Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Разочарованию омеги не было предела, когда оказалось, что вопрос был адресован не к нему конкретно. Это, конечно, очень неприятно — сначала воспарить над землёй в своих мечтах, а потом тут же упасть об жестокую реальность. Какой подарок был бы лучшим? Ночь любви, поставленная метка и далее по нарастающей. Ну да, слишком ожидаемо, слишком безрассудно и он не первый омега, кто думает в таком ключе. В фантазиях конюшего не было места иному, он смотрел на Чонгука всегда как на личного идола. Но не говорить же о таком вслух! Это было бы слишком самонадеянно с его стороны. Когда крепкая спина Чона удалялась прочь (даже не подумал, что своим оголённым торсом вызывает ненужные толки), омега хотел биться лбом о что-то твёрдое. «Как я мог так забыться, как посмел помечтать — гори всё синим пламенем». Румянец на всё лицо — стыдобища то какая, и ведь чуть не проговорился! Но Чонгук как в провале: нет, он не нюх потерял, он просто находится в личном астрале, где всё перчёным ароматом сдобрено: он стоит в глотке, щекотит в сердце, проникает в мозг, облепляя со всех сторон. Такой вот своеобразный плен, из которого Чонгук и не думает выбираться — так и ехал обратно домой, в мыслях, поглощенный планами по захвату. Однако идею с природой омега кинул годную: конечно, ландшафты и свежий воздух — они ведь объединяют! Так, в универе в этом году, впрочем как и каждый год (ничего не меняется), запланирована совместная вылазка студентов разных курсов и факультетов на природу: эдакая мощная задумка со стороны руководства по «укреплению студенческого духа, поднятию уровня совместных корпоративных ценностей и прочее, прочее»… Этой ерундой начинают забивать головы ещё в школе, планомерно продолжают в высших учебных заведениях, дабы потом, подросшие дети вторили корпоративной этике, уже идя по личным жизненным путям: пусть почитают выдуманные ценности, как свои, чтобы никому даже в голову бы не приходило, что жить надо как-то иначе. Отец Чонгука лично эти ценности придумывал и распространял среди подчинённых: работайте больше и усерднее, не вякайте лишнего, знайте своё место, не забывайте о переработках (они ваше высшее благо на алтаре корпорации, которое заботится о вас и даёт зарплату, строго установленную в договоре) и будет вам за это счастье и отдых после трудового дня в окружении начальников средней руки. Дахён лично Гуку, как своему наследнику рассказывал о всех тонкостях привязывания (а точнее порабощения), а так же о методе кнута и пряника, который хоть и стар как мир, но зато всегда эффективен. Они же, Чоны — высшая ступень, и потому корпоративные ценности — это не про них, ибо они сами и есть те самые ценности. Поэтому Чон никогда не жаловал подобные университетские мероприятия своей великой персоной, но сейчас готов пересмотреть планы, и даже ускорить мероприятие самолично! Почему? Да потому что вытянуть Тэхёна куда-либо по личной инициативе, судя по всему — дело весьма проблематичное — чертёнок слишком упрям, тогда как под видом запланированного события — это дело практически решенное. И пусть мероприятие это добровольное — количество мест тем не менее ограничено (не переться же всем многотысячным стадом в лоно природы, оно такого точно не выдержит), кто мешает в этом году чуток поменять правила и сделать поход добровольно-принудительным? Да никто! Он лично поговорит с директором Чхве и убедит того в том, что сроки и правила стоит пересмотреть. Ему не составит никакого труда предоставить все преимущества сотрудничества с семьёй Чон. «Хотя, впрочем, о них он уже и так в курсе. Вот и ладненько». А уж то, что в этом списке вместе с ним будет и Тэхён — в этом сомневаться не приходиться. Чонгуку то уж точно! Вряд ли его ангел возразит уставу и откажется принимать участие общем походе к подножиям гор, дабы вкусить «дух преодоления и единения». Они вкусят его вместе. Держись природа, держись Тэхён! *** Закрытая болталка университетского форума: [x.x] Вот это признание! Я в шоке, товарищи!)) [x.x] Очешуеть… Так значит они всё-таки пара… [x.x] Выкусите все, кто говорил, что это выдумки! [x.x] Дааа, не ожидал, честно признаюсь. Но после личного заявления остается только сказать… куда мы катимся… [x.x] А куда мы катимся? Любви все возрасты, и не только, покорны! Что тут такого? [x.x] Но это же Намджун, мать вашу! Вы не вкуриваете? Если уже такие альфы сдают свои позиции и перебираются в голубую долину, то я не знаю… [x.x] А чего тут знать? Сейчас это модно! Говорят альфам нравятся новые ощущения, а у Намджуна, поди, столько омег было, что всё надоело… [x.x] У его друга Чонгука то уж точно было побольше, но ему, однако, что-то не надоело. [x.x] Кстати да! Видали, как он гнался за тем омегой? Интересно, кто он? Кто-нибудь в курсе? [x.x] Это Ким Тэхён с моего курса. [x.x] Он красивый! [x.x] Ой, да что там красивого? [x.x] А ты не завидуй, кх-кх [x.x] Больно надо. [x.x] Он и правда офигительный! У него такая внешность… Как у… как… О! как у куклы! Даже не верится что это живой человек. [x.x] Да иди ты! Видел я его, ничего хорошего… [x.x] Зависть 80-го уровня))) [x.x] Тогда что ж Чон за ним гонялся, если там ничего особенного? Больше такого на моей памяти ни разу не было. А я ведь на пятом курсе учусь. [x.x] Ох, не того омегу он выбрал. Видали, как он его опустил? [x.x] Дааа, это ужасно. Что он ему такого сделал, что он так его при всех… Чонгуки ведь лапочка! [x.x] Ещё и между ног зарядил! [x.x] А он интересный))))))))))))) самому Чону и с ноги))) [x.x] Ебаааать… Золотые бубенцы Чона))) [x.x] Ага, там каждое поди по миллиону стоит) [x.x] Ты это его отцу скажи! Он же единственный наследник. Его яйца стоят всей корпорации. [x.x] Блять, мне бы такие яйца! Хоть одно… [x.x] Родись для начала таким богатым.))) [x.x] Этот Тэхён видимо больной какой то, раз так поступает. Или придурок… [x.x] Или фригидный, хах [x.x] Точняк, он фригидный. С ним точно что-то не то! [x.x] А вы в курсе, что те цветы на фото, это был подарок от Чона [x.x] Етить, ты серьёзно? Наебываешь! [x.x] А вот и нет, моя тетя живёт на одной улице с Кимами, и она рассказала, как там фуру цветов выгружали, а потом эти цветы их семья выбрасывала. [x.x] Блять, да этот омега полоумный! Если бы Чонгук подарил мне хоть один цветок, то я был бы счастлив, а тут фура! Почему жизнь так не справедлива? [x.x] А вы знаете, что Чимин и Тэхён друзья? [x.x] Да иди ты! [x.x] Совпадение? Не думаю)) [x.x] Капец у них там видимо был план на самых богатых парней университета! И поступили главное так точнехонько вместе в один и тот же универ… [x.x] Да, что-то тут нечисто! [x.x] Мне этот Тэхён не нравится. [x.x] Это потому что он красивый? Кх-кх [x.x] Или потому что может крутить Гуком как хочет? Хехехе [x.x] Да кто кем крутит? Вы идиоты? [x.x] Да? А почему тогда после такой выходки он его догнал и поцеловал? [x.x] Он его поцеловал? Да вы гоните! Чонгук в универе себе такого не позволяет! Он же чеболь и должен держать лицо! Никогда такого не было! [x.x] Тресните мои помидоры, что делается))) [x.x] Пардон, я ошибся, он его не поцеловал… [x.x] Зачем тогда так сказал, придурок! Не надо клеветать, тебе это аукнется кармой! [x.x] Вы не поняли. Он его не поцеловал. Он его засосал! Других слов у меня нет. [x.x] Ты чего несёшь, дефективный?! [x.x] Да-да, мальчики)) сам видел, своими глазами. Он его чуть не сожрал прям там! [x.x] Пиздец, да он влюбился!))) сам Чон Чонгук! [x.x] Да иди ты влюбился. С ума прям посходили все со своей любовью! Парни развлекаются как могут, им скучно. Вот и всё. [x.x] Утешай себя))) [x.x] Ага, утешайтесь, деточки, а оба поезда-то ту-ту))) [x.x] Посмотрим ещё! Жизнь долгая, а лестницы крутые. [x.x] Угрозы пошли))) вот что зависть то с людьми делает. [x.x] Да пошёл ты… [x.x] Ну всё, ждите создание нового клуба)) [x.x] Какого? [x.x] Вигуков))) [x.x] Чего ждать, я уже создал, заходите ко мне в профиль и переходите по ссылке.) [x.x] Я уже! [x.x] И я) [x.x] А может он это… беременный? [x.x] Кто беременный? [x.x] Чонгук, блять! [x.x] Вы намекаете, что Тэхён может быть… [x.x] Сам посуди: абсурдные поступки (ну кто в здравом уме будет отказываться от наследника целой корпорации), не логичное, странное поведение (огромное количество цветов на помойку, по яйцам зарядил), меняющееся настроение (его видели плачущим за универом) — и главное! Чонгук не злится на него, а целует… По мне всё сходится. [x.x] Етить колотить! [x.x] Что за колотить? Тут чё, бабки старые собрались?))) [x.x] кх-кх))) [x.x] Он точно беременный! Я видел сколько он еды в столовке набирает! Это же кошмар! Разве хоть одному омеге нужно столько жратвы? [x.x] Может он не боится потолстеть. Генетика и всё такое… [x.x] Что ты несёшь! Даже с самой завидной генетикой, омеги не съедают двойную порцию пулькоги в прикуску с жареной картошкой, и сверху всё банкой колы не полируют. Это же верная смерть желудку и фигуре! [x.x] Точняк! Но если он беременный, тогда всё объяснимо… [x.x] А я о чём! [x.x] Ох как весело то! Интересно как его отцу такая новость понравится? [x.x] Да он, наверное, сразу поседеет или коньки отбросит. Кх-кх [x.x] Ну… скандал то уж точно будет! Репортёры любят такие новости)) [x.x] Шумиха поднимется, будь здоров!)))) [x.x] Вааа, а этот сериал даже поинтереснее намминов будет! [x.x] Инегавари))) [x.x] А думаете отец Намджуна сильно обрадуется, узнав что его сын по бетам? Тут как бы конец рода Кимов получается. Он же тоже единственный наследник. [x.x] Херасебе, оба единственные, на кого возложены такие надежды и оба так вляпались по самое не хочу… [x.x] Наоборот, они, судя по всему очень даже хотят))) [x.x] Ну Чонгука ещё можно понять, он за омегой бегает, уже даже и наследника успел заделать, а вот Намджун… на кой ему этот бета? [x.x] А ты видел этого Чимина, чтоб так заявлять? [x.x] Не доводилось, а чё? [x.x] Так вот, он даст своей фигурой и личиком фору любому омеге! Я на репетициях с ним присутствую, и скажу тебе — у него всё как надо и даже больше! Все же знают главу черлидеров Лу (бывший Чонгука)? Так вот — фигура Чимина, гораздо, гораааздо круче! Одна его задница чего стоит! [x.x] А что там с его задницей? [x.x] Ну как бы… она… охуенная! [x.x] Да ладно! Не верится. Прям дифирамбы ему поёшь.))) [x.x] Приходи на репетицию, убедишься) [x.x] Возьму и приду. [x.x] Приходи, и друзей альф приводи. А я посмотрю на вас со стороны и поржу))) [x.x] Почему это поржёшь? Не понял… [x.x] Погляжу, как вы там все чуть ли не кончите и будете выбегать из зала, прикрываясь ладошками))) потехи будет))) [x.x] Посмотрим ещё! [x.x] Приходите и посмотрите. [x.x] Замётано! *** Последняя капсула благополучно выпита. Чимин устал плакать — смысла в этом ноль, он, похоже, уже выплакал всё, что только мог. Или не всё? И главное, ночь то сегодня какая прекрасная: в свете фонариков порхают ночные мотыльки, завораживающе трепыхая быстрыми крылышками — привлечённые светом и теплом; где-то вдалеке жужжат тяжелые жуки, планируя с ветки на ветку, своими маленькими моторчиками нарушая тишину ночи. Чимин сидит возле приоткрытого окна и, поджав ноги, уткнувшись при этом в острые коленки, смотрит на развернувшуюся картину ночи совершенно безучастно — глаза его пусты и похожи на два сверкающих зеркала, что отражают огни полуночной жизни маленького сада. Но всё это мимо него — его пути отрезаны. Не найдя в себе больше сил держаться, он зарылся пальцами в волосы и закрыл глаза. Мотивация на жизнь, кажется, подошла к концу — Чимин решил, что он не хочет больше думать, и сопротивляться тоже больше не хочет. — Братииик. — Зашептал кто-то в темноте, и в полу вдруг показалось очертание маленькой головы. — Осторожнее. — Вскрикнул Чимин и кинулся помогать Су залезть к нему на чердак. — Уснуть не можешь? — Мама не рассказала мне сказку, а без сказки я не могу заснуть. — Брат потешно выпятил нижнюю губу, заставляя Чимина легонько усмехнуться сквозь недавнюю неприятную горечь. — Иди сюда. — Чимин притянул к себе братишку и уложил на «кровать». Сам же прилег с краю и, подложив руку под блондинистую головку, накрыл обоих покрывалом. — Какую сказку ты хочешь, чтобы я рассказал? — Про отрубленную ручку и дудочку. — Невинно ответил Су и поёрзал в предвкушении. — Но я не знаю такой… — Тогда я сам расскажу! — У Су это было обычной схемой: попросить рассказать и сделать так, чтобы в итоге рассказывал он сам. Фантазии младшему было не занимать, не смотря на то, что ему было лишь пять. Пока брат рассказывает свою сказку-страшилку, Чимин гладит того завороженно по головке — милое создание, не похожее на остальных членов семьи, всегда навевало в нём тягучие как патока мечты, несбыточные, но до щемящего восторга приятные и милые, как и сам Су. Они с братом так похожи… Чимин перебирал маленькие пальчики и целовал вкусно пахнущую макушку братика, представляя как однажды он заживёт такой жизнью, какой всегда мечтал — в окружении любящей семьи: его муж будет его защитой и опорой, будет любить его так, как только в сказках любят — раз и на всю жизнь, а ещё у них будут маленькие детки, ну хотя бы один. Однажды его сынок вот так же придёт к нему с просьбой, чтобы он рассказал ему сказку, ляжет под бочок, а он будет обнимать его маленькое, нежное тельце, вдыхать сладкий запах и целовать в пухлые щёчки, что будут нежнее всего на свете. А потом к ним присоединится муж альфа, сгребёт их обоих в свою могучую хватку, заобнимает, при этом сам задыхаясь от восторга, и начнёт щекотать. Они будут вырываться и хохотать, а потом вдвоём набросятся на альфу, чтобы «отомстить» — будут беспощадно щекотать его в ответ, а сынок ему в этом поможет. Конечно, это всё будет в шутку, но муж сдастся под их боевые кличи и тогда они начнут все обниматься и целоваться… Как хорошо мечтать, и как горько осознавать, что такое никогда не свершится. Больно до ужаса. Внутри повеяло мороком и холодом — отчего Чимин начал прижиматься и гладить Су ещё более отчаянно, словно желая напитаться его ответной любовью и теплом на долгое время. Братик ещё слишком мал и не понимает, почему Чимин его так крепко сжимает, брыкается маленькими ножками, просит не душить. Чимин ослабляет хватку и от того ему становится уже совсем одиноко, даже не смотря на присутствие родного человека, словно внутри отчаяние и тоска поселились и грызут потихоньку, оставляя взамен обглоданные косточки. Но, всё же, несмотря ни на что, тут у него есть хотя бы Су, его лучик света, а там, потом… в этой беспросветной яме не будет уже ничего. Сказки всегда остаются сказками! В мечтах у тебя всё всегда хорошо: даже у самых доведённых до отчаяния людей имеются мечты — чтобы было чуточку лучше, легче, обнадеживающе. Разве Чимин не заслужил лучшего? Чем он так провинился в этой жизни, что имея крохи — он лишается и их. В красивых сказках (да и в фильмах про любовь), когда ты всё теряешь, у тебя тут же появляется шанс на что-то ещё. А когда хороших омежек бросает любовь всей жизни — они идут по улице, все из себя заплаканные, и тут к ним подходит добродушный альфа, который их жалеет. Он простой и добрый, такой, каких множество. У них завязывается диалог, а потом отношения и всё такое. В жизни же, плачущий омега любого возраста никого не встречает: он сидит и рыдает на скамейке (или под кустом), а к нему никто не подходит, потому что у всех свои дела, и вообще это не их ума дела. Если Чимин будет плакать — к нему никто не подойдёт и не пожалеет. Не найдётся ни одного мало-мальского альфы, который бы предложил разделить его жизнь на двоих и облегчить таким образом его судьбу. Потому что так не бывает, потому что это — мечты и придуманные людьми для уменьшения боли сладкие пилюльки. Так почему же он до сих пор об этом думает? Не потому ли, что надежда никогда не сдаётся, она теплится в глубинах души до последнего вздоха — даже когда ты на пороге жизни и смерти, надежда говорит тебе: «а вдруг это ещё не конец?» Наивно, но мы так устроены против нашей воли. Не понятно только — хорошо это или плохо. __________________________________________ She and Her Darkness Farewell — Diary of Dreams __________________________________________ «Почему у всех вокруг жизни такие настоящие, кроме моей и мне это кажется таким реальным? Моя жизнь — словно чужой черновик. Я мог бы что-то написать там сам, хотел бы этого, но… Из моих рук забирают даже исчирканные листы, где и места для одного короткого слова не осталось». Су уже давно уснул, разомлевший от ласк старшего брата. Его сказка была тревожной: про какого-то омегу, что, кажется, был красивей всех — и вот позавидовав ему, его брат изрубил его в лесу и присыпал листьями под деревом. Откуда только у братика такие мысли? Слушает поди взрослые разговоры, или кто-то рассказал… А потом по лесу гулял альфа и увидел торчащую ручку, в которой была дудочка. Он её взял, подул и из дудочки вышел огромный пузырь, в котором появился тот самый омега. «Кошмар какой-то!» Не заметив как мысли начали расплываться, Чимин тоже благополучно уснул. Ему снилось, как за ним гонится отец и хочет его порубить, а потом кто-то заиграл на дудочке и он полетел вверх в образовавшемся шаре. Он летел долго, а внизу проносились поля и леса, горы и реки — всё такое необычайно красивое. Дух захватывало как от видов, так и от необычайно реалистичного ощущения полёта. Он любил летать во сне, но больше всего он бы хотел научиться летать на яву! Но это не реально… Так он и проплывал в своём пузыре, переводя дух от красот внизу и ощущения свободы, как вдруг его начало куда-то тянуть. Он не понимал куда и, главное, зачем! Но чётко ощущал, что там, куда его так неотвратимо утягивает — большая опасность, что туда никак нельзя лететь. Но он не управлял шаром — тот подчинялся ветру и каким-то небывалым силам, что похожи на магнитные — они переплетались вокруг него в замысловатые узоры, кружили, пронизывали тело — сплетая его судьбу с чьё-то ещё и минуя стенки пузыря, утекали в неведомое логово. Тело Чимина в этом сне было магнитом — оно было источником бед: он пытался разорвать призрачную плёнку внутри пузыря, но она не поддавалась — растягивалась и изгибалась под напором его рук, но не рвалась. Его затягивало в какую-то чёрную воронку, в которой всё было беспросветно и черно как в аду — и только ощущение чужого взгляда в глубине не давало покоя. Этот взгляд — он словно хуже всех самых страшных земных мучений, он сама погибель — и определённо точно таит в себе муку такую невиданную, западню такую липкую, безумие такое неотвратимое — которое поглотит его без остатка, лишив не то что разума или плоти — лишит самого себя! Этот взгляд невозможно увидеть — он так же чёрен, как та дыра, из которой за ним пристально смотрят, магнитя к себе. Там он лишится всего! Досмотреть сон он не смог, так как его разбудил перепуганный брат. — Что с тобой, хён? — Схватив за лицо Чимина, взволнованно причитал он. Чимин не понимал что происходит — он словно ещё пребывал в агонии сна, такого жуткого, что даже на яву не хотел его отпускать. Вид его был болезнен: кожа бледная как покрывало, испарина по всему лицу и шее — ощущение что внутри что-то надломилось, а потом слепилось вновь под странным углом и теперь торчит из живота уродливым обрубком. В животе тянуло как-то липко и мерзко — ни на что не похожие ощущения — Чимин не знал, с чем бы это можно было сравнить. Он и сам испугался от своего состояния; перевёл взгляд на Су — тот был перепуган и держался за его футболку своими крохотными ручками, ожидая спасительного ответа. — Я… я просто увидел страшный сон. Ничего такого, не волнуйся. — Чимин скривился от подступающей боли и головокружения. Показывать этого брату совсем не хотелось, чтобы он не напугался ещё сильнее. Поэтому он выдавил что-то отдалённо похожее на улыбку и протянул. — Больше не рассказывай мне на ночь страшилок, ладно? — Прости, Чими, я не специально! Я больше так не буду. — Су жалобно посмотрел на старшего. — Хорошо-хорошо. Ты прощён. А сколько времени? Тебе не пора в садик собираться? Ты же у нас копуша. — Слова и улыбки давались с огромным трудом. — Я не копуша! Я просто обстоятельный. — Потешно нахмурился Су. Чимин не выдержал от такого сравнения и прыснул смешком, что отдалось резкой, пронизывающей болью в животе — словно ножом полоснуло. — У тебя болит? — Увидев искаженное лицо Чимина, проговорил брат. — Немного. Только не говори никому, хорошо? Не хочу никого беспокоить. Я сегодня просто посижу дома и у меня всё пройдёт. Лады? — Чимин легонько щелкнул Су по маленькому носику, как всегда делал, когда они о чём-то договаривались. — Лады. — Щелкнул в ответ тот. *** Гук вернулся из своего путешествия «туда и обратно» обновленным, друзья сразу подметили его посвежевший вид и горящие глаза. Весь день, что он провёл на лоне природы — Чонгук постоянно думал о своём малыше. Чтобы ни делал — мысли крутились как бешеные волчки вокруг милого лица, чьи черты теперь кровавыми штрихами нарисованы внутри его головы. Этот ангел украл его покой, мысли, душу — всё, что было. Без него вкус пищи не тот, постель пуста и холодна, события отдают пресностью. А вот с ним… с ним бы всё приобрело яркие краски, которых теперь не хватает просто катастрофически, как тепла в самую холодную зиму: сколько не подкидывай в печь поленьев — огонь от них не согреет душу. Потому что это всё не то, что ему на самом деле нужно — одно лишь прикосновение к милому ангелу теперь может разжечь его жизнь, вернуть ему всё то, что он так любил. А главное — вернуть покой. Его милый Тэхёни вырвал его пылающее сердце без остатка, а своего взамен не вложил — от этого дыра в груди и беспробудная стужа внутри иглами вгрызается в плоть, требует своего лекарства. А оно ведь здесь, в стенах университета — руку протяни… На первой же перемене он найдёт его — наверняка этот чертёнок прячется и не высовывается из кабинетов зря, только по делу, наверняка его проклятиями покрывает, не желая видеть. Этим самым осознанием Гук себе ещё большую боль причиняет. Ему бы хоть одним глазком его увидеть — это уже бесконечно много! Он сразу расцветёт, оживёт хоть на краткий миг, потому что без его прекрасного спасения, без его лучшего лекарства, в лице вредного омежки, ему жизни нет. Он знает теперь это точно — было время подумать, спокойно осознать и принять всем своим разрывающимся существом. Он пишет ему без перерыва, но ответов не получает — внутри от этого безразличия яд расползается, он злится на своего Тэхёни и молнии уже мечет во всё что попадётся. «Взял бы и придушить его за такую жестокость, сразу бы понял, как его игнорировать», но он тут же успокаивается, только представив омегу в своих крепких объятиях, ругая самого себя на чём свет стоит, за недопустимые мысли — придушить не сможет, вопьётся в губы в жадном поцелуе. Чтобы хоть как то отвлечься от дурных мыслей, Чонгук свой ненасытный поцелуй вспоминает, упивается им, вспоминает каждый миг, то какие вкусные у Тэхёни губки — божественный нектар, которым равных нет. Он не уверен, что ещё повторный будет, потому что теперь взять его ещё раз, вот так, без разрешения он не смеет — Тэ его не хочет, а боль омеги ему троекратной возвращается. От всего этого ни спать ни есть невозможно становится — он его хочет, но цветок невинный испортить боится. Он никогда таким не был, а вот теперь посмотрите — сам Чон Чонгук во что превратился! Готов ноги омеге целовать и умолять хотя бы о прикосновении, о простом дозволении рядом быть. Альфа клянёт себя за такие мысли и своё малодушие, которое ему ни разу не присуще, но поделать с собой ничего не может. Потерять ангела боится безвозвратно, без него жить не хочет — не видит света, хоть на улице и светлым-светло и солнце светит. Ему даже кажется, что он на расстоянии чувствует состояние младшего — тому больно и он будто разрывается внутри: от этого ему самому ещё хуже внутри — он разделяет его боль, теперь это их связующая нить от которой не убежать — на всю жизнь. Кошки скребут тонкими коготками, исполосовывают всё нутро, на тонкие полосочки разрезают и вокруг шеи наматывают — дышать не дают. Он чувствует, что Тэхёни сейчас тяжело — его словно надвое половинят, от такой разделённости тот сам не свой — а ведь эту двойственность он самолично в нём поселил, когда сжимал его в своих объятьях, когда позволял их запахам смешиваться, невольно переплетая судьбы. В тот миг то и зародилось это новое, доселе неведомое чувство: да, он полюбил его ещё до истинности — с первого взгляда, но этот факт всё только усугубил, углубил, запечатал, утвердил и кровью подписал. Но ни на миг он не жалеет о том, что это произошло, потому что у него теперь новый уровень жизни и новый, доселе не виданный, смысл. Друзья стояли у университетской стоянки, до начала лекций было ещё полчаса, а они уже чуть свет — возле храма знаний. Неужели все такие примерные мальчики, тянущиеся к знаниям? Ну, Хосок то понятно — этот вообще живёт универом, а вот альфам то что так приспичило? Оба хмурее тучи: на душе Чонгука снова творятся бури — чем ближе он к Тэхёни, тем ощутимее пропасть, а удушающие руки, которые он ощущает на своём горле — не дают нормально вздохнуть (главное с друзьями по приезду общались по видеосвязи, всё было впорядке, он был полон энергии и сил, а теперь снова). У Намджуна же будто дикое похмелье, но не от выпивки, а от предчувствия полного и неотвратимого пиздеца. Что-то слишком много его в последнее время. Его штормит, но он виду не подаёт. Льющая слёзы плачет как никогда раньше, у него самого на душе булыжник размером с гору, скинуть которую хочется невероятно, но не выходит — не найдёт подхода, как стащить эту ношу с плеч. Ему кажется, что он примерно знает причину такого груза, но признаваться себе в этом всё равно, что самолично в ад сходить на экскурсию или признать себя слабаком. Ни занятия с катаной, ни душ с лавандой не дают былого облегчения — Нам злится от этого только сильнее, желает убить любого, кто косо на него посмотрит — возможно, чья то кровь его хоть ненадолго к жизни вернёт? Нет, это не так, но знать об этом даже самому себе не обязательно. Хосок же на особом подъёме: травит байки, истории с репетиций, делится планами по завершению баллотирования на пост президента студкомитета. Он замечает, что его распинания, как об стенку горох — всё куда то в пустоту уходит: друзья его просто не слышат, в своих мирах витают. Но остановиться он не может, забивает эфир своим речевым потоком: ощущение, что от его молчания только хуже будет — «что за день сегодня такой?» И вот, уже на третьем обороте повествований он внезапно выдаёт информацию, от которой Чонгук с небес на землю падает, превращаясь в кровавое месиво. — Слышали о том, что Тэхён беременен? — Хо сегодня мелет языком, как из ушата полощет, всем без разбора… Он ещё не в курсе о том, что с лёгкой руки друга Тэхён оказался его истинным. Хотя и знает о симпатии Чонгука к этому омеге, даже сильной такой симпатии — но ещё не представляет всего масштаба трагедии. События происходили так быстро, что Гук просто не успел ему об этом поведать — откровенно говоря, не до этого было. Даже Наму не сказал (да никому): не в том состоянии был, он себя по кускам для начала собрать хотел, голову в порядок привести, а уж потом делиться. Да, Хосок немного не в себе — у него концерт через неделю и он просто крышей поехал от количества информации и обязанностей. Но он не жалуется, спит по три-четыре часа в сутки и впахивает на благо коллектива — не столько из чувства альтруизма и общности со студенческой братией, сколько из любви к этому роду занятий. Организация, руководство, режиссура — это его стезя, где он чувствует себя как король и бог — там его авторитет и нескончаемая творческая жилка находит пристанище и успокоение. Да, это тяжело, это нескончаемая нагрузка, но и отдача для него неимоверная. Особенно когда всё выходит так, как задумывалось. А вот в отношениях он не особо сечёт (всякие там намёки и подкаты — это что-то из высшей математики), даже без учёта нагрузки — ему вечно не до этого, он и не запаривается, его взгляд ни на ком особо не цепляется. Разве что только об Солар… но не с положительной точки зрения: эта девушка для него непостижимое существо — опасное, пугающее, странное. Хоть он и признаётся себе, что она умна, но… в ней ни мягкости, ни манер, ни женственности… Хотя ножки хорошенькие, в его вкусе. Чонгук не слышит больше ничего, его обложило ватой со всех сторон, создавая персональный вакуум с чистейшей болью и шоком. — ЧТО? — Яростно вырывается из его глотки, разрезая утро на две половинки: до и после. Руки его трясутся как у наркомана, вовремя не получившего дозу, его ломает и скручивает вдоль и поперёк всеми невыносимыми болями — особенно живая и кровавая — в душе. Он в рывке подлетает к другу, возвышаясь над ним скалой, безумным взглядом сверкает, хватает Хосока за грудки и трясёт в припадке, словно вытрясти из него правду всю разом желает. Хосок в шоке, даже не сопротивляется. Намджун с Юнги тут же к Гуку подбегают, оттащить обезумевшего друга желая, но тот сам отпускает руки и смотрит немигающим взглядом внутрь себя. Он в услышанное поверить не может, «это невозможно!» В другой раз он бы такую непроверенную информацию даже не воспринял — она больше похожа на вброс, а не подтверждённым фактам он вообще приучен не верить, но! Когда дело касается его ангела — тут не работает ни логика, ни доводы — тут в действии сплошная лимбическая система, отвечающая за чувства, эмоции и бессознательные реакции. Зверь внутри альфы встаёт на дыбы и даёт хозяину под дых, отчего его мозг отключается окончательно. Друзья переглядываются, видя такую ненормальную реакцию друга — это их поражает, расширяет пределы всего ими виденного. «Да тут дело даже хуже, чем мы все думаем» — поражается Намджун. Чонгук раздраженно выворачивает плечи от рук друзей, слышать их разумных доводов не хочет — оглох на оба уха. Единственный выход его утихомирить –только вмазать хорошенько, чтобы протрезвел наконец; и Нам уже почти готов это сделать самолично, по дружески так сказать (надо же вытянуть Гука из этой пучины безумия), как тот внезапно, не говоря и слова, срывается с места и бежит за пределы территории университета. — С катушек совсем слетел из-за этого омеги. — Разводит руки Юнги, на что Намджун только сужает глаза и посматривает на альфу внимательно, мол «ну-ну, кто бы говорил». — С каждым может случится. — Сухо отвечает Нам, уже подозревая самое худшее, а может и лучшее — неизвестно какие обороты дело примет, особенно судя по неуступчивому, бойкому характеру Тэхёна. — Твою мать, это же только слух, чего он так вскипел? — Всё ещё не понимает Хосок. — Выражения нормальные подбирать надо, Хо. — Твёрдо чеканит Нам. «Похоже Тэхён его истинный, иначе я вообще не знаю своего брата». — Разве влюблённому человеку можно вот так прямо говорить о том, что объект его обожания беременен? Тем более Гуку. Разве ты его характер не знаешь? — Блять… — Шипит осознавший свой промах Хосок. — Я реально уже ничего не соображаю. У меня скоро концерт всей моей жизни, а некоторые номера вообще по пизде идут. Чимин ещё написал, что сегодня не придёт, а его номер до конца не отрепетирован. А это ведь короночка вечера должна быть! — Да что ты говоришь. — Как бы удивляется Намджун, замечая движение Юнги слева от себя «ишь, зашевелился словно лист на ветру, стоило только нужному потоку подуть откуда надо». — Что за номер? — Так не объяснишь, лучше приходи на репетицию и увидишь сам. Я его сегодня любыми доводами вытяну из дома, он мне позарез нужен! — Опять уходя в свои проблемы, бормочет Хо. — Окей. — Спокойно соглашается Нам и отмечает исходящую от Шуги отрицательную энергию, идущую прямо на него — даже смотреть на него не обязательно — всё чует, уголком губ ухмыляется, глаза чернющие сужает — доволен реакцией. «Палитесь, мистер Юнги, почём зря» и тут же улыбку стирает, будто и не было. *** У Тэхёна есть привычка — он ходит две остановки до универа пешком. Всё потому, что он любит погулять. Да и вообще он парень спортивный, активный — прямо под стать Чонгуку, только оба об этом не знают. Они бы отлично дополняли друг друга в этом плане, да и вообще во многом — если бы… Всегда есть множество «если», об них порой спотыкаются великие идеи и судьбоносные решения, а так же не происходят очень важные события в жизни. Такова жизнь — бессердечная сука. Но вернёмся к нашим баранам. Тэ садится от своего дома на автобус, доезжает до нужной остановки, а оттуда пешим шагом, какая бы погода ни была, доходит до университета. Обычно путь занимает минут тридцать, потому что он и свернёт куда-нибудь, чтобы посмотреть на новые места, или дорогу сменит, дабы освежить ощущения — прогулки, особенно на природе, его любимый вид отдыха. Соответственно и выходит он тоже за полчаса пораньше. Солар и Чимин иногда присоединяются к его прогулкам — когда настроение или погода соответствуют. Сегодня как раз был такой день — Тэ шёл на пару с Бэбэ, подруга решила, что не может оставить друга в такой непростой для него период: её желание рассеять тучи, как бы трудно это ни было, превосходят все мыслимые пределы — и обычно строгая и не охочая до шуток Солар (она бы лучше слушала их сама, а человек с хорошим чувством юмора для Бэбэ был бы самое то, чтобы развевать её тяжёлый характер, не давая ей превратится в синий чулок) шутила напропалую, достав из загашников, похоже все свои запасы, накопленные за долгие годы. Тэ какое-то время держался, но через минут десять не выдержал и начал хохотать. Даже не столько от бородатых шутеек подруги, сколько от её усердия — ведь ей это было так не свойственно. Чонгук же, будучи абсолютно не сталкером (но он уже не уверен в том, что не станет им), однако был прекрасно осведомлён о пути передвижения младшего — он вообще сразу же оперативно узнал о Тэхёне основные моменты (с кем дружит, куда в столовой садится, что кушать любит, какой дорогой ходит), дай бог возможностями и связями не обделён. Не идя, а просто таки мчась по пути навстречу негодному омеге, Чонгук стреляет по округе хищным взглядом — кажется, одного голубя даже стошнило, стоило меткому глазу случайно попасть на пернатого. «Он не может быть беременен! За один день такого просто не могло случиться! Или он мне наврал? Придушу, а потом воскрешу и любить заставлю!» Ярость граничила с желанием залюбить до смерти — безумие как есть. Прошагав район и свернув на главную дорогу, Чон внезапно слышит заливистый смех — он как трель диковиной птички, защекотал его уши, направляя пожирающий взгляд на объект своего вожделения. Гук видит его — смеющегося, улыбающегося необычайной улыбкой, от которой расходятся континенты и планеты меняют ось своего вращения, а в альфе эта широкая улыбка плавит все внутренности. Необыкновенный, восхитительный, лёгкий, с тонким станом подобно кипарису — в облегающем свитере и узких джинсах, показывающих всю стройность ног омеги и необычайную грацию. Глаза Чонгука спускаются к тонкому пояску на талии и замечают проступающие через слой ткани соблазнительные тазовые косточки, а чуть ниже — аккуратный бугорок. Чонгук сглатывает вязкую слюну и чуть не давится, потому что та никак не проталкивается в горло. «Даже намёка на живот не видно, похоже маленький срок» — вдруг вспыхивает следом мысль и Гук снова загорается с пол-оборота. Тэхён его сразу почувствовал. Даже не запах, хотя и его тоже — а просто присутствие, пожирающий взгляд. Встрепенувшись, он оборачивается и видит странный, как будто немного обезумевший взгляд альфы, отчего его тело тут же пронзает табун мурашек. «Какой он странный, пугающий!» опешивает Тэ. В груди омеги защемило до хруста, словно его сердечко не из плоти, а их самого тонкого хрусталя, а этот дикий взгляд Чонгука — он к нему невидимые руки тянет, под рёбра пробирается и его маленький стеклянный сосуд сжимает, кроша мощными ладонями в хрустальную крошку, лишая тем самым энергии и сил. Чонгук, недолго думая, подлетает к Тэхёну и хватает того за руку, чуть выше локтя, до боли сжимая ту своими крепкими пальцами — точно останется опоясывающий синий браслет. Альфа себя не контролирует, дышит загнанно, тем самым пугая не только Тэ, но и Солар. Он рывками отводит пойманного ангела в сторонку, к деревьям, а подруга, ошеломлённая происходящим — остаётся на месте. С учётом новых обстоятельств, она просто не знает как поступать, мнётся в нерешительности, ведь у тех, как это не отрицай, но природная связь, «наверное они должны сами разобраться?». Тэхён же, словно в оцепенении, не сразу врубается в то, что происходит, позволяет себя оттащить в сторону и даже какое-то время держать за плечи и в глаза смотреть без отрыва. Он прочитать там ответы какое-то время пытается, или хотя бы подсказки. А Гук, одновременно заворожённый малой дозволенностью, о которой недавно даже не смел и помыслить (он бы и не поступил так, но в свете новых обстоятельств он собой не владеет). Вот так держать, пусть и с лишним нажимом, прикасаться к заветному телу, пусть и через слои ткани, смотреть завороженно, и сгорать под огнём ревности и безутешности — он не знает как быть: и прибить и зацеловать до синяков желает с одинаковой силой. Но гипнотическая сила, действующая какое-то время на Тэ, проходит и он резким махом обоих рук, ловко вырывается из объятия Чонгука, проскальзывая через кольцо рук с небывалой грацией и проворством, удивляя тем самым альфу. — Ты какого чёрта делаешь? — Встав в позу, выпаливает омега. — Это я у тебя хотел спросить! — Шипит Чон: тон омеги моментально выводит его из мира сладких грёз, подводя черту под его терпением. — Что? О чём ты? Иди лучше, проспись. Я говорить с тобой не намерен! — Безразлично смеривает Тэ альфу взглядом и, разворачиваясь, направляется к подруге. Но его резко останавливают, снова впиваясь в руку. — Ты обязан сказать мне правду! — Сбивает настрой омеги Гук. — Обязан? — Шипит в ответ Тэ, возмущаясь от того, что тот от него вообще что-то требует. Ему не понятно что тот хочет, мелет какую чушь, говорит явно на своём, только ему понятном, кобелином языке. — Правду хочешь? — Хочу! — Взрывается альфа и от этого праведного гнева напротив Тэхён даже вздрагивает. «Да он на полном серьёзе» удивляется омега «не в себе что ли?» — Так вот тебе моя правда: ты мне противен, то, что ты меня поцеловал — вообще ничего не значит! Мне по барабану ты сам, твои деньги и твои ухаживания. Как тебе такая правда? — Омега чуть не сплёвывает под ноги альфы, держится из последних сил. — Вот значит как! — Закипает Чон. — Мой поцелуй значит противен, а с другим альфой трахаешься вовсю! Видимо очень приятно… — Что? — Вмиг осекается Тэ, не понимая услышанное, «какой-то бред!» В то, что только что услыхал, верить отказывается. Глаза его округляются до размеров круглых блюдец. Шокирован. — А то! — Не успокаивается Чон: он уже на краю обрыва, ему кажется, что ничто его не спасёт. — Что ты беременен от какого-то грязного ублюдка, перед которым ноги свои раздвигал! Тэ какое-то время стоит в оцепенении, переваривая услышанное. А затем, свободной рукой, без предупреждения даёт альфе в челюсть. Чонгук поражен тем, как поставлен удар омеги, даже пару звёздочек словил. Но его боль сейчас не в этом заключена, поэтому он тут же забывает об ударе — да, больно, но пережить можно, а вот боль в сердце — нет. Он потирает место удара, желваки на его челюсти сжимаются, как и пальцы на толком запястье омеги. Тэхён взбешён, смотрит со злобой, молнии ответные в альфу метает. — Ты идиот? — Выплёвывает Тэ, чем тут же вносит смуту в душу альфы, «бьёт, ещё и издеваться смеет?» — Не ври мне. — Рычит своё сорвавшийся с цепей зверь. — Я ещё раз повторю. Ты идиот? — Уже повышает голос Тэхён, ему мало того что трудно рядом с этим альфой самим по себе находится — сразу всё внутри бушевать начинает, а сердце словно бешеное колотиться, так ещё и выслушивать всякие бредни явно свихнувшегося Чонгука не намерен. — Не дерзи мне, ты ещё меня в гневе не видел! Я тебя по-хорошему спрашиваю. — Но Гук не видит себя со стороны, ему кажется, что он задаёт вопросы, которые вправе только он задавать. В его голове картины, в которых Тэхён его и только его — это даже не обсуждается! Ему кажется, что его ярость оправдана, потому что омега его словно предал: наплёл ему, влюблённому дурачку, про свою невинность (нет, даже не сказал, а просто косвенно намекнул, а он и повёлся, воспарил на небеса). Ох, как же он умеет делать больно, этот ангел без ножа режет искуснее Намджуна — только он к своему милому Тэхёни на небо взлетел на крыльях, им же и подаренных, уже почти на облачко к нему запрыгнул, а тот его своей изящной ножкой, на самом подступе и оттолкнул прямо вниз. А теперь стоит и любуется на его разбитое тело и душу. — Отпусти мою руку, мне больно. — Смотря в глаза, по слогам проговаривает Тэхён. Он чувствует на себе испепеляющие душу волны, исходящие от альфы, боль его как свою ощущает. Вот только понять её причин не может. Для него то, что несёт Чонгук — какой-то бред сумасшедшего. Но альфа серьёзен и, похоже, верит в то, что говорит — не шутит. — Это тебе больно? — Ухмыляется в ответ Гук. О нет, этот ангел понятия не имеет о боли — вот ему да, больно, так, что будто сердце калёным железом выжигают. Он запах палёной плоти явственно ощущает — даже если время пройдёт, там теперь рубцы останутся. — Да отпусти же его. — Это уже вмешивается в диалог Солар, вечный адвокат «униженных и оскорблённых». — У него же синяки будут! О какой беременности ты говоришь! Совсем ум потерял и уже всем слухам веришь? Он не беременен! Отпусти говорю! — Солар вцепляется в твёрдую, словно из железа выкованную руку альфы, хватку разжать пытается. Чонгук, будто только сейчас заметил, как крепко вцепился в тонкую ручку омеги — она такая изящная и хрупкая, что он без труда обхватил её всю, чуть не раскрошив тонкие кости. Он не соизмерил свои силы, потому что был (да и пока там же) на грани реальности. Чонгук разомкнул пальцы, отчего Тэхён тут же отпрянул в сторону, сверкая на него блестящими глазами и потирая место прикосновения: в глазах напротив злость и обида сверкают. Только сейчас он осознал, что перегнул палку, слишком надавил на своего ангела — во всех смыслах: «да что со мной такое!» Слова девушки на него как ушат студёной воды подействовала, он словно ото сна отошёл, из им же придуманной реальности. Из-за боли и ревности он словно помутнел рассудком — теперь будет жестокая расплата. Его же собственная ярость дала обратное направление, направилась на хозяина лавиной, круша и давя всё на своём пути, не оставляя живого места. Обида и ревность сменились стыдом за свою несдержанность и глупость, а гнев — на самобичевание: как он мог так подумать, как мог причинить боль своему ангелу? Вот теперь это была настоящая боль, не соизмеримая ни с какими другими. Она припечатывала к земле, не давая встать, пригвождая тяжёлые ноги и не позволяя ступить и шагу. Чонгук сжал кулаки, желание поколотить себя самого росло с каждой секундой. — Это правда? — Пораженным голосом выдавил из себя Чонгук. — Мало того, что ты в первую же встречу меня облапал, потом украл мой первый поцелуй, так ещё и заставляешь теперь мучиться от осознания… — Тэхён сглотнул вязкую слюну, произносить слово «истинные» при этом мерзком кобеле совершенно не хотелось. Однако Гук всё понял, о чём он, глаза его вмиг сверкнули и тут же потухли, как две умершие звезды. — А теперь, поверив выдуманной кем-то информации, поливаешь меня грязью! Отойди от меня подальше, и никогда не подходи ближе, чем на сто метров. Не хочу тебя ни видеть, не слышать, ни чувствовать твой отвратительный запах! Тут Тэхён соврал, запах Чонгука был ему вовсе не противен, наоборот — он слаще и желаннее всех на свете, он манил и тянул его и с каждым днём всё больше, будто без него кислороду для насыщения лёгких не хватает. Но кто говорил, что он обязан вестись на уловки природы? Он запрёт все двери в своей голове, посадит истинность под замок и будет жить так, как раньше жил. Он сможет, потому что он — Ким Тэхён! Слова омеги так сильно задевают Чонгука, что тот превращается в пепел — весь рассыпается внутри. Он виноват, очень виноват, опять… но все его действия были продиктованы одной лишь слепой любовью и чёртовой ревностью, будь неладен его характер. Но разве он заслужил такие слова? Для альфы слышать слова о том, что его запах противен, крайне чувствительно, а от истинного — подобно самой мучительной смерти. Тэхён, такой маленький, но сильнее его нет во всём мире — он одним словом ставит могучего альфу на колени и срубает его голову с плеч. Невыносимо, просто убийственно плохо. Но Тэхёну тоже — он хоть и говорит, что запрёт истинность, но она кричит в голос: «ударил — приласкай больное место». Омеге неприятно от этих позывов и от своих же резких слов, но этот альфа не понимает по хорошему — с ним только бичом. Но плеть истинности, она о двух концах — режет плоть не только тому, на кого направлена, но и на держащего его в своей руке. «Бежать, я должен бежать!» Этот Чонгук слишком опасен для Тэ, слишком заставляет мучиться — и от слов и от действий. А ласки он ему дать не может и не хочет. Чонгук подавлен — он чувствует, какие бури внутри омеги проносятся. Да, он маханул, опять… причём сильно — был ослеплён, ведь он не мог вообразить, что его прекрасный ангел может принадлежать кому-то другому, а уж тем более ждать от него ребёнка. Он может быть только от него! Эта мысль пришла нежданно, ворвалась в голову без разрешения, но была такой же отчётливой, как это утреннее солнце над головой. Он по уши в Тэхёне, погребён заживо, а сверху на надгробном камне красуется одинокая строчка: «Погиб от любви». Какое-то время он плёлся вслед за Тэ с Солар, но когда те свернули — не стал их преследовать. Он так и шёл в направлении университета: неспешно, погружённый в свои тяжёлые раздумья. Эх, ненадолго радости после прибытия хватило. Чону хреново на душе, как никогда ранее, но, тем не менее, свои задумки и желания добиться он не растерял. Даже наоборот — теперь это его цель для лучшей жизни, потому что без своего Тэхёни ему жизни нет, он видит только выживание, бесплодное существование. *** «Началось!» — думал Чимин, свернувшись на матрасах калачиком. Страх перед неизвестностью истощал нервы и ресурсы организма похлеще всякой болезни. «Интересно, насколько сильно мне будет больно?» — он неотрывно пялился в деревянную обрешётку стены — он изучил тут каждый выступ, каждый сучок — место где он отдыхал, когда валился без сил от усталости, место где он плакал — от обид и несправедливости. Приют одиночки. «А что после боли? Я захочу альфу?» — Чимин застонал в бессилии и закрыв ручками рот, закрыл глаза. Он прокручивал в голове мысли о неизбежности и принятии, но получалось откровенно плохо. Измучившись — он так и уснул в позе эмбриона, даже не позавтракав. Пока он спал в комнату заглянул отец, и увидев спящего сына, довольно хмыкнул и не заходя на чердак — уехал по делам. Проснулся Чимин во втором часу дня. Во всём теле была странная лёгкость, что обескуражило и напугало одновременно. Он потянулся к кольцу на шее, на месте ли оно — он почему-то теперь очень боялся его потерять, а потом вдруг резко привстал и стал ощупывать покрывало под своей попой. «Всё сухо!» Чимин был рад — «не сегодня!» настроение моментально скакнуло! Да и его физическое состояние этому тоже способствовало — он никогда ещё, как ему показалось, не чувствовал себя на таком подъёме. Удивительное парящее ощущение — словно он легчайший мотылёк, и если он сейчас очень захочет, только пожелает — то оттолкнётся легонько от пола и взлетит как в невесомости. Он будет летать под потолком, огибать проёмы и препятствия — наслаждаться доселе невиданным ощущением настоящей свободы. Это чувство пьянило, создавало брызги эйфории, которые оседали божественными каплями под кожей, наполняя его самого чудодейственными свойствами — умением парить. Чимину было так хорошо, даже не верилось в наличие проблем и препятствий — будто он может сделать всё в этой жизни, и добиться тоже. Внезапно его ощущения прервал звонок телефона. Поднеся гаджет к уху, он услышал жизнерадостный голос Хосока — тот начал что-то щебетать и тараторить. Всё сейчас Чимину доставляло радость, словно он одно целое с целым миром, со всей вселенной. Чон уговаривал Пака прийти на репетицию, приводил аргументы, старался и распинался, однако Чимин его почти не слышал — он просто плыл в потоках мягкого голоса в трубке, монотонно бубнящего что-то: кажется Хосок что-то говорил о репетиции и планах на будущее, о покорении зрителей и важных гостях… Всё неслось куда-то, слова летели как птицы по небу, Пак сидел и улыбался. — Я приду. К четырём. — Спокойно ответил он и сбросил звонок. Чимин согласился, сам не понимая зачем, просто чувствовал, что он на небывалом подъёме, что ему и море по колено. Похоже его шибанула ударная доза гормонов, и большая часть из них отвечала за радость и увеличение жизненной энергии. Зачем уж это понадобилось организму именно сейчас — не ясно, но так называемого «затишья перед бурей» Чимин не ощущал. Он не понял, не разглядел… Его же собственный организм его усыпил, обманул, сыграл злую шутку. *** В тренировочном зале сегодня было много посетителей — в основном альф. Все пришли полюбоваться на Чимина. Хорошо, скажем проще — заценить зачётную задницу, о которой так много говорят. Хосок не врубался в такой внезапный ажиотаж, несколько раз порывался всех разогнать, но «зрители» настаивали и просили о своём присутствии, якобы они тянутся к искусству и всё такое. Кто только этим похотливым мордам вообще поверит? Долго спорить Чон не стал — своих дел по горло — хотят сидеть, пусть сидят, главное чтобы сильно не отсвечивали — так всем и сказал. «Странный день сегодня» — цокал недовольный Хосок «с утра не заладился». Вот и Гук весь в колючего ежа превратился после того, как сбегал куда-то. Сколько он не пытался допытаться — что об стенку горох, уж и извинился за свою оплошность перед ним — набычился и всё думы думает. Через какое-то время прибыл и главный гость торжественного вечера — сам Ким Намджун. Раз друг пригласил, почему бы и не сходить, да? Ноги ведь не отвалятся, да и лишний раз Юнги позлить — это теперь его личное развлечение, потому что ему не нравится всё, что плетёт за его спиной друг. Да и такой ли он друг, каким казаться хочет? Нам в этом уже не уверен. Он долго пробивал его после того случая с колечком: спасибо женишку, когда так яро отрицал свою причастность, сидя в его куртке и вертя мизерное кольцо в своих крошечных пальчиках — тогда-то и зародил подозрение, что что-то тут не чисто. «У этого зверька ведь всё на моське написано, совершенно скрывать эмоции не умеет» — Намджун ухмыльнулся воспоминаниям о испуганных глазах беты, которые тот так отчаянно хотел скрыть под маской безразличия, чем только ещё больше себя зарывал. «Маленький Чимини совершенно не умеет врать, да? Но папочку не обманешь!» — Нам внутри себя посмеивался, что младший словно раскрытая книга, забавно смотреть на радугу эмоций на его лице. Однако, книга эта интересная, сюжет в ней закручен лихо — хочется читать и читать, готов признать. Но в итоге, сколько он не бился — оказалось, что на Шугу инфы нарыть, всё равно что в пустыни воду найти — днём с огнём. Но теперь, когда он получил заказ от «Национального агентства полиции» (опять спасибо Чимину, свёл так сказать «два одиночества»: и договорился о том, чтобы дело замяли, ограничившись штрафом за одну услугу, и получил в итоге неплохой заказ. Да что там — крутой заказ!) Теперь у него будет полицейская база и он подёргает за ниточки там. Потому что если о человеке подозрительно мало информации (а Намджун умеет искать), то тут дело явно пахнет керосином. Вот он всё и узнает в скором времени, так ли верны его догадки. От появления в зале Намджуна, присутствующие альфы моментально стухли, ведь присутствие «парня Чимина» (в чём теперь никто не сомневался) ломало весь кайф: открыто показывать эмоции и обсуждать — вообще не вариант, ибо можно нарваться под мощную руку главного в этом огромном помещении альфы. Этого никто не отрицал — превосходство Нама было безоговорочным, как только он вошёл, его запах начал подавлять и, причём, довольно ощутимо. Нам зыркнул в сторону альф проницательным взглядом и пошёл в направлении Хосока. Не удостоил ни приветствием, вообще ничем — но зато сразу показал, что он то в отличии от Хосока, сразу просёк зачем они здесь. Ну, или альфам просто так показалось. Однако Нам и правда сразу ощутил излишнюю возбудимость на скамейках в углу и повышенный уровень феромонов — да любого мало-мальски здравого альфу такое заставит напрячься. А уж для Намджуна такие сигналы — словно открытые маячки на волнах ферромонового океана: надо гасить сразу! Это даже непроизвольно выходит, подавление — на инстинктивном уровне, организм высокорангового альфы обычно всегда начеку и никогда не расслабляется. Если в системе будет сбой — тогда считай «Акела промахнулся» и на гормональном уровне ты проиграешь лидерство. Нам, родился с двойным запахом, но раскрылся он не сразу — зато авторитет от заслужил задолго до него — поэтому тут даже не столько дело в одном запахе. И тем не менее, в симбиозе это породило «монстра», как называли его про себя другие альфы. Невозможный человек. Но зато дела решить это всегда помогало, в том числе и в бизнесе — сильному альфе по определению доверяют лидирующую, руководящую роль, даже чисто на инстинктивном уровне. Несколько альф, плюнув на свою затею, сразу покинули зал, ещё двое — через некоторое время слиняли — ведь такая энергетика сбивала весь настрой. Остались самые стойкие. Или глупые… как посмотреть. Чимин тихонько прошёл в зал, подметив небывалое количество народу, но списал это на то, что чем ближе концерт, тем, скорее всего, больше желающих репетировать. Он ни на кого особо не смотрел, даже не заметил Хосока с Намджуном, что болтали всё это время в зоне для танцев. Просто окинул общим взором пространство и проскользнул змейкой в дверь раздевалки. А вот Нам его заметил сразу и, сверкнув взглядом тому прямо в исчезающую в дверном проёме макушку, подметил что-то странное. Что это — он не понял, однако волосы на затылке ходуном заходили. Хлопнув друга по плечу, он отошёл к скамье, что была поближе к месту репетиции. Раз уж все думают, что они пара (а вот так с бухты-барахты говорить что это не так — это верх глупости), то он так и быть — подыграет Чимину и побудет его «ласковым зверем». «Забавная игра. Что ж, поиграем!»