***
Задница и бёдра нещадно ныли до сих пор, а из-за бремени будущего родительства Чимин начал ходить иначе, в развалочку, что явно забавляло Юнги и сопровождающих их в саду бет. На прогулку выпал тёплый солнечный денёк, в который правитель и его муж со своей свитой застали в небе прилёт журавлей, и их возвращение в родные края, что уже сбросили с себя гнёт снега, стали расцветать и зеленеть. Стали частыми и ручейки от оттаявшего снега, которые портили дороги, превращая землю в грязь. Юнги с особой бережностью придерживал Чимина под руку, не желая отпускать его от себя, хотя омега и без того был зол на него, даже внимания не обращая на эту заботу о нём. — Мне ничего от тебя не нужно, достаточно и того, что я из-за тебя теперь как толстый необхватный омега едва хожу и терплю отёкшие ноги, — продолжил петь свою нудную песню Пак. — А я не принимаю подарки, что уже подарил, обратно. Тебе ничего не остаётся как принять их и понять, что это за причинённые мною неудобства… — За неудобства?! — взвизгнул Чимин, останавливаясь на месте и тыкая пальцем в миновскую грудь. — Неудобством ты называешь то, что ты меня на десять дней в своих покоях запер, периодически трахая и заставляя тем самым тебя ублажать? — беты, что шли позади пары, готовы были расплакаться от невозможности управлять словами и речью Пака. Беременный омега знатно попортил всем нервы за половину года, причем играл он на чужих чувствах ежедневно, совсем никого не жалея. — Я бы вряд ли смог вытерпеть этот гон без тебя. Тебе стоит это понять, — спокойно произнёс альфа, чем вызвал бурную реакцию у омеги. — Понять? А что ещё я должен тебе сделать? Понять, простить, ребёнка родить, ты слишком сильно зазнаёшься! — Но если ты сейчас так рьяно пытаешься мне доказать, что тебе пришлось плохо, то почему в моей памяти ты сам отдавался? Я тебя силой держал и насиловал всё это время? Или же обоюдности было больше, чем принуждения? — в ответ начал заявлять Юнги, продолжая выяснять отношения прямо в саду, на глазах других людей. — Но ты меня туда силой притащил… — Может скажешь, что я тебя опять изнасиловал? — разозлился на лживые обвинения белобрысый. — Вот что я тебе скажу, Мин Юнги, — выкрикнул омега, с силой вырывая свою руку, которую во время ссоры продолжал держать мужчина, — чёрта с два я тебе позволю со мной спать! Даже не думай, что я к тебе как собачка сам прибегу, или позволю себя куда-то унести. Спишь один, и плевал я на всё! — гордо подняв голову, Чимин ухватился обеими руками за полы своего длинного одеяния, возвращаясь назад, в который раз вызывая у бет приступ беспомощности, а у правителя гнев. Причем топал гордый омега всё так же вразвалочку, покачиваясь из стороны в сторону, ибо с растущим животом было куда сложнее ходить, чем прежде.***
Напрочь забыв все стеснения и заботы, два молодых тела сплелись в постели, соединяясь воедино, каждый раз припадая друг к другу с неуменьшающейся из-за гона и течки страстью. Тело Тэхёна — это территория, где Чонгук уже давно ориентируется с закрытыми от удовольствия глазами. Альфа знает, где, как и сколько. С какой силой можно сжать зубы, чтобы не прокусить нежную кожу, но заставить красноволосого скулить от острых ощущений. Знает где прикоснуться, чтобы пробудить в уставшем теле желание, сколько пальцев использовать, чтобы омега не почувствовал дискомфорта при растяжке. Знает от какого давления на простату начинает млеть красноволосый, растекаясь в лужицу от жарких прикосновений и обжигающих кожу поцелуев. Чонгуку известно о каждой чувствительной части тела, зоне, точке своего истинного, чем с лихвой пользуется, погружая Тэхёна в состояние постоянного возбуждения и удовольствия, не отпуская свою прелесть из крепких объятий, как можно ближе прижимая к себе. Брюнет играет омегой словно музыкальным инструментом, зная каких струн нужно коснуться, чтобы услышать желанный звук. Пак давно стал любимой игрушкой, которой Чон уже никогда не наиграется, и которую он никому ни за что не отдаст и ни на что не променяет, желая оставаться не просто первым мужчиной Тэхёна, а единственным, на всю оставшуюся жизнь, что уже была связана с этим омегой. А красноволосый и не спорил, лишь с пошлой улыбкой дразнил разбушевавшегося внутри альфы зверя, покачивая своими скользкими от смазки бёдрами и наигранно жалуясь, что он недостаточно оттрахан. Течный омега в умелых руках сгорал, вновь и вновь возрождаясь из пепла, после крышесносных оргазмов повторно прося выбить членом из себя все силы, на что Чонгук всегда соглашался, с лихвой заполняя собой желанное тело. * За сжигающей два тела страстью Тэхён, с бьющим по барабанным перепонкам возбуждением, сам просит у альфы разрешение на минет, на что тут же получает разрешение, сопровождающееся сладким и тягуче долгим поцелуем. После омега плавно соскальзывает на пол к раздвинутым ногам своего истинного, что сел на край постели, тут же принимаясь оглаживать накаченные бёдра брюнета и ведя языком влажную дорожку слюны от колен до паха, снова и снова возвращаясь к поддразнивающему вылизыванию. Тэхёну это нравилось не меньше, чем если бы ему делали римминг. Дразнить Чонгука в гоне было не лучшей идеей, альфа мог сорваться и насильно заставить отсасывать себе, но Пак находил возбуждающим пробуждать в своём предназначенном звериное нутро. Омега не боялся принуждения со стороны своей пары, не боялся излишней жестокости, славливая немалую долю удовольствия с того, что с ним обращаются грубо, а после с огромной нежностью целуют и ласкают, заглаживая вину. Даже сейчас Тэхён провоцировал брюнета на принуждение, не прикасаясь к его естеству, хотя из рта уже текла слюна, от того как сильно он хотел попробовать вкус своего альфы. Омега так же хорошо изучил тело своего Чонгука, как и он его. Пак знал предел, границы чужой выдержки, знал, как быстро сломить последние остатки разума и заставить своего истинного выть в голос от животного желания. За лишнюю грубость альфа всегда извинялся поцелуями, словами и объятиями, поэтому Тэхён уже предвкушал этот сладкий период, когда в очередной раз лишь смазано лизнул основание ствола, так и не прикасаясь к колом стоящему члену. По разочарованному вздоху и разозлённому мычанию омега понял, что Чон готов, готов к тому, чтобы всю инициативу взять на себя. — Доигрался? — недовольный хриплый голос донёсся с верху, а рука сгребла в кулак красные мягкие волосы, жёстко фиксируя голову омеги. Тэхён свёл брови, громко замычал от боли в затылке и попытался положить на свои волосы руку, чтобы ослабить чужую хватку, но его губами с силой прижали прямо к головке члена, заставляя приоткрыть рот. За небольшое промедление со стороны омеги Чон сжал кулак ещё сильнее, сразу же насаживая красноволосого на себя, когда тот болезненно вскрикнул, приоткрывая рот в крике. — Хватит дразнить, — застонал брюнет, закатывая глаза от желанной влажной глотки, с узкими сжимающимися стеночками. Рука на чужих волосах ослабла, а Тэхён, замычав от боли в затылке, сразу же принялся за дело. После недолгого посасывания чувствительной головки омега начал неспешно насаживать свою голову дальше, расслабляясь и настраиваясь доставить своей паре удовольствие, сравнимое с тем, что давал ему сам Чонгук в постели. Сначала красноволосый насаживался лишь по гланды, а после, понимая как сильно в этом нуждался его альфа, принялся аккуратно толкаться дальше. Брюнету предстало наблюдать за тем, как омега, сделав пару вдохов-выдохов, задерживает дыхание, а после мышцы на его шее дёргаются, напрягаясь от желания взять больше. Альфа, поддерживая задумку своего Тэ, поудобнее схватился за чужую голову, сцепливая обе руки на затылке в замок, начиная плавно толкаться бёдрами глубже. Пак замер, боясь лишний раз шевельнуться, ведь раньше ему никогда не приходилось брать член полностью, но напору брюнета он противиться не стал, стараясь как можно быстрее настроиться на предстоящий глубокий минет. Красноволосый прикрыл глаза, сосредотачиваясь на подавление рвотного рефлекса, что уже норовил вывалить наружу съеденное с утра. Он чувствовал, как головка уперлась в глотку, а после медленно, но с напором, проникла глубже, растягивая узкие стенки. Уткнувшись носом в пах Чона, красноволосый замирает, ничего не делает, пытаясь осознать, что сумел вобрать всю чонгукову длину в себя. Это осознание рисует в голове омеги маленькую звёздочку, которой он вознаграждает себя за это достижение, а Чонгук с упоением стонет, блаженно смотря на закрытые веки и растянутые кольцом вокруг его члена губы предназначенного. Замок рук на затылке держит красные волосы крепко, отстраниться Тэхёну даже на сантиметр не даёт, но и силой на себя не тянет. Омежьи щеки покрылись пунцовыми пятнами, длинные ресницы начали поблёскивать от солёной влаги, а из рта по подбородку уже стекала слюна. Брюнет, наслаждаясь узостью и жаром чужого нутра, вытер тэхёнов подбородок и огладил пухленькую нежную щёчку. — Послушный мальчик, — разжав руки и обхватив ладонями красноволосую голову, Чон так же медленно отстранил омегу, чтобы тот отдышался, а затем вновь принял в себя член, начиная постепенно двигаться, и тихо постанывая пуская по горлу вибрации, что передавались альфе. Уже хорошенько разогрев омежье горло, Чонгук начал толкаться в Тэхёна быстрее, резче и грубее, доводя красноволосого до рваных вздохов, хрипа и мычания. Ссадиться с члена Чон не позволял, руками сильнее прижимая чужую голову ближе, а Пак уже по щекам пускал слёзы от напора и такой глубины проникновения. Только когда брюнет начал судорожно толкаться не давая Тэхёну даже вздохнуть, омега запищал, страдая от нехватки воздуха. Чонгук не успокоился, пока не довёл начатое до конца и не излился в горло красноволосого, совсем не ощущая как Пак начал судорожно скрестись ногтями по его бёдрам, оставляя глубокие борозды, что тут же покрылись кровавыми капельками. Тэхёна отпустили только тогда, когда Чон удовлетворённо выдохнул, насладившись ртом своей пары. Альфа казалось совсем не сожалел, что Пак чуть не задохнулся, а минет лишь сильнее раззадорил его, заставляя вернуть раскрасневшегося Тэхёна обратно на постель. Играть с таким омегой было куда интереснее. Пак шмыгал носом, пытаясь успокоиться и вытереть слёзы со своих влажных щёк, но его тут же накрыл Чонгук, раздвигая стройные ноги, что пытались свестись вместе. У альфы внизу всё горело от желания скорее проникнуть внутрь растянутого и влажного от нагнавшей смазки нутра. Ему не терпелось сорвать со сладких губ протяжный стон, чтобы после поймать его своими же, уводя в долгий поцелуй и сливаясь с ним в одно целое. Омега всецело разделял желание своей пары, поэтому развёл подрагивающие в предвкушении ноги ещё шире, хватаясь руками за плечи альфы и царапая их ногтями. — Гуки, я люблю тебя, — выдохнул прямо в губы Тэхён, а брюнет на это заявление замер, так и не прикасаясь к омеге. Брюнет отстранился, ясным взглядом обвёл жаждущее продолжения тело, алые засосы на смуглой коже, свою недавно зажившую метку на ключицах и шумно сглотнул накопившуюся во рту слюну. Его истинный был слишком идеальным, слишком прекрасным и красивым. Таким, что остальные меркли на фоне его белого пёрышка, что сейчас так откровенно предлагал себя, поддаваясь чарам накрывшей его течки, что началась раньше, чтобы подстроиться под гон альфы. Сама природа давала им возможность для плодотворного зачатия ребёнка, чтобы продолжить свой род, но брюнет так и не смел доводить дело до сцепки, выходя из тэхёнова тела раньше, чем набухнет узел, который окончательно повяжет их. Даже во время гона, в который разум вообще не работает, Чон свято помнил слова Чимина, не смея оплодотворять его брата, за которого альфа был в ответе. Нарушать своего слова перед Его Величеством брюнет не смел, даже когда из-за всех сил хотелось остаться в омеге и кончить внутрь него, наслаждаясь тяжёлым дыханием любимого. Сомнений, что ему за это голову отрубят даже не было, ибо альфа знал на что был способен Чимин за своего брата, которым он так сильно дорожил, что даже добровольно согласился обручиться с собственным врагом и выносить ему ребёнка за сохранение его жизни. Если Чимин пошёл на такие жертвы, чтобы его Тэ жил, то за то, чтобы уберечь его не побрезгует испачкать в чонгуковой крови руки… — Гуки, — позвал Тэхён, вытаскивая истинного из раздумий, — ты со мной, или витаешь где-то в облаках? Чон на сказанное усмехается, а после переплетает их пальцы рук, прижимая к кровати около головы омеги. Из головы не выходят мысли о ускользающей возможности зачать ребёнка, но и воспользоваться ей брюнет тоже не может. — Гук, что-то не так? — взволнованно пролетал Тэхён, не понимая резкой смены настроения своего альфы, что ещё минуту назад готов был растерзать его прямо на этой же постели. — Нет, — сквозь зубы цедит, но начать с прежним желанием не может. — Это дело во мне? — красноволосый против воли подумал, что Чонгук расхотел его. — Во мне, — сглотнул Чон, всё же решаясь испытать свою удачу, — и в тебе, в нас. Я люблю тебя, Тэ, больше жизни, даже не думай сомневаться что это не так или это из-за вязки. Мои чувства искренние. — Отчего тогда не продолжаешь? — красноволосый, лёжа на спине и с раздвинутым ногами, кивнул на своё и чужое возбуждение. — Я хочу от тебя ребёнка, — с опаской произнёс альфа, боясь что его отвергнут. Но на его удивление Тэхён даже глазом не повёл, продолжая спокойно лежать. — Так к чему же остановился? Пытаешься мысленно попросить его появится во мне? Или просто не знаешь откуда берутся дети? Тебе рассказать или может сразу показать на деле? — улыбнувшись во все свои двадцать восемь зубов, ответил омега, призывно обхватывая ногами торс своего предназначенного, на что Чонгук удивлённо вскинул брови, с трудом пытаясь осознать, что его пара была готова и сама жаждала создать их маленькое счастье. Слова Чимина звенели в ушах, а шея немного заныла, принося дискомфорт. Надеясь, что отца нерождённого ребёнка своего брата Пак старший не убьёт и сможет принять новость о их новом положении, Чон прикрыл глаза, расслабляясь и настраиваясь на своё возбуждение, теперь позволяя себе по отношению к Тэхёну абсолютно всё…***
Изначально слова Чимина не были восприняты Мином всерьёз, как действительную угрозу, из-за чего позже Юнги пожалел, никак не ожидая такой подставы от своего истинного. Уже после окончания приёма совета и тяжёлой работы с заменой Чонгука на время его гона, альфа больше всего хотел оказаться в постели вместе со своим супругом, а не с удивлением выслушивать от слуг отказ омеги находится с ним в одних покоях. Поспешное разбирательство так же поставило альфу в тупик, когда он явился в соседние покои за своей упёртой, вредной и беременной бабочкой, что была явно самой ядовитой, из всех возможных. Стража безропотно пропустила правителя внутрь, низко склоняясь перед ним, хотя все присутствующие уже понимали, что рыжеволосый обвёл императора вокруг пальца, свив своё гнёздышко. — Ваше Величество, ну же! Да что Вы творите! — твердил у постели бета, едва сдерживая слёзы. В руках у слуги была ночная рубашка омеги, которую тот скинул с себя перед тем как лечь, полностью обнажая своё тело и прячась под одеялом. МинГи, наблюдая со стороны, только сдерживал ладонью смех, полностью поддерживая своего господина, которому по возвращению во дворец невзначай посоветовал такую идею. Даже ЛиБин, с которым провёл Чимин несколько часов после прогулки, попутно читая и отправляя через него Дону письмо, был склонен к этой же идее, больше переживая за омегу и ни капли не удивляясь капризам беременного. — Ваше Величество, ну хотите я перед Вами на колени встану, только прошу оденьтесь. Ну не должны Вы вот так спать нагим, давайте я Вам помогу прикрыться? Ну смилуйтесь надо мной, Ваше Величество… — услышав лишь урывки фраз, Юнги вошёл внутрь, сразу же с удивлением смотря на постель, в которой уже лежал его истинный. Над его постелью на подобии гнезда альфы, был повешен балдахин, а за ним скрывалась целая гора одеял, так аккуратно распределённая со всех сторон небольшим барьером от всего внешнего мира. Чимин довольный, прикрыв глаза, покорно выслушивал все упрёки со стороны своего слуги, и как только приоткрылась дверь, сразу же сел на постели, заворачиваясь в одеяло, чтобы не было понятно, что он обнажён. — И что это значит? — с опаской произнёс альфа, останавливаясь у постели и игнорируя присутствие одного беты и омеги, что склонились при его появлении. — Я сплю сегодня один, — с улыбкой на губах произнёс рыжеволосый, одним взглядом прося своих слуг покинуть покои, ибо у беты уже не выдерживали нервы от постоянной дерзости правителю, за которую Чимина давно бы казнили, но он ещё остаётся живым в результате своего положения. МинГи перехватил из рук беты ночную рубашку Чимина, которую тот забыл оставить на банкетке перед кроватью, и как бы случайно с тем же поклоном вручил её императору, когда направлялся к выходу. Чем сильнее они рассорятся, тем лучше будет для светловолосого, который снова на несколько ночей разлучил супругов. После, оставшись с мужем один на один, Мин непонимающе провернул в руках рубашку, думая, что слуга что-то перепутал, отдавая её ему, из-за чего белая ткань осталась на банкетке. — Бред, терпеть который я не намерен, — сразу продолжил беловолосый, смотря на рыжеволосого через полупрозрачную вуаль, — мы возвращаемся обратно… — Ты возвращаешься обратно, а я остаюсь здесь, — передразнивая мужчину ответил Чимин. — Если не хочешь ко мне идти добровольно, то я тебя сам к себе унесу на руках, — Мин уже хотел рукой коснуться края чужого гнезда, как рыжеволосый внезапно озлобился. — Не смей! Я тебе не разрешаю этого делать, — рука непроизвольно дёрнулась обратно, а Юнги, не понимая, свёл брови. — Ты должен знать, что гнездо для течного, напуганного, раненного или беременного омеги — самое лучшее место, в котором он чувствует себя в полнейшей безопасности. Там он может отдохнуть, набраться сил или пережить тяжёлые периоды в жизни. Таким образом, омега ограждается от всех и впускает внутрь только тех, кому он больше всего доверяет. Ты меня сам к себе пустил, а я тебя впускать сюда не намерен. Поэтому не смей прикасаться к моему гнезду, и не смей осквернять его своим присутствием, — огрызнулся Чимин, вновь спокойно усаживаясь на постели. — Значит, ты собираешься и дальше вот так со мной поступать? Будешь продолжать от меня прятаться здесь? — понимая, что крупно попал, Мин продолжал сохранять спокойствие и ровный уверенный голос, внутренне разрушая всё, что только можно. — Да, я сказал, что больше не буду спать с тобой, я своё обещание сдержал, поэтому надеюсь, что больше докучать мне ты не собираешься. Ах да, можешь рубашку с собой взять, мне она здесь без надобности. — Без малейшего укора совести Чимин припустил одеяло, лукаво улыбаясь и оголяя свои плечи, грудь и округленький живот, показывая свою наготу мужу. Дразнить его через барьер доверия было неописуемым занятием, ведь если альфа действительно не выдержит и всё же без разрешения влезет на его территорию, то Мин будет огребать от омеги последствия своего деяния ежедневно до конца своей жизни. — Издеваешься? — Так? — кивнул на свой голый торс Чимин, вопросительно смотря на Юнги. — Или может вот так я над тобой издеваюсь? — прикрыв краешком одеяла лишь свою промежность, омега игриво развёл перед альфой ноги, показывая Мину результат его же деяний: засосы, небольшие синяки и следы укусов на бёдрах и шее. Играя с огнём, рыжеволосый не боялся обжечься, прекрасно понимая, что Юнги, со своим желанием сохранить какой-никакой мир в их отношениях, не позволит себе в трезвом уме нарушить границы гнезда, чем безразмерно пользовался омега, когда подполз к самому краешку. — Почему же ты не отвечаешь? — невинно хлопая ресницами, спросил Чимин, тут же поглаживая своей рукой усыпанную фиолетовыми метками грудь и легонько сжимая один из сосков, прикусывая нижнюю губу. — Тебе уже завтра придётся выползти из своего прибежища, помни это, бабочка. А ещё не забывай, что этот дворец мой и ты легко угодишь в мою паутину, из которой я тебе не позволю упорхнуть, — с тяжело дающимся спокойствием, проговорил Мин, заводя свои руки за спину, подчёркивая тем самым свою величественную осанку. Вот только всё это напускное спокойствие быстро нарушается, когда рыжеволосый, совсем стыд потеряв, язык высовывает и, облизнув два пальца, на колени пристаёт, совсем близко с Юнги, у самой грани своего гнезда, начиная себя растягивать. А другой рукой вуаль чуть в сторону отводит, чтобы та не мешала его супругу смотреть. — Совсем свободно, — с улыбкой стонет Чимин, с колен на задницу пересаживаясь, чтобы Мин отчётливо видел всё, что он с собой делает. — Ты меня взял столько раз, что, я уверен, что свободно войдёт и третий, — тут же проверяя свои слова, омега ввёл в себя ещё один палец. Смазка быстро выделилась, смягчая резковатые проникновения, а небольшой член с такой же тёмно-розовой головкой, что и его соски, поднялся, волнуя ни сколько самого омегу, сколько альфу, которому следовало уйти ещё несколько минут назад, чтобы завистливо не наблюдать за продолжением. — Знаешь, а это очень возбуждает, — Чимин чувствовал себя немного глуповато, вот так удовлетворяя себя на глазах другого человека, но игра затянулась и мастурбация действительно начала приносить новые ощущения. Сначала Пак думал, что просто поиграет, но не продолжит, хотя под этим внимательным взглядом чёрных глаз не смел останавливаться. Пальцами пытался проникнуть как можно глубже, чтобы достать до заветной точки, а свободная ладонь сама скользнула на вставший член, начиная ласкать его кольцом из всех пальцев. — Тебе нравится? — тихо постанывая, спросил Пак, прежде чем лечь на спину и шире развести ноги. Короткие фаланги едва дотянулись до простаты, но омега всё же скользнул по чувствительному бугорку указательным и средним пальцами, тут же вытягиваясь в струну и беря высокую ноту стона. — Твои пальцы во мне поместились бы куда лучше, — Юнги ничего не отвечал, с сильным желанием и дикой завистью прожигая потаённые омежьи местечки, которые предоставил его взору муж. — Хочешь ко мне прикоснуться? — сквозь щёлочки прикрытых глаз поинтересовался Пак, лишь по одному взгляду понимая, что именно в прикосновении и нуждался белобрысый, вот только сделать этого, протянуть руку, не смел, помнил недавние угрозы. Император быстро понял, что это просто уловка, и даже не дёрнулся, чтобы испробовать судьбу: помилует или нет. Он продолжал без лишних слов наблюдать за происходящим, в мыслях рисуя как взял бы это тело на мягких простынях своей большой постели. Ему хотелось бы самому иметь возможность растянуть эту дырочку, самому надрачивать омеге его миниатюрный член и самому трахать этого негодного мальчишку, что и бесил и возбуждал одновременно. Но разочароваться в отсутствии возможности альфа тоже не спешил, свято обещая себе, что омега обязательно ответит за это, но только позже, не сегодня. — Как же хорошо, — сквозь поток стонов и томных вздохов вымолвил Чимин, уже забывая, что он находится перед Мином. Он продолжал быстро двигать ладонью по члену, попутно увеличивать давление на простату, собственноручно доводя себя до яркого оргазма за несколько минут, обильно кончая себе на живот и покрываясь капельками пота. Мин на долю секунды прикрыл глаза, втянул запах мелиссы, что контрастом ударила прямо в лицо, из-за раскрывшегося прямо в метре от него омеги, который тяжёло дышал. Понимая, что ещё одна проведённая подле этой постели минута может привести к плачевным последствиям, Юнги тут же схватил с банкетки ранее оставленную рубашку, чтобы иметь хоть какой-то запах своего омеги, когда он будет в своих же покоях, так же надрачивать полувставший член, что с увиденного не спадёт даже после нескольких разрядок. Мин в последний раз взглянул на дрожащего в конвульсий Пака, что так и не вынул из себя пальцев, а после еле слышно прошептал: — Паршивец, — тут же удаляясь из его комнаты, с громким хлопком закрывая за собой дверь. На расслабленном омежьем лице расцвела довольная улыбка, что тут же переросла в звонкий смех. Омега добился чего хотел, сполна отплачивая Мину за всё.***
Сдерживая себя в эмоциях и пытаясь не встречаться с уставшими из-за недосыпания глазами, Чимин с нетерпением ждал, пока Юнги первый попробует его блюда, чтобы после сразу же начать уплетать всё за обе щеки. Рыжеволосый уже давно привык к мании Мина пробовать на вкус всё первым, так как он больше всего переживал, что в еду его беременного супруга вновь что-то подсыпят. Так белобрысый проверял, что с продуктами всё хорошо и что Чимин может без опаски есть. Раньше это сильно напрягало, но за полтора месяца стало привычным делом для обоих. Ещё недавно Юнги в шутку сказал, что если что-то и будет отравлено, то он умрет вместе с омегой, так как без него не было смысла жить, ведь Чимин единственный, кто мог продолжить его династию. На все разговоры, связанные с наследником, рыжеволосый отвечал просто: что сын ему совсем не нужен, да и связывает его с этим ребёнком только девять месяцев, не больше. Даже полгода, две третьих всего срока, никак не смогли переубедить Чимина изменить пренебрежительное отношение к наследному альфе, или же омеге. Сейчас же, затолкав за обе щеки рис, Пак вспомнил, как измывался над Юнги лаская себя при нём. Завтракали они у Мина как и обычно. Беловолосый прошедший вечер даже не упомянул, никак не угрожая мужу ответным ударом, который Чимин даже перестал ожидать. Но когда омега только пришёл к нему, то успел заметить свою рубашку на его постели, которую альфа бережно сложил и оставил на расшитом покрывале, чтобы та никуда не делась. Такое отношение Юнги к его вещам трогало, но не пробивало на жалость и отмену наказания. Вот только наказан альфа был за свои же подарки, которые омега расценил как дорогую плату за использование своего тела. Сейчас гнев на супруга спал, и на поверхность всплыла вся та абсурдность их с Мином ситуации, которую быстро понял Пак, но признавать свою вину и извиняться за всё Чимин не собирался из-за упёртости. К тому же так играть с Юнги, было куда веселее обычных ссор, и выводить его на чувства оказалось намного приятнее. Вот только омега понимал, что Мин совсем не разделял его интереса и из-за недосыпа, постоянно зевал, потирая глаза. А Чимин, наоборот, выглядел бодрым и отдохнувшим, ведь ещё вчера, пока правитель был в тронном зале, то слуги, по его приказу, разобрали вещи из гнезда за его ненадобностью, несколько из которых нагло забрал себе омега, чтобы быстро уснуть с одеялом пропахшим мятой Юнги. Издеваться подобным образом над Мином Чимин хотел целую неделю, но за завтраком решил, что сбавит срок до трёх дней, один из которых он уже провёл в одиночку. После завтрака по своему обыкновению Чимин вернулся к занятиям, понимая, что сильно по ним скучал, ведь больше недели он не доставал СуХу своими неправильными знаниями о каллиграфии, чем, собственно говоря, решил заняться Пак. В его комнате продолжали находиться сундуки и шкатулки. Клинок в длинной коробке был уже отложен и хорошо припрятан, ведь только эта вещица ему приглянулась, не считая одного золотого гребешка с красными драгоценными камнями, что уже был закреплён на его ярко рыжих волосах и браслета на правом запястье. Он нашёл их в одной из шкатулок, что случайно уронил, когда поспешил собрать всё обратно. На самом деле Чимину многое из подаренного понравилось, но принимать такие подарки от человека, от которого он должен брезгливо морщиться и закатывать при его появлении глаза, не позволяла гордость. Ему нужно было подольше возмущаться, сильнее позлиться на альфу, чтобы с горем пополам всё принять. Вредность его характера было невозможно отнять, из-за чего Чимин нередко страдал, мысленно интересуясь не засунуть ли ему её куда подальше, вот только с Юнги у него так не получалось. Ближе к вечеру, когда после ужина Чимин прочитал ЛиБину несколько страниц из предложенной СуХой книги для оттачивания своих навыков чтения, омега ещё с час говорил с лекарем, помогая ему перебрать несколько засушенных трав. Омега изливал своему пожилому другу душу о наболевшем, а ЛиБин в ответ делился тем, что он собирался через пару дней начать присматривать травы для своего первого сбора, и на жалобы, что низ живота начинает побаливать посоветовал принимать ванны с маслами и делать массажи, чтобы растяжек на коже было меньше и всё не так сильно болело и чесалось. Вышел от лекаря Чимин уставший, но с несколькими маленькими пузырьками масел и своей книгой, которую сразу же отложил на стол, когда вернулся обратно к себе. МинГи он сразу же передал, чтобы для него подготовили купальню, на что он получил незамедлительный ответ, что там уже был Юнги. — Император? В купальне? — со скрытым любопытством спросил Чимин, расставляя масла на своём столе. МинГи странно прищурился. — Да, он отправился туда полчаса назад, а это Вам к чему? — светловолосый подошёл ближе, рассматривая принесённые его господином вещи. — Да так, просто спросил, — отмахнулся Пак. — Кстати, ЛиБин интересовался твоими головными болями. Он ещё давно давал тебе что-то от неё. Я не знал, что ты страдаешь от мигреней. — Можете не переживать, со мной всё хорошо теперь, — тут же натянул свою улыбочку омега. — Я рад, что ничего серьёзного, — ответил рыжеволосый, откупоривая одну из баночек и нюхая его содержимое. — Мне больше ничего не нужно, я скоро ложусь спать, поэтому ты можешь быть свободен. — Может Вам нужно помочь раздеться перед сном? — поинтересовался МинГи, кивая на обилие шёлка, в который укутали беременного омегу. — Нет, не стоит, — усмехнулся Чимин, качая головой и откупыривая уже другое масло. — Тогда приятных снов, — поклонился МинГи, уходя из его покоев и тихо прикрывая за собой дверь. — Приятных, приятных, — повторил себе под нос Чимин, начиная странно улыбаться. — Значит он уже там? — спросил себя же в слух рыжеволосый, возвращая масла на стол и застывая на месте. Всё внутри перевернулось с ног на голову, а в животе как будто вспорхнули бабочки. Чимин прикусил губу, пару раз пытаясь одуматься, но всё же не устоял от желания вновь раздразнить Юнги перед сном. И стоило беременному только принять решения, как пяточки тут же засверкали, унося шаловливого омегу навстречу приключениям на свою и без того многострадальную после гона альфы задницу.***
Придумав совершенно правдивую отмазку, Чимин, немного поумерив свой пыл у входа в купальню, где были слуги, коротко сообщил, что собирается составить компанию своему супругу, на что ему сразу же открыли двери. Рыжеволосый весь путь кусал губы, ведь те всё норовили расплыться в игривой улыбке, будто он был маленьким ребёнком, что шёл шкодить другому взрослому ребёнку. Смешок едва не прорезал куполообразные стены, когда Чимин увидел своего альфу, что, расслабившись, по грудь сидел в воде, прикрыв при этом глаза. Он уже успел вымыться, так как слуги унесли всё, оставляя его наедине с собой. Вот только это самое единение нарушил Пак своим приходом. Он неспешно миновал весь путь, останавливаясь позади Юнги, который лишь недовольно поморщился, так и не обнажая своего чёрного взора. — Мне ничего не нужно, — беловолосый даже не дёрнулся, думая, что позади него стоял обычный слуга. — А я ничего и не предлагал, — сразу же отрезвил его Чимин, всё так же смотря на него сверху вниз. Юнги замер, открыл глаза, а после обернулся. Перед ним был его муж, что начал снимать с себя шёлковые халаты один за другим. Оставить их решил Чимин рядом с миновскими вещами на скамьях у стен, игнорируя то внимание, которое привлёк к себе. — На меня пришёл полюбоваться? — с тихим смешком произнёс альфа, совсем забывая о своих прежних мыслях. Новые заполнил Чимин, что быстро разделся до нательной белой рубашки, подобная на постели у него уже была. — Я просто устал, поэтому решил расслабиться перед сном, а тут ты, — старательно не показывая лёгкого смущения и интереса к миновскому торсу, Чимин прямо в своей рубашке, что едва прикрывала пах и ягодицы из-за живота, направился к воде, но отходя при этом от Юнги на другую сторону. — Боишься, что съем? — поинтересовался Мин, отталкиваясь от выложенных мрамором бортиков сразу же, как только в воду погрузился Пак в своей рубашке — Ты быстрее подавишься, чем меня заглотишь, — простонал Чимин, наслаждаясь обволакивающей его тело теплотой, и полностью игнорируя, что к нему подплыл Юнги, располагаясь рядом с ним. — Навряд ли я соберусь есть тебя целиком, разве что немного покусаю, — коснулся губами чужого плеча мужчина, тут же получая в ответ грубый толчок. — Знай, что я так быстро не сдамся и сам тебя закусаю, — Чимин так же резво хотел подплыть к противоположному бортику как и Юнги, вот только вместо этого кряхтя начал перебирать руками поднимая брызги. — Скажи, когда будешь тонуть, чтобы я тебя смог вытащить, а то то, что я сейчас вижу, кажется мне самоутоплением, — мягко улыбнулся Мин, наблюдая за жалкими попытками повторить его недавний трюк. — Глубина здесь такая, что тебя и по шею не скроет, поэтому можешь особо не стараться, а просто отталкиваться от дна. — Сам бы с таким животом поплавать бы попробовал, к тому же я несколько лет в воду не входил, — пожаловался Чимин, но Юнги всё же послушал, начиная в отделанном мраморе дне искать опору. — Тебя научить этому? — вновь следуя за предназначенным, поинтересовался беловолосый. — Нет, я и сам умею, — с трудом дотянув до края, омега перешёл на восстанавливающие дыхание - вдохи-выдохи, всё так же ладонями придерживая свой живот. — Видел как именно ты умеешь. — Юнги расположился подле предназначенного, рукой обнимая его за талию с животиком, чтобы Чимин вновь не удумал уплывать от него. — Поэтому не советую купаться одному. — А я не советую тебе трогать меня, — намекнул на наличие чужой руки на своей талии. — А я не советую тебе громко возмущаться, когда мы вместе отправимся отсюда ко мне в мои покои. — Чёрта с два ты меня туда затащишь, — хмыкнул рыжеволосый. — А ты в этом уверен? — прищурился Мин, примериваясь к тому, сколько брани придётся выслушать и вытерпеть побоев, чтоб только уложить своего же супруга в постель. — Уверен! — твердо ответил Чимин***
Аккуратно оставив завернутого лишь в один тонкий шёлковый халатик Пака с наполовину влажными волосами на краю кровати, Юнги поправил пояс на своём. — Я тебя ненавижу, — тихо проговорил Чимин, скромно сводя коленки вместе, которые всё ещё тряслись от воспоминаний о недавно пережитом оргазме. — Несколько минут назад ты говорил совершенно другое, — удовлетворённо усмехнулся Юнги, всё же не решаясь больше прикасаться к затихшему омеге. — Ты ужасен. — Но даже если это так, то ты быстро кончил от одних моих пальцев. Лаская себя ты не получаешь такого же удовольствия, верно? Будь бы в тебе не мои пальцы, а нечто другое… — Заткнись! Не смей говорить об этом вслух! — прокричал Чимин, краснея. Отдаться желанию быть оттраханным чужими руками было самым идиотским решением, которое он только мог принять под натиском Мина. Оргазм был сильным, да и Юнги был доволен, что всё легко обошлось и не пришлось применять силу, чтобы принести сюда расслабленного истинного. — И чем же эта правда плоха? — Эта правда убивает мою гордость и достоинство! — резво поднялся с постели Чимин. — А где же они были, когда всё это произошло? — нагло поинтересовался Юнги, поистине наслаждаясь омежьим попытками заткнуть его. — Замолчи! Разве так сложно хотя бы раз пойти мне на встречу и забыть это?! … — сильно переживая за своё подпорченое положение, Пак сорвано вскрикнул, когда почувствовал какой-то слабое движение извне. Чимин сразу же опустил голову, быстро раздвигая полы халата, и с глухим стуком сердца смотря на подрагивающую от движений ребёнка внутри кожу. Омега продолжал в большом удивлении смотреть на свой живот, будто до него только-только дошло, что внутри находилось живое дитя, а не бесчувственное маленькое тельце. Ощущения были незнакомыми, волнующими, такими странно приятными, какие были у него, когда ему подарили клинок с гравировкой. Кончики пальцев рук покалывали от желания обнять себя, обнять то тепло, что зародилось глубоко в груди, а сам Чимин неожиданно улыбнулся, тут же прикрываясь ладонью. Ссора, пререкательства, прошлые проблемы быстро отошли на второй план с тем, что Мин с таким же волнением, когда всё понял, вернулся к нему и быстро принял сидячее положение на краю постели, притягивая к себе супруга, тут же прикрывая глаза и прижимаясь щекой к обнажённому животу, плотно прикладывая рядом ладонь. Юнги боялся упустить малейшее движение в утробе омеги, пытаясь с замершим дыханием уловить первые шевеления своего сына, который, почувствовав, что его родители стихли, сделал ещё пару толчков, несказанно радуя беловолосого, после чего успокоился, не делая никаких движений. Но даже несмотря на то, что по ту сторону больше ничего альфа не чувствовал, Мин продолжал с закрытыми глазами прижиматься к Чимину, который, совсем успокоившись, опустил руку на голову мужа. Он немного погладил Юнги и пропустил сквозь пальцы белые, влажные пряди, бессловесно сообщая Мину, что их ребёнок уже вряд ли им сегодня ответит. Их? Омега перевёл взгляд на умиротворённого альфу и вновь улыбнулся. Его супруг был непредсказуемым: жесток с другими, чересчур требовательный в отношениях с Паком, и слишком мягкий в делах касаемых своего будущего наследника. Если бы Чимин не знал на что Юнги был способен, если бы не то, что между ними плохого произошло, то без лишних бы мыслей подумал, что Мин это самый добрый и чувственный человек, которого он только видел, ведь будь бы он другим, то радовался бы сейчас, лишь почувствовав пару движений из вне своего мужа? Улыбался бы с такой нежностью и готов был бы расцеловать всего Пака, осторожно отстраняясь от его живота? Вот и Чимин начал сомневаться, что происходящее с ним это не сон, ведь Юнги без лишних слов поднялся с постели, смотря на своего предназначенного как-то иначе, без былого раздражения или страсти, а с чистой лаской и добротой, словно омега для него в миг стал самым дорогим человеком. Но ещё больше рыжеволосый удивился, когда его обняли, крепко-крепко прижимая к груди, с самозабвением зарываясь носом в изгиб шеи и плеча. Руки змеей обвили Пака, не допуская и мысли отпустить высшую драгоценность от себя, а сам Чимин в растерянности начал думать обнять ли Юнги в ответ, но всё же не решился поднять свои руки, беспрепятственно позволяя себя обнимать. И только когда объятия немного затянулись, рыжеволосый усмехнулся. — Может за это ещё и расцелуешь меня? — в шутку, чтобы как-нибудь выбраться из этой тишины, что стала не привычна после криков, произнёс Чимин, не подозревая, что сказанное воспримется всерьёз. Уже через несколько секунд объятия становятся слабее, а к полным омежьим губам прижимаются тёплые, сминая их и приоткрывая рот за нижнюю челюсть одной рукой. Омега не отстраняется и не истерит, отвечает на поцелуй, открываясь Юнги, и прислушивается к своим же ощущениям. В который раз за этот вечер уголки губ снова поднимаются вверх, а рука Чимина тянется за ладонью Мина, чтобы приложить её к низу своего оголённого живота, где снова начали шевелиться.