Отражения(сборник)

Все начинается с банального. В отцовском винном погребе. Ваня, по привычке думая, что там никого нет, спускается и начинает шарить по полкам в поисках припрятанной пачки сигарет и бутылки дорогого виски. Через пару минут поисков раздаётся деликатное покашливание, и погреб озаряется светом огонька зажигалки.  — Привет, Ваня. Я смотрю, ты снова взялся за старое.  — Малой? Ты что тут делаешь в потемках?  — Наблюдаю за тобой, — Даня выходит из-за груды старых коробок и внезапно оказывается близко-близко к брату, — держи, — протягивает пачку и зажигалку, а сам, открыв бутылку, делает глоток, не морщась. Ваня поджигает сигарету (вишнёвые, ну конечно же), делает затяжку и залипает. На Даню, на длинные рыжие ресницы, на губы, обхватывающие горлышко бутылки.  — Малой?  — Что? И на этом «Что» замирает вселенная. Поцелуй в первые секунды выходит смазанным, но губы горячи от алкоголя и с привкусом табака и вишни. Даня зарывается пальцами в густые пряди, сдавленно стонет в самые губы и прижимается так близко, что Ваня просто сходит с ума. Даня отрывается от губ брата и шепчет, осоловевшим, шалым взглядом изучая такое знакомое давно лицо:  — Ты зачем это сделал? Ваня хрипит. Голос не слушается и губы до сих пор жжёт от поцелуя:  — Малой…ты не понял до сих пор? Даня снова смотрит своими невозможными глазами и хрипло говорит:  — Не понял. Может, объяснишь ещё раз? Ване не нужно повторять дважды. Он снова прижимается своими губами к губам соблазнительно смущающегося Данечки и снова ловит кайф. Губы Дани — идеальные, как будто под него созданные. Он отвечает со всем жаром юного тела и не хочет думать о том, что это все — алкоголь и что, когда его «брат» протрезвеет, потребует забыть обо всем. Хочется только целовать. Оставлять метки, кричащие «занято, сучки» всем рыжим стервам вроде Элечки. И Даня, кажется, понимает. Жмётся ближе и целует так, что крышу сносит.  — придурок, как мне теперь тебя отпустить? — Ванечке уже наплевать, что подумает «брат», и он не фильтрует фразы, — привязал меня к себе, сволочь мелкая, — в самые губы. И Даня ломается. Толкает в грудь, закрывая лицо руками, и бежит прочь, падая на лестнице, разбивая коленки и царапая ладони. Запирается в комнате (не в их, в гостевой), загнанно дышит и касается пальцами зацелованных губ. Сердце стучит рвано, истерично, будто хочет вырваться из грудной клетки и улететь туда, где на грязном пыльном полу плачет Ванечка. Но Даня не может. Это неправильно. Ему должна нравиться Эля, эта девочка с обложки, та, по которой сходят с ума все. Но никак не Ваня, долговязый лохматый почти-брат. Ваня клянет все на свете. Ненавидит себя, свое глупое сердце и чёртовы чувства, возникшие ниоткуда. И любит Данечку, этого заумного рыжего с тонкими руками. Они не видятся. Совсем. Ваня пьёт, ругается с папой-Антоном, рыдает на плече мамы-Полины и снова пьёт. Даня прячется в гостевой, не завтракая со всеми, а потом (от отчаяния и чего-то ещё, рвущего сердце на части) предлагает встречаться Элечке, видит, как кривятся в ухмылке пухлые губы с блеском, и понимает, что прогадал. Эля смеётся, и её смех звонким колокольчиком отдаётся в голове Данечки.  — Прости, Даня, но я уже с Петровым. И Даня напивается. До звёздочек перед глазами. Мама-Полина не говорит ничего, просто забирает бутылку виски и оставляет воду и какую-то еду. А Дане плохо. Ему снится Ваня и его руки, но он не может до него дотронуться, даже просто коснуться. И плачет, громко, надрывно. Ваня, уже протрезвевший и (почти) спокойный, слышит чьи-то рыдания через стену комнаты и идёт на звук в надежде, что это не Данечка. Но это все ещё Даня. Укутанный в плед, он дрожит во сне, и по бледным щекам катятся слезы. Ваня садится на край кровати, чувствуя, как пахнет алкоголем, и ищет в темноте Данину руку. Сжимает крепко, и чувствует, как успокаивается его сердце. Сколько они не виделись — неделю? Даня открывает глаза и думает, что все ещё спит: Ванечка, его Ванечка здесь, рядом, с ним, и держит его за руку. У Дани появляется идея, и он, снова закрыв глаза, переворачивается на другой бок, утягивая Ваню за собой. Ваня падает на кровать, обнимая «брата» за талию, и вдыхает такой родной и любимый запах, смешанный с запахом дорогого алкоголя.  — я люблю тебя, идиот. Ваня думает, что ему послышалось. Но Даня медленно поворачивается и смотрит прямо в глаза.  — Что ты только что сказал?  — я люблю тебя, идиот. И снова его губы совсем близко. И Ваня не может, да и не хочет сдерживаться.  — Придурок, ты мой навсегда, слышишь?