***
Доносимый из далекого конца приглушённый звонкий смех был знаком страже, что охраняла покои супруга императора, из-за чего двое альф непроизвольно растянулись в улыбках, когда из одного поворота показался знакомый смеющийся силуэт. Чимин, вернувшись к брату, продолжал следить за учебным процессом до тех пор, пока низ живота не потянуло. После пришлось из-за нытья слуг вернуться обратно во дворец, где его уже давно ждали. Рыжеволосого под руку вёл всё тот же неизменный лекарь, а позади улыбающейся пары шли МинГи с ещё несколькими слугами. Казалось светловолосый не разделял всеобщего веселья, глубоко задумавшись о чём-то своём, но поникнувшее состояние омеги Пак так и не заметил, желая как можно быстрее добраться до своей постели, чтобы поделиться впечатлениями о случившемся с ЛиБином. Свой дневной сон он пропускать не собирался, да и забраться в своё уютное гнёздышко уже совсем не терпелось. Его кровать в покоях была самой уютной и безопасной, где омега мог безбоязненно разлечься как только его душеньке угодно, не боясь, что его потревожит кто-то чужой. Никому он не позволял нарушать границы своего гнезда, не давая даже коснуться оставленных там вещей. Нагло украденные одежды и одеяла из покоев правителя Чимин возвращать не собирался, а вот взять что-то дополнительно мог, отчего его гнёздышко лишь пополнялось, даря его создателю тепло и уют от обилия мятного запаха. С обострившимся из-за беременности инстинктами омега стал более требовательнее ко всему, отчего большую постель скрыли под плотным светлым балдахином, а в его покои могла войти лишь одна малая часть слуг и хорошо знакомых людей. Всё это решал сам омега, не идя ни на какие уступки, из-за чего всем быстро пришлось смириться с таким решением. И чаще всего подле Чимина оставались лишь его лекарь, Тэхён, МинГи и ещё пара бет, не считая императора, которого могли иногда и не пустить, из-за возможного ухудшегося настроения Пака. Бедные же стражи едва ли не дрожали, когда приходилось останавливать правителя, не пуская его к собственному супругу, из-за приказа самого же Пака. В такие моменты альфам хотелось провалиться под земь от страха перед императором, но Юнги, услышав от них отказ мужа, не сопротивлялся, прекрасно понимая, что нарушать границы с беременным супругом ни в коем случае нельзя. Лезть к нему в гнездо без его разрешения тоже нет, но быть рядом с ним, когда омега с таким очаровательным большим животиком, совсем сонный лежал средь его же вещей хотелось до умопомрачения. Но как бы Юнги не стремился всегда быть с супругом, у Чимина начался период, когда он полностью посвятил себя строительству безопасного уголка, в котором он, сам того не понимая, обустраивал наикомфортнейшее место для появления дитя. Инстинкты брали верх, делая омегу к концу срока последнего триместра чересчур чувствительным к внешнему миру и таким нуждающимся в защите и поддержке близких. Особенно сильно нуждался Чимин в отце своего ребёнка, из-за чего гнездо окружал до дрожи приятный запах мяты, вот только войти в него Юнги не давали, сам Пак не пускал. На ночь рыжеволосый конечно же позволял мужу забрать его и разрешал ему делать с собой нечто больше интимное, но его покои и постель всегда оставались даже для императора неприкосновенными. ЛиБин долго наблюдал за изменениями в состоянии своего подопечного, после чего решил поделиться своими размышлениями с самим Чимином, из-за чего тот заливался звонким смехом, держась за живот боясь обмочиться из-за участившихся позывов. — Я совсем не поменялся, — утирал выступившие от смеха слёзы рыжеволосый, когда они с лекарем миновали стражу и зашли в покои. Часть слуг сразу же осталась снаружи, не нарушая указанных границ, а внутрь вошли лишь Пак с пожилым бетой и МинГи, другая пара доверенных бет от императора тут же ушла, чтобы сообщить о прошедшей прогулке альфе. — А это… — Чимин рукой показал на свои, скрытые от чужих глаз плотной вуалью, вещи истинного, — это я сделал, чтобы мне не мешали спать днём. Мне хватило и того, что раньше мне всегда докучали со своим режимом и правилами… — Никакой омега не сделает ничего подобного, чтобы просто поспать, — настаивал ЛиБин. — А я сделаю, потому что я люблю спать и не люблю, когда меня достают и будят, — с улыбкой, Чимин любовно продолжал смотреть на свои старания, мечтая поскорее нырнуть внутрь своей защищённой маленькой крепости. — Гнездование, да ещё и такое, явно не просто так тебе в душу запало, а твой омега внутри всё прекрасно понимает, не пытается прикрытся сном, — осуждающе покачал головой ЛиБин, наблюдая за тем, как МинГи помогает аккуратно Чимину раздеться. — Тебе стоит признать, что сам того не желая, уже готовишься к приближающимся родам и уже для ребёнка ищешь защиты. Светловолосый, снимая с Чимина его накидку, чуть сильнее прикусил внутреннюю часть щеки, смакуя на языке металлический привкус крови. Не согласиться с лекарем он не мог, сам через это проходил со своей тяжелой беременностью. Да и на мгновение отрекаясь от всего на свете, когда никого не бывает в покоях Чимина, светловолосый, не контролируя себя, даёт себе небольшую вольность. С дрожью во всем теле аккуратно отводит балдахин, садится на самый краешек чужой постели и с блаженством прикрывает глаза, касаясь гнёздышка, какого у него не было и уже никогда не будет. О таком ещё несколько лет назад беременный МинГи готов бы был заливаться чёрной завистью, но сейчас, осознавая своё положение, омега не смел даже руку завести чуть дальше, балуя себя лишь одной такой минуткой. Даже думать о том, что у него сейчас могло бы быть его собственное крохотное чудо, не смел, знал, что, окутав себя лоскутами лжи, сделает только больнее, когда эта сладкая дымка развеется, показывая жестокую реальность. Помогая Чимину стянуть светлый халат его ханьфу, МинГи с накопившейся грустью прошёлся тоскливым взглядом по его округлившемуся животу в семь с половиной месяцев. Такой же был у светловолосого слуги лишь к концу девятого, да и был у него слабенький омега, а не такой альфа, как у Чимина. Почувствовать по новой бремя этой прекрасной поры хотелось вновь, вот только МинГи не забывал, что это больше никогда не повторится. Спрятанная за длинным рукавом сожженная метка на левом запястье вновь неприятно заныла, но на уже привычную боль светловолосый не обратил ни малейшего внимания, продолжая делать своё дело. — И ничего это не защита, — до последнего сопротивлялся Пак, хотя подобные мысли начали его преследовать ещё несколько дней назад, — ну, может быть, совсем чуть-чуть, маленькую часть… — Чимин! — ЛиБин цокнул языком, недовольно сводя брови. — Ну разве можно быть таким упрямым? Глупо отвергать свою природу. — Ты слишком милый, когда злишься, — вновь засмеялся Чимин, чьи глаза стали маленькими щелочками от широкой улыбки. — И ничего я не отвергаю, — полностью освободившись от лишних тканей и переодевшись в удобную большого размера спальную одежду, — просто мне всё это чуждо. Сложно принять тот факт, что кто-то у меня вот здесь живёт, — миниатюрная ладошка легла на альфочку внутри. — Ещё мне непривычно, что он двигается. Это так необычно… и пусть, что это длится уже несколько месяцев, я всё равно не могу привыкнуть к своей беременности до конца. Ощущение, будто бы я съел что-то не то, а может быть и кого-то не того, и теперь оно шевелится там у меня в животе. Возможно это перепёлка, чьи яйца я ем постоянно. Сырые они более вкусные, раньше я терпеть их не мог, а сейчас жить без них не могу, — со смешком Чимин в развалочку, неспешно двинулся к столу, чтобы сесть на стул и откинуть голову, давая МинГи вынуть из его волос заколки и все украшения. — За всю свою жизнь я не встречал более вредного омегу, чем ты. Это же нужно додуматься, что внутри тебя не ребёнок, а перепёлка! — озарившее светом радости омежье личико вновь растянулось в улыбке. — И чего же тебя так сейчас забавляет? — Я говорил, что ты милый, когда злишься? — оголил ровный ряд зубов Пак, на что ЛиБин, устало качая головой, махнул на сказанное рукой, отворачиваясь к омеге спиной, дожидаясь пока МинГи закончит, чтобы выслушать, когда Чимин, успокоившись, расскажет о встрече с конюхом. — Ну ты чего? ЛиБин, ты обиделся? — слегка наклонив голову, чтобы МинГи снял с Пака серьги, спросил рыжеволосый. — Ну ладно, ладно, я же шучу насчёт перепёлки, принимаю я своего альфочку и верю, что это гнездо для него. Нужно же мне иногда подурачиться, как-никак такой возможности у меня уже не будет. — Я не обижаюсь, — произнёс ЛиБин, но поворачиваться к Чимину он не спешил. — Обижаешься, — приподнял свои идеально ровные тонкие бровки омега. Сколько слёз он пролил, когда их выщипывали, твердя, что так красивее и что его никогда нетронутые волоски ужасны. Такая пытка даже не стояла наравне с теми, что делали с омегой, когда пытались расколоть его ещё при восстании. А как он обругал слуг, когда те его успокаивали? Холодок по спине пробегает стоит только вспомнить это. — Я же вижу. — А вот и нет… — Да, — кивнул омега, обводя глазами то количество золота, которое было вплетено в его причёску и которое теперь лежало на столе. — Чимин? — как-то настороженно спросил ЛиБин, тут же переводя взгляд на один из его сундуков. — И всё же ты дуешься… — Да нет же, я не о том, ты в своё гнездо и свою одежду решил добавить? Смешать запахи для комфорта? — наконец-то повернулся к рыжеволосому лицом лекарь. — Нет, зачем? А почему ты так подумал? — озадаченно спросил Чимин. — Просто мне казалось, что у тебя было больше сундуков… — ЛиБин чуть приблизился, пытаясь вспомнить точное количество, но в голову ничего не шло, хотя что-то тревожное в глубине души зародилось. — Ай, — шикнул Чимин, когда МинГи, испугавшись, случайно дёрнул последнюю шпильку из волос с тонкой нитью жемчуга. — Извините, Ваше Величество, я нечаянно, — стараясь не выдать волнение об украденных им вещах, выдал МинГи, спешно убирая всё украшения в раскрытую шкатулку. — Ничего, жить буду, а тебе, ЛиБин, скорее всего показалось, к тому же мне незачем следить за своими вещами, у меня их теперь черезмерно много. Возможно часть унесли слуги, чтобы почистить их. Я в последнее время обедая или ужиная часто пачкаю одежду. Из-за этой беременности я медленно превращаюсь в неопрятную свинку, вот честно, поэтому не забивай голову такими пустяками, — отмахнулся Чимин, поднимаясь со стула и быстренько бросая взгляд на стоящий в углу портрет. — Возможно так оно и есть, — кивнул ЛиБин. — Старость дело такое, бесповоротное, — глухо засмеялся бета, а МинГи облегчённо выдохнул. Никто не заметил пропажи, а слуга собрал практически всё необходимое для Чимина. Он старался незаметно выносить вещи — то почистить, то ещё что-то придумывал, прикрываясь перед стражей и другими бетами, хотя сам старательно готовился. Светловолосый уже как пару дней носил маленький мешочек с порошком, который кроме еды, додумался подсыпать в воду, и подавать её перед или после дневного сна. Если еду для рыжеволосого проверяли не только дегустаторы, но и император, такой порошок мог быть быстро обнаружен, потому МинГи и решил, что лучше будет добавлять его в жидкость, которую сам же и приносит. Действие порошка ещё не успело проявиться, но слуга уже не мог дождаться, когда возможно было бы уже сообщить о продвижении в их плане. Если Чимина нельзя было вытащить из ложа правителя, то омега должен был сам из него уйти под покровом ночи. И только МинГи успел закончить с прической и одеждой беременного господина, слуга быстро с поклоном покинул покои, прекрасно понимая, что ЛиБин остался с Чимином для не публичного разговора. — А теперь, я хотел бы услышать о твоей встрече, — ЛиБин, рукой поглаживая седую бороду, не спеша, своей старческой походкой сначала приблизился к Чимину, а после проводил его до скрытого ото всех гнёздышка. Отводя вуаль и помогая омеге забраться за балдахин в одежды правителя, бета сел впритык у бортика, несмотря на разрешение омеги на возможность нарушить границу. Портить спокойсвие чужой зоны уюта ЛиБин не хотел, но протянуть руку, чтобы погладить рыжие волосы всё же согласился, отчего Чимин, как можно удобнее натянув на себя одеяло, расположился у края гнезда, упираясь о бортик из одежды головой, как на подушку. — И всё же Тэхён необычайно проворлив и хитёр. Нужно же было додуматься до такого: помочь тебе увидеться с ДонЛи через самого императора, который, сам того не ведая, дал разрешение на это. Думаю, наш мальчик совсем вырос и сильно повзрослел за эти полгода. От его прошлого практически ничего не осталось… — задумавшись, ЛиБин продолжал пропускать сквозь пальцы мягкие прядки, отчего омега довольно зажмурил глаза. — Всё же я рад, что он простил Чонгука, а тот помог ему раскрыть себя настоящего. Они через многое прошли, чтобы сейчас у них были крепкие отношения, в которых есть и любовь, и доверие. Этого сложно достигнуть, ибо каждая из двух сторон должна прилагать немало усилий, а учитывая как у них всё начиналось, то мне было бы сложно представить подобный исход ещё несколько месяцев назад. Вот спроси бы у меня кто: «Смог бы Тэхён полюбить своего мучителя?», я бы на полном серьёзе сказал — «Нет!». Но несмотря на всё, моя душа спокойна за нашего Тэ. Он, не взирая на детство и выпавшие на его судьбу трудности, — вырос сильным омегой. А примером омежьей силы и стойкости, ему послужил ты, его брат. Теперь все мои переживания уже не сколько за вас, сколько за ваших нерождённых деток, — почесал омежий затылок ЛиБин, улыбаясь с тихого протяжного стона рыжеволосого. — Так я услышу сегодня рассказ о Ли, или мне зайти после того, как ты поспишь? — Ах, единственное, что я хочу меньше всего сейчас, так это, чтобы ты ушёл и прекратил гладить мои волосы, — заныл Чимин, ластясь к ласковым рукам. — Тогда я буду благодарным слушателем, — произнёс лекарь, щекоча уже маленький ровный носик омеги.***
Выслушав короткое сообщение от слуги, Юнги кивнул, откладывая свиток в сторону и сцепляя руки в замок. Отправив слуг обратно к Чимину, альфа устало вздохнул, обводя глазами свой стол. Прикрыв на минуту глаза, Мин в который раз за день впал в думу об одном рыжеволосом омеге, которого спустя полдня уже невыносимо сильно хотелось лицезреть. Лишь собственный муж был в голове ежедневно и не думать о нём было просто непосильной задачей для влюблённого альфы. Мелисса. Она витала повсюду. Казалось, что каждый уголок был пропитан ею и спасения от чарующего запаха нигде нет, хотя его он не искал уже давно. Ровно тогда он пропал, когда его истинный из другого дворца вернулся, раз и навсегда привязывая к себе, не считая метки на правом запясте. На том самом, ткань с которого альфа тут же убрал, любуясь следами укуса, что заживал очень долго. Омежья метка была очаровательной, но в тот же момент до глубины души губительной. Связав обоих этим укусом, Чимин окончательно привязал Юнги к себе, не давая теперь ни себе, ни ему покоя, но белобрысый ни о чём не жалел. Покой к нему уже давно пришёл. Тогда, когда омега ему мил стал, а истинность перестала быть тяжёлым бременем в его жизни. Любовь в его сердце, как природа весной после долгой холодной зимы расцвела, не давая альфе так долго в разлуке с мужем быть. И стоило лишь мысль допустить навестить его, как белобрысый без лишних мыслей по знакомому пути поспешил пойти, заставая со своим супругом лекаря. Те за вуалью были, когда массивные двери открылись, а император, не позволяя своим слугам пройти вглубь покоев, зашёл один. ЛиБин, поняв, что ему пора идти, напоследок встрепенувшегося омегу в лоб поцеловал, быстро шепча, что ближе к вечеру придёт. И как только за лекарем затворилась дверь, Юнги молча подошёл к скрытой балдахином постели. — Надеюсь, что я не потревожил вас в неподходящий момент, — альфа сразу заметил, как размытый силуэт за плотной вуалью приподнялась, чуть дальше отодвигаясь от края импровизированного бортика. — Не хотелось бы портить чужие планы. К тому же я рад, что застал тебя не уснувшим. — Есть конкретная причина, по который ты сейчас здесь? — Чимин, невзирая на свою длинную сорочку, обернулся в одеяло, так же следя за нежданным гостем, что остановился напротив него. Они были близки друг к другу, стоило лишь протянуть руку, но Мин не торопился. — Ты поверишь мне на слово, если я скажу, что уже успел соскучится по тебе и хотел до вечера увидеть тебя вновь? — терпеливо стоял на расстоянии от собственного мужа Юнги. — Поверю, — облизнул губы омега, прикусывая нижнюю. — Могу я… — не успел договорить альфа, как силуэт приблизился к нему, чуть отодвигая светлую ткань в сторону. Улыбка, при виде такого растерянного омеги, завернувшегося в одеяло, расцвела за секунды, из-за чего Юнги попытался скрыть её, но Чимин со своими невинными глазками не давал этого сделать. — Нет, — отрицательно начал качать головой Пак, — мне тебя и ночью хватает. Даже не сядешь нормально на стул из-за твоих ласк, а на коже свободного местечка не найдешь от поцелуев. Лучше уйди, я больше не выдержу, — свёл брови омега, болезненно мыча, возвращая балдахин на своё место. — Уходи туда, откуда пришёл, и до вечера не смей появляться, — с приглушённым пыхтением Чимин улёгся на подушки, поправляя одеяло и готовясь ко сну. И только он успел удобно устроиться, как вдруг в голову пришла мысль, от которой он быстро вернулся в сидячее положение. — Хотя не уходи. — Передумал? — с небольшой надеждой спросил альфа, но омега оборвал его ободрившееся настроение недовольной миной, когда снова отодвинул балдахин, являя себя. — Нет, просто мне твой запах нужен. Дай мне что-нибудь, может какая-то одежда или ещё что-то? — Чимин голодным взглядом прошёлся по альфе с ног до головы, внимательно рассматривая того. — Зачем тебе моя одежда, когда ты меня можешь полностью сразу к себе забрать? — решил схитрить Юнги. — Я могу лечь с тобой, к тому же я здесь не затем, чтобы к тебе приставать. — Может мне показать тебе мою многострадальную задницу, которую ты вчера дважды… — не договорил омега краснея, — чтобы ты понял, что на это я больше не поведусь? — Юнги засмеялся, сразу же затыкая себя собственной рукой при виде того, как Чимин закатывает глаза. Кашлянув в кулак и заведя обе руки назад, альфа со серьёзным выражением лица взглянул на мужа. — Клянусь, что я не стану домогаться до тебя. Если только ты сам начнёшь ко мне приставать, — не удержался Мин, тут же перехватывая небольшого размера подушку, которую швырнули из злости в него. — Я с тобой до родов говорить не буду, если только посмеешь руки распустить, — прошипел враждебно омега, хватая за запястье супруга и затягивая того в своё гнездо, в которое до этого никогда раньше не пускал. * Совсем не сдерживая тихих стонов, Чимин удовлетворённо прикрыл глаза, удобно устроившись на груди своего истинного, предварительно закинув на него одну из ног. Нуждающийся в запахе омега быстро оттаял в ласковых прикосновениях, из-за чего Юнги продолжал со всей нежностью одной ладонью гладить сквозь белую сорочку спину, а второй блуждать по животику, чувствуя редкие, но ощутимые движения собственного альфочки. Он сам разлёгся на большой куче подушек, которые всё это время воровал Чимин из его покоев. В омежьем гнезде было собрано много одежды, одеял и даже вещей, ведь, уперевшись на нечто неудобное под поясницей, Мин нашёл пропавшую неделю назад книгу, поражаясь тому, как сильно нуждался его предназначенный в его запахе. Запахе, что спасительной волной накрывала беременного, и что действовала на Чимина как успокоительное средство, ибо через пару минут Пак уже сонно зевал, ещё сильнее ластясь к боку своего мужа. — Может и зря я тебя раньше сюда не пускал, — с закрытыми глазами произнёс Чимин, рыжеволосой головой упираясь в плечо. — Ты такой тёплый, — блаженно застонал омега, ещё крепче обнимая грудную клетку альфы. — Тёплый, потому что живой, a впустить и выгнать ты меня успеешь всегда. Неужели тебе действительно мало того, что сейчас есть в этом гнезде, раз просил у меня ещё одежду? — Мне всегда будет мало, когда тебя не будет. Поэтому лежи молча, я отпускать теперь тебя не собираюсь ближайшие пару часов. И на то, что я тебе из этого, — намекая на гнездо, — хоть что-то отдам — не надейся. Это мои теперь вещи. — Твоё — украденное моё, — гладил омегу под боком альфа, прикрывая веки. — Здесь нет ничего твоего. Не смей даже претендовать хоть на какую-то лежащую здесь вещь. Если я взял, то просто забудь, что у тебя хоть что-то из этого было. Всё моё! Моё гнездо, мои вещи, и ты теперь тоже мой. — Ты жуткий собственник, моя маленькая бабочка, — Юнги блаженно зарылся носом в рыжие волосы. — Могу я хоть на что-то претендовать? — Могу разве что в щечку поцеловать, но вещи не верну, не надейся, — немного подумав, ответил омега, всё с таким же сонным видом лениво приподнимая голову и открывая один глаз. Юнги улыбнулся, когда рыжеволосый к нему чуть ближе наклонился, метясь быстренько его губами коснуться. Но не успел Чимин чмокнуть альфу в подставленную для поцелуя щёку, как тот внезапно повернул голову, ловя пухленькие губы своими. Не успел сонный парнишка даже осмыслить хоть что-то, как его за волосы ладонью схватили, не давая назад отодвинуться, а в рот языком проскользнули. Биться и вырываться Чимин не стал, да и Юнги бы не отпустил, поэтому, поддавшись нахлынувшим чувствам, омега рот чуть шире приоткрыл, безропотно пуская альфу глубже. Альфа рукой в рыжие волосы зарылся, сжал мягкие пряди сильнее, и с блаженным стоном прикусил нижнюю губу омеги, на что тот дёрнулся, морщась от временной боли, которую быстро затмил приятный поцелуй. Мин ещё долго омегу из объятий не выпускал, терзая нежные губы, то покусывая их, то лаская чувствительное нёбо, то язык посасывая и смакуя сладкий привкус. На все действия со стороны альфы, Чимин послушно поддавался поцелую, опьянённо причмокивая и улыбаясь. Он не сопротивлялся и рукам, что продолжали гладить его настолько нежно, отчего в голове не укладывалось, что это был тот самый Юнги, от одного упоминания имени которого тряслись тысячи людей. Даже былые жестокие воспоминания никак не могли вязаться с тем, как Мин его целовал, вылизывая языком его рот, а после покрывая лёгкими касаниями губ щеки, лоб и подбородок. Альфа долго своего омегу мучал сладостной пыткой, после лишь в объятия сна отпуская. И даже когда зацелованное рыжеволосое чудо с улыбкой на губах уснуло на груди, Юнги продолжал ласково поглаживать его…***
Замычав от раздирающей боли в затылке сквозь кляп, омега с большим трудом пытался преодолеть слабость в теле, не понимая что с ним происходит. Кроме жуткой головной боли и ощущения повязки на глазах, он ничего больше не мог различить, пока не услышал неизвестный голос где-то непозволительно близко. Разобрать пару слов оказалось слишком сложно, вспомнить последние события — невозможно. Омега попытался приподняться, но тело не слушалось, казалось все конечности затекли от неудобного положения, из-за чего только спустя пары минут он ощутил, что находится в позе эмбриона, а голова и вовсе находится на чьих-то коленях. Теперь были различимы два разных голоса, к которому через минуту подключился ещё один. Кто они — непонятно. Куда следует его путь тоже. Потерянность в пространстве пугала сильнее ощущения запёкшейся крови на затылке, которую кто-то попытался позже смыть. Единственное, что было ясным для похищенного, так это то, что его нехило огрели чем-то твёрдым сзади, да так, что от боли на глазах выступили слёзы, которые тут же впитались в ткань его повязки. Пропитался слюной и кляп, что вытолкнуть языком просто не оставалось сил. Перетянутые веревкой запястья совсем онемели, как впрочем вся нижняя часть тела. То, что омега находился в повозке было сложно понять из-за боли и звона в ушах, но вот что кто-то совсем нежно поглаживает его по волосам, казалось чертовки знакомым. И только этот кто-то пытался придерживать на омеге тонкое одеяло, на которое Чимину сейчас было глубоко наплевать, ведь он вспомнил, что произошло и кто его похитители.