Хамелеон

Генрих оставался наедине только после девяти вечера, когда заботливые родители ложились спать, а Дадли был увлечен игрой в компьютер. Днем мальчик был очень активен: кружки, чтение, обязательные двухчасовые прогулки, дела по дому. Петунья пыталась дать своим детям все необходимое для успешной социализации в этом мире, поэтому братьям часто приходилось не спать по ночам, чтобы заниматься тем, что нравилось им. Так как Генрих был младше, то иногда ему разрешалось в будний день отдохнуть. К Дадли были строже. Вернон смотрел на своего старшего сына, как на воина, который должен защищать слабых, поэтому его записали на бокс. Частые тренировки хорошо сказывались на теле, из-за чего мальчик стал фигуристее и, кажется, выше. К учебе у него любви не было, поэтому умом он уступал младшему. Но природа никогда не обделяет кого-то так сильно, чтобы человеку совсем ничего не досталось: Дадли отлично ремонтировал велосипед и самокаты. Дворовые ребята часто просили именно Дадли что-то починить, но если нужно было сделать умную пакость кому-то, то уже звали Генриха. Младший Дурсль не был проказником, но очень любил показать свой ум и начитанность, поэтому его план всегда срабатывал. Однажды он придумал, как незаметно стащить большую пачку чипсов прямо из-под носа продавщицы. Поделившись задумкой со старшим братом и убедив его в безопасности плана, все дружно приступили к исполнению. Дэвид отвлекал старушку разными вопросами о качестве жвачек, которые никогда не ел из-за брекетов, Дадли пытался открыть окно, а Генрих, вооружившись удочкой с прикрепленной к крючку клейкой лентой ждал. Мальком был настороже: поправив указательным пальцем съезжающие очки, он вглядывался во все, что только видел, дабы не пропустить появление какого-либо человека на горизонте. Если их заметят — план провалится. Спустя пару минут, у Дадли получилось открыть окно. Генрих незамедлительно опустил леску к полке с чипсами. Леска предательски не хотела крепиться к желанной упаковке несмотря ни на что. Дэвид не справлялся с задачей, так как продавщица начала говорить громче, не скрывая своего раздражения к юному покупателю. «Давай я помогу», — Дадли выхватил удочку, прокрутив катушку пару раз, он опустил леску еще ниже и, раскачивая её, пытался прикрепиться клейкой лентой хоть к какой-нибудь пачке. Не выходило. «Точно!» — Генрих достал из кармана ракушку, которую ему подарила девочка по пути к магазину. Потребовалось еще пара минут, чтобы поднять леску обратно наверх, прикрепить ракушку к крючку, создав небольшой вес для клейкой ленты. В этот раз все получилось сразу: в пару движений мальчики раскачали леску, прикрепились к двум пачкам сырных чипсов и победоносно поднимали их наверх. Дэвид, посиневший от страха и уставший от придумывания глупых вопросов, поспешил убраться из магазина прочь, пообещав себе больше никогда не ввязываться в такие авантюры. Немного позже, энергично жуя, ребята, весело смеясь, обсуждали свою победу. Генрих улыбнулся отражению в зеркале. Такие воспоминания не могли его не радовать, как и не могло не радовать уединение. Взъерошив ровную челку и сняв очки, мальчик снова посмотрел на себя в зеркало. Худое тело было облачено в вещи на пару размеров больше него, из-за чего казалось, будто он в них тонет. Белая кожа казалась ещё бледнее за счет светлых волос, и в полумраке создавалось впечатление, что её обладатель светится. А отсутствие каких-либо мышц и легкая зависть брату совсем добивала. «Почему я такой худой?» — подумалось Генриху. Обхватив ладонью предплечье, брови мальчика нахмурились. С легким раздражением футболка была отброшена в сторону. Покрутившись ещё немного, он сел на пол и заплакал. Прикусив кожу на маленьком кулаке, стараясь не издавать лишних звуков, блондин поджал ноги ближе к туловищу. Ум, несомненно, дело хорошее, но быть сильным, как казалось ему в тот момент, было лучше. Все супергерои из любимых комиксов были высокими, смелыми, с большими мускулами. Костюмы сидели на них идеально. «А на мне будут сидеть ужасно», — прошептал он. Слезы ручьем бежали по щекам, нос заложило, из-за чего приходилось дышать ртом. Пытаться сохранять тишину было сложнее, так как через пару-тройку вдохов были слышны всхлипы. — Можно я войду? — Нет, я тут плачу. — Именно поэтому я и хочу войти. Генрих молчал. Желания отвечать не было, да и не нужно было. Дадли молча прошел в комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Сев рядом с братом, он обнял его. Обоим стало как-то легче. Скорее всего, общество друг друга для них было лекарством от любой печали, так как ближе друг для друга у них никого не было. На улице пел сверчок, только он и тихие всхлипы Генриха нарушали тишину. — Ты знал, что мальчики не плачут? — Спустя некоторое время спросил Дадли, вытирая слезы с щек брата. — Почему? — Потому что мы сильные. А сильные не плачут. — Это ты сильный, — шмыгнув носом, Генрих отвернулся, — а я нет. — Кто это тебе такое сказал? Ну-ка, скажи его имя, я его побью! — Мальчик вскочил с места и, размахивая кулаками, продолжил. — Вчера тренер мне показал, как правильно бить правой, мне как раз потренироваться нужно. — Он, — блондин ткнул пальцем в свое отражение. — Да ты охренел? — Старший брат с силой поднял младшего и повернул лицом к зеркалу. — Перед тобой стоит сильный малый. Настолько сильный, что вот этими хилыми кулачками, — мальчик поднял худую руку брата, — он победил главного задиру во дворе. — Я просто придумал как… — Вот именно! — Не унимался Дадли. — Ты придумал! И преподал ему урок так доходчиво, что он до сих пор к тебе не лезет, а я бы постоянно дрался бы с ним, и толку никакого бы не было. Пойми, ты крутой. Без тебя бы мы не играли ночами в приставку, которую прячет мама и уж точно бы не ели сырных чипсов. Да и вообще, — немного понизив голос, продолжил он, — лучше быть очень худым, чем бороться с желанием съесть лишний кусочек. Генрих воспрянул духом. Слезы давно высохли, а на лице расцвела улыбка. Не часто можно было услышать ободрение со стороны человека, который большую часть жизни находится рядом. Дадли не был мастером красивых слов, поэтому говорил что-то подобное редко. Чаще молча обнимал, молча приносил стакан воды и лекарство или же, так же молча мыл ботинки Генриха, когда тот бросал их возле двери мокрыми и грязными. Так он проявлял любовь к младшему брату. Между мальчиками была огромная нерушимая связь. Будто кто-то специально сшил их эмоции невидимыми нитями. Каждый раз, когда одному из них нужна была помощь, они это чувствовали и спешили на помощь. Как и в этот раз. — Спасибо, — Генрих уткнулся лбом в грудь старшего брата. — Обращайся, — Дадли потрепал блондинистые волосы родственника, — кстати, не хочешь поиграть в приставку?