Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Порой живёшь-живёшь и, разнежившись в размеренном, уютном настоящем, забываешь, что иногда прошлое может настигнуть тебя в самый неподходящий момент. Например, внезапно выскочить из-за угла. Нет, прошлое, конечно, по природе своей не может вот так идти впереди настоящего, но мы, как носители собсвенных поступков и их последствий — таскаем на себе отпечатки прошлого, а потому оно всегда может свалиться грузом прямо сверху, расплющивая своей тяжестью, как есть, посреди недовершённых дел и планов на будущее. Так и случилось утром нового дня: и вроде тучи после вчерашнего дождливого дня развеялись, и на улице легко дребезжит солнышко, но рингтон телефона всё меняет: сгущает, перекрашивает — переворачивает с ног на голову. Именно таковым явилось утро Кима Кёнхо: звонок из прошлого — такой тягостный и неприятный, окунул в досадные воспоминания с головой. Глава семейства сидел на краю кровати, обхватив руками голову: из ванной доносился не шибко мелодичный, но такой любимый голос Лана, что обожал напевать глупые песенки, принимая утренний душ. Взбалмошный муж, но такой любимый и довольный — всё для него, всё для спокойной и счастливой жизни. А так же для своенравного и упрямого сына Намджуна, влиять на которого совершенно невозможно… причём уже очень давно. Кёнхо готов признать, что его отпрыск вырос сильным и самостоятельным альфой — он в своё время много давил на него, пытаясь выковать правильную, по его мнению, личность, однако тот оказался сильнее навязанных правил. Он уже понял, что его сын по своей сути — человек с титановым стержнем, и это помогло ему рано выбраться из-под опеки и контроля, а так же привить свои правила, вместе с уважением. Намджун один из немногих людей, с чьим мнением Кёнхо считается. И это многое значит. А потому… легко не будет. Только не с Намом. Но как вот ему теперь с ним говорить? Как сообщать эту новость? Один звонок и жизнь дала трещину. Да, он наделал в своё время делов, как хороших, так и не очень — но он зубами выгрыз своё будущее, он всё сделал для успешной жизни своей семьи — в этом его никто не сможет упрекнуть. Ошибки у него тоже были, да ещё какие… Но разве он за них ещё не расплатился? Похоже, что нет… и жизнь только что дала об этом чётко понять. Из душа выходит разморенный и весёлый Лан, но улыбка вмиг стирается с лица, когда он видит нахмуренного мужа, что сидит словно прибитый каким-то тяжёлым грузом — и ведь пол часа назад всё было хорошо. Что же произошло, пока он совершал утренние процедуры? Омега подходит к Кёнхо, поднимает своими руками его лицо, смотрит на того внимательно, пытаясь что-то прочитать, и прижимает к себе, как второго сыночка. Неприятности — и этим всё сказано — причём крупные. Лан стоит, обняв своё сокровище, драгоценного мужа, что всегда был ему опорой и стеной, и дарит в ответ своё соучастие и ту самую нежность близкого человека, которые сейчас так нужны его второй половинке. Он чувствует его тяжелую ауру, всегда различает все оттенки настроения и понимает, что сейчас нужна тишина и простые объятья — у его мужчины случилось что-то непредвиденное и очень неприятное. Всякое бывало, но тут… как-будто что-то особенное, связанное с семьёй, а Кёнхо (и, наверное, только Лан это знает по-настоящему) к такому очень чувствителен. Для него семья — это всё. — Лани, позвони Намджуну, узнай у него… что у него за омега. — Голос главы семейства такой уставший, словно он давно взвалил на себя неприподъёмную ношу и ссейчас она давит как никогда. — Хорошо, милый. — Лан гладит любимого по волосам, сам заряжаясь тревожным состоянием, он старается разделить и облегчить его эмоции, потому что по-другому не может, потому что так нужно, так того требует его душа. — Расскажешь в чём дело? — Это сложно, любимый. Я хочу… просто хочу, чтобы всё было хорошо. Поговори с ним так, как только ты умеешь. Ты же у меня мастер выворачивать мозг наизнанку. — Лан цокает и легонько ударяет мужа по макушке. — Грядут перемены, пушистик. — Не пугай меня так, Кёни. Это как-то связано с Намджуни? — Обёрнутый в полотенце Лан отходит к окну и массирует пальцами влажную голову. — Связано. — Коротко подтверждает муж и хмурит брови. — Но не только с ним. — Как же? С кем ещё? — Со всеми нами… Сегодня прибудет гость, вот и поговорим, узнаем — куда именно повернёт наше будущее. *** Проснувшись, а по ощущениям будто и не спал — первое, что запульсировало в голове Намджуна — это ощущение абсолютной неправильности. Чего именно? Жизни? Вчерашнего дня? Сказанных слов? Совершëнных действий? Сотворëнных поцелуев? И вроде настрой на всё был верный, и желания благие — а вышла какая-то абра-кадабра. Сев в изголовье кровати, альфа потёр всё так же гудящие виски. «Что за напасть? Это наказание такое? Никогда голова так не болела!» Взяв в руки планшет и вставив в уши айрподы, он принялся прослушивать записи с прослушки. И отвлечётся и заодно послушает, что там дома у Чимина творится. В прямом эфире наблюдалась тишина, то ли все ещё спали, то ли находились в другой части дома. Просмотрев динамику звуковых дорожек, он выделил те, на которых имелись наиболее длительные и напряженные пики (значит, здесь велись какие-то разговоры) и начал их прослушивать. По большей части не было ничего интересного и важного, за совместными завтраками и ужинами о Чимине даже не упоминали — «хороши же родственнички, у них член семьи пропал, а им как будто так и надо». Исключением был только один момент, когда Хун злобно ворчал о том, где может находиться, дословно: эта тварь — «а за тварь ответишь» и, собравшись кому-то звонить, ушёл с кухни. «Значит, всё-таки, ищут моего маленького зверька… И, судя по всему, пока не знают, что он у меня». Нам сощурился, посмотрев на чёрные зеркальные панели над головой «если всё же семейство Паков как-то связано с Ханьюлом, то это ненадолго и скоро узнают. Возможно, и представитель славного дома Минов — дон Юнги, скоро пожалует на разведку. Хотя… с их стороны это было бы подставой своего человека. Вопрос, знают ли они уже, что я как-то связан с Чимином. Большая вероятность, что да — в универе итак все только о нас и гудят. Они должны будут прошерстить информацию по месту учёбы в первую очередь. С другой стороны — они наверняка не в курсе, что я знаю о Ханьюле, ведь это секретная информация… Значит они не будут думать, что я как-то свяжу приход Юнги с их общей совместной деятельностью. Что ж, будем ждать ответных действий и делать по ним вывод». Нам прислушался к звукам за дверью. Там явно что-то происходило: доносилось какое-то мерное шуршание. «Что он там делает?» альфа затаил дыхание, прислушиваясь — он даже ощутил себя кем-то вроде хищника на охоте: сейчас он откроет дверь и как напрыгнет на свою маленькую жертву, хватая в охапку. Шуршание не прекращалось, и от этой посторонней, не свойственной его дому суеты, от присутствия с утра в его квартире кого-то живого… Нет, не так: от этого взломавшего его повседневную действительность маленького омеги, что выдавал своими действиями своё присутствие рядом, вдруг сделалось так необъяснимо волнующе на душе, что снова сильнее обычного заколотило сердце. А внутренний зверь, что уже давно проснулся и учуял запах лаванды и кардамона — метался по кругу в тесных стенах груди. Нахлынуло. Ворвалось вчерашним дождём, нещадно поливая сверху. Эти капли на фарфоровом лице, эти манящие, мокрые губы и дрожащие веки со стрелами длинных ресниц… И что же тут абсолютно неправильного? Что из того, что произошло? И что ему теперь делать? Извиняться за поцелуй (поцелуи вообще-то)? Но когда и кто извиняется за то, что кажется чертовски приятным и правильным? Хотя нет, снова не так: скорее всего, не совсем правильным… или правильным лишь наполовину, потому что «принято и одобрено» было лишь с его стороны. Но, если быть уж совсем честным — то с такими интимными моментами это так не работает, потому что это не еда, разделённая по двум мискам. Тут один котёл — и варятся в нём совместно, и если процесс вдруг происходит без обоюдного согласия и желания одной из сторон, то ответственность за совершённое берёт на себя полностью подающая сторона, но уж никак не принимающая. А Чимин не принимал и не желал этих поцелуев — это точно, это ясно как день! Поэтому неправильно — как ни посмотри. И от этого внутри неприятно и жжёт. Всё что ощущал в ответ Нам в тот момент — это лишь сплошное смятение, испуг и потрясение омеги. «Видимо я его настолько пугаю, что он вообще ничего не может чувствовать! Но, чёрт возьми, откуда такой страх? И что с этим делать?» Весь этот груз вмиг навалился на поникшего Нама на его свежую (хотя по факту — неожиданно потяжелевшую) голову… и на душе стало как-то очень угнетающе. И эти неясные чувства обуревали альфу почему то гора-аздо больше, чем то же чувство вины, которое он должен был бы, по идее, испытывать за свою несдерженность перед этим невинным крохой. Но увы, вины по ощущениям было совсем по минимуму. Ну ладно, извинится он, с него не убудет, но выглядеть-то всё это будет, прямо скажем… не искренне. «Извини, что снова поцеловал тебя. Мне просто… понравилось это делать». Так, конечно, более правдиво, но есть предположение, что Чимин это не оценит и не поймёт. Всё станет только хуже. «Дикий, дикий зверёк! Несносный мальчишка!» По сути, Намджун о подобном даже никогда не заморачивался. Просить у омеги прощения за поцелуй? Смешно… Он же мужик, а не рафинированное и изнеженное существо. Да и претензий никогда не поступало, пусть порой поцелуи и срывались без спросу. Всё это было делом обычным — естественным и не отягощённым чувствами и смыслом. Но чем же оно всё отягощего теперь? Что изменилось? Почему он так запаривается о правильности и неправильности? Почему его так гнетут задетые чувства Чимина? Почему мысли, как шальные пули — всё стреляют по нему же самому? То, что теперь волнует его как альфу — угнетает омегу. И это неприятно, это задевает мужское самолюбие, разъедает кислотой то место, где говорят, находится что-то навроде сердца. И как он теперь понимает терзания Чонгука… Но у друга то любовь, истинность и все вытекающие последствия. А у него что? А у него всё та же непонятная абра-кадабра. Но от этого не легче… И самое постыдное — что даже вот такие, украденные, выбитые можно сказать, с кровавыми ранами поцелуи… эти поцелуи с Чимином (именно с ним, только с ним, и чтобы в главной роли был именно Чимин) заставляют внутри Намджуна плясать чертей и оживать доселе спящими ледяными снами непонятные ощущения. Чувство живости — знаете, такое… даже детское, когда за любым поворотом — приключение, а в каждой новой незначительной детали — открытие. И целый мир вокруг — такой безграничный и бурлящий, волнующий душу, словно он весь для тебя! Это безумство конечно, но ему до скрежета зубов хочется… (непонятно чего на самом деле) но, во всяком случае — продолжать просто раскачивать эту совместную лодку, в которой уже сидят он и Чимин, дальше. Главное, чтобы не было стагнации, остановки, никуда не ведущего штиля! Он будет грести, он будет тянуть, потому что… знаете, тащить груз своих собственных ощущений гораздо приятнее и правильнее, несмотря на то, какой бы тяжелый этот груз ни был. Это конечно всё смешно и слишком ново для Нама, чтобы он просто так взял и поверил в какие-то чувства внутри себя, но Пак его определённо будоражит, разгоняет застоявшуюся кровь — заставляет ощущать бурный прилив жизни. От этого он и сам живее становится, а раны — это мелочи, издержки. Тем более что шрамы украшают мужчин. Извиниться стоит за слова — вот за что! Постараться, попытаться снова всё объяснить… вот что важно сейчас. «Но ведь опять не поверит, вредный мальчишка, упрётся руками и ногами. Такой маленький, а такой упрямый зверёк» — Намджун невольно улыбается своим же мыслям, но тут же стирает ухмылку, ведь на самом деле радоваться пока, в общем-то, нечему. К тому же надо решать вопрос с этим суженым-ряженым Чимина «кто он такой вообще, что за хрен с горы?», а ещё с родственничками омеги, безоговорочно наследившими в его тонкой душе «с братцем я слегка пообщался, но там ещё есть более крупные крысы». А ещё надо узнать, как вся история связана с Юнги и его отцом. Куда пролегает этот криминальный след? Каковы мотивы и цели и почему они все вертятся рядом с Чимином? И что из всего вообще стоит говорить Паку, а что оставить за кулисами? Намджун решает, что не должен усложнять жизнь Чимина, да ещё к тому же и не понятно, с чем он имеет дело. Наговорить то он всегда успеет, а разгребать — всегда дольше. Поэтому, оставив «грязную часть работы» на себя, он натягивает на тело мягкий махровый халат и выходит, наконец, из своих покоев (логова паука, как назвал про себя Чимин). Помятый и не выспавшийся, но полный решимости альфа, топает до кухонной зоны, да так и столбенеет от вида возле края острова. Маленькая, округлая пятая точка в обтягивающих леггинсах, слегка прикрытая краем футболки, что уже съезжала вниз, мерно покачивалась то туда, то сюда, то обратно, а сам обладатель премии «мистер лучшая упругая попка» в это время на карачках собирал остатки вчерашней еды. Намджун подвис. У Намджуна незапланированная перезагрузка системы. Намджун забыл всё, что хотел сказать. Может он хотел пожелать доброго утра? Или сходу извиниться за всё скопом? Да кто теперь вспомнит. Его рот открылся, да так и остался в том же отвисшем состоянии. Голова медленно съехала набок, как у пса, увидевшего мозговую косточку. Лев внутри издал звериный рык, отчего у альфы полностью заложило уши. — Ты что? — Вздрогнул обернувшийся Чимин, сталкиваясь с отстранённым взглядом угольных глаз. — Что? — Безучастно спросил Нам. Чимин рефлекторно одернул вниз футболку и развернулся к зрителю лицом. Вид Намджуна был таким… потерянным что ли! От чего он и сам растерялся. — Я тут… вот. — Рукой обводит Чимин. — Да. — Подтверждает Намджун, как-то напряженно щурясь и словно о чём-то задумываясь. — Я тоже. — Тоже? — Разговор, конечно, на миллион. Самый содержательный и продуктивный со времён, когда заговорили первые люди. — Да. — Коротко и утвердительно заявляет Нам, прокашливаясь и встряхивая головой. Он словно был в коматозном состоянии. «Надо помочь» осеняет альфу и он присаживается на колени рядом с омегой, отчего края халата внезапно расходятся в стороны, обнажая мощные, мускулистые ляжки, покрытые жесткими волосками. Мужские такие, знаете, хорошие ляхи! Чимин нервно вздрагивает, внезапно переводя взгляд именно туда, куда бы точно не следовало! Но разве он виноват, что занавес распахнулся так рядом с ним? Он же не виноват, что альфа вышел наспех одетым. И куда спешил то, собственно? Хорошо хоть боксеры были надеты, а то бы соскребал тут сейчас с пола мёртвое тельце. Чимин резко отвернул голову и густо покраснел — перед глазами так и стоял отпечатавшийся на сетчатке образ накаченных ног «прочь, прочь!». Не говоря ни слова и, больше ни о чём не спрашивая (в горле будто кол встал), он принялся ещё более усердно и суетливо собирать разбросанную еду. А Намджун, раз уж он так резво вписался в мероприятие, тоже подключился к соскребанию остатков в мусорное ведро. Ну да, он так и так хотел этим заняться, просто… кто ж мог подумать, что Пак встанет и сразу же возьмётся за уборку (но у него то это уже вбито в подкорку постоянной муштрой и закрепившимися привычками). А вот это уже картина на два миллиона: два ползающих на карачках тела, периодически сталкивающихся друг с другом разными частями и хаотично сгребающих в ближайшем окружении всё, что попадется. И главное, оба делают вид, что всё… вот абсолютно всё! нормально, круто и вообще, лучше не придумаешь. И прошлый день с его происшествиями словно уходит на задний план… Что не досказано, что не объяснено, что осталось в подвешенном состоянии — всё идёт в мусорное ведро. Забавные люди: забавно дышат, забавно ползают и забавно притворяются, что ничего не было и больше не будет. Маленькая ладошка вдруг нечаянно ложится сверху на большую, но тут же суетливо отдергивается, словно она ошпарилась обо что-то горячее. — Извини. — Лопочет тоненький голосок. — Всё нормально. — Блеснув глазом, отвечает грудной голос. — Ты извини. — А за что… не уточняется. Может омега и сам всё поймёт? На это расчёт? И вот уборка закончена и оба стоят у столешницы. Время завтрака. Что вам подать на стол? Может кто-то хотел бы чью-то весьма аппетитную попку? Ах, отбросьте такие мысли — с такой приторной сладости не начинают свой день. От такого… как говорят? Попа слипнется! Паузу разрывает голос диктора с экрана телевизора и это спасает ситуацию. Непонятно только от чего, но Намджун решает, что спасаться точно следует. Хотя бы от самого себя… и от этого приторно-тягучего чувства внутри, что горячей патокой разливается от горла до самого паха — лавандовая, сладкая смола, что очерчивает своими кардамоновыми потоками изгибы перевозбуждённого мозга. А в голове… совершенно другие изгибы! Ах, какой неправильный момент! Или может, наоборот, правильный? И снова сверху дождь. *** Удивительно, но после вчерашней кулинарной битвы даже остался один целёхонький сет! Его-то сейчас и жуют под мерный бубнёж телевизора два сидящих друг напротив друга недоразумения, периодически бросающих взгляды — говорящие и кричащие. Очевидно, у каждого о своём. — Как спалось? — Вопрос впроброс. Снова короткий взгляд и пожимание плечиков в ответ. Не очень? Хреново? — Я должен извиниться… — Начинает альфа. — Ничего ты не должен. — Продолжает омега. — Это не так. Я много чего теперь должен. И ты обязан об этом знать, Чимин. — Голос Намджуна снова твёрдый и им можно забивать гвозди. Возражения не принимаются. — Слишком много должен на одного испортившего себе жизнь альфу. — Хмыкнул Чимин. Наджун шумно выдыхает «ох, с этим зверьком так точно просто не будет». — Пойми, это было сказано сгоряча и не является правдой. — Припечатывает альфа так, чтобы маленький упрямец больше ни в чём не сомневался. А другой упрямец, который гораздо покрупнее в размерах, считает, что обычной твёрдостью голоса можно вот так запросто вколачивать истину и чувства. Можно конечно, но в других местах и с другими людьми. Какое разочарование, мистер Намджун — прийдётся вам постигнуть ещё одну сторону жизни, на которую вы никогда не ступали. Чувства — это не бизнес-проект, и те же доводы и аура главного самца на районе здесь не срабатывают. Здесь вообще никогда не поймёшь, что на самом деле срабатывает. В делах отношений всегда вот так — чёрт голову сломит. И наш наречённый дьяволом, кажется, несчастную черепушку уже потихоньку начинает ломать. Ему и так-то не просто находить в себе силы на новую реальность, изыскивать новые слова и перекраивать себя, а тут в ответ ещё и сопротивление, стена. Ну что ж… живые люди, они такие. И главное, почему-то Наму жизненно важно донести свою правду сразу и незамедлительно — поместить её в эту, с виду не глупую, головку напротив, будто от этого решается судьба мира (ну, похоже, мира в его собственной душе, точно). Да неужели вам не по зубам такой маленький зверёк, а мистер я всё разрулю? — И в чём правда? — Чимин откладывает палочки и смотрит напрямую в глаза альфы. Он задет так глубоко и уже так давно (с первой встречи), что готов принять вызов! Даже скорее это вызов самому себе, потому что смотреть в глаза Намджуна почему-то всегда по-особенному — и страшно и затягивающе одновременно. — А в том… — Нам тоже откладывает палочки. Ме-едленно. И взгляда тоже не сводит — о нет, напротив, он будет смотреть так пристально, как только сможет! — Что ты. Мой. — Пауза. — Омега. А как вам такое? Чимин даже поперхнулся. Кажется, Намджун ещё не говорил ему об этом вот так напрямую? — А ещё. Ты. Моя. Ответственность. — Всё по слогам, раздельно и чётко. Пак не верит своим ушам. Да что он говорит такое? Вчера одно, сегодня другое. А завтра что? — Что ещё скажешь? — И снова в Чимине просыпается маленький вулканчик. — А то, что ответственность, Чимин — это не пустые слова. Или пустые? Для тебя это как? — Омега выпучивает глаза на такие заявления. Ведь звучит так, будто его самого в чём-то упрекают. К чему вообще ведёт этот альфа? В чём он вообще может его упрекнуть? Да он самый ответственный человек! — Для меня так же! — Выпаливает омега. — Поэтому я и не разбрасываюсь словами так, чтобы потом приходилось жалеть! — Красиво сказал, ничего не скажешь. — И значит ты не жалеешь, что назвал меня своим «парнем» и что признался в любви? — А Намджун коварен! Чимин так и захлопал ртом, как пойманная рыбка. Дааа… попался на свои же слова. А с Кимом так — он же у нас чемпион по риторике. Даже медалька за это где-то завалялась. Чимин дышит тяжело, глазки бегают по сторонам — ответить хоть что-нибудь вразумительное на такое он не находится. Петелька на шейке медленно затягивается. — Я не говорил, что люблю. — Шепчет так тихо, как только может, Нам даже немного наклонился вперёд, чтобы получше расслышать сказанное. Попался зверёк! — Я же уже говорил, что произошла путаница… — А первое значит говорил? — Глаза альфы сверкают, как два источника адского огня. — Ну, с этим радиошутом я ещё разберусь. Однако, мой милый Чимин-и, кроме нас то про эту путаницу никто не знает. Ну так что? Будешь нести ответственность за сказанное? Или возьмёшь свои слова обратно или… всё-таки ответственность для тебя пустой звук? — На лице Намджуна ухмылка, а на голове сверкает нимб (папочку так просто не уделаешь). — Возьму. — Чимин бормочет совсем не слышно, почти под нос. — Что возьмёшь? — Потешается дьявол, играя искрами чёрных глаз. — Ответственность или слова? — Ответственность. — Чимин совсем как пристыженный ученик, который не смог сложить два плюс два, просчитался в таком простом уравнении! Всё потому что изначально связался не с тем, попал в лапы страшного зверя, у которого все ходы просчитаны. — Бери! — Весело заключает альфа и встаёт в полный рост, расставляя пошире руки. «Он что, предлагает самого себя? Серьёзно?» У Чимина предобморочный удар. «Что он хочет? О чём твердит? Что я должен сделать?» Пак растерянно встаёт и смотрит на Намджуна, хлопая глазками. Ну смилуйся же, государыня-рыбка! Не мучай несчастное создание. Не заставляй его делать того, что он не может и мучительно не понимает, как переступить через себя. Конечно, Нам ни на какие объятья на самом деле не рассчитывает, зная хоть немного характер Чимина — это просто такая изощрённая форма веселья над побеждённым. Ну а если вдруг зверёк так растеряется, что сам его обнимет, тогда… Тогда эту страницу можно будет записать золотыми буквами в его персональную книгу жизни — это определённо! Потому что слишком редкое явление. А пташка-то сходит с ума! Пташка и правда попалась и растерялась до такой степени, что стала подходить всё ближе и ближе. Маленькими шажочками. Гипноз чёрных глаз и подавляющей ауры, а так же полынь, растущая в геометрической прогрессии — всё это делает своё дело. Или не это? Или что? Намджун в неверии поднимает левую бровь. «Серьёзно?» Чимин уже так рядом, почти прикоснулся, почти прижался! Сам! (что важно) »…И переходим к следующей новости. Важнейшим событием минувшего дня стало сенсационное приложение Soulmate, созданное ни кем иным, как Ким Намджуном, сыном Кима Кёнхо, главы корпорации PyraMid…» Тут оба повернулись к экрану, так и оставшись в тех же самых позах, что и были: Намджун с распахнутыми руками, а Чимин в паре сантиметров, несмело протягивающий маленькие лапки. »…Недавно, в ходе очень успешных переговоров, в которых так же принимал участие и Ким Намджун, компания PyraMid заключила очень выгодный правительственный заказ на строительство больничного комплекса, чей проект и условия финансирования оказались самыми рентабильными и экономически дальновидными. Однако, наследник корпорации не стоит на месте и занимается собственными разработками в сфере IT и коммуникационных технологий. По нашим данным, Ким Намджун является разработчиком многих приложений, самые известные из которых: Sawa, DronAss и RJConnect. Сам же Намджун-сии давно известен в кругах самых передовых IT-разработчиков и программистов, на его счету так же много социальных проектов, помогающих облегчить жизнь людям. Таких, например, как для небезызвестной фирма Diuri, чьё приложение по управлению дронами, доставляющими товары пожилым людям и людям с ограниченными возможностями, так же разработал Ким Намджун…» — Долго стелят. — Неожиданно прокомментировал Нам, отчего Чимин рядом с ним вздогнул. Он перевёл ошеломлённый взгляд вверх, смотря на альфу так, будто впервые его видит. Позы немного поменялись: Нам скрестил руки на груди, а Чимин опустил свои вниз, смотря то на альфу, то на его портрет в углу экрана, как бы сверяясь с оригиналом — правда ли речь идёт об одном и том же человеке. Эх, сорвались обнимашки… »…Золотая голова, как его ещё называют, но вовсе не от того, что он представитель так называемой золотой молодежи, а потому что живёт по своим правилам и делает собственную карьеру сам. Это так называемое новое поколение Z, или зумеры — по другому говоря, цифровые люди. И один из представителей этого нового поколения, уже сделал для своего и всех последующих поколений по-настоящему неоценимый вклад, который, безусловно, сослужит неоценимую службу всем, кто ищет свою родственную душу. Приложение Soulmate, которое уже успели по достоинству оценить сокурсники успешного студента и молодого бизнесмена, называют его никак иначе, как Переворотным и Феноменальным! Это и вправду может стать переворотной вехой в истории всего человечества. Именно так говорит об этом американский предприниматель и учёный Илон Саск, его очень заинтересовала данная разработка нашего соотечественника. Это безусловно будет прорыв корейских технологий — таково мнение представителей Министерство образования, науки и техники Южной Корея — это приложение может стать национальной идеей и претендует на миротворческую роль, отвечающую за сплочение и любовь во всём мире…» Чимин и Золотая голова постепенно перебрались на диван для лучшего восприятия информации. Чимин так и сидел с открытым ртом, впитывая, по его мнению, немыслимую и какую-то… черезчур глобальную новость. Для него словно случилось раздвоение личности Намджуна: на одной чаше весов — пугающий демон, тот кто привязал его к себе своей меткой, непрошибаемая скала, чьими льдами можно людей замораживать, а на другой — мегамозг, волонтёр, наследник корпораций, заводов и пароходов, да ещё в довесок — носитель громкого звания «вклад в историю». И как два этих не сочетающихся образа соединить воедино? Чимин, мягко говоря, подвис. Нам поглядывал на омегу, и ему нравилась эта его реакция: в кои-то веки тот, до кого он так желал достучаться — сам послушно сел, открыв при этом свой милый ротик, и внимал диктору, что сейчас так занятно втирал о его личных качествах и заслугах перед отечеством, будто он сам лично ему за это доплатил. Этот разрыв шаблона так ясно читался на личике Чимина, что было прям приятно смотреть. К тому же Пак словно ничего не замечал вокруг, а потому Намджун просто нагло любовался его точёным профилем. »…Но кто же вдохновил Ким Намджуна на такое неординарное приложение? По словам сокурсников — это никто иной, как его омега и любовь всей жизни, некий Пак Чимин. Есть достоверная информация, что они сами являются друг другу соулмейтами — именно это и стало отправной точкой для создания данного приложения…» А вот тут уже подвис и Намджун. «Чегооо, бля? Они там обдолбанными что ли новости клепают?» »…Ум, помноженный на истинную любовь — вот ключ к настоящему, феноменальному творению. То, что поможет и остальным представителям человечества обрести не меньшее счастье! Эта пара, похоже, теперь будет вдохновляющим лейтмотивом для целой нации, эталоном истинной любви для целого поколения. Сейчас же все затаили дыхание и ждут массового распространения этого чуда-приложения. Пока же Soulmate находится в тестовом режиме и ограничено в возможностях — никто, кроме уже зарегистрировавшихся представителей института Synergy не может в него зайти. Нашим корреспондентам пока не удалось связаться ни с Ким Намджуном, ни с его омегой Пак Чимином, либо же с их представителями. Но как только это будет возможно — мы с удовольствием возьмём у них интервью. А теперь новости спорта…» Чимин медленно повернул голову к Намджуну и немигающим взглядом уставился на альфу. Намджун и сам выпал от такого неожиданного поворота событий. С чего вдруг эти теледурдомщики сделали такое заявление? С чьей-то лживой подачи или сами скреативили эту погань? Как это вообще называется? Почувствуй себя в шкуре Чимина, вот как это называется. Да ещё назвали весь этот бред «достоверной информацией»! Какого лешего они вообще творят? У них там у всех что, башни напрочь посрывало? Нет, это конечно, давно известно, но не до такой же степени… — Какой ещё эталон истинной любви? — Вдруг неожиданно пропищал Пак. — Да они носков обкурились. Грёбаный ослозавод по производству фекалий. — Проморгался в экран Намджун. — Ты. — Уже чуть не плача, пролепетал Чимин. — Ты втянул меня во всё это. — О нет, Чимин, это знаешь, как называется? — Намджун произнёс это настолько серьёзно и задумчиво, что Пак внезапно обратился в слух, проясняя взгляд от туманной пелены. — Как? — Эффект Лавины. Знаешь о таком? — Пак отрицательно покачал головой. — Малое действие, хаотично взаимодействуя с разными внешними факторами, однажды вызывает цепную реакцию, вовлекая всё большие силы. Это непредсказуемое явление, ты не можешь на него влиять и предсказать его силу и направление достоверно тоже невозможно. Но что верно: если пытаться грести против этого течения, можно утонуть на раз в этом информационно-социальном потоке. — И что теперь делать? — Лицо Чимина исказилось. — Плыть по течению этого безобразия? — Омега вытаращил глаза от какого-то непостижимого масштаба внезапно выросшей до небес проблемы. — Просто так плыть, конечно, сумасшествие… Тут нужна прочная лодка. Без неё никак… А лучше — надёжные крылья, чтобы просто улететь нахрен от всего этого безумия. — Задумчиво заключил Нам. — И где же нам взять эту лодку? Не говоря уже о крыльях! — Сделать самим, конечно! — Намджун посмотрел на Чимина максимально серьёзно. — Если нас считают парой, то будем парой. — Чимин уже было набрал в лёгкие воздух, чтобы что-то ответить, но альфа продолжил. — Это значит, как минимум не плыть против течения. Согласись, кричать сейчас об обратном или делать вид, что мы друг другу никто, как минимум глупо — о нас уже давно судачат как о паре, а сейчас и вовсе заявили во всеуслышанье. И не просто как о паре, а любящей паре соулмейтов. Мы теперь — сладкая парочка и образец для подражания. Пиздец конечно… Но, с другой стороны, это их проблемы, мы ни о чём таком не заявляли, да и вряд ли нас будут просить демонстрировать наши метки. Да даже сделай мы сейчас опровержение, никто в это не поверит, потому что тупо не захотят. Люди любят красивые сказки, а когда кто-то хочет верить во что-то приятное — он слепнет и глохнет. Нас потопят в хейте. Сейчас, на таком большом гребне волны падать будет крайне болезненно. Надо ждать спада активности и внимания. Омега задумался, придав личику серьёзный вид. Намджун выжидательно на него смотрел и не мешал мыслительному процессу. Это тоже было занимательно, потому что омега на самом деле думал! а не притворялся: он хмурил бровки, кусал нижнюю губу и дул щёчки — милота во всей своей непостижимой силе. Так необычно видеть, как какой-то омега по-настоящему, а не притворно совершает мыслительный процесс — Намджуна, по правде говоря, это всё очень заводило, он наслаждался картиной напротив и впитывал все краски, которыми она на его же глазах писалась. — В этом есть здравое зерно. — Хмуро вздохнул Чимин, и Намджун на это чуть не ударил в ладоши. Ему сделалось чертовски приятно от того, что Пак к нему прислушался и нашёл его доводы верными. — Но это всё слишком… пугающе что ли! Абсурдно, не правильно и вообще… — Согласен, но выбирать не приходится. Я понимаю, почему тебя это так страшит. Ты боишься меня. — Я? Тебя? — Наигранно удивился Чимин, вставая с дивана и кратко шикая на такое заявление. Он перевёл насмешливый взгляд на Намджуна, но тут же нервно сглотнул, вдруг улавливая сильную, подавляющую ауру альфы. — Ты! Меня! — Подтвердил Нам и тоже встал. — А разве не так? — Не так. — Почему тогда ты пятишься назад? — Я просто предпочитаю держать дистанцию. — Продолжил потихоньку отдаляться Пак. — Что же ты её минутами ранее не держал? — Шёл потихоньку след в след альфа, в нём уже начал просыпаться инстинкт охотника. — Я забылся… Забылся, что с тобой надо постоянно держать ухо остро! — Почему же? — Хищнически ухмыльнулся Намджун, сужая глаза. — Потому что… — Щечки Чимина порозовели от мысли почему именно. — Потому! — Хорошее объяснение. Моего омегу будешь так же изображать? На расстоянии? — Усмехнулся Нам. — Я уже думаю, стоит ли… — Не переживай так, кроха, мы просто обо всём договоримся и всё. Тем более… мы уже хотели это сделать, и ты был — там, в тренировочном зале, насколько я помню, согласен. Представим, что это всё не более чем проект, или… игра. Мы же хорошие актёры? Что нам стоит просто притворится, и тогда мы просто оседлаем эту безумную волну. — Звучит так, будто ты меня уговариваешь! — Прищурил глаза Чимин, натыкаясь спиной о стену сзади. — Не пойму только как мы будем всё это изображать, не испытывая друг к другу чувств. Ты мне не нравишься, я тебе тоже… «Боже, этот зверёк… одним заявлением может нехило так взбесить!» Намджун уставился на омегу немигающим взглядом устрашающих чёрных глаз, продолжая при этом грозно надвигаться. — Кишка тонка? Боишься не справиться с ролью или не потянуть? — Глаза Чимина округлились. — Что? Ппросто… я о нас же беспокоюсь. Как дураки будем выглядеть. — Съёживаясь, усмехнулся Пак. Дистанция неминуемо сокращалась. — Вот как? Похвальная забота. Только знаешь что? — Уже совсем на грани понижения хрипоты голоса произнёс Намджун, заставляя Чимина занервничать совсем по настоящему. — Ччто? — Только и успел пискнуть он, как вдруг альфа оказался совсем рядом. Он прижал Чимина к злосчастной стене, и наклонился к его шее, вызывая этим самым серию электрических разрядов. — Не буду ходить вокруг да около Чимин. — Шепчет в самое ухо Намджун своим пробирающим до мурашек голосом. — Ты привлекаешь меня. Чимин вздрагивает. Этот тесный контакт его и так из равновесия выводит, а то, что сейчас говорит альфа — вообще почву из-под ног выбивает. «Да что он такое несёт?!» — Я больше тебе скажу, — Не медлит с продолжением альфа, — Я тебя хочу. Колени Чимина начинают дрожать, кажется, что он сейчас упадёт, и не происходит этого только потому, что Намджун его крепко своей широкой грудной клеткой к стене прижимает. Кажется, Чимин даже вспотел от такого дикого перенапряжения. — Живи теперь с этим. — Ухмыляется Нам и горячо выдыхает в ухо, чуть не отправляя Чимина в обморок. И не понятно вообще — то ли пошутил так, то ли всерьёз сказал. Вот и живи теперь с этим. Намджун резко отстранился, довольный произведённым эффектом. Чимин стоял потрясённый и взмокший, он почти по стенке вниз съезжал, смотря на него размазанным взглядом. — Ттты… ччто? Тты… ззачем? Я… нне… Намджун же, снова не дав Чимину опомниться, так же внезапно схватил омегу одной рукой за талию и потащил его в зону кухни, словно какую-то свисающую тряпичную куклу. Посадив Пака на высокий барный стул, он встал к нему вплотную, аккурат между разведённых ног. Чимин, ещё не успевший отойти от предыдущего шока, тут же окунулся в новый, не менее бередящий нервную систему. Альфа смотрел на него сверху, не отводя взгляда и не отходя ни на миллиметр. — Твой ход. — Заявляет Нам. — Что? — Не понимает Пак. — Я говорю, что теперь твой ход! Надо же хоть немного отрепетировать предстоящие роли. Если не попробовать без лишних глаз, то на публике точно будет провал. К тому же, тебе, Чимин-и, надо начинать привыкать ко мне, и учиться более тесному контакту, чтобы потом не шарахаться от любого прикосновения. Ты так не считаешь? — Омега на это несколько раз моргнул, делая пугающие выводы, особенно на слове «контакты». — И ччто я должен делать? — Опешивши спрашивает он. Чимин уже просто ошалел от таких резких смен действий и перемен планов. Он потихоньку пытается свести свои ножки, но это оказывается бессмысленным мероприятием, так как Намджун встал своей непрошибаемой глыбой между них, словно ледокол «Арктика». Альфа улыбается — зверёк снова попался: он загипнотизирован, лишён воли к сопротивлению, посажен на новый крючок. Ах, какой послушный зверёк. Милая картина. — Решай сам. Что тебе подсказывает твоя омежья натура, то и делай. — Нам ловит влажный взгляд огромных, напуганных и смущенных глаз, смотрит на розовый тон нежных щёчек и от всего этого в его груди зажигается фитиль: огонёк быстро занимается, искря и весело треща, доходит до цели и детонирует с разрывной силой, на лоскуты измельчая стенки сердца. Чимин поднимает маленькую ладошку, и правда не зная, что нужно делать — обнять? погладить? прижаться? «боже, это всё сон? Беспробудный сон!» Страшно, очень страшно! Он тянется к халату альфы, прикасаясь к поясу — пальчики нерешительно теребят махровую лямку — он и сам не понимает что делает. Намджун застыл на месте, ошарашенный происходящим «на что он готов решиться?», его дыхание, на минуточку, нехило так сбилось. И почему, чёрт возьми, это так волнительно? До аритмии, до кома в горле, до вспотевшей спины? Господь всемогущий. Чимин сейчас провалится сквозь землю от одной мысли, что он должен сыграть эту роль. Как далеко он должен зайти? Что он может себе позволить? Как найти в себе решимость? Что он чувствует? Пальчики медленно тянутся к узлу на поясе — это предел. Для обоих! Нервы сейчас точно порвутся. И обязательно у обоих! А у кого-то вниз уже прилила кровь и отключился мозг — там наверху сейчас почти пусто. Чего не скажешь о нижней части, где наоборот прилично прибыло. Маленький зверёк поднимает глазки на альфу и находит в них два бездонных чёрных тоннеля, в конце которых полыхает инквизиторский огонь — это казнь — и лучше уж побыстрее сгореть, так, чтобы от него одни угли остались, горка пепла. В его глазах читается просьба, мольба о помиловании, ведь он не ведьма, чтобы его заживо жарили на этой беспощадной жаровне — он не заслужил так мучиться. Только не он! «Дай же отмашку! Скажи, что хватит! Горшочек, больше не вари!» Отмашка приходит в виде телефонного звонка. Оба вздрагивают. Оба приходят в себя. Намджун весь вспрел под этим халатом — сейчас бы срочно в душ. Ну очень надо! Не только для того, чтобы освежиться. Но и затем, чтобы разрядится! Его возбуждение давит болью и тянет выкручивающими нитями. «Кого же же опять приспичило пообщаться?» Нам отходит, беря телефон, а Чимин облокачивается о край сиденья, накрывая ладошкой глаза, и начинает дышать так загнанно, будто пробежал марафон. Тоже не хило вспотел. *** На экране светится контакт родителя, Нам несколько раз выдыхает, чтобы быстро привести себя в норму. — Да? Разговор с Ланом на громкой связи сразу обрушивается лавиной, не давая и минуты на осмысление, ведь в этом весь Лан! — Сынок! Почему я ничего не знал? У тебя правда есть омега? — Папа. — Устало выдыхает Намджун, окончательно восстанавливая дыхание, будто он только что после усердной тренировки. — Да, милый? Ты что, с утра уже устал? Дышишь как паровоз! Чем с утра занимался? — Уборкой. — Уборкой? Ты не заболел случаем? — Кто знает… — Прими настойку, ту, что я тебе давал. Она обязательно поможет! Кстати, твоего омегу зовут Чимин? Как давно вы вместе? Как ты мог скрывать это от своего папочки? — Папа остановись. — Ох ты боже мой! Наконец-то я дождался! Настал тот день, когда и у моего маленького Намджуни появилась пара! — Папа, послушай! — Когда мы познакомимся? — Чимину нужна одежда. — Намджун решил быстренько перевести тему. — Чимину… всё-таки какое красивое имя! — Да, красивое. Так что на счёт одежды? — А сам он красивый? — Папа! — Ну что папа? Говори как есть! Красивый или… очень красивый? — Пиздец… — Не ругайся! А хотя… я пооонял! Значит настооолько красивый? — О боже, папа! Чимину нужно нижнее бельё, штаны и кофта. А ещё обувь. В этот момент Чимин ёжится на словосочетании «нижнее бельё». — Бельё? А что случилось с его бельём? — Оно мокрое. Чимин потихоньку заливается краской. — Господи! Серьёзно? Он у тебя что ли? — Да. — Что произошло? Как мокрое? — Как бывает мокрое, папа! Намочил, вот и мокрое! — Специально намочил? — Господи… — рукалицо — Я не верю в то, что случайно можно намочить бельё до такой степени, чтобы понадобилось новое. — Так ты принесёшь одежду? — Чем вы там занимались, шалунишки? Аааа, ясно, что у вас там за уборка! Ну ладно-ладно, дело молодое. Принесу я всё что нужно. Говори размер! — Чего? Белья? — Ну не твоего же писюна! Господи, Нами, одежды конечно! Чимин поджимает губы и отворачивает голову, с интересом начиная осматривать всё что попадётся на глаза. — Я не в курсе. — Так спроси у Чимина. Тут Намджун вздыхает и переводит взгляд на Пака. А поскольку он на громкой связи, то даже повторять не приходится. Чимин в полном ступоре от диалога, с одной стороны это так по-семейному, на своей волне, а с другой — ну очень смущающе. И эта вот тема про бельё… зачем надо было столько раз упомянуть и заострить? Всё это заставляет провалиться словно сквозь землю и напоминает ему одну весьма пикантную деталь: он сейчас сидит без оного. Одна мысль об этом заставляет опустить глаза, поплотнее свести ноги и развести руки в стороны — мол, знать ничего про размеры не знаю, ведать не ведаю (говорить о таком тем более не желаю). Но он и правда не знает, ему же по размеру вещи не приобретались, у Чимина вечный «бразерс-стайл». — Чимин тоже не знает. — Как это? Такого быть не может! Может он просто стесняется говорить? — Скорее всего, он вообще очень стеснительный. — Ах, божечки, как мило. Ладно, давай так, я задаю вопросы — ты отвечаешь. Какой у Чимина рост? Нам переводит взгляд на Пака, тот тихо произносит цифру. — 160 см — Господи, какой масенький! Ладно, какого размера обувь он носит? И снова по той же схеме: Намджун вопрошающе смотрит, Чимин полушепотом отвечает. — 36 размер — Батюшки, какая лапка-крохотулька! Да где ж ты такое маленькое чудо только нашёл, Нами? — Где нашёл, там больше нету. — А вес? Вес свой пусть назовёт! — 51 кг — Божечки! Да там скелетик у тебя что ли? Нами, ты его что, совсем что ли не кормишь? — Давай дальше. — Хорошо, но дальше будет сложнее. После идут (действительно) сложные разговоры по вычислению размеров Чимина путём обхвата Намджуновыми руками, но! Чимин на такое, конечно, не соглашается, отказываясь вписываться в эту игру с облапыванием его тела. Далее идёт новая попытка через сравнение — к Чимину прикладываются вещи альфы и называется разница в пропорциях. Таким нехитрым (ну ладно, весьма изощрённым и долгим) способом кое-как примерно определяют Паку размер XS. — Всё, птенчики, ждите меня у себя через три часа. — Почему так долго? — Долго? Ты с ума сошёл? Я сказал три? Умножай на два. Это мой минимум, Нами. — Папа, как ты мне дорог! — И я тебя люблю. Ну что скис, вам там без трусиков заняться что ли нечем, пока папа одежду покупает? У Чимина на эту реплику выкатываются глаза и он быстро отворачивается, чтобы не показывать своё пунцовое лицо. Папа Намджуна — это что-то с чем-то! Сама непосредственность и язык без костей. Кого он ему напоминает? Кажется Джина. — Папа, давай без фанатизма, прошу! Купи один комплект. Всё остальное потом. Чимину ещё на репетицию в обед. — Хорошо-хорошо, бука. Ждите тогда через три часа. Намджун закатывает глаза и отключает гаджет. Его вздох эхом раскатывается до первого этажа многоэтажки. *** Гость прибывает аккурат в обеденное время. И не сказать, что его так уж и рады видеть. Скорее наоборот! Дом, в котором он уже так давно не был, как-то даже по-траурному молчалив. Конечно, с музыкой и объятиями его бы точно никто не встретил, но чтобы стояла такая угнетающая тишина… Все словно умерли, так же, как когда-то давно умерла дружба с хозяином этого дома… Разговор, по всей видимости, будет тяжёлым. Гостю и самому хочется взглянуть в глаза главы семейства. Как давно он в них не смотрел вот так, вживую? Пять лет? Больше? Не вспомнить. Не вспоминается. Кажется вечность. А когда-то ведь были неразлей вода… Управляющий провожает гостя в кабинет хозяина, что находится в конце длинного коридора. Ах, как давно он здесь не был, но за это время мало что изменилось в обстановке. «Ладно, Кёнхо консервативен до мозга костей, но его муж то Лан — вроде как тот ещё любитель изысков и перемен, что с ними случилось за это время? Мхом поросли?» Эти рассуждения на самом деле не важны и не особо занимают прибывшего, просто коридор длинный, а идти в тишине — не совсем то, на что он рассчитывал и что себе представлял. А что он, опять-таки, представлял? Что Кёнхо выйдет к нему лично? Возможно, возможно… Так соскучился? Вряд ли, вряд ли… Тяжелая дверь отворяется, пропуская тускый свет наружу; чужая рука указующим жестом приглашает внутрь. Гость идёт раслабленной походкой — он здесь почти как у себя дома. Почти… Тем более что фактически ничего не изменилось. Будто ждали его все эти годы, не хотели менять декорации. Забавно. Жизнь замерла ровно на том, на чём остановилась пять лет назад. Гость даже почти рад встрече, если бы не обстоятельства непримиримой войны. Но, собственно, сейчас не о ней. Он картинно садится в кресло напротив Кёнхо и закидывает ногу на ногу. Театр одного актёра. Оставим прошлое? Перелистнём страницу и напишем новую главу? Ах нет, не выйдет. Потому что главы уже написаны в прошлом, а гость здесь лишь за тем, чтобы потребовать своё. Прочитай-ка главы, которые сам написал. Помнишь? А забывать о таком не стоит! Молчаливые переглядки вместо приветствия. Запотевший графин и два бокала напротив, потому что оба знают — по-другому не пойдёт. Выпивают в такой же душающей тишине, разбавляя действиетльность парами алкоголя. Привет из прошлого! А помнишь, как мы вот так собирались и выпивали по гораздо более приятным поводам? Ах нет, уже и не вспомнить. А были ли поводы, да ещё и радостные? Самое ужасное, что были! И это горчит и давит посильнее поводов в настоящем! Когда прошлое растоптано — его измятый в труху труп лицезреть как-то не очень хочется. Это как минимум неприятно — нет там ничего хорошего. Тем более, если с этим трупом так много связано. А теперь он восстал и пришёл к тебе, будто наступил грёбанный день мёртвых. А может прошлое не так уж и умерло? А может они сами в это поверили, чтобы легче жилось? Оно всегда было рядом, зашитое под подкладку, спрятанное на чёрный день. И теперь он настал. Чёрный день календаря. Ткани порваны, исподни вывернуты наружу — любуйся! Нравится? Не очень? А придётся с этим жить. Гость улыбается хитрой улыбкой, которая не несёт ничего хорошего. Он пришёл брать по счетам. Он за своим. СВОИМ! Слышите? И хозяин когда-то сам на это подписался. Кёнхо смотрит исподлобья, вновь выпивает, чем вызывает смешок. Думаешь залить и забыть? Не выйдет! — Зачем пришёл? — Тяжёлый, но усталый голос Кима всё же начинает вступительный диалог. А то никто не знает зачем. Все всё знают. Это просто затравка, слова ни о чём — потому что тяжело, судя по всему, что-то произносить… обоим. Обесценелись слова, поизносились души — время не вылечило. — Я тоже рад тебя видеть. — Спокойное в ответ. Хотя там тоже не так уж и спокойно, как хотят показать. Гость ведь готовился к встрече. Ох, как готовился. Слова подбирал, ночь не спал. Это ретроспектива действительности. — Давай без прелюдий, это утомляет. — И то верно. — Вернее не скажешь. — Ну что ж… — И паузу держит, будто пришёл на пробы главной роли. — Без прелюдий, так без прелюдий. Ты знаешь, я тоже их не люблю. — Я просто удивлён, что после всего, что ты сделал… ты вот так нагло можешь напрашиваться в гости… — Кёнхо пренебрежительно-удивлённо хмыкает. — Набиваться в родственники… Породниться решил? Да я ни за что в жизни с таким ублюдком как ты не буду иметь ничего общего! — Ноздри Кёнхо раздуваются, сам он пышет жаром. Вот уж, когда и с кем, но с этим человеком он не может сдерживаться — хотя видит бог, как он настраивался на обратное. Выдаёт себя с потрохами: ему не совсем безразлично, его не сказать, что не задевает. Нет! О нет! К чему маски? Только не с этим человеком — с ним маски давно отброшены, они остались в прошлом. Да, это задевает… интересы самого дорогого, что есть у Кёнхо — его семьи. А это уже слишком по больному. — Так говоришь, будто у тебя есть выбор. — Усмехаются губы в ответ. — А выбора то нет, дружище! А вот это было зря — по живому задел. Кёнхо срывается с места, хватает гостя за грудки и потрясает, смотря в глаза напротив, устрашающе скаля при этом зубы. — Не смей! Больше! Никогда! Называть! Меня! Другом! — Пределы Кёнхо велики, но он всегда был не сдержан, когда дела касались близких и дружбы. Здесь для него нет полумер и компромиссов. — Не напрягайся так, я и сам давно тебя таковым не считаю. — Запрокидывает голову назад: гость то ли смеётся, то ли растеряно хмычет. Он и забыл за давностью лет, что его бывший друг, на минуточку, выше и сильнее его. Раньше то это никогда не поднималось в аспекте взаимных перебранок, но теперь… теперь другое дело. — Паскуда. — С шипением отталкивает гостя Кёнхо, делая пренебрежительное лицо, всем видом показывая, как ему неприятно, что притронулся, что замарался. Губа гостя дрожит в усмешке, он нервно поправляет пиджак и снова садится в кресло. — Поговорим по-деловому? Но по-деловому тоже не получается. Всё как в зыбучих песках — затягивает, затягивает… И чем больше барахтаешься — тем только хуже. Серый песок (а может и пепел) обволакивает, забиваясь в лёгкие и перекрывая путь к чистому воздуху и свету. Не избавиться, не уйти — Ким Кёнхо увяз. И ладно бы один… но невидимыми нитями, что прочнее любых канатов, за главой в беспросветную темень тянет и самых близких. Это неминуемо, это неизбежно… Намджун, хоть привык всё делать по своему, но если дело будет касаться репутации/достоинства/дела жизни отца (всего в совокупности) — он не пойдёт против, сделает выбор и тоже шагнёт в эту пучину. Если отец попросит, объяснив цену, которую он должен заплатить, то Нам так или иначе исполнит свой долг, долг сына. Кёнхо это знает. Не знает он только того, что у того уже есть неприложные обязательства перед одним человечком, и это уже как-то… многовато, вам не кажется? Разорваться ему что ли? А у жизни нет многовато и маловато — есть лишь соизмеримо. Если жизнь даёт — значит потянешь. Так считает жизнь, но люди порой не разделяют этой правды. Они расчитывают на облегчение участи, доли, кармы… как угодно. Кто-то, решив, что точно ноша не по плечам — тянет себя вниз сам и обрывает нить, связывающую его с жизнью. Всё, привет, адьёс, нажился… хватит! Но Намджун, конечно, не из таких — он не пасует перед превратностями судьбы; он стоически их принимает: там, где надо — тянет, а где совсем беспросветно — натягивает сам. Всем бы быть такими сильными, да? Или это только фасад? Или у горы тоже имеются свои трещины и слабые места? Породниться всё же придётся? Часто чужая вина и обстоятельства ложатся на плечи следующего поколения. Порой оно именно для этого и создаётся. Это, кстати, не ново — это обычное дело. Предки частенько берут «кредиты» на лучшую жизнь, с расчётом, что их потомство продолжит расплачиваться за них — оно заберёт часть грехов, а может и не часть — а может и всё скопом. Да, кто-то обрекает на оплату неосознанно, в расчёте, что разберётся со всем сам, но кто-то вполне предумышленно. Вообще так часто бывает, что всё складывается совсем так, как задумывалось изначально. Кёнхо упирается, у него трещит по швам. Свой долг, свои ошибки переваливать на сына он не желает: и не только по причинам личных принципов, но ещё и потому, что Намджуну это может очень не понравится, это испортит их отношения. Не удалось же ему в своё время сына повязать узами обручения, а он был тогда и моложе и зеленее — а сейчас это вообще гиблое дело! Нам такого не поймёт, а если ввяжется — наверное, не простит (и вот тут Кёнхо явно пасует… не перед жизнью и не перед гостем, а перед собственным сыном). И главное: всё это дерьмо идёт в связке с бывшим дружком! Какая ирония: думать, что кредиты закрыты и навсегда забыты, а потом вот так вдруг узнать, что набежали бешеные проценты. И ненавистный кредитор пришёл за своим долгом, обещая навек остаться рядом, маяча своим поганым лицом. Не обобрал в первый раз — добрался со второй попытки. Кёнхо уже даже готов поступиться репутацией, но плюнуть в рожу и послать нахуй, но не отдаваться добровольно. Но гость предупреждён о подобном упрямстве — у него есть туз в рукаве (правда он не знает масти этого туза, но туз — он ведь и есть туз — козырь по своей сути, так ведь?). А потому он набирает номер и передаёт «старому другу» телефон. Этот разговор ещё хуже и мрачнее, и он всё решает — поворачивает на сто восемьдесят, лишает почвы под ногами. Ошибки прошлого отягощаются в миг, такой ноши Намджуну лучше не нести, а потому… Породниться всё же придётся. И на весьма плачевных условиях. Как вот только всё сказать Наму…