***
Сероволосый пытал Тэхёна больше получаса, чтобы тот нормально поел и, когда Пак уже не мог засунуть в рот ни кусочка, то отступился от него, унося поднос и возвращаясь к нему обратно. Красноволосый продолжал лежать на постели, завернувшись в одеяло чуть ли не с головой, и так же рассматривал, оставленное Чимином, кольцо. СеНун настаивал на том, чтобы спрятать его подальше от глаз советника, ведь тот мог передать всё самому императору, но Тэхён не желал выпускать драгоценность из своих рук, поэтому сильно сжимал его в кулаке. Бета не мог ничего поделать, а после не успел, ведь неожиданно вернулся советник и попросил СеНуна уйти. Сероволосый послушался, хотя очень сильно не хотел оставлять Тэхёна одного с альфой. Пак, лежа на боку и завернувшись в одеяло, никак не отреагировал на приход истинного и лишь незаметно завёл руку под подушку, оставляя кольцо там. Когда Чонгук остался наедине с Паком, то подошёл ближе, садясь на краешек постели и начиная наблюдать за мирно спящим и лежащим к нему спиной омегой. Он дышал спокойно и размеренно, полностью расслабившись и погрузившись в свои сладкие сновидения. Брюнет не знал, что ему делать, ведь пришёл он сюда спросить о возможности спать как раньше рядом на краю, а Тэхён как оказалось уже видел седьмой сон. Альфа, понадеявшись, что омега не разозлится, когда увидит его завтра с утра рядом, разделся, оставаясь в штанах и лёгкой рубахе. Он забрался под одеяло к своей вишне, оставаясь на неизменном расстоянии вытянутой руки и располагаясь на боку, чтобы можно было видеть красноволосую голову и спину своего предназначенного. Тэхён старательно спокойно дышал, прикрыв глаза и сделав вид, что он спит. Только так можно было избежать разговора, который никак не хотел начинать омега. Он понимал, что Чон может поднять тему связанную с течкой, поэтому сейчас притворялся спящим. Альфа не потушил свеч, из-за чего мог спокойно рассматривать Тэхёна, а красноволосый, в свою очередь, чувствовал сверлящий в голове дырку чужой взгляд. Потребовалось время, чтобы привыкнуть к этому неприятному чувству, поэтому спустя пять минут Пак уже начал потихоньку засыпать, пока не услышал шорох позади себя. Он чувствовал, как дёрнулось и немного приподнялось одеяло и едва ли не пискнул, когда на его талию легла чонгукова рука и прижала к напряжённому торсу позади. Тэхён прикусил язык, чтобы не возразить брюнету и не раскрыть своего притворства. Он продолжал молчать даже тогда, когда почувствовал рядом жаркое дыхание. Чонгук обнюхивал его шею, при этом старался делать всё очень аккуратно и нежно, чтобы не разбудить «спящего омегу». Тэхён лишь молча терпел столь близкое присутствие и молился, чтобы Чон не выкинул ещё что похлеще. К его счастью, брюнет ограничился лишь объятиями и обнюхиванием шеи, не позволяя себе большего. От тепла согревающего сзади, омега немного успокоился, к тому же рука на талии не двигалась и не щупала его тело, что не могло не радовать. Чонгук довольно уткнулся носом в затылок своего истинного, быстро засыпая от наличия сильного запаха, а Тэхён уснул следом за ним, предварительно накрыв его руку на своём теле собственной ладонью.***
На новом месте Чимин долго не проспал, ведь из-за привычки вставать рано, спать совсем не хотелось. Лежать на постели просто так тоже не было большого желания, поэтому, откинув одеяло и не заправив постели, Чимин сам начал натягивать на себя уже привычные, но нелюбимые юбки. Сначала он переоделся в широкие белые штаны и рубаху, а уже затем начал слой за слоем натягивать традиционную одежду, прикрывая всё расшитой накидкой. Припасённую слугами пудру в шкатулочке и кисти он разыскал в одном из сундуков, поэтому сразу перепрятал её, чтобы никто не нашёл эту ненужную гадость и не попытался заставить его вновь накраситься. Разобравшись с одеждой, Чимин уже хотел рассмотреть оставленные ему книги, но вдруг двери тихо приоткрылись, а внутрь зашёл БэйЧан явно ожидая, что омега уже не спит. Он улыбнулся, кланяясь Чимину, и не спеша приблизился. — Ваш лекарь успел нас предупредить о Вашем режиме ещё вчера, потому пользуясь моментом, хочу предложить небольшую прогулку по месту, которое Вы называете своей тюрьмой. Как раз в это время здесь тихо и спокойно, думаю, нам вряд ли помешают, поэтому, предлагаю нагулять аппетит перед завтраком, возможно мы найдём и ваше хорошее настроение, чтобы познакомить Вас с остальными людьми. Как Вам моё предложение? — Довольно заманчиво, к тому же я готов, поэтому не вижу смысла отказываться, — улыбнулся рыжеволосый, описывая рукой свою одежду. Альфа усмехнулся, кивая на дверь, а после всю дорогу по коридорам он заманивал своими сладкими речами, рассказывая о правлении династии и прибывании в этом месте многий значимых в истории людей. К тому же, из слов БэйЧана, омега вынес для себя, что именно здесь значительную часть детства провёл нынешний император. Альфа кружил его в лабиринтах коридоров из-за чего Чимин потерял ориентир и уже шёл за русоволосым, боясь потеряться. Бэй успел показать ему большой зал, в котором нередко проводились праздники и в котором собиралось много людей, отбирая важных персон. Альфа не упустил возможности поведать и о том, что раньше этот дворец был частым местом для отдыха у предыдущих императоров, вот только Юнги старательно избегал присутствия в этих стенах. Чимин даже не думал спрашивать о причине, поэтому просто продолжал следовать за своим проводником. Сан расписывал прекрасные сады, цветы которых завораживали своей красотой и часто упоминал, что летом оттуда невозможно уйти, не налюбовавшись этим чудом света вдоволь. Пак уже вовсю улыбался, когда Бэй, погрузившись в свои рассказы, активно жестикулировал руками. На предложение увидеть историю людей этого дворца, Пак согласился. Сан привёл его в не менее просторный зал, стены которого были увешаны портретами. Чимин с большим интересом начал рассматривать полотна, на которых были изображены неизвестные ему люди, и шаг за шагом всё больше погружаясь в неизведанные ему границы истории, ибо омеге не составило труда понять, что здесь были изображены предыдущие правители Китая, вся линия династии Мин, супруги правителей, семьи и прочие сторонники этих людей. Рыжеволосый долго разглядывал каждый портрет и когда добрался до изображения предыдущего правителя, то стиснул зубы, подавляя в себе желание разнести это проклятое полотно вместе с рамкой в пух и прах. У отца Юнги были подобные белые волосы, хотя, судя по всему, такой особенностью обладал не только сам Мин и его родитель, но значительная часть его династии. Вот только кроме волос больше внешних схожестей не было, они были разными, совершенно. Чимин тяжёло вздохнул, продолжая рассматривать полотна и догадываясь, что скоро отыщет и самого Мина, вот только отойдя на шаг налево замер на месте, не смея даже шевельнуться, шумно выдохнуть или что-то сказать БэйЧану. Омега, дрожащей от волнения рукой, коснулся позолоченной рамки и, качая головой, приложил ладонь ко рту. Альфа, заметив, что Чимин изменился в лице, поспешил выяснить причину. — Ваше Величество? С вами всё хорошо? — Кто… кто он? — Пак неотрывно смотрел на красиво изображённого на полотне омегу, не смея оторвать глаз от своего ангела. Чимин не мог ошибиться — это был его сон, то существо, не имеющих подобных себе на яву, сейчас восседало прямо перед ним и, с улыбкой на своем прекрасном лице, смотрело сквозь Чимина, куда-то вдаль, своими чёрными, как омут, глазами, вот только от этого взгляда не веяло холодом, лишь добром. Стоя напротив своего светлого видения, омега чувствовал тепло исходящее от этого полотна. Хотелось смотреть на это лицо всю оставшуюся вечность, вот только БэйЧан быстро вывел омегу из мыслей. — Это супруг прошлого императора и по совместительству погибший родитель нынешнего правителя Мин Юнги. Его имя Бао. БаоСу. Вам понравился этот портрет? — Ничего и никого прекраснее в своей жизни я даже не видел, — не скрывая, ответил Чимин, продолжая изучать каждую чёрточку прекрасного лика. — Разве подобные существа могут быть здесь? В этом падшем грехами мире? — рыжеволосый замолчал, задумываясь над своими же словами. Чимин знал, что Юнги появился на свет, забирая жизнь своего родителя, но до последнего не мог смириться с тем, что именно этот ангел мог породить такое чудовище. — Супруг императора погиб при родах своего первенца. На этом портрете он уже носил наследника под своим сердцем. Беременность была тяжёлой и последние месяцы для Бао были невыносимы. Он практически не вставал с постели, мучаясь от сильных мигреней, слабости и одолевающих его организм болезней. Император не отходил от супруга переживая за него, вот только чем больше был срок и меньше дней до родов, тем хуже становилось БаоСу. — Роды были преждевременными? — тихо спросил Чимин, сглатывая горький ком, подступивший к горлу. — Да. Во время рождения дитя у него открылось кровотечение, которое не смогли остановить. Он погиб сразу же, как только на свет появился Юнги, — Чимин кивнул, быстро стирая ладонью выступившую влагу на глазах и поворачиваясь к альфе. — Лишь своим появлением он убил одного родного человека, а целым существованием испортил жизни других, ни в чём неповинных людей, — БейЧан удивлённо открыл глаза, наблюдая за изменившимся лицом омеги, искажённым от полной брезгливости к своему мужу. — Однажды я уже слышал эти слова, — к удивлению Чимина, произнёс альфа. — Что? — переспросил рыжеволосый, не понимая БэйЧана. — Я слышал точно такую же фразу, только из уст отца вашего супруга. Он так же, как и вы относился к Юнги: презирая его и не упуская возможности повторять это изо дня в день. Именно это отношение послужило тому, каким вырос Юнги. — Но это не меняет того, что он ужасен! — Пак вновь рефлекторно прижал к своему животу руку. — А так ли это? — Довольно! Я не потерплю, чтобы его начали оправдывать в моих глазах. Он не тот человек, которого нужно жалеть из-за того, что его когда-то обделили отцовской любовью! — Чимин яростно повернулся обратно к портрету и вновь уяснил для себя то, что династия Мин, а вернее представители этой «сильной» сущности — ужасные и жестокие люди.***
Чонгук, не найдя правителя в положенном ему месте, направился в прошлые покои Пака, сразу смекая, что кто-то явно много лжёт особенно в последнее время. Как и предполагал брюнет, Мин остался в покоях своего супруга, причём заночевал в его же постели, неловко завернувшись в одеяло и подмяв под себя все подушки, которые хранили ещё сладостно терпкий запах любимой мелиссы его нелюбимого мужа. Чон, поджав губы, старался сдержать улыбку, но лишь обречённо засмеялся, когда Юнги, морщась от головной боли, зарылся в глубь одеяла, скрываясь от брюнета с головой. — Это было ожидаемо, совсем ожидаемо, что я мог не заходить к тебе в те покои, а сразу направляться сюда, — Чонгук скрестил руки на груди, наблюдая за приподнимающимся, от движений альфы, одеялом. — Это лишь результат ночных дел, но никак не добровольное желание, — заворчал Мин, продолжая скрываться от друга под тканью. — А если я приду завтра прямиком сюда, то какова будет вероятность того, что я не застану тебя спящим в чужой постели? — Завтра я проснусь только в своей кровати, — раздался хриплый ото сна голос Юнги. — Понятно, но неправда. Я же понимаю, что этого не случится и ты всё равно, несмотря на непринятие Пака, будешь здесь, а знаешь почему? — Мин успешно проигнорировал слова Чонгука. — Потому что не хочешь признать, что имеешь слабость к своему собственному мужу, не так ли? А Чимин, по всей видимости тогда тебе это и сказал, в том зале, а ты как всегда возымел смелость проявить свою гордость и отказаться от него во вред себе же. Глупо и всё равно придётся его вернуть, долго ты не протянешь… — Заткнись. Я знаю свой предел и знаю, что выдержу, поэтому хватит мне навязывать желание своего Тэхёна, чтобы его брата вернули. Я не сделаю это даже под страхом смерти, потому прекрати затрагивать эту тему. — Я о тебе забочусь, Шуга. — продолжая смотреть на одеяло, покачал головой Чонгук: — Сколько можно себя истязать? Что раньше — что сейчас, всё никак покоя не найдёшь. Разве сложно пойти на уступки и перестать задирать перед ним голову? Так тяжело принять, что Чимин не такой, как все и попытаться принять его таким, какой он есть, а не пытаться переделать? Постоянно ругаетесь, ссоритесь стоит лишь вам встретиться или оказаться в одном помещении. Пойми, что его не переделать, попытаешься нагнуть, то он просто сломается, но добровольно точно не подчинится. Не думал, что ты так глуп, чтобы не понять этого раньше. Всё за прошлое держишься? Не повезло без памяти влюбиться в одного омегу, который тебя прикончить хотел, так теперь мысли о любви с другими даже близко к себе не подпускаешь? — Я уже говорил, чтобы ты его больше никогда не вспоминал, — откинул одеяло Юн, приподнимаясь на постели и садясь в центре вороха подушек, — и тем более не заикался об… — О твоём Фао? — Он никогда не был моим. — Но когда-то ты думал иначе. — То время прошло, он показал свою настоящую сущность… — Думаешь, раз с ним не повезло, то и с другими не получится? Хотя бы Чимин… — Тебе напомнить, что он поднял против меня восстание и при первой же встрече хотел вонзить в сердце клинок? Что на казни плененных тоже пытался прикончить, но у него ничего не получилось? Чем он отличается от ФаоХёна? Тем, что даже не пытался втереться, как тот, в моё доверие? — По крайней мере твой истинный не лицемерит, как Фао, не пытается влюбить в себя, чтобы позже избавиться от тебя же. И в своих словах Пак искренен. — Искренен в том, что хотел бы меня прикончить? — устало потерев покрасневшие от ночных посиделок глаза, Мин вновь взглянул на брюнета, который выглядел бодрым и отдохнувшим. — Относительно его это правда. — И к чему всё это? — Перестань держаться за прошлое. Пойми и прими это сейчас, пока твоё желание уничтожить всё, что посягнет на твои чувства не погубило тебя самого. Это затягивает и сейчас ты ходишь по грани, не думал сделать шаг навстречу своему, возможно, счастливому будущему? — Я его уже сделал два с половиной месяца назад. — Ребёнка заделал своему предназначенному? Течку вызвал, оплодотворил, пользуясь его состоянием, и заставил человека, который когда-то хотел стереть тебя с лица земли, вынашивать своего наследника? Знаешь, даже в самых смелых фантазиях такого не придумаешь. Омега хотел целую вековую династию уничтожить, а тут ты и теперь он сам является продолжателем твоего рода. Хм… довольно забавная выходит ситуация. — А я его ещё на той казни мог убить, — Мин отвёл взгляд куда-то в сторону, вспоминая, как тот старик успел оттолкнуть омегу и сам за него лишился жизни. — Как он вообще в таком состоянии ринулся на тебя? — Бешеный и дикий омега, каким он, впрочем, и остался. Ни одеяния, ни навязанные манеры, не смогли изменить в нём его буйного нрава. — За свою жизнь ты многих покладистых повидал, почему бы и с таким как он дел не поиметь? К тому же признай, что он на плаву дольше всех предыдущих омег, которые с тобой когда-то имели дело, и он единственный, кто прогнал тебя в вашу же брачную ночь. В чём, в чём, а в ублажении тебе до него ещё никто не отказывал, — засмеялся Чонгук, ловя руками откинутую Мином подушку. — Прежде, чем мне говорить про отсутствие половой жизни, вспомни своего Тэхёна, который согласился с тобой переспать только из-за течки. — Это другое. — Разве? — Да. По крайней мере сейчас, я изо всех сил пытаюсь исправить ошибку, которую смел допустить по отношению к нему в прошлом. Я понимаю, что Тэхён может не простить меня, но попыток я не оставлю и буду продолжать добиваться его расположения. Хотя бы теперь он не боится меня настолько сильно, как раньше. Возможно, он сможет привыкнуть ко мне, по крайней мере буду на это надеяться. А что касается Чимина, то может хотя бы попытаешься? Как никак он твой истинный. — Даже не подумаю. Мне от него только ребёнок нужен и только поэтому он до сих пор жив, а с остальным можешь даже не приходить ко мне. Больше я не допущу, чтобы мною воспользовались. — Всё никак разбитое сердце не склеишь? — брюнет откинул подушку обратно в руки белобрысого. — Будь бы оно целым, то кому оно нужно было бы? — улыбнулся своим же словам Юнги. Урок, не доверять свои чувства омегам, был успешно усвоен, хотя за это пришлось заплатить немалую цену. Будь бы он не таким глупым, будучи совсем молодым юношей, то, возможно, сейчас было бы всё иначе, но, увы, судьба решила распорядиться им немного по-другому.***
Вдохновляющее настроение увидеть весь дворец быстро отпало, поэтому уже через пятнадцать минут в сопровождении БэйЧана, Чимин вернулся обратно в свои покои, где их давно ждал МинГи. Омега вновь очаровал Пака своей улыбкой и как ни странно смог заговорить и успокоить, предлагая ему ознакомиться со своим новым окружением. Рыжеволосый даже не обратил внимания на то, что МинГи старательно пытался увести его внимание от своих слуг и завлекал его своими речами, всё больше и больше привязываясь и втираясь в доверие. Новый омега всячески занижал бывшую свиту Чимина, показывая себя во всех красках, отчего, беременный лишь млел, поддаваясь чарам своего слуги. МинГи, к удивлению многих, старался быть всегда и везде подле Пака, прикладывая все свои силы на появление у своего господина к нему привязанности и чувства незаменимости, чтобы таким образом иметь на рыжеволосого особое влияние. За пару дней светловолосый стал значимой частью в решении каких-то проблем и вопросов, поэтому МинГи не составило особого труда уговорить Чимина усилено заниматься не только письмом, но и немного по-другому взглянуть на струнные инструменты. Он всегда был рядом: когда Пак бодрствовал и когда укладывал его в постель, вновь заговаривая своими льстивыми словами. За этим вниманием Чимин не заметил прошедшей недели, хотя в душу закрадывались сомнения, ведь Пак был уверен, что Юнги и двух дней не выдержит, а на самом деле прошло гораздо больше времени, к тому же вестей из дворца центрального города не было. Больше сердце ныло за брата, о котором Пак успел поведать МинГи на следующий же день своего пребывания в этом месте. Светловолосый после этих рассказов постоянно пытался отвести Чимина от Тэхёна и вновь направить его внимание на себя, но это получалось не всегда, как впрочем и с ЛиБином. Лекарь ежедневно наблюдал за состоянием беременного омеги, продолжал делать отвар из корня имбиря от приступов тошноты и рвоты, что сильно облегчало Паку жизнь. Как бы МинГи не старался, но пожилого бету ему было не превзойти, ибо Чимин доверял ему как самому преданному и верному другу, из-за чего светловолосому пришлось принять и подружиться с ЛиБином, хотя порой это сильно отягощало его планы.***
Каждый день Пака начинался и заканчивался ожиданием. Ожиданием, что за ним вот-вот вышлют гонца с императорским указом о возвращении обратно, но его не было и казалось, что о существовании Чимина здесь совершенно забыли. Тревога за Тэхёна неумолимо росла, рыжеволосый даже пытался уговорить БэйЧана помочь отправить хоть какую-то весточку — небольшое письмо брату, но ему неумолимо давали отказ. И даже МинГи не мог затмить эти переживания, лишь продолжая скрашивать скучные, тянущиеся как зимние ночи, дни. ЛиБин, за переходом омеги на третий месяц беременности, стал реже отпаивать Чимина всякими отварами, потому что рвота отступала и оставалась лишь лёгкая утренняя тошнота. Медленно, день за днём, омега стал ощущать физическое облегчение и улучшение в своём состоянии. Если раньше он часто срывался на слуг из-за перепадов настроения, то сейчас относился ко всему терпимее, к тому же маленький животик стал плотнее и больше, но всё равно, с трехмесячной беременностью, сохранялись аккуратные и стройные черты его прекрасной фигуры. И если омеге стало намного лучше от того, что еда не вызывала былого отвращения, то хуже было от тлевшей на костре души, так верно тянувшейся к своей родной половинке.***
Щёки покалывало от стойкого сильного холода, а перед глазами маячили падающие снежинки, когда заботливо закутанный в несколько одежд красноволосый омега радостно озирался по сторонам, прогуливаясь с советником в зимнем саду. Чонгук не забывал о просьбе Чимина, поэтому часто, особенно в последнее время, водил Тэхёна на такие недолгие прогулки. Первое время омега сильно стеснялся следовать за ним или просто находится рядом, отдаваясь предпочтению безвылазно сидеть в своих покоях в компании сероволосого слуги, но после длительных уговоров со стороны альфы Пак согласился на совместное времяпровождение. Без Чимина у Чона появлялось гораздо больше возможностей быть рядом со своим истинным, что не могло не радовать, потому что раньше Тэхён всегда был подле брата и в его комнате, а сейчас он находился в полном распоряжении альфы, что позволяло быть вместе с ним когда захочется. Пользуясь приятной возможностью и свободным временем, Чонгук вновь отвёл Пака в заснеженный сад, где омега, совсем как маленькое дитя, радовался свежевыпавшему снегу. Было приятно наблюдать со стороны, как Тэхён, за такое долгое время, наконец-то начал смеяться, ловя голыми ладонями снежинки и наблюдая, как за пару секунд красивые маленькие льдинки превращаются в капельки воды. Брюнет предпочитал держаться на расстоянии от омеги, находясь немного поодаль, чтобы не мешать ему и лишний раз не стеснять своим присутствием. Он улыбался, когда его предназначенный подставлял лицо к небу и, прикрывая от удовольствия глаза, продолжал стоять, довольствуясь тем, что снежинки медленно таяли на его замерзших щеках. Так проходили практически все их прогулки: без лишних разговоров и каких-то взаимодействий. Чонгук всегда находился в стороне, а красноволосый сам по себе, делал то, что только взбредёт в его ещё юную голову. На этот раз всё повторялось: Тэхён, увлечённый редкими вылазками из дворца, петлял между занесёнными снегом голыми кустами роз, а Чон молчаливо наблюдал за тем, как омега веселился один. Они вновь находились в самом центре зимнего сада и гуляли по расчищенным от большого снега дорожкам вдоль занесённых кустов и голых деревьев. Пока Тэхён бегал впереди, то брюнет шёл следом за ним на расстоянии пяти-семи шагов, ещё дальше от них были слуги, которые послушно держались в стороне, ожидая конца их прогулки. Когда альфа в очередной раз задумался над ненавязчивой, но волнующей его мысли первой встречей с этим белым пёрышком, как вдруг почувствовал лёгкий толчок в правое плечо. Наклонив голову, альфа заметил остатки снега на своей одежде и, с лёгкой усмешкой на губах, взглянул на виновника произошедшего. — Упражняешься в меткости на мне? — А я ничего и не делал, — прикусив губу, ответил Тэхён, старательно сдерживая свой смех и скрывая замёрзшие от лепки снежка ладони за своей спиной. — Тогда это сделал кто-то другой? — Чонгук начал неспешно приближаться к омеге, а Пак, разыгрываясь всё больше и больше, попятился назад. — Может те слуги, которые находятся слишком далеко, чтобы докинуть снежок до сюда? — Нет, они не виноваты, — покачал головой красноволосый, таинственно улыбаясь. Сегодня впервые за две недели было хорошее настроение, а прогулка на свежем воздухе, только сильнее разыгрывала Тэхёна. Когда они гуляли, брюнет слишком сильно погрузился в свои мысли, что даже не расслышал Пака, когда он довольно сильно подзамерз и хотел вернуться обратно. Красноволосый долго не думал и, тут же взяв снега, кинул в альфу, наблюдая за его реакцией. — А кто же в таком случае? — Ладно… Я просто сказал тебе, что замерз, а ты не услышал, — развел заледенелыми руками Пак. — Значит, всё же ты… — Да, — только Тэхён перестал отходить от альфы, как брюнет усмехнулся, приподнимая руку и на ходу сбивая снег с голой ветки куста, чтобы слепить в ладонях подобие небольшого комочка. Омега насторожился, выкидывая ладони вперёд и прикрываясь от возможного броска. — Теперь ты хочешь испробовать на мне свою меткость? — прищурился Тэхён, продолжая защищаться руками. — Это приглашение обратно во дворец, — коротко пояснил советник, прежде чем кинуть невесомый и маленький комочек снега, который с лёгкостью успел перехватить Пак. — Тогда я его принимаю, — красноволосый тут же замахнулся, отправляя влажный ком обратно в брюнета и пускаясь в спасительное бегство прямо во дворец, неуклюже минуя покрытые снегом кусты. Увернувшись, Чонгук последовал за предназначенным и невольно улыбнулся, когда омега, не пробежав и пяти метров улетел в сугроб прямо под деревом, запутавшись в собственных ногах. — Выход в другой стороне, — альфа, нагнав сбежавшего, тут же потянул к нему руки, чтобы помочь подняться, как Тэхён, так же звонко смеясь, внезапно потянул брюнета на себя, чтобы окунуть его лицом в ворох снежных хлопьев, которые неприятно кололись холодом. Сам Пак был полностью облеплен снегом и уже спешно пытался оправиться, чтобы оставить Чона одного и убежать в нужном направлении. Вот только предпринять омега ничего не успел, так как ему даже не дали возможности встать на ноги, вынуждая остаться в том же сугробе. — Похоже кто-то разыгрался, — быстро смахнув с лица прилипший снег, заговорил Чонгук, плотно прижимая к своей груди красноволосого, который тщетно пытался вырваться из кольца сильных рук. Не покрытые ничем чёрные волосы взмокли и беспорядочно легли на лбу, а затылок соприкасался со снегом, доставляя жуткий и холодный дискомфорт, но Тэхён виляющийся и прижимающийся совсем близко волновал намного больше, чем всё остальное. Слуги, стоящие недалёко от них, переглянулись, не решаясь подойти ближе и потревожить этих двоих, валяющихся рядом с кустом в сугробе. — Я случайно уронил тебя, — начал оправдываться омега, тяжёло дыша и неуклюже переминаясь на брюнете в попытке выбраться. — А я так же случайно держу тебя сейчас, — непривычно для молочной кожи Чонгука раскраснелись его щёки, а на лице играла радостная улыбка, придавая ему какой-то приближенный к совсем юношескому возрасту вид. — Чонгук, отпусти, ну я правда больше не буду, — продолжал ныть омега, но чужие руки за его спиной только сильнее прижимали к тёплой груди брюнета, прекрасно давая понять, что просто так его не отпустят. — Да? А как докажешь? — альфа слегка приподнял голову, едва не касаясь своим носом тэхёного. Красноволосый тут же поджал губы, переставая сопротивляться. — Я даю слово, что больше не буду, — сконфуженно произнёс Тэхён, чувствуя на лице обжигающее, по сравнению окружающим холодом, жаркое дыхание. Казалось Чонгук не слышал его, продолжая смотреть в карие глаза напротив. — Можно? Лишь один… — Пак нервно сглотнул, опуская взгляд на губы брюнета и понимая, что именно от него хотят. Он сразу же растерялся, ведь его не заставляли и не принуждали, даже не ставили перед выбором, а просто спрашивали разрешение поцеловать. Чон ждал ответа, продолжая лежать на спине на снегу и чувствовать, как медленно тает снег, оставшийся у него на волосах на затылке и за краем одежды, но Тэхён замер, долго изучая губы своего истинного. Казалась прошедшая минута длилась длиною в одну вечность, а омега не мог решиться что-то сказать. Чонгук, движимый порывом не застудить ни Тэхёна, ни себя на таком морозе, решил ускорить терзания предназначенного, поэтому так же не спеша коснулся своим носом омежьего и, выждав паузу в пять секунд, прижался к холодным губам Пака, скользя по ним языком. Тэхён вздрогнул, но не отстранился, хотя ему была дана возможность это сделать. Он немного приоткрыл рот, впуская брюнета внутрь и давая ему право коснуться своего нёба, изучить ровные зубы и не двигающийся, поджатый от страха, скользкий язык. Чонгук приподнял одну из продрогших рук к красноволосой голове и ближе прижал к себе, прикрывая от удовольствия глаза и смакуя приятный осевший во рту вишнёвый привкус. Тэхён долго не решался начать целовать в ответ, но приятное разливающееся тепло во всём теле помогало расслабиться, чтобы собраться силами и двинуть кончиком языка по чонгуковому. Пробирающийся холод со спины от снега мешал, поэтому альфа сильнее прильнул к телу омеги, который размяк под напором его мягких и скользких от слюны губ. Продолжался их поцелуй недолго — с ветки дерева, под которым находилась пара, упорхнула маленькая птица, из-за чего на красноволосую макушку свалились снежные комья. Тэхён сразу же оторвался от Чона, упираясь обеими покрасневшими ладонями о его грудь и вскидывая голову к потревоженной птицей ветке. — Прекрасный вид, — улыбнулся Чонгук, смотря на растерянного омегу. Пак покраснел ещё сильнее, облизывая влажные губы. Почувствовав, что руки брюнета его больше не держат, красноволосый с трудом поднялся на ноги, протягивая дрожащую от холода ладонь Чонгуку. — Могу сказать то же самое, — уголки рта дрогнули при виде такого непривычно растрёпанного предназначенного. Схватив протянутую ладошку и поднявшись, Чон начал отряхивать свои чёрные волосы и вытаскивать снег из-за шиворота, Тэхён так же скинул с себя снежные хлопья, активно растирая онемевшие ладони. — Ну что ж, — Чонгук осмотрел Пака, — возвращаемся? — И как можно скорее, — омега завыл, быстро направляясь в сторону слуг и активно махая рукой СеНуну. Брюнету же ничего не оставалось, как с лёгким разочарованием в последний раз взглянуть на ту самую злосчастную ветку и пойти по следам сбежавшего от него Тэхёна. — Замёрзли? — сероволосый сразу же взял одну дрожащую ладонь в свои руки и начал её растирать, пока совсем красный от стыда Пак, второй, быстро залез под слой одежды, нащупывая тонкую верёвочку, к которой было привязано то самое кольцо. — На месте, — улыбнулся Тэхён, спокойно выдыхая. — Я его не почувствовал и побоялся, что где-то потерял. — Вы не отпускаете кольцо далеко от себя, — тихо прошептал СеНун, быстро оглядываясь через омежье плечо и замечая, что Чонгук недалеко от них и быстро приближался, — не думаю, что Вы его потеряете. — Осторожность никогда не помешает, — так же тихо ответил омега, убирая от шеи ладонь и протягивая её к рукам слуги, который так же как и первую начал активно растирать. — Вы и господин Чон… Как вы себя чувствуете? — СеНун сразу подметил, что лицо Тэхёна горело явно не только от холода. — Даже отсюда было видно, что вы целовались. Я больше переживал, что Вас принудили… — Нет, со мной всё в порядке. Чонгук, он не заставлял меня, — шумно зашептал Пак. — Я сам от себя такого не ожидал. — Вы же не продолжаете думать, что это неправильно? Просто господин Чон ваш истинный, поэтому то, что было между вами несколько минут назад совершенно нормально для ваших взаимоотношений. — И всё же это сложно принять. — У Вас на то свои причины, но стоит отметить, что совместно проведённое время положительно сказывается на вас обоих. — СеНун за ладони притянул Пака ближе к себе, торопливо шепча ему на ухо: — Не нужно стесняться показывать перед своим альфой чувства и тем более скрывать от него своё желание. — Тэхён? — Чонгук, подходя вплотную, вновь стряхнул со своей макушки снег и протянул руку омеге, тот колебался несколько секунд, а после всё же подал уже разогретую СеНуном ладонь. — Пойдём, сегодня мы здесь дольше обычного, — Тэхён кивнул, крепче сжимая холодные пальцы Чона и следуя за ним к выходу из сада.***
Чонгук оставил предназначенного на СеНуна, а сам, сменив влажную одежду, направился в тронный зал, где уже несколько часов проходило собрание. Он точно подгадал момент завершения, чтобы выслушать императора по поводу подписания договора с другой страной о налаживании торговых путей, но как раз по пути к залу, брюнет встретился с несколькими стражниками, тащившими под руки двух чиновников. Сомнений не осталось, что они в чём-то провинились и заслужили своё наказание, но по большей части это было связано с отсутствием нормального настроения у правителя за последний промежуток времени. Полностью утратив, как оказалось незаменимую мелиссу, Юнги сначала тщетно пытался найти омегу с таким же как у его супруга запахом, но после лишь сильнее разочаровался в своём выборе. Было несколько претендентов с этой мелиссой, к тому же один из омег был бледно рыжим, вот только запахи не подходили и не радовали измученную душу императора. Все они были чем-то похожи и в тот же момент не могли сравниться с его чудесным запахом. Надежда заменить Чимина другим омегой быстро угасла, а недовольство и раздражение, из-за недостатка мелиссы, всё сильнее разрастались и страдал от этого не только Юнги, но и все его приближенные люди, включая советника. На все уговоры вернуть Пака обратно Мин давал не терпящий возражений отказ. Альфа не собирался сдаваться так рано, поэтому принял решение стойко терпеть постоянную, мучавшую его тело и разум, жажду — потребность в своём омеге и попробовать найти другие пути избавления от этого навязчивого чувства. Единственное, что могли предложить ему лекари, так это чай, листья для которого были засушены ещё летом и могли послужить для правителя хорошим успокаивающим средством. Уже после, попробовав настоявшийся отвар из листьев мелиссы, Мину стало намного легче, но это не помогало справиться с нуждой в запахе до конца. Юнги пил чай на постоянной основе и всегда на своём столе в покоях держал сушенные листочки «лимонной мяты». Срывы так же продолжались и стали частыми явлениями, но отсутствие Чимина стало более терпимым, чем неизменно гордился Мин. За полмесяца альфа привык выживать подобным образом и казалось бы он мог вернуться к прошлой жизни без упоминания рыжеволосой бестии, но в скором времени начало охватывать другое желание, уже касательно его дитя.***
Дрожащие ладони вновь находят своё место на прикрытом белой тканью небольшом животике так сильно выделяющемся к четвёртому месяцу беременности, а яблоки глаз быстро и беспорядочно метаются под закрытыми веками. По лбу стекали капельки холодного пота от очередного ночного кошмара, мучавшего омегу пятую ночь подряд. Пятую ночь он видел один и тот же сон, он внушал необъяснимый дикий страх, пробирал до костей, заставляя дрожать перед неизведанностью, и заканчивался всегда одинаково. Чимин, всё в той же белой длинной рубахе и совсем босой, блуждал по длинным, тёмным и нескончаемым коридорам дворца, в котором находился уже полтора месяца, не имея при этом возможности найти вещь, в которой так сильно нуждался. Пак никак не мог объяснить то чувство долга, возникающее каждый раз, когда он попадал в этот сон, он знал только то, что должен был найти его, забрать и присвоить себе, не отдавая никому, вот только что именно было неясно. Не найдя ту самую вещь, омега просыпался, оставаясь с чувством страха, пустоты и измотанности, как будто он и вправду бегал по этим самым коридорам. Чимин мучался от необъяснимости своего сна и жутко страдал, находясь там уже во время ночных кошмаров. Чтобы хоть как-то понять свой сон, омега пытался ходить по тем местам, где водил его сон, но ничего не помогало, всё обрывалось на двери, за которую Чимин не хотел заходить, ибо он не хотел возвращаться в тот зал, где ещё полтора месяца назад он был с БэйЧаном. Комнату прорезал истошный крик, когда по ту сторону реальности омега вновь сбился с пути, оказываясь напротив проклятой двери и в нерешительности протягивая руку, чтобы открыть её. Белая рубаха прилипла к влажной от пота спине, когда рыжеволосый сел на постели, а по волосам на затылке начали стекать холодные капельки солёной влаги, заставляя Пака покрываться мурашками. Сердце отбивало бешеный ритм, руки, как и все остальные конечности, сильно дрожали, глаза снова стояли на влажном месте от необоснованного страха, а лёгкая ноющая боль внизу живота только добавляла проблемности в положении Чимина. В покоях было темно, оставленная МинГи свеча давно прогорела и потухла, а омега пытался успокоиться от накатившей паники. Только он прикрыл ладонью рот, как двери комнаты приоткрылись и к нему заглянул его слуга с зажженной в руках свечой. — Ваше Величество? — тихо прошептал бета, приближаясь к постели и чуть выше приподнимая руку. Он освещал часть покоев и самого, испуганного ночным кошмаром, омегу. — Ко мне вновь дурной сон пришёл, — покачал взмокшей головой Чимин. — Мне остаться, чтобы Вы смогли уснуть при свете? Если всё так плохо, то может стоит пройтись, чтобы отойти от кошмара? Сейчас поздняя ночь, никого нет и нас будет не слышно, если мы прогуляемся по коридорам, я буду с вами, — черноволосый слуга, отправившийся из дворца Мин вместе с Чимином, продолжал стоять рядом с постелью, на которой сидел омега. — Я вряд ли смогу быстро уснуть, — сглотнул рыжеволосый, скидывая с себя одеяло. — Поэтому и вправду, давай вместе погуляем. — Ваше Величество, накиньте что-нибудь на плечи, Вы же только в одной рубашке и про босые ноги не забудьте, — Чимин, не долго думая, стянул за собой покрывало, потому что с ним было намного комфортнее, чем с какой-то накидкой или другой одеждой. Завернувшись в импровизированную защиту от холода, омега спокойно выдохнул и, придерживая одной рукой края плотной ткани, а второй приобнял низ живота. В последнее время там начинало тянуть и покалывать, но рыжеволосый терпел, понимая, что его организм уже приспособился к вынашиванию плода и сейчас растягивалась его кожа, принося при этом дискомфорт. ЛиБин уже давно предупредил омегу о растяжках и прочих возможных проблемах при активном росте ребёнка в утробе, но всё равно было неприятно, когда в течении всего дня низ живота болел. Слуга бережно приобнял Чимина за талию, выводя из покоев и сказываясь второму, стоящему подле дверей, бете, что они скоро вернуться, лишь прежде прогуляясь по дворцу. Чимин, побаиваясь тёмных коридоров, неуверенно шагал вперёд, но слуга, придерживая свечу, отвлекал от мутных мыслей расспросами о кошмарах, чем немало помогал справиться с нахлынувшей разрастающейся паникой. Темнота рассеивалась от света горевшего фителька в воске, а омега постепенно начал привыкать к этому самому спокойному времени суток и к компании беты, который продолжал приобнимать за талию и не спеша вести вперёд. — И всё же, Вы говорите, что блуждаете здесь, пытаясь найти какую-то вещь. У Вас есть предположения, что могло бы сойти для этого? — Нет, совершенно пустая голова, — тяжёло выдохнул омега, хмурясь и пытаясь наткнулся на какую-то здравую мысль. — Тогда стоит пройтись по тому же пути, куда Вас вёл кошмар. Возможно так мы сможем отгадать этот таинственный предмет. — Сейчас? — Да, чем быстрее Вы найдете это, тем быстрее отступят кошмары. Из-за них Вы мучаетесь и постоянно ходите сонный, невыспавшийся. Что ж, Вы покажите, где блуждали всё это время? — бета остановился на распутье. — Я знаю не только путь, но и место, вот только не могу решиться вновь зайти туда. Там портреты, память о прошлых правителях, вот только не могу находиться там, зная одну страшную и жестокую правду, — грустно улыбнулся омега. — Отправимся туда вместе. Будет неуместным продолжать мучать себя кошмарами, боясь близкой истины. Идёмте навстречу решению проблем? — Идём. У меня этого времени слишком много, особенно сейчас, когда нет возможности спокойно сомкнуть глаз без опасений на повторный провал в другой мир сновидений, — Чимин на вдохе сделал первый шаг, а после, ускоряясь от желания познать, что именно он искал в своих кошмарах, быстро очутился у нужных дверей вместе со слугой. Омега нерешительно коснулся ручки двери и всё же нашёл в себе силы открыть её и войти внутрь. Бета сразу же поспешил к стенам, вдоль которых были подсвечники, и от своей свечи, зажёг несколько остальных, чтобы света стало намного больше и Чимин без колебаний смог найти то, что ему было нужно. — Вы говорили, что искали во сне вещь и что все пути вели именно к этой двери, осмотритесь, возможно, найдёте то, что нужно. — Здесь нет ничего стоящего, ничего, что было бы мне нужно… — Пак сразу же осмотрелся по сторонам, скользнул беглым взглядом по стене и портретам, но глазам незачего было зацепиться. — Совсем ничего? — слуга также стал осматриваться, отмечая насколько здесь большой и просторный зал, одна стена которого была увешана рамками и полотнами, а все остальные были прикрыты стеллажами с книгами и другими рукописями. — Хотя постой, — сразу же остолбенел Чимин, смотря на край скудно освещённого портрета. Он медленно подошёл к изображению Бао и, нагнувшись к одному из подсвечников, приподнял горящий огонь выше. — Вот. — Что? — недоуменно переспросил бета, настигая омегу и смотря на полотно в рамке. — То, что я искал, — с самозабвенной улыбкой пояснил Чимин, передавая железяшку слуге. — Портрет? Всё это время вы искали портрет, который висит здесь уже больше четверти столетия и который старше нас обоих? — удивлённо переспросил бета. — Да, только почему-то именно сейчас я понял это, — прикрыв глаза и протянув к позолоченной рамке руку, Чимин вновь коснулся портрета погибшего родителя Мина. Тепло, такое приятное и разливающиеся по всему телу тепло, которое он чувствовал лишь во сне, до которого едва не потерял ребёнка Юнги. — Я могу его забрать отсюда? — Портрет? Думаю, БэйЧан не особо обрадуется, узнав, что мы взяли оставленное на память полотно, — сомневаясь в желании Чимина, бета продолжал завороженно смотреть на Бао. Ему самому начало казаться, что то напряжение, которое он испытывал ранее, начало понемногу рассеиваться и всё это не иначе, как портрет прекрасного омеги, изображённого на ткани. — Я лишь перенесу это на время в свои покои, я не собираюсь его портить, к тому же портрет не ускользнёт за стены дворца и останется здесь. Если я не смогу унести его сейчас к себе, то я не уйду отсюда, пока не взойдёт солнце, ибо без этого полотна я точно больше не засну, — слуга тяжёло вздохнул, понимая, что ему, как человеку, которому отдали приказ следить за Чимином, достанется гораздо больше от БэйЧана, чем самому Паку, но, входя в положение омеги, все же позволил и даже помог рыжеволосому стянуть портрет со стены. — Постойте, заберите лучше подсвечник, я сам возьму его, — бета перехватил полотно, аккуратно держа его на вытянутых руках. Портрет был довольно большой, не менее двадцати дюймов в ширину и тридцати в длину, к тому же он был довольно массивным и тяжёлым, из-за чего слуга даже не думал передавать его в руки беременного омеги. — Не забудьте задуть зажжённые свечи здесь, Ваше Величество.***
— Разве тот зал не лучшее место для хранения подобных картин? — БэйЧан с улыбкой рассматривал портрет, который был оставлен на столе Чимина, а сам омега сонно перевернулся на бок, приоткрывая покрасневшие глаза. — Я не жалею, что стащил его ночью. Больше меня не тревожили кошмары, — залепетал Пак, сонно мыча. — Значит, Его Величество, вместо того, чтобы спать в своей постели, ворует по ночам картины? — альфа продолжал с улыбкой смотреть на взъерошенного рыжеволосого омегу, который всё никак не мог скинуть с себя оковы сладостного сна. — Да, причём он ещё бессовестно бродит по коридорам, мешая своим шарканьем всем остальным спящим людям. Может накажем его за это? — Чимин приподнял брови, когда БэйЧан начал смеяться. — Нет, ну, а что? Пусть весь день из своих покоев не выходит, предположительно из постели. Будем надеяться, что он хорошенько подумает над своим плохим поведением, хотя по секрету, — Чимин прикрыл один глаз и начал говорить шёпотом, — ему даром все эти советы и наказания, всё равно будет делать по-своему. Он вредная задница, надо с этим смириться, — рыжеволосый пораженно перевернулся на спину, а после, закрыв глаза, улёгся на бок, продолжая обнимать руками свой заметный животик. Теперь спать на нём было категорически запрещено и ЛиБин уже начал приучать его ко сну на боку. Вот только было непривычно, что с ростом живота начала ныть поясница и отступила тошнота, хотя то, что его больше не воротило от еды, было большим плюсом. Этот маленький фактор позволял есть всё, что только захочется, при этом у него появился хороший аппетит и немного специфичные вкусы, которые МинГи казались странными, а ЛиБин повторял, что в его положении это совершенно нормально. — Значит, воришку нужно наказать? — мягко спросил Бэй. — Ага, пусть спит весь день, ленивец проклятый и пусть он поперхнется вкусным куриным бульоном. — Это хочет Его Величество? — Это хочет не он, хочет куриный бульон маленький выродок правителя, а я хочу спать. — Тогда мне стоит распорядиться на счёт ваших предпочтений. Может хотите что-то ещё? И прошу, не называйте своё дитя таким образом. — Это не мой ребёнок, — продолжал лежать на боку прикрытый одеялом омега. Они поддерживали со смотрителем дворца зрительный контакт и не открывались друг от друга. — Но прошу заметить, что плод находится внутри Вас. — Это выродок правителя, но никак не моё потомство, — омега продолжал упорно отказываться от ребёнка, совсем не принимая его. Он постоянно твердил, что без этого наследника могли бы убить Тэхёна и только поэтому он до сих пор носит под сердцем это маленькое чудовище Юнги. — Так сильно ненавидите своего супруга, что не принимаете своего ребенка? — Я ненавижу их обоих. — Но основания? — Причины ненавидеть Мин Юнги? Сколько сотен причин мне назвать, чтобы убедить Вас в моей ненависти к нему? — А сколько назвать мне, чтобы вы поняли, что он не настолько ужасен, каким Вы его видите? — Их не существует, причин оправдать его нет. — Их много, вот только захотите ли Вы слушать всё это? — пожал плечами БэйЧан. — Если я останусь в постели и мне принесут в скором времени куриный бульон, то я готов слушать эту бредовую чушь.***
Нанизанное на тонкую нить драгоценное кольцо долго покоилось в тёплых ладонях омеги, который не смел отпускать далеко от себя доверенное ему братом дорогое украшение. Пак с нежностью и совсем трепетом рассматривал блестящий в лучах редкого зимой солнца крупный рубин, что имел необычно насыщенный цвет, давая ассоциацию с ярко алой кровью. Тэхён мог, невзирая на течение долгого времени, смотреть как переливаются преломленные солнечные лучи, как поблескивает золотой ободок и часами разглядывать искусно выполненную маленькую вещицу. Сомнений, что это кольцо было предназначено только для Чимина, не оставалось, рубин невероятно точно подходил к его цвету волос, был столь же изыскан, как и сам омега, к тому же на внутренней стороне была выполнена гравировка его имени, что заметил Тэхён уже давно, а его брат даже не знал о её наличии. Было сложно думать о Паке, не имея возможности его увидеть, но ещё было сложнее с Чоном, который в последнее время постоянно пропадал у императора. За полтора месяца между Тэхёном и брюнетом наконец-то установилось подобие доверительных отношений и бояться его омега практически перестал, лишь продолжал стесняться делить с ним постель, всегда отворачиваясь к Чонгуку спиной. Альфа никогда не упоминал моментов связанных с течкой и даже не заводил разговоров о следующей, чему Тэхён был благодарен. СеНун постоянно твердил, что такие течные периоды будут редкими явлениями для Пака, ведь его тело только-только вступило в этап взросления и следующая течка, по мнению слуги, должна была выпасть прямо на гон Чона, о чём омега старался не думать. В голове не укладывалось, что из-за гона Чонгук мог обратиться за помощью именно к своему предназначенному, ведь других он не переносил на дух. Тэхён хотел попробовать затронуть эту тему, когда они в очередной раз гуляли в саду, но так и не решился, а потом и вовсе замял это дело, надеясь на лучшее. Последнюю неделю омега безвылазно сидел в своей комнате, принимая только учителей, которые обучали его грамоте и учили читать иероглифы. Чон же приходил под вечер, когда Тэхён уже покоился в постели, привычно повернувшись к альфе спиной. Он, на протяжении всего дня в течении недели, пребывал подле Юнги, который находился в постоянном агрессивном состоянии и всегда был всем недоволен, всё чаще и чаще прибегая к отварам мелиссы, которая не давала прежнего доселе эффекта. Он неумолимо срывался на прислуге, сам страдал от недосыпов, выглядел уставшим и поникшим с сильными утемнениями под покрасневшими глазами. Руки всегда дрожали, из-за чего он со злостью отбрасывал письменные палочки и чернила, когда иероглифы на пергаменте выходили кривыми. Только Чонгук справлялся с приступами агрессии друга, именно поэтому он не смел оставлять его один на один с другими людьми, лишая себя возможности быть рядом со своим омегой, с Тэхёном, которого брюнет видел только вечером, когда ложился спать. Юнги, будучи совсем измотанным и истощенным, продолжал отказываться от супруга, проклинал его днём, а по ночам во сне умолял вернуться, изо всех сил стискивая в руках подушку и представляя на её месте своего омегу. Мин страдал из-за переменчивости своих желаний, ему хотелось придушить ненавистного Пака, чтобы закончить всё это, хотелось зубами вгрызться в его нежную плоть, чтобы утолить свою увеличивающуюся жажду в мелиссе, хотелось сжать в объятия, едва ли не ломая рёбра, его хотелось, слишком сильно хотелось вернуть, но альфа не смел этого делать, просто не смел, продолжая изводить себя до полного безумия. Наступило очередное утро, когда советник с первыми лучами солнца входил в императорские покои. Как и все предыдущие дни бумаги, чернила и книги были сброшенны со стола, в комнате царил полный хаос, а виновник всего этого бардака бился в беспамятной горячке, теряя грань сна и реальности, где есть его омега и где его нет. Чонгук обеспокоенно приблизился к другу, не различая его быстрого ропота губ, жалобных стонов и мольб. Белобрысый качал головой, что-то бубнил себе под нос, его щёки пылали огнём, а тело горело. По исцарапанной собственными же руками шее и груди было ясно, что в бреду Юнги пытался сорвать с себя одежду, которая мешалась и была уже откинута за границу постели. Во всей этой ситуации было понятно только одно — Юнги доигрался, дошёл до черты своих возможностей и терпения. Наступила пора всё это заканчивать, тянуть дальше было уже некуда, поэтому Чонгук сам принял решение о возвращении Чимина во дворец. Видя, что происходило с Мином, брюнет не собирался больше слушать этих напыщенных речей о ненависти и, сообщив слугам о случившемся, поспешил отправить письмо с гонцом. Для Чона желание друга не видеть супруга не играло особой роли и, если даже в будущем Юнги разозлится на него за этот поступок, сейчас Чонгуку плевать на всё, он сделает так, как считает нужным. Позаботившись о том, чтобы лекари начали сбивать у правителя жар, альфа быстро начеркал на когда-то откинутом со стола пергаменте приказ и закрепил его императорской печатью. Совесть его не гложила, трезвое сознание давало понять, что Юнги намного раньше загнется, чем сам подпишет этот листок. Пока Мин был окружён людьми, которые спешно пытались ему помочь, Чон передал письмо альфе и уже через полчаса приказ отправили в сопровождении трёх гонцов, которые были обязаны на сколько только это возможно быстро передать БэйЧану приказ, написанный советником от лица императора.***
Не переодевая своей длинной ночной одежды, Чимин успел съесть куриный бульон и восседал перед альфой за столом, на котором лежали аккуратно сложенные книги и большой портрет Бао в позолоченной тяжёлой раме, завёрнутым в одеяло. Омега не шутил, говоря, что не собирался сегодня заниматься или куда-то идти и был настроен решительно отдохнуть от изматывающих его голову мыслей. БэйЧан понимал, что в его положении такие просьбы нормальны и даже предсказуемы, поэтому пошёл на уступки, ведь Чимин согласился его выслушать. — Мне больше по душе будет находиться в постели, поэтому, надеюсь, ты будешь не против, хотя, если будь бы ты против, я всё равно вернулся бы в свою кровать, — Чимин, налюбовавшись украденной ночью из зала картиной, медленно, волоча за собой по полу край одеяла, вернулся в постель, подкладывая под голову и спину подушки, чтобы находиться перед альфой в полусидячем удобном положении. Бэй терпеливо выждал момента, когда омега устроится как можно удобнее, чтобы начать. — Не стой там, подойди ближе и сядь рядом со мной, — улыбнулся Чимин, наслаждаясь редкими минутами хорошего настроения. — Я лучше постою. У нас с Вами, Ваше Величество, долгий разговор, — подарил такую же улыбку в ответ Чан.***
Тихий стук в дверь — молчание в ответ. Омега с сиреневыми волосами, держа в руках серебряный поднос, с трудом потянул за ручку двери, чтобы проскользнуть внутрь комнаты и взглянуть на изгнанного в этот дворец сына императора. Ему отдали приказ обработать раны, которых омега не увидел на молодом человеке, стоящем напротив окна, когда он вошёл внутрь. Альфа имел, подобно своему отцу, белые, как снег, волосы, отчего слуга замер на мгновение, продолжая стоять с подносом в руках. Опомнившись от увиденного, омега поспешил прикрыть за собой дверь и сложить всё на столе, но не мог оторвать глаз он белой макушки человека, так спокойно стоящего у окна. Покои, в которых находился белобрысый, были просторными, светлыми, с большой постелью и красиво обставленной мебелью, вот только казалось, что этому альфе не была важна окружающая его обстановка. Слуга оставил кувшин с водой, бинты и мази на столе, а после вновь взглянул на белобрысого. Мин молчал, игнорируя омегу и дожидаясь его ухода, но он продолжал стоять на месте и сверлить любопытным взглядом его затылок. — Мне… мне сказали помочь обработать Вам Ваши раны, — неуверенно начал омега, делая шаг вперёд. — Уходи. Я всё сделаю сам, — не разворачиваясь к слуге, безэмоционально проговорил Юнги. — У меня приказ помочь Вам, — не отступал от своего омега, делая ещё пару шагов к альфе. — Я сказал уходи! — недовольно зашипел Юнги, поворачивая назад голову. От неловкого движения он болезненно поморщился, прикладывая холодную ладонь к шее, а омега подбежал вплотную, хватаясь за его плечо. — Прекратите отталкивать, скажите, что мне делать, как Вам помочь? Ай… — вскрикнул слуга, когда его ощутимо хлопнули по руке, сбивая с чужого плеча. Альфа яростно отодвинул его в сторону, направляясь к постели и попутно развязывая свой пояс и скидывая снятые вещи на поверхность кровати. Мин, также поджимая тонкие губы от боли, стянул с себя верхнюю одежду, обнажаясь до нательной тонкой рубашки, которая уже успела пропитаться его кровью в области спины, от чего омега невольно прикрыл ладонью рот. — Я сказал уходи, — дрогнувшим голосом проговорил Мин, не решаясь расстегнуть пуговицы в присутствии постороннего слуги. — Уйду только тогда, когда Вы позволите мне помочь Вам, — проглотил вязкую слюну омега, убирая руки ото рта и заводя их за спину. Юнги лишь молча отвёл взгляд на оставленные на столе ткани и едва заметно кивнул, позволяя настырному слуге перевязать свои раны. Омега ловко расстегнул пуговицы, стесняясь смотреть прямо в лицо Мину, находясь в непосредственной близости с ним. Сам альфа глухо застонал, когда слуга неловко дёрнул за рукав, желая стянуть рубаху с его тела, но ткань на спине буквально прилипла к разможденной плетью коже. Пришлось, через боль, Мина аккуратно отрывать каждый сантиметр белой окровавленной рубахи, оголяя его спину с частично запекшейся кровью и глубокими ранами, которые начали ещё сильнее кровоточить, когда с них сорвали ткань. Юнги в холодном поту уложили животом на постель, предварительно омыв его раны. Слуга с теми же дрожащими руками старался не навредить ещё больше, но альфа постоянно шикал и жмурился, дёргаясь от каждого болезненного прикосновения. За исследованием ран, омега невольно подметил насколько у этого человека белоснежная чистая кожа, которая из-за глубоких рубцов на спине уже не станет прежней и на которой обязательно останутся шрамы. Для молодого шестнадцатилетнего альфы в его положении это было бы главным страхом, но этот не выказывал ничего кроме вредности и агрессии. — Что с Вами случилось? Почему Вас наказали таким страшным образом? — слуга начал лёгкими и аккуратными движениями наносить густым слоем мазь. — Делай то, что тебе велено, не смей открывать рта, если не просят, — недовольно шикнул белобрысый, дёргаясь от холодной липкой жижи на своей спине. — Могу я хотя бы узнать Ваше имя? — скромно поитересовался омега, скользя смоченной в мази рукой к пояснице. — Юнги. Мин Юнги, а теперь заткнись и сделай всё как можно быстрее. — ФаоХён, будем знакомы, — улыбнулся слуга, когда белобрысый недовольно дёрнулся. * Пребывая в изгнании во дворце уже больше месяца, Юнги не мог отвязаться от навязчивого Фао, которого он поначалу отталкивал от себя, но после привык и даже начал с ним общаться, так как всё его общение начиналось именно на нём и заканчивалось на смотрителе БэйЧане. Белобрысый вёл себя дерзко и вызывающе, чем вызывал у обитателей замка отвращение и нежелание находится рядом с ним, именно этого и добивался Юнги. Он не хотел видеть чужих людей, старательно избегал слуг и так же хотел отвязать от себя ФаоХёна, который постоянно лез к нему, но казалось это было на грани возможного. Ещё через месяц, после принудительного общения, альфа привык к новому человеку и даже изредка рассказывал Фао истории о своей прошлой, до изгнания отцом из дворца, жизни. Он поведал новому другу о Чоне, с которым общался на протяжении шести лет и с которым его разлучили, отправляя сюда. Также омега узнал и о ненависти императора к собственному сыну и о том, что по его приказу Мина выпороли плетью и отправили сюда, но Фао никак не мог уговорить Юнги признаться из-за чего отец так поступил с ним, ровно до одного вечера. Когда омега вновь остался в покоях Юнги, чтобы почитать подле него книгу, которая ему приглянулась и которую ему дал сам Мин, альфа неожиданно начал разговор первым. — Раньше ты постоянно спрашивал о причине, по которой я нахожусь здесь… — неуверенно заговорил белобрысый, смотря на огонь свечей, находящихся в подсвечнике на столе, за которым сидел и писал чернилами по пергаменту. — И ты постоянно отказывал мне, называя навязчивым, — улыбнулся ФаоХён, закрывая книгу и удобнее располагаясь на стуле, прямо напротив Юнги. — Неужели я дожил до того момента, когда ты мне откроешься? — Не навязывайся, — поморщился Мин, откладывая палочку, — и помолчи. — Молчу, — игриво и с улыбкой, омега прикрыл свой рот обеими ладонями. — Опять дурачишься, — покачал головой альфа. — Ладно, только чтобы это только между нами, тебе ясно? — Фао кивнул. Юнги набрал в грудь больше воздуха и тяжело выдохнул, беспомощно бегая глазами по своему столу, на котором был привычный порядок. — Думаю, стоит начать с одного, когда-то очень близкого мне человека… — Я знаю про твоего папу, поэтому не стоит… — Я о другом человеке, — ниже опустив голову и поджав пальцы, проговорил Мин, теряясь от волнения. — Я о том, кто погиб… кого я вновь лишил своим существованием жизни. — Юн, не говори так, — Фао хотел протянуть руку, чтобы положить её на ладони альфы, но тот отодвинулся, поднимаясь из-за стола. Нервно пройдясь до постели, Мин сел на край, продолжая вспоминать своё детство. Омега, также поднявшись с места, сел рядом с Юнги и, выждав минуту, вновь начал слушать приглушённый и дрожащий голос белобрысого. — Мой отец часто повторял, что я не достоин жизни, что я своим рождением отобрал у него его любимого и что лучше тогда погиб бы я, а не папа. Мне было шесть, я не мог ничего ответить, но однажды, когда отец, вновь, сорвавшись на мне, накричал, то за меня вступился ХоСун… — Кем он тебе приходился? — тихо прошептал Фао. — Он заботился обо мне, присматривал, всегда был рядом. За то время, что мы были вместе, я привык к нему, как к самому близкому человеку. Вот только меня его лишили, силой отобрав и лишив жизни за неповиновение перед правителем, моим отцом. — Его убили, потому что он заступился за тебя? — неверяще проговорил Фао, Юнги только кивнул. — Ему перерезали горло, — сглотнул накативший ком в горле Мин, смотря на свои колени. — Отвели в одну из пыточных и перерезали горло. Отец пожелал, чтобы я присутствовал во время этого там. Мне было шесть, когда на моих глазах убили ни в чём неповинного человека. Я никогда не забуду, как по его горлу, без малейшего содрогания руки, провели кинжалом, как его одежда обагрилась кровью и как огонёк жизни потух в его глазах. Фао, — шмыгнул носом Юнги, касаясь рукой омежей ладони, — он был единственным, кто тогда без страха заступился за меня. — Но за что тебя наказали? — Я хорошо запомнил человека, который был палачом, запомнил как он с хладнокровием убил моего Хо, я ждал момента, когда смог бы ему отомстить. — С шести лет? — Я ждал походящего момента и он наступил. Моя рука не дрогнула так же, как и его тогда. Узнав обо всём, отец решил наказать меня, хотя, скорее всего, он побоялся того, что я не струсил, убивая другого человека, и мог бы наконец-то дать ему отпор. Он приказал высечь меня. Сорвать с меня одежду, крепко связать и высечь плетью на глазах у всех дворцовых слуг, — Юнги сильнее стиснул теплую ладонь Фао. — А после он сослал тебя сюда, — подытожил без привычной улыбки омега с сиреневыми волосами. Альфа поднял к нему голову с глазами невыплаканных слёз. Он долго рассматривал в скудном отблеске свечей приятное и такое красивое лицо, что невольно залюбовался огоньком в тёмных зрачках омеги, обрамленных фиолетовой радужкой. Опустив взгляд, Мин начал рассматривать его плавные черты лица, прямой нос и едва пухлые розовые губы, слегка приоткрытые и к чему-то непривычно манящие. Фао также продолжал сидеть рядом с альфой и даже немного поддался вперёд. Юнги сначала подумал не о том и уже хотел отвернуться, но омега быстро скользнул ладонью по его шее, притягивая к себе и прикрывая глаза, чувствуя жар чужих губ. Он понимал, что Мину это необходимо, поэтому скользнул языком по стиснутым зубам Юнги и, слегка надавив, приоткрыл, начиная плавно и уверенно целовать альфу. Белобрысый же не сразу начал отвечать, чувствуя непривычное тепло и скользкий язык, который требовательно изучал его и просил взаимных действий. Не успел Мин привыкнуть к тому, что его впервые целуют, как омега так же плавно коснулся рукой его живота, спускаясь к штанам. Юнги судорожно выдохнул, продолжая целовать Фао и чувствовать, как внизу всё начало приятно отзываться на нежные и настойчивые прикосновения омеги. Для альфы всё это было в новинку, он едва ли мог объяснить всё происходящее с ним и даже оглянуться не успел, как Фао потянул его на себя, ложась на спину и вынуждая белобрысого нависать сверху, упираясь о мягкую постель локтём. Омега уверенно и решительно притягивал его к себе, начиная блуждать руками по плечам и оттягивать за ткань одежды, снимая с Юнги пояс. Мин чувствовал, как перед этим прекрасным существом всё внутри полыхало огнём и как неудобно было продолжать находиться в штанах. Понадобилось время, чтобы раздеться и раздеть своего слугу, но уже через несколько минут Фао, полностью обнажённый, лежал перед альфой с широко расставленными ногами. Мин, наслаждаясь своим первым разом, хотел тщательно изучить тело омеги, аккуратно и неуверенно целуя сначала шею, а после спускаясь ниже. Любовник отзывался всем телом на каждое прикосновение, поэтому альфа действовал нежно, можно сказать трепетно, стараясь принести ему как можно больше удовольствия. — Юн, я хочу тебя, прошу, начни меня растягивать, — простонал омега, хватаясь за ладонь белобрысого и намеренно опуская её к своему истекающему анусу. Мин в недоумении провёл кистью руки по его пульсирующему скользкому кольцу мышц и боязливо дёрнулся, когда Фао начал хныкать, выгибаясь в спине. — Палец засунь в меня, потом, когда будет легче просовывать его, приставь второй, но прошу не медли и аккуратно, — сглотнул омега, тяжело дыша. Юнги вновь взглянул на анус любовника, приставляя большой палец руки и медленно проскальзывая им внутрь. — Начни им двигать, имитируй толчки, — продолжал наставлять его Фао, упираясь ногами и приподнимая таз. Мин всё с тем же сомнением начал делать так, как сказал омега, а после поменял большой палец на указательный, приставляя к нему второй, а затем и третий. Когда Хён начал громче стонать и просить заменить пальцы на член, то Юнги придвинулся ближе к нему, приставляя головку и не спеша погружаясь внутрь его лона, восхищаясь исходящим от него жаром. Альфа с осторожностью двигался в Фао, боясь причинить дискомфорт, но омега хныча просил ускориться и хватался руками за его обнажённые плечи, обвивая ногами талию и давя пяточками на его ягодицы…***
— Так, стоит опустить некоторые моменты, — оглаживая свой небольшой, но заметный животик, Чимин припустил одеяло. Бэй засмеялся, отводя смущенный взгляд и вновь бросая его на портрет Бао. — Все мы были когда-то неопытными и молодыми. Мне было тогда тридцать четыре, когда нынешнего императора сослали в этот дворец. Сколько его помню, Юнги не мог ужиться здесь ни с кем, постоянно дерзил, будучи совсем молодым. Только ФаоХён сумел его приручить и околдовать, надевая на него оковы любви… — ФаоХён, ФаоХён… Ты упомянул, что Юнги отомстил за своего воспитателя, но почему тогда он убил ХваГана, сказав, что он сделал это из-за меня. — ХваГана? Он мёртв? Насколько я помню он был хорошим командующим, зачем императору убивать верных себе людей? — в непонимании кинул Бэй, всё же подходя ближе и садясь на край постели, подле Чимина. — Он сказал, что сделал это для меня, вернее из-за меня, — пожал плечами рыжеволосый. — Хотя, будь бы моя воля — сам бы прирезал. — Из-за того, что он вернул Вас во дворец? — Из-за того, что он убил… — запнулся Пак, отводя взгляд, — он убил… близкого мне человека, — тихо добавил Чимин. — Значит, император так распорядился жизнью своего верного слуги ради того, чтобы Вы не страдали от подобных чувств в будущем? Чтобы не желали мести, мучаясь от безвыходности? — Зачем ему это? — горько усмехнулся омега: — Зачем ему облегчать мою участь? Всё это время он старался навредить мне, ударить больнее и вывернуть наизнанку, пытаясь контролировать меня. Зачем ему помогать мне? — Может потому, что он когда-то разделял то же безвыходное положение, что и Вы? — предположил альфа. — Тц… Это маловероятно, возможно он ему просто чем-то не угодил вот и прикончил. Не оправдывай его. — Подумайте об этом побольше, возможно, Вам откроется нечто больше, чем фальшь и обман связанные с Вашим супругом. — И что же случилось с ФаоХёном? — поспешил отвести разговор в другую сторону омега, а Бэй лишь усмехнулся, раскусив его план слишком быстро.***
Дни сменялись неделями, а недели месяцами, три месяца прошли во дворце довольно быстро, особенно, когда Мин согласился на отношения со своим слугой и проводил всё время с ним, сильнее и сильнее погружаясь в такие доселе неизвестные ему чувства, как любовь. Фао не отходил от альфы ни на минуту, сладко засыпая вместе с ним после любовных утех и просыпаясь в тёплых объятиях. Казалось, всё так оно должно и быть: Юнги любил омегу, называл его своим, хотя предназначенным Фао ему не являлся, но тот также отвечал ему взаимностью, по крайней мере так думал Мин, когда его сладко целовали губы, обнимали в моменты любви и говорили на ушко по утрам приятные слова. Альфа быстро расслабился, отдаваясь первой любви целиком и полностью, со всей нежностью, на которую был только способен, всецело вверяя своё сердце и душу лишь одному омеге, который старательно пытался добиться собачьей верности и полного повиновения со стороны наивного белобрысого, чтобы в последующем подобраться ближе к правителю, его отцу. Когда прошло четыре месяца, гнев правителя спал, но ненависть оставалась до предела большой. Юнги, с позволения императора, вернули обратно, а альфа взял с собой своего любимого. Чтобы не навлечь на Фао несчастий от чужих людей, приходилось скрывать свои отношения, старательно изображая, что у него нет к слуге никаких чувств. Было сложно сдерживать себя, чтобы не обнять любимого где-то на глазах у других, было сложно смотреть на его губы без возможности поцеловать, Юнги было сложно сдерживать свои чувства, но ещё сложнее было только самому Фао, который устал играться с ним и делать вид, что любит альфу. Омега постоянно поджидал момента, когда ему выпадет возможность подобраться к правителю как можно ближе и когда такой момент настал, то слуга ловко подсыпал порошок в еду, который имел слишком долгое смертельное воздействие. Приняв его, император скончался бы через два дня и даже дегустатор не смог бы выявить яда раньше, чем это произойдёт, что казалось Фао прекрасным исходом его планов. Всё шло по плану, когда он, незаметно для окружающих, подкинул порошок в одно из блюд ещё на кухне, когда дегустатор, попробовав, пропустил блюда, омега уже ликовал, направляясь в покои Юнги. Мин только своему омеге позволял приносить подносы с едой, поэтому проблем, с отравлением наследника императора, вообще не было. Прямо на глазах Фао белобрысый съел чашку с отравленным супом и даже ничего не почувствовал, когда, закончив трапезу, вновь разделил с омегой своё ложе. С самого утра, когда Юнги ещё спал, слуга быстро оделся и, вернувшись на общую кухню, узнал страшную для себя новость. Бета, который относил поднос в покои правителя, случайно перевернул его, разбивая все чаши вдребезги. ФаоХён обречённо слушал самого виновника этого происшествия и не верил собственным ушам. Отравление, как императора, так и его сына, должно было наступить одновременно, чтобы у омеги осталось время покинуть дворец прежде, чем обнаружат виновника этого страшного деяния, но лишь одна мелочь испортила все его планы и вместо ночного побега, пришлось строить новый план, при котором он должен был добраться до правителя раньше, чем признаки отравления проявятся у Мина. Решение пришло само собой, нужно было вновь незаметно добраться до кухни и отравить одно из блюд, вот только в обед он не сумел выбраться из покоев Юнги, который напросто не выпускал его из постели со своим обострившимся желанием плотских утех. Чтобы не вызвать у альфы сомнений, омеге пришлось ублажать его похоть и, можно сказать, последнее желание в его жизни. Только под вечер, когда Мин уснул, Фао смог выбраться из его комнаты и ненароком завести с одним бетой разговор, отвлекая его внимание. Из-за кишащих повсюду слуг, омега вновь не смог незаметно подсыпать остатки яда из маленькой бутылочки. Когда настала пора относить блюда, ФаоХён был вынужден «случайно» сбить бету с ног, из-за чего тот повредил голень и не мог в таком состоянии встать без чужой помощи. С извинениями омега пообещал слуге, что обо всём позаботиться и что сам всё отнесёт правителю, за что бета был ему несказанно благодарен. Так, надежно запрятав пузырёк с ядом, Фао подхватил поднос и, под присмотром двух слуг направился в императорские покои. Возможности подсыпать яд в одну из чаш не было, потому что он постоянно был на виду, но когда омегу пустили в сами покои, предварительно обыскав, то, к счастью ФаоХёна, сам альфа с длинными белыми волосами стоял к нему спиной, рассматривая перед собой какой-то портрет. Пока у омеги было время, то он сделал всё быстро: достал пузырёк, насыпал яд в одну чашу с парящей жидкостью и зажал маленькую бутылочку в руке, так как император развернулся к нему слишком неожиданно. — Ваше Величество, — почтиво поклонился Фао, — я принёс поднос, могу я идти? — Иди, — также безэмоционально ответил император, не задерживая своих чёрных глаз на неинтересном слуге. Только одно слово успело слететь с тонких губ правителя, как омега сразу направился к двери, но даже не успел открыть их, как внутрь ворвался обеспокоенный подданный, тут же склоняясь в глубоком поклоне. — Ваше Величество, прошу прощения за беспокойство, но ваш сын был найден в плохом самочувствии. Он ни на что и ни на кого не реагирует, сейчас у него начался жар и его осматривают лекари, но они ещё не успели определить что с ним. — Зачем беспокоить меня о том, что поправимо? — поморщился император, отворачиваясь обратно к портрету своего погибшего супруга. — Но ещё пару часов он чувствовал себя хорошо, один из лекарей предположил, что это намеренное отравление, — Фао, опустив голову, поспешил как можно незаметнее и шустрее ускользнуть из покоев, чтобы осуществить свой план побега и ему удалось уйти незамеченным. Пустой флакон он оставил в кармане, а сам, довольный тем, что всё получилось, поспешил уйти из дворца. — Отравление? За едой ведут тщательный досмотр, как и кто мог его отравить? — уже более обеспокоенно спросил император, разворачиваясь к своему подданному и понимая, что Юнги был его единственным, пусть и нелюбимым, но сыном — наследником. — Это лишь предположение, лекари ещё не сказали, что… — поджав и без того тонкие губы, правитель направился к дверям, не желая получать информацию через посредников. Казалось, лишь одна фраза, выбившая из состояния покоя, смогла сподвигнуть императора направиться в покои к своему сыну и устроить целый переполох среди слуг и стражи. Пара минут и обеспокоенный белобрысый уже находился возле постели, на которой лежал обессиленный горячкой сын с яркими пунцовыми пятнами на обеих щеках, шеи и даже груди. Беты же склонились перед своим повелителем, подтверждая ранее сказанную фразу. Сомнений, что еда, которую ел на кануне младший Мин, была отравлена, не осталось, не осталось и сомнений кто именно это сделал. Император продолжал некоторое время находиться у постели Юнги, а уже после, когда к нему привели связанного, пытавшегося бежать, Фао, альфа покинул сына, оставляя его на лекарей, предварительно бросив им фразу, что со смертью младшего Мина вымрет и добрая половина дворца, оросив своей кровью улицы города. * После долгих часов с отравления Юнги в одну из пыточных пришёл бета, сообщая правителю хорошую весть. Император ничего не ответил, на его лице не промелькнуло и тени улыбки. Он лишь молчаливо поднялся с насиженного места, покидая двух альф и проходя мимо побледневшего от увиденного беты. На руках правителя не было и капли крови, как в то время, пристегнутое ремнями к столу мёртвое тело, было неузнаваемо. С края камня текли алые струйки, а когда-то полный жизни красивый омега, в реальности был изуродован и медленно сломлен под натиском обрушившихся на него жутких пыток. Правитель и пальцем к нему не прикоснулся, наблюдая за его страданиями со стороны, он даже не ударил, не сломал ни одной косточки этой маленькой твари… за него это сделали другие, он просто наблюдал за развернувшимся представлением. Бета с разинутым ртом смотрел на этот окровавленный мешок кожи, в котором были сломленны все кости и разорванны мышцы, не мог не взглянуть на лицо, которое представляло собой сплошное месиво без былой красоты, не мог оторвать глаз от этой показательной жестокости правителя отчего живот скрутило в болезненном спазме, а вся съеденная недавно едва вырвалась наружу.***
Чимин дрожащими руками коснулся драгоценной, когда-то подаренной самим Юнги, шпильки Фао, обращаясь к БэйЧану. — Его наказал покойный император Мин? — Да, — тихо подтвердил альфа. По просьбе самого Пака, смотритель привёл его в покои, где когда-то ещё совсем давно жил Мин и его возлюбленный. Омега держал паузу молчания слишком долго, медленно, шаг за шагом рассматривая покои и представляя описанный образ того самого ФаоХёна в своей голове. Он переоделся в свои привычные юбки, чтобы пройтись по коридорам вместе с альфой и увидеть место, где на протяжении четырех месяцев пробыл его супруг, когда его отослали за убийство в этот дворец. После услышанного, Чимин не мог даже представить, как отреагировал на это сам Юнги, когда оправился после отравления, но ему и не нужно было спрашивать об этом Бэя, ведь альфа сам начал этот разговор. — Ваш муж, после пробуждения, сразу же потребовал слугу, который ухаживал за ним и прибыл к ним из другого дворца, но ему даже не ответили где омега, им было запрещено говорить об убийстве ФаоХёна. Прошло ещё три дня с того времени и провёл их Мин в муках по своему любимому, прежде чем он смог вновь встать на ноги. Неокрепший и совсем измотанный он продолжал просить вернуть ему его омегу, но каждый отворачивался не смея смотреть ему в глаза, — Чимин чуть сильнее стиснул шпильку в руке. — Когда же правда открылась, то… — рыжеволосый поднял руку, прерывая речь БэйЧана. — Не стоит, — сглотнул противный ком в горле Пак, — лучше оставим это в тени. — Я хотел поведать Вам только о том, что Вы хотели услышать ранее. Вы сами просили ответить на Ваш вопрос о том, почему Юнги стал тем, кем является сейчас, я ответил и, возможно, открыл Вам глаза на другую правду. Прошу прощение, если Вас затронула эта истина. — Всё в порядке, — попытался оправдаться Чимин. — Я смог Вас убедить, что виноват во всём случившемся не только Ваш супруг, но и то, через что ему пришлось пройти? — Чан внимательно наблюдал за тем, как омега вернул шпильку обратно в шкатулку и закрыл её, начиная нервно стучать пальцами по крышке. На вопрос альфы Чимин так и не ответил, прося оставить его одного в этой комнате, на что БэйЧан согласился. Только альфа решил неспешно прогуляться по длинным коридорам, чтобы дать Паку время подумать, как вдруг он столкнулся с МинГи, спешившим сообщить ему о письме императора. БэйЧан, не открывая его, уже знал о чём оно, поэтому поджав губы поспешил вернуться обратно. Распахнутые двери вызвали у Чимина недоумение, но завидев в руках смотрителя письмо, сразу всё понял. Его раскрыли лишь для формальности, чтобы быстро пробежаться по начерканному наспех письму и сделать вывод, что времени у них мало. Пока МинГи ушёл собирать вещи, сообщая о скором отъезде и другим, Чимин не мог не остаться ещё на пару минут в этих покоях один на один со своими мыслями. Рыжеволосый, думая об убитом Фао, постоянно возвращался к Юнги и это не давало покоя. Забыть услышанное казалось невозможным, а основу, на которой стоял омега и так яростно кричал с неё императору о своей мести, безжалостно выбили. Мысли не складывались в целесообразную картину, было практически невозможно принять тот факт, что Мин, как две капли воды, сам Чимин. Они оба мстили за дорогих им людей, лишали жизни, корили других, страдали из-за любви и по итогу остались ни с чем. Пак не мог уже воспринимать Юнги, как какого-то бессердечного деспота, не мог больше думать о нём, не вспомнив Фао, которого он когда-то сильно любил, и не мог принять, что его муж прошёл через то же, что прошёл и сам Чимин. Чтобы не пасть в бездну своих раздумий, которые поглащали все силы и энергию, омега дрожащими руками схватил шпильку из шкатулки и, надёжно спрятав её, поспешил в свои покои, столкнувшись с БэйЧаном по пути. МинГи, что поник за сбором вещей, сразу привлёк внимание Чимина. Не нужно было долго думать, чтобы понять почему именно расстроился омега и на предложение уехать вместе с ним, светловолосый радостно запрыгал на месте, обнимая Пака за плечи и целуя его щёки. БэйЧан отнёсся к этому с пониманием, ведь пробыл здесь Чимин полтора месяца и успел хорошо поладить только с этим слугой. В обратную дорогу потребовалось собираться не так долго, к тому же Пак смог уговорить смотрителя отдать ему портрет Бао, чтобы вернуть его в свой родной дом и его законному владельцу, который сейчас так сильно нуждался в своём омеге.