Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

«А теперь к Наму!» У Чонгука есть вопросы, есть разговор, да и «этого любовничка надо от железных пут освободить». Вот он бы даже посмеялся в другой ситуации, ведь не сам ли желал другу счастья и процветания и топил за Чимина, но не в этот раз. Теперь на кону дальнейшая жизнь его брата, и он её, похоже, перегрыз одним движением челюстей (дать бы по ним хорошенько). И главное «нахуя» — вот это сейчас прям вопрос вопросов. Чону так тревожно за друга, что даже собственные, пусть хоть и крошечные успехи с Тэшей, отходят на второй план. Зайдя в комнату к другу, он нашёл его спящим. Гук начал рыться в вещах в поисках ключа и нашёл его под койкой. Пока он копошился и пыхтел, дабы до него дотянуться, Намджун проснулся и, не говоря ни слова, стал наблюдать за ползающим на четвереньках другом. Он уже полностью «протрезвел», но… от того, что произошло в последние часы никак не мог отделаться — события словно осели навязчивым песком на всём, чём можно: въедливыми крупинками были забиты глаза, нос, они ощущались на языке — воспоминания просачивались сквозь пальцы как песчинки, именно то состояние после феерических вечеринок, когда вроде что-то помнишь, но никак не можешь ухватить суть и собрать картинку воедино. Намджун ощущал на себе запах Чимина: он его всё так же манил и сводил с ума, но уже не отнимал разум до такой степени, что не владел собой. «Пожалуй, этот день стоит обвести в календаре. Буду его отмечать каждый год». — У Чимина двойной запах. — Разнёсся низкий голос альфы в тишине, отчего Чонгук замер в той же позе задом кверху. — Лаванда и кардамон (он вспомнил, понял что это за аромат). Гук какое-то время медлил, не шевелясь и ничего не предпринимая: он прикидывал то, во что поверить было практически невозможно, но всё же… — Вы… эээ… истинные? — С лёгким потрясением и нескрываемой надеждой произнёс Чон. Альфа поднялся с пола и вбуравил на друга свои глаза, потому что если это так, то это «пиздец всему». В хорошем смысле, конечно. — Нет. — Ответ, больше похожий на обречённость. Чон разочарованно и даже немного зло вздохнул и потянулся открывать наручники. Какое-то время друзья просто сидели и молчали, первым не выдержал Гук. — Тогда какого хуя ты поставил метку, дружище? — Чон смотрел на друга с желанием понять, услышать — да всё что угодно. Он готов воспринять любую теорию, проглотить любые объяснения, потому что этому должны быть веские объяснения. Это его друг, его брат в конце концов — он готов зацепиться за всё, потому что ему нужны эти хреновы объяснения — просто лично для себя, для своего успокоения и понимания. Он верит Наму, не может и не должен сомневаться в причине, по которой тот пометил Чимина. «Ну вот по кой хрен тот вообще вдруг омегой оказался?» Чего он ещё не знает? Что они давно встречаются и у них скоро будет ребёнок? Чону мерзко от самого себя, что он вообще думает в таком ключе, словно сомневается в Намджуне, в их дружбе — веру в друга он ставит на одну чашу весов с собственным сомнением… Это никуда не годится! Нам поднимает глаза и смотрит на Чонгука: и вот он был готов ко всему, именно был… но только не к встрече с этим взглядом. На дне зрачков Намджуна плескалась не боль, не отчаяние, а будто некая безысходность в совокупности с… принятием ситуации. Такой взгляд не подделаешь — он рассказывает больше, чем ты сам можешь высказать вслух. Не для всех — лишь для тех, кто умеет читать. А Чонгук за многолетнюю дружбу, сколько ни есть, но научился его читать, хоть друг часто слишком сложен для понимания, а ещё порой для него нужен специальный словарь — переводчик специфических терминов: но годы прожитого и пережитого вместе позволили ему уже просто догадываться о многом на интуитивном уровне. Что невозможно прочесть — можно почувствовать. Взгляд Нама — это горечь сожаления, густо приправленная невозможностью сделать как-то иначе. Гук вздыхает и зарывается в волосы, готовый подавиться своим же вопросом. — Что делать теперь будешь? — Жить. — Одним словом и без кавычек. — Вот так просто? — Есть выбор? — В последнее время Намджуну его что-то вообще катастрофически не хватает. Видать раздали весь в чужие руки. — Но это же пиздец! — Гук не может собрать себя воедино, жизнь его друга словно летит к херам, а он ничего не может поделать — да даже помочь и исправить уже ничего нельзя. Сейчас близкого ему человека словно кто-то могущественный протащил через испытание, совершил свой дебильный эксперимент с непонятной целью, и запер в колбе с удушливым газом. Ты смотришь на него — видишь через прозрачное стекло, но понимаешь — теперь он навеки там, в этом закрытом сосуде, смотрит на тебя и дабы не взваливать на чужие плечи своей ноши, многозначительно улыбается своей тихой улыбкой, призванной успокоить и поверить в то, что «всё хорошо». Только ты то знаешь, что ни хрена не хорошо и от этого ещё более противно: на ситуацию, на свою беспомощность, на смирение перед судьбой. — Ну-ну, не говори так. Женишок — это самое забавное, что приключалось со мной в этой жизни. — Как в унисон с мыслями друга успокаивает Нам. — Серьёзно? — Отравлено хмыкает Чонгук «кого только обмануть желает». — Если так подумать, то да. — Гук видит, что слова Нама лишь буквы, соединённые воедино — истинности за ними ноль целых, ноль десятых процента. — Мы всегда желали тебе отношений, но не таким способом… — Горько вздыхает Чон. — Ты же знаешь. В истинность и прочий елей я и так никогда не верил. Да и отношения — это не совсем про меня. Я не планировал их, и не собирался создавать семью… ну разве что после тридцати… найти какого-нибудь спокойного, более-менее вменяемого омегу, который бы сильно мне мозг не клевал. Не парь себе мозги, друг, я в порядке. Ты о себе лучше думай. — Нам коварно ухмыльнулся. — Я, так понимаю, у тебя-то как раз «истинность нечаянно нагрянет»? — Откуда… — Глядя на тебя не трудно догадаться. С тех пор как я знаю тебя и твою «любвеобильность» — ни один омега не доводил «моего Куки» до такого состояния. При одной мысли о Тэхёне у тебя взгляд становится как у Хатико… А уж после вашего поцелуя… видя твоё состояние, тут и догадаться не трудно отчего тебя так штырит. — Так и есть. — Чонгук провёл рукой по волосам и уставился в невидимую точку. — Ну вот опять, этот взгляд. — Усмехнулся Ким. — Ну что, поздравляю. Осталось дело за малым. — Так и есть, именно за ним дело и осталось. Этот малой меня терпеть не может. — Безрадостно хмыкнул Чон, а Нам какое-то время молча наблюдал за другом. — Давай сходим выпить, на сухую такой разговор не идёт. — Ким размашисто ударяет друга по плечу, на что тот хмыкает, соглашаясь на предложение. Да и вообще, в принципе соглашаясь, что «на сухую тяжело». *** Спустя полчаса друзья уже сидели в баре «Яма». Преимущественно оно было рассчитано на посетителей, желающих просто и без затей напиться — неважно по какому поводу, от радости или с горя. Еду тут тоже подавали, но по большей части закусочного плана. В основном в баре тусовались альфы и беты, противоположный же пол яму обходил стороной, так как ловить тут в целом было нечего: мужчины приходили сюда не с целью кого-то подцепить, а скорее уж — зализать раны после неудачных или несостоявшихся встреч, или наоборот — потравить байки о состоявшихся в дружной компании. Если девушки с омегами и заглядывали, то разве что исключительно с миссией уволочь обратно домой пьяного мужа. Поэтому мужчинами это место воспринималось чисто как их логово, свободное от сантиментов и предрассудков. Заведение принадлежало к сети развлекательных заведений семейства Чонов, как и многие бары и рестораны города. Это было заведение первого класса, одно из многих, во главе которого стоял управляющий. Намджун и Чонгук сидели за барной стойкой и глушили крепкое горячительное. И если Гук налегал на виски, то Нам шёл по абсенту. Его сегодняшней непростой задачей было не просто выпить, а именно напиться, поэтому он не щадил себя и вливал один бокал за другим. — Дружище, я охренел когда вас увидел сосущимися! — Дойдя до нужной кондиции, заявил Гук. — Э, выражения выбирай. — Цокнул Нам, втягивая пары полыни. — Ну вот представь себя на моём месте, ты врываешься к примеру ко мне и видишь, что я с бетой или альфой развлекаюсь. — Забавно было бы посмотреть. — Усмехается Нам. — Да иди ты! Я это к тому, что ты вообще не любитель поцелуйчиков, а тут наяриваешь, как вантуз! Да вас друг от друга не отлепить было! Неужели так кайфово с Чимином целоваться? — Куки, я всё помню с трудом, меня словно по башке тяжелым огрели. Я почти в отключке был, не соображал нифига. Не помню я, нравилось мне или нет. — Ой, не пизди. — Пьяно выдыхает Гук. — Ну говорю тебе. Но если, как ты говоришь, я… наяривал… — Делает паузу. — Значит нравилось. Хотя… я думаю, это всё-таки было помутнение. Вообще всё это очень странно! Я с таким никогда не сталкивался. — Задумчиво заглатывает зелёного змия внутрь, ощущая как тот своими ядовитыми парами тепло распространяет, заставляя гудеть кровь. — И я. — Поддакивает Чон. — Это какой-то феномен. — Серьёзно заявляет Намджун. — Серьёзно? Настолько ахуенно было? — Лыбится Гук. — Да я не в этом плане, а в научном. Пойми, такой зашквар с ферромонами невозможен! Меня это всё чуть не прикончило, я буквально слетел с тормозов. Такого со мной никогда не было, чтобы Я, и не владел настолько собой… Невозможно! Хорошо, что руки закованы были, иначе я не знаю… я бы наверное его там бы и порвал. — Ты, боюсь, и в сознательном состоянии порвать можешь. — Чонгук пальцем делает жест, чтобы ему и другу повторили. — О том и речь! Но в сознанке я себя контролировать могу, а тут… Мой мозг чуть не поджарился — я всё что помню, так это лютая одержимость этим зверьком. Всё! — Альфа уходит в себя, наблюдая за процессом поджига сахара на специальной ложечке. Напиток покрывается синим пламенем, даря завораживающие минуты завораживающего ритуала. — Пиздец конечно. Ну а что с меткой? Расскажешь может уж мне то? — Чон наконец подобрался к самому важному, что его гложет: он выпил уже достаточно по его мнению, чтобы воспринять любую действительность. — Тут без выбора было. — Вздыхает Нам. — Потому что не поставь я её, всё закончилось бы трагично. То, что вы ощутили с Тэхёном, когда ко мне вломились — это ещё цветочки. А вот когда в тренировочном зале от женишка, как от атомной бомбы, рвануло чистейшим ферромоном без запаха, что тут началось! Это было похоже на зомбиленд. Я не понимаю, как мне там самому башню не сорвало, как и всем остальным. Это отдельная тема для раздумий. Вообще чудо, что именно в этот момент я, со своей странным образом открывшейся сопротивляемостью организма, там был и всё так сложилось, иначе… — Намджун нахмурил брови, между которых залегла глубокая складка. — Пятнадцать перевозбуждённых альф на одного Чимина… сам понимаешь. — #@*&%!.. — Чуть не захлебнулся Гук. — Это ж просто хоррор какой-то! Что это было вообще? Что за фигня творится с Чимином? — А вот это уже вопрос ооччень интересный. И у меня на него ответов нет. Пока. — Будешь копать? — А то! Я из-за этой фигни по самые помидоры вляпался! Не уж то ты думаешь, что я теперь это так оставлю. — Весело ты живёшь, дружище. У тебя жизнь по пизде идёт, а ты вообще не тужишь. — Жизнь не только потрахушками и любовями определяется. В жизни ещё дофига чего интересного. — Как всегда в своём стиле заключил Нам. — Например, женишок? — Толкнул за щёку язык Чон. — Он тоже. — Не среагировал на его знак Намджун. — Твой оптимизм меня радует. Но я всё равно считаю, что ты попал. — Посмотрим, кто ещё больше попал. Ты вот, я гляжу, уже с головой окунулся. Что ж у тебя, дружище, с Тэхёном не клеится? Он же нормальный парень. Обычно к тебе омеги сами цепляются как банные листы, не отлепишь. А тут прям заколдованный омега какой-то. — И не говори! Перчинка меня и близко к себе не подпускает. Я уж весь шарм свой включаю, а ему и дела нет. Он меня уже и словами и кулаками вдоль и поперёк обласкал. — Усмехается Чонгук и делает очередной глоток. — Вколачивает любовь с кровью. Зато глубже засядет. — Поднимает в его честь бокал Ким. — Я думал ты чего умнее скажешь, посоветуешь… — Я по-твоему философ-романтик? Ты бы лучше к Джину с таким вопросом обратился, он бы тебе этих советов вагон отсыпал. — Точно! А кстати, где он? Вообще из эфира пропал. — Сначала уезжал на какую-то неделю моды, потом течка началась. — Откуда ты всё это знаешь? Особенно про течку… — Ты друг поменьше в облаках витай, а то весь мозг уже Тэхёном занят. Джин в инсте посты выставляет с завидной регулярностью, и ты на него подписан, так же как и я. А течка — тут дураком надо быть, чтобы не суметь рассчитать. Ты хоть у своего запомни! — Э, давай понежнее, я не виноват, что Тэша меня с потрохами купил. И кстати, у него тоже скоро течка, я это почувствовал. — Глаза Чонгука вспыхивают ярким огнём, выдавая его желание и волнение. — Ну поздравляю. В чём проблема? — В том, что похоже, у моего пупсика по интимной теме есть какой-то большой барьер. Я только заикнусь, даже в шутку, и меня тут же на десять шагов назад откидывает. Вот и нахуй мне надо так подставляться! Лучше быть там, где я есть сейчас и не рисковать. Хотелось бы знать, с чем это связано… — Так выясни. — Как? — Познакомься с его родителями, чего думать то далеко. — Ты гений! — Гук пьяно щёлкает пальцами. — Обаяй их, как ты умеешь. А ты умеешь! Расположи к себе, войди в ближний круг. А на Тэхёна действуй там, где его слабости. Что он там любит? — Покушать. — Широко улыбается Чонгук, вспоминая сцену в столовой, которую он украдкой подсмотрел, как тот с аппетитом кушает. Что там говорить, он был заворожён и количеством порции и горящими глазами Тэ: то как он умильно жевал и смеялся, с кем-то разговаривая. Но особенно его взяло за душу (и не только), как перчинка облизывал свои пальчики. — Два сапога пара. — Ухмыльнулся Нам. — Это да, аппетит у моего пупсика на десяточку. — Подтвердил альфа. — Давай уже, не сиди на жопе ровно, раз тебе без него свет не мил, выясни все его предпочтения. Цветов пока не дари. — Ухмыльнулся Нам, на что Гук выпятил челюсть. — О, предложи ему щенка! Ты говорил, у тебя там окатилась какая-то сука на конюшне. Уж животинку то, думаю, он не выкинет! — Бля, Нам, да ты сегодня копилка идей! — Вмиг проясняется Чон. — Я всегда такой, это просто ты от любви отупел совсем. — Можно подумать, тебе это вообще не грозит. — Не грозит. У меня дел по горло, к которым теперь ещё ответственность за женишка наложилась. — Кстати о нём. Тебе что, Чимин и правда совсем не нравится? — Чон проводит пальцем по ободку бокала. — Он ещё будучи бетой выглядел… ну как игрушка! А теперь, когда все сдерживающие рамки отпали, боюсь все альфы за ним табуном побегут, только следи! — У него моя метка, не побегут. — С серьёзным видом отрезает Намджун. — А да, ты же его пометил… всё забываю. — Цокнул Гук. — Везде-то ты успеваешь. Чимин реально милаха, но мой пупсик в миллион раз лучше! Но ты всё равно не думай, что не найдутся отмороженные, которым и метка не метка. Слишком он невинно-сладкий, а с двойным запахом вообще будет как магнит. — Как найдутся, так и исчезнут. — Бокал громче обычного ударяется о деревянную столешницу. — Ревнуешь? — Стреляется взглядом в друга Чон. — Это дело принципа. Если я его пометил — все должны это воспринимать как данность и уважать. Я своего не отдам, за своё я руки вырву и в жопу засуну. — Сужает глаза Намджун, в его глазах снова отразилось синее пламя, которое стало лизать кромки бокала, своим танцем напоминая альфе вращение маленького омеги в объятьях полотен. — А если Чимин сам захочет к другому… — Не сводит взгляда Гук. — Перехочет. Я что-нибудь придумаю. — Ты ж не собственник, насколько я помню. — Хмыкает Чон. — Тут дело не в собственничестве, а опять-таки в принципах. Для меня это не шутки, я его пометил! Да, не от жажды светлого будущего и не от великой любви. У меня на это фактически выбора не было. Но я не потерплю, чтобы он был с кем-то другим. Внутри меня его часть, его кровь — и она мне уже покоя не даёт. И я не представляю, что будет дальше. Не скажу, что меня это радует, но и не пугает. — Безрадостное будущее у Чимина вырисовывается какое-то… — Вздыхает Гук. — Только стал омегой, а уже к такому каменному воину попал, так сказать без вариантов. Мне его жаль. — Мне тоже. — Странно смотрит в зелёную жидкость Намджун. — Я не изверг, но если он с другим будет — у меня мозг взорвётся, я это чувствую. Уже по швам трещит… А он мне нужен, он мне дорог. — Кто? Чимин? — Пьяно смотрит на друга Гук. — Мозг! — Тоже с некой пеленой на глазах отвечает Намджун. — Однако говоришь так, что тебе на него не всё равно. — Лезет обниматься Чон. — Конечно нет. Но не выдумывай себе лишнего. — Наигранно кривит лицо Нам и легко отталкивает друга. — Вот честно, я не ебу что тебе делать… — Я и сам пока так же. — Снова делает глоток альфа. — Будем решать вопросы по мере их поступления. — Кстати был я у Чимина дома, доставил его в целости, можешь не волноваться. И я тебе скажу, обстановка там… какая-то, мягко говоря, не здоровая. Родственнички у него скользкие. Просто не люди, а пресмыкающиеся. Но не простые, а знаешь такие… с умыслом. — Вот значит как. Интересно. — У меня сложилось впечатление, что им вообще похуй было на него и течку. А его братан вообще бессмертный… сука. — Что такое? — Да оскорбил моего Тэшу, мудило. Только перчинка меня и сдержал прямо там от расправы, но я это так не оставлю. — Зло сощурил глаза Гук. — Спасибо за инфу. — Ох, дружище, я кажется, перебрал. Пойду отойду, просвежусь. — Чонгук встал на ноги и закачался. — Валяй. — Нам хлопнул друга по заднице и ухмыльнулся тому, как тот побрёл на выход, удерживаясь за всё, что только можно. *** Уже неизвестно какой по счёту бокал абсента приятно обжег горло своими зелёными жалами, захватывая в плен сознание, уводя от дум, от призрачных надежд реального мира. Намджун выдыхает полынь напитка. Он и сам соткан из этих горьких нот, запахи смешиваются снаружи и изнутри — кругом зеленая пелена, накрывающая окружающее пространство и создавая причудливые узоры и образы. В одном из таких неясно читается тонкое, легковесное крылышко — оно почти прозрачное и невесомое, подрагивает из-за наполненного до краёв бокала. Намджун смаргивает и переводит взгляд в сторону. Открыв глаза пошире, он различает белоснежные зубы — кто-то во всю ширь улыбается ему сейчас. Но кто это и к чему — как-то не особо разобрать — однако, кажется, и сам улыбается в ответ. В ответ на улыбку он слышит тонкий хихикающий голосок, однако он исходит не от белозубого, а всё от того же треклятого бокала. Нам снова поворачивает голову, уже более резко, сосредотачиваясь на звонкой трели и щуря глаза. «Кто там такой наглый и писклявый?» — думает он и видит уже более отчётливо два кружевных крылышка. Ему же это не мерещится? Он трёт глаза и снова наводит фокус — нет, всё верно, вот они — трепыхают. «Откуда здесь бабочки?» — осеняет Намджуна и он тянет руку к бокалу. Но вдруг неожиданно останавливается на полпути, потому что видит, как из-за кромки поднимается маленькая изящная ручка, переваливается за бортик бокала и опускает крохотные пальчики в зеленую жидкость. Далее они начинают плескать алкоголь в его сторону, играя с Намджуном, откровенно словившим в данный момент бледного. «Какого хуя происходит?» — проникает в его подсознание умная мысль. И только он так подумал, ручка останавливается и из-за края появляется обиженная мордашка. Нам вытаращивает до предела свои глаза, ведь эта умильная мордаха принадлежит никому иному, как Пак Чимину, и сейчас он оттопыривает нижнюю губу, потешно скорчив обидчивую гримасу. Намджун, не смотря на весь абсурд происходящего, всматривается в мини Чимина, пытаясь понять — где тут глюки, а где правда. Всё вполне очевидно, но только не для него — слишком качественная и детальная иллюзия. Волосы у мини Чимина зеленоватого оттенка, немного длиннее, чем в реальности, а из-за аккуратных, будто специально уложенных вихров выглядывают острые кончики ушей. Глазки его сверкают лукаво — он явно затеял какую-то игру. — Долго ещё будешь рассматривать? — хихикает Чимин. Вот откуда эти звонкие бубенцы смеха! Намджун открывает и закрывает рот, пытаясь подобрать слова, но не находит что ответить. Всё это конечно бред, но такой необычный, что стоит того, чтобы пока не отключаться. — Может мне тогда выйти полностью — рассмотришь уж целиком? — Игриво вопрошает Чимин и плавно вытекает из-за контура бокала, расправляя плечи и крылышки, которых оказывается ровно четыре — все полупрозрачные, словно собранные из тончайших драгоценных пластинок в причудливый витраж — они преломляют свет и излучают искристо-зелёный свет. Он слепит и Нам автоматически прикрывает глаза предплечьем руки, пытаясь адаптироваться к мифическому сиянию. Быстро привыкнув, он медленно отводит руку, думая, что видение уже наверняка рассеялось — но встречается с взглядом двух ярко-зеленых глаз, которые тут же превращаются в полумесяцы. Пока бестия Чимин хохочет, Намджун поспешно рассматривает эту персональную галлюцинацию: зелёный фей бесстыже прекрасен и полуобнажен — это мифическое существо с четырьмя крылами и в обтягивающей одежде. Скроена она очень причудливо: загадочная переливчатая ткань основного зеленого глубокого подтона, с различными оттенками, меняющимися от малейшего движения, освещения и, такое ощущение — даже от настроения самого обладателя — словно это и не ткань, а какие-то искусные чешуйки от крыла экзотической бабочки, когда смотришь на них под микроскопом. Ткань то оплетает тело в местах, где нужно скрыть недопустимое, придав полузавесу тайны, то вдруг прерывается, тянясь ловкими нитями, создающими невероятно красивые искристые узоры — будто это и не одежда вовсе, а вторая кожа. На лодыжках прекрасного создания сверкают браслеты из каких-то маленьких кристаллов, которые издают легкие трели при малейшем движении ножек и сверкают в такт, словно тысяча звёзд. Из таких же звёздных камней сделаны браслеты, что качаются на тонких запястьях и даже оплетают полуобнаженную грудь, сходясь тонкими нитями, соединяясь, переплетаясь и уходя за спину — будто на нём какая-то кристальная портупея — невесомая и сказочно красивая. Ступни Чимина обнажены и шествуют невесомо, словно он и не весит ничего — хотя так оно и есть, ведь он морок воображения. Или нет? Нам сидит завороженный, с открытым ртом, а Чимин вдруг закусывает губу и, будто в замедленной съёмке, томно подмигивает. Нам смотрит за своё плечо — может это предназначается не ему вовсе — и переводит вопросительный взгляд, указывая пальцем на себя. — Пффф — разочарованно вздыхает фея Чимин. — Какой же ты непонятливый, когда это так нужно. — Он мило дует губки. — Ты кто такой? — задаёт вопрос Нам; нет, он конечно видит, что внешне это Чимин, но почему он такой крошечный, и при этом так откровенно одет? — Не узнал? — наигранно удивляется фея и стреляет глазками, заставляя Намджуна основательно проморгаться. — Чимин? — Почти… — загадочным шепотом отвечает мотылёк, перебирая малюсенькими пальчиками искристые камешки на груди. — Глюк? — усмехается Нам «так и знал… допился!» — Опять таки, почти… — продолжает улыбаться Чимин и добавляет, видя обескураженное лицо альфы. — Скажем так, я часть тебя. — Почему же… — Ты видишь именно мой образ? Потому что я тебе нравлюсь! — Выдаёт он безапелляционно. — Я не мог больше скрываться от тебя. Это хорошо, что ты столько абсента выпил, а то бы я не смог выбраться наружу — у тебя крепкий мозг, должен тебе сказать! — Он захихикал, а затем начал, смотря в упор, очень эротично облизывать соблазнительную верхнюю губу, похожую на розовый лепесточек. — Ты что творишь, люди ведь вокруг! — вмиг спохватывается Намджун, протягивая руки и прикрывая Чимина от посетителей, на что получает очередную порцию заливистого смеха. — Боишься конкуренции, львёнок? — заиграло бровками похотливое существо. Намджун теряется — «в смысле львёнок? В смысле конкуренции?» Чимин, уловив секундное замешательство, тут же приблизился вплотную и начал внимательно изучать рельефы больших рук альфы. Эмоции на его лице менялись как диафильм — от игривых, до вдумчивых, а потом к каким-то вожделенческим. Нам не стал прерывать такого откровенного процесса, потому что и сам засмотрелся на существо — «не, ну правда, почему он такой реально нереальный?» — Чего тебе дались мои руки? — всё-таки не выдерживает Намджун. — Они же не из золота. — О нет, ты не прав — Не согласился Чимин и вдруг ловко улёгся на кисть руки, обвивая запястье своими стройными ножками. Он лежал как какая-то грёбаная наложница на топчане — обвивая его руку так — будто это предел мечтаний для таких существ как он. У Намджуна даже дыхание спёрло от такой откровенности. Простите, но ещё никто не смотрел на его кисти так, будто собирается их трахнуть. Мини Чимин оглаживал своими ладошками его пальцы с такой тоской и нежностью, что даже захотелось пойти отлить. Он обводил своими маленькими пальчиками Намджуновы — палец за пальцем — аккуратно, неторопливо и вдумчиво, будто даже что-то планируя в своей маленькой безумной головке. — Эти руки — золотые, Намджун! Знаешь, когда придёт время — используй их со всем имеющимся мастерством! — не прекращая странных речей, будто в какой-то горячке, фея спустился и стал уже более страстно оглаживать венку, что змейкой проступала под мягкой кожей. Он игрался с ней, чёрт возьми, словно со своим ручным питончиком — от такого зрелища Нам чуть не начал писать кипятком «сука…» — Не делай так! — ошарашено проговорил альфа. — Почему же? — с лёгким удивлением в голосе спросил Чимин, не прерывая своего действия шаловливыми пальчиками. — Во-первых, потому, что у меня от всего этого подступает. — О! Что же подступает? — игриво полюбопытствовал фея, вмиг оживившись и переключившись на интересную тему разговора. — Позывы в туалет. Слышал о таком? — осадил охальника Нам, на что Чимин разочарованно выдохнул. — А во-вторых? — с надеждой спросил он. — А во-вторых — тупо щекотно. — Поставил точку альфа. «Ну и ладно» сделал лицо фей. Налюбовавшись и наигравшись досыта, Чимин вдруг легко поднимается вверх на уровень лица альфы и начинает так откровенно-пожирающе смотреть на губы, будто сейчас поцелует их. — Ты что собираешься де… — не успел договорить Нам, как фея коснулся своей ладошкой его губ. — Тшшшш! Не порть момент! — улыбнулся Чимин и хищно улыбнулся, не отрывая взгляда. — Мал ты ещё для такого. — Ухмыльнулся Намджун, всё же нагло прерывая задумку странной феи. Тот приземлился обратно на столешницу и надул щёчки, сложив руки в замок. — Ты не похож на Чимина — Добавил ложку дёгтя в разговор Нам. — Почему это не похож? — Внешнее сходство ещё ни о чём не говорит. — Умно проговорил альфа, поднимая указательный палец к потолку. — Манеры у тебя распутные, а Чимин нормальный парень. — Заключает он и щелкает пальцами «вот мол тебе аргумент». — Много ты о нём знаешь! Думаешь, ты имеешь понятие какой он? — Веселясь, опять подмечает растерянность Чимин и тычет в свою грудь, отчего камешки вздрагивают. — Я, часть тебя! Я не могу врать! — Ау, я пьян, я могу сейчас не только врать, но сочинять всё, что в голову взбредёт. — Я такой, каким ты хочешь меня видеть, милый. — Победно улыбается фей. — Прости, конечно, но о Чимине я в таком ключе не думаю. — Усмехнулся Намджун. На это фей без слов просто указал на себя, обводя указующим жестом правой руки. Мол, смотри воочию — я выгляжу именно так, а не как-то иначе. — И ты совсем не хотел бы сейчас меня хлопнуть по попке? — Вдруг вопросительно обратился он, выпячивая округлую пятую точку, обтянутую зеленой искристой тканью так плотно, что из-под неё четко определялись все изгибы мышц и мягкие выпуклости. Намджун прикрыл глаза на короткий миг. — Смотри, какая она классная! — Чимин легонько ударил себя по ягодице ладошкой, от чего та пришла в лёгкое движение. — Ты охренел? — выпучил глаза Нам. — Ты такой забавный! — Я забавный? Ты что несёшь, насекомое! — уже вовсю возмущается альфа, делая непонятное движение рукой. — Ты самый забавный, кого я знаю. — Голосок Чимина такой звонкий, что в ушах начинает пульсировать до боли. — Любишь отрицать очевидное. — Ты кто такой вообще, чтобы так говорить со мной? — Нам уже хочет махнуть в сторону ополоумевшего видения, как натыкается на обиженный взгляд больших глаз. Чимин сейчас такой трогательный, крохотный и одновременно соблазнительно-прекрасный. Как возможно такое сочетание сразу в одном существе — Наму не понятно. Его расплывчатые черты переливаются тысячью огней загадочных звёзд — они собираются воедино и разворачиваются в сторону, качая при этом чувственными бёдрами. «Чёёёррт!» «Обиделся? Уйти желает? Куда идёт, так решительно?» Не поступь, а лёгкий танец — наверное, он прав — миниатюрная копия реального Чимина. «А разве он такой? Если да, то…» «Нет» — стряхивает хмельную мысль Намджун. — Ты куда? — пьяно бубнит он вслед хрупкой спине, на которой подрагивают невесомые крылышки. Они вдруг начинают быстро-быстро порхать, будто кто-то включит миниатюрный моторчик, и поднимают сказочное тельце в воздух. Чимин зависает в красивой позе: поджимает правую ножку в колене и выгибается в изящную S-линию — отчего едва прикрытая тканью попка делается ещё округлее, а талия тоньше. Намджун сглатывает — нет, он не словил белочку, он словил зелёную фею. Полынь, полынь вокруг — кружит жгучими потоками, пронзает всё, с чем столкнётся и оставляет свой камфорный аромат невидимыми следами. Фея оборачивается и хищно ухмыляется, точно задумала какую-то шалость. А затем летит в направлении чужого плеча, что недавно принадлежало улыбающемуся парню. Садится на него и снова, с вызовом, смотрит на Нама. «Что делать собрался?» Чимин изящно забрасывает ногу на ногу, слегка покачивая ступнёй — браслетик на изящной лодыжке дразняще сверкает, глазки хитрющие. — Ты что задумал? А ну-ка слезь! — приказным тоном сказал Намджун, обращаясь к распоясавшемуся фею, что так нагло сидит на плече незнакомого альфы. Парень напротив с удивлением посмотрел на Нама, а потом уловив пьяный взгляд — ухмыльнулся уголком губ. Но Чимин только начал свою игру. Свой, только ему понятный танец — сидит и выводит плечиками красивые линии, покачивается в такт только ему слышимой музыке. Музыке воспалённого воображения и опаляющих грёз. Грудная клетка то вздымается, то опускается — вверх-вниз, вверх-вниз. А потом влево-вправо — так красиво описывая дуги, что того гляди сердце выпрыгнет. Кристаллы, рассыпанные по груди тонкими нитями — покачиваются, создавая невероятную, кружащую и спутывающую мысли вереницу — оплетают прекрасную грудь и упругий животик, танцуя соблазняюще. Бёдра мини Чимина подрагивают, двигаются в такт всему телу — так неприлично и так завораживающе — будто не на плече сидит, а раскачивается на чьих-то бёдрах от удовольствия. «Что?» — Ээээ, с ума сошёл?! — Вскрикивает Намджун бесстыжей фее. Но это не только не останавливает паскудника, но наоборот — такое ощущение, что придаёт силы действовать более решительно. Чимин вскидывает свои тонкие ручки, похожие на гибкие ивовые прутики и, создавая волны, тянет их к уху парня. — Кто я такой, говоришь, чтобы разговаривать с тобой? — Фея Чимин выпячивает задумчиво нижнюю губу. — Поговорю тогда, пожалуй, с этим жгучим альфой. Шепну ему на ухо, что мне нравится его запах жимолости. — Жимолость? Чушь какая… это разве запах? Больше на ругательство похоже — Усмехается Нам. — А мне нравится, я почти ощущаю его на кончике своего языка. — Не ведясь на провокацию, отвечает Чимин и хитро щурится, внимательно всматриваясь на Намджуна, стараясь жадно уловить все его эмоции. — Сейчас узнаю, на что похоже… А затем вытаскивает изо рта — этого пошлого, разгоряченного рта — свой крохотный, гибкий язычок. Обводит им вкруговую, увлажняя пухлые губки, зыркая искоса на Намджуна коротким взглядом, и тянется всем своим телом прямиком к уху. Вот сейчас-то он и сделает это — лизнёт, как и обещал — своим горячим, красным язычком… Намджун не намерен смотреть на эту непотребщину — он резко подрывается с места и врезает по уху своим большим кулаком, стараясь вложить в удар как можно больше чувств. Вокруг раздаётся визг, крики, а мини Чимин со смехом ловко отлетает в сторону. Хихикает, прикрывая рот ладошкой, доволен чертёнок. — Смеёшься? Мой запах лучше! — Сердито восклицает Нам и со всей силы бьёт кулаком по столу, отчего зелёная жидкость в подпрыгнувшей рюмке расплёскивается на стол. Мини Чимин невесомо подлетает к Наму, прямо под его сердитые очи — и легко касаясь кончиками пальцев ног деревянной столешницы — встаёт прямо под прицелом испепеляющего взгляда. Не боится его ни капли — ловит чувства альфы и, словно прочитав тайную мысль, начинает радостно хлопать в ладошки. — Согласен, львёнок, твой запах очень сексуальный… — Он на мгновение останавливается, присматриваясь к реакции. — Как и ты сам. Так врезал этому альфе, у меня аж мурашки по коже! У Нама отвисает челюсть — допился до состояния «стояния» на льстивые слова в своей собственной голове. Чимин улыбается альфе своей лучезарно-обольстительной улыбкой, томно подмигивает и начинает выводить бедрами восьмёрки, а потом подключает свои охренительно прекрасные ножки, вскидывая то одну, то другую. Танец прекрасной феи ускоряется — старается для него. Дааа, таких качественных, мифических химер Нам ещё никогда не ловил и, возможно, больше никогда и не словит. Поэтому стоит насладиться тем отведённым временем, что у него сейчас есть. Правда? Он облокотился о свою крепкую, мускулистую руку, обвитую сетью вен и, улыбаясь ямочками щёк, стал наблюдать чудный танец, предназначенный только ему одному. Никто не увидит, только он! Кто-то пытается ему помешать, хватая сзади за плечо, но тут же с лёгкостью отлетает, встречаясь с полом. «Какого хрена посмели мешать?» Где-то на заднем фоне, в районе потолка включается следующий трек (Dena — Cash, Diamond Rings, Swimming Pools) и мини Чимин тут же подхватывает новый ритм — смотрит на альфу пристально, взгляд не отводит, смеётся, а телом создаёт шедевры, которые только он один может сотворять. Движения феи невероятны — он такой страстный, просто до дрожи. То резкий, как порывистый ветер, то плавный, как водный поток, но неизменно точный и проникновенный. И всё смотрит, смотрит, смотрит прямо в душу — то с серьёзным лицом, пробирающим до мурашек, то с лукавой улыбкой — довольный собой и вниманием Намджуна. Добился своего, мотылёк. Полуобнаженное тело подрагивает в зелёных лучах — гибкое, прелестное, завораживающее — точно так и есть — сказочное существо из мира наркотических грёз. Сознание Намджуна едет куда-то далеко, но отключаться не желает — не время ещё. Под музыку абсента летят ещё парочка альф, пожелавших вмешаться в их с феей немой диалог глазами. Нам скручивает чью-то руку, слыша приятный хруст суставов, при этом даже не разрывая взгляда с мини Чимином. Дааа, допился до устойчивых галюнов и ни о чём не жалеет. К вип-клиентам отношение в заведении трепетное, но когда охрана, следующая инструкции, начинает заканчиваться — подключаются резервные «возможности». Никто не хочет проблем, нет желания иметь неприятные последствия. Подоспевший администратор заведения резко бледнеет, узнавая Намджуна и быстро набирает номер, жестами показывая не лезть к набравшемуся альфе, справиться с которым оказалось весьма непростой задачей. Наму подливают ещё — рюмки возникают словно ниоткуда — есть надежда, что гость сам отключится и принесёт тем самым всеобщее облегчение. Но пока Намджуна никто не трогает — всё вроде бы вполне сносно. Пострадавших посетителей потихоньку растаскивают по углам, дабы идентифицировать помятые и раскрашенные лица и оказать первую помощь. Вырубившихся охранников оттаскивают в подсобные помещения — ничего, не впервой. — Я нравлюсь тебе, нравлюсь — звонко хохочет фея Чимин, забираясь в пустой бокал из-под мартини и свесив оттуда ножки. Он похож на зелёную жидкость в своём нереальном переливчатом одеянии, что вроде есть на теле, а вроде её и нет — тонет в прозрачном сосуде — горький эликсир, что плещется весельем и раскачивает ножками. Кокетливый и раздражающий тайные мысли одновременно. Шлёт воздушный поцелуй и снова издевается над сознанием — Нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь! Хи-хи-хи. — Иди к чёрту! — Уже бесится Нам. — А ты меня возьми, — делает паузу Чимин — да прогони! — Издевается в ответ он. — Как? Ты ж приставучее наваждение! — Ты знаешь как! — Внезапно вспыхивает зелёным огнём фея, злясь на глупого альфу. Глаза вмиг делаются недобрыми, полыхают. Чимин встаёт в бокале во весь рост и складывает ладони лодочкой. Они тут же каким-то загадочным образом наполняются зелёной жидкостью, которая загорается всполохами зеленого и синего. Языки огня лижут маленькие ладошки, но не причиняют никакого вреда. Чимин взлетает и, приблизившись к лицу Нама, зависает на уровне губ. Искушает взглядом и каким-то немым призывом. Намджун всё понимает, он согласен отключиться и всё отпустить на откуп зелёному наркозу, полыхающему в руках феи. Альфа размыкает губы, а Чимин подносит к ним свои ладошки — вливает туда пленительный яд, который никак не желает заканчиваться, словно там была не жалкая капля, а целый океан. Глаза Чимина порочные, смотрят жадно, упиваются — зелёным огнём обжигают — самым страшным из всех виданных человечеством. Они не плоть умеют сжигать, а саму душу. Чтобы больше никогда не возродилась — ни в одной из будущих жизней. Только если вместе с ним — огненным, ядовитым. В одно короткое мгновение в глазах мини Чимина что-то сверкнуло сиреневой искрой и от этого всё вокруг заполыхало. Стало светло как днём и жарко до безумия. Огонь перекинулся на стойку бармена, оттуда на полки, ловко перепрыгивая с одной на другую и взрывая бутылки с алкоголем, мелкими осколками осыпаясь на пол и забирая зелёными языками всё окружающее пространство. Горят люди вокруг, разбегаясь кто куда, горит изнутри Намджун — ему обжигает горло, желудок, сердце, мозг — уже почти добралось до души. Хихикая при этом звонко, серебряными колокольчиками. Танцуй, танцуй. Умирай, умирай. И тут сквозь толщу подбирается знакомый запах сандала — почти забытый, словно из детства. Этот запах связан с надежностью, родной кровью и принятием — какое бывает у близких душ. Его обхватывает альфа, пытаясь сдержать — сильный альфа, мускулистый, но Намджун всё же сильнее и мощнее — скручивает за спиной руки, показывая что никто не властен сейчас над ним, только зелёная фея — бестия сумасшедшая. Удушает в ответ всепроникающим ладаном, что сплетается с полынью, создавая подавляющее волю облако ферромонов. Руки скованного Намом альфы трещат, голос взывает. Но не о пощаде просит, а пытается вытащить на поверхность сознания, кидая спасательный круг из общего прошлого — забытый в мороке зеленого тумана, но такой дорогой и родной, что острыми иглами вонзается в дутый шар, разрывая плотную оболочку и выпуская отравленный газ. Чёрные глаза на миг оживают, глаза расширяются, вспоминая животно-бальзамический сандал друга, согретый солнцем самого детства. Руки ослабляются. Голос становится слышимым. — Нам! Нам, послушай меня! Это я, Чонгук! Твой друг, Куки! Намджуну возвращается его частица, способная ослабить крепкую хватку мотылька. Чон тут же пользуется моментом, разворачивается, смотрит в глаза обеспокоенным взглядом. Из-за плеча друга Нам видит показавшуюся крылатую бестию, которая в последний раз посылает ему томный воздушный поцелуй, игриво подмигивая и, шепча: «увидимся в зелёных снах» и исчезает за чёрной шевелюрой Чона, проводя при этом крошечными пальчиками по густым локонам. Намджун даёт лёгкий тычок в то место, где только что была рука Чимина и резко притягивает к себе друга. — Всё, пакуй. — Спокойно произносит Нам, словно и не пьян вовсе. Но дальше сознание пропадает, как и последующие воспоминания.