Где же ты, моя бабочка?

      Из купальни Чимина сразу же перенесли в покои императора. К тому времени он тяжело дышал и практически не сопротивлялся. Чимина аккуратно уложили на постель и оставили его нагим, снимая с него то самое покрывало, потому что он ныл от любого прикосновения к своему необычайно чувствительному телу. Двое бет остались, чтобы течный омега не натворил чего-нибудь. Остальные люди ушли.       Чимин буквально выл в голос от сильного возбуждения и пульсации внизу живота. Запах мяты, витавший в этой комнате сводил с ума, заставляя как можно сильнее желать его обладателя. Перед глазами всё плыло и кружилось, будто его обухом ударили по голове и, как обречённого на произвол судьбы, оставили здесь доживать свой срок. Чимин лежал на постели и, прикрыв глаза, начал принюхиваться. Он сильно стиснул, лежащую рядом с ним, подушку руками, утыкаясь в неё носом и шумно вдыхая божественный запах. Выделений стало ещё больше, чем прежде. Чимин чувствовал как ткань под ним вновь намокает. Возбуждение свернулось в тугой узел внизу живота. Его член уже был в возбуждённом состоянии, а на головке выделился предэякулят. Анал пульсировал. Хотелось, чтобы в него как можно быстрее вошли… безумно хотелось альфу, преимущественно своего — Юнги. Омега застонал и перевернулся на спину, не выпуская подушку из своих вспотевших ладоней. Его тело предательски требовало, чтобы над ним взяли верх, вошли и начали трахать. Хотелось самому нанизываться на массивное достоинство альфы, только для того, чтобы пережить эту безумную пытку.       Чимин, открыв рот, начал тяжело и глубоко дышать. Он запустил правую руку в волосы и крепко сжал их в кулак. Это было не то. Нужно чтобы их стискивал альфа своими сильными руками. Омега провёл рукой по шее нащупывая ошейник с цепью. Это альфа должен сжимать его шею и при этом как можно глубже нанизывать на свой член. Спустился к своей груди, сжимая соски. Они были необычайно чувствительны и сильно сморщились. Не то. Всё не то. Не те прикосновения, не то ощущения, не он. Чимин заскулил и, не открывая глаз, продолжил исследовать своё тело, вдыхая при этом мятный и такой чарующий запах с подушки. Он провёл кончиками пальцев по плоскому животу. Тело пылало. Он весь горел, словно в горячке. Спустившись ниже, сжал свою эрекцию. В комнате раздался громкий стон, стон удовольствия и сильного желания. Омега притянул ноги к себе и, согнув их в коленях, широко раздвинул. У него стояло, а дырочка пульсировала требуя к себе особого внимания. Щеки пылали, разум затуманился, он помнил, как Юнги торопливо пытался растянуть его пальцами. Хотелось того же прямо сейчас…       Сглотнув вязкую слюну, Чимин оторвался от подушки и левой рукой спустился к своему члену. Сжав его, начал медленно водить по нему, размазывая предэякулят по всей длине. Было плевать на бет, что стояли у входа и втихаря подглядывали за ним, было плевать на эти стеснения и вообще на всё. В голове вертелось лишь желание. Дикое, животное желание. Разум полностью отключился уступая сильному возбуждению. Чимин легко просунул указательный палец внутрь себя. Благодаря большому количеству смазки он вставил второй и, привыкая к новым ощущениям, начал медленно и неуверенно двигаться. Было приятно, но всё ещё не то. Продолжая надрачивать себе, Чимин двигался навстречу своим пальцам и, покачивая бёдрами, приставил третий. Смазка громко хлюпала. Выделения увеличились, а омега уже сильно стонал и быстрее насаживался на собственные пальцы.       Тело извивалось и просило другого. На глазах выступили слёзы. В голове шумело, а дыхание и вовсе сбилось. Казалось ещё немного и он сойдёт с ума от всего этого. По щекам текли слёзы. Чимин был готов пронзительно кричать и звать своего альфу. Тело горело и было влажным от пота. Он вынул пальцы из своего тела и, перевернувшись на живот, уткнулся носом в подушку, стискивая шёлковую ткань в зубах. Он приподнялся на коленях и выпятил задницу. В такой позе было намного удобнее. Омега, как кошечка, сильно прогнул спину, отчего упругие ягодицы оттопырились, а по правому бёдру начала стекать густая смазка, пахнущая мелиссой. Чимин продолжал шумно дышать в подушку и вновь поднёс пальцы к своему анусу. Он засунул три, но потом немного неуверенно приставил и четвертый. Он с трудом запихнул его до упора, но, зажмурившись, вынул. Слишком туго. Омега начал плакать и поднёс руки к голове, сжимая рыжие волосы на затылке. Громко рыдая, от отчаинья начал пронзительно кричать в подушку. Чимину показалось, что он уже сходит с ума, потому что, отбросив свою ненависть к императору и наступив на горло своей гордости, он начал звать своего альфу. Когда Чимин уже совсем отчаялся и начал просто рыдать, уткнувшись лицом всё в ту же подушку, двери распахнулись, а комнату вмиг заполнил сильный запах мяты. Беты встрепенулись и, быстро оторвав взгляд от рыжеволосого, поклонились, а после ушли, оставляя императора и омегу наедине.       Юнги на несколько секунд впал в ступор из-за сильного запаха мелиссы, который был необычайно приятным и настолько притягательным, что альфе понадобилось время для осознания, что это запах его омеги. Мин, не отрываясь, смотрел на Чимина, что стоял на коленях, уткнувшись лицом в его подушку. Пак приподнялся на дрожащих руках и поднял своё припухшее от слёз лицо к альфе. Император сделал неуверенный шаг к нему, продолжая вдыхать этот потрясающий аромат. Было сложно привыкнуть к тому, что это настоящий запах его предназначенного. Юнги никогда не мог подумать, что его омега может быть настолько прекрасным, особенно сейчас, когда он покрасневший и обнажённый с нетерпением ждал его появления. Руки альфы начали подрагивать, а дыхание участилось. Омега с трудом сел на колени и хриплым от рыданий голосом произнёс: — Юнги, прошу… — его глаза застилали слёзы, щеки горели, а грудь тяжело вздымалась.       Альфа сразу же оттаял и уже через мгновение был рядом. Он как можно быстрее избавился от всей этой ненужной одежды и через несколько секунд был вместе с Чимином. Омега сам прильнул к желанному сильному телу. Альфа взял его за рыжие волосы и, стискивая их на затылке, наклонил голову, сминая пухлые губы своим напором. Он кусал их до крови, упиваясь металлическим привкусом их поцелуя, отчего омега лишь жалобно стонал, приоткрывая рот и впуская язык Мина. Ему безумно нравилось это. Нравилось отвечать, нравился напор альфы и его неутолимая жажда. Сильные руки уже вовсю блуждали по разгорячённому телу, то сжимая и раздвигая половинки ягодиц, то нежно поглаживая спину и грудь. Юнги с трудом оторвался от влажных губ, начиная покрывать шею горячими поцелуями. Он целовал, облизывал, оставлял многочисленные засосы и всячески помечал шею Пака. Омега, закрыв глаза, тянулся к этим жадным прикосновениям. Он громко стонал и получал удовольствие, когда альфа начал покусывать нежную кожу, оставляя неглубокие следы от своих зубов.       Юнги не мог надышаться этим прекрасным запахом. Он нещадно метил каждый участок молочной кожи, спускаясь ниже к груди. Альфа потянул зубами за возбуждённый розового цвета сосок, выбивая из омеги пронзительный полукрик-полустон. Чимин метался и задыхался в крепких объятиях от этих грубых ласк, ему это нравилось, но больше всего хотелось почувствовать член внутри пульсирующего и истекающего густой смазкой ануса. — Прошу войди… — громко простонал Чимин, приоткрывая свои припухшие глаза. Юнги, повинуясь своему омеге, опустил руку вниз и приставил сразу два пальца. Не хотелось вновь порвать его или же как-то навредить, даже при том, что у него была течка и выделения облегчили бы его проникновение. Но, к удивлению альфы, пальцы очень легко вошли внутрь его. Тогда он приставил третий, от чего Чимин тихо замычал, начиная толкаться вперёд и лично насаживаться на них. — Значит, мой омега так сильно ждал меня, что уже всё подготовил и сам растянул свою дырочку? — Мин удовлетворенно улыбнулся. Чимин немного отстранился, ссаживаясь с его пальцев, а после перевернулся на живот и, встав на колени, широко раздвинул ноги. Пак оперся о локти и как можно сильнее прогнулся в спине, оттопыривая сочные половинки ягодиц. Юнги безумно нравилось желание течного омеги, а запах мелиссы сводил с ума так, что он нарочно пытался тянуть время, хотя сам уже еле сдерживался и нервно прикусывал нижнюю губу. Ему нравилось видеть, как омега страдает и изнывает от сильного желания. Ведь он хочет именно его. Именно для Мина Чимин так сладко стонет и изгибается, желая чувствовать внутри своего горячего тела его. Его он и получит.       Альфа провёл рукой по изящному изгибу спины, приближаясь к ягодицам. Омега застонал, сильнее оттопыривая их и пододвигаясь ближе к нему. Но Юнги резко убрал руку и, замахнувшись, ударил по мягкой половинке, оставляя на ней ярко розовый след от своей ладони. От неожиданности, омега восхищённо вскрикнул и блаженно застонал, а Мин проделал тоже самое и со второй. Он наносил лёгкие и возбуждающие удары до тех пор, пока ягодицы омеги не начали пылать огнем. Они сильно покраснели, а омега уткнувшись лицом в подушку громко стонал. Его тело дрожало, а бёдра блестели от вытекающей из дырочки смазки.       Альфа встал на колени, прижимаясь сзади к горящим ягодицам Пака. Чимин чувствовал как на его талию легли холодные руки, а к анусу упёрлась головка члена Юнги. Выждав секундную паузу, альфа сделал резкий толчок, входя внутрь своего омеги. Оба громко и удовлетворённо застонали. Мин уже не мог терпеть, поэтому начал делать глубокие и резкие толчки, заставляя Чимина взять в зубы ткань шёлковой подушки и крепко стискивать её, чтобы не кричать в голос от такого удовольствия. Было очень хорошо. Настолько хорошо, что хотелось, чтобы его трахали так целую вечность. Не просто вбивались внутрь, а удерживали на месте, сжимали волосы и за талию насаживали на массивное достоинство. Омежья сущность уже давно пала под напором и полностью контролировала Чимина. Ему нравилось это — пятьдесят процентов удовольствия, пятьдесят процентов боли. Так мог делать только Юнги. Он двигался быстрыми и размашистыми толчками, выбивая из омеги оглушительные стоны и не давая возможности ссадится или же отстраниться. Их запахи давно смешались в одно целое, образовывая нечто новое и прекрасное. Юнги хотелось видеть лицо Чимина, когда он до основания вбивался внутрь покоренного тела. В таком положение он брал лишь тех глупых омег из гарема. Они раздражали одним своим видом и постоянно тянули свои цепкие руки к его телу. Это сильно раздражало, поэтому, ограничив все прикосновения с их стороны, Мин брал их только повернув к себе задницей, а их утыкая в подушку, чтобы не мешали. Не хотелось видеть их, он просто входил в них одним резким толчком и брал желаемое. Но они не Чимин. Хотелось видеть его лицо, чувствовать на своем теле его руки и уткнуться носом в ложбинку у основания шеи, вдыхая чудеснейший аромат. Поэтому он вышел из омеги. Чимин немного приподнялся и протестующе замычал желая вернуть его. Но не успев ничего сказать, альфа в ту же секунду резко перевернул Пака на спину и притянув за бёдра, закинул ноги к себе на плечи. Он быстро вошёл, попадая прямо по простате и продолжая вбиваться внутрь. Омега откинул голову назад и сильно прогнулся в спине, принимая альфу целиком и полностью, после чего пронзительно закричал. Он попытался прикрыть рот рукой немного глуша стоны, потому что в таком положение он наносил толчки прямо по комочку нервов. — Убери… руки… от своего… рта, — не унимался Юнги, проговаривая по отдельности, каждое слово. Омега послушно убрал руки и завёл их за голову, судорожно хватаясь за простыни. Ему хотелось, чтобы его вновь привязали и никуда не пускали. Хотелось, чтобы Мин не останавливался и продолжал втрахивать его в постель.       Юнги отметил про себя, что его стоны удовольствия ему нравятся гораздо больше, чем крики боли. Нравилось видеть его таким. Таким возбуждённым, покрасневшим, безумно сексуальным и развязным. Это приносило несказанное удовольствие, доводя до иступленного возбуждения. Ему нравились эти пухлые щеки, что были почти пунцового цвета, приоткрытые влажные губы, судорожно хватающие воздух. Его глаза были закрыты, длинные ресницы дрожали, а огненно-рыжие волосы были полностью влажными от пота и прилипли ко лбу. Шея была покрыта многочисленными засосами и укусами. Временная метка практически зажила. Поэтому, приподняв стройные ноги, Юнги убрал их с плеч, широко разводя в стороны и потянув за талию на себя, вновь стал вбиваться в покорное тело. Наклонившись над омегой, альфа продолжил делать глубокие толчки, после чего припал губами к старой метке тщательно вылизывая её. Затем, немного ускорившись, взял местечко нежной кожи и прокусил её насквозь. Чимин поморщился от боли и вскрикнул. Юнги начал слизывать выступившие капельки крови, уменьшая тем самым острую боль. Омега переложил свои руки на плечи альфы и, крепко прижимая к себе, приподнял ноги, скрещивая их на талии Мина и вбирая член как можно глубже в себя. Юнги удовлетворённо застонал и припал к пухлым губам Чимина. Они слились в безумном поцелуе, теряя границы реальности и сливаясь в одно целое. Их поцелуй приобрел металлический привкус, что очень нравилось альфе.       Чимину было безумно хорошо, настолько, что он оторвавшись от тёплых губ припал к шее Юнги и стал целовать её. Он как и сам альфа хотел пометить своё, своего человека своего предназначенного. Омега ногтями впился в мощные плечи, прижимая как можно ближе к себе, не оставляя свободного сантиметра между их влажными и разгорячёнными телами. Он хватал нежную кожу губами, начиная посасывать и немного покусывать её, оставляя розовые следы, которые немного позже приобретут фиолетовый оттенок. Юнги продолжал наносить резкие и быстрые толчки по простате, отчего омега извивался под ним и сам подмахивал бёдрами в такт толчкам, не упуская ни одного и упиваясь сладостью их близости.       Юнги, усмехнувшись, немного приподнял голову, давая омеге возможность целовать свою шею и оставлять многочисленные засосы. Это возбуждало не меньше его сладких и протяжных стонов, которые становились всё громче и громче. Альфа закрыл глаза от удовольствия. Чимин не оставил ни одного свободного участка кожи, который не поцеловал бы. Он тщательно вылизывал её, утыкался носом и вдыхая чудный запах мяты. Он так же дурманил сознание омеги, как и его собственный дурманил альфу.       Мин чувствовал, что скоро наступит разрядка, поэтому, положив одну руку на член омеги, стал быстро надрачивать в такт своим толчкам. Чимин откинул голову назад и, открыв рот, начал громко стонать, теряясь в волнах подступающего наслаждения. Он закрыл глаза и без умолку повторял имя своего альфы. Юнги продолжал вжимать Чимина в эту постель и не давал ему ни капли свободы, полностью подстраивая его под себя и делая зависимым от своего члена, в котором Пак так сильно нуждался, особенно сейчас. Альфа чувствовал напряжение омеги и его дрожь, поэтому чуть плотнее обхватил розовую головку и продолжал всё так же ласкать его. Чимин сильно прогнулся в спине и, широко открыв рот, пронзительно застонал, срывая с уст имя своего предназначенного. Он долго бился в приятной судороге, а после, излившись на свой живот, начал тяжело и прерывисто дышать, принимая глубокие проникновения альфы и удовлетворяя уже его желание. Юнги сделал ещё несколько толчков и, засадив член как можно глубже, закрыл глаза, кончая внутрь омеги. Он уткнулся в шею Чимина и пытался отдышаться, отходя от сильного оргазма. Омега же тяжело дышал и, с большим трудом открыв влажные глаза, взглянул на Юнги. Он уже чувствовал внутри своего ануса набухающий узел, и непроизвольно сжался, чем только поспособствовал их сцепке. Альфа сглотнул и, немного приподнявшись на слабых руках, притянул его за подбородок, увлекая в нежный поцелуй. Чимин жалобно застонал, приоткрывая рот и впуская туда Мина. Они начали переплетать языки и взаимно покусывать губы друг друга. Оба застонали, когда узел набух сильнее и в тёплое нутро рыжеволосого излилась новая порция семени.       Сцепка продолжалась долго и они не раз доводили друг друга до полного безумия вновь и вновь постигая вершину сильного оргазма. Чимин уже не понимал где находится и сколько раз кончал за этот вечер. Единственное, что его волновало, так это только Юнги. Весь он. Его член, губы, прикосновения, руки, слова, действия. Всё это имело большое влияние на него. Хотелось остаться в императорских покоях навсегда, постоянно чувствовать то прекрасное чувство наполнености и сводящие разум послеоргазменные судороги. Спустя бесчисленное количество раз и сцепок оба сильно вымотались. К тому времени омега обмяк и был не способен пошевелить даже головой. Простыни на постели были мятыми и влажными от пота, смазки и семени, а в комнате стоял удушающий запах секса. Было очень душно. Их запахи переплетались, прекрасно сочетаясь друг с другом. Юнги поднялся с постели и, накинув на себя халат, взял ослабевшего омегу на руки, прикрыв его влажное, покрасневшее в засосах и семени тело. Выйдя из своих покоев, он направился прямо в купальню. Двое бет, что ждали их уже несколько часов, быстро направились следом, а двое других зашли в комнату и, проветрив её, начали прибирать постель.       Юнги крепко прижимал к себе омегу, а Чимин тихо постанывал с закрытыми глазами и хриплым голоском проговаривал его имя. Он слишком устал. Сил совершенно не осталось и единственное, что сейчас хотелось, так это вернуться обратно и, прижавшись к своему альфе, уснуть, вдыхая его мятный запах, но Юнги его куда-то нёс и ничего не говорил. Через несколько минут они пришли в купальню императора. Беты и другие слуги всё подготовили и стояли с опущенными головами, ожидая приказа. Мин приказал всем покинуть это место, а после, оставшись наедине со своим предназначенным скинул с него одеяние. Отбросив халат в сторону, вместе с омегой спустился в тёплую воду. Купальня была просторная и большая. Везде были палочки с приятными благовониями, но они не стояли и рядом с потрясающим запахом мелиссы. Чимин приоткрыл глаза, когда почувствовал, что его усадили в воду. Он был в большой купальне и сидел на ступеньках из чёрного мрамора, которые были скрыты водой. Он был в воде по грудь. Бортики были выложены из этого же мрамора. Так же в воду были добавлены некоторые масла и травы, что помогали немного расслабиться и освежиться. Юнги притянул омегу к себе и, взяв мыльный порошок с приятным запахом, начал медленно массажными движениями промывать ярко-рыжие пряди волос. Чимин закрыл глаза от удовольствия лишь изредка тихо постанывая, он вновь стал ластится к альфе прося большего. Положив руки на его грудь начал спускаться к низу живота. Юнги лишь усмехнулся и, взяв его за талию, резко потянул вниз, заставляя нырнуть под воду. Омега не ожидал такого поворота событий и попытался быстрее вынырнуть на поверхность, но Мин продолжал за голову удерживать его под водой. Чимин сопротивлялся и пытался освободиться, но всё было бесполезно. Через несколько секунд Юнги сам отпустил омегу. Вынурнув, он начал кашлять и протирать глаза. Так он немного пришёл в себя, осознавая что происходит и где он находится. Император улыбался при виде растерянного омеги и притянув его к себе, начал смотреть прямо в глаза. Чимин пытался отталкивать его от себя и старался выбраться из воды, но его крепко удерживали на месте. Он уворачивался от поцелуев и сжимался, не давая прикоснуться к себе. Не прошло и минуты, как возбуждение из-за его течки вновь начало застилать глаза. Юнги наблюдал за тем, как его предназначенный пытался давать отпор своей природе и улыбался, понимая, что скоро проиграет. Чимин осознавал, что перед ним его враг и он не должен делать того, чего очень сильно хотелось. А хотелось снова близости, чтобы Юнги вновь начал вбиваться в его тело даря то наслаждение. Омега дрожал и пытался совладать со своим телом, которое предательски тянулось к альфе. Мин решил подлить масла в его разгорающейся огонь и, подняв на руки приставил к разработанному розовому колечку мышц, свой уже возбуждённый орган. Чимин хотел оттолкнуть его от себя, но лишь блаженно застонал, когда альфа насадил его на свой член, входя до упора. Заниматься этим в воде было в сотни раз приятнее, чем в постели. Омега перестал его отталкивать. Наоборот, положив руки на его плечи, крепче обнял, начиная блаженно постанывать. Юнги держал его за ягодицы, а сам Чимин подмахивал бёдрами, как можно глубже насаживаясь на член. Альфе нравилось, когда омега сам проявлял инициативу, это заставляло хотеть его ещё сильнее. Предназначенный был очень чувствительным к его ласкам. Он был страстным, пошлым и развратным. Вспоминая их первый раз, Юнги и представить не мог каким может быть его омега. Стоило лишь раз показать ему, что такое настоящее удовольствие, как он ненасытно требовал всё больше и больше. Каждый раз он отдавался, как в последний. Он не упускал ни одного толчка. Вбирал внутрь всё его семя без остатка. Отдавался телом и душой, давая возможность владеть так, как только вздумается. Он без оглядки вверил свое тело предназначенному и стонал сейчас как последняя сука. Он откинул голову назад, при этом закрыв глаза и судорожно проговаривая имя своего альфы.

***

      Спустя час вода уже остыла. Когда закончилась очередная сцепка, Юнги вынес омегу на руках и, вытерев себя и его насухо, вернулся в свои покои в сопровождении тех же двух бет. Чимин уже уснул по пути, поэтому альфа сразу уложил его на чистую постель и прикрыл тёплым одеялом. Он приказал слуге позвать советника и дождался прихода Чонгука. Тот был удивлён, что император вызвал его так рано. Ещё не наступил рассвет, а он уже был на месте. — Нужно подготовить для Чимина другие покои. Теперь он будет находиться рядом, в соседней комнате, — Чон удивлённо вскинул брови и, взглянув на укутанного в одеяло омегу, обратился к императору. — Но они предназначены для вашего супруга. То есть вы хотите… — Да. Возможно сегодня уже был зачат ребёнок. При течке только бесплодный не сможет понести. Но, как правило, бесплодные омеги не могут быть кому-то предназначены. Это против природы. Поэтому я уверен, что он, — альфа взглянул на своего омегу, — сможет забеременеть. Это станет более явным лишь через несколько недель. Не вижу смысла скрывать это от других. Как только он покинет эти покои, то всем станет известно кто он и по какой причине я провёл с ним течку. К тому же, запах и метку не скроешь. — Но для бракосочетания он должен быть согласен. Его нельзя будет вести силой. Чимин не сопротивляется сейчас только потому, что он под влиянием течки. Но что насчёт вашего обручения, то он будет явно не согласен. — Это не имеет значения, хочет он или нет: к венцу он пойдёт сам и лично примет обряд. В этом мне поможет твой омега. — Тэхён? — Чон немного опешил. — Причём тут мой предназначенный? — Он не только твой омега, но и единственный брат Чимина. Смекаешь к чему я веду? — Я не собираюсь отдавать его тебе для шантажа, — Чонгук немного напрягся, на что Юнги лишь усмехнулся. — Тэхён теперь единственный человек, через которого можно влиять на моего омегу. Достаточно только, чтобы Чимин прошёл обряд бракосочетания, большего и не потребуется. Его течка продлится до тех пор, пока не будет зачат ребёнок, и, как только это произойдёт, то его нужно сразу переместить туда и начать подготовку к предстоящему событию. — Ваш запах. Он изменился, — Чон кивнул на шею Юнги. Она была вся в засосах, царапинах и укусах. Кожа приобрела преимущественно бордовый и фиолетовые оттенки. Альфа прикоснулся к ней и немного поморщился. — Он совершенно не контролирует себя при течке. Мне действительно нравится его запах, поэтому даже лучше, если они смешались. Так гораздо приятнее, нежели если они были по отдельности… — Юнги, — тихо протянул Чимин, начиная сонно водить рукой по пустым простыням, в поисках тёплого тела к которому безумно хотелось прижаться. — Наверное, мне пора, — Чонгук взглянул на рыжеволосого омегу и хитренько улыбаясь, — к тому же не хочу оставлять Тэхёна, ему вновь приснился беспокойный сон. Буду надеяться на то, что скоро эти кошмары отступят и он не будет так мучаться.       Чон поклонился, а после вышел из покоев, оставляя этих двоих наедине. Мин повернулся к постели и посмотрел на спящего в ней Чимина. Он сбросил с себя лёгкое одеяние и уже через несколько секунд вернулся к своему предназначенному. Юнги притянул к себе сонного омегу и, уткнувшись в его шею, вдохнул уже полюбившийся запах мелиссы, после чего ещё крепче обнял его за талию. Чимин немного почмокал во сне и невнятно произнёс его имя: — Юн-н…? — Я рядом, спи.

***

      Чимин с первых же секунд пробуждения начал чувствовать влагу под своим ноющим телом. Всё жутко болело и саднило, особенно в метке и анусе. Он попытался приоткрыть глаза, но сразу же поморщился. Губы потрескались и подсохли из-за чего омега облизнулся, чтобы их немного увлажнить. Кроме боли после неприятного пробуждения, Чимин так же почувствовал чьё-то тёплое тело, прижимавшее его к своей груди. В отросшие ярко-рыжие волосы уткнулись носом и размеренно дышали, чем вызывали табун мурашек по обнажённому телу омеги. Пак чувствовал себя странно, потому что всё жутко болело, но при этом внизу живота будто порхали бабочки, а ощущение влажных ягодиц не давало покоя и возможности немного расслабиться и вновь уснуть. Но после того, как Чимин почувствовал, что из его ануса вновь начала выделяться смазка, то встрепенулся и немного приподнялся, чем потревожил сладкий сон Юнги, который балансировал между самозабвением и чувством прекрасного запаха мелиссы.       Омега глухо промычал, когда почувствовал эти же спазмы в животе, что и вчера, а после блаженно застонал от приятных прикосновений к своим ягодицам, которые были полностью покрыты синяками и засосами. Мин продолжал с полузакрытыми от удовольствия глазами втягивать прекрасный запах и, уже прижимая одной рукой к себе податливую омегу, двумя пальцами второй водил по его влажной промежности. Чимин выпятил задницу, желая насадиться на эти длинные дразнящие его пальцы, но Юнги не давал, продолжая так его ласкать. Омега начал протестовать и вылез из тёплых объятий, полностью отстраняясь от его рук. Ему хотелось большего, а Мин был слишком скуп, поэтому, откинув одеяло, Чимин сам начал приставать к альфе. Юнги, от такого поворота событий, перевернулся с боку на спину, но рыжеволосый сразу же оседлал его бёдра, не давая возможности приподняться или же отодвинуться, и при этом немного капризно надул губы. Приподняться альфе тоже не дали, так как Пак расположил свои ладони на его крепкой груди, а после наклонившись, прикоснулся губами к губам своего временного пленника, который, приподняв руки, оставил их на талии омеги. Он начал поглаживать впалый живот и выступающие костлявые рёбра, которые легко можно было пересчитать, лишь проведя ладонью от груди к солнечному сплетению и до непарных рёбер. Чимин целовал долго и нежно. Возбуждение уже давно накрыло обоих по полной, поэтому опустив руку к налитому кровью члену Юнги, рыжеволосый аккуратно, но плотно обхватил его ладонью, начиная сжимать и размазывать по всей длине выделившийся предэякулят. От своего течного омеги Мин даже не смел ожидать подобное и был приятно удивлен силой его желания. От запаха, дурманящего сознание и этих блуждающий рук на своём теле, альфа полностью расслабился, продолжая так же трепетно целовать Чимина в ответ. В какой-то момент ему показалось, что они поменялись ролями и ведущим был именно омега, так как он уже пальцами собрал часть своей выделившейся смазки с бёдер и размазал её по всей длине члена Мина, чтобы проникновение было более лёгким. После их последнего соития прошло не больше двух часов, но Чимин из-за своей течки не мог нормально спать и сейчас вновь жаждал Юнги. Ранее альфа ни с кем не проводил течек, так как это выбивало бы его из строя. Течный омега требовал постоянного внимания и удовлетворения своих потребностей, к тому же это продолжалось на протяжении нескольких дней, поэтому подобный забирал бы слишком много времени. Как правитель, Юнги не собирался тратить своё время на чьи-то потребности и предпочитал брать наложников лишь на одну ночь и не более. Во времена гона Мин отводил все дела и пользовался всё теми же омегами из гарема, но после приходилось наверстывать упущенное. Чимин был первым с кем Юнги возился так долго и вообще спал, оставляя в своих покоях. Он не любил этого, предпочитая оставаться только наедине со своими мыслями и про рыжеволосого он думал так же: после пробуждения перенести его в другие покои, а после лишь навещать, удовлетворяя как и себя, так и его. Главная цель была довольно проста — зачать ребёнка, чтобы после этой течки омега понёс, храня уже в своём теле развивающийся плод, но все планы разрушил этот чёртов запах. Юнги передумал, решая до конца этого периода оставить Чимина здесь, а уже после увести его в другие покои. Мин рассматривал разные варианты чем мог бы пахнуть предназначенный, но итог превзошёл все его ожидания. Юнги даже не мог до конца принять свою реакцию на запах мелиссы и едва ли держал себя в руках, потому что постоянно хотелось чувствовать этот чудесный аромат, исходящий от тела омеги и это немного пугало.       Из-за большого количества соитий и сцепок Чимин даже не посчитал нужным растягивать свой анус. Смазки пахнущей мелиссой было много и этого было более чем достаточно. Омега, подготовив член Юнги, оторвался от его губ и, рукой направив головку, сам насадился, прикрывая при этом глаза и прикусывая внутреннюю часть щеки. Вновь эти длинные пальцы, блуждающие по худощавому телу, остановились на талии и уже тянули подрагивающее тело вниз, чтобы рыжеволосый принял и вобрал в себя член полностью. Немного приоткрыв рот, Чимин протяжно застонал, ему нравилось это чувство переполненности и натянутости. Стенки его ануса плотно обхватывали массивный орган альфы и непроизвольно сжимались от этого восхитительного чувства, которое омега испытывал каждый раз, когда Юнги был внутри. Сам Мин, приоткрыв рот, не мог сдержать стон удовольствия и в нетерпении начал толкаться бёдрами, приподнимая Чимина за талию и аккуратно сажая обратно. Омега быстро отошёл от этой эйфории, начиная двигаться. Он повторял всё то же самое и уже через несколько минут без колебаний ритмично насаживался на член по самое основание, чем больше радовал альфу. Юнги откинул голову назад и, издавая при этом гортанные стоны и судорожно цепляясь за бёдра омеги, продолжал помогать ему быстро опускаться на себя. Чимин стискивал зубы, шумно дыша через нос и громко мыча от частоты попадания по простате. Мин совсем не жалел его, требуя принимать каждое проникновение, опускаться прямо до яиц, вбирая в своё горячее нутро всю длину, и сжимать мышцы внизу, чтобы не упустить ни одной капли нарастающего удовольствия. Омега, пораженный похотью насильно вызванной течки, не смел сопротивляться и противиться воле своего истинного. Он вверил своё тело в сильные руки и обречённый на многочисленные оргазмы и сцепки, лишь жалобно стонал, вбирая в себя всё то семя, которым одаривал его Юнги, каждый раз кончая внутрь и толкая разбухающий узел максимально глубоко. Сцепки Чимину давались особенно сложно, потому что от такого количества удовольствия его тело тряслось как в припадке и едва ли выдерживало эту сильную пульсацию при извержении семени. При каждой возможной сцепке, Юнги всегда переворачивал и ставил омегу на колени. Он руками разводил половинки упругих ягодиц, всё так же грубо врываясь в разгорячённое тело до основания и держа его за шею, заставлял выпячивать зад и прогибаться в спине для более глубокого проникновения. При образовании узла, омега жалобно скулил, послушно прижимаясь влажной грудью и щекой к скомканным простыням и непроизвольно сжимая набухающий член альфы. Он становился больше в размерах, а стенки анала сжимались, чтобы обеспечить прямое попадание семени в организм. Чимин несдержанно стонал, он хотел секса, но эти сцепки сводили с ума, к тому же альфа натягивал его до больного предела. От тесноты внутри хотелось выть в голос, что собственно и делал потный омега в сильных руках своего предназначенного. От большого количества спермы внутри, у Чимина немного раздувался живот и возможности не забеременеть при этом просто не оставалось. Именно это и требовал от него Юнги, когда каждый раз прижимал рыжеволосого к себе, впиваясь в истерзанные губы или же прямо в плоть зубами и фиксируя дрожащее тело на месте без возможности дёрнуться, после чего толкал как можно глубже свой член, сильнее стискивая челюсть и кожу Чимина вместе с ней. Рыжеволосый кричал, потому что просто не мог выдержать всего этого наслаждения и судорожно бился в крепких объятиях, стараясь вырваться, за что порой оказывался заткнут подушкой. По его ягодицам Мин не раз любил хлопать ладонью, показывая своему истинному всю силу своего желания и полученного от соития удовольствия. Было безумно хорошо, когда омегу зажимали так сильно, что чуть ли не хрустели кости, обездвиживали, не давая продыху, кусали и метили тело, пока внутри всё сжималось и разбухало, одаривая организм омеги новой порцией белой жидкости. Всё бы ничего, если это не длилось часами. После каждой такой сцепки омега чувствовал себя раздувающимся шариком, таким слабым и измученным в сильных руках и с напряжённым большим членом в заднице. Внутри было много семени, а анал пульсировал как впрочем и сам член альфы. Бёдра были полностью орошены вспенившейся смазкой вперемешку с вытекающими излишками смешанной спермы его и Юнги. При сцепке было практически невозможно разъединиться, потому что по природе во время набухания узла, стенки сжимались тем самым не отпуская орган альфы до тех пор пока семяизвержение не закончивалось и узел не начинал уменьшаться.       После бурного начала дня, Чимин, уже полностью затраханный после двух таких сцепок и нескольких спариваний, без сил упал на скомканные простыни и, закрыв глаза, позволил делать с собой всё, что только вздумается его предназначенному. Юнги, так же изнурённый таким количеством соитий, пал рядом с омегой, стараясь отойти от этих судорог, делающих его тело слабым и слишком уязвимым. Мин за талию притянул практически бессознательного Чимина к себе и, блаженно припав к его тонкой шее, уткнулся в неё носом, шумно втягивая безупречный и уже полюбившийся запах мелиссы. Оба были влажными от пота, тяжело дышали и лежали в ворохе простыней, полностью пропитанных их смешанным запахом, спермой и большим количеством смазки. Одеяло же валялось где-то на полу из-за своей ненадобности, а комнату уже давно озарили яркие лучи солнца. Было тяжело дышать из-за духоты и крепкого запаха секса витавшего буквально везде, но сейчас это было не так важно как то, что они были рядом.       Чимин был полностью вымотан, отчего быстро уснул, а Юнги ещё больше получаса лежал рядом с ним и никак не мог надышаться мелиссой. Он приподнялся, убирая со своей груди руки омеги и с минуту не отрываясь смотрел на него. Яркие рыжие волосы разметались и часть из них падала на глаза, полностью скрывая их, поэтому лёгким движением среднего и безымянного пальцев, Юнги завёл их назад, чтобы лучше рассмотреть его при свете солнечных лучей. Только сейчас можно было лицезреть спокойствие и умиротворение на его румяных щеках. Пухлые губы потрескались от чересчур страстных поцелуев и укусов, но всё же не утратили своей привлекательности. Они были немного приоткрыты и манили к себе, но Юнги опустив взгляд на ошейник, немного нахмурился. Он постоянно мешал, причем не только целовать и помечать нежную кожу шеи, но эта цепь ещё и постоянно бремчала, не давая покоя. Правда было крайне удобно натягивать её, немного придушивая омегу, тем самым делая его оргазмы намного ярче и сильнее. Юнги действовал ловко и умел обращаться с ней, поэтому Чимину она особо не мешала, да и к тому же за столько времени он уже привык к ней. Но решив, что больше она не пригодится в плане реального предназначения, Мин поднялся с постели и, взяв со стола, где были разложены листки и книги, небольшой ключик, он вернулся обратно. Сначала он аккуратно, чтобы не потревожить сон Чимина, повернул его на бок и развернул механизмом к себе, а после ловким движением рук расстегнул ошейник. Убрав цепи и всё остальное обратно на тот же стол, Мин продолжил осматривать покраснения и натёртости от трения ошейника с нежной кожей. Без цепи омега выглядел намного лучше, хотя было немного неудобно, так как Юнги уже начал привыкать к тому, что его можно было просто удерживать и притягивать за этот ошейник, но рано или поздно это всё равно было нужно сделать. После того, как альфа изучил все следы оставленные им же в порыве страсти, то вновь вернул омегу на спину, рассматривая при этом уже свежую метку возле ключиц на светлой коже.       Он ещё долго изучал тело своего предназначенного, особенное внимание уделяя метке в виде чёрного крыла бабочки и его пальцам. Мина поражали его небольшой длины мизинцы, из-за чего он подставлял свою ладонь, сравнивая его со своими. Не скрывая усмешки, он покачал головой. Чимин был худощавым и по сравнению с альфой не таким большим, к тому же с этими щёчками и маленькими мизинцами, он казался таким нежным и невинным, но зная каков он на самом деле, Юнги лишь закатывал глаза, понимая всю обречённость своего положения. Уже после течки его милый предназначенный из стонущего и жаждущего члена омеги превратится в сущего демона, постоянно кричащего и всё ненавидящего. Зато у Мина в запасе было ещё несколько дней, когда можно было вдоволь насладиться его телом и этим чарующим запахом, которым как ему казалось он никогда не надышится.       За всеми размышлениями альфы, Чимин немного поежился, переворачиваясь на бок и поджимая под себя ноги. Он уже по привычке сонно протянул руку в поисках одеяла, но лишь безрезультатно и лениво водил рукой по постели. Юнги, заметив всё это копошение, и невольно взглянул на откинутое на пол одеяло. Но решив сначала смыть с него всё это уже подсохшее великолепие в виде спермы и смазки, чтобы потом опять довести до такого же состояния, Мин поднялся с кровати, оставляя Чимина одного и направляясь к дверям, чтобы в очередной раз навести суету среди ожидавших там слуг.

***

      Из-за того, что император был занят своим течным омегой, все бразды правления пришлось брать Чонгуку в свои руки, хотя он уже и без того был измотан переживаниями о состоянии Тэхёна, впрочем до которого брюнет сам его и довёл. Во дворце, после подготовки покоев для супруга правителя, все обсуждали омегу с которым император проводил вместе уже второй день подряд в своих покоях. Сведений было чертовски мало и то все те крохи об описании внешности рыжеволосой бестии передаваемые слугами, мало что давали. Единственное, что многие уже понимали, так это то, что близится день, когда правитель представит всему свету своего истинного, того чьей судьбой будет даровать этому миру новое поколение и продолжение династии Мин.

***

      Только поздно вечером, когда со слов слуг Тэхён уже спал, Чонгук вновь пришёл в отведённые омеге покои и, присев на краю постели рядом с ним, аккуратно завёл красную прядь волос за ухо, чтобы та не мешалась. Он ничего не делал, лишь молча смотрел на него и часто думал и размышлял над этой ситуацией. В своих покоях он практически не мог находиться из-за произошедшего в них этого инцидента. Везде витал вишневый запах, который сводил с ума и не давал покоя, поэтому Чонгук предпочитал быть здесь рядом со своим истинным, так было немного легче. Так он всегда знал, что тот в безопасности и кроме самого альфы ему ничего не угрожает. Ему было стыдно за свою одержимость над этим прекрасным телом и больше начал склоняться к тому, что стоило поговорить с Тэхёном, объясниться и попытаться всё наладить. Но как бы Чон не решался на этот сложный шаг, всё не мог вот так просто предстать перед омегой, когда тот не спит и в своём сознании. Он сам не понимал чего именно так страшится, но после таких мыслей и просчёта реакции Тэхёна на первый разговор после того нападения, по всему телу бегали мурашки, а сердце болезненно сжималось, предвещая далеко не самый благоприятный исход событий. Поэтому Чонгук решил подождать ещё несколько дней, чтобы омега окончательно отошёл от этой ситуации и смог нормально соображать или по крайней мере самостоятельно есть. Было больно смотреть на усыпанную синяками и укусами почти фиолетового цвета шею, на перевязанную бинтами опухшую метку и эту тяжело вздымающуюся грудь с быстро бьющейся жилкой. Чону даже начало казаться, что цвет его волос с того дня немного поблек и стал тусклее, чем был до этого. Скорее всего это результат тех переживаний, которые испытал Тэхён находясь сначала в покоях советника, а уже после здесь. За выздоровлением омеги следило несколько слуг и их обязанностью было предоставить ему круглосуточную заботу и покой. Чонгуку постоянно говорили о том, что замечали за Тэхёном какое-то волнение после каждого пробуждения и намекнули на запах, который оставлял сам же альфа, когда уходил за несколько минут до пробуждения своего омеги. После таких заявлений стало понятно, что Пак вряд-ли сможет вообще спокойно смотреть на Чона, раз он настолько сильно боится лишь запаха. Возможно это не только страх повторных увлечений, но и страх за свою жизнь? Чонгук надеялся на скорейшее выздоровление, а о покушении на свою жизнь прямо в момент соития он забыл уже десять раз. Это сейчас не имело никакого значения к тому же Чон был сам виноват в этом и это он должен был просить прощения за доведение омеги до такого состояния, когда вместо такой жизни он выбрал расправу. Уже спустя время Чонгук понял, что найдя тот кинжал красноволосый не мог дождаться, чтобы прикончить брюнета, а вполне возможно мог сам порезать себе вены или же вспороть горло. От такого альфа сразу исключил все возможные варианты самоубийства омеги прямо здесь и, обставив его слугами и охраной, сам не оставлял и приходил проведать каждую свободную минуту. После, когда он засыпал, то под ночь Чонгук приходил к нему и, беря одну подушку, ложился рядом с ним прямо в одежде, потому что не мог нормально уснуть, зная, что с Паком может что-то случиться, да и чувствуя запах вишни рядом, альфе становилось намного легче. Он старался держаться с ним на расстоянии вытянутой руки, но жутко хотелось притянуть его за эту же руку и заключить это слабое тело в свои объятия и никуда не выпускать, вот только последствия этой несдержанности могли быть плачевными. Постоянно приходилось сдерживаться и контролировать себя и своё желание, чтобы не испугать и не навредить Тэхёну, который и без этого постоянно беспокойно спал. На время, когда Чонгук оставался вместе со своим омегой, то слуги уходили, оставляя на свой страх и риск этих двоих наедине. Чон сначала долго наблюдал и прислушивался к сонному лепету Тэхёна, который постоянно мотал головой и ворочался, а после утихал и уже продолжал спокойно спать. Альфа не раз тревожился о мучавших его омегу кошмарах, но против их он был бессилен и мог лишь на расстоянии вытянутой руки смотреть как мучался красноволосый.       Когда на долю Тэхёна спадало немного удачи, то он мог спать без кошмаров и этого дикого страха. Только когда дыхание омеги становилось спокойным и размеренным, а он уже не мотался с одного бока на другой, то Чонгук немного успокаивался и мог уснуть вместе с ним. Порой из-за этого он часто не высыпался, но не придавал этому никакого значения, потому что важнее всего был спокойный сон Тэхёна нежели свой.       Но уже на протяжении нескольких дней от недосыпа и постоянных переживаний, Чонгук вымотался и пропустил момент, когда нужно было уходить, а слуги не смели заходить в покои без разрешения и так же не разбудили его, поэтому первым открыл глаза Тэхён и едва ли не задохнулся в рыданиях, увидев рядом с собой Чона. Он лишь судорожно прикрыл рот ладонью, чтобы не начать рыдать навзрыд и не разбудить это спящее чудовище рядом с собой, но из-за того, как омега дёрнул одеялом и начал всхлипывать, альфа начал медленно отходить от сна. Он сначала приоткрыл глаза, замечая то, как Тэхён не спит, а отодвигается и, сжимая рукой свой рот, судорожно дышит, вновь едва ли не задыхаясь. Чонгук слишком долго осознавал что происходит и, поняв свою ошибку, ринулся к омеге, чем только больше напугал. Он притянул его к своей груди, прижимая и утыкая лицом в свою шею, а после продолжил удерживать руки, которые постоянно наровились оттолкнуть его. Тэхён перешёл на отчаянные крики, вновь срывая больное горло, но и их Чон старался глушить, уткнув и прижав к себе. Омега рыдал и из последних сил старался выбраться, боясь повторения всего того, что с ним случилось. Он как знал, что этот день наступит и эта передышка закончится. Он сильно дрожал и продолжал пищать и мычать, заткнутый Чонгуком. Вымученного и слабого предназначенного удерживать на месте не составило особого труда, поэтому Чон успешно справился с этим, но на эти крики вернулись слуги, которые при виде истерики их больного, хотели вернуть Тэхёна из рук советника, но альфа не дал им этого сделать, приказывая вернуться обратно, на что красноволосый начал отчаянее сопротивляться. Он так же практически не мог говорить, поэтому лил слёзы от дикого страха и своей слабости. Как бы он не ревел, Чонгук не отпускал, но и ничего не делал. Пак уже приготовился к худшему, поэтому ждал, когда вновь последуют удары, приказы и эта страшная боль, но брюнет только прижимал его к себе без возможности выбраться и что-то постоянно повторял, только за слезами омега не мог разобрать его слов. Он сжимался и дрожал, всё казалось таким фальшивым и наигранным, что Тэхён начал воспринимать нежно поглаживающие его спину руки, как то, что уже через несколько секунд они же безжалостно сорвут с него это одеяние, которое прикрывало лишь часть бёдер, руки по запястья и часть шеи. Этот дрожащий голос просящий успокоиться и не переживать, по мнению Тэхёна уже совсем скоро станет холодным и начнёт приказывать раздвинуть ноги и заткнуться. Было страшно, а от этой неравной схватки омега потревожил метку и нижнюю часть тела, которые невыносимо болели. Он рыдал, стараясь натягивать скудную ткань ниже бёдер, поджимать ноги под себя и сильно сжимая при этом колени. Чонгук ничего не мог с ним поделать, поэтому старался любой ценой докричаться до него. Именно сейчас он чувствовал всю ту же безысходность, которую когда-то испытывал сам омега, находясь под ним и жалобно прося остановиться. — Тэхён, прошу…я ничего не сделаю, я не причиню тебе больше вреда, — Чонгук силой вжимал его голову в себя и за спину прижимал к своему торсу, начиная немного покачиваться и успокаивая омегу словно маленького ребёнка. Это подействовало не сразу и дрожать Тэхён не перестал, продолжая всё так же реветь, вот только сил вырываться совсем не осталось, поэтому пришлось вынуждено смириться с тем, что его насильник рядом.       Сидеть в таком положении пришлось довольно долго, Чонгук не отпускал, пока не почувствовал, что всхлипы начали стихать, но дрожь слабого тела так и не проходила, как бы сильно он не прижимал к себе Тэхёна. Омега ждал, ждал когда же вновь начнётся этот ад и постоянно запугивал себя мыслями о расправе со стороны Чона, вот только зажатый в его руках он не понимал к чему Чон медлил. По большей части пугало ожидание страшного, чем и доводил себя омега, в течение этих долгих сорока минут. Когда красноволосый смог нормально мыслить и слушать, то альфа вновь попытался объясниться, отстраняясь от опухшего, из-за солённой влаги, лица и смотря в покрасневшие глаза своего предназначенного: — Тэхён, — мягко и немного виновато произнёс Чонгук, замечая как омега снова съёжился, — я… мне нужно, чтобы ты выслушал меня, прошу… прошу это важно! — альфа совсем отчаился, когда Пак отвернулся, закрывая при этом глаза, но даже не смотря на это брюнет решил продолжить: — я не причиню тебе вреда, правда, я отпущу, если моё присутствие тебе противно, только не отталкивай, — Чон поджал губы и нахмурился, но всё же убрал руку с его шеи и спины, давая поджавшемуся омеге немного свободы. Тэхён, не открывая глаз и не смотря на него, отстранился, забираясь с головой под одеяло, которое сам же откинул, когда пытался сбежать. Он был крайне измучен, поэтому надеялся, что больше к нему сегодня никто не притронется. Омега, к разочарованию Чонгука, завернулся в своего рода кокон из одеяла, чтобы иметь хоть какую-то защиту перед альфой. Так было легче, особенно, когда его не было видно из-за закрытых век и одеяла. Пак лишь слушал, как Чон пытался справиться со своим волнением и продолжить свой монолог, потому Тэхён был полностью безучастен ко всему этому, предпочитая ожидать, когда он совсем уйдёт отсюда. — Я не контролировал себя… твой запах, тело, голос всё это дурман для меня, к тому же я ждал твоего возвращения, потому что, — Чонгук подвинулся ближе, кладя на вздымающийся кокон свою руку. Омега никак не отреагировал на это или же было просто непонятно за такой защитой, что с ним сейчас. Чон меньше всего хотел нарушать его такой своеобразный покой, поэтому продолжил говорить с ним через одеяло, — потому что я не смогу без тебя… я без тебя, а ты без меня. Это вязка, Тэхён, понимаешь? Я не раз пытался забыться в чужих объятиях, но постоянно думал лишь о тебе. Каждый раз я в лицах других видел тебя, всегда чувствовал этот запах вишни, он будто преследовал меня повсюду, мучал и не давал покоя. Даже во снах я видел только твой чарующий образ и эту метку, как дар свыше. Только тобой я жил всё то время, что вас не было во дворце. Даже сейчас я сдерживаюсь, чтобы не сжать тебя в своих объятиях и не зацеловать, потому что я без этого не смогу. Я не смогу без тебя, Тэхён, просто не вынесу этого… прошу, услышь, я не смогу, — тяжело выдохнул Чонгук, запуская одну руку в волосы и зачесывая их назад, а после оставил её на шее, аккуратно поглаживая при этом больные, от неудобного сна, мышцы шеи и плеч. Он не мог до конца выразить свои чувства просто словами, потому что знал, что через них не передать всю ту боль и раскаяние за содеянное им ранее, поэтому продолжил молча сидеть рядом с этим трясущимся коконом. Тэхён молчал, молчал причём не только из-за сорванного голоса и боли в горле, но и из-за того, что просто хотел остаться один. Ему были безразличны все эти разговоры и просьбы, ведь всё это лишь обман, ловушка, в которую хотел загнать его альфа и не более. Омега прекрасно знал, что стоит ему только сбавить бдительность или же расслабиться, то ответной мести за покушение ему не избежать и вот тогда то от Чона пощады точно не жди. Тэхён настолько запугал себя, что даже приложил ладони к своим ушам, чтобы не слышать всей этой чарующей лжи. Чонгук понимал, что сегодня от своего предназначенного ничего не добьётся, поэтому, чтобы не пугать его лишний раз, оставил кокон, в котором скрывался омега, в покое. К тому же занятость Юнги своим течным истинным, обязывала Чона выполнять и другие поручения, а за желанием образумить напуганного Тэхёна и поведать о настоящих причинах случившегося, он и вовсе позабыл об этом. Поэтому, открыв дверь и впустив перепуганных слуг обратно к омеге, он ушёл, напоследок обернувшись и посмотрев как Пака начали не спеша успокаивать другие и потихоньку убирать одеяло в сторону.

***

      У покоев императора собралось несколько слуг и у всех были разные задачи: кто-то сопровождал обоих до купальни, некоторые приносили всё, что прикажут, ещё пара бет убирались в комнате, пока Юнги и Чимина не было там. Реже всего приносили подносы с едой, так как им было явно не до еды, но источник сил для очередных сцепок и спариваний был необходим. И если альфа ещё имел голову на плечах и, удерживая омегу прямо на своём члене, старался засунуть в него еду, то Пак постоянно отворачивался, желая не принесенные блюда, а самого Юнги. Мин что-то засовывал в его рот и только при условии, что Чимин это проглотит, альфа начинал двигаться в нём. Все это работало и омега действительно приноровился есть и одновременно, покачивая бёдрами, удовлетворять себя. Уже на третий день, ближе к вечеру Юнги заметил сильные изменения в поведении своего омеги. Количество смазки значительно уменьшилось, а сам омега всё больше и больше сопротивлялся. Чтобы во время сцепки удержать его на месте, Юнги приходилось силой ставить его на колени, раздвигать ноги и заводить руки за спину, удерживая их за запястья, после чего вновь продолжал проталкивать свой узел и наслаждаться реакцией тела омеги на это. Ему уже стало понятно, что течка у него заканчивалась причем намного раньше положенного срока. Это означало только одно — в организме его предназначенного уже появились зачатки новой жизни. За количеством сцепок в последние три дня данный исход был вполне ожидаем, хотя Мин не мог скрыть своего разочарования о завершении этого прекрасного периода, поэтому несмотря на то, что Чимин постепенно отходил от воздействия течки на свой организм, продолжал удерживать его. Омега всё больше и больше возвращался к своей прежней позиции и мог нормально мыслить, но возбуждение по прежнему накрывало, поэтому только через силу и сопротивление, Мин мог продолжать наслаждаться им, на что будучи в состоянии сильного возбуждения Чимин тоже получал удовольствие, но только теперь он категорически не давал целовать себя, начиная больно кусаться. Даже когда в очередной раз после дикого секса он практически задыхался от приятных судорог, он всё равно отталкивал альфу, который хотел прижаться к его шее. По своему обыкновению Чимин заснул первым всё в том же ворохе влажных простыней, а Юнги некоторое время лежал рядом и наблюдал за тяжёло вздымающейся обнажённой грудью с розовыми сосками и фиолетовыми следами засосов и укусов. Он понимал, что пора сладких утех закончилась и его желание зачать ребёнка сбылось, вот только это означало начало сложного времени, где придётся многое вынести от этой рыжеволосой бестии в человеческом обличии. Юнги даже не сразу заметил метку оставленную Чимином на своём теле и при чём речь шла не о расцарапанной омежьми ногтями спине и не о большом количестве следов на своей шее, груди и торсе, а о правом запястье. Если альфы ставили метку на своём омеге у основания шеи и это расценивалось как собственность и принадлежность, то омеги, как правило, кусали запястья и чаще всего правые, помечая тем самым уже свою собственность. Юнги усмехнулся, заметив на своей руке несколько глубоких укусов рядом с выпирающей косточкой. Только немного позже он начал вспоминать, как на второй день, когда он так же ставил Чимина на колени для сцепки, то тот, громко застонав при увеличении узла, схватил альфу за запястье. Это был первый укус. Два других он получил уже сегодня, когда так же вбивался в покорное тело и кончал внутрь. Возможно из-за сильного оргазма он не обратил внимания на то, что Чимин пометил его, кусая прямо до крови. Теперь на правом запястье была запекшаяся кровь и три чётких укуса. Это забавляло, так как оба ненавидящих друг друга альфа и омега пометили своего врага, сделав себя обоюдной собственностью. Тот факт, что теперь не только Чимин был меченным, но и сам Юнги, никак не тревожил последнего. Ему было плевать на это, так как эта жалкая метка никак не повлияет на него, как его на самого омегу. Поэтому, закончив рассматривать её, Мин предпочёл смыть с себя и с Чимина результаты бурных взаимоотношений. К тому же в комнате было жарко и душно от смешанного запаха мелиссы и мяты, поэтому альфа поспешил скрыть наготу омеги и вновь направиться в купальню.

***

      Чимин проснулся с громким мычанием и чувством тяжести на своей груди. Как оказалось Юнги настолько не мог надышаться ночью его мелиссой, что уснул, уткнувшись лицом в его шею. Осознав свое бедственное положение — в объятиях этого дьявола, омега, несмотря на боль в анале и слабость в теле, поспешил скинуть с себя бренное тело, так долго державшее его в стенах этой проклятой комнаты. Было противно видеть его и себя обнаженным, да и к тому же с таким количеством синяков. Запах мяты лишь обострился и смешался с мелиссой отчего у Чимина начались рвотные позывы и желание поскорее покинуть это помещение. От мешканья омеги, Юнги быстро проснулся и сразу же получил в ответ недовольный взгляд, полный ненависти и ярости за случившееся между ними. Чимин состроил брезгливую гримасу и, потянув на себя одеяло, скрыл обнажённое тело. — Похоже кто-то вновь стал самим собой, — усмехнулся Юнги. — Ублюдок, ненавижу, — процедил омега сквозь стиснутые зубы. — Мне и не нужна твоя любовь, ненавидь столько, сколько угодно твоей чёрной душе, мне безразлично всё это. — Ты сгоришь в аду, сволочь! — Паку было противно лежать рядом с ним, но и уйти тоже не мог. Куда? — Ещё вчера ты жалобно скулил подобно течной суке, когда стоял передо мной на коленях и подставлял задницу, а сейчас рявкаешь, как жалкая псина. Думаешь, раз я трахал тебя, то это что-то изменит? Нет. Ты как был, так и будешь продолжать считаться моей и только моей собственностью, но не более. Поэтому я буду решать, что ты будешь делать, где будешь жить и что говорить. Ты лишь тело, жалкая оболочка и не более. Даже твоя задница это моя собственность, мне принадлежит любая часть этого тела, — Юнги кивнул на одеяло, которым укрывался Чимин. — Ошибаешься! Думаешь, если взял меня из-за этой фальшивой течки, пометил, то теперь я буду подчиняться тебе? — Мин видел как подрагивает омега, горя от ярости и желания вцепиться в сонную артерию, чтобы вырвать кусок, но продолжает оставаться на прежнем месте и яростно кричать. — Ты просто самоуверенная тварь… — Юнги силой сорвал с Чимина одеяло и, схватившись за горло, прижал его к тем же подушкам, в которые ещё несколько часов назад омега глушил собственные стоны. Мин чуть ли не вывернул руки, которые ответно хотели расцарапать ему лицо и прижал их к бокам, садясь верхом на рыжеволосого, что едва не задохнулся от такого резкого движения. Из-за тяжести на грудную клетку Чимин не мог нормально вздохнуть, но на этом Мин не остановился и, сжав ладонью его лицо, запрокинул голову назад. — Ещё раз я услышу что-то подобное из этого поганого рта, то я собственноручно вырву все зубы, чтобы ты до конца дней ел лишь жидкую пищу. Ты понял меня?! — прокричал Юнги, второй рукой едва ли не вырывая клочья рыжих волос. Чимин заткнутый ладонью не мог ничего сказать, зато наградил Мина ненавистным взглядом, а после попытался укусить, за что получил пощёчину. Альфа хотел повторить, но на большее просто не поднималась рука. Хотелось придушить или другим образом причинить ему боль, любым, вот только внутренний голос не позволял сделать подобное. Впервые за несколько лет проснулась совесть и желание убить носителя уже зачатого ребёнка быстро спало на нет. Мин стерпел этот жест и, ещё несколько секунд буравя его тяжёлым взглядом, поднялся с омеги, давая возможность Чимину нормально дышать. После этой взбучки рыжеволосый не спешил скалится, больше желая отдышаться и отойти от удара. Юнги ударил не сильно, на этот раз всё обошлось слишком просто, вот только и до омеги уже дошло о возможной причине этой поблажки. Он, держась за покрасневшую щеку, повернулся к альфе, который тоже догадался о просветлении своего предназначенного и зло усмехнулся: — Теперь ты принадлежишь только мне.

***

      После очередной утренней стычки с императором, брыкающегося Чимина вернули обратно в прежнюю комнату и на этот раз не стали пристегивать цепью. Юнги сделал это с целью, чтобы тот успокоился перед важным разговором, который перевернёт его жизнь с ног на голову. Покои для будущего супруга императора уже подготовили, а слуги в нетерпении ожидали увидеть этого омегу. Для Чимина уже всё подготовили, вот только осталось подготовить его самого. Причём успокоиться пришлось не только Паку, но и самому Юнги, потому что после их последнего разговора, альфу буквально корежило и всё вокруг начало раздражать. После дошло до какого-то маразма, потому что после ухода Чимина, Мин начал беспричинно беситься, желая вернуть этого дьяволёнка к себе. Вот только причина этого состояния заключалась в том, что видеть и разговаривать с ним совершенно не хотелось, хотелось только мелиссы, его запаха. От собственных желаний тоже воротило, но из своей комнаты он выйти не мог, потому что здесь ещё сохранился лёгкий запах омеги.       Узнав о том, что Чимина вернули в прежнюю комнату, Чонгук поспешил навестить императора и был крайне удивлён, застав его за тем, что Юнги, сидя на постели, обнимал подушку и, уткнувшись в неё лицом, шумно дышал. — Шуга? — нахмурился Чон, решая отбросить все формальности в сторону, так как не на шутку был взволнован таким поведением не только правителя, но и своего друга. — Что это, чёрт возьми? — промычал Мин, не желая отстраняться от подушки. Чонгук впал в небольшой ступор и, оглянувшись на дверь, подошёл ближе к нему. Среди мятного четко выделялся запах мелиссы. — Мелисса? — неуверенно протянул Чон. — Это понятно. Почему я не могу оторваться? — не открывая глаз, всё так же приглушенно лепетал Мин. — Не хочешь? — Не могу. — Просто убери подушку и… — Чонгук потянул за край ткани, но Юнги отмахнулся от брюнета. — Не могу. — Что значит не можешь? Ты к ней приклеился? Или я чего-то не понимаю? — Мелисса, — Юнги сильнее стиснул подушку, на которой спал его предназначенный. — Да, это запах Чимина, но он тут причём? — Чонгук действительно не понимал к чему тут запахи и особенно эта подушка. — Не могу оторваться, — тихо протянул Мин, начиная тереться о ткань щекой, — слишком приятно пахнет. — Тебе что запах твоего омеги понравился? — Чон всё же схватил за край и выдернул из цепких рук эту злосчастную подушку. Юнги прищурился, а после протянул руку продолжая сидеть на месте. — Верни её. — Нет, пока не объяснишь, что с тобой происходит, — брюнет отошёл от альфы на несколько шагов, пряча подушку за спиной. Юнги хищно смотрел за выглядывающим краешком, но продолжал сидеть на месте: — Шуга! — от крика Мин встрепенулся, обращая своё внимание уже на советника. — Не знаю, как только его увели всё это началось… — Юнги шумно сглотнул: — верни её. — Ты понимаешь, что это ненормально? — брюнет не спеша попятился к двери, продолжая держать подушку за своей спиной. — Чон, верни! — Мин едва сдерживался на месте, он желал вернуть себе мелиссу, но и понимал, что советник прав. — Сначала тебя осмотрит лекарь после я верну её, обещаю, — Чонгук уже был возле двери, — с тобой не всё в порядке, Шуга, и я хочу разобраться в чём дело. — Верни мне мой запах! — Мин утратив мелиссу, вновь начал злиться. — Хорошо, но только для начала тебя осмотрят, — насторожился брюнет, а после распахнул дверь, говоря страже привести лекаря и как можно быстрее. Юнги держался на честном слове пять минут, а после чуть не набросился на Чонгука, который всё же отдал ему его подушку.       Брюнет с широкими от удивления глазами, наблюдал за тем, как Юнги, да тот холоднокровный и постоянно спокойный альфа, превратился в ребёнка, что никак не мог наиграться новой игрушкой. Он водил носом по той же подушке, шумно втягивая мелиссу и блаженно стонал. Чон уже не рисковал и не отбирал от него его прелесть, желая скорейшего прихода лекаря. Уже через несколько минут к облегчению советника бета был в покоях. Он так же удивлённо наблюдал за действиями своего правителя и не мог подобрать слов. Чонгук выругавшись подтолкнул его к Юнги и спросил что с ним и рассказал о сильном влечении Мина к запаху своего предназначенного. Лекарь некоторое время продолжал наблюдать, как император стискивал подушку и с удовольствием принюхивался к ней. — И когда это… — Когда его истинного увели. Можно сказать прямо сразу. Я пытался отбирать, но он злится. — Думаю, дело в метке. — Но этого не может быть, ведь у меня у самого предназначенный и так меня не бросало, по крайней мере это время. — Я о метке самого омеги, — лекарь не спеша приблизился к Юнги и, быстро протянув руку, одёрнул рукав левого запястья. Мин не замечал присутствующих всё так же продолжая ластиться с подушкой. Бета ещё выждал некоторое время и проделал всё то же самое и с правой рукой. Увидев несколько укусов, он покачал головой: — Да, это она. — Что именно? — удивился Чонгук подходя к лекарю и всматриваясь в правое запястье. — Предназначенный пометил его. — Чимин? Чимин пометил его? Он… он омега, как вообще… — Редко, но омеги могут ставить метки. У альф это место у шеи, а омеги оставляют свои метки на запястьях. — То есть из-за этих укусов его так и крутит?! — удивлённо воскликнул Чон, одергивая собственные рукава и осматривая их. Никаких укусов не было. — Он связан со своим предназначенным. Омеги редко так помечают альф, но их метки действуют на равных с вязками. — Ещё не легче, — тяжёло вздохнул брюнет, — если разобрались с причиной, то как бороться с этим? — Чон махнул рукой в сторону Юнги. — Это временный эффект, — Чонгук усмехнулся и облегчённо выдохнул, — это сейчас у него такое сильное влечение. Позже он привыкнет и ему станет гораздо легче, но даже потом так же будет зависим от запаха своего омеги. — Да за что мне всё это? — замычал Чонгук зарываясь двумя руками в свои густые и чёрные, как смоль, волосы. — Вот это как долго будет продолжаться? — Несколько часов. Его организм пока что только приспосабливается и привыкает к этой «вязке», после ему станет намного легче, но некая зависимость останется, — развёл руками лекарь. — А сейчас что делать? — Дать время привыкнуть, оставить его в покое, а после, когда эффект обожания спадёт, то было бы прекрасно дать ему чай заваренный из сушенной мелиссы. Не будем его беспокоить, господин Чон, всё скоро пройдёт, — брюнет немного успокоился и, посмотрев на друга, решил послушаться совета беты. — Хорошо.

***

      Чонгук на протяжении каждого часа вплоть до самого вечера навещал Юнги и наблюдал за изменениями его состояния. К его облегчению, императору стало намного лучше, но из-за произошедшего у него раскалывалась голова от сильных болей. Чай из мелиссы был также предложен и жадно выпит альфой, который в присутствии советника выслушивал всё сказанное лекарем. Юнги долго не понимал, как простой укус так мог сильно повязать его с Чимином и как вообще он стал зависим от этого дьяволёнка во плоти. Ещё вчера он думал, что это просто жест страстной ночи, проведенный с омегой, а уже сегодня это обернулось такой своеобразной вязкой. — Теперь склоняюсь к тому, что предназначенные это одно сплошное проклятье, — Юнги приложил ладони к лицу, устало растирая глаза. — По крайней мере ты добился чего хотел — ребёнок зачат и это первое о чём ты должен думать, — покачал головой Чонгук. — Я эту сволочь так просто не оставлю, — протянул Мин, — я ещё успею с ним разобраться. — Шуга, не делай поспешных выводов. Ты же понимаешь, что ты не можешь прикасаться к нему? Хочешь проблем? Придётся разбираться словесно. Но даже о его беременности скоро станет известно всем. Во дворце только и делают, что обсуждают твоего будущего супруга… — Супруга… — Юнги кивнул головой, — думаю, настал выход твоего Тэхёна, — Чонгук удивлённо вскинул брови, смотря на своего собеседника.

***

      Когда Чимина вновь насильно втолкнули в небольшую комнату, то первым делом он сорвал эту чёртову маску и со всей силы швырнул её в противоположную стену от чего она треснула. Легче не стало, но теперь на него не смотрела пара вырезанных скважин в куске чёрного дерева. Его не приковали цепью к постели, чем он и воспользовался. Ярость била ключом, а выместить её было не на кого. Хотелось рвать и метать… рвать, Чимин так же стремительно подлетел к постели срывая с неё одеяло и откидывая подушку в сторону. Он взял простынь и схватившись за края начал резко разводить руки под оглушительный треск ткани. Он прекрасно помнил, как почти шесть дней провёл здесь и не мог найти покоя от страха за брата, с которым он последний раз виделся в тронном зале. Его до сих пор мучала совесть за тех людей и погибших на каменоломнях пленных, а сколько изнасилованных и зверско убитых? Чимин до хруста зубов стискивал челюсти и так же старательно разрывал ткань, чтобы хоть как-то потратить и выместить всю свою злость: на себя, на этот поганый мир и на Мин Юнги. С последним элементом в списке ненависти хотелось расправиться собственноручно. Омега не раз вспоминал те возможности, которые у него когда-то были. Их первая встреча в тронном зале. Не хватило ловкости и силы удара, он опередил. Затем день казни. Был слишком слаб после всех пыток и не мог нормально концентрироваться на ударах. Мин вновь опередил и рассёк его меч, вернее не его, а стражника у которого Пак собственно и спёр оружие. Постоянно омега был не достаточно силён и ловок, но побег? Всё было продумано и проработана каждая деталь, а скольких удалось спасти? Ничтожно мало. По сравнению с тем количеством, что было изначально, мало. Чимин рвал ткань до небольших клочков, усеивая ими весь пол его временной «темницы». Когда простыни закончились, то рыжеволосый принялся за потрошение подушки. Уже через несколько минут всё было в перьях и пухе, но и это разозлённого Чимина никак не остановило и не облегчило его муки.       За всеми размышлениями он вновь и вновь возвращался к Хосоку. От одного упоминания о нём, перед глазами вновь всплывала картина его мёртвого в крови тела. Пак начал больно прикусывать нижнюю губу и яростнее рвать ткань. Если бы он тогда не рванулся помогать ему, то альфа был бы жив. Это сам Чимин должен был пасть от меча ХваГана, но не Чон. Всё было бы иначе, если Хосок не защищал его. Всё было бы иначе, если бы альфа не любил его — если бы они не любили друг друга.       Чимин дёрнул рукой и не смог разорвать крепкий шов. Он пытался вновь и вновь, но ничего из этого не получалось. Омега громко всхлипнул, чувствуя, как глаза заплывают, а по щекам начинают течь слёзы. Пак не останавливается и вновь дерёт ткань, но не выдержав, утыкается лицом в остатки одеяла и пуха, а после рыдает навзрыд. Он судорожно прижимает ладони, вытирая солёную влагу, но не выдерживает и кричит. Громко и не сдерживаясь, выливая через эти крики всю горечь и боль, накопившуюся в его разбитом сердце. Слуги, пришедшие на его крики, зажимают от ужаса рты. Чимина приходиться вновь удерживать, потому что Пак уже начинает не контролировать своё тело и бьётся в истерике. Продолжалось это долго, пока в него опять не влили какую-то горькую массу. Затем омега начинает понемногу отходить, а после засыпает, оставляя слугам совершённый им же хаос из кучи перьев, разорванных клочков ткани и откинутой в угол треснутой чёрной маски. Об этом решили умолчать, так как они же по итогу и были виноваты — не доглядели.

***

      Юнги уверил, что Тэхёна не тронут, лишь просто припугнут Чимина, не более… Чонгук долго не соглашался, переживая за здоровье своего омеги, но Мин убедил его, что ничего не случится. Чону не дали участвовать во всём этом, а даже наоборот пытались оттеснить. Император понимал всю ту привязанность друга к красноволосому слуге, поэтому старался убедить его в безопасности происходящего. И уже ближе к вечеру, вновь перепуганного насмерть Тэхёна, забрали двое стражников. Чонгук не присутствовал при этом, потому что был занят приказами от императора по другим делам. Юнги знал, что при таком раскладе брюнет точно не отдаст предназначенного, но выбора не было. Пришлось идти на обман. Тэхён — один из самых эффективных рычагов давления на Чимина, поэтому уже через несколько минут сам император и двое стражников были в тех самых небольших покоях. Пак сидел на постели спиной ко входу и не сразу среагировал на открывшуюся дверь. Он думал, что это вновь те беты, которым было поручено приглядывать за ним, но почуяв острый запах мяты резко повернулся. Перед ним вновь был Юнги. — Думаешь, можешь сломить меня? — Чимин поднялся с постели, становясь на против и, смело задирая голову, бесстрашно смотрел в омут глаз напротив. — Это не составит особого труда, — усмехнулся император. Он чувствовал себя спокойно, находясь в эпицентре этого чудесного запаха. Он был повсюду и манил к себе, но альфа пришёл сюда далеко не для этого. — Лишь по щелчку пальцев ты встанешь передо мной на колени. — Разве что у твоего мёртвого тела, — процедил омега, подавляя в себе желание наброситься и прокусить собственными зубами его шею. — Ты слишком недооцениваешь меня, — Мин был слишком спокоен и полностью уверен в своих словах. Чимин насторожился, понимая что что-то тут неладно, — к тому же я здесь совершенно по другому поводу, — альфа сделал шаг к Паку, подбираясь к нему, словно паук к пойманной жертве. — Ты знаешь о своём назначении, — рыжеволосый начал нервничать и так же пятиться назад, — ты прекрасно знаешь, почему ещё жив и находишься здесь, а не в сырой земле. Ты знаешь почему и для чего мне была нужна твоя течка и уже догадываешься, что внутри тебя есть то, что мне нужно. — Ребёнок, — сглотнул Чимин, начиная улыбаться, — тебе нужен он и я единственный, кто может выносить, — омега начал тихо смеяться. — Ты серьёзно полагаешь, что я буду вынашивать этого ублюдка для тебя? Я избавлюсь от него. Больше скажу, это проще простого достаточно лишь несколько трав, чтобы твой выродок никогда не появился на свет! — карие глаза блестели, а на потресканных губах была усмешка. Чимин так же продолжал отстраняться, как Мин приближаться. Продолжалось это не долго, так как почувствовав позади себя постель, омега не удержался и упал на неё после чего на его горле вновь возникли длинные и холодные пальцы, а ушную раковину обжёг жаркий шёпот. — Ты же помнишь мои слова? Лишь по щелчку пальцев ты сам встанешь передо мной на колени, — Чимин обеими руками схватился за покусанное им же запястье и хотел возразить, но Юнги резко дёрнул его на себя, а после швырнул в руки стражников. Те быстро подхватили омегу, а Чимин вновь стал брыкаться и кричать, что ребёнок не появится на этот свет и погибнет ещё в утробе. Юнги не обращал на это никакого внимания, так как уже через несколько секунд двое слуг притащили в комнату связанного по рукам и ногам красноволосого омегу. Как и ожидал Мин, Чимин быстро успокоился и молча смотрел на своего брата. Тэхёна привели лишь в одной рубахе до середины бёдер, в которой он спал до этого. В его рот насильно засунули кляп и связали, чтобы не мешался. Старший Пак начал прерывисто и часто дышать, его глаза вновь наполнились солённой влагой. Он начал качать головой и плакать, когда увидел, что стало с его Тэ. Оголившиеся бёдра и ноги были в синяках и засосах, из-за глубокой горловины виднелись бинты, а шея была практически фиолетового цвета. Чимин рыдал и вырывался, желая заключить в свои объятия измученного брата. Он понимал, что Чонгук неоднократно осквернял это невинное и нежное тело своей похотью и от этого разрывало и без того разбитое сердце. Тэхён также плакал, смотря на брата, и хотел прикоснуться к нему, но его держали на месте.       Юнги с улыбкой наблюдал за этой семейной идиллией со стороны и, подгадав нужный момент, вынул свой кинжал. Он обошёл Тэхёна со спины, а после приставил острый клинок к его быстро трепещущей шее. Чимин сорвался, пронзительно крича и пуще прежнего вырываясь из рук стражи. — Не трогай его! — рыжеволосый уже захлёбывался в собственных слезах и сильно дрожал в страхе потерять единственного родного человека. — Его жизнь только в твоих руках, — Мин всё так же продолжал улыбаться. — Я предлагаю тебе обмен: начиная с этого дня, ты беспрекословно выполняешь любой мой приказ, не смеешь перечить и говорить без моего разрешения. Абсолютное подчинение. И ребёнок. Можешь считать, что его жизнь, — Юнги чуть ближе прижал кинжал, от чего Тэхён начал сильнее плакать, — теперь напрямую связана с этим ребёнком. Погибнет моё дитя, следом погибнет и твой брат. — Ты не посмеешь… — Чимин судорожно замотал головой. — Уверен? — хмыкнул Юнги, сжимая в левой руке красные волосы и, запрокинув голову Тэхёна назад, вновь приставил нож, прижимая и сильнее давя на лезвие, отчего на светлую ткань скудного одеяния начали падать капли алой крови. — НЕТ!!! НЕТ-НЕТ-НЕТ! Я СОГЛАСЕН, Я СОГЛАСЕН! — рыжеволосый пронзительно взвыл, продолжая биться в чужих руках. — На что именно? — Мин лишь на несколько сантиметров отодвинул лезвие, грозясь вновь приставить его. Тэхён, измученный страхом, закрыл глаза в надежде, что это лишь страшный кошмар, которые постоянно мучают его бедное сознание. — На вс-сё! Я-я согласен на-на всё, — Чимин задыхался в слезах, смотря на то, как медленно окрашивается серая рубаха на дрожащем теле брата. Юнги удовлетворённо улыбнулся и, обойдя слуг и красноволосого омегу, встал напротив своего предназначенного. — Я говорил, что ты встанешь передо мной на колени, — Мин оглянул с ног до головы это жалкое подобие омеги и покачал головой. Он кивнул страже, которая сразу же отпустила Чимина: — На колени! — Пак дрожал, продолжая смотреть на своего брата. Тэхён так же плакал и начал судорожно качать головой, после озвученного приказа. Он не хотел такой судьбы Чимину и качал головой, чтобы тот продолжал стоять и ни в коем случае не вставал перед императором на колени, хотя понимал, что за это поплатится собственной жизнью. — Говоришь, что готов на всё ради брата, но не можешь преклониться предо мной ради его жизни? — Юнги выжидал ровно пятнадцать секунд, а после хотел вновь вернуться к Тэхёну, но Чимин, сильно зажмурившись и стиснув зубы, упал на колени сдирая часть кожи в кровь. Красноволосый замычал со своим кляпом и так же начал вырываться, желая броситься к брату. Юнги начал смеяться и, подхватив подбородок Чимина двумя пальцами, приподнял его, смотря прямо в лицо. Пак открыл опухшие глаза и, исказившись от брезгливости, продолжал находиться в таком положении и не смел отворачиваться. — Какой послушный, — Мин большим пальцем сначала прикоснулся к щеке, а уже после к губам, — открой рот, — омега, сузив глаза и шумно сглотнув, немного приоткрыл рот: — Шире! — Чимин сделал всё так как он приказывал, не смея ослушаться. Юнги за шею рванул Пака к себе, поднимая с колен и впиваясь в пухлые губы мокрым поцелуем. Омега лишь мычал, не смея оттолкнуть или укусить. Ему было противно чувствовать этот наглый язык внутри себя, но он не мог ничего сделать, потому что на кону стояла жизнь брата. Юнги целовал рязвязно, но не долго, уже через минуту, проверив Чимина, он оттолкнул его обратно в руки стражников, которые быстро подхватили слабое тело. — Неплохо, — удовлетворённо промурлыкал Мин, смотря на то, как омега начал судорожно вытирать губы тыльной стороной ладони, — теперь ты будешь жить в других покоях и по другим правилам. Ты знаешь, что будет за неповиновение. Уведите его, — Юнги перестал улыбаться, обращаясь уже к страже. — Нет! Тэхён! Ты обещал! — воскликнул Чимин. — Обещал, что не убью. Он — омега Чонгука, и ему решать что делать с ним. Я не обещал тебе, что вы будете вместе. Но запомни и вбей в свою дурную голову одну простую истину: его жизнь и жизнь моего ребёнка связаны. Теперь в твоих руках две невинные жизни и зависят они только от тебя, поэтому советую не нарушать данного тобой слова, — рыжеволосый продолжал яростно биться в руках стражи и кричать, но на это не обращали внимания. Уже через минуту крики стихли, а Юнги остался один на один с дрожащим от страха Тэхёном. Пак смотрел на императора большими от страха глазами и не мог отвести взгляда. Мин остановился напротив красноволосого омеги и, немного наклонив голову, начал рассматривать кровавую струйку, шею и его припухшее, влажное лицо. Юнги аккуратно отвёл красные волосы в сторону, которые лезли ему в глаза, а после вынул кляп. Тэхён шумно сглотнул, облизывая засохшие губы и не смея даже рыпнуться или возразить ему. Мин с минуту смотрел на него, а после негромко спросил: — И что в тебе такого, что Чон не отходит от твоей постели и постоянно находится рядом, даже когда ты спишь? — Юнги продолжал держать зрительный контакт с омегой. — Он сильно изменился, стоило лишь тебе встать на его пути. — Тэхён дрожал только от одного вида этих чёрных глаз направленных на него. — Я раньше думал, что это всё вязка, но потом понял, что это не то. Кто бы мог подумать? Обычный слуга с красными волосами, к тому же застенчивый и такой трусливый, но… — император приподнял тот самый кинжал, который недавно приставлял к горлу омеги и которым Тэхён пытался прирезать Чона, — …всё же имеющий задатки смелости. Ты умудрился полностью перевернуть его жизнь. Он никогда и ни с кем не возился, как с тобой, да и не простой ты для него, как никак предназначенный. — Мин поджал губы, кивая каким-то свои мыслям, а после вновь обращаясь к Тэхёну. — Что касается твоего брата… Чонгук не хотел мне отдавать тебя, — альфа усмехнулся, — слишком сильно переживает. Пришлось обмануть его и думаю, что совсем скоро я поплачусь за это, — Мин улыбнулся, — ведь ещё давно с самого детства научился различать его запах и эти уверенные шаги. Я не хотел прибегать к тому, чтобы использовать тебя как наживку, но мне пришлось, не было другого выхода. Ты же хочешь для него лучшего, верно? Так ему будет лучше. Пусть он боится за твою жизнь и пусть подчиняется мне, нежели я буду действовать с ним через силу. Согласись, первый вариант лучше. А что на счёт тебя, то тут я бессилен. Ты принадлежишь Чону, но не бойся его, он не будет мстить. — Мин огладил щеку красноволосого омеги, когда заметил в испуганных глазах напротив непонимание. — Наоборот, он сильно переживает за тебя и хочет как лучше. Он не причинит тебе вреда и никому не позволит сделать это, поэтому можешь быть спокоен, ведь даже император получит по заслугам из-за этой шалости. — МИН ЮНГИ! — альфа засмеялся, когда за дверью послышались крики. — Видишь? Не думал, что он так быстро узнает… — не успев договорить, Юнги повернулся к распахнутой двери. Мин отошёл от Тэхёна показывая, что тот в целости, почти… — Какого чёрта?! — взвыл Чонгук, заметив кровь на одежде своего предназначенного. — Не моя вина, а его брата… — начал Юнги, но его перебили. — Ничего не хочу слышать, — процедил Чон, направляясь к своему омеге. — Поставленные цели требуют жертв, — усмехнулся Мин, смотря на то, как брюнет, оттолкнув удерживающих Тэхёна слуг, быстро подхватил связанное по рукам и ногам тело на руки. — Видеть тебя не хочу, — огрызнулся Чонгук направляясь к выходу, но останавливаясь лишь на пару секунд. — Больше никогда не рассчитывай на него, ты понял меня? — Юнги засмеялся, видя как друг едва ли не метал из глаз молнии. Он ожидал такой реакции, поэтому обречённо подняв руки, с улыбкой на лице подтвердил его слова. Чону явно было не до смеха, поэтому он быстро ушёл с красноволосым омегой на руках, оставляя Юнги позади.

***

      Прямиком из комнаты, где несколько дней держали Чимина, Чон на руках вынес сжавшегося и льющего слёзы Тэхёна. Омега постоянно хотел вырваться, оттолкнуть и избавиться от рук альфы на своём теле, так как он до сих пор помнил ту адскую боль, которую они принесли ещё несколько дней назад. Раны как физические, так и душевные приносили слишком много страданий и слёз, они были свежими и не думать о них казалось невозможным. Тэхён невольно прокручивал в голове самые страшные воспоминания и заново переживал их. Было чертовски больно тревожить незажившие раны на сердце, но ещё было больнее потерять единственных близких людей. Красноволосый пытался вырваться из рук Чонгука и попытаться нагнать своего брата, но его силой затащили обратно в те же покои и вновь вернули в постель. Омега не унимался и упорно, но бесполезно бился в объятиях Чона. Альфа наивно полагал, что прижав к себе Пака он быстрее успокоит его, но Тэхён, вновь почувствовав запах цитрусовых, начал сильнее плакать, только теперь стараясь защититься от своего предназначенного, воспринимая его поддержку, как очередную попытку использовать его. Чонгук не подумал об этом и продолжал лишь сильно сжимать и держать его. Из-за сорванного голоса Тэхён ничего не мог сказать, а Чон не понимал страха омеги, думая что всё это тревога за брата. Так продолжалось ещё несколько минут, пока Пак, не обессилев, не перестал вырываться. Он продолжал тихо всхлипывать и лить слезы, пока его прижимали к крепкой груди. Страх никуда не делся, только тело было ещё совсем слабым, хотя омега этому совершенно не удивлялся, потому что он постоянно считал себя слабаком, никчёмным и жалким. Его постоянно гоняли и издевались над ним, так как он был лёгкой «добычей» для стервятников, таких как СоМин, который постоянно придирался и унижал его, пытаясь самоутвердиться среди других за его счёт. Сколько бы красноволосый не пытался с ним помириться и подружиться ничего не получалось. Пак даже не мог завести ни одного друга, так как СоМин постоянно высмеивал не только Тэхёна, но и ещё и того омегу или же бету с которым он пытался познакомиться поближе. Лишь в последний месяц только ВонДже стал немного мягче относиться к нему, но он также боялся идти против СоМина. Ещё с детства Тэхён привык к тому, что нужно быть тихим, незаметным среди других, но только из-за яркого цвета волос на него обращали лишнее внимание. В двенадцать он попытался окрасить орешником свои волосы, чтобы быть непримечательнее, но что-то пошло не так и лишь несколько клочков окрасилось в цвет грязи, а остальные волосы были нещадно испорчены. В тот период на него стали чаще тыкать пальцами и смеяться из-за его глупой внешности. С того времени его постоянно называли некрасивым и уродливым, с чем Тэхён полностью смирился. Даже не смотря на то, что с каждым годом он становился всё красивее и привлекательнее, а его тело начало меняться, приобретая более выразительные формы, его всё равно называли уродом. За его большие бёдра прозвали толстым и неповоротливым, за немного вьющиеся волосы постоянно дёргали, а один раз, когда Тэхёну было четырнадцать, то бета на спор с СоМином выдернул у него клок волос. Тогда многим было весело, только сам Пак прорыдал полночи, боясь разбудить других слуг своими всхлипами. К пятнадцати годам его начали мучать тем, что у него единственного не было ещё ни одной течки, когда у других уже были половые связи с альфами. Боясь, что его могут высмеять и за метку, он перевязал её и никому не показывал. Нападки со стороны сверстников продолжались, а течка никак не наступала. Когда ему исполнилось шестнадцать, то пустили слух, что он проклятый и обречён на бесплодие. Всё что витало среди слуг постепенно усваивалось и в сознание Пака. Он никогда не воспринимал себя всерьёз и за то время, что пребывал во дворце, полностью закрылся в себе. Он никому и никогда не рассказывал как ему было плохо, потому что было страшно кому-то довериться и высказаться. Весь негатив он хранил внутри себя, позволяя ему вырваться наружу только ночью, когда все спали и никто не видел его горьких слёз. Только так он освобождался и сбрасывал весь этот тяжелый груз — через слёзы. Это было единственным доступным средством.       Тэхён уже давно смирился с тем, что он совершенно один. О семье он запомнил лишь несколько размытых отрывков и мёртвое тело родителя. Омега был почему то уверен, что убили всех членов его семьи, но как оказалось это было не так, папа и брат выжили. Возможно именно в тот день, когда Тэхён встретил давно потерянного брата, он обрёл не только родную душу, но и смысл бороться за эту жизнь? Если ранее он просто существовал, то с появлением Чимина, мир приобрёл новые краски. Красноволосый никогда не был настолько смел и отважен и уже тем более без брата он не стал бы предпринимать попытки сбежать из дворца. Он даже осмелился идти против советника, настаивая быть помощником лекаря, хотя немного ранее не смел бы перечить и даже смотреть в глаза. Это был главный страх — смотреть в глаза. Через них можно слишком многое узнать о человеке. Глаза — зеркало души. Тэхён прекрасно мог разбирать человеческие эмоции лишь через один взгляд, только не имея смелости, он боялся поднять голову и «прочитать» этот самый взгляд. Только с Чимином он мог чувствовать себя нужным и важным для кого-то. Его брат первый, кто подарил давно утерянное счастье, теплоту и ласку, первый кто действительно поверил в него и смог дать веру в себя. Казалось, Чимин был полной противоположностью, словно отражение на прямой поверхности воды. Он был намного смелее и отважнее, чем Тэхён, он бросался в бой, защищая других и подставляя свою грудь. Когда в лесу за ними гнались, то красноволосый больше всего боялся потерять его. Чимин до последнего пытался оградить и спасти других, хотя сам едва ли не погиб. Но несмотря на потери, несколько пленных всё же удалось спасти. Пак переживал и за них. Чаще всего он думал о РэйЮ. Ведь только заприметив сжавшегося бету у костра, Тэхён сразу почувствовал что-то неладное. Его ожидания оправдались, стоило лишь раз посмотреть в эти испуганные и заплаканные глаза. Омега сразу почувствовал в Рэе нечто знакомое, возможно, в нём был тот самый страх повторного сюжета изнасилования или же отверженность и скрытость. Он многим напоминал Тэхёна, скорее всего именно этот фактор и поспособствовал быстрому примирению этих двух отвергнутых душ. Пак даже не представлял, что помимо Чимина сможет нормально взаимодействовать с другими людьми. Он был полностью уверен в своей ничтожности, поэтому не надеялся на хорошее отношение к себе, но как оказалось это была всего лишь навязанная уверенность. Возможно, он и не был настолько плох и уродлив, как говорили, если некоторые люди всё же обращались с ним, всё тот же ЛиБин, который помог быть рядом с братом. Тэхёну было неизвестно, что с ним и где он находится. Бета знатно помог омегам не только в побеге, но и к тому же постоянно поддерживал, давая важные советы. Он часто помогал открыть глаза на правду, старался указать верный путь и подсказать правильный шаг. ЛиБин прекрасно видел и понимал Тэхёна, поэтому старался убедить его в важности своего места в жизни не только брата, но и в своей. Бета не раз предпринимал попытки раскрыть омегу и показать, что всё что было во дворце это лишь фальш, который был насильно навязан ему другими людьми. Даже ЮнГём говорил, что хотел бы иметь такого предназначенного, вот только омега посчитал, что эта была лишь шутка. Не смешная и обидная шутка. Во дворце его всегда сторонились и посмеивались за спиной, но стоило лишь покинуть эти ненавистные стены, как вдруг такое признание. Только со временем Тэхён начал предполагать, что ЮнГём всё же не шутил, а сказал правду. После их ночной прогулки он постоянно был рядом и странно смотрел на него, помогал когда это было нужно и долго прощался в последний раз. Могло ли это значить, что он действительно мог кому-то понравиться? Понравиться таким уродливым, зашуганным и ничтожным? Омега не раз возвращался к этому вопросу, ведь времени подумать об этом, лежа на постели, было предостаточно.       Страх перед Чонгуком не утихал, а сам альфа не спешил отпускать Тэхёна из своих удушливых объятий. Он лишь сильнее стискивал его, лишая омегу возможности отстраниться. Кровь на шее уже запеклась и неприятно стягивала кожу. Но Пак не обращал на это никакого внимания, он не мог смириться с тем, что из-за него, Чимина насильно заставили обручиться с самым ему ненавистным человеком. Тэхён прекрасно знал насколько сильно оба ненавидят друг друга, но из-за злой шутки судьбы, они же и были предназначенными. Всё было бы иначе, если не было бы Тэхёна… Но если так, то что было бы итогом? Омега не раз размышлял над этим и предположил несколько вариантов развития такого сюжета, но всё сводилось к одному. Из-за ненависти и желания отомстить, Чимин скорее всего решился бы на самоубийство. Только так он мог обречь династию Мин на завершение своего срока правления. Тэхён только ужасался подобным мыслям и сразу отбрасывал в сторону. Он не знал и не хотел думать о том, что случилось бы с ним самим, с Чимином, если бы они вообще не встретились. А ведь попал в те покои Пак только из-за того, что ВонДже случайно столкнулся с бетой, который на тот момент ухаживал за пленным. Значит если бы не эта случайность, то они никогда бы не пересеклись и, возможно, в итоге Чимин всё же попытался бы свести счёты с жизнью? Так что же было лучше? Если бы он погиб и оставил императора ни с чем или же продолжил существование при таких условиях? Тэхён не знал что ответить на это, поэтому продолжал во всём винить только себя.       Омега принимал все страдания, выпавшие на его судьбу, как должное и пытался убедить себя в том, что другого ничего и никогда не будет. Эти объятия сменяться желанием удержать и вновь привязать к постели, а после вновь последует череда боли и адского страха, всё будет продолжаться до тех пор пока Чонгуку это не наскучит или же омега окончательно не сломается, хотя подобный исход был уже близко. Больше всего угнетал цитрусовый запах, который витал повсюду и который завязался с вишнёвым самого омеги. Тэхёну чётко врезалось в память как крича от резей и спазмов внизу живота, он задыхался этим самым запахом и что теперь не день, то цитрусовые витали повсюду и не давали забыть о произошедшем.       Чонгук со всей нежностью прижимал к себе дрожащего омегу, а Тэхён мечтал поскорее выбраться из этих объятий.

***

      Первое, что сделали с рыжеволосым по приказу императора, это остригли часть его волос, которые сильно отросли и полностью скрывали глаза, следующим этапом его тщательно вымыли и с помощью приятно пахнущих и липких паст убрали все лишние волоски с его рук и ног. Вновь растянув омегу на невысоком столике, в его кожу начали втирать масла способствующие её смягчению и небывалой гладкости. Чимину пришлось заставлять себя сдерживаться и не отталкивать трудившихся вокруг него слуг. Даже когда в волосы начали втирать вонючую смесь для их блеска и шелковистости, то омега сдерживался и морщился, но не отталкивал и не кричал. На нём испробовали бесчисленное количество всяких масок, паст, масел и даже настоявшуюся воду с сушеными лепестками цветов. По итогу на теле не осталось ни одного волоска, оно было безумно гладким и чистым, но оставшиеся после течки засосы, синяки и укусы, знатно портили открывшуюся картину. Кожа стала намного мягче и светлее, а волосы вновь приобрели необычайный огненный блеск. На него одели лишь лёгкую белую ткань, чтобы проводить в новые покои, которые уже приготовили день назад и где его уже ждали.       Отведённые для супруга императора слуги уже находились на месте и ожидали появления таинственного омеги. Им были оговорены все правила и обязанности, которые нужно было выполнять. Так же, к их удивлению, было приказано ни в коем случае не оставлять омегу одного ни на минуту, везде следовать и оберегать его, если будет чему-то противиться, то нужно заставлять его это в любом случае делать. Это касалось всего: от обычных приказов императора до изучения новых правил как будущего супруга. Ещё до бракосочетания императора и Чимина, требовалось научить омегу основам манер, которые обязательно потребуются. К тому же Пак был малообразован и от него требовалось большое старание в изучении письма и древних китайских традиций. Для этого были подготовлены учителя и специальные люди, которые должны были во всё это посвятить будущего супруга императора.       Чимин ни на что не реагировал и ничего не говорил, когда его вели в неизвестном направлении, а перед этим совсем обнаженным его облапали с ног до головы и едва ли с этими же волосами не выдрали остатки души. Омега готов был вернуться в ту пыточную, где ему чуть не передробили кости, чем в пыточную, где его пытали больше двух часов всякими масками и вонючими пастами. От него за версту разило приторным запахом цветов, мелиссы и немного приглушённой мятой, которую он на дух не переносил.       Солнце уже давно село за горизонт, когда Чимина привели в большую и просторную комнату, немного напоминавшую покои императора. Это раздражало и омега сразу высказал своё недовольство, за что его просто проигнорировали. Напомнив о данном слове, его попросили относиться ко всему спокойнее и что такое поведение не присуще омегам высокого ранга, к которому его сразу присвоили за принадлежность императору в качестве предназначенного. Чимин сжал зубы и, стараясь не наговорить лишнего, попытался прислушаться к словам беты. Получив долгожданное повиновение, рыжеволосому омеге сразу же начали диктовать правила, которых, начиная с этого времени, он обязан придерживаться. Выбора не оставляли и даже составили полный распорядок дня, которому он обязан следовать. К его счастью в нём не было никаких запланированных встреч с императором, но большую часть времени он был обязан проводить изучая науки и манеры. Из всего сказанного Чимин понял, что в основном будет подготовка к бракосочетанию, а уже после него начнётся остальное изучение китайского и нескольких других языков. Постоянно оперировали словами «Вы должны…», «В ваши обязанности входит…», «Как будущий супруг, вы не можете…» и всё это постепенно начинало раздражать. Самым противным было то, что его готовили не только как супруга, но и как будущего родителя к вынашиванию дитя. Но внутри ещё ничего не было, лишь жалкие зачатки плода, а жизнь Чимина распланировали на год вперёд, за него уже всё решили, что он будет есть, как за ним будут ухаживать и поддерживать его внешность и привлекательность, как и в какое он будет вставать и ложиться спать. Для него даже был придуман целый ряд правил и обязанностей, которому он должен был беспрекословно подчиняться и выполнять, словно бесчувственная кукла. Никто не поинтересовался что именно хочет сам Чимин, ни разу не спросили, что нужно ему, но вместо этого лишь отдавали приказы и вертели как того захочет император. Сам Мин без особой причины соизволил придти и посмотреть на своего предназначенного. Ему доложили обо всём: что за его телом провели должный уход, что правила были пояснены и то, что омега язвил и не хотел слушать их. Чимин, стоя где-то позади всё в том же лёгком одеянии, слушал, как Юнги жаловались на него и от всего этого его воротило. Теперь абсолютно о всех его выходках рассказывали, не давая самостоятельно ступить ни одного шага. От такой несправедливости хотелось ползти на стены или же просто удавиться, но он не мог. Мин слушал слугу и при этом несколько раз бросал на Чимина быстрые взгляды. Альфа старался немного подольше задержаться у источника прелестного запаха, но старался не показывать своей заинтересованности. Он не хотел, чтобы омега узнал об этой зависимости, ведь при этом разрушиться часть той власти, которую постепенно набирал альфа над ним. Мин старался добиться полного контроля над своим предназначенным, сломать и подчинить его, чтобы раз и навсегда стереть тот надоедливый и ненавистный ему блеск в карих глазах. Нужно было приручить его бунтарство и дерзость, чтобы иметь полную власть и уверенность в безопасности своего будущего ребёнка. Рисковать и надеяться лишь на одно то слово, данное за место жизни брата, не особо вселяло уверенность в это. Поэтому нужно было ограничить ему воздух, взять за горло, сделать зависимым, слабым и беспомощным, обрезать эти коготки, который выпускал омега при виде его, вырвать клыки и полностью искоренить его дерзость. Первым был Тэхён — самый главный путь к долгожданному исходу. Стоило лишь раз приставить кинжал к его горлу, как Чимин сразу же стал покорным и более уязвимым. Осталось лишь сильнее надавить омегу, тогда полный контроль будет получен уже после их помолвки. Беременность, замужество, постоянное подчинение окончательно сломят его воинственный дух. После побега и смерти нескольких людей, его сила уже дала трещину, осталось не дать его свежим ранам зажить и раскроить их сильнее. Маску вернули и Юнги вновь попытается надавить через неё на Чимина. Как оказалось, это действенный метод против омеги. Нужно было правильно вести его, не давая забыть о смерти невинных людей и его умершего возлюбленного. Этим Мин ещё ни разу не оперировал, но уже после хотел начать, чтобы сделать омеге ещё больнее.       Сейчас Юнги нужна была лишь покорность от Чимина, чтобы без больших проблем пройти через обряд обручения. Основным воспитанием омеги он хотел заняться уже после его, когда будет иметь намного больше возможностей и времени. Чимину явно не нравился такой распорядок и новые правила, но Мин не особо обращал на это внимание, потому что как бы Пак не противился, ему всё равно придётся поступать так, как угодно самому императору.       В новых покоях уже витал лёгкий и чарующий запах мелиссы, из-за чего Юнги не спешил уйти. Он нарочно расспрашивал слуг о Чимине, хотя омега находился там же. Его предназначенный стал ещё краше, чем был прежде, а через полупрозрачную ткань лёгкого одеяния просвечивались все его прелести. Было слишком поздно снимать мерки для пошивки одежды, этим решили заняться с самого утра следующего дня, а сейчас Чимина оставили так. После появления императора в этих покоях, на омегу зашикали, заставляя опустить глаза в пол и поклониться, не поднимая головы до тех пор, пока это не прикажет сделать сам Юнги. Стиснув зубы, а заодно с этим язык, Пак молча ожидал, когда Мин уйдёт и его оставят одного, но альфа не уходил и больше десяти минут слушал докладывающего о поведении омеги. Было тошно от методов, которые использовал император, он без ошибок вычислял самые слабые места и бил по ним, совсем не щадя Чимина. Даже сейчас он стоял покорно опустив голову и ожидал приказа, только какого? Когда ему прикажут лечь спать, разрешат есть с ложечки или же сжалятся и дадут возможность одеться и скрыть эту позорную наготу? Ведь в этой жалкой и тонкой одежде он чувствовал себя совсем обнажённым и уязвимым перед альфой, хотелось прикрыться, так как он не привык к подобному, но даже этого ему нельзя было сделать, потому что он был обязан стоять ровно до тех пор, пока император или же эти слуги не дадут какого-то определённого приказа.       Когда Юнги узнал всё что хотел, то повернувшись к своему омеге, подошёл ближе. Он видел, что рыжие волосы стали ярче, а кожа на вид была словно бархат. Помимо мелиссы и мяты, присутствовали и другие запахи цветов, что не очень нравилось Мину, но сейчас, находясь напротив склонившего голову омеги, когда-то дерзкого и рвущегося на неприятности, Юнги, довольный своим результатом, не мог насладиться этим сладостным чувством власти и контроля над ним. Слуги стояли позади и готовились к выполнению любого приказа, но вместо этого стали свидетелями очередной стычки между двумя ненавидящими друг друга людьми. Мин, указательным пальцем правой руки, немного приподнял рыжеволосую голову за подбородок, обращая всё внимание омеги только на себя и немного удивлённо приподнял брови, когда встретился с его взглядом. Чимин презренно смотрел на него, скривив губы в полном отвращении и, дёрнув головой, отстранился от холодной руки императора. — Всё та же непокорность? — спокойно произнёс Юнги, убирая руку и заводя за спину. — Тебе мало того, что имеешь на данный момент? — немного прищурился Чимин, не обращая внимания на копошение и шиканье слуг. Беты лишь боязливо переводили взгляд с омеги на императора и больше всего боялись, что второй разозлится, но Юнги был полностью спокоен и никаким образом не высказывал недовольства. — Чертовски мало, но и это я тоже ценю. С каждым разом твоего неповиновения правила будут ужесточаться ровно до тех пор, пока ты не признаешь меня как полноправного властителя над собой. — Тогда это битва будет длиться, пока не погибнет кто-то из нас двоих. — Правильно сказано, вот только и ты, и я знаем, кто первый попадёт в адские пучины. Но перед этим я непременно добьюсь от тебя повиновения… — Юнги приблизился, а Чимин бесстрашно продолжал стоять и смотреть в омут чёрных глаз — …любыми способами, — альфа был настолько близко, что Пак чувствовал его едва уловимое тёплое дыхание. Омега даже не моргнул и не повёл взглядом, продолжая сопротивляться через зрительный контакт, который установился между ними и который сильно напрягал стоящих неподалёку слуг. — Я не собираюсь так просто сдаваться, если думаешь, что сможешь всегда манипулировать мной через Тэхёна, то ты глубоко заблуждаешься. Ты не сделаешь этого, не посмеешь убить его. — Чимин шумно сглотнул, стараясь не упустить ни одной изменившейся детали в лице напротив и продолжая свою мысль: — Если он погибнет, то вслед за ним уйду и я, и твоё отродье. Я найду выход покончить с собой… Ты не убьёшь Тэхёна. Я не позволю сделать этого. — Думаешь, скорая смерть страшнее жизни? Я сделаю так, чтобы страдал не только ты, но и он. Поэтому не делай опрометчивых поступков, всё будет отражаться на тебе и на твоём брате. — Где же находится край твоей подлости? — Чимин прикусил нижнюю губу. — Там же, где и твоя совесть, — усмехнулся Юнги. Он заинтересовано опустил взгляд ниже и начал рассматривать шею и едва просвечивающуюся через лёгкое одеяние свежую метку. Приподняв руку, Мин прикоснулся к своему укусу. Чимин ничего не сказал, продолжая молча стоять и терпеть на своём теле чужие руки, — я могу предложить тебе кое-что, — альфа не спеша провёл рукой по груди омеги, продолжая медленно поглаживать его соски через ткань. — И что же? Вновь разделить с тобой ложе? Никогда! — процедил рыжеволосый, начиная чаще дышать, когда Юнги вновь поднял голову, смотря на него с лёгкой усмешкой. — Поверь, тебе ещё ни раз придётся принять меня, ведь впереди после обручения, наступит брачная ночь. Хочешь ты или нет, но тебе нужно будет несколько раз, невзирая на свою беременность, раздвинуть передо мной ноги. Поэтому не вижу смысла предлагать тебе соитие сейчас, ведь стоит лишь мне захотеть и ты вновь окажешься в моей постели, это вопрос моего желания, не твоего, а моего. Поэтому, вновь повторюсь, что я хочу предложить тебе одну игру. — Я не собираюсь играть с тобой в никакие игры. — Уверен? А если я разрешу тебе увидеться с Тэхёном или же с тем лекарем и альфой? Я предлагаю лишь раз, после можешь забыть об этом. Соглашайся сейчас или же продолжай и дальше томиться от переживаний по своему дорогому братцу, — Чимин впервые отвёл взгляд немного в сторону и, задумавшись на несколько секунд, выдал: — Условия? — Просты. В течение минуты ты не произнесёшь ни слова, ни одного звука или тихого писка. Будешь стоять и безропотно слушаться меня, не посмеешь отвернуться, поморщится или же оттолкнуть. Твоё тело на эту минуту не будет принадлежать тебе, а сам ты не смеешь отталкивать или же отвергать меня, примешь всё до последнего прикосновения, будешь отвечать и делать всё, что только я пожелаю. Ты будешь должен забыть о своих принципах и несмотря ни на что принимать меня. Если посмеешь нарушить хотя бы одно условие, то проиграешь и не получишь ничего. Если мне не понравится, то ты также останешься ни с чем. Всё зависит от тебя. — Не вижу смысла. По итогу ты вновь солжешь, как и в прошлый раз, когда говорил, что через год отпустишь меня. — Я не собираюсь убеждать тебя в обратном. Если не хочешь, это твой выбор, — Юнги ещё несколько секунд стоял напротив омеги, а после, развернувшись, направился к выходу. Как только перед ним открыли двери, то позади послышалось громкое: «Я согласен…». Мин остановился и, медленно развернувшись, вновь столкнулся с дерзким взглядом своего предназначенного. — Повтори. — Я согласен со всеми условиями твоей игры. Но если я выиграю, то встречусь не только с братом, но и с ЛиБином и Доном, при этом ты обещаешь, что они будут в полной безопасности и им ничего не будет угрожать, в том числе и Чонгук Тэхёну. — Не слишком ли ты много просишь за одну минуту? — Юнги вновь вернулся на место перед своим предназначенным. — Это лишь жалкий минимум, на который я согласен. Во мне слишком много ненависти, чтобы позволить даже одно прикосновение тебе ко мне, не говоря уж об одной минуте, — Чимин привычно приподнял голову, немного дерзко задирая подбородок. Юнги едва заметно улыбается, а после спокойно озвучивает: — Ни одного звука и ни одной капли сопротивления, полное подчинение, — омега кивнул, рискуя собственным телом и гордостью ради дорогих ему людей. — Время пошло, — спокойно выдохнул Чимин и чуть не взвизгнул, когда Юнги, протянув обе руки к его одежде, схатился за края, а после резко дёрнув, разорвал её в клочья, скидывая остатки лёгкой ткани у его ног. Рыжеволосый рефлекторно хотел прикрыться руками, но быстро остановил себя. Его выдали лишь дрогнувшие пальцы, но казалось Юнги не заметил этого, так как, тяжело дыша, жадно пожирал темнеющим взглядом юное и такое прекрасное тело своего предназначенного. Чимин молчал, когда его за талию притянули ближе и прижали к торсу. Соприкосновение голой кожи к одежде, вызвал целый табун мурашек, но не обратив на то внимание, омега тут же начал подавлять в себе желание исказиться от брезгливости при столь интимной близости с ненавистным ему альфой. Он молча повиновался, когда последовал приказ приоткрыть рот и всё же поморщился, когда язык Мина проник глубже. Приходилось отвечать и двигаться, чтобы не нарушать другие условия, поэтому, подняв руки, он обвил ими его шею, задумываясь о том, чтобы задушить ими Юнги, но вряд ли из этого выйдет что-то дельное, ведь позади были всё те же слуги, которые, закрыв рот рукой, так же стояли, боясь шуметь и что-либо сказать.       Хотелось. Омеге безумно хотелось… откусить этот чёртов язык, который так нагло хозяйничал в его рту и заставлял Чимина сдерживаться от рвотных порывов. Казалось, что Юнги получал от происходящего неподдельное наслаждение, унижая при этом омегу и заставляя идти его против собственной воли. Нравилось ломать и принуждать, нравилось владеть чужим телом, но для Чимина это было лишь мгновение, благодаря которому он понял, что только на минуту он отвергнет себя, а Мин получит это желаемое на ту же самую минуту. Только сейчас и только здесь Юнги узнает каково это полноправно владеть своим предназначенным, но большее Пак просто не позволит. Прошла уже половина времени, а Юнги всё больше и больше разгорячался, зарываясь одной рукой в рыжие волосы и притягивая ближе. Он как можно сильнее прижимал к себе несопротивляющееся, но такое желанное тело и с большой жадностью сжимал и тянул за кораллового цвета соски, желая услышать стон или писк. Чимин непроизвольно сморщился, подавляя в себе желание замычать в поцелуй и продолжая уже своими руками в ответ сильно сжимать его плечи. Если бы не слой одежды, то Пак бы непременно поцарапал его кожу ногтями, но даже это было бы недостаточным, чтобы утолить жажду Чимина навредить альфе. Эта минута тянулась слишком медленно и за столь короткий промежуток времени, альфа успел покусать пухлые губы, облапать его тело и на последние десять секунд он опустил руку к упругим ягодицам, поочередно сжимая каждую. Юнги ни на секунду не отрывался от мягких губ и нещадно терзал их, пользуясь моментом. На удивление это было необычайно приятно, а запах мелиссы заставлял альфу едва ли не таять от возбуждения. Влияние омежьей метки на правой руке раздражало, но при этом его сильно накрывало от одного лишь запаха, не говоря уж о теле Чимина. Предложив эту небольшую игру, он хотел понять, что почувствует и как проявит себя метка омеги. Результаты превзошли все его ожидания, поэтому уже через минуту, буквально вжимая в себя Пака, Мин чувствовал разрастающейся по всему телу желание. Теперь брошенные невзначай слова о том, что ему не так важен секс с ним, ударили с новой силой. Но помня условия их игры, Юнги аккуратно провёл рукой между двумя половинками упругих, покрытых засосами и синяками от шлепков, ягодиц и, сильнее надавив указательным и средним пальцем на его анус, засунул их внутрь, проталкивая фаланги рук без смазки как можно глубже. Для большего эффекта приставил и третий, но не успел толкнуть его, как Чимин, сильно зажмурившись, встал на носочки, стараясь самостоятельно ссадиться с пальцев, а после не выдержав, отстранился, разрывая поцелуй. Омега приглушённо взвизгнул, опуская свою руку вниз к ягодицам и хватая Мина за запястье. Громко зашипев, он оттянул его руку и, понимая, что проиграл и вряд ли получит обещанное, со злости занёс правую ладонь и, размахнувшись ею, дал Юнги сильную пощёчину, отчего слуги бешено завизжали, бросаясь к Чимину. Его быстро оттянули назад, начиная осматривать лицо императора, но тот, оттолкнув одного в сторону, никого больше близко не подпускал к себе, продолжая смотреть на высоко поднявшего голову Пака, удерживаемого двумя бетами. Омега тяжело дышал и смотрел на него с презрением, ни капли не жалея о содеянном. Чимин понимал, что ему не хило перепадёт, но это того стоило. На лице императора красовался ярко-красный след от его ладони, так контрастно выделяющийся на фоне бледной кожи.       Юнги немного прищурился, но не прикоснулся к своему лицу, продолжая пожирать омегу одним лишь взглядом. Между ними было всего лишь три шага. Чимина так же держали, чтобы он больше ничего не натворил, хотя он и так больше не предпринимал попыток навредить альфе. Сердце стало биться чаще, а задница ныла, подсказывая, что что-то неладно… хотя ещё несколько секунд назад её едва ли не порвали, поэтому, откинув этот факт в сторону, омега продолжал держать зрительный контакт с Юнги и послушно стоять на месте. Он не боялся ни наказания, ни последствий, разве только что это как-то может повлиять на Тэхёна, а так он был полностью готов отвечать за свой поступок. Мин молчал, продолжая стоять на месте и никак не реагировать на копошение слуг. Чимин так же смотрел и не отводил взгляда. Оба словно ждали момента, когда кто-то из них дёрнется, забирая с собой права жертвы, но ни тот и ни другой не делали первого шага, не смея разрывать наложившийся зрительный контакт. Оба друг друга стоили. Напряжение росло и когда достигло пика, то бета, удерживающий Чимина, совсем испугавшись гнева императора, резко дёрнул омегу на себя. Пак, не ожидавший такой подставы, повернул голову, смотря на покрасневшего в миг бету, а после вновь на Юнги. Мин торжествующе поднял голову, усмехнулся, будто выиграл нечто ценное, а после, опустив взгляд на впалый живот омеги, тяжело вздохнул. Руки чесались сомкнуться на этой тонкой и изящной шее, но здравое сознание останавливало его от этого опрометчивого поступка. Поэтому, напоследок бросив на Чимина презренный взгляд, Мин, развернувшись к нему спиной, покинул покои. Омега несколько секунд смотрел на закрывшуюся дверь, а после, приподняв правую руку, брезгливо вытер ещё влажные от его слюны пухлые губы. Во рту остался едва уловимый мятный привкус, а на полу валялась разорванная одежда. Чимину была противна лишь одна мысль о совершённом. В глубине души он понимал, что Юнги попытается вывернуться и всё сделает по-своему, но ослеплённый желанием прижать к себе утерянных близких людей, Пак сглупил, соглашаясь на всё это. Вновь он пропах этим мятным запахом, а задница неприятно ныла. За своими раздумываниями он позабыл, что находится в покоях не один и что он полностью обнажённый... хотя кого это волнует?