***
Сжимая в зубах ткань и заглушая ею крики и всхлипы, светловолосый вжался лицом в плечо одного из слуг, что удерживал его силой, обнимая обеими руками за торс. От боли проникающей под кожу тонкой иглы с нитью, хотелось орать во всё горло, но было раннее утро и подавать в доме каких-либо звуков, чтобы ненароком разбудить Августа не хотелось. МинГи с полуобнажённым окровавленным плечом лил слёзы, всё так же заглушая крики в ткани, что находилась у него во рту. Его держали крепко, стараясь как можно быстрее наложить последние швы на глубокий укус, оставленный ночью альфой, из которого продолжала литься кровь, покрывая разводами изуродованное синяками тело. МинГи смог выбраться из постели своего мучителя лишь через несколько часов, когда тот, насытившись телом, уснул сладким сном, оставляя изнасилованного омегу тихо скулить от боли прокушенной кожи на плече и дискомфорта в заднем проходе. Правая рука за несколько часов пыток онемела, а голова продолжала жутко кружиться, когда светловолосый едва ли на коленях не выполз из покоев, которые делил с Августом несколько лет. Он с трудом добрался до своих же слуг, чтобы те помогли ему скрыть наготу и наложить швы на рваную рану. После МинГи омыли плечо и тело, что полностью затмевали тёмные разводы синяков и засосов. Особенно сильно пугали оставленные на ягодицах глубокие укусы, на которые так щедр был альфа, оставляя их буквально повсюду. Недавно зажившие порезы на бёдрах вызывали у слуг такие же многочисленные вопросы, но никто не решался их задать, боясь ещё сильнее ранить измученного насилием господина. МинГи же, с влажным от беззвучных слёз лицом, терпел каждое неаккуратное прикосновение к своему пострадавшему телу. Сидеть на заднице было невыносимо как и ходить, но даже не смотря на это, омега волновался, чтобы как можно быстрее проведать Чимина, что ещё вчера оставался один на один с Августом. К тому же посторонних кроме самого МинГи к Паку не подпускали, отчего вся ответственность и забота за ним легла на плечи светловолосого, что смог навестить его, лишь ближе к полудню, когда Август вместе со своими людьми ушли, чтобы развлечь себя охотой на мелкую дичь, какой было полно в последние годы.***
Нервно прикасаясь к своему тянущемся лёгким покалыванием запястью, Чонгук то и дело отвлекался от речи Юнги, снова и снова возвращаясь к мыслям о своём истинном. Не заладилось всё с самого утра, когда он проснулся в постели один, с жуткой тревогой на душе и болью в левом запястье. Чуть позже от слуг он узнал, что Тэхён, в следствии последних событий, связанных с похищением его брата, вернулся в свои прежние покои и предпочёл остаться там. В бо́льшее замешательство его ввело странное поведение истинного, что оградился ото всех гнездом, никоим образом не контактируя со своим повязанным меткой альфой. Без разрешения своего беременного омеги Чонгук не смел и пальцем прикоснуться ни то что к гнезду — к балдахину, каким Тэхён отгородился от него и слуг, отчего упрашивать ему открыться пришлось на некотором расстоянии от постели, с безнадёжностью в глазах следя за мутным силуэтом любимого. Но не смог брюнет вытянуть из своего белого пёрышка даже слова, что совсем затих, никак не отвечая. Он лишь редко шуршал тканями своих одежд и одеял, какими укрывался в гнезде, полностью игнорируя стоящего рядом альфу. Брюнет долго не мог понять почему Тэхён закрылся от него, чем именно Чонгук провинился перед ним, что омега не сказал ему с утра и словечка, предпочитая скрываться за гнездом. От всех этих мыслей альфе начало нездоровится, а тело охватыватила какая-то слабость, но даже не взирая на всё это, Чон нашёл в себе силы встретиться с Мином, что уже созвал собрание и облачился в доспехи, пребывая в тронном зале. На бледной щеке ожидаемо красовался яркий фиолетовый синяк, но казалось Юнги не обращал на это никакого внимания, и даже не злился на совершившего это Чонгука. Император был полностью поглощён подготовкой своего отряда и последней проверкой тех писем, что донесли до него гонцы с утра. Сам он решил отправиться в северные провинции, которые были ещё менее изучены его людьми. К тому же выбор пал на эту сторону не только по известной всем причине, но и по тому, что когда он подумал об этом решении, кольцо супруга с алым камнем упало прямо на письменный стол из внутренней части его накидки. Подумав, что всё это не случайно, уже на следующее утро у него не осталось никаких сомнений куда он направится. Ближе ко дню, не считая одного, что вышел ранним утром, были выслано три новых отряда, за которыми следом выступил и сам Юнги с превышающим количеством воинов, дабы через гонцов иметь постоянную осведомлённость насчёт поисков своего мужа. Так же оставив Чонгука и коротко переговорив с ним насчёт отчётов по дальнейшим известиям, не промелькнуло и намёка на недавнюю стычку, благодаря которой Мин нашёл в себе силы собраться и выдвинуться вместе с другими своими воинами. С Чоном они общались так же, как и раньше, не замечая синяка на скуле, до которого Юну не было никакого дела, ибо в голове засела лишь одна мысль — во что бы то не стало вернуть своего мужа и нерождённого сына. Чонгук тоже волновался за Тэхёна, вот только ощущение, что с ним что-то не то, не отпускало ни на минуту, тупой болью отзываясь в левом запястье на метке, что жутко жгла и не давала спокойствия. В один момент он верил тому, что красноволосый омега был рядом, буквально под боком, но порой казалось так, что он далеко и находится вовсе не с ним. Долго мучаясь от противоположности своих чувств, альфа до последнего не позволял себе нарушить безопасность гнезда своего истинного, дабы не навредить ему в тяжёлый период жизни, связанный с потерей близкого человека. Но что ещё ему показалось странным, так это приказ его белого пёрышка о том, чтобы в покои никого не пускали, никого, кроме ЛиБина и СеНуна.***
Крик новорожденного младенца, погоня и догоняющие затылок стрелы, врезающиеся в стволы деревьев, в нескольких сантиметров от бегущего омеги. И по закону уже знакомого кошмара Чимин падает, запинается о торчащий корень, подворачивая ногу и сдирая кожу на коленях. Мчащиеся охотники почти настигают свою жертву, что ближе прижимая к груди своё дитя, пытается отползти и едва не задыхается от острой боли в ноге. И понимая, что жизнь подходит к концу по мере приближения убийц, которые уже спрыгнули с коней, желая добить загнанную в угол жертву с его ребёнком, рыжеволосый меньше всего ожидал услышать пыхтение и топот другого коня. Не думая ни о чём, кроме приближающейся смерти, омега зажмурился, припадая к земле, усеянной ветками под собой, и сжимая сверточек с маленьким альфочкой у припухшей от молока груди. Он не обернулся на шум за спиной, наивно полагая, что охотники окружили его со всех сторон и уже готовятся к нападению. И как только Пак сжался в комочек, оставшимися силами защищая маленькое дитя, совсем рядом, над дрожащим телом, с криком до боли знакомого голоса пронесся всадник, собой и своим вороновым конём разрывая смертельную игру, отделяя жертву и охотников. Человек, сидящий в седле, был полностью от пят до головы снаряжён в тяжёлые доспехи. Он поражал подавляющей мощью, с которой набросился со своим конём на несостоявшихся убийц невинного омеги и его дитя, защищая позадилежащего Чимина. Казалось, что защитник спас его, но открыв глаза, Пак вновь очнулся в знакомых четырёх стенах с пронзительным криком на устах.***
Утешающе обнимая рыжеволосого за плечи, МинГи старался не обращать на боль внимание, когда, сидя на постели Чимина, прижимал к себе в надежде успокоить истерические всхлипы и пробирающую до костей дрожь в теле. Светловолосый застал Пака в момент его пробуждения, когда пришёл в комнату с подносом еды, чтобы покормить его. Но вместо этого омеге пришлось как можно быстрее, хромая, добраться до стола, чтобы оставить поднос, так как беременный бился в истерике, вызванной из-за мучавшего его несколько недель кошмара. Успокаивать пришлось его достаточно долго, так как сначала омега не мог отойти от ужасающей картины с младенцем, а после довериться в руки предателя, каким он считал МинГи. Лишь после того, как Чимин отошёл от сна и резкого порыва оттолкнуть от себя светловолосого, он заметил, что сделал Август с его бывшим слугой. Сначала Пак заметил потресканные от грубых поцелуев губы, затем жуткие следы от ладоней на шее, а после свежую повязку на плече, которую МинГи безуспешно пытался от него скрыть. Не ушло от Чимина и непривычное омеге поведение: весь нервозный, дёрганный, по плотно сжатым губам и гримасе на лице было ясно, что он терпит дискомфорт, а от следов грубой хватки на запястьях и постоянно убегающего взгляда покрасневших от слёз глаз — вовсе стало не по себе, что быстро сбило весь настрой на сопротивление и ненависть. По состоянию своего «похитителя» Пак понял, что над ним жестоко надругались, да так, что тот едва ли мог нормально сидеть, постоянно мучаясь от боли. Один за другим Чимина одолевали вопросы: за что с омегой так поступили, а главное — почему он продолжал ему помогать, если сам же принимал непосредственное участие в похищении? Отчего МинГи терпел боль и унижения от совершенного над ним изнасилования и все обвинения Пака, желая помочь и успокоить рыжеволосого, так же сильно, как и он сам, переживая за ещё нерождённого ребёнка? Понимая, что Чимин окончательно отошёл от недавней истерики и уже в голове обдумывал вопросы, стараясь найти подсказки в самом же МинГи, светловолосый молча вернулся к столу, на котором остался поднос. Он боялся встречаться с рыжеволосым взглядом, сильно сожалея о содеянном, отчего поспешил как можно быстрее накормить беременного и уйти, чтобы тот не видел результатов ночи проведённой с Августом. Но сам же Чимин, запутавшись странном поведении бывшего слуги, пожелал обо всём немедленно разузнать. — Что вчера произошло, когда он приказал тебе вернуться в какую-то комнату? — сидя на постели как прикованный, Чимин внимательно наблюдал за тем, как МинГи спешит составить чашки с подноса на стол. — Ничего, он просто захотел, чтобы я не мешал ему здесь, — дрожащими руками омега спешил переложить на ровную поверхность несколько сырых перепелиных яиц, нервно отвечая на вопрос, увиливая от правды. — Тогда откуда у тебя синяки на шее? Тебе угрожали? — с осторожностью спросил Чимин, медленно приподнимаясь на постели, в привычном жесте придерживая одной рукой живот. — Нет, — коротко ответил светловолосый, как можно скорее освобождая поднос и тут же направляясь к двери, всё так же избегая прямого взгляда на омегу. — МинГи, постой! — подорвался со своего места Чимин, спеша остановить бывшего слугу, преграждая ему путь у самых дверей. — Ваше Величество, Вам лучше вернуться обратно на постель, — опустив голову, МинГи нервно сжал металлический поднос в руках, стараясь унять пробиравшую его дрожь. — Нет, сначала ответь на мой вопрос: за что с тобой это сделали? — рыжеволосый спиной прижался к двери, не пуская омегу наружу, где стоял один из альф, сторожащих Пака в заточённой комнате. — Ваше Величество, со мной ничего не сделали… — Я не поверю в эту ложь, МинГи. Если ты думаешь, что я слепой и ничего не замечаю, то спешу тебя разочаровать — это не так! А теперь ответь мне, только честно, почему он изнасиловал тебя? — рыжеволосый выждал паузу, дожидаясь объяснений, но в место этого МинГи поджал потресканные губы, стараясь удержать подступающие ком и слёзы. — Со мной… ничего… не произошло, — с перерывами и дрожащим голосом светловолосый постарался ответить на вопрос, но после, не выдержав на себе выжидающий взгляд Чимина, отвернулся от него, вытирая проскользнувшие слезинки с щёк. — В-ваше Величество, мн…мне н-нужно уйти, — заикающимся голосом от подступающей истерики, МинГи безнадежно пытался уговорить Чимина уступить ему дорогу, но тот лишь крепче прижался к двери, не пуская от себя омегу без ответов. * — Нашёл момент со своими глупыми формальностями, — тихо проворчал Чимин, лежа на боку и прижимая к себе МинГи, чью голову рыжеволосый уткнул в собственные ключицы, чтобы, вдыхая мелиссу, она смогла успокоить чужие всхлипы. — Называй меня проще, всё равно на одной лодке тонем, а в таких ситуациях незачем придерживаться каких-то глупых правил. — Значит, Чимин? — с неуверенностью переспросил МинГи, доверчиво расслабившись в объятиях и прикрыв глаза. Садить на постель на больную задницу перетерпевшего насилие омегу не хотелось, отчего рыжеволосый лёг, то же самое требуя и от МинГи. — Значит Чимин, — переложил руку на затылок со светлыми кудряшками Пак, перебирая их пальцами, как это он делал обычно с Тэхёном. О брате рыжеволосый переживал не меньше, ибо стресс и страх потери могли сделать своё дело с омегой в особом положении, отчего в голове постоянно крутились неприятные мысли. — Ты до сих пор хочешь узнать… об этом? — уже более спокойно поинтересовался светловолосый, чуть приоткрывая глаза и смотря на голубые венки, тянущиеся от декольте к самой груди, что стала ещё плотнее к приближающемуся сроку рождения альфочки. МинГи протянул руку к ключицам Пака и кончиками своих пальцев начал водить по выраженным дорожкам, чуть отодвигая ткань спальной рубахи в сторону, успокаивая этим себя. — Если ты готов рассказать, то я выслушаю всё, но прошу лишь об одном — пусть этот разговор будет правдивым насколько это только возможно, — ощущая лёгкие прикосновения к чувствительной коже, Пак удовлетворённо прикрыл глаза, носом зарываясь всё в те же кудряшки, пропахшие приятным жасмином. — Чимин, я не хочу, чтобы с твоим сыном что-то случилось. Я переживаю за него, так как понимаю насколько сильно ты мог привязаться к этому ребёнку. И эти опасения у меня с самого начала, как только я увидел тебя в том дворце, в который тебя сослали. — К чему ты это, МинГи? — нахмурился Пак, не открывая век. — Дело в том, что я знаю каково это — потерять собственного сына, я сам через это прошёл, не сумев уберечь своего омегу, — Чимин распахнул глаза, чуть отодвинулся от головы омеги и заглянул в лицо, пытаясь понять правду ли он говорит. У МинГи умер сын? — Он погиб от какой-то болезни? — очень аккуратно, стараясь не навредить болезненными воспоминаниями и без того расшатанные нервы своего визави, поинтерисовался Чимин. — Нет, — МинГи заглянул в карие глаза Пака, — его убил он, чтобы у меня не осталось никого, кому бы я мог быть нужен. Чтобы ничего не связывало меня с прошлым и с моим погибшим мужем, — поражённый новостью об убийстве совсем маленького омеги светловолосого, Чимин не смог выдавить из себя и слова, пытаясь в голове уложить новую информацию. МинГи же продолжил свой рассказ, который так сильно хотел услышать рыжеволосый, требуя от него объяснений: — Всё это произошло почти три года назад. Тогда, как мне казалось, я был самым счастливым омегой, имея любящего истинного, от которого я был в положении на четвёртом месяце. У нас с ХванЧаном всегда было полное взаимопонимание, уважение и любовь, какую редко кто способен почувствовать за всю свою жизнь: самую настоящую, крепкую и без которой пара, как рыба без воды, жить друг без друга не может. Тогда я слишком сильно был увлечён чувствами сердца к своему предназначенному, отчего не сразу узрел нездоровое влечение брата моего мужа к себе. — Это был Август, — быстро догадался Чимин. — Именно. По началу всё было хорошо: мы жили в этом самом поместье, я делил со своим мужем постель и радовался тому насколько сильны наши чувства, я даже не замечал его брата, который стал постоянным гостем в нашем доме. Не замечал и того, как он пожирал меня взглядом, тайно мечтая занять место своего старшего брата и присвоить меня себе. Мои глаза застилала безграничная любовь к мужу и ещё нерождённому сыну, от которой, как я понял позже, совсем ослеп. Понял, что у Августа есть какие-то чувства ко мне, только тогда, когда он сам признался. Моего супруга не было в поместье в тот день. Он любил охоту, отчего на время отлучался в ближайшие леса. Они всегда были полны дичи, — странно усмехнулся МинГи, продолжая: — И как раз всё просчитав, чтобы моего мужа не было рядом со мной, Август отвёл меня для разговора в свою комнату, какая для него всегда имелась здесь. После признания и моего отказа на его чувства, я наивно полагал, что смогу так просто уйти от него. Август же посчитал иначе… — Он через силу взял тебя? — неверяще прошептал Чимин. — Не дал мне уйти, заткнул мне рот и, привязав к кровати, надругался над моим телом. Я чувствовал себя грязным, опороченным, таким слабым и беззащитным, отчего мне было очень больно. Я пытался сопротивляться ему, но сам понимаешь, куда мне против альфы, к тому же беременному… Когда же жажда похоти была уталена, то он поставил меня перед выбором: либо я добровольно буду продолжать спать с ним, ничего не говоря его брату и предоставляя своё тело для его удовлетворения, либо он уничтожит всё, что дорого мне. Тогда мне казалось, что он не посмеет навредить моему сыну и мужу, отчего соврал ему, что мне нужно время подумать и принять решение. Но как только Хван вернулся обратно в поместье, вместо обещанного Августу молчания я всё рассказал супругу. Чан не потребовал доказательств, не усомнился в моих словах ни на секунду и, как только услышал мою историю, поверил мне. Он не сдержал себя в руках, избил брата до полусмерти, застав в этих самых покоях, а затем вышвырнул, завещав ему больше никогда не возвращаться в наш дом. Тогда мне казалось, что всё позади и больше мне и моей семье ничего не угрожает… — Но по итогу он не отступился, — в голове медленно начал собираться сложный пазл, — именно тогда, три года назад он пытался примкнуть к нашим отрядам. Втирался в доверие, плёл мне о том, как сильно ненавидит династию Мин и желает её уничтожить. Вот только к итогу он едва ли не уничтожил меня, в попытке занять моё место и возглавить восстание. Хотел власть получить, вот только встретился с сопротивлением, думал, что легко сможет меня одолеть… А ведь в то время я из рук меча не выпускал, приноровился к боям так, что любого, даже неравного по силе мог одолеть. С ним было справиться просто, от смерти его спас Хосок, вернее он просто помешал мне добить Августа и тот, улучив момент, ускользнул. Но свой след я всё же успел оставить. — Шрам? — Именно он. Я думал, что прорезал ещё и глазное яблоко, оставив его слепым на один глаз, вот только жаль, что лезвие не достало до него. Но больше всего я жалею, что Хосок не дал мне дорезать его, тогда бы не свершилось многое. — Тогда бы он не вернулся сюда, чтобы отомстить, — МинГи невзначай вспомнил метку у основании шеи, какой наградил его Август этой ночью. — Ведь именно в этих отрядах он нашёл людей, с которыми он пришёл вновь в это поместье, чтобы занять место брата. — Он с помощью других убил его? — светловолосый, прикусив губу, кивнул, вновь погружаясь в тот кошмар и вспоминая отрывками бездыханное тело мужа с перерезанным горлом, крики слуг и кровавые лужи погибших. — Когда… когда он расправился с ХванЧаном, то следущим был мой сын, — утирая рукой щёки и нос, МинГи взглянул на живот Пака, вспоминая такой же свой. — Сначала он собирался выбить из меня нерождённый плод, но я встал перед ним на колени и взмолился о том, чтобы он оставил моего омегу живым, что без него я сам в петлю полезу или как-то иначе сведу счёты с жизнью. Условие, благодаря которому он был согласен сохранить мне жизнь — подчинение. Чтобы он не пожелал, я должен был выполнять беспрекословно. Ради сына я готов был терпеть многое, но уже ближе к сроку, когда мой организм начал активно готовиться к рождению омеги на последнем месяце, то я загнездился, отгородившись от него своими же вещами. Мне было тяжело переносить всё это без своего истинного, я многое вынес на период беременности, отчего уже на самих родах оказалось, что мой омега появился на свет совсем слабеньким. Такой ребёнок требовал слишком много заботы, времени и внимания, отчего Август жутко бесился. Ему всё это жутко не нравилось, выводило и то, что я не мог вступать с ним в половую связь, так моему организму требовалось длительное восстановление из-за тяжёлых родов. Последней каплей было то, что я отказался отдавать ребёнка в руки слуг, каких выбрал он сам, чтобы они следили за ним. Я не мог никому доверить своё самое ценное, никому… Из-за чего в один из дней, не получив желаемого, Август решил расправиться с ним раз и навсегда, чтобы ничто не препятствовало ему властвовать надо мной, — ладонью по повреждённому плечу проведя, светловолосый замер на мгновение, вспоминая то время, когда весь его мир разделился на «до» и «после». — Значит из-за этого он убил ни в чём невиновного омегу, — задумчиво проговорил Чимин, сильнее волнуясь за своего альфочку, которого могло постигнуть страшное. Теперь сомнений в том, что Август был способен на подобное не оставалось, страх того, что когда-то свершившееся с МинГи, может повториться и с ним, пугало. — Но как же ты? — Я сделал то, о чём сказал ему ещё будучи в положении, — светловолосый неловко упёрся на локоть, поднимаясь и основной упор делая на бедро, чтобы не затронуть особо чувствительные после ночи участки тела. — Проклятье, — прошептал Пак, поднимаясь в сидячее положение за омегой, когда тот обнажил исполосованные белыми полосками запястья. — Я не раз пытался свести счёты с жизнью, вот только каждый раз меня спасали, а Август жестоко расправлялся со мной после. Все те шрамы, рубцы на моём теле — дело его рук. После нескольких неудачных попыток он лишил меня всяких возможностей к самоубийству. Я не жил то время, а существовал. — Но как же тогда ты попал в тот дворец? — Пак продолжал со смешанным ужасом и печалью смотреть на десятки шрамов от глубоких порезов, какими были усеяны оба тонких запястья МинГи. В голове не укладывалось то, как омега смог выжить с таким человеком на протяжении нескольких лет. — Из-за тебя. Августу нужен был Безликий, тот, кто однажды осмелился изуродовать его, оставив жуткий шрам на лице. Его гордость была сильно уязвлена этим, отчего позже он захотел отомстить тебе. Но благодаря подставным, узнав как обстояли дела, и что ты был вовсе не бетой, как все думали раньше, а омегой, да ещё и истинным императора, то он решил поменять свои планы. Про то, что он хочет сделать с тобой ты уже слышал, и именно поэтому я сильно за тебя боюсь. До этого я помогал ему, боясь, что тебя попросту зарежут, а дитя задохнётся в утробе, так и не родившись. Помогая Августу, я надеялся, что он даст тебе и альфочке шанс, что он лишь разлучит вас с императором, дабы правление династии Мин подошло к концу от отсутствия наследника. — Но причём здесь Юнги и его династия, если он хотел отомстить мне? — всё так же держа в ладонях исполосованные запястья МинГи, на одном из которых была выженная метка, Пак всё чётче и чётче понимал весь собранный пазл, недостающие частички которого один за другим давал ему его бывший слуга. — Дело в том, что мой покойный муж и его брат имели некое родство с предыдущей монгольской империей, какую после войны заменила династия Мин. Из-за этого у Августа, как и у его отца, были свои счёты с твоим супругом, только потому, что он остался единственным представителем той династии, что когда-то свергла их власть. С тех пор Август помешан на том, чтобы заполучить хоть какую-то силу, которая имела бы для него особую ценность. — Значит, похитив меня, он хочет сразу отомстить мне и Юнги? — Чимин заметно нервничал, понимая, что это возможно и помощи со стороны ждать почти бесполезно, ибо никто не знает где они находятся и навряд ли успеют найти беременномго омегу. — И когда же он хочет выдвинуть Юнги условия для переговоров? — Спустя неделю после твоего похищения, чтобы к тому времени Юнги извелся, ища тебя, и не осталось сил дерзить ему или как-то ещё рисковать твоей жизнью из-за неосторожности. По его плану он получит за тебя большой выкуп, но… — Но Юнги получит не меня, а мою голову и мёртвое дитя, — невесело заключил рыжеволосый, на мгновение пытаясь представить, что почувствует его супруг при виде этой ужасающей картины. — Чимин, — МинГи вытянул свои ладони из коротких пальчиков Пака, обхватывая ими лицо омеги и заглядывая в его карие глаза, перетягивая на себя все мысли и внимание рыжеволосого, — ещё не всё потеряно, ты не я, и тебя мы ещё сможем спасти. Мы должны попытаться уговорить его, поступить иначе.