Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Когда Чимин прошёл в зал, он заметил возникшие шевеления слева от себя, где-то в углу. Словно только его и ждали… бред конечно. Но даже не это было главной странностью: на него словно обрушились десятки новых запахов, они витали вокруг, окружали бестелесными потоками, сплетались, спорили друг с другом за доминацию. Они были похожи на ручейки, только своё начало они брали не в реках, а в человеческих телах: индивидуальные, ни на что не похожие, словно у каждого свой цвет — тянулись длинными лентами, оплетая всё вокруг. «Почему раньше я не ощущал ничего подобного?» Ароматы были ни на что не похожи, хотя вроде как и знакомы: хвоя, гвоздика, лимон… главная их особенность и отличие от привычных была в том, что они были не растительного происхождения, а гормонального. Чимин даже не понимал, как именно он это понимал. Вообще, если сравнивать, то можно вообразить бензиновые радужные разводы в воде — так вот эти переливы и есть необычные ароматы, а вода — простой воздух вокруг. Чимин встал на месте как вкопаный, привлекая к себе тем самым ещё больше внимания — он стоял и внюхивался в пространство вокруг, словно отключенный от общего эфира, прикрывал глаза и втягивал тонкими ноздрями ароматы, увлечённым новым, доселе невиданным открытием. К лёгкости и ощущению парения после сна теперь добавилось ещё и это — обонятельный бум! Вообще было стойкое чувство, что он потерял связь с реальностью, будто его накачали наркотой (Чимин никогда и ничего такого не употреблял, даже ради интереса, но если наркотики искажают реальность, то возможно именно таким образом?) «А вдруг так и есть? Иначе, почему я ощущаю то, чего никогда раньше не было? Может отец не до конца рассказал обо всех побочках тех лекарств? Или вообще соврал. Что ему стоило? Да ничего!» Пока он так стоял, на него уже обратили внимание Хосок с Намджуном, последний, к примеру, очень внимательно изучал странное поведение Чимина — парень словно выпал из реальности, покачивался и жмурил глаза. Намджун ещё раз поразился тому, какой Чимин всё-таки маленький и худенький — то ли с непривычки восприятия, то ли он и правда худеет. «Это ароматы альф!» — вдруг осенило Пака. Такое внезапное открытие чуть не сбило его с ног — они, кажется, всё же, немного подкосились. Встряхнув головой, он пошёл вперед, как на ватных ногах, не понимая и не видя ничего вокруг. Хотя он и ощущал взгляды: и среди них выделялся один — убийственный, пожирающий, губительный для него. Этот взгляд он научился определять безошибочно, где бы он ни был. Это определённо Ким Намджун — его персональный демон, он лично пришёл по его душу. «Но зачем? Что ему здесь надо?» Собрав волю в кулак, он глянул вперёд себя и тут же наткнулся на черные, внимательные глаза с легким прищуром. Они словно улыбались, а может наоборот, что-то затеяли? Он сделал шаг навстречу, ещё и ещё, не отрывая взгляда — Намджун иронично ухмыльнулся и одобрительно качнул головой, мол «да, всё верно, это я, иди сюда». Чимин оглянулся в строну, увидел «зрителей», замерших недалеко от входа, потом перевёл взгляд на дверь, и снова на Нама. Альфа, словно прочитав мысли младшего, отрицательно покачал на это указательным пальцем, а следом им же совершил подманивающий жест. Глазки Чимина забегали по сторонам, совершая раздумье. Поняв, что поделать ничего нельзя, бежать вот так при всех глупо — он побрёл в сторону Кима. Рядом маячила фигура Хосока, он стоял чуть поодаль от друга и смотрел то на него, то на Нама, не понимая, что тот затеял. Чимин так же не понимал, что здесь сейчас происходит, какой спектакль намечается, в любом случае ему это точно не понравится. Глаза Намджуна с каждой секундой становились темнее, превращаясь в бездонные воронки, а взгляд проникновеннее «да он явно меня осматривает» — сделалось так неловко, что Пак начал потихоньку заливаться краской, а по мере приближения все запахи вокруг начал вытеснять один единственный — полынный. Но в этот раз он был какой-то необычный, с примесью чего-то ещё — одним словом, более сложный. Чимин силится понять, что это такое — манящее, сводящее с ума, выкручивающее мозг с характерным звуком вытаскиваемой пробки из-под шампанского, но не мог. Внутри него сейчас будто зашипели пьянящие пузырьки игристого, горяча кровь и лишая здравого рассудка. Чимин подошёл совсем близко и ноги его внезапно подкосились. Народ ахнул, а Намджун, с невозмутимым лицом подхватил, абсолютно ничего для него не весящего Пака одной рукой под спину. Невозможно описать тот миг, когда они оказались в непосредственной близости друг от друга, но он словно внезапно растянулся для обоих, искривляя время и пространство, превращая двоих людей в крошечные точки на карте судьбы — что-то значащие координаты, пересечение неведомых линий. Наваждение. Странность. Баг. Нам подхватил Чимина свободной рукой под попу и посадил его к себе на колени, встряхивая головой. «Мы же играем». Он поднёс губы к уху ошарашенного беты, вызывая у него тем самым смешанные чувства, словно возвращая в один из его беспокойных снов. А точнее, в самый пошлый из них… Потому что это дыхание в ухо… он его помнит. — Ты как? — Горячий поток воздуха из губ альфы опалил ушную раковину Чимина, чьи увеличенные глаза уже смотрели на Хосока, ища в нём поддержки. Хосок сделал шаг в их сторону, но увидел знак рукой от Нама, чтобы он стоял и не вмешивался. Хосок закатил глаза и отвернулся. — Значит нормально. — Заключает альфа. — Слушай внимательно, женишок. — Намджун надавливает широкой ладонью на шею Чимина, не давая тому возможности отклонить её назад, чтобы увеличить дистанцию. И вновь начинает шептать с хрипотцой в область уха и шеи, вызывая тем самым лёгкую дрожь. — Ни тебе, ни мне эти «отношения» ни разу не упали, но как ты понимаешь, после ошеломительного заявления делать вид, что мы друг другу якобы никто — верх абсурда. Как считаешь? — Намджун замолкает, ожидая реакции от младшего. Чимин думает недолго «так и есть, теперь-то уж все точно думают, что мы вместе. Притвориться, что якобы ничего не было, не выйдет». Он тихонько кивает, соглашаясь с демоном, на что альфа с ухмылкой кивает в ответ, случайно задевая мочку его уха кончиком носа. Чимин вздрагивает. — В таком случае тут имеются два варианта: или я играю в эту игру один, но по своим правилам, или ты берёшь на себя такую смелость… всю, что имеется в твоём маленьком тельце, и мы играем вдвоём по совместной договорённости. Что выбираешь? Говори быстро, а то на нас все… — Второе! — Тут же выпаливает Чимин без раздумий, даже не давая тому договорить, вызывая тем самым лёгкий смешок у Намджуна. — Обсудим правила чуть позже, а пока, мой лапонька, дай своему папочке поцеловать свою маленькую булочку. — Не успевая ничего ответить и, вообще, сообразить, Чимин ощущает на шее прикосновение горячих, как кипяток губ, дергается, но рука, что зафиксировала его голову, не даёт ему даже шелохнуться. Мягкие губы Намджуна оставляют лёгкий поцелуй, рядом ещё один, а следом и третий — невесомые, но прожигающие до самого нутра отпечатки. Хосок оборачивается на затаивший и, словно, вобравший в лёгкие воздух, весь зал присутствующих и, видя картину маслом, начинает моргать одним глазом. — Папочка? — Не находит более что спросить Чимин, он слишком шокирован, по его мнению альфа, даже в шутку, не может вот так целовать бету! Ему кажется, что на месте прикосновений губ Намджуна с его кожей останутся отметины, потому что он отчётливо чувствует отпечатки от поцелуев, словно альфа ими его только что заклеймил. — Ну не мамочка же. — Усмехается Нам. Его смешат все реакции младшего, ведь тот так похож на растерянного, глупенького котёнка. «Забавный и милый». А вот так, когда он в такой непосредственной близости — он будто ни разу и не бета. Обманчивое наваждение, которому не стоит поддаваться и забывать «ху из ху». Но всё же — Пак кажется ему такой искусной подделкой, от которой легкие волны тока по спине и рукам ходуном ходят. Чутьё, которое уже просто набатом стучит в его голове, ему совершенно не нравится «как бы эта игра не завела не туда, куда надо». — Больше не делай так. — Ошарашенно шепчет Чимин. — Как? — Фальшиво удивляется Нам, словно не понимает и тут же целует младшего в скулу мажущим поцелуем. Затем отстраняется и смотрит глаза в глаза. — Вот так? Вид растерянного Чимина, обескураженного таким действием, завораживает альфу: кожа этого зверька, словно из шёлковых нитей сплетена — удивительно! «Это как он за ней так ухаживает?» Они ещё какое-то время смотрят друг на друга, но тут уже не выдерживает Хосок. — Ну… эм… хватит уже миловаться. Репетиция, как говорится, не ждёт. — Он хмуро откашливается, намекая другу, чтобы тот уже закруглялся. — Конечно, Хо. Просто соскучился по своему маленькому проказнику. — Говорит уже более громко Намджун, явно кайфуя от, пусть и выдуманной, но довольно забавной игры и реакции окружающих, будто испустивших дух. Ни Хосок, ни Чимин не находятся что сказать. Второй, к примеру, так и продолжает сидеть на коленях старшего, зависнув в пространстве, не в силах поверить в то, что происходит. И только когда начинает чувствовать, как ладонь альфы медленно крадётся вниз к его бедру — так откровенно, не скрываясь от взглядов посторонних, не боясь ничего и ни кого вокруг, явно с целью снова его шокировать, подшутить и вызвать бурную реакцию — тут же подпрыгивает как ошпаренный. А Намджун его и не держит уже, давая возможность для отхода. В глазах альфы лукавые огоньки прыгают, он явно происходящим доволен. Чего не скажешь о Чимине — тот надул пухлые губки, удивлён и смятён одновременно. Он какое-то время сердито смотрит на альфу, а потом смягчает взгляд, явно что-то задумав в ответ. — Я тоже скучал, папочка. — Невинно отвечает Чимин и хлопает глазками. — Ох, ёёё… — Слышится позади чей-то голос. Намджун слегка удивляется смелости младшего, но тут же вбуравливает в него свои острые глаза и пошло ухмыляется. Ему нравится лёгкая дерзость от такого божьего одуванчика, как Чимин — «будет весело!» Не выдержав такого откровенного взгляда, Пак отворачивается, потешно переминаясь на месте — показывать недовольство он не может, связан по рукам и ногам, тем более сам в это вписался, поддержав только что эту дурацкую игру. Он проиграл этот раунд, но кто знает, что будет дальше! *** — Ты что задумал? — Шепчет Хосок, не поворачивая головы к Намджуну и смотря на разминающегося Пака, впрочем тот тоже не отводит взгляда. — Говори давай, а то мне дохера как неудобно перед моим главным танцором. Стою, тут как идиот, ничего не вдупляю, ещё и не вмешиваюсь, хотя должен на правах главного организатора. Я тут за всё отвечаю. — По тону голоса ясно читается, что ему не нравится быть в роли не сведущего. — Если ты собьешь Чимину настрой, клянусь богом, я сделаю тебя ведущим концерта. — Хосок утвердительно кивнул посмотревшему в его сторону разминающемуся Чимину, мол всё хорошо, продолжай. Бровь Намджуна взметнулась вверх, а сам он демонстративно повернулся в сторону друга, поражаясь его умению находить действенные наказания под стать любому человеку, вот за это он его уважал. И главное ведь всегда попадает точно в цель: знает, подлец, что вечер в роли шута-громкоговорителя Нам точно не вынесет. Альфа цокнул, снова повернув голову и наблюдая, как Пак лихо садится в продольный шпагат. — Хо, ты же наверняка уже в курсе, что мы теперь как бы «пара». — Не отрывая взгляда от зрелища, начал объяснять Нам картину, что была разыграна ранее. — Ну допустим. — Одними губами продолжил шептать Хосок. — Вот теперь отыгрываем свои новые роли. Сам понимаешь, нам это не в кайф, но так надо. — Расширил до предела глаза альфа, увидев, как Чимин поднимает одну ногу на стопку степ-платформ, отчего угол шпагата приобрёл вид экстремального. — Кому ты плетешь? Видел я как тебе «не в кайф», ты же чуть не мурчал от радости, когда смущал бедного парня. — Тоже смотря на Пака и контролируя процесс, ответил Чон. — У всего есть свои издержки. Кто ж виноват, что Чимин такой чувствительный смущняжка. — Нам склонил голову к плечу, смотря на изгиб ноги под новым углом и поражаясь необычайной гибкости Пака. — Сто лет от тебя не слышал таких слов как «смущняжка». — Хосок сделал покерфейс (скорее уж никогда). — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Смотри, не переусердствуй только, очень тебя прошу. У Чимина сложный номер, он должен быть в норме не только физически, но и морально. — Хосок внимательно посмотрел на друга. — А то знаю я тебя. — Сделаю всё, что в моих силах. — Хитро улыбнулся Намджун одним уголком губ. — А вот этот взгляд мне совершенно не нравится. — Укоризненно вздохнул Хосок и направился помогать Чимину. — Я всё сказал! — Кинул он вдогонку другу уже громко. Чон, уже без опаски что-то сломать, как это было в первый раз, взял ногу растягивающегося парня и начал заводить её тому за плечо. Альфы в углу нервно зашевелились, ошеломлённо перешёптываясь от увиденного. Возбуждение начало нарастать. — Замолкли разом! — Внезапно гаркнул Намджун, отчего даже Чимин с Хосоком вздрогнули. — Действительно, не мешайте репетиции. — Подтвердил Чон свою солидарность, продолжая помогать Паку. — Чего все встали? Продолжаем оттачивать свои номера, через три дня генеральная репетиция! Растяжка продолжалась, а вот нервы альф, несмотря на угрожающую дозу феромонов Намджуна, подходили к концу. Тем временем Чимин встал на одну ногу, нагнувшись головой к полу, вторую поднял вверх, а Хосок подошёл к нему вплотную, надавливая одной рукой на ягодичную мышцу от себя, а второй на колено на себя, закидывая при этом ногу к себе на плечо. — Ух, я бы так его через себя перекинул. — Шепнул один альфа другому, что не ушло от внимания Намджуна. Он резко встал и направился к группе зрителей — ему же теперь на правах «парня» нельзя спускать подобные реплики. Да и в принципе, лишний раз указать место дефективным, которые с первого раза предупреждений не понимают — стоит обязательно. Он и так напряжён выше всех разумных пределов, смотря на все эти безумные «выкрутасы» Чимина, так ещё эти льют масло в огонь его раздражения. Увидев движение широкоплечей, высоченной горы, парни вдруг резко притихли, делая вид, что вообще не смотрели в сторону Пака. Но Намджуну уже похер, он завёлся. — Кто это только что тут булькнул? — Устрашающим низким голосом спросил он, обводя группу "умственно отсталых" суровым взглядом, который сулил только одно из двух — или признаться и отделаться малой кровью, или отмолчаться и быть разорванным в клочья. От одного альфы разом отсели в разные стороны — даже признаваться не пришлось. Нам ухмыльнулся на такую «забавную» трусость, но тут же стёр улыбку, желваки на его скулах зашевелились, выдавая решительный настрой хозяина. Улыбочки на сегодня отменяются. Подойдя к альфе, Намджун спокойно взял его за шкирку и рывком выдернул с лавки. Чимин смотрел на перевёрнутую картину свершающегося правосудия не отрываясь от упражнения — «всё-таки он страшен в гневе, удивительно, что я до сих пор избежал его кары. Да я, кажется, просто везунчик!» — Намджун, прости, я не хотел! — Выставив перед собой руки, оправдывался пойманный, словно рыба на крючок, парень. — Извинения не принимаются. Я предупреждал. — Отрезал Нам. — Кого ты там хотел перекинуть? — Я не… Договорить не удалось, так как Намджун схватил его второй свободной рукой под зад, подняв таким образом того над землёй, в подвешенное состояние наподобие лодочки, качающейся по волнам, потащил на выход. — Открывай дверь! — Приказал Нам. — А то тараном пойдёшь. Парень быстрее вытянул руки вперёд и открыл себе дверь, ощутив в следующие секунды все прелести полёта и свободного падения. Приземление, правда, было не таким приятным, но его стонов уже никто не услышал, так как дверь с обратной стороны резко закрылась. — Кто-то ещё что-нибудь хочет сказать? Давайте сразу, чтобы мне не пришлось вставать дважды. — Ответом послужила тишина, народ же вокруг продолжил репетировать в усиленном режиме. — Вот и хорошо. Не успев сесть на своё место Нам, как и все вокруг, вдруг внезапно обернулись на болезненный девчачий крик. — Ногаааа… — Стонала упавшая. Хосок дернулся вперёд, увидев рухнувшую со снаряда девушку, но поняв, что в его руках Пак, выкрикнул. — Сомин, не дёргайся, я сейчас. Не трогайте её, там надо осторожно, иначе хана сухожилию! Намджун, встань на место меня. — Начал отдавать распоряжения Хосок. — Чего? — Не понял Нам. — Давай быстрее. Не видишь, там моя помощь нужна! Вставай сюда, я всё покажу. — Хо почувствовал, как на эти слова резко дёрнулся Чимин. — Не бойся, я ему скажу что делать, всё будет нормально. А дальше ты сам. Нам подошёл вплотную к Чимину и взял его ногу, перекидывая на манер, как это делал Хосок — к себе на плечо. Чимин просто тихо офигевал от происходящего, ощущая себя словно эстафетной палочкой в чужих руках. — Дави вот этой рукой сюда. — Указывал Хо, и в то же мгновение Чимин ощутил на своей левой ягодице широкую ладонь, которая к слову оказалась гораздо больше, чем у Хосока, а так же ощутимо сильнее и покрывала всю половинку его попы. Глаза Пака уже просто не помещались в глазницах: он стоял вниз головой, прижимаясь лбом к опорной ноге, а потом внезапно воспарил над землёй, ойкнув от неожиданности. — Да не поднимай ты его, верзила! — Злился Хосок, так как переживал за стонущую от боли девушку, но и оставить свою главную звезду концерта без должной консультации на эту гору мышц, которая еле как рассчитывает силы даже с альфами, не говоря уж о такой маленькой пушинке как Чимин, тоже было опасным делом. — Он слишком мелкий, я не могу нормально его ногу закинуть. — Оправдывался Намджун, пока Чимин болтался в воздухе. — Поставь говорю! Господи, за что мне это наказание… Зафиксируйте кто-нибудь Сомин ногу! — Уже орал Хосок. Трибуна зрителей только успевала поворачивать головы в разные стороны. Наконец Чимин почувствовал почву под ногами, но от резкого встряхивания ему сделалось как-то очень неприятно в области живота, словно кровь мощным потоком хлынула от паха к голове и обратно — его закружило, голова поехала, а аромат полыни вонзился в ноздри двумя острыми спицами, отчего он протяжно застонал. — Видишь, ему неприятно! — Отчитывал Хосок, сам весь подпрыгивая на нервах. — Дави аккуратно, с нажимом, но при этом нежно. В твоём случае — максимально нежно. А вот этой рукой дави на колено. Да не так, а на себя. Вот! Эти мышцы должны растягиваться. — Хо легонько шлёпнул по задней стороне бедра Чимина. Намджун сглотнул, почувствовав отдачу мышц тела младшего, особенно тех, что располагались под его ладонью на ягодице. Намджун старался быть серьёзным, в его руках было чужое тело, которое он мог поломать одним движением рук, зная свои силы. Но ощущать Чимина в таком интересном положении и управлять им — это было чем-то из области запредельного. Маленький, где надо мягкий, но в то же время подтянутый и необычайно гибкий — и всё это в его распоряжении. Но нет, на нём ответственность, и поэтому не стоит отвлекаться на странные позывы собственного организма даже на секунду. Хосок уже отчаливал на выход в сопровождении ещё двух бет, что помогали бережно нести пострадавшую, а Чимин в этот момент словно терял сознание. Он будто завис между реальностью и наваждением, в котором ощущал только прикосновение к нему мощно сложенного альфы, как тот аккуратно давит на его попу — вот вроде и понимает, что это всего лишь упражнение и так надо, а отделаться от излишней интимности момента не может. Почему? Внутри всё горит огнём, закручивая мысли и ароматы по спирали, стирая грани происходящего и заливая тонны крови в тазовую область, превращая его в сосуд, переполненный чем-то тягучим. Это что-то желало покинуть пределы его тела, давило на стенки сосудов, оплетая кости, вытягивая невидимые руки и пульсируя прямо под кожей. «Да что со мной? Меня сейчас словно разорвёт изнутри!» — Ты невероятно гибкий, просто резиновый человек. — Усмехнулся Намджун, отвлекая себя от подступающего желания «это пиздец какой-то!» Ему становилось всё жарче и нестерпимее, словно на него обрушили какую-то лавину, она давила на спину, плечи и голову, завладевая всем его существом. На скамейке у стены, где сидели «зрители-альфы» тоже началась непонятная возня, которая очень не нравилась Намджуну. Потому что парни будто бы ощущают то же самое, что и он, еле держа себя в руках. А в его руках сейчас, на минуточку, был Чимин и он чувствовал за него уже не просто ответственность, а словно чувство принадлежности того именно ему, будто он его часть — забрать которую, значит подписать себе смертный приговор. В воздухе носилась опасность, своими невидимыми объятьями захватывая пространство вокруг — сначала по крупицам, а потом всё быстрее и быстрее — неоспоримо главенствуя над всеми ароматами, всех присутствующих в зале альф и омег. Это был бурлящий поток, бестелесный, без аромата — такой сокрушительный и одновременно желанный, распаляющий плоть, что всем присутствующим представителям сильного пола хотелось втереть его себе в кожу, набрать полный рот и проглотить без остатка. А потом ещё и ещё… и так без перерыва, пока не разорвёт глотку и разнесёт живот. Запах одержимости. Альфы облизывались. Глаза их наливались похотью, а присутствующие омеги, почуяв неладное, с визгом ломанулись на выход, одного или двух успели перехватить и повалить на пол — начала твориться самая настоящая, ничем не сдерживаемая дичь. Намджун находился в эпицентре ферромонового взрыва: сначала он не мог поверить своим рецепторам, потом разуму, отрицающему источник сего безумства, находящегося у него в руках. Но когда альфы повернули в их стороны головы и начали медленно надвигаться, всё ещё находясь в нерешимости, он принял этот «ебануться и не встать» факт, перевернул уже полуживого Чимина в нормальное положение и увидел в его лице полную отключку от реальности, не смотря на то, что тот был с открытыми глазами. Вид Чимина был немного безумным, описать его как-то более внятно было сложно — он словно взорвавшаяся бомба, начинённая до отказа феромонами, да — без какого-либо запаха, но это даже ещё хуже, поскольку долбило по мозгу с такой силой в самый центр удовольствия, что выворачивало от изнывающего желания наизнанку. Намджун впервые столкнулся с таким странным феноменом, что это за «неведомая хуйня» он не понимал, от слова совсем. Да сейчас это как бы и не важно; гораздо важнее кое-что другое: а именно — спасение кое-чьей маленькой (но такой аппетитной) задницы. В буквальном смысле. Как он держится сам, Нам понятия не имел, но раз он единственный здесь, кто может хоть как-то более-менее внятно противостоять этому феромоновому натиску (хер знает почему, возможно из-за того, что его собственный запах довольно сложен и силён), как бы то ни было, но он обязан предотвратить покушение и не дать, простите за выражение, затрахать этого мелкого засранца до смерти. В буквальном смысле слова. А ведь затрахают, судя по поехавшим мозгам и безумным рожам, которые сейчас больше напоминали искаженные маски, чем реальные лица. Это как чёртов зомбо-апокалипсис, только с несколько другой целью. Перемахнув Чимина через плечо, Намджун что есть сил, ломанулся в раздевалку, потому что выход уже был перекрыт — там стояло семь альф, тоже смотрящих абсолютно хищно — видя в бете (хотя теперь это уже вопрос ооочень спорный) только объект своей проклятой похоти. Заперев за собой дверь, он услышал звуки ударяющихся об неё тел — с обратной стороны начали лупить в деревянную обшивку что есть мочи. Как есть обезумевшие зомби. «Почему же на меня это так не действует?» Только он это подумал, как его скрутило пополам а в ушах зазвенело, превращая мир вокруг в непонятный омут, где всё искажается и размывается в глазах. Внешние звуки сделались приглушенными, но даже сквозь эту толщею он услышал отчаянный крик Чимина, которого он только-только уложил на одну из лавок. С трудом переведя на него взгляд, он увидел, как тот весь затрясся, глаза его закатились, а рот исказился, изменив милашные черты лица на заострённо-болезненные — Пак истошно вопил от боли. И судя по всему невыносимой, потому что уже через некоторое время он просто напросто посадил горло. И теперь зрелище выглядело куда более устрашающим: Чимин беззвучно открывал и закрывал рот, звуков не было, и только гримасы боли описывали сцены, как в немом, чёрно-белом кино. Главные герои в ловушке, а выход наружу скоро будет сломлен под натиском армии одержимых альф. Вот такой не весёлый фильм. — Так значит ты омега. Ах, Чимини, маленький проказник, провёл всех вокруг пальца. Какой же ловкий зверёк! — Намджун бормотал всё, что приходило в голову, лишь бы им окончательно не завладело желание, которое уже цепко схватило за его голову, вдавливая свои въедливые длинные щупальца прямо в мозг. — Вот это игра по крупному, не чета нашей возне, не так ли? И для чего же ты скрывал свою сущность? Какова твоя цель? Ответов на эти вопросы в ближайшее время ждать было бесполезно, потому что скрючившийся в сводящей нутро судороге Чимин, был недееспособен. Он колотился в каком-то подобии припадка, тянул закостеневшие пальцы к горлу и животу, пытаясь разодрать то и другое в клочья, располосовать до крови, чтобы унять эту концентрированную боль. Бессвязные, молчаливые попытки помочь себе хоть как-то не находили такой возможности — Чимин не владел собой. Намджун же словно ощущал его боль внутри себя, и она его поражала — как такой хрупкий человек это вообще выдерживает? А ведь это, на минуточку, омега! «Мать его, ни приведи ни в каком гребаном сне… омега!» Это пиздец как странно, но это факт. Он с этим ещё разберется, разгребет и по полочкам разложит, но в лучшее время, а пока… пока ему трудно думать и дышать, нутро разрывает чувство концентрированной боли, причём не своей. И главное, он так рядом, руку протяни, а ничем не может ему помочь. Нам матерился почем зря — на себя, на Чимина, на всю ситуацию в целом. А она грозила перерасти с минуты на минуту в глобальный пиздец: двери не железные, долго не протянут, особенно учитывая то, с каким рвением по ту сторону хотят сюда попасть. «Многовато их для меня одного» с грустью и разочарованием думает Намджун — «по подсчетам где-то тринадцать-четырнадцать. С пятью я бы справился запросто, ну с семью с ощутимыми потерями. Но тринадцать… тут никакой тактики не хватит. Что делать?..» — Блять, ненавижу такие расклады! — Выплюнул альфа, думая о путях решения, казалось бы, безвыходной ситуации. И тут — бинго! Как вспышка. У него часто такое в ограниченных, стрессовых условиях: котелок начинает варить в экстремальном режиме, выдавая, как говорят друзья, гениальные идеи. Правда, в данном случае, то решение, которое загорелось в голове лампочкой Ильича, ему очень не понравилось! Ну вот просто до скрежета зубов. Но если на чашах весов стоит вероятность отдать Чимина буквально на растерзание пирующим ферромонозависимым альфам и сделать ЭТО, то ему придется сделать задуманное. «Решение, конечно, хуёвое, но зато пациент будет жить. Но возможно… хреново.» Причём не только Чимин, но и он сам тоже, потому что берёт на себя за содеянное полную ответственность. Намджун увяз в вязкой жиже, она везде — окружает каждый кубический сантиметр раздевалки, в мутную поволоку окружающие предметы окутывает, а его слух, его зрение и его разум слоями непонятной слизи обложила. Пробраться сквозь неё кажется делом весьма тяжёлым, но он должен сделать это во что бы то ни стало: добраться и совершить задуманное, неотвратимое, что уже, наверное, навсегда красной нитью свяжет, даже не связуемое и не предназначенное природой и судьбой изначально. Да, он обречёт себя на обязательства, а они для него никогда не были последним делом — в этом плане это даже где-то его минус, ведь подписавшись на что-то, он потом это не оставляет, гребёт до конца — ответственность для Намджуна никогда не было пустым звуком. Подписываться под задуманное — каким дураком надо быть? А ведь он ни разу не дурак, как, впрочем, и не благородный рыцарь… Но что делать, если в данном случае выбор невелик? Его вообще, по сути, нет! Уловка Нама, которую он придумал, судьбоносная по своему духу — но это единственное, что может в данном случае остановить сорвавшихся с цепей зверей. У Намджуна есть надежда, что подписанное кровью даст им время на отсрочку: кого-то отрезвит на время, кого-то отпугнёт — в любом случае шансы повысятся. А нет — его вырубят, используя численное превосходство, а пока он будет в отключке — у Чимина только одна дорога… из которой такие незрелые птенцы, как он, целыми не возвращаются — только по кускам. Но по кускам жить цельной жизнью невозможно, скорее всего этот мелкий зверёк не вынесет такой душевной травмы. Беда… Совершенно не понятно, сколько времени прошло, прежде чем Нам дополз до Чимина, хотя вроде и был рядом: кажется вечность, ведь ноги его превратились в каменные столбы, которые фундаментом держат в земле — с каждым шагом их приходится буквально отдирать с невероятной силой, откалывая и оставляя каменную крошку после себя. И главное, чем ближе к Чимину, тем горячее обстановка, будто этот кисель вокруг них нехило так вскипятили — духотища жуткая, а самая агония — около Пака: тот покрыт мелкой испариной, мокрющий и задыхающийся — поломанный мотылёк. Нам добирается до еле дышащего тела: миниатюрная грудная клетка Чимина часто вздымается, лицо его напряжено, глазные яблоки дребезжат под тонкими веками, обрамлёнными длиннющими ресницами — они заставляют на миг засмотреться на такой лирический этюд в багровых тонах, но долго залипать не приходится, так как альфу в чувства приводит болезненный стон из приоткрывшихся губ. — Прости, Чимин. — Намджун наклоняется к уху и утыкается носом во вспотевшую шею омеги, даже такой она кажется невероятно сочной и душистой, если так вообще можно выражаться в отношении шеи. — Мне придется это сделать. Надеюсь, в итоге ты всё поймёшь. Потому что я уже ни черта не понимаю. Непонятно с кем разговаривал в этот момент, сдерживающий всеми силами своё возбуждение, альфа, но Чимин словно пробудился на миг ото сна и, ощутив волнующий аромат, весь задрожал под Намджуном и откинул голову назад, таким образом ещё больше подставляя шею под блуждающие по нежной коже губы альфы. Намджун водил мокрым языком, уже не сдерживаясь: он проходился краткими поцелуями и одновременно облизывал скользкую, но одновременно такую желанную кожу. И всё же феромоны действовали и на него. Проведя дорожку по всей длине шеи, он дошёл до её основания, и примериваясь к нужному месту, стал водить языком круговыми движениями, смачивая кожу своей слюной, пытаясь хоть так немного обезболить место. «Ничего, потерпи немного, я постараюсь быть нежным». Нам ещё раз вобрал в лёгкие катастрофически не хватающего воздуха, прикрыл глаза, и дотронулся зубами до выступающей венки на шее. — Прости ещё раз. — Не давая себе больше сдерживаться, альфа впился острыми, как бритва клыками в нежную, податливую плоть, ощущая как в ответ дернулось тельце Чимина. Пак резко открыл глаза, испытывая неведомое ранее чувство, зрачки расширились до предела — в самых глубинах отразились сплетённые в одном мгновении боль и облегчение — серые глаза превратились в абсолютно чёрные, наподобие Намджуновых — и снова закатились. Грани реальности размылись, Чимин застонал и весь забился в конвульсиях, отчего Нам поднял колотящие ручки Пака над его головой и ещё сильнее прижал его своей мощной грудью к поверхности лавки, вдавливая маленького омегу, одуревшего от перенасыщенности чужими феромонами в собственной крови, и не позволяя тому сильно трепыхаться — начатое нужно было довершить должным образом, до самого конца. Намджун не сдерживался — в итоге получилось не совсем нежно, как задумывалось — ему было слишком сладко и тягуче от вкусной крови и возбуждающих прикосновений, до ярких пятен под веками, что рассыпались в причудливые узоры. Он не мог насытиться, как оголодалый зверь не насыщается сладким мясом, дорвавшись до желанной плоти, и углублял укус, запечатывая в Чимине полынь и ладан всё сильнее. Но Нам был на грани срыва, поэтому ему было простительно: густая кровь текла по его глотке, а в ответ на это в Чимина поступала ударная доза Намджуновых ферромонов, навечно перемешиваясь и запечатывая свой аромат в крови омеги. Принадлежность по запаху определить не трудно — для всех альф это абсолютный стоп-сигнал, красный маяк, отводящий от помеченного. Омеги с метками для многих отпугивающий фактор: он постигается альфами с младенчества, вдалбливается в головы прописной истиной — становясь для большинства непреложной вещью. У тех, кто не унаследовал заветы родителей — к меченым отвращение на инстинктивном уровне, ведь аромат альфы всегда преобладает над омеговым, смешиваясь с ним в симбиозе: трахать омегу, когда в голове сигналит аромат альфы — такое себе удовольствие. Меченый омега, фактически «обречён» на одного партнёра, как и альфа, которому трудно получать удовольствие вне данного союза (теоретически можно, но говорят, кайфа мало — внутри какой-то блок), поэтому с метками всегда не просто, с ними осторожничают, взвешивая все за и против, прежде чем ставить. Метка, это как кровный контракт, где люди становятся зависимыми в какой-то степени. Поэтому в основном данный обряд — удел истинных, кто в друг друге уж точно не сомневается и только рады закрепить союз кровью. Намджун в истинность не верит, однако даже для него такой шаг значит очень многое. Это уже не теория, это аксиома, непреложная истина, под которой он вот прямо сейчас и подписывается: он отдаёт часть себя, в ответ получая частицу Чимина. На его губах металлический привкус, в его руках обмякшее тело, в его судьбе — маленький омега, свернувшийся клубочком от боли. Если цветок не расцветёт, то увянет вместе с созданной связью — забирая последние надежды на радость.