззвучно отзывается парень, и это слово Арсений не слышит, а читает по его влажным губам. Биолог, покачав головой, все же приносит стакан воды, помогает парню сделать пару глотков, придерживая его голову. — Когда ты ел в последний раз? — зная, что ученик нередко пренебрегал пищей, Арсений уверен в том, что парень давно не ел, судя по его состоянию. Его слабость ощущалась в каждом движении. Антон поджимает губы и молчит. Он и сам не помнит, все дни смазались в один сплошной, когда дедушку забрали в больницу с инсультом. — Котёнок, тебе нужно есть. Когда ты уже начнёшь ставить заботу о себе на первое место?.. — риторический вопрос естественно остаётся без ответа. — Я закажу что-нибудь на дом, — решает учитель, вынимая телефон и делая заказ с проверенного сайта. Антон прикрывает глаза. Ему впервые настолько всё равно, что рядом Арсений Сергеевич, что он называет его «Котёнком» и заботится о его состоянии. Это всё вдруг становится так бессмысленно. Антону нужно знать, что его дедушка в порядке, что он оправится от инсульта, что сможет вернуться к привычному ритму жизни, но гарантий просто нет, и парень не может не думать о худших исходах. Шастун потерял в своей жизни слишком многих — отца, мать, бабушку, которой не стало, когда мальчишке было всего-то семь лет. Потерю дедушки, Антон чувствует, пережить не сможет. Он много думал об этом в последние дни. Он не видит смысла продолжать дальше, если у него не останется никого. — Тош, — его настойчиво треплют за плечо, и парень удивлённо открывает глаза, глядя на учителя, понимая, что буквально выпал из реальности, углубившись в свои размышления. — Ребёнок, давай, приподнимись немного, выпей чай, — Арсений Сергеевич, видимо, уже успел отойти и приготовить его, а парень даже не заметил, как тот пропал на пару минут. — Не хочу, — слабо отмахнулся парень, мотнув головой, и биолог, чуть сощурив глаза, посмотрел на него решительным взглядом. — Да плевать я хотел, что ты хочешь, — внезапно строгим голосом отзывается Попов, убрав чай на край тумбы. Взяв парня за подмышки, он одним движением легко вздёргивает его вверх, усаживая в кровати, и Антон отзывается возмущённым «Эй». — Я — твой учитель, ты должен меня слушаться, — Антон фыркает и смотрит на старшего так, словно тот нацепил на себя корону и провозгласил себя королем джунглей. — Ничего я вам не должен, — сдвинув брови к переносице, уверенно отвечает ему пацан, и Арсений хмыкает, глядя на его сосредоточенное лицо. — Пей давай, не выпендривайся, — Антон от возмущения даже не находит, что сказать, только делает глубокий вдох и не сразу смыкает губы, так и сидя с открытым ртом и насупленным выражением лица, не зная, как говорить с этим невозможным человеком. В руки опускается кружка пастельного тёплого оттенка, и парень интуитивно сжимает её тёплые бортики руками. Учитель стоит над ним, сложив руки на груди, и смотрит так строго, что юноша чувствует себя провинившимся школьником перед ним. — Пей, Шастун, а то позвоню твоему классному руководителю и нажалуюсь, что его ученик меня не слушается, — Антон фыркает, закатывает глаза, слабо представляя себе значимость такой угрозы, и все же отсёрбывает немного горячего напитка. Насыщенный вкус чёрного чая с бергамотом в сочетании с большим количеством сахара действует на него словно энергетик. В теле прибавляется сил, и даже соображать получается лучше, быстрее. Арсений скидывает с себя маску строгого преподавателя, добившись желаемой цели при помощи незначительной, но сработавшей манипуляции, и вновь садится рядом. Антон молча пьёт чай, время от времени дуя на него, чтоб немножко остудить. Мужчина находит это трогательным. Мальчишка был милым, особенно в домашней обстановке. Его светлые волосы оттенка пшеницы слегка завивались, футболка белого цвета с широким вырезом оголяла ключицы и болталась на худом теле, а сейчас полностью облегала впалый живот и слегка выпирающие рёбра. Антон выглядел сбитым с толку и грустным. У мужчины болезненно сжималось сердце от этого. — Арсений Сергеевич, что вы вообще тут забыли? — вдруг, слегка нахмурив брови, спрашивает школьник, подняв взгляд на учителя, словно лишь сейчас осознавая, кто находится рядом с ним. Биолог же удивлённо повёл бровью, услышав вопрос. — Вы почти месяц делаете вид, что знать меня не знаете, а сейчас приходите, чай мне делаете, заботитесь… Зачем? — мужчина, поджав губы, отводит взгляд и не сразу находит нужные слова для ответа. — Мне же обидно. То я «Котёнок», то никто. Я не понимаю нашего общения, — понурив голову, добавляет юноша, сжимая чашку до побеления подушечек пальцев. Арсений с трудом подбирает слова, когда перед ним так прямо ставят вопрос. — Я никогда раньше не общался со своими учениками так, как с тобой. Я не уверен, что это правильно и корректно, чтоб учитель позволял себе те вещи, которые возникают между нами. Я решил, что будет правильно вернуть и держать дистанцию между нами. Но разве я мог себе позволить оставить тебя одного сейчас, зная, что с твоим дедушкой случилось такое?.. Прости, Тош, я сам виноват, что дал нам так сблизиться, и сам же пытаюсь вернуть сейчас всё, как было. Считаешь, это неправильно? — мужчина смотрит на него в ожидании ответа, а мальчишка смотрит осуждающе и строго. Антон выслушивает его внимательно и громко хмыкает, стоит последнему вопросу прозвучать. Чувство агрессии закипает в парне так же стремительно, как и истерика, накрывшая его ранее. Его эмоциональное состояние нестабильно в последнее время, но разве он виноват в том, как складывается его жизнь?.. Антону обидно, что учитель играет с ним, как ребенок, подобравший котенка на обочине, а потом бросивший его в конце дня, когда пришло время вернуться домой. Словно так и нужно. Словно Арсений считает, что Антон не привязался к нему достаточно, чтоб сожалеть о прекращении общения. Антон ощущал себя гребаным лисом из сказки Сент-Экзюпери, тем самым, которого приручили. Только Арсений за это нихера не был в ответе. — Считаю, что пошли вы нахрен, Арсений Сергеевич, — неожиданно зло выпаливает Шастун, отшвырнув кружку с чаем на край тумбы с такой силой, что та ещё проехалась с десяток сантиметров, опасно накренилась, но всё же устояла на месте. Зелёные глаза, полные яда, смотрят на мужчину без толики смущения за столь некорректное поведение. Биолог, глядя на подростка, ведёт бровью, не ожидая такого ответа, и молчит достаточно долго, чтоб Антон успел пожалеть о сказанном. Биолог, намереваясь что-то ответить, только лишь открывает и закрывает рот, когда бросает взгляд на экран своего телефона, лежащего поверх одеяла, экран которого загорелся бледным лиловым оттенком из-за заставки с видом на закат над морем. Антон предположил, что кто-то написал или позвонил ему. Подняв гаджет, учитель сунул его в карман и молча вышел из комнаты, затем хлопнула входная дверь. Парень молча провел его взглядом. Антон откинулся на подушку, устремляя взгляд в потолок, и в глазах снова появилась влага, из-за чего он часто заморгал, стараясь избавиться от неё раньше, чем слёзы потекут по щекам. Наверное, он был слишком груб, и ему не стоило так говорить с человеком, который пришёл поддержать его, несмотря ни на что. Юноша с силой кусал губы, стараясь успокоиться. Антону стало так обидно, что его столь просто решили выкинуть из своей жизни, и не просто кто-то, а Арсений Сергеевич, за которым он готов бегать как собачонка за хозяином, и от этого ещё неприятнее чувствовать себя брошенным. Он не сказал об этом раньше, не обсудил с парнем, что им стоит вновь начать держать дистанцию, он просто поставил его перед фактом спустя месяц. Если бы Шастун вернулся на пару минут назад и смог бы заново ответить на вопрос, он всё равно послал бы учителя нахрен, потому что нервы ни к черту, и он устал быть для всех хорошим. Хорошим учеником, хорошим внуком, хорошим другом. Один хер у него ничего не получается, раз всё пошло крахом. Но не проходит и минуты, как Антон начинает сожалеть о сказанном. Арсений ведь пришёл. Помог ему. Позаботился, как о близком человеке. А парень послал его. Чёрт. Шастуну нужна инструкция, как правильно жить эту жизнь, потому что в одиночку он явно не справляется. Юноша, с силой откинув в сторону плед, сел, опустив ноги на пол, и переплёл пальцы рук, упираясь локтями в колени. Он еще с минуту нервно стучит пяткой по деревянному ламинату и покусывает губы. Эмоции внутри закипают новой волной. Он чувствует, как портит всё вокруг, и не может остановить этот процесс. Он чувствует себя настолько бесполезным и лишним в эту секунду, что приходится резко и зло провести ладонью по глазам, стирая влагу, которая не успела сорваться с ресниц, только бы не разрыдаться от ощущения собственной ненужности. — Придурок, — цедит он, ругая себя. Арсений Сергеевич теперь точно даже не заговорит с ним. Он даже не попрощался. Мужчина ему ничего не обещал, это юноша себе всё сам придумал и поверил. Антон думает о том, что никаким образом не помог дедушке, потому что даже самому себе помочь не может. Да, с одной стороны, парень ведь ни в чём не виноват, ему не под силу контролировать здоровье дедушки, но он мог бы прийти домой раньше, быть рядом с ним в ту минуту, когда ему стало хуже, вызвать скорую раньше, он мог бы… мог бы просто сделать хоть что-то правильно. Но он не был рядом. Ощущение того, что всё идёт крахом, пульсирует в голове на задворках сознания. Антон вынимает нож из рюкзака интуитивно, не задумываясь. Жёлтый пластик привычно легко ложится в ладонь обладателя. Парень чувствует — он не справляется. Ни в данную секунду со стрессовым состоянием, ни в общем, если рассматривать его последние месяцы. Дедушка, Арсений, Лёва — он подвёл всех. Не пришёл раньше, не был рядом, когда в нём нуждались, как никогда. Отверг чувства лучшего друга, который, кажется, всерьёз влюблен и готов подарить настоящую любовь. Даже если Бортник искренне страдает, он ведь никогда не подаст виду. У Антона болезненно сжимается сердце от мыслей, что он может стать для Лёвы таким человеком, которым для него самого является Арсений. И, наконец, Антон подвёл Арсения. И с ЕГЭ, который он рискует завалить, и тогда биолог огребёт столько проблем, что хорошо бы, чтоб просто оставили без премии, а не лишили должности. И сейчас, послав его нахер на эмоциях, словно имел на это хоть какое-то право. Шастун снова забыл, что разговаривал с учителем, а не с другом. Но, к слову, Попов тоже говорил такие вещи, которые учитель не должен говорить ученику. И всё же Антон чувствует себя паршиво. Парень зло расстёгивает пуговицу на штанах, дёргает их вниз, стаскивает полностью и швыряет в противоположный угол комнаты, не заботясь о том, сколько пыли они там соберут. Изрезанное бедро нормально зажило за месяц, хоть и смотреть на шрамы было неприятно. Они всё ещё были розового оттенка и яркими росчерками пересекали кожу. Антон пробегается по ним кончиками пальцев. Он думает о том, что порезать поверх ещё раз будет очень больно. Он медленно переводит взгляд на второе бедро, чистое, целое от повреждений. Он никогда раньше не решался трогать его. Обещал себе самому, что не станет этого делать, что не будет превращать своё тело в дневник воспоминаний обо всех пережитых неудачах. И послал своё обещание к чёрту. Выдвинув лезвие на пару сантиметров, он под небольшим углом приставляет металлический острый кончик к нетронутой коже. Его рука не дрогнула, когда он решительно надавил на ножик и потянул его вправо, оставляя горящую красную полоску. Антон шипит, успев отвыкнуть от этого болезненного ощущения, прикрыл глаза, привыкая к боли. Когда он открывает их снова, несколько алых капель скатываются вдоль бедра, огибая его, и капают на пол. Благо, он сидел на самом краю кровати, заранее предусмотрев, что стирать постельное бельё он точно не намерен. Юноша давит на края раны, раскрывая её шире, и крови становится больше, она заполняет собой порез и, когда места становится мало, вытекает наружу. Школьник, поставив нож выше, режет снова. И ещё. Несколько свежих полос пересекают кожу. Она начинает воспаляться, болезненно опухать и краснеть по краям каждого пореза. Последний порез Шастун наносит так, что он пересекает все предыдущие, и боль судорогой сковывает всё тело. Он рычит сквозь сжатые зубы, руку сводит, когда он до побеления сжимает нож, и тот выпадает из пальцев, с характерным звуком приземляясь на деревянный пол. Антон натурально поскуливает от боли, которая по ощущениям прошибает его до самых костей. Он заслужил каждую секунду этой боли по его мнению. То, что входная дверь с хлопком закрылась за кем-то, юноша понимает не сразу, всё ещё стараясь отойти от волны боли, которая пульсацией разливалась по всему телу. Он давно не резал себя так сильно, как сейчас. А когда понимает — то шаги уже раздаются в коридоре. Он вздёргивает голову, испуганными глазами смотрит на дверь, и время словно замирает. Больше всего он боится, что она сейчас откроется. — Любишь кусаться, Шастун? Так я в курсе, чтоб ты знал, — громким голосом сообщает Арсений Сергеевич из коридора. Антон одними губами шепчет «Нет», и, кажется, его начинает трясти, особенно руки. Он бросает взгляд на свои штаны — но слишком поздно, чтоб поднять их и надеть. И одеяло, которым он мог бы прикрыться, упало за спинку кровати, когда он со злости швырнул его. Ручка двери проворачивается, биолог бодро распахивает дверь. Он только с улицы, его кончики ушей ещё красные от мороза, а в руках он сжимает пакет с курьерской доставкой из ближайшего магазина, где он заказал сладости, чтоб откормить ими подростка. Несколькими минутами ранее на его телефон пришло уведомление, что заказ собран и курьер доставит его в течение пяти минут, и учитель решил дождаться его на улице, ведь ему нужно было время, чтоб обдумать их диалог с учеником и дать мальчишке немного остыть. — Ты только не забывай об инстинкте… самосохранения, — тяжёлый выдох вырывается из груди так, словно мужчину резко ударили под дых, и он с трудом завершает свою фразу, начатую ещё до того, как он увидел Шастуна. Арсений замирает, сделав шаг в комнату, и его голубые глаза расширяются от увиденного, кажется, биолог всерьез поражён. Антон дышит так тяжело, словно пробежал несколько километров за те семь минут, что учителя не было в комнате. Арсений смотрит на него таким взглядом, что хочется закричать: «Это не то, что вы подумали!». Голубые глаза смотрят с удивлением, непониманием, кажется, учитель растерялся настолько, что забывает даже банально дышать. У Антона дрожит нижняя губа, когда он приоткрывает рот, силясь выдавить из себя хоть что-то, но у него нет слов, которые подошли бы в такой ситуации. Кровь стекает на пол, и порезы болят так, что хочется подвывать в голос без остановки, но он и звука выдавить из себя не в состоянии. В зеленых глазах скапливается влага, которую юноша не может контролировать. Антон ощущает себя горной серной под прицелом охотничьего ружья. — Котёнок, что… Какого хера… — сиплым голосом говорит биолог, глядя то на порезы, то на бледное лицо ученика. Антон дрожит от его взгляда, Арсений никогда раньше не смотрел на него так, как в эту секунду.