Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Поздняя ночь — время, когда Чимин принадлежал только самому себе. В это время его никто не мог побеспокоить ни с какими дурацкими просьбами и дёргающими наставлениями. Тишина. Драгоценная тишина безмолвной ночи — тоненькая нить, связывающая два дня робкими стежками. Момент, когда на пороге нового дня остаются все прошлые события и начинают создаваться новые. Удивительное время. Любимое. Говорят — подпись кровью самая верная из клятв, потому что ты заверяешь обещание на уровне своего ДНК. И если ты не сдержишь клятву, то ты потеряешь самого себя, свою душу — твоя жизнь обесценится и развеется по ветру горьким пеплом. А ещё, если ровно в двенадцать ты безвозмездно отдашь уходящему дню свою кровь, то новый день исполнит любое твоё желание. Чимин то ли где-то это прочитал, то ли выдумал сам — он точно не мог вспомнить. Иногда он вспоминал этот странный обряд — зачем, и сам не знал. Он никогда не думал осуществить его всерьёз, ведь это всего лишь выдумка, неважно кем придуманная, просто для собственного утешения, но ясно одно — вряд ли какому-то уходящему дню нужна такая мелочь, как твоя кровь. Её и так льётся вокруг предостаточно, а приносит ли это кому-то радость и утешение? И уж тем более исполняет ли чьи-то мечты? Для Чимина ответ был очевиден — нет, потому что — это Чимин. И он так мыслит — своим умом, живёт — своим нутром. Хотя конечно есть масса примеров того, что именно кровь порой лучшая оплата и вознаграждение. Но это в мире других людей — в мире Пака такое просто не осуществимо, даже на уровне мыслей. Время близилось к полуночи, круглое окошко чердака, возле которого сидел Чимин, было слегка приоткрыто, оно впускало ночную прохладу и дарило какую-то странную безмятежность и отстранённость от этого мира. Маленьких человечек вертел в маленьких ручках ножичек для чистки картофеля. Крутил его так и сяк, рассматривая под разными углами, слегка прикасаясь к лезвию, пробуя его на остроту, привыкая к ощущениям… таким странным, далёким, нереальным. Холодная сталь поблёскивала в прокрадывающихся лучах придомового фонарика, выглядя при этом совершенно мифически. Притягательно. Мило, мило… Никаких чувств? Или какие-то всё же есть? До полуночи ещё двадцать минут — есть время, чтобы вспомнить всё былое, с чем можно будет распрощаться. Ведь новый день освободит от этих проблем. Освободит ведь? Ритуал ведь поможет? Это так глупо! Глупо до ужаса… А может когда всё настолько абсурдно, именно потому и сработает? Абсурдное должно работать. Одна сторона губ Чимина взметнулась вверх. «Прими безысходность, и ты тут же над ней вознесёшься». Сразу в рай. Сразу в РАЙ. Последние воспоминания накатывают лавиной: мерзко липкие, беспардонные, неприятные. Совершенно незнакомый ему альфа чуть его не изнасиловал — эта мысль настолько выворачивала сознание, что снова стало дурно. Вспомнились ощущения, которые он испытал — они как пытка, маленькая смерть. Как его губы, ничего не стесняясь и не страшась, вылизывал чужой язык, как чужие руки сжимали его ягодицы — делая своё дело без капли сожаления, бессовестно забравшись — нет, даже не в штаны — в его тонко-настроенную душу. Он не щадил ни его чувств, ни самого Чимина — он для него никто, ему было на него плевать — на всё что он чувствовал, и кем бы после этого всего стал. Остался бы самим собой? Или умер бы там, в этих коридорах… Однако он проник под его кожу — так беспардонно, так мерзко! Запустил туда свои грязные руки — как же ему теперь отмыться от этих ощущений? Сегодня ему даже не дали принять душ. А это было так нужно! До жути, до красных всполохов в голове, до помутнения рассудка. Жизненно! Весь день он ходил сам не свой, его ужасно штормило — бросало то в жар, то в холод. Ужасные ощущения — будто организм выжимает тебя на изнанку, творит всё, что заблагорассудится, совершенно не щадя. Конечно, на фоне очередного стресса у него случился обморок — но хорошо, что это случилось дома! Как добрался — он даже не помнил, дотерпел из последних сил — ноги словно сами принесли. Только добрался до своего убежища — и всё, отключился. Свалился на матрасы. Безымянная жертва… Хорошо провалялся не долго — около получаса. Потом очнулся и снова в путь — дела сами себя не сделают: готовка ужина и бегом на подработку. Вы представьте: вас обмазывают грязью, смешивают с ней же, а у вас даже нет времени привести свои чувства в порядок. У вас день расписан по клеточкам и ни в одной из них не выделено место под жалость к самому себе и тем более на то, чтобы собрать себя снова по кусочкам для дальнейшей жизни. Обидно? Не то слово. Аж выть хочется! А Чимин ведь чистый во всех смыслах человек — для него ощущение грязи под кожей подобно медленному увяданию. Увяданию его личности. души! Ну хотя бы принять душ! Чтобы на уровне телесных ощущений смыть с себя ненавистные ощущения. Но и тут не дано: сначала дела помешали, а потом, когда он ждал выхода сестры на него рявкнула мать, чтобы он не в душе прохлаждался, а шёл делать задания. Просвещался, так сказать… Потом мысли перескакнули на спасителя. Всё таки если бы не Намджун… И да, теперь он знает его имя. Чимин попробовал его на слух несколько раз, не почувствовав при этом ничего особенного — ни тепла, ни холода. Как бы тяжко это не звучало, этот Намджун его спас. Не специально конечно, просто случайно наткнулся, но факт остаётся фактом: он — спаситель. Чимин горько вздохнул. Какое нелепое столкновение, однако! Кто-то назвал бы его судьбоносным — мечтатели всегда придумывают что-то такое, связанное с судьбой и небесами, а для Чимина это просто случайность. И так он об этом желает думать. Потому что так оно и есть. Он не может быть ему благодарным… не хочет. Его надменность убила всё благородство поступка. Он считает его низшим звеном… Ну и пусть! Ему-то какое дело, так ведь? Он не хочет, это лишнее! Но! Что-то внутри Чимина не может быть неблагодарным, несмотря ни на что. Потому что Чимин — безгрешная душа, он мягкий человек по своей сути и честный. Честный с самим собой. С другими он уже давно не честен, но, не смотря на всё это — да, как бы странно это ни звучало, он — ЧЕСТЕН. И для него случившееся спасение всё равно остаётся произошедшим ФАКТОМ, не зависимо от мотивов спасающей стороны. Снова вздох. А факт есть факт — тут как ни крути. Ножик всё ещё крутится в руках, в забытьи. Но время близится, уже без двух минут двенадцать. Чимин всё так же смотрит на лезвие. Манит, магнитит… Сделает? Решено! Он аккуратно кладёт в правую ладонь рукоять, сжимая её посильнее, словно это придаст ему решимости… или, может, думает о том, чтобы ножик случайно не выскользнул? Не мыслит сейчас ни о чём и обо всё одновременно. Страшно! Просто страшно. Потому что он никогда ранее не причинял боль себе сам, не резал, не колол ничем острым. Он не знает, на сколько сильно будет больно, понимает что будет — это неизбежно, но всё же… Делать это самому себе… Мандражирует. Переводит взгляд на часы, занося для удара нож — это надо сделать вовремя, секунда в секунду, иначе жертва будет напрасной. Жертва уходящему дню — какой-то миф, обычный языческий обряд — кровный, из глубин человеческого сознания, когда и люди были другие. Люди всегда что-то придумывают, связанное с жертвами — для людей они непонятным образом нужны и важны. И почему-то всегда они направлены, якобы, на улучшение своего положения. Жертва красоте, жертва моде, жертва благосостоянию, жертва благополучию… Тик-так. Без этого никак? Последняя секунда падает в черный водоворот времени, окропляясь красным. Подоспела жертва! Принимай! Теперь не отвертишься! Отдавай свою плату. Рука немного дрогнула, но всё же взметнулась вниз, занося остриё над нежной кожей, что белела в свете ночи. Время словно остановилось. Шипение. Боль. Нож входит в плоть, делая надрез на руке. Тоненькая струйка алой крови потекла вниз. «Держи! Что тебе ещё надо». Рыдает. Но не от физической боли, а от душевной. *** Вонхо сидит в кабинете клуба «умелые ручки» и курит — на его лице маска раздражения и омерзения. — Сучий Намджун! Обломал мне всю малину, тварь! Он сейчас один, он снова потерял лицо… правда, никто из его дружков по этому поводу ничего не высказал. Даже на уровне тупых морд не промелькнуло, что они засомневались в его авторитете — да куда им что-то там выражать. Это им повезло, что их сейчас здесь нет, потому что вмазать хоть кому-то хочется ну просто от слова ОЧЕНЬ. — Что за блядь! — Встряхивает он руку. Сигарета, догоревшая почти до фильтра, неприятно обожгла пальцы. — Женишок говоришь? «Но ты сам это сказал…» Вонхо думал над услышанным обрывком, который кинул за углом Намджун Чимину. «Послышалось? Шутка? Ирония, мать его?» — А мы это проверим. — Зло ухмыльнулся Вонхо, доставая ещё одну сигарету. — Впряжёшься ты за своего голубка или нет. Тогда и станет понятно, кто он тебе. В этот раз Вонхо будет действовать исключительно чужими руками — «пусть поиграются, пусть развлекутся, и пусть в итоге получат по мордам!» То, что Намджун разукрасит его засланных казачков — вопроса нет. Пусть знаю своё место! А ему только организовать и отдать поручения. «Вот и узнаем, насколько правдивыми слухами мир полнится». Ведь может оно всё не так и просто, как казалось изначально. Вонхо удовлетворённо качает головой — стало немного полегче. *** А ещё Вонхо не любит ждать. Это так. Поэтому с реализацией плана решает не тянуть — ему нужны ответы, а не вопросы. Будут, будут тебе ответы. Ягодка Чимин уже идёт по коридору в расставленные сети. Его, как обычно ни о чём не спросили, просто дернули за шиворот и накрыли рот рукой, чтобы не закричал. Снова прижат к стене, снова смотрят на него, как на пустое место. Снова будут делать всё что захотят? БОЖЕ НЕТ! — Будь паинькой и тогда не пострадаешь. — Мурлычет тот, что давит корпусом на грудную клетку Пака. Жмётся, не спешит — берёт свои крохи от ситуации, ведь многого не позволено. Это игрушка Вонхо, а потому под запретом. Глаза Чимина увлажняются — не может справиться с накатившими эмоциями. Если всё снова повторится, то он не жилец, он будет лишь живая оболочка. Хотя к нему и так обращение, как к оболочке, с которой можно делать всё что вздумается, и кому вздумается. Он начинает всхлипывать в чужую ладонь — самообладание кончилось. Накатили воспоминания. — Чего ревёшь, говори, как будешь себя вести? Хорошо? — Чимин кивает. А что ему ещё остаётся? Он беспомощный воробышек, маленький и доведённый до отчаяния. Рука проходится по его паху. Как бы случайно. Чимин перестаёт дышать, закрывая глаза. Обмякает. Точно бы по стенке вниз поехал, да держат крепко — не дают уже наконец свалиться и умереть. — Хорррошооо. — Тянет голос над самым ухом. А что именно ему хорошо? Удовлетворил ответ или прикосновения? Но на большее альфа не решается — это его максимум, предел. Медленно отпускает руку ото рта, смотря в глаза и показывая взглядом, кто тут хозяин положения. — Идёшь с нами и не вякаешь! — Предупреждает другой голос. Чимина берут под руки и ведут по коридору, не особо людным путём, в какую-то аудиторию. Пак пару раз спотыкается, потому что ноги словно не слушаются, да и темп для него слишком быстрый. Но его ловко поддергивают вверх, восстанавливая пошатнувшееся положение. Ах, кто бы ещё помог восстановить пошатнувшееся душевное… Чимин с надеждой посматривает на редко проходящих студентов, но все словно не замечают троицу — вроде как не их ума дело. Заведя в помещение, кидают на пол. Смотрят сверху вниз. Но не трогают, позволяя отползти спиной назад. Чимин прижимается к стене возле окна, подбирает колени, обнимая их руками — создал подобие кокона. Больше сделать ничего не возможно, как уйти или защититься. Наверное, вид Чимина жалок, раз альфа и бета то и дело посматривают и надменно хмыкают. Говорят о своём, тянут время. Чего-то ждут? Опять того альфу? Чимин дрожит. Главное, что его пока никто не трогает! Это очень важно, чтобы хоть немного выдохнуть и прийти в себя. Но ничего хорошего, конечно не будет. Всё равно… НИЧЕГО. *** Намджун просто шёл по коридору, как говорится — никого не трогал, как вдруг его наглым образом кто-то окликнул. Наглым — не то слово, обоссаться каким требовательным тоном. Даже с некой претензией. — Эй, Нам! — Прозвучало из толпы, в каких-то паре шагов. С вызовом? Ой, да кому вы в уши льёте! Для окружающих — может да. Но только не для Нама, для него ясно как день — тот, кто кричал, явно просто храбрился. Он ауру трусости чувствует на молекулярном уровне, как акула — каплю крови за несколько километров. Вокруг стало тихо — у народа словно кто-то разом отключил весь звук. Расступились. Смотрят — кто шокировано, кто с интересом. Намджуну и самому интересно стало, кто там такой безбашенный на всю голову. Драк он не боялся, на драках он вырос, вызовы ему в младшей и средней школе кидали регулярно — этим он закалён изрядно. Но Нам ещё такой человек, про которых не задумываясь говорят — силён духом, авторитетен. А вот уже в старшей школе и дальше, когда произошло половое созревание, и раскрылся его полынный запах — вызовы закончились, больше никто не решался. Ибо нафиг. Полынь — сам по себе дикий аромат, очень сильный — а для альф как маячок «держись подальше, иначе будет хуже». Но дело не только в этом. Нам возмужал, физически окреп, а в рост пошёл в своего деда — тот тоже был где-то в районе метра девяносто. Но, опять же и снова — не это было главным в Намджуне, самое главное — его невозмутимость и внутренняя сила! Ведь именно ей и решаются настоящие дела, и попутно выясняется, кто сверху, а кто, пардон, снизу — и речь тут совершенно не о позициях в сексе. Отнюдь. Речь о стержне человека, который ощущается всегда, и который и определяет твою закалку и характер. В жизни ведь как — или ты, или тебя, по большому счёту. Всё остальное — исключения. Потом, когда у Намджуна раскрылся ещё и второй аромат — удушающий и подавляющий дымный ладан — он уже подчинял просто своей аурой и феромонами. Их ведь никуда не скрыть — такая вот вишенка на торте. И это уже было просто завершающим штрихом к образу каменного воина, потому что и без двойного запаха — он был непрекословным лидером. На плечо Намджуна легла рука. А вот это зря. Ох, как зря! Намджун слегка поверну голову — косо посмотрел в сторону «инородного» объекта, который тут же отпрянул, будто его прожгли лазерами. «Ну что, кто там меня звал?» Намджун лениво развернулся, излучая… нет, конечно, не тепло и дружелюбие! Скорее абсолютно противоположное. Этот кто-то назвал его Намом, а это разрешено только друзьям, и все это знают! ВСЕ. Вот буквально и без украшательств — в студенческой среде такие вещи воздушно-капельным путём распространяются. Дураков фамильярничать нет, к Намджуну только в уважительной форме — так положено, так определено с самого начала — хоть никто не просил и не принуждал. Так само повелось, не могло сложиться иначе. И если уж кто-то ТАК его назвал, то он либо полоумный дурачок, либо делает это намеренно с какой-то определённой целью. А цель — это уже интересно. Оглядев альфу сверху до низу тяжелым сканирующим взглядом — Намджун понял, что в данном случае сошлось два в одном. Почти как шампунь и бальзам от перхоти. Полоумный, ещё и с целью. Забавно. Но придурка явно надо не от перхоти лечить, а от переизбытка идиотизма. Намджун не против. Однако цель всё ещё не ясна. — Ты от кого? — Сразу припечатывает вопросом Нам, потому что видно, что ЭТОТ тут не по своей инициативе — ну никак он не тянет на главу преступной шайки, да даже до шайки-лейки не дотягивает. — От Вонхо. — Глаза забегали. «Что, не планировалось сдавать своего кукловода?» Завис. — Говори! — Уже повысив тон, чеканит Намджун, ибо время-то идёт, а его время тратить — себе дороже! Или ему этого оторопевшего дятла по головке погладить и петушка ему на палочке дать, как вознаграждение за первые дерзкие слова в своей жизни? — Твой Чимин у нас. — Уже совсем не уверенно говорит альфа, немного пятясь назад. Он один, без поддержки — походу, ещё чуток — и обделается. Бровь Намджуна взмывает вверх. «Моего?» Кажись, тут кого-то при рождении головкой об косяк ударили. И ясное дело этот кто-то — Вонхо! Неймётся псине, ну что ж, надо будет потом отдельно поговорить с ним, тэт-а-тэт. Приватно всё объяснить, где и как он не прав — потому что реально уже задрал — что-то слишком много деятельности производит. И, главное, снова этот Чимин… твою мать… Народ вокруг, кажется, затих ещё сильнее. Ну а то! На их глазах же разворачивается интересная дорама! ? Примет вызов или нет? ? Спасёт ли бедного мальчика из злых лап обидчика? Голосуйте смс! Продолжение в следующей серии! А посмотреть-то хочется вот прямо здесь и сейчас, а не в следующей серии — это ведь такой редчайший шанс — наблюдать воочию. И даже как будто народу вокруг прибавилось. И главное, независимо от ответа — ты по любому уже состоишь в мифических отношениях. Поможешь — подтвердишь теорию, а нет — всё равно вы вместе, просто в добавок ты ещё и мерзавец, ведь банально — не защитил более слабого. Твою, как говорится, мать! Отвечать на непонятные запросы общественности нет совершенно никакого желания — тут к гадалке не ходи, исход один — он увязает в каком-то непонятном драматически-романтическом дерьме, с претензией на продолжение. И если на то, что его будут в итоге считать мерзавцем окружающие — ему глубоко посрать, то на свою совесть — вообще-то ни разу нет. Независимо от исходов — есть то, что мелкий засранец снова влип, а с его мелкими габаритами ему и с бетами-то не тягаться, не то, что с альфами. А то, что ему в отместку могут навалять, если Нам не заявится на выручку — это ясно как день. Какое, собственное ему дело? Ну, скажем так — если бы всё происходило без его ведома, то и взятки гладки, а тут прямым текстом: «Чимин у нас, и мы сделаем с ним всё что пожелаем, мы говорим тебе об этом прямо, не поможешь — будет на твоей совести». А с совестью Нам предпочитает быть в ладах — это его привилегия перед самим собой, не долженствующая ни перед каким обществом. И навалять, похоже — это даже вполне неплохой исход. Могут и начатое ранее, им же самим прерванное, довершить. Крысы не хотят терять последние капли собственной важности, стало быть. Правда ему до их мнимых принципов дела нет никакого — всё одно — твари, пекущиеся о своём извращенном лице и приоритетах. Тут им важен не столько Чимин, сколько собственное задетое чувство «достоинства». И да, ко всему прочему, он помнит глаза Чимина, когда он на него посмотрел… в тот момент, когда застукал Вонхо за грязным делом. Огромные, напуганные — такие глаза бывают лишь тогда, когда ты уже ни на что не надеешься, когда тебе настолько плохо, что дальше — только черта. О глазах Чимина можно говорить отдельно — они у него редчайшие: большущие, поволокой затянутые, такие наивно-чистые, какие бывают разве что только у детей — искренних душой. Это видно сразу, ведь глаза — это зеркало души. И если долго смотреть в глаза Чимина — можно увидеть не только его прекрасную душу, но узреть и свою. Только смотреть надо внимательно и правильно. Глаза Чимина — два источника с живой водой, изопьёшь из которых — и воскреснешь. Они серые, как у маленьких новорожденных котят, и с веером пушистых ресничек. Редко у кого встретишь такие — большие и искренние, по-хорошему детские. Но ещё в них боль — скрытая, затаённая, но опять-таки — если смотреть очень внимательно… то ты увидишь. Увидишь большее! Но для этого надо изначально не просто смотреть, а уметь ВИДЕТЬ, а это мало кому дано. Для Намджуна, посмотревшего в глаза Чимина, было ясно одно — они большие, и в них отчаяние. На этом пока всё. Но этого достаточно, чтобы где-то всё-таки немного отпечаталось. Ведь порой и камни чувствуют. А Нам камнем только зовётся — в груди его далеко не булыжник. Мальца ему чисто по-человечески жалко. Никто не заслуживает, чтобы над ним глумились самым похабным образом! Ну что ж… Ставки сделаны? Ставок больше нет! — Где он? — Тяжело обрушивает на альфу Нам, отчего у того чуть ноги не поджимаются. Быть парламентёром — это, оказывается не так и просто и ненапряжно. Особенно, как казалось вначале. Надо было просто привлечь внимание (это важно!) и передать записку — вот и всё. Таковы его обязанности — Вонхо всё чётко расписал. Но блять, это же Намджун… Запах давил на альфу со всей силой, выкручивая волю — хотелось съебаться как можно быстрее. Протянув бумажку, «передатчик чужой мысли» разворачивается на пятках и быстро удаляется под взглядами общественности. Мда, изначальная храбрость явно куда-то утекла — наверное, надо срочно сходить в толчок и слить её окончательно. Быть один на один с Намджуном — та ещё пытка. «Твой Чимин у нас! Приходи в аудиторию №245 в 15:00» Намджун рыча, вздыхает. *** Три парня стояли напротив Намджуна. Они сомневались. Очень сильно сомневались. Вонхо за неподчинение их точно по головке не погладит, это ясно как день. Но ещё больше они не сомневались в том, что им не стоит ждать что-то хорошее от Намджуна. И где будут бить сильнее — вот тут не ясно — ничто не давало подсказок. Определённо точно было понятно только следующее — битыми им сегодня быть по любому. Самый, по видимому, смелый, или «отбитый на голову», подался вперёд и двинулся в направлении соперника. Самонадеянно, но всё ж… не стоять же столбом. Просто так стоять же глупо, правда? Тем более сами позвали. Он резко что-то выкрикнул, придавая себе этим храбрости, и ускорил шаги, выставляя руки, сжатые в кулаки. Он хотел пойти в атаку, но сделать ничего не успел, так как Намджун опередил его намерения. Не сдвигаясь с места и не меняя выражения лица, Нам резко вскинул руки и ударил по ушам с двух сторон противнику, снова засунув руки в карманы. Все знали, что удар у Нама тяжёлый (а руки длинные) — и в этот раз он не стал изменять себе. Оглушил — просто и чётко. Парень заскулил от резкой боли и, схватившись за уши, повалился на пол. — Уши, мои уши — скорбно застонал он. — Ли, с тобой всё норм? — робко спросил один из двух оставшихся друзей. Они продолжали стоять, боясь сделать движение. А надо ли вообще? «Бой закончен? Мы признаём, что были не правы? Мы пойдём?» — Он не слышит тебя. — Раздался бас Намджуна, разрезая, словно ножом, стоны корчащегося парня. «И что нам теперь делать? Мы без понятия…» Намджун делает пару шагов в направлении двух окаменевших истуканов и хватает одного из них за шкирку. — Чего стоишь? Помогай! — раскатистым хрипом произносит Нам, легко кидая парня размашистым движением в направлении друга, словно маленького кутёнка. Левая рука всё так же покоится в кармане. Тот летит, размахивая руками, будто подбитая чайка, пытаясь словить баланс и не завалиться на друга. Ему это почти удаётся и он приземляется на полусогнутых рядом с первым, слегка задев того рукой. Затем нелепо запинается и заваливается вбок, выдавливая тем самым у друга повторную волну стонов. «Прости, потом разберёмся, а пока нам надо сваливать от греха!» Он подхватывает первого под локти, помогая калеке встать на ноги. Сам при этом ощущает себя нашкодившим котиком, которого ткнули за провинность в каку. Какое унижение… давно он… да все они не чувствовали себя такими жалкими. Вот поэтому и нет никакого желания пересекаться с Намджуном! О Чимине все будто забыли. А он сидел в углу у окна и старался не двигаться, хотя мог бы свалить под шумок, но страшно — да и пропустить такое зрелище? О нет, ни за что! Да и третий из банды был рад, что его позабыли во всей этой кутерьме. Сегодня явно его день, «а чтобы он таковым и оставался — надо срочно брать руки в ноги и топать на выход!» — Стоять — припечатало сверху низким голосом. «Это мне?» забегали глаза третьего. Застыли на всякий случай все сразу: двое в обнимку, а третий на полпути от выхода. Он медленно повернул голову и столкнулся со взглядом. «Оу, щет!» Намджун спокойным поворотом головы указал куда-то в сторону. Парень перевёл взгляд, куда тот указал поворотом головы и внутренне застонал — в паре метров стоял его рюкзак, которой он в запале снял, чтобы «было удобнее драться» и о котором благополучно забыл. «Твою ж мать!» Словно в замедленной съёмке он развернулся и осторожно поплёлся в направлении злополучного рюкзака. «Только бы обошлось». Друзья в этот момент заспешили на выход. «Предатели!» На этой мысли он почувствовал ощутимый тычок в свою пятую точку, которым ему явно помогают быстрее достигнуть цели. Засеменив вперёд, он неловко наклонился вниз и уже было протянул руку к лямке рюкзака, как увидел ногу Намджуна, которая не напрягаясь, по касательной оттолкнула рюкзак немного в сторону, предлагая застывшему в нелепой позе противнику принять своё позорное положение — мол, тянись ещё, да-альше. «Играется со мной, точно со щенком!» Противник перевёл взгляд и, вздохнув, принял очередной пинок под зад. На этот раз более сильный, от которого тот рухнул мешком поверх рюкзака, раздавливая его своим весом. Брови Чимина взметнулись вверх. То, с какой лёгкостью и непринуждённостью Намджун разбирался с тремя парнями, впечатляла. Он выглядел не как какой-то шкаф с грудой мышц, просто научившийся колотить людей и пользующийся своим преимуществом в росте, силе и навыках, а словно сабоним, который даёт уроки почтения нерадивым ученикам. Не хватает только бамбуковой трости, которой бы мастер ударял по глупым головам донсэнов. Чимин хихикнул внутри себя. Сгребя рюкзак в охапку, парень побежал к двум своим подельникам, настигая тех уже у выхода. — Стоять — снова пронеслось по замкнутому помещению. Парни повернулись, не понимая, что ещё. Грозно сдвинутые брови Намджуна указывали на то, что он не доволен их поспешностью и что он ждёт. Первый страдалец решил подать голос — видимо уже пришёл в себя и мог более-менее ориентироваться в пространстве и как-то сносно соображать (и видимо вообще был самым соображалистым из всей троицы). — Мы все… — Он растерянно провел глазами по двум друзьям. — Просим прощения, что были так невежественны и осмелились вступить в драку… — Парень осёкся и втянул голову, ощутив резкую перемену в лице Нама, — вступить в полемику! — Поправил он сам себя. Он явно тщательно подбирал слова. — Ибо настолько самонадеянно было с нашей стороны даже подумать, что мы могли… ээээ… — Он задумался, видимо осмысливая, как же дальше построить предложение. «Он знает такие сложные слова как полемика?» — удивился Чимин. «Либо они не такие придурки, какими кажутся, либо — натренированные собачки. А дрессировщик стало быть — Намджун?» — Достаточно — вынес вердикт «тренер», видимо поняв, что на большее те в словесных оборотах не способны, и все трое выдохнули. Но ненадолго. Потому что, судя по позе и взгляду, тот их ещё не отпускал. Парни нервно переглянулись. Первый ударил локтём третьего и указал жестом на плечо. Второй тоже выпучил глаза, показывая третьему «мол иди, не видишь я тут товарищу стоять на ногах помогаю, а ты один свободен». Ему ничего не осталось, как приблизится к Намджуну. Тот и бровью не повёл в его сторону, выказывая тем самым, насколько он не заинтересован в ситуации в целом и в этих троих в частности. Парнишка напряженно поднял руку к плечу Нама — тот дал знак утвердительным взмахом головы — и с разрешения начал осторожно разглаживать невидимые складочки на пиджаке. Намджун не любит когда его трогают лишний раз. Ещё больше Намджун не любит, когда его хватают, думая, что это всё останется как есть, без последствий. Эти трое, точнее один из них, видимо, настолько отупел, что совершил самую большую ошибку уже в самом начале. Решив быть дерзкими и крутыми парнем, он хотел развернуть Намджуна, схватив того за плечо. Однако что вышло, то вышло. Развернуть не получилось — Намджун развернулся сам, попутно рассматривая тяжелым взглядом «кто там такой бессмертный». Весь запал у альфы разом пропал — «он что, с прошлого раза ещё подкачался?» подумали тот. Да нет, малыш, просто Эвересту не надо казаться выше — для всех он всегда остаётся самой высокой горой. И не стоит об этом забывать. А этот придурок, по-видимому, забыл. Поэтому его… их — стоило проучить. Закончив полировку пиджака, парень воздел ожидающий взгляд. Намджун медленно закрыл и открыл глаза, не удостаивая того чести взглядом, и это было знаком того, что они свободны. Сорвавшись с места, трое быстро исчезли в дверном проёме, стараясь больше не задерживаться в этом неприятном помещении. «И на что только надеялись?» Чимин напрягся. Теперь они вдвоём. Совершенно одни. «И что теперь?» — Не напрягайся так, — словно прочёл он мысли Чимина и неожиданно посмотрел в упор. От такого откровенного взгляда у Чимина свело скулы. Он собственно ничего не делал, почему же он так одеревенел? «Эта троица была по его душу. Странно, что они вызвали разбираться именно Намджуна. Вот это совсем не понятно. Они что, решили… что они вместе?» — нахлынувшие догадки шокировали Чимина. «Но разве в это кто-то поверил? Разве в это вообще можно поверить?» — Скажи мне, почему я впрягаюсь за тебя? — нарушил ход мыслей хриплый, низкий голос Намджуна. — Не стоит… — Вот именно, не стоит! — взгляд Нама стал ещё более серьёзным и морозно-обжигающим, а нотки холода придавали взгляду металлического блеска — Много чего не стоит. — Он сделал паузу — Для начала не стоит кидаться словами. Они, как бумеранги — всегда вернутся обратно, к тебе же. Попутно они могут зацепить кого-то на своём пути и причинить боль. Если человек слаб — его сильно ранит и, возможно, он даже не успеет понять из-за чего! — Намджун сделал очередную паузу, и Чимину сделалось не по себе от его слов. «Он прав»… — Я не думал… — Думать — полезный навык. Он пригождается даже приматам, когда им надо завладеть едой в недоступном месте или защититься от хищников. Ты же не примат? — Намджун посмотрел выжидательно, пока Чимин не мотнул отрицательно головой. — С недавних пор вокруг меня началась ненужная мне, ничем не обоснованная суета. — Чимин сглотнул — А теперь ещё мне напрямую кидают вызов. И как ты думаешь… как я должен был поступить? — он снова остановился. Чимин выглядел затравлено, словно сейчас по его вине вокруг рушится мир. Не удостоившись ответа, Намджун продолжил. — Ответ ты лицезрел собственной персоной — вызов был принят. — Чимин ждал, что тот усмехнётся, разрядив тем самым обстановку, а то дышать стало невообразимо трудно, но Намджун был серьёзен. — Всю эту белиберду скоро все, так или иначе, бы забыли. Пожевали-пожевали и, если бы ничего не происходило — в итоге выплюнули. Потому что пресная еда никому не интересна. Стоило только не подкидывать специй, и всё. Но теперь, когда произошёл этот нелепый каламбур под видом разборок… — Намджун слегка сощурил глаза, а Чимин почти упал в обморок от логической цепочки, — теперь всё не будет так просто. Ты же понимаешь это? — Снова пауза. — Или не понимаешь? Если не весь мир, то внутренний мир Чимина в данный момент рушился. Буквально недавно всё было не так пугающе — да мерзко и неприятно, ведь Вонхо лапал его самым неподобающим образом — слава богам всё не зашло слишком далеко, но даже всё это не так угнетает, как то, что в цепочку событий намотало такого человека, как Намджун. Это поистине хуже! Чимин это нутром чувствует! Знает… А теперь ещё, после этих его объяснений… всё приобрело оттенок непроницаемой ночи. Он видел, как без труда он расправляется со своими оппонентами — его аура укладывает на лопатки одним махом. И с Вонхо он легко разделался. Да и вообще, сам Намджун, словно демон — с пугающе чёрными глазами. На душе вдруг сделалось тяжело. То, что люди не любят быть втянутыми в чужие неприятности, пусть и по воле судьбы — это одно, но когда их тянут туда другие, даже не понимая всех последствий своих слов или поступков — как ты будешь относиться к такому человеку? Правильно. Негативно! Негативное отношение к нему Намджуна очевидно и… оправдано. Как говорится «незнание не отменяет вины». И вина Чимина очевидна — это ему ясно, а последствия неотвратимы — тоже понятно. Он Намджуна втянул и теперь последствия на лицо. А вот с другой стороны что? Да, конечно, Нам отлично понимал, что в данной ситуации Чимин всего лишь жертва и его наезд — есть грубая и преувеличенная претензия, а события подтолкнул совершенно другой человек, но… все эти «наммины» его так побзаебали за последнее время, что он просто не сдержался. Решил тупо выместить всё на мальчишке. Глупо? Мелко? Ну да. Несправедливо уж точно. Да что там — Намджун ещё пожалеет потом, что допустил такие эмоции и слова, но он, простите, тоже не идеальный человек. Далеко не идеальный! А когда уж дело касается Чимина, этого неугомонного зверька, то почему-то вообще тихонько вся его сдержанность куда-то улетучивается. С самого начала так было, вот прям с первого взгляда — и эта константа остаётся неизменной и по сей день. Только подумает — и полыхает. Всё — финита ля комедия. Уж слишком много этого беты в его жизни! Да, Намджун не принц в перламутровых доспехах — у него и недостатки есть, в том числе грубость, и дел полон вагон — помимо учёбы на двух факультетах, ещё помогает отцу на его работе, и свои проекты никогда не заканчиваются. А вся эта закрутившаяся чушня вообще ни разу не добавляет пользы в его копилку забот и душевного равновесия. Чимин уже становится, просто таки, каким-то навязанным триггером — видит и вспыхивает — реакция, значит, пошла. — Но я… — Чимин хотел добавить «не виноват», но был прерван. — Мне безразличен Вонхо и его мальчики на побегушках. Они, как ты успел заметить, не мой уровень проблем. Для тебя да, потому что ты только недавно проклюнулся из своей домашней скорлупы. — Чимина покоробило от его слов, то куда клонила его речь, желчью растекалось по горлу, заставляя судорожно сглатывать неприятную горечь. — Но твоя скорлупа — не весь мир. Поэтому научись думать. — Ты ничего не знаешь обо мне! — Выпалил Чимин, потому что у него тоже есть края, а всё что касается его домашней жизни — переполняется очень быстро, потому что там и так под завязку. — Я не обязан знать о тебе, бета. — Ответил он так безапелляционно, словно отрезал кусок от сущности Чимина. — Но с некоторых пор, почему-то, приходится. Намджун в пару широких шагов приблизился к тому месту, где сидел Чимин и облокотился бедром о подоконник. — Как я уже сказал — они не мой уровень проблем. — Нам немного склонился, чего Пак не заметил, так как смотрел вперёд себя. — Что же твой уровень? — вдруг решился спросить он и ощутил на себе проницательный взгляд. Именно ощутил, так как посмотреть он не решался. — Не что, а кто. — Намджун оказался ещё ближе. Как он не успел заметить этого? Тот навис сверху над Чимином, так и сидевшем там, у окна на полу с самого начала. Облокотившись об руку, Намджун неподвижно смотрел на светловолосую макушку, чуть сощурив глаза. Чимин поднял голову вверх, медленно-медленно — как жертва, которая чувствует, что хищник уже рядом, в секунде от удара — и вздрогнул, встретившись с темными глазами в нескольких сантиметрах от его собственных. Сердце словно провалилось, забыв при этом отстукивать ритм жизни. — Кто? — прошептал Чимин. — Похоже, что ты. Вот тут миру бы лучше рухнуть. Потому что заиметь во врагах такого человека как Намджун — это подобно смерти. Медленной и неотвратимой. Намджун смотрел на него ещё какое-то время, словно что-то ожидая. Или высматривая реакцию? А Чимин смотрел в ответ, не решаясь разорвать зрительный контакт. А потом демон резко развернулся и спокойным шагом направился на выход. Похоже, пояснений не будет. Чимин хотел выть, но не при Намджуне же это делать! Как он, за такой короткий срок, мог вляпаться во всё это? Он просто защищался, он просто сделал маленькую ошибку — указал не на того человека. И с тех пор всё пошло под откос. Если с Намджуном маленькая оплошность может привести к таким последствиям, то что будет если ошибка будет больше? Или последствия начнут разрастаться? Словно читая его мысли Намджун остановился в дверях и обернулся. — Думай как быть, Чимин. — «Он впервые назвал его по имени? Он в курсе как его зовут?» — Ты заварил эту кашу. Не думай, что всё распутается само собой, или это сделаю за тебя я, в одиночку. Вонхо — мстительная гнида. Принципиальная мстительная гнида. Это я тебе подкидываю информацию к размышлению. Теперь уже никто не будет воспринимать твои слова в шутку. — Чимин больше не решался смотреть на Намджуна, он уже и так рухнул ниже некуда. — Я вступился за тебя. Для всех — это шаг. И все в курсе, что просто так шагов я не делаю. Это непреложная истина. «Непреложная истина? Какой пафос!» — пронеслось в голове младшего. Намджун открыл дверь, а Чимин вдруг услышал свой собственный голос. — Тебе неприятен лично я или то, что я бета? — «Боже, что я несу?» Намджун замер, и только было видно, как вздымается его спина. Проходили бесконечные секунды тишины. «Не оборачивайся, только не оборачивайся, просто иди! Уходи куда собирался! Пожалуйста…» И будто услышав его внутреннюю мольбу, Намджун вышел не оборачиваясь. Дверь захлопнулась. Чимина затрясло. Нет, даже не от страха, а от чего-то, что он не мог понять. В чём ему следовало разобраться. Но не сейчас… Сейчас всё слишком смешалось в голове и чувствах. Вонхо пугал его своей маниакальностью, но вот Намджун… Он его тоже пугал, но чем-то другим. И гораздо, ГОРАЗДО сильнее. Возможно своей серьёзностью и холодностью? «Не знаю…» А ещё — умом? «Не понятно…» Этим можно напугать? Эта странная аура — она сбивает с толку. Он и вправду демон! Самый настоящий… С такими сильными людьми ему ещё не приходилось сталкиваться. И дело тут не в физической силе, хотя было понятно, что Намджун, что так возвышается над ним, да и не только над ним — обладает отменными данными и здоровьем. Он был крепок, силён и вынослив. Дело тут в силе его духа. Она так ярко горела, что не заметить её было просто невозможно. Такая сила могла спалить тебя дотла, даже не прикасаясь к тебе — просто подойди поближе — и ты пепел. — Что же теперь делать? — простонал Чимин и уткнулся в острые коленки. Он должен найти выход… способ… решение… Сам указал не на того, выпустил роковое событие, словно бабочку на свободу, не сдержав свой язык, а она в итоге попала в какую-то непонятную сеть, где любое действие приводит к движению невидимых сил… нитей. Одно событие порождает последующее, а оно — ещё два. Ах, это будет продолжаться бесконечно, пока не разорвать всё одним ударом! И удар этот должен быть решительным и беспощадным — даже если это испортит саму бабочку, помнёт ей крылья до такой степени, что она не сможет летать… Это будет больно, это будет иметь свои последствия, но ложь — это ведь тоже сеть! Да, можно остаться в ней жить, просто потухнув со временем — проживая мёртвую жизнь, а можно через боль шрамов — преодолеть! Он подумает, и найдёт правильное решение. Потом. Сейчас он здраво мыслить просто не может. Намджун дал ясно понять, что он должен как-то это решить. Он заварил эту кашу, ему и расхлёбывать. Да, после этого прежним он уже больше не будет — но Намджун, как бы он неприятен не был, чёрт возьми, прав — слова как бумеранги, однажды всё равно вернутся к тебе обратно. Лучше разорвать, обрубить, чем остаться в страшной связке с чёрным демоном, что так пугает. Что страшнее — жизнь калекой, или отсутствие жизни как таковой? Быть калекой Чимин привык — быть мертвым — нет! «Я сам ответственен за свои слова, и мне это распутывать. Я подумаю, как быть, и обязательно придумаю наилучший способ!» Бабочка попалась, потому что сама была неосторожна — душа её наивна, но мир совсем не таков. Мир коварен и сплошь покрыт сетями. В этой жизни — бабочкой лучше не быть вообще!