Струны души

      Если бы Илью спросили, чего он боится на свете больше всего, то он бы без сомнений ответил — огня. Пламени, возникающего столь внезапно, но так быстро распространяющегося. Пламени, несущего в себе боль и мучения, страх и смерть. Пламени, оставляющего шрамы на теле, а также на самой душе человека. И время здесь не властно, оно не лечит. Раны не затягиваются, оставаясь ужасным напоминанием о пережитом.       Илье было всего шесть, когда посреди ночи он проснулся от едкого дыма, заполонившего всю квартиру. Испуганный не на шутку он выскочил в коридор, тут же натыкаясь на огненную преграду. Слёзы градом бежали по щекам, а из горла раздался жалобный крик:       — Мама! Папа!       Илья до сих пор помнил, как сорвал голос, зовя родителей, и как был счастлив увидеть их. Отец тогда перепрыгнул через пламя, словно был героем из сказок, которые читала ему мама, и подхватил его на руки, прижимая к тёплой груди. Муромов обхватил шею отца, содрогаясь от рыданий, краем уха слыша дрожащий голос матери. Она места себе не находила и все тянула к нему свои тонкие руки. Если бы он тогда знал, что в последний раз…       — Ты снова думаешь о них?       Илья поднял уставший взгляд на вошедшую девушку, вымученно улыбаясь. Он знал, что причиняет боль не только себе, но и ей, но не мог иначе. Воспоминания были частью его, и он не мог от них избавиться, хотя бы потому что тогда его родители были с ним, и Илья хотел запомнить те ощущения. Не страх и ужас, царившие вокруг, а ласковый голос матери, тёплое тело отца, их крепкие объятия.       — Прости.       Алёна покачала головой, присаживаясь рядом с ним на постель, и обняла его. Провела своей ладонью по спутанным волосам, соприкасаясь собственным лбом с его. Илья благодарно кивнул в ответ, сглатывая возникший в горле ком.       — Тебе не за что извиняться. Я понимаю, что ты чувствуешь.       И возможно раньше бы подобная фраза привела его в бешенство, ведь никто не мог говорить, что понимает его чувства, но сейчас… Он знал, что она понимала. Знал, что Алёна лишилась семьи ещё в младенчестве. Пускай и при других обстоятельствах, но ей были знакомы чувство потери и невосполнимой утраты. Чуть позднее родителей скончался её брат, а совсем недавно покинула и бабушка, в которой она души не чаяла. Смерть всегда была рядом с ней. И Илья нередко боялся, что скоро она заберёт и её.       — Я всё ещё вижу эту картину перед глазами, будто это было вчера… — он посмотрел на своё отражение в зеркале и увидел на обнажённом теле обгоревшие участки кожи, со временем превратившиеся в безобразные рубцы. — Слышу их голоса.       Муромов прикрыл уставшие глаза, и в памяти тут же всплыло лицо рыжеволосой женщины, наполненное страхом. Она плакала, прижимая к себе мальчика, и звала на помощь. Боролась до самого конца и не ради себя, а ради маленького человека, жизнь которого для нее была превыше всего. Когда дверь в квартиру была выломана, а на пороге появились люди в пожарной форме, изнеможденная женщина протянула руки вперёд и из последних сил закричала.       — Илюша! Спасите моего мальчика!       Один из пожарных услышал голос и тут же бросился на зов, замечая под обломками потолка двоих человек. Женщину, а под ней мальчика лет шести. Она закрывала его своим тело, в надежде защитить того от огня. Боясь, что они опоздали, парень рухнул на колени, вытаскивая ребёнка из-под матери. Он почти не дышал. Женщина вцепилась в его руку и прошептала:       — Прошу вас, позаботьтесь о нём.       Илья открыл глаза, ощутив лёгкое и трепетное прикосновение тёплых губ к его собственным. Он не почувствовал, когда именно потекли слёзы по горящим щекам, не увидел, как Алёна пододвинулась ещё ближе, крепко обнимая его, в надежде забрать всю боль себе. Или хотя бы разделить её на двоих.       — Сегодня годовщина их смерти, — охрипшим голосом произнёс Илья, разглядывая фоторамку на стене. — Вот уже как пятнадцать лет их нет рядом. Я так скучаю по ним…       Алёна знала, что слова здесь будут лишними. Да и что она могла сказать, кроме грёбаного «мне жаль», от которого не то что легче не становилось, а было конкретно тошно, словно единственная эмоция, которую теперь ты можешь вызывать у людей, — жалость. Она молчала, продолжая обнимать Муромова, стараясь через это хрупкое прикосновение передать ему её поддержку и забрать часть боли себе.       — Я рядом, милый. Я здесь, с тобой, — пальцы скользнули по голой, украшенной шрамами коже плеч, трепетно поглаживая, чтобы не навредить. Веснушчатый нос уткнулся в её плечо, а большие ладони сжались вокруг талии, цепляясь за неё, как за спасательный круг. Но Алёна, на самом деле, была его спасением.       — Прошу тебя, не покидай меня. Я так долго был один… А потом в моей жизни появилась ты, и теперь я не представляю её без тебя. Ты мне так сильно нужна… Я не смогу без тебя, Алён.       Ей показалось, что она задыхается. Слёзы ручьём бежали по щекам, пока Илья исповедовался. Он говорил обо всем на свете: о незначительных вещах, вроде мечты завести собаку и попробовать корейский рамён, о вещах, как ему казалось, требующих огромного внимания, а именно проведении специальных мероприятий для детей в детдомах, и самом важном, заключающем в себе смысл его жизни — их отношениях.       — Давай поженимся. Заведём детей. Я обещаю тебе, что у нас будет замечательная семья. Та, о которой ты мечтала. Я приложу для этого все свои усилия.       Он говорил и говорил, голос его дрожал, руки продолжали сжимать талию Алёны. Она чувствовала дыхание на своей шее, чувствовала, как намокает футболка от слёз парня.       — Знаю, что не о таком предложении руки и сердца ты мечтала, что момент самый ни на есть не подходящий, но я так боюсь тебя потерять… Жизнь чертовски коротка, — Илья поднял янтарные глаза, смотря прямо в глаза девушке. Мягко отстранился, беря её ладони в свои, большим пальцем поглаживая нежную кожу. — Я не хочу больше ждать. Хочу заботиться о тебе, хочу быть рядом всегда.       Илья замолчал. Отвёл взгляд в сторону, смущаясь столь внезапному порыву. Они были вместе со старшей школы, шёл пятый год их отношений, и он чётко осознал сегодня, что пора им стать ещё ближе. Муромов не знал, что думает на этот счёт Алёна, но хотел верить, что то же самое, ведь он уже не видел своей жизни без неё в дальнейшем.       Илья терпеливо ждал, гадая сколько времени прошло, прежде чем раздался любимый им голос: чуть грубоватый и громкий для непривыкшего слуха, но такой родной для любящего человека.       — Рыжим нужно держаться вместе, — прошептала Алёна, переплетая свои пальцы с его, и Илья вздрогнул, когда она коснулась его лица, приподнимая его за подбородок. — Я выйду за тебя, лисёнок.       Нежное касание губ, от которого внутри все замирает. Трепетное обьятие, которое согревает снаружи. Если бы Илью спросили, чего он боится на свете больше всего, то он бы без сомнений ответил — огня. Правда теперь у него был свой собственный огонь — рыжий и весёлый, по-детски не посредственный, не обжигающий и не приносящий боли, родной и согревающий — что бояться больше не хотелось.