***
Отражающие свет от десятков зажжённых на скамьях свечей стены скрывали в куполообразном помещении пару, что под тихие всплески воды уединилась на первых ступенях большого бассейна. В купальне не было ни одной посторонней души, ибо слуги, как мыши, притаились за дверью, ожидая возвращения правителя с своим омегой, которого он старательно от всех скрывал, будто бы Чимина хотели выкрасть прямо из его объятий. Самому Паку не докучали навязчивая опека и забота, так как он понимал, что на время гона Юнги излишне оберегает его в связи с обострившимися инстинктами. Даже в своих покоях, в постели, прячет за одеялом, укрывает и закутывает, и мысли не подпуская, что тело рыжеволосого увидит какой-то посторонний человек, будь то бета, что служит ему. Мин из объятий истинного не отпускает ни днём ни ночью, и даже во сне, оберегая, постоянно к своей груди притягивает, словно от него могут омегу отобрать. За угрозами и усилившейся агрессией со стороны беловолосого альфы, никто из слуг и даже Тэхён не решался заявиться в императорские покои вновь, дабы попытаться вытащить беременного омегу из рук Мина, полностью погрязшего в своём гоне. Красноволосый брат не раз оставался за дверью заветной комнаты, вот только войти в неё не мог, не пускали стража и слуги, что прекрасно запомнили слова Юнги Чонгуку, когда тот ещё пытался отобрать у него меченного предназначенного, стараясь уберечь его. За страхом, что с Чимином может случиться что-то нехорошее, Тэхён частенько оставался у покоев Мина, хотя понимал, что его не пустят туда, да и брата всё равно не вернут. Большое значение играли волнение и переживания за родную кровь, ведь мысленно Пак уже рассмотрел все плохие исходы, которые могли бы приключиться с беременным Чимином там, за дверью с другой стороны. Но долго и ему не разрешали караулить чужие покои, так как сам Чонгук начал постепенно проявлять свои собственнические повадки, уводя предназначенного за собой. Медленно близился и его тяжёлый период, который он так же хотел провести с Тэхёном, вот только омега постоянно сбегал, частенько оставляя брюнета, что нуждался во внимании и ласке, одного. Успокаивало только то, что братья успеют увидеться друг с другом прежде, чем Чонгук, подобно своему беловолосому другу, скроет красноволосого в своей комнате. Как раньше Тэхён гона своего альфы не боялся, можно сказать, уже с нетерпением ждал, вот только за Чимина переживал куда больше, чем за собственную задницу, на которую уже претендовал Чон.***
Разбудив обнажённого омегу россыпью мокрых поцелуев на шее, груди и животе ещё ранним утром, Юнги, с увеличившейся жаждой в истинном, принялся по новой терзать и без того замученного Пака, не давая тому отдохнуть ещё несколько часов. Альфа без конца метил тело супруга, оставляя на покрасневшей коже следы несильных укусов, что полностью покрывали ягодицы и бёдра омеги. Мин языком старательно вылизывал груди и соски, будто был маленьким ребёнком, неистово пытавшимся вытянуть из маленьких опухших бусинок молоко. Своё дитя в утробе он постоянно оглаживал рукой, не допуская того, чтобы во время оргазма или подступившей слабости Пак скатился на живот, когда раскрытый стоял перед мужем на коленях. Чимина всегда приходилось поддерживать руками за тазовые косточки и утешающе гладить вспотевшими ладонями изгиб спины, после бережно укладывая животом к верху, также успокаивая сладкими поцелуями. Пак с трудом выдерживал натиск Юнги, то и дело переворачиваясь и прогибаясь под ним, забывая о прежней неприязни и с полной покорностью отдаваясь во власть сильных рук. Сон прошедшей ночи не отпускал, и горчинкой отдавал в поцелуе, но поделать с этим Чимин ничего не мог, всё сильнее стараясь верить словам Юнги о его поддержке. Мысль о том, чтобы попытаться заменить Хосока другим, и к тому же самим Мином, не давала омеге покоя, начиная с той самой ночи. Прошло немало времени с того самого дня поздней осенью, каждый, кого затронула эта битва, через многое прошёл и выдержал, оставляя о роковом дне лишь страшные воспоминания. Кардинально изменилась и жизнь когда-то яростно сражавшегося за свободу Безликого, что на смену ненависти сейчас носил под сердцем дитя своего врага, и так же охотно отдавался всем телом, удовлетворяя чужое желание. Отдавался тому, кого ненавидел все десять лет, страстно отвечал на поцелуи, совсем позабыв о совершённом против него насилии, и переживал о ранах на груди Мина, даже не вспомнив, как на первой встрече с ним хотел пронзить чужое сердце кинжалом. Всё прошлое стало каким-то сном, стоило Паку лишь перестать противиться чужой воле. Будто страдания его и Юнги наконец-то уравнялись, полностью окунаясь во взаимном диком желании в одних покоях, в одной постели. Друг с другом они практически не разговаривали, прислушиваясь к томным вздохам и стонам, и лишь изредка Мин приказывал супругу шире развести колени, или обхватить его торс ногами, чтобы ещё плотнее прижаться к нему. Ближе к вечеру второго дня гона Мин всё же решился на время вынести супруга из своего гнезда, так как тот не мог успокоиться из-за разодранной ногтями кожи на ключицах и торсе. Кровь давно запеклась на ранах, за которые то и дело хотел приняться омега, чтобы омыть их. Только после угрозы ухода Чимина от него, альфа с недовольством согласился, хотя совсем не хотел покидать своё уютное гнёздышко, что так сильно впитало в себя их смешанный с мужем запах. Для Чимина уже было предсказуемым то, что Юнги вновь спрячет свою бабочку в кокон из плотного покрывала, чтобы никто чужой не смел смотреть на тело, которое целиком и полностью принадлежало только одному альфе, когда тот нёс беременного на руках в сопровождении стражи и слуг. Уже в купальне, когда всё было приготовлено к купанию, Юнги бережно распутал покрывало. Целуя мужа в щеки и лоб, он высвободил свою бабочку и, скинув лишнее с себя, унёс Пака в тёплую воду, неспешно погружаясь вместе с ним. За пару дней с альфой Чимин сильно вымотался, поэтому после многочисленных близостей лишь вяло продолжал прижиматься к раненной груди, про которую он вспомнил чуть позже. — Юнги… — Я знаю, ты мне об этом сказал несколько раз, — более осознанно сказал Мин, на время придерживаясь не одурманенного сознания, в котором он пребывал долгое время с омегой в гнезде. — Тогда… — Чимин втянул мяту и спокойно выдохнул, а после, отстраняясь, продолжил всматриваться в супруга с теми же распущенными, растрепанными белыми волосами, которые омега тут же принялся расчёсывать своими руками, нежно пропуская отросшие почти по плечи пряди сквозь свои пальцы. Альфа на эти приятные манипуляции лишь довольно прикрыл глаза и, погрузившись под прозрачную воду по грудь, уселся с омегой на коленях на большую ступень, на которой ещё несколько дней назад сидел его муж, удовлетворяя себя собственными руками. Беловолосый обнял Чимина за поясницу и расслабленно замычал, когда омега пропустил сквозь пальцы очередную прядь. Продолжалось это недолго, так как после Пак, сидя на чужих бёдрах, сразу же принялся за плечи и грудь, начиная омывать их водой, подхватывая влагу ладонью и поднимая её к плечам Юнги, что, казалось, совсем расслабился и вот-вот уснет, под заботливой лаской Чимина, который всё время переживал о поврежденной коже, хотя у самого не было ни единого участочка, которого бы не касались пальцы, губы, зубы или язык альфы. Смывал запекшуюся кровь рыжеволосый долго, и за это время Юн вновь спустился руками к ягодицам, разводя их в стороны и массируя поступательными движениями припухший, растраханным им же, вход. За пару дней Чимин стал достаточно свободным, и мог намного легче принять член Мина, чем раньше. Это нравилось альфе, но самому омеге доставляло немалый дискомфорт. И даже когда Пака внезапно заполнили сразу два пальца, рыжеволосый лишь тихо простонал, прикусил губу, но от своего дела не отступился, продолжая ухаживать за супругом, пока тот мечтал насадить омегу на себя.***
Последующие дни Юнги всё так же пользовался телом предназначенного, но с каждым разом всё больше уделяя внимание ласкам и поцелуям. Для того, чтобы оставить Чимина полностью удовлетворённым, Юнги достаточно было лишь хорошенько оттрахать податливое тело, не забывая поддерживать под бёдра, изредка хлопая по ним и вырывая из чужих уст рваный вздох восхищения. После грубых приказов и шлепков, всегда следовали успокаивающие поцелуи и омега забывался в крепких объятиях, хотя ещё пару минут назад, его могли яростно натягивать на себя, достигая чувственного яркого пика и после изливаясь внутрь беременного. Все дни они проводили одинаково: спали, ели, занимались любовью, изредка посещая купальню, где альфа так же не раз брал своего супруга, колыхая воду. Очнулся от жажды постоянной похоти Юнги лишь к шестому дню своего гона, совсем измучив тело и душу Чимина, вытрахав из него все силы ещё на четвертый день. Но несмотря на дикую усталость и желание отдохнуть, омега давал своё тело и даже не думал жалеть себя, когда кончал на сухую, с болезненными стонами и слезами на глазах. И лишь когда одним утром Мин вместо поцелуев накрыл его нагое тело одеялом, рыжеволосый смог наконец-то отоспаться за все шесть дней мучений, что выпали на него.***
Гон медленно отступал и в крови до последнего играло лёгкое возбуждение, но тревожить истинного Мин не смел, давая тому возможность отдохнуть несколько дней в своём гнезде, к которому как и прежде, никого не подпускал, даже Тэхёна, что уже не надеялся увидеться с ним. Красноволосый жутко обрадовался возвращению императора к своим прежним делам, что сулило скорую встречу с Чимином, но не тут то было. Стоило омеге только заикнуться о своём желании, как альфа его тут же пресёк, не объясняя причины и не позволяя встрече свершиться. Эти отказы навеивали на не хорошие мысли, но поделать Тэхён ничего не мог, даже попытка проникнуть в императорские покои без ведома Юнги не увенчались успехом. Не сработала паковская уловка на стражниках Мина, что даже не дёрнулись, чтобы помочь омеге встать, когда тот притворился, что у него болит живот. Так Тэхён продолжал убиваться у дверей комнаты, осознавая, что у самого со дня на день начнётся течка, а после и гон у Чона, и тогда ещё неделю они не увидятся, а состояние брата волновало Тэхёна именно сейчас.***
Первые два дня казались для Чимина сущим раем, в котором его не тревожили, кормили с ложечки и ночью крепко обнимали, не надеясь на эротическое продолжение. Последующие же дни, в которые он окончательно оправился, стали постепенно напрягать, ибо Юнги его из гнезда отпускать не хотел и даже после гона продолжал держать в постели обнажённым, хотя надобности в этом как раньше не было. Одежду Мин так и не возвращал, из-за чего приходилось оборачиваться в одеяло, надеясь на то, что его хотя бы отпустят стражники, но даже они не позволяли уйти. И лишь ближе к вечеру, когда Мин вернулся уставшим, Чимин поспешил выяснить отношения. — И сколько ещё мне придётся находится здесь? Твой гон, Юнги, закончился, ты меня силой унёс и даже сейчас не хочешь отпускать. Неужели тебя настолько сильно не волнуют мои слова, что ты готов делать всё наперекор моим желаниям? — откинув балдахин в сторону, Чимин поднялся с постели, становясь напротив беловолосого. Альфа мягко и как-то странно улыбнулся, будто бы что-то таил в секрете, но не спешил рассказывать. — Если бы меня не волновали твои слова, то я бы игнорировал тебя. — Тогда отпусти меня, я уже полторы недели здесь, сколько можно? Меня Тэхён, ЛиБин и все там ждут, переживают, что со мной, как я… — Твой брат уже с утра с Чонгуком не выходил из покоев. Я думаю, тебе не составит особого труда понять чем они там занимаются, — с озорным огоньком во взгляде, Юнги осмотрел фигурку закутанную в одеяло, улыбаясь ещё шире. — Это всё из-за тебя! — разочарованно вздохнув, Чимин вернулся на постель и сел на самый краешек. — К чему всё это, Юнги? Ты от меня получил всё что хотел, так отпусти… — Завтра, я отпущу тебя завтра и удерживать здесь тебя я больше не собираюсь, — поспешил успокоить омегу Мин, на что тот удивлённо захлопал своими пушистыми ресницами. — Почему не сейчас? — рыжеволосый чуть сильнее сжал краешек одеяла, в который он завернулся, когда альфа подошёл к нему в плотную. — Ах, Чимин, — Юнги, к большой неожиданности омеги, провёл костяшками пальцев по левой скуле Пака, смотря на него сверху вниз, — порой желание возникает не только из-за обострившихся инстинктов к спариванию, но и от одного вида симпатичного омеги в одном одеяле на постели. — Чимин покраснел, но чужую руку не отстранил от себя. — К чему ты это? — насторожился рыжеволосый, сводя коленки вместе ещё плотнее. — К тому, — Юнги без лишних колебаний потянулся к своему поясу и начал развязывать его, не отрывая взгляда от лица мужа, — что ты выглядишь крайне возбуждающе, в самом простом одеяле. — Это ещё тут причём? — нервно хихикнул Чимин. — Это может стать нашей последней возможностью побыть вдвоем столь близко, так как после срок беременности будет предельным для близости. — Подожди, — выкинул ладонь вперёд Чимин, не позволяя альфе стянуть с себя развязанный пояс. — Подожди, стой. Тебе что, гона было мало? Столько времени меня… меня… ну, это… — щеки вспыхнули, а омега начал заикаться, не зная какие подобрать слова. — Думаешь, такого, как ты, можно хотеть только во время гона? — убрав с пояса чужую руку, Юнги скинул с себя полоску ткани, продолжая стягивать жёлтую накидку. — Ты хочешь…? — Тебя, — коротко пояснил Юнги, не до конца раздевшись и склоняясь перед супругом, захватывая в плен сладкие пухлые губы. * Не понимая, как согласился на очередную близость, Пак ждал, пока альфа скинет с себя остатки одежды и вернётся обратно к нему. Чимин покраснел при виде такого же обнаженного как и он мужчины, на что Юнги, довольно ухмыляясь, снова склонился над ним, начиная осыпать желанное тело лёгкими, слегка влажными поцелуями, неспешно спускаясь от линии челюсти к шее и выраженным ключицам. Чимин от нежных прикосновений млеет, тихо мычит и урчит. У Юнги руки большие, сильные накрывают омежьи бёдра самым идеальным образом, крепко сжимая их, в то время как пальцы скользят по появившимся в результате беременности малозаметным растяжкам. Омега перед ним открыт и беззащитен, Мин, в который раз восхищаясь своим супругом, шумно втягивает мелиссу, окидывая гладкое тело голодным взглядом и проходясь ладонями по внутренней стороне бёдер, отчего пальцы на ногах невольно поджимаются. Чимин на ласку отзывается стоном и сразу же выгибается в спине, как только изнутри его заполняют пальцы. Мужчина вводит в него две фаланги наполовину и сразу жмется к чувствительному уплотнению, попутно обхватывая губами затвердевший сосок, начиная медленно посасывать его, играясь кончиком языка с тёмно-розовой опухшей башенкой, отчего Пак вновь стонет, откидывая голову на шёлковые подушки. У Чимина красивое тело, которое альфа сминает под себя, проходясь кончиками пальцев одной руки по его плавным, изящным изгибам, пока парень под ним извивается и негромко стонет, лёжа на спине. — Моей бабочке нравится? — ласково шепчет Юнги Чимину на покрасневшее ушко, когда нависает над ним, попутно раздвигая стройные ноги, чтобы удобнее поместиться между ними. С надломленного стона согласия Юнги лишь улыбается и втягивает Чимина во влажный, тягучий поцелуй, проникая языком в жаркий рот, и медленно, плавно вылизывает нёбо. Он сплетается языком с паковским и мычит в поцелуй, наслаждаясь звуками негромких поскуливаний омеги, пока поглаживает мягкий округлившийся животик. Растягивать Чимина долго не приходится, и вот Юнги уже вынимает пальцы из разработанной дырочки, что сжалась от пустоты внутри, и внезапно начала пульсировать, как только ко входу прижалась сочащаяся предэякулятом головка. — Ты готов? — Юнги делает паузу, прежде чем наполнить омегу собою. — Да, — тихо выдохнул Пак, от чего на лице беловолосого проскользнула хищная ухмылка, он резким движением закинул стройные ноги к себе на плечи и в ту же секунду сделал резкий толчок, проникая в жар омежьего тела почти до основания. Чимин восхищённо приоткрыл рот в немом крике, выгибаясь в спине и сильно жалея, что он сейчас в положении и не может поистине насладиться хорошим моментом, как этого хотелось бы. Он пальцами цепляется за шёлковые подушки и роняет голову на них, позволяя заполнять себя до предела, через боль и удовольствие. Из губ Юнги рвётся сдавленный рык, когда он погружается во влажную растянутую им же дырочку, и податливые стенки так хорошо обволакивают его напряжённый член, что перед глазами всё расплывается. Он бормочет что-то невнятное себе под нос и наваливается сверху, заставляя Чимина скинуть с плеч ноги, чтобы не сложиться пополам под натиском чужого тела. Тело Пака обдаёт жаром, и волна мурашек проходится вдоль позвоночника, заставляя его содрогаться, когда член Юнги входит в него глубоко и упирается головкой прямо в простату, отчего Чимин вскрикивает и крепче сжимает в руках одеяло. — Моей бабочке хорошо? — нежно лепечет Юнги, дожидаясь слабого кивка от рыжеволосого, чтобы начать толкаться в задницу уже чуть медленнее и осторожнее прежнего. — Хорошо, в тебе очень хорошо, Чимин, — приговаривает Юнги, размеренно двигая бёдрами и с каждым разом вгоняя член всё глубже и глубже. — Тебя потребовалось трахать несколько дней, чтобы ты мог сейчас принимать мой член легко и полностью, — на слова Мина Чимин краснеет и невольно сжимается, стыдясь сказанного вслух. С губ Чимина слетает очередной всхлип при новом толчке, и он запутывается руками в белых спутанных волосах, прогибаясь в спине и соприкасаясь своим животом с влажным торсом альфы. Омега помогает Юнги бёдрами, двигаясь хаотично и скользя на одеяле, в которое ещё недавно кутался, чтобы прикрыть свою наготу. Из глотки Мина рвётся несвойственный ему рык, и он, слегка меняя угол проникновения, опирается руками по обе стороны от бёдер Пака и начинает наращивать темп. — Это ещё лучше, — как в бреду бормочет Чимин, ещё ближе к себе прижимая миновское тело. Головка члена неустанно точно бьёт по той самой чувствительной точке, из-за чего омега едва не рыдает, пытаясь заполучить сильнейший оргазм путь к которому крайне тернист. — Тебе это нравится? — спрашивает Мин, смотря в покрасневшее лицо своего партнёра. — Я раньше рожу, чем кончу, Юнги, — Чимин пытался как можно чаще дышать, стараясь усилить остроту ощущений предстоящего оргазма. Ощущение сильного напряжения внизу живота только увеличивалось, из-за чего сказанные слова не были ложью, так как по ощущениям Пак уже сходил с ума. Юнги усмехнулся, перехватил омежьи запястья и прижал их к постели, немного отстраняясь назад, чтобы взглянуть в покрасневшие от выступающих слёз глаза. — Ты потрясающий, моя бабочка, — шепчет он напротив покрасневших, искусанных губ. — Будь всегда таким же послушным для меня и мы быстро подружимся. — Ненавижу тебя, — чуть не плача от удовольствия, трясёт головой Пак, и задушено всхлипывает, когда Юнги вгоняет свой член глубоко в него и делает несколько резких толчков, входя на всю длину, полностью выходя и снова толкаясь в растраханную задницу. — А я тебя, — отвечает ему тем же Мин. Чимин издаёт смешок, не ждёт пока его поцелуют, а сам за плечи притягивает к себе, и ловит губы беловолосого своими и втягивает его в жаркий, слегка смазанный поцелуй; смазка стекает по его сфинктеру, пачкая покрывала под собой; просторные покои заполняют стоны, хрипы и мычание, которые сводят с ума обоих, заставляя двигаться ещё быстрее и жёстче прежнего. Альфа всасывает и без того темную от обилия старых засосов кожу на шее Чимина, слегка прикусывая и сразу же зализывая место укуса, пока продолжает грубо толкаться во влажную задницу омеги с похлопыванием своей мошонки о ягодицы Чимина. Мин аккуратно отпускает запястья мужа и слегка подаётся назад, чтобы ухватиться руками за пышные бёдра, что только стали больше, и, чуть поменяв положение, продолжил вгонять под пошлые, возбуждающие шлепки в упругий зад свой детородный орган. Рыжеволосый стонет неразборчиво, судорожно цепляясь пальцами за подушки и одеяло, крепко зажимая ткань в кулаке. Перед глазами всё расплывается, но своего альфу он видит отчётливо: его спутавшиеся из-за длины волосы; рот слегка приоткрыт, и язык ловко скользит меж ровных зубов, увлажняя губы слюной; мышцы напряжены, а идеальная алебастровая кожа покрылась лёгкой испариной. Он выглядит невероятно красиво, так, что даже Чимин невольно залюбовался своим собственным супругом, протягивая к нему руки и за плечи, раны на которых практически зажили, прижимая ближе к себе.***
Проснулся Чимин в объятиях опять обнажённым, и даже ни капли не стеснялся своей наготы, так как его тело Мин видел уже десятки раз, постоянно реагируя на него одинаково: с немым восхищением и расцветающей улыбкой. Одеваться в принесённые слугой вещи помогал Паку никто иной, как сам Мин, позволяя себе лишний раз поцеловать оголённый участок кожи или огладить ладонью изгиб спины, чем только больше смущал омегу. Юнги, на омежье удивление, совсем не пытался держать мужа, с чистым сердцем и душой отпуская его обратно к себе, на что рыжеволосый поспешил, дабы правитель не передумал и не запер его здесь на неопределённый срок.***
Встретив прямо у выхода переминающегося с ноги на ногу МинГи, Чимин был слегка озадачен, так как выглядел омега неважно: непривычная нервозность, натянутая улыбка и мешки под глазами давали понять, что слуга долго ждал его возвращения, то и дело карауля под дверью. Новость о брате ему стала сразу же известна, поэтому рыжеволосый лишь разочарованно кивнул головой, желая как можно быстрее вернуться к себе, ведь там его не было больше недели и по своим уютным покоям, где было спокойно, он сильно соскучился. Соскучился и по своим бетам, что сразу же окружили его, только завидев приближающегося к своей же комнате. Пак наивно полагал, что они так же, как и МинГи ждали его возвращения, но Чимин и предположить не мог, что до этого они несколько дней старательно наводили в его покоях порядок, выполняя приказ его же супруга. Смятение нахлынуло сразу, стоило только взглянуть на лица своих подданных, что не могли сдержать улыбок, предвкушая какой-то таинственный момент. И причина столь радостного настроения слуг стала понятна тогда, когда Чимина под обе руки ввели в просторную светлую комнату, полностью погруженную в распахнутые сундуки и шкатулки, золото и драгоценности, в новые шёлка и ранние цветы. Омега нахмурился, долго усваивая увиденное. С трудом отняв руки от слуг, рыжеволосый приобнял ладонями живот, и медленно направился к столу, на котором покоились тяжёлые шкатулки, игнорируя другие предметы, подаренные ему Юнги за проведённый с ним гон. — Ваше Величество, Вам нравится? Правитель беспокоился выбранными для Вас подарками, тщательно всё подбирая несколько дней, — с какой-то надеждой в голосе спросил один из слуг, больше подбешивая МинГи, что до боли стиснул зубы, молча сверля спину Пака тяжёлым взглядом. Чимин не ответил, он молча подошёл к столу, бросил малозаинтересованный взгляд на алые цветы Мэйхуа, что дополнительно украшали и без того набитое ценностями помещение, а после неспешно изучил поднесённые ему дары. Он лёгким касанием кисти открыл одну из богато украшенных шкатулок, никак не реагируя на жемчуга, драгоценные камни, серьги и шпильки с длинными заострёнными палочками, явно предназначенными не для коротких волос, которые в будущем понадобятся Чимину, когда его рыжие отрастут до подходящей длины. Также не обмолвился и словом, когда раскрыл ещё несколько подобных. — Ваше Величество, может нужно что-то передать правителю? — беты явно ожидали, что Пак несказанно обрадуется подаркам и с радостью захочет поблагодарить супруга за невиданную щедрость. Слуги давно ждали довольных возгласов и благодарностей, но меньше всего ожидали, что Чимин, взяв одну из тяжёлых шкатулок в руки, нервно выдохнет. — Да, я бы передал ему кое-что, — кивнул Чимин. — Но зачем я буду утруждать людей, ведь я могу лично всё высказать правителю, верно? — улыбнулся рыжеволосый. — Да, Ваше Величество, — расслабленно выдохнули слуги, не веря тому, что омега наконец-то оценил тщательно приготовленный подарок. — Так вот, — улыбка резко сменилась хмурым взглядом, — я его сейчас этой же металлической коробкой и прибью! — неожиданно для всех озлоблился Пак, хватаясь за шкатулку второй рукой и направляясь через слуг к двери. Ему вручили щедрый дар — Юнги платил ему за дни, проведённые с ним, как шлюхе. Как дорогой, очень дорогой шлюхе. Этот жест со стороны Мина настолько сильно разозлил омегу, что тот готов был прибить альфу подаренной им же шкатулкой, но беты тут же начали заслонять дверь, лишая Чимина возможности вообще увидеться с мужем, даже МинГи, казалось, не ожидал такого поворота событий, слегка приободряясь стойкости своего господина, который не повёлся на подарки. — Ваше Величество, остановитесь, не губите, — беты быстро вырвали из рук шкатулку, стараясь не допустить убийства. — Вам не понравилось? — Я для него что? Продажный, что меня можно вот так за золото купить?! А ну пустите и отдайте эту коробку, или дайте, что потяжелее, чтобы один раз и наверняка убить, иначе я за себя не ручаюсь! — дерущегося большепуза быстро схватили по рукам, оттаскивая от дверей к постели. Под давлением Пак быстро сдался, да и с подросшим животом он был намного слабже. — Ну, не стоит расценивать всё это, как плату за приятное времяпрепровождение, — присел рядом с рыжеволосым слуга, беря Чимина за ладони и перетягивая на себя всё внимание, пока другие быстренько унесли золотую коробку и вместо неё поднесли к нему другую. — Всё это подарено Вам от всего сердца. Правитель лично выбирал украшения для Вас, сам долгое время осматривал сделанные для Вас вещи. Это не плата за то, что Вы были вместе, это возможность порадовать Вас чем-то приятным, чтобы поднять Вам настроение, и попытаться сделать чуточку счастливее. — бета кивнул на длинную вытянутую шкатулку, что тут же поднесли к постели, на которой сидел Пак. — Разве Вы не за это когда-то боролись? Правитель долго не решался на этот подарок, но зная, насколько сильно Вы дорожили своими навыками в сражениях и не раз сбегали в зал с оружием, чтобы попытаться возобновить былые тренировки, всё же допустил его. Это для того, чтобы Вы в дальнейшем, после своих родов, могли вновь вернуться к своему любимому занятию, — слуга поднялся на ноги, перехватил из рук другого беты длинную шкатулку, ещё ближе поднося её к Чимину. Омега неверяще взглянул на своё окружение, быстро забыл о прошлой вспышке гнева, и растерянно подумал о мече. Но Юнги бы его никогда не подарил, альфа постоянно твердил, что не позволит Паку взять его в руки, что он самолично посадит на цепь к своей постели, если тот только прикоснется к клинку. — Вы можете открыть её, — пояснил бета, но Чимин до сих пор не мог поверить в реальность происходящего. Единственное, что понимал сейчас омега, что если там будет что-то другое, но не меч, плевать что именно, он идёт к Юнги — и убивает его голыми руками. Теми, что неистово дрожали, когда тянулись к заветной шкатулке. Пришлось обеими руками открывать украшенную дорогими камнями крышку, но то восхищение, которое испытал Чимин при виде совершенно идеального меча, превысило все ожидания слуг. Омега с минуту не мог оторвать глаз от подарка, что лежал на красном бархате, так же не мог оторвать и рук от крышки. Клинок был отполирован так, что он, как зеркало, отражал часть удивлённого лица рыжеволосого, и буквально сиял, поражая наповал своим естеством единственного настоящего ценителя подобного оружия. — Он совершенен, — почти беззвучно прошептал Чимин, страшась некоторое время прикоснуться к творению Всевышнего. Лишь интерес рассмотреть поближе подтолкнул Пака, прикоснуться к позолоченной ручке с многочисленными красными переливающимися камнями. Само орудие было создано подобно миновскому, возможно, тем же мастером, вот только у меча Чимина преобладали золото и рубины, будто передавая всё естество его вспыльчивого обладателя. — Неужели это и вправду мой? — чуть громче произнёс омега, шумно сглатывая накопившуюся слюну. — Только Ваш, — подтвердил держащий шкатулку бета. Другие позади его смолкли, с довольными лицами, кроме МинГи, наблюдая за Чимином и его приятным удивлением. — Я сплю и это всё сон, ибо этого не может быть, — неверяще рука проходится по рукояти, приподнимая меч и поддерживая кончик клинка с другого конца. — Подобное только во сне, хотя и в мыслях я такого никогда не представлял, — Чимин улыбается, но ещё шире кончики рта поднимаются, когда омега замечает прямо на клинке ближе к рукояти гравировку своего имени на холодном металле.