Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Тэхён запер ванную и пока раздевал стонущего друга и поливал его из леечки тёплой водой, не мог отделаться от мысли, что всё происходящее — какой-то странный сон. Бредовый, несвязный, лишённый логики. Правда, ни в одном из них ему ничего такого и близко не снилось, хотя на яву он часто подкалывал друга на счёт того, что не знай он его так хорошо, то точно бы счёл омегой. Оказывается, не знал. Чимин омега — он это видит, он это чувствует — это уже вне всякого сомнения. Но как? Когда? У Тэ было ощущение, что он разом отупел и не может прибавить к двум два. Они знакомы более десяти лет, а он будто впервые видит своего Чими настоящим. Ни разу он ему не то что не сказал о своей истинной сущности, но даже не намекнул о ней. Почему? Тэхён впервые почувствовал такую неприятную, жгучую обиду, которая разливалась от горла и уходила куда-то вглубь — в самое сердце. Неужели их дружба была так — шуточки? А как же доверие, которое, как он думал, всегда было для них на первом месте — теперь оно виделось ему каким-то односторонним. Тэ направил струи воды на живот Чимина — лично ему всегда помогал этот приём в борьбе со спазмами. Массаж тёплой водой — это приятно само по себе, к тому же она разогревает мышцы и снимает тонус. Ванная наполнилась горячим паром, вокруг стоял аромат лаванды и полыни, с примесью ещё двух пряных компонентов — ощущение, будто в помещении зажгли десяток аромоламп. Было душно во всех смыслах — Тэхён даже не замечал, как в глазах скопилась предательская влага. Что бы там ни было у Чимина в семье, да даже если его заставляли молчать… получается, что друг ему не доверял, хотя прекрасно знал, что Тэ бы ни за что его не выдал. Он никогда его секретов не выдавал. Никогда! Да, вся эта ситуация гораздо более серьёзная вещь — отнюдь не детские секретики для укрепления незрелой дружбы, возможно Чимин просто хотел его оградить от лишней ответственности, избавить от груза… Но дружба, в понимании Тэ, тем и отличается от приятельских отношений, чтобы разделять тяготы и делиться заботой. Иначе, какие они тогда друзья? Возможно, он идеализирует, да — но он вот такой. Мысли и выводы, что он делал сейчас, сидя на кафельном полу и колдуя над корчащимся телом друга, разрывали сущность Тэхёна до такой степени, что слёзы уже полностью размыли картинку перед глазами. Он рыдал по, как ему казалось, ускользающим отношениям. От обиды, от недоверия, от того, что помогая другу в эти минуты, он винит во всём, по большей части, именно его. — Тэхёни, у вас всё хорошо? Почему не отвечаешь? — Чонгук, что вернулся из аптеки, уже начал настойчиво барабанить в дверь, поскольку не получал ответных реакций на свои стуки и вопросы. — Ддда, всё нормально. — Тэ словно очнулся. Он шмыгнул носом, смахивая слёзы и разгоняя накатившие мысли. От внезапного осознания того, что сейчас сюда может вломиться альфа, его мигом отрезвило. Толчки с другой стороны сразу прекратились. — Ты плачешь? — Ннет, просто… неважно. Я скоро, подожди немного. — Чонгук мог поклясться, что Тэхён очень мил, когда не язвит, а отвечает ему вот так просто, но та потерянность и отчаяние в голосе — они расстраивали альфу. Похоже, что вся эта ситуация с внезапным перевоплощением Чимина, растревожила его ангела, разбередила душу, которая и так по его вине не на месте в последние дни. — Хорошо. Только Чонгук хотел отойти от двери, как услышал протяжное «нееет» испуганным, надломленным голосом, а потом посыпались отборные ругательства. — Я убью его! — Заорал Тэхён. — Что случилось? — Непонимающе спросил Гук. — Какого хрена этот гад творит! Кто ему позволил? Да ему надо все зубы повыбивать! — Чон начал стучать в дверь, требуя ответов, но реакции на него было ноль. Его маленькая перчинка лишь щедро отсыпала ругательства в сторону его друга. — Объясни толком, что происходит, или я вышибаю дверь. — Чётко произносит Чонгук, сейчас в его тоне не угроза, а твёрдая решимость. — У Чимина метка! — Произносит Тэ упавшим голосом, а в ответ лишь тишина по обе стороны. *** Намджуну херово, а ещё Намджуна ломает. Почему, с чего… вопрос не ясный, мраком покрытый. Как только от него оттащили Чимина, он пребывал какое-то время в состоянии «долбанули дубиной по голове, огрели электрошокером», то есть в состоянии овоща, который не может собрать три извилины в кучу. И вроде извилин то у него уж явно побольше будет, но ощущение такое, будто мозги прямо в его же котелке и сварили. Чувство, словно какая-то непонятная ему, не подконтрольная сила, буквально взяла и перемешала, как пазлы все отделы мозга, и сложила уже свою — новую, причудливую картинку, на которой был изображён один только Чимин. Вот такой забавный оксюморон. Омега на тот миг (а то время, пока они вытворяли свои чудеса по сплетению языков и обмену жидкостями, оно и правда воспринялось как миг) казался единственным смыслом существования, его образ словно клеймом на коре больших полушарий выжгло. Состояние настолько дикое, что даже после разрыва их связи, его не сразу отпустило — какое-то время он ничего не мог понять: вокруг менялись картинки, плыли образы, звучали голоса — всё было будто со стороны и не про него. Он тупо сидел и втыкал в одну точку. Затем начало отпускать: ворвавшийся в квартиру свежий воздух начал потихоньку вытеснять концентрат из ферромонов и у Намджуна началось что-то вроде ломки: он весь вспотел, появилась ломота в теле, а настроение упало ниже минус ста по Фаренгейту, грозя заморозить собой всё вокруг. Организм требовал Чимина, причём срочно, побольше и всяко-всяко разно (и можно без хлеба). И это уже в состоянии почти вернувшегося на место сознания, что только усугубляло душевное состояние и понимание происходящего. Аромат лаванды, что ещё прочно стягивал своей удавкой горло, не позволял толком продышаться: несмотря на сквозняк, катастрофически не хватало кислорода для полноценного существования. Хотя нет… не хватало его, этого цветочного мальчика, лавандового Чимина. Без этой спасательной дозы личного лекарства казалось, что свет не зажжется и ему так и придется сидеть на веки вечные в темноте. Но это ещё не всë — Нам точно помнил, что был второй компонент, который так хитро переплелся в его крови с ладаном. Он готов поклясться — этот аромат изготовляли боги, и исключительно для собственного потребления. Как он оказался у Чимина — ещё одна загадка, впрочем, их уже и так вагон и маленькая тележка — даже для него хватит надолго. Нам не мог вспомнить что это за запах, всë из-за того что концентрация ферромонов была настолько зашкаливающей, что она попросту подавила все органы восприятия и, взорвавшись бомбой, оглушила мозг как рыбу: бедняга, пришёл в контуженое состояние и попросту не смог определить симбитичность ароматов. Как говорится, тест с успехом провалился, эксперимент вышел за рамки допустимого. Когда Чимина уже волокли на выход — Ким, не поддаваясь контролю (что его самого удивило) пытался вырваться из гребаных пут, в которые сам себя и заключил, и забрать то, что принадлежит только ему. Он будто сошёл с ума, слетел с цепей. Нет, с них, на самом деле он не слетел, потому что видит бог — тогда не поздоровилось бы даже Чонгуку. Но ему всё казалось, что у него отнимают и увозят часть его плоти, причём чуть ли не самую важную: на миг им даже завладела неконтролируемая паника, от этого он и вовсе забился в наручниках, порываясь выдрать руки вместе с мясом и костями — запястья в тот вечер он повредил знатно. *** Чимина Тэхён отмыл, переодел, обезболивающее на пару с Чонгуком они кое-как в бессознательную тушку пропихнули. Тэ то и дело ругался, дергался, предъявлял счета Намджуну и Чонгуку (хотя Гук и сам был в шоке от увиденного — как только сразу эту метку, похожую на чёрного паука не заметил) и по-разному крыл альф-кобелей. Потом он порывался на себе тащить Чимина до дома, на что Чон категорически возражал и то и дело пытался перехватить у него тело. Но так как Тэхён слишком сильно психовал и даже успел пару раз ударить Гука (тут альфа снова подметил и удивился поставленным ударам омеги — «надо ещё больше информации о нём собрать»), в итоге он намеренно уступил, решив посмотреть, как же тот справится. Тэхён, само собой, как бы ни хорохорился — справиться не смог, пришлось водрузить Чимина на плечи альфы. Всю дорогу он пристально зыркал на Чона, стараясь не пропустить ни одного неверного телодвижения или взгляда, прямо как коршун. Ему всё чудилось, что «этот самец» то и дело как-то проявит свою кобелиную натуру и среагирует неподобающим образом на его течного друга (само словосочетание в отношении Чимина коробило и приводило Тэ в дрожь). Он понимал, что так-то любой альфа тут бессилен — эти желания не зависят от воли, но Чонгук на удивление держался молодцом: правда несколько раз у него мутнел взгляд, и тогда, скрепя зубами, Тэхён позволял альфе приблизиться к себе и подышать запахом перца. Пусть насытится — омега готов был вытерпеть эту пытку столь близким контактом, только бы Чонгук не натворил дел. Если уж они истинные, то его запах среди омег должен был быть для альфы доминирующим, приоритетным. Гук с вожделением утыкался в подставленную шею — как казалось омеге, даже слишком задерживаясь и увлекаясь вождением носа по его коже. Но перечить или одёргивать он не смел, только глубоко дышал через нос, потому что боялся за Чимина — лучше перетерпеть, даже если альфа делал это намеренно, чем быть потом виновным в чём-то непоправимом. Как говорится «всё для фронта, всё для победы». В один из таких моментов, ему даже показалось, что Чонгук провёл по его шее губами, он старался не концентрироваться на ощущениях, хоть это и вызвало у него лёгкий разряд тока, пронзивший место прикосновения, а также табун мурашек, убежавших куда-то далеко вниз. Если это и правда были губы, о чём Тэ предпочитал не задумываться, то они были весьма мягкими, а прикосновение почти невесомым, но от того не менее чувствительным. Ведь у Тэхёна, за исключением случая с поцелуем (опять же таки именно по вине этого чёртового плейбоя), никогда не было интимных моментов — им всё переживалось весьма остро и будоражаще. Что касается Чона, то ему и правда было необходимым подзарядиться другим запахом — от Чимина его периодами вело, и нехило так, но он закрыл свой разум и всю дорогу думал только о своей маленькой перчинке — истинность в этом помогала, слава всем богам. Но, что скрывать, несколько раз он и правда воспользовался своим положением для того, чтобы просто лишний раз вот так, без лишних слов и споров, прикоснуться к желанной коже Тэ, понежиться рядом — как будто целуя его при этом в своём разгулявшемся воображении. «Если от одних только фантазий мне уже так тягуче хорошо, то каково это в реальности?» В один из таких накрывших с головой моментов, он всё же не сдержался и провёл-таки губами по шее — это был большой риск, ведь его ангел с характером, но он не смог сдержаться и сам не понял, как так получилось — слишком уж его одурманил божественный аромат и нежная кожа. Да, эта близость вскружила его голову, и тем не менее — он молодец, он сдержался, лишь слегка провёл губами! Чонгук даже мысленно вручил себе не одну награду за сегодняшнюю стойкость, жаль этого никто не оценит, особенно он сам. Чимина Тэ решил везти к нему домой. Этого очень не хотелось делать, учитывая всю обстановку в их семье, но деваться было некуда — к себе он его взять не мог, у него отец и брат альфы — это слишком рисково. Можно было бы к Бэбэ, но с другой стороны — это первая течка Чимина, и его родные, скорее всего, должны быть в курсе и вообще… это будет укрывательство, к тому же, возможно, у них там какая-то своя договорённость есть на этот счёт, не просто же так они всё так тщательно совместно скрывали. Надо же, они ведь и документы все сделали под бету… что он ещё не знает? Может и натянутые отношения у Чимина с родителями были только из-за этого секрета? В любом случае — прятать Чимина вообще не вариант. Пусть разбираются сами — ставят в известность врачей, меняют доки… что там ещё они будут вынуждены сделать? Интересно, это всё законно? «Хотя… какое мне дело, я тут никто, мне всё равно никто не доверял и в известность ставить не собирался изначально». — Это всё в голове не укладывается! — Цокнул Чонгук, словно высказывая мысли вслух. — Ты, я так понимаю, тоже не в курсе был. В сердце Тэ ёкнуло, он сжал губы и отвернулся к окну, чтобы не выдавать своё подавленное состояние. Он то думал, что лучший друг Чимина, а оказывается… не пойми кто. — Не думай сейчас лишнего, малыш. Ты слишком подавлен. — Чону хотелось поддержать Тэхёна, ведь теперь он будто делил все чувства со своим милым ангелом. Смотреть, как тот убивается, было выше его сил. Хоть омега и был сейчас развёрнут к нему затылком, он мог поклясться, что тот хмурит брови на его слова. «Перчинка всё воспринимает в штыки». — Знаешь, лучше всего делать выводы на холодную голову. Поговоришь с ним, когда у него пройдёт течка. Уверен, у Чимина есть причины для того, чтобы так долго и тщательно скрывать свою принадлежность. Тэхён не поворачивался, его сейчас бесило буквально всё — он даже сам не понимал причину столь радикального настроения. Но, несмотря на это, он слушал альфу — в его словах было здравое зерно, а то, как он говорил — спокойно, но в то же время твёрдо — хоть немного, но разгоняло в нём те чёрные тучи, что собрались над головой. — Сколько раз мне ещё повторить… — …не называй меня малыш. — Закончил Чонгук. — Я упрямый, друзья меня иногда даже называют… — Не интересно. — Сворачивает разговор омега. А сам посматривает на отражение в стекле, как альфа реагирует на его слова. Чонгук ухмыляется. «Неужели заметил?» Тэ поскорее отводит взгляд, кусая при этом нижнюю губу «дурак». — А ты, наоборот, мне очень интересен. — Внезапно выдаёт Гук, отчего Тэхён тихонько вздрагивает. Он всё так же не поворачивается, но и не огрызается в ответ, что для альфы уже неплохо. — Я бы хотел узнать тебя ближе, Тэша. — Приехали. — Тихо бурчит омега. Они и правда приехали, теперь надо передать Чимина в руки родителей. Ему тревожно за друга: как они отреагируют, что будут делать? Дверь открывает старший брат: увидев «чесную компанию» он на мгновение зависает, а потом переводит взгляд на Чимина. — Он что, пьян? — Лениво растягивает слова Минхо. — Если и так, нам его что, теперь у порога кинуть? — Сразу напирает Чонгук, смотря на не понравившегося ему с первого взгляда бету. — Кидай. — Как ни в чём не бывало заявляет Минхо. — Я тебя щас через голову перекину. — Взрывается омега, это была последняя капля за сегодняшний вечер «кажется скоро течка, нервы ни к чёрту». — Только попробуй, заднеприводный. — Нагло скалится парень, отчего глаза Чонгука моментально наливаются кровью. Не спрашивая разрешения, он переступает через порог дома, с силой толкая бету корпусом, от чего Чимин на его плече морщится и стонет. Он проходит в гостиную, замечая при этом движение женской фигуры со стороны дверного проёма, ведущего, скорее всего, в кухню. Завидев диван, он аккуратно сгружает на него бессознательного омегу и, не обратив внимание на что-то сказавшую ему женщину, твёрдой походкой направляется обратно к бете. Тот ниже его ростом, не говоря уже о комплекции, однако дерзости в нём хватило бы на троих. То, как он отозвался о Тэхёне, моментально сорвало все клапаны Чонгука — «тебе не жить, тварь!» Тэ замечает изменившуюся ауру вокруг, как сгустились краски и насколько опасным и большим, по сравнению со всем вокруг, выглядит сейчас Чонгук. Он теряется от такого альфы, всё его существо сжимается, внутреннее Я просит не встревать, отойти в сторону и подчиниться силе. О которой он, к слову, и не подозревал: Чонгук не милый и пушистый, каким он хочет и может быть рядом с ним, и он далеко не так прост, как, возможно казался… По сути, Тэ его и не знает — такой неудержимый Чонгук его пугает и завораживает одновременно, хоть последние мысли и хочется отбросить на задворки сознания. Альфа, одетый во всё чёрное, что так ему идёт, тёмной тенью надвигается на обидчика его омеги, не желает слушать доводы разума, не хочет давать пощады — его распирает чувство собственничества и расправы — если оскорбили его ангела, значит оскорбили и его. Закатав на ходу рукава, Гук приближается к уже пожалевшему о своих словах Минхо и замахивается. Невдалеке слышится женский вскрик, а он вдруг ощущает на своей талии кольцо из рук — тонкие пальчики переплетены, впиваются в ткань пиджака, к спине прижимается теплое тело — Тэхён пытается удержать альфу, инстинктивно охладить его пыл своими вдруг повысившимися ферромонами. Он сейчас так близко, отчего Чонгук встаёт как вкопанный, на миг потеряв связь с реальностью, чем моментально пользуется парень, проскальзывая по стенке и отдаляясь на безопасное расстояние. — Не делай глупостей. — Шепчет в широкую спину Тэ, чувствуя при этом, как размашисто вздымается могучее тело. — Тэхёни, не мешай. — Всё же пытается тихонько отодвинуть от себя омегу Чон. — Нет, ты его убьёшь. — Тэхён почему-то именно так и думает, искренне — слишком уж страшным огнём горит альфа, такой Чонгук ему не ведом, он его языками пламени лижет и от этого он сам будто сгорает. Тэхён пугается Чонгука, но ещё больше пугается себя, втайне отмечая, что от этого огня ему не то что не больно, а даже будто приятно. Его настроение на инстинктивном уровне мигом меняется: подстроиться под альфу желает — отвести в сторону и утихомирить. Но он боится… сам не понимает чего. — Проси прощения у моего омеги, иначе я тебе голову раскрою. — Рычит, всё ещё, разъярённый Гук. Для него дело чести, чтобы мерзкий ублюдок своими словами тут же перед ним подавился, корчась от нехватки воздуха, когда он будет их ему в глотку пихать. Чону трудно себя контролировать, он сам по себе человек горячий, взрывной, а когда дело касается его ангела — он резко переходит в четвёртое состояние вещества, в плазму. И тогда уж держись. Но на удивление самого альфы — Тэ на него действует чудодейственно: одно слово, одно дыхание в его сторону и его токи, взрывающие нутро приходят в норму, успокаиваются. Минхо уже вовсе не рад вот так лицом к лицу с таким грозным альфой встретиться. Вне стен дома он их обычно избегает, не общается, в контакты не вступает — он их презирает так же, как и отец. Он полностью перенял его модель поведения ещё в детстве, когда Хун позволял ему потешаться над братом, закрывал глаза на издёвки и грубые тычки. Потом он стал брать его в клуб, куда ходит сам — и там ему «учителя» окончательно промыли мозги. Для Минхо — все альфы и омеги порождение порока, грязи, мерзкое отродье — не нужная ветка человечества, мутированная от истинных людей. Истинные — это первородные, те кто изначально населял Землю. Такие как он, его родители и младшие брат с сестрой. Как в их семье мог вырасти такой мерзкий сорняк, ему не понятно. В этом он полностью разделяет мнение отца и матери. Грязь не должна пачкать чистое полотно их рода, рода всего человечества. Но альфы сильны, этого не отнять. Первыми, кто должен быть истреблён с лица планеты — это именно альфы. Всё его мировоззрение — это под копирку переписанная книга отца, слабая её тень. Ненависть Хуна гораздо сильнее и чище, как считает сам Минхо, отец для него пример для подражания. Однако стоя напротив Чонгука сейчас — он трусит, чувствуя себя мелким и незначительным. Аура альфы для него неоспорима в своём превосходстве — это тоже причина, по которой такие не должны ходить по Земле и затмевать своим второсортным происхождением первородных. Глаза беты бегают по сторонам, ища поддержки, он уже готовится сорваться наверх. — Кто в моём доме имеет наглость делать такие громкие заявления? — Со второго этажа раздаётся пафосный голос хозяина дома. Хун спускается по ступенькам, желая воочию лицезреть наглеца, посмевшего угрожать его плоти и крови. — Я! — Твёрдо заявляет Чонгук, всё же стараясь умерить свой пыл, поскольку не хочет обижать главу семейства. Гук его не знает, лично он ему ничего плохого не сказал и не сделал — поэтому стоит проявить уважение к старшему, он своё воспитание тоже не на задворках получал — он и этикет знает, и держать себя в обществе умеет и репутацию семью опускать не имеет право. Да и Тэхени всё ещё рядом, так греет душу своим опоясывающим прикосновением, что он в душе чуть ли не урчит как кот. — Попрошу без угроз, молодой человек. — Режет Хун, но тут же осекается, видя перед собой представителя «голубой крови». Да, он прекрасно осведомлён кто именно сейчас перед ним, оттого в мужчине даже дух перехватывает. Таких важных шишек, как чеболи — он знает всех на пересчёт и в лицо. Нет, он не знаком лично, но журналы форбс, сводки и котирови — для него как настольные книги. Вообще, когда дело касается денег, тут Хуна не узнать, он обувь меняет со скоростью света. Запах купюр, связи, иерархия — это то, что питает его эго и может прогнуть его спину. Взгляд отца семейства резко меняется, в голосе вдруг проскальзывает лёгкий елей, глаза уважительным маслом заливаются. — Мы всё можем решить как цивилизованные люди, просто объясните ситуацию. — Я так понимаю, это ваш сын? — Чонкуг моментально улавливает смену интонации, он не раз видел, как прогибаются перед ним беты и альфы — этот тон не спутать ни с чем. Даже будучи старше по возрасту — это не важно, стоит человеку только узнать кто он — из тона сразу исчезают любые намёки на гордость: люди моментально меняются, желая угодить и склонить голову перед «сильным мира сего». Это неприятное зрелище, полное фальши и пепла, которым посыпают собственное достоинство, это так плотно укоренено во многих людских умах, что и клещами не вытянешь — только вместе с позвонком. Чонгук привык к подобному: порой невозможно выбить раболепие, не убив при этом самого человека, так оно крепко срослось. Преклонение перед золотым тельцом, покорность перед чинами, когда всё это пускает внутрь свои корни, к тому же если почву удобряют — эти сорняки прорастают так глубоко, что так и остаются внутри навсегда. Они коварны, и они подпитываются системой, в которой живут люди — и сам Чонгук тоже её неотъемлемая часть. Когда то он пытался бороться, но если человек сам не хочет — никто за него этот яд не вытравит, он коварен и обманчив: Чонгука предавали, его подставляли — всё это было и ещё будет не раз, поэтому для него проверенная временем дружба — не простой звук, это его ключ к выживанию, живительная сила, которая питает и позволяет себя чувствовать живым. Что-то настоящее в мире фальши — эксклюзив, и Чон знает это не понаслышке. Альфа принимает правила, раз семейство само склонило перед ним головы: облик и голос Чонгука моментально меняются — в них теперь чувствуются статус и положение, в нём же самом видно недосягаемое простым смертным — он тот, кто решает и определяет — он сверху. Даже Тэ ощущая эту перемену, руки свои размыкает, чем огорчение в душу альфы запускает. — Да, господин Чон. — Лебезит Хун, и все от его слов замирают. Минхо переводит удивленный взгляд на отца, он не верит в то, что слышит, но по взгляду отца понимает, что тот не шутки шутит. — В чём провинился мой охламон? — Он оскорбил моего омегу. — Чонгук чувствует как изменился взгляд и настроение Тэ, как тот дёрнулся от услышанных слов, ему это явно не по нраву, он уже ощущает, как тот подаётся вперёд, чтобы возразить, но не успевает, так как Гук перехватывает тонкое запястье и настойчиво сжимает руку, показывая, чтобы тот не выступал с заявлениями. «Мой омега» — фыркает про себя Тэхён и кривит губы, но его недовольного лица никто из присутствующих не замечает. Почти никто. — Минхо! — Грозно рявкает Хун, отчего парень весь вытягивается по струнке и ничего не понимая подходит к отцу, на его лице печать глубокого удивления. — Я тебя так не воспитывал, извинись перед мистером Чоном немедленно. Чонгук выдыхает «перед ним? Что за клоунада? Какой-то парад-алле просто» — он много какого лебезения и идолопоклонничества видел, от этого альфу тошнит, но тут прям зашкаливающий дурдом какой-то, ненормальная атмосфера. Мать семейства, уловившая настроение мужа, тоже изменилась в лице, натянув тупую улыбку, не сводя глаз с «важного гостя» начала подталкивать сына в бока, чтобы тот отлепился от стены и уже подошёл к ним. «Что ещё? Ручки целовать попросит?» Так! Ему всё это надоело, извинения отменяются! — А Чимину помочь не хотите? — Вздёрнув вверх бровь, вдруг заявляет Чон, чем обескураживает присутствующих — об омеге то, как-то семья благополучно позабыла. Присутствующие разом замирают, друг на друга оглядываются, будто принимая какое-то решение и тут же начинают суетится «вспомнили называется», явно поддельную заботу показывая. Тэхён тоже кидается к другу. — Ну что ты, Тэхёни, не стоит, мы сами! — От такого обращения, которое ни разу по отношению к нему в этих стенах не было использовано и приторного голоса, омегу передёргивает. Хун подбегает к Чимину и подхватывает его подмышки, тут же подзывая к себе сына. Михно недовольно берёт омегу за ноги и вот таким образом, словно какую-то тачку, они несут его к лестнице. За всей процессией наблюдают три пары глаз. — Мы дали ему обезболивающее. У вашего сына, знаете ли, течка началась. — Добивает родных Чимина Чонгук. Мёртвая тишина накрывает дом медным тазом — присутствующие застыли, не зная как реагировать. В воздухе словно повис странный запах «раскрытия грязного белья» — засмердило. — Наконец-то! — Нервно усмехаясь, выдыхает Ёнсо, перебирая пальцы. — Знаете ли, это конечно наше семейное дело… Но мы вам благодарны… — Женщина судорожно подбирает слова. — Не подумайте ничего плохого, мы лишь хотели оградить своего сына от насмешек, поэтому то, что он омега держалось втайне. У него, знаете ли, проблемы со здоровьем… — Да, это так. — Подтверждает Хун, окрылённый хорошим ходом супруги. Он так и застывает на лестнице, удерживая Чимина при помощи старшего сына. — Ну, как бы… сами понимаете, мы не можем говорить всего… Но это было сделано для того чтобы уберечь психику нашего Чими. Всё непросто… — Почему вы оправдываетесь? — Сощурив глаза, удивляется Чонгук. — Мы не хотим быть неправильно понятыми… чтобы такой уважаемый человек как вы подумали о нас чего плохого… или как-то воспользовались этим знанием… — Мнётся Ёнсо, а Гуку уже мерзко от её слов. Вот что их заботит в первую очередь. Ровно такие же чувства неприятия сейчас и у Тэхёна, который еле как сдерживается, чтобы не полить родственничков отборным матом. Хоть Чимин и не доверял ему, Тэ пофиг — всё равно его родные те ещё конченые твари, которые не заслуживают прощения и оправдания. То как они пресмыкаются сейчас перед Чонгуком — от этого так противно… «скользкие твари!» — Вас именно это сейчас заботит? — Понижает голос Чон и хмурит брови, отчего кажется, старшие ещё больше к полу в уважительном жесте наклоняются. Тэ хочет прокричать «да, да, да!» Но скажи он сейчас что-то против семьи Чимина, что будет дальше? Как это отразится на друге? Ухудшит ли это его положение в доме? Запретят ли им встречаться? Может Чимина вообще запрут, как было однажды… У Тэ скрипят зубы, чуть ли в пыль не крошатся, всех бы прям сейчас здесь и уложил, раскидал бы по углам, никого бы не пощадил. — Мистер Чон, мы вас просим, не выносите произошедшее за пределы этого дома, мы сами со всем разберёмся и теперь, когда наконец у нашего сына такой внезапный прогресс… слава богам, мы дождались этого чудесного дня… мы приложим все силы, чтобы помочь ему и всё расставим по своим местам. — Хун улыбается самой своей кривой улыбкой, что больше похожа сейчас на неестественный оскал. — Уроды конченые. — Еле слышно шипит Тэ, снова оказавшийся рядом с Чоном, на что родители Чимина начинают заметно нервничать, думая, что он что-то выговаривает своему альфе (кто бы мог подумать, что у Тэхёна такой могущественный покровитель). — Вот обезболивающие. — Чонгук протягивает таблетки матери. — Вы же знаете, как быть с течным омегой? — Конечно! Неужели вы думаете, что мы не в курсе, мы же так долго боремся с его болезнью, мы все книги уже проштудировали (боже, сколько слов). — Подтверждает та, забирая упаковку. — Даже близкие друзья Чими не знали о том, что он омега. Это было его личное желание. — Делает акцент Ёнсо, чем колет по больному омегу. — Ты уж извини нас, Тэхёни, но ты пока не приходи… до окончания течки. — И снова гримаса, в этот раз якобы сожаления. — Может вам нашего семейного доктора позвать, чтобы он посмотрел Чимина и проконсультировал? — Заявляет Гук, а Тэ внутри бесится на то, что альфа так невозмутим, в то время как его самого уже просто разрывает от всего этого спектакля. — Не стоит, у нас есть свой. — Отмахивается Хун. — Минхо, давай уже твоего брата наверх отнесём, в его комнату. *** — Ублюдки! — Вскрикивает Тэ сразу, как только они с Чонгуком оказываются за порогом дома. — Успокойся, не нервничай так, Тэхёни. — Пытается успокоить разбушевавшегося омегу Чон, протягивая к нему ладони, по которым тут же получает кулачками. — Я думал ты убъёшь этого Минхо прямо там… — Бровки Тэ взметнулись вверх от одного воспоминания той ауры, которая исходила от альфы. — Ты хочешь крови, ангел мой? Мне вернуться? — Улыбается Гук, дразнит. — Я и сам могу за себя постоять вообще-то, мистер Чон. — Подчёркивает последние два слова Тэ, имитируя подобострастие, что выходит с ещё большим обратным эффектом. — А ты кровожадная перчинка, как я посмотрю. — Усмехается Чонгук. — Не волнуйся, я это так не оставлю. Любой, оскорбивший тебя не уйдёт без ответа. — А как на счёт Чимина? О нём кто позаботится? — Зло зыркает Тэ. — У твоего друга теперь есть альфа… — Гук и сам не верит в то, что говорит. — Да что ты говоришь! Альфа значит! И давно ли он ему альфой стал? Зачем он вообще это сделал? Он долбанулся или перепил? Это что, шутки какие-то? — Не унимается омега, но у Гука у самого такие же вопросы. — Я всё выясню, поговорю с ним. Веришь мне? — Пфф… — Фыркает омега и разворачивается, нацеливаясь выйти за ворота. — Ты куда? Ещё и один в такой час! — Уже строго произносит Гук, отчего Тэ так и замирает у калитки, он словно снова в том огне, который опалял его не так давно. В голосе альфы чувствуется поставленная властность, но и омега не пальцем деланный. — Забыл тебе доложить! — Язвит Тэ, чем только забавляет Чона. — Я не отпущу тебя одного. Тут не так далеко до твоего дома, можем прогуляться. — Чонгук широко улыбается, и от его белоснежных зубов словно глаза слепит. Гук может быть очень убедителен, когда хочет, но с Тэхёни у него всё не как у людей. Омега поднимает руку и под пантомиму «я кручу-верчу колесо», медленно вытягивает средний палец. Гук закрывает глаза и, качая головой, начинает смеяться, чем только ещё больше выбешивает омегу. Тэ штормит и Чонгук чувствует это, а ещё то, что у его ангела скоро течка (он это ещё в такси уловил) — от него такого не скроешь, тем более он его истинный — «похоже Тэ из тех, у кого ПТС (предтечный синдром) протекает довольно бурно, надо это учесть». Говорить об этом или как-то шутить по данному поводу он теперь не смеет — слишком это чувствительная тема для его малыша. И вообще, он альфа, и он должен быть мудрее. — Мистер Чон, вам не стоит беспокоиться, я в этом районе с детства живу и всё здесь знаю. И меня здесь знают тоже все. — Тэ ухмыляется, ведь уже многие смельчаки лично на своей шкуре отведали его отборных ударов. А сарафанное радио у них на районе работает на пять с плюсом. Прошли те времена, когда маленький Тэ боялся выходить один и его спокойно могли облапать или совершить что-то гораздо более ужасное. Если надо будет, он самолично вот этот палец обидчику вставит так, что земля ему небом покажется. — Почему ты так со мной? Что мне сделать, чтобы ты простил меня? — Не унимается Гук. — Первое впечатление, говорят, самое верное. — Парирует Тэ. — Это не так. Верное впечатление складывается из разных ситуаций и постепенно. Я готов терпеть, ждать, но признаюсь, что без тебя мне себя словно по кускам собирать приходится, а вот здесь… — Чонгук прикладывает свою руку к груди, туда где располагается сердце. — Болит, когда тебя нет рядом. — Такая прямая откровенность Тэхёна сбивает с толку: он привык к признаниям, но не такого рода, и потому тушуется. — Я провожу! — Тут же берёт инициативу Гук, видя минутное замешательство омеги. Он хватает Тэхёна за его руку, внезапно переплетая пальцы, отмечая про себя, какие они у омеги тонкие и изящные, а то какие они на внешний вид, он разглядел уже давно — сплошная эстетика. Тот дёргает руку, но вырваться не получается. Тэ злится, потому что этот альфа снова не учитывает его желаний и настроений. — Я просто хочу проводить и всё. — Отпускает руку Чонгук. — Позволь. Чёрт знает, что дёрнуло Тэхёна в этот миг, помутнение рассудка ли, или навалившиеся переживания, или то каким тоном альфа попросил… Но он согласился, коротко кивнув головой. Если бы все переливающиеся через край чувства можно было выплеснуть разом, то в эту секунду Гук наверное бы просто затопил эту планету. Он был безмерно счастлив, настолько что из головы мигом выветрилось всё, что было до этого мгновения — на дне его зрачков блестел победный огонь, своими контурами напоминая одного очень дерзкого и притягательного омегу. Гук снова хотел схватить ручку Тэ в желании её поцеловать, но омега ловко увернулся, показывая взглядом, чтобы тот не смел. — Только без рук. Это не свидание, мистер Чон! — Без проблем! Просто рядом пойду. — Согласно выпалил Гук, радуясь уже тому, что есть. Дорога до дома Тэ заняла пятнадцать минут, за которые Чонгук успел насладиться столь близким нахождением к своей перчинке. Да, это не свидание, да, они даже ничего не сказали друг другу за всё это время — просто шли в тишине, но даже вот просто так спокойно наблюдать и разглядывать Тэхёна, наслаждаясь его присутствием — не украдкой, а потому что ему дозволили — он и не думал что его могут так радовать такие простые вещи. «Что ты только со мной делаешь, я же сам на себя не похож» — Чонгук сейчас словно сахарная вата, настолько приторно-сладким он себя чувствует, а ещё легким и воздушным; и если бы ангел его своими губами коснулся — он бы тут же растаял, подарив тому ударную дозу глюкозы на языке, до такой степени, чтобы гормоны радости напрямую мозг прошили. Это именно то, что ощущает он сам, но так хочет взаимности… просто до помутнения рассудка, до белых пятен перед глазами. Когда они доходят до домика, в котором живёт Тэхён, их уже в окошко высматривает Ханыль, он быстро подзывает мужа и мотает тому головой в сторону заборчика, около которого мнётся недовольный сын, смотря по сторонам, а рядом стоит тот самый альфа, что ранее заезжал на машине. Он внезапно целует руку омеги, на что получает удар в плечо и наигранно изображает боль. Затем Тэ что-то тому выговаривает, а альфа слушает и не перебивает. То, как смотрит на Тэхёни альфа, не оставляет в сердце Ханыля сомнения — этот человек в лепёшку расшибётся, но их сына счастливым сделает. Тэ строит сердитую мордашку, но в глазах альфы звёзды пляшут — для него этот вид на миллион, он им упивается. — Наш будущий зять. — Победно заявляет Ханыль, на что получает лёгкий чмок от Мэнхо. — Я тоже одобряю. — Соглашается супруг и уходит продолжить чтение. Садясь в такси, Гук пишет перчинке «спокойной ночи», на что получает почти моментальный ответ «иди к чёрту» на что расплывается в довольной улыбке, откидываясь на спинку сиденья.