Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Многие живут на пределе — рвут жилы и жопы, лезут вон из кожи, стараются изо всех сил, пытаясь выбить хоть каплю полезных ископаемых этой жизни. В жизни Намджуна нет таких пределов — они у него, скорее, в голове и установлены им же самим по каким-то неведомым причинам. Со стороны кажется, что его жизнь — сладкий мёд и всё ему даётся легко и непринуждённо, соскакивая желанием и мгновенно превращаясь в действительность. И не сказать, что это не так (но и не совсем так — всё как обычно): да, у него соскальзывает с извилин как по маслу, а там само оборачивается в капиталопоток. Но, как и всегда — у медали две стороны. Это, если хотите, даже не талант — это запрограммированная на успех действительность. Ну ладно, пошутили (вам смешно? Успели позавидовать?) — это чистая ложь, нет ничего предопределённого изначально (если только это не запрограммировано Намджуном — ха, звучит как слоган для его будущей компании). Но без таланта тут явно не обошлось! И да, Намджун талантлив — причём не только как разработчик, но и как предприниматель. И, казалось бы, чего ещё хотеть от жизни? Для многих — это просто вершина жизненных приоритетов. Или жизнь на вершине… к которой никогда не приблизится! А потому стоит порицания, ненависти и лютой зависти. Всё законно. За забором у соседа, трава всегда зеленее и сочнее. И вся комедия в том, что сосед смотрит на твою траву с не меньшим азартом, в мыслях желая хоть ненамного, но приблизиться к качеству чужого газона. Намджун воспринимает свои умения и врожденные особенности, не как что-то данное свыше, хотя, и учитывает то, что прописано в его генетическом коде — это то, что было с ним всегда, с самого рождения и это надо ценить. Неординарный ум, харизма, физическая сила, опять же таки двойной запах — это тот набор уровня «премиум», с которым бы многие тоже хотели войти в этот мир (мы не говорим о том, что Нам ещё и родился в богатой семье), потому что именно тогда бы «соседи» уж точно наворотили бы дел (это, кстати, тоже классика: считать чужие возможности пропуском в рай, в котором ты добился бы большего, нежели их обладатель). Никому не приходит в голову, что этот набор сработал, сыграл свою успешную службу, если хотите, не только потому, что газон был выращен на благодатной почве, его ещё постоянно удобряли, подрезали и вообще — не обходили вниманием и заботой. Одним словом — извлекали из удобного месторасположения максимум. Мало выиграть в рулетку, надо ещё уметь удержать и правильно обратить капитал в большую пользу. Потому что деньги можно просто спустить, газон засрать, а почву отравить. Намджун никогда не жалел на своё развитие времени. Именно времени, а не денег (хоть и родился в достатке). А с желанием вкалывать и добиваться самому, пардон не рождаются — это уже не лотерея, это собственный труд. Когда ты забиваешь на сон, на желания — и трудишься до упора, чтобы прогрессировать и развиваться. Эта сторона медали уже мало кому интересна, потому что полна слёз, пота и крови. А в представлении окружающих — есть лишь готовая, красивая картинка: зеленый, травинка к травинке, газон. В случае Намджуна — голова, сама по себе полная идей и знаний — знай себе стоит на плечах и варит. Ага, как же! Воспринимая себя и свои навыки не как должное, Нам всегда развивал то, что было уже дано изначально. А потом снова развивал и снова — и так по накатанной схеме. Это его жизнь, его привычка. Даже самый лучший ум без должного развития может зачахнуть — поэтому Намджун всегда поддерживал его в тонусе, минуя условности школьной программы, которые лишь ограничивали. Задавали рамки. Да даже, та же развитая мускулатура — она ведь с неба альфе тоже не свалилась. Без должных упражнений он был бы просто рослым мужчиной. Дистрофаном и компьютерным дохляком он бы никогда не был, у него просто такая генетическая особенность — большое число андрогенных рецепторов и ещё всякие там развитые гены, отвечающие за качество мышц и быстрый набор их массы. Но опять-таки, без нагрузки — это всё пустой звук, мышцы сами собой не вырастут. И, вообще, кто знает что бы было при его-то жизни, сопряжённой по большей части с умственным трудом и долгим сидением в одном положении — возможно этот мышечный каркас был бы даже местами покрыт тонким жирком. Кто знает… Да, он из тех «счастливчиков», кто предрасположен быстро набирать мышечную массу, но на это всё равно надо найти время (а ещё больше — желания, чего всем обычно и не хватает), чтобы взяться за себя… и Намджун не отказал себе в этом «удовольствии». Нашёл и занялся: поддерживающие кардиотренировки до сих пор в его обиходе присутствуют. Но для Нама это, правда, не такое удовольствие, как например, для того же Чонгука — вот тот одержим скульптурой тела. Так что, любые возможности, всегда должны быть подкреплены действиями. А в жизни мужчин вообще — действия имеют первоочередную степень. Мужик без поступков, красавчик только на словах — на деле же «трепло обыкновенное». Нет, понятно, что обстоятельства порой могут меняться и данное обещание может само помахать ручкой (не только тому, кому давалось, но тебе самому), но это немного другое, нежели «сказал и сознательно забил болт». Ну тогда применимо одно хорошее правило — не давай пустых обещаний, не трепи языком понапрасну! И это уже, кстати, хорошо применимо к любому полу. Но разве все мы такие разумные и можем обходить стороной внутренние импульсы, не вестись на дурной характер, или не класть на собственные прихоти и хотелки? Места рассудку и осознанным поступкам, на самом деле, в жизни не так уж и много как кажется: в приемуществе царит анархия и неупорядоченный хаос бытия. Но кто-то скажет, что в этом и есть прелесть непредсказуемой жизни, и будет… по своему прав. Намджун был честен сам с собой, когда решил взять отвественность за помеченного им же Чимина, он и до сих пор находится в том же состоянии решимости — быть с ним, сделать того хотя бы ненамного, но счастливее, разобрать дела омеги и вычистить все Авгиевы конюшни для дальнейшей жизни (как бы она ни сложилась). Просто он ещё не в курсе, что жизнь вокруг немного поменялась. А вместе с ней и обстоятельства непреодолимой силы… Что там было про сыновний долг? Жизнь вообще порой преподносит сюрпризы и ставит в такие неловкие позы, что диву даёшься! Ну не прелестно ли? Когда жизнь выворачивает твои суставы — прелестного на самом деле, мало: из некоторых положений без боли и оторванных конечностей попросту даже не выбраться. Вот такие прелести жизни. *** — Ну что, по прикидкам через три часа сюда приедет папа. Надеюсь, ты морально готов к бесконечной трескотне и всяческим лобзаниям? — Хмыкнул Нам. — Что? — Не то чтобы Чимин не понял сказанного, просто он ещё пребывал под впечатлением от телефонного разговора. — Папа тебя доймёт и удушит в объятьях, вот что! Не поддавайся на его провокации — иначе, единожды попав в его лапы, ты никогда больше из них не выберешься. — Устрашающе пояснил альфа, сам про себя смеясь. А увидив испуганно-удивлённую реакцию, всё же незаметно усмехнулся. Ну что за ребёнок, и вот в нём снова проснулась какая-то зашкаливающая игривость, она просто побивает все рекорды, какие только возможны у такого человека как Намджун. Потому что реакции Чимина — это что-то с чем-то! Их хочется кушать постоянно. Однако альфа тут же меняет свою роль, превращаясь в эдакого строгого учителя. — Держись меня и всё будет как надо. Понятно? — Ээээ, да. — Проморгался Пак. — И вообще… держись меня! — Без намёков, ну что вы. Хотя… кому надо, тот поймёт двусмысленность фразы. И снова сама серьёзность. — Я так понимаю, тебя хотят какому-то хмырю по брачному договору отдать? — Чимин так и обомлел от такого внезапного заявления «откуда он знает?». — Я много чего знаю. — Сразу продолжил Нам, словно прочитав мысли, хотя на самом деле — всё читалось на лице омеги. ______________________________ Best You'll Ever Have — Inanna ______________________________ Чимина всего сразу словно передёрнуло. Эта тянущая боль предательства, нет, она никуда не девалась — такую боль просто так в кармане не спрячешь, и как прыщ не замажешь корректором. Всё глубже: она там, с ним — в его душе. С тех пор, как он узнал о новости, что его приготовили какому-то альфе, с тех самых пор он чувствовал себя по особенному погано — неким товаром, купленной вещью. Этого не скроешь от себя. Когда тебя рвёт на части и ты не можешь чувствовать себя полноценным человеком — такое разве что совсем равнодушный не увидит. Ты лишь тот, кого покупают, как некую редкую игрушку: а со всякой игрушкой, даже самой дорогой, наигравшись вдоволь — потом поступают весьма плачевно. Её могут сломать или выбросить на помойку, или передарить кому-то ещё… Ну да, самые ценные экзепляры часто сажают на полку за стекло, чтобы просто любоваться, но в чём разница: куклы не изнашиваются так быстро, как люди. Его не будут держать для праздного любования, да и не такой он ценный экзепляр… Попользуются всласть, а когда надоест, кто знает… может, быть выкинутым — даже лучший исход. От горькой правды снова холод в душе — студёный, зубастый, острыми когтями рвёт нутро, напоминая — кто он есть и для чего. Предан самыми родными, исплёван, изуродован, потому что просто родился не тем! Был бы он просто бетой — он бы в своей семье был бы любим! Ах, какая ирония — когда-то он и правда так думал и желал быть тем, кем не является, чтобы хотя бы таким гнустным, предательстким по отношению к себе способом вырвать недостающую любовь. Хотя бы в убогих представлениях о лучшей жизни. А сейчас? Всё себя изжило, умерло, протухло, а теперь ещё и нещадно смердит. Нет любви, и не надо! Не было никогда, и не будет! Не стоит надеяться и верить. Без веры и надежды и живётся спокойнее, размереннее… Меньше болит и ничего внутри не просит. Но для этого надо быть изначально пустым, а у Чимина внутри не пусто… никогда не было таковым! Там всё в язвах от издевательств и обид — одно слово Намджуна, и снова нестерпимой болью разливается по внутренностям… крутит, выворачивает наружу. Выть хочется! Это то, от чего он сбежал. А бежал ли? Не верится… потому что слишком страшно. Зрелище малоприятное! И эти боль и страх читаются: по его передёрнувшейся мимике, по заломленным бровям, по жестам заломленных рук. Ах, как жестоко! И по читаемой в глазах изломленной душе: на самом деле хрупкой и нуждающейся в ласке и любви! Больше всего нуждающейся, жаждущей исцелиться. Неужели во всём свете нет и капли счастья для такого маленького существа, как Чимин? Ему ведь много и правда не надо. Он многого не просит, никогда не просил — он человек скромный — ему бы хоть на краешке совсем, чутка в душу отсыпать, капельку на язык капнуть — и вы увидите самого счастливого человека на этом свете. Боже… Смотреть без слёз на это существо невозможно. Внутри Намджуна словно пожар вперемешку с самым холодным течением, что своими морозными пальцами до обжигающей боли пробирается к сердцу и сжимает его без права на инъекцию. Даже конечности немеют — он словно самое однокое существо на этой планете и от этого так беспросветно темно… Нам к выражению чувств не привыкший, но что с того — у него характер такой — сам-то он человек неплохой, это вам самые близкие с точностью подтвердят. А ещё… может просто не было такого человека рядом, к которому бы это самое выражение чувств проявлялось само, текло своим естественным потоком? Вот так просто и по-настоящему, когда не надо задумываться о словах и действиях, вытягивать из себя по крупицам, ища силы, продумывая пути и выдумывая стратегии? Порыв Нама не поддаётся логике. В первую очередь его же собственной. Она складывает голову и поднимает руки, как бы сдаваясь в этом немом жесте «сдаюсь, сдаюсь. Делай что хочешь. Я тебе тут не советчик». В делах сердечных — логика бессильна, она знает своё место и отступает на второй план, уступая его порывам другого порядка. Намджун хмурит брови, подходя к своему маленькому зверьку — за какие-то сутки он к нему проникся больше, чем за долгие недели. Это нормально? Ох… это и не должно быть нормальным, это просто ничем не измеряется. Порой весь привычный мир может поменяться за одну секунду — так бывает. И даже не так, но тоже — бывает. И что есть нормальность в нашем мире? Смешно! А Намджуну не очень. Он ковырнул больную тему, и это ковырнуло что-то в нём самом. Вот такая двойственность. Мир наизнанку. — Не будет никакого хмыря. Успокойся, Чимин. Ты только мой! — И обхватывает омегу так, что тот в нём тонет. Сейчас такой момент… вот именно такой, когда Пак в этом нуждается до изнеможения расторможенной в хлам души — потому что у него уже на ниточке, и нет уже никакой половиночки. И неважно кто — лишь бы этот «хоть кто-то» уже спас! Да хотя бы просто ложную надежду подарил, пусть! Подбросил бы хоть один мааленький уголёчек в его страдающую и уже такую еле-еле тёплую душу. Даже если этот человек Намджун. Разве он так плох? Да может, и вовсе нет. Если так, то зачем ему всё это? Сейчас, когда нервы обнажены — хочется верить во что угодно. А ещё, прижаться посильнее — и лучше к кому-то именно такому сильному, могучему и неприступному, как этот альфа — да, его чувства чисто инстинктивные, но что с того? Что в этом такого постыдного? Кому какое дело? Боже… Переступая через всё: себя, мнимые принципы, страх, стеснение — вот вообще — порвать и выкинуть… оголить себя, верхнюю шкурку снять тонким слоем, распахнуть — и кровавым месивом внутренним прижаться к могучему изваянию, что пышет огнём, потому что даже в дурацких снах он — горячий источник с такой же горячей кровью внутри, что может и мёртвого разбудить. А Чимин будто почти мёртв, поэтому ему нужен сейчас именно Намджун, чтобы согреться наконец-то по-настоящему. Потому что просто так он уже ни от чего не согревается. А Намджун сейчас словно и не Намджун. Сам на себя не похож — такой натянутый, как тетева лука, но в то же время — до безобразия чуткий, осторожный, не давит и ничего из себя не строит, только прижимает омегу плотнее, словно втягивая в себя, вбирая маленькое существо — будто и правда поделиться хочет: и теплом и телом и вниманием. Ах, как же верить-то хочется! Забывшись, Чимин тычется взмокшим носом в футболку альфы, оставляя на ней характерные пятна. Ну и что, ну и пусть — сейчас это вообще никому не важно. Ерунда. А потом происходит небывалое! На грани скулежа внутреннего зверя альфы: омега легонько трётся своей щёчкой о крепкую грудь — словно маленький котёнок… маленький-маленький! Там, на груди для него и броня, и тепло и сердечный приют. Это безумие. БЕЗУМИЕ! Такое простое действие, ах, да боже ж ты мой, какое простое… но самое что ни на есть секретное и интимное. Оно, пусть и безотчётное и забудется омегой сразу же, потому что ему просто плохо до безумия, до такой степени, что он в том, кого боится — готов признать какую-никакую, а защиту от тёмных сил зла, что давно его гложут, буравят свои ходы в его мозгу, выкручивают волю. И трётся то всего-ничего — раз два. И всё. Вот как коротко! А у Намджуна в этот момент рвёт свою внутреннюю вселенную. И тоже… всё. Потому что это было слишком сокровенно — а он прочувствовал так, что ни боже ты мой. Хоть и говорят про него, мол камень-камнем. Намджун всей пятернёй вжимает маленькую головку омеги в себя, пропуская пальцы сквозь волосы, надавливая подушечками и массируя уставшую, больную голову Чимина, полную скверных дум и саморазрушений. Мог бы, вдавил бы её, наверное, в грудную клетку так, чтобы поселить там своего маленького зверька навек — там его заждались, там его примут с распростёртыми объятьями могучих лап — там ему будет так жарко, что придётся даже раздеться догола. Намджун, кстати, не будет против. Чимин нетерпеливые движения рук в себя вбирает, растворяясь в умиротворяющем ладане — говорят, он лечит души: может так и есть, а может только выдумка верующих людй, но Чимину в данный момент и правда, будто лучше, легче — и так спокойно, словно он не просто за каменной стеной — он за титановой, а сверху ещё большая и увесистая пушка висит для незванных гостей: такая, что от любых хмырей и мокрого места не оставит. Намджун и Чимином даже не замечают, сколько времени проходит — это феррамоновая терапия на двоих — исцеляющая аура четырёх ароматов. Несчастные люди, не выспавшись ночью, удрыхлись днём. Прямо как есть в обнимку на диване. А это уже картина на миллиард! Нет… на бесконечность. Потому что бесценна, потому что одна такая. А будут ли такие умиротворённые ещё, кто знает… Пленительное единение спящих разрывает звонок в дверь. Двое обновлённых и заметно посвежевших личности встрепенулись и, поняв прелесть ситуации, тут же разлепились от объятий. Точнее отпрянул всё же Чимин, отталкивая от себя альфу, как кошмарный сон. — Что такое? Тебе не понравилось? — Удивлённо спросил Нам. — Это был… лишь ответный ход. — Быстро нашёлся, что сказать Чимин. Теперь, по пробуждению, этот порыв казался таким неуместным и смутительным. И что, что в тот момент ему хотелось прижаться? Он же человек в конце-то концов, а когда одинокому человеку плохо, он ищет любые пути выхода, пусть порой они пролегают там, куда бы ты никогда не взглянул — даже если твоё спасение в руках страшного демона (хотя в тот момент он таковым вообще не казался). А чуткие пальцы вообще оказались волшебными проводниками в мир снов и расслабления. Но царство морфея отступило и настала реальность, а в ней царят другие законы. И главное, Пак оказался находчивым парнишкой, он быстро нашёл чем оправдаться по пробуждению — этот договор (хотя они и не успели договориться по сути) пришёлся так кстати сейчас. Что ещё скажешь — омега в умении обращать минусы в плюсы тоже под стать Намджуну. Альфа чуть не зарычал от такого. Что ж, вернул ему его же монетой. Нам смотрит внимательно, тяжело вбирая воздух через раздувшиеся ноздри: что ж… уговор теперь закреплён, игра началась. Взъерошив голову, он поплёлся на непрекращаюся трель звонка, грешным делом уже думая сменить мелодию на щебетание каких-нибудь милых птичек, чтобы так по мозгам не ударяло. С порога, чуть не сбивая альфу с ног, влетает ураганом Катрин возбужденный Лан, увешанный пакетами от дорогих брендов. Нам закатывает глаза, решая, что вроде как поздоровались — сойдёт и так. А ведь раньше папа никогда, с большой буквы Н, не упускал случая, чтобы расцеловать при встрече своего «малыша Нами» в обе щёки, за них же и щипая уворачивающегося великовозрастного детину. Даже как-то немного… обидно что ли. Нарушена такая древняя традиция! Хотя… нет, пожалуй, не обидно, пусть Чимин теперь страдает, хах. — Где он? — Чуть не с порога орёт омега, потрясая роскошной укладкой сиреневых волос. Нам небрежно машет рукой в сторону сжавшегося на диване омегу. Но вопрос-то риторический, так как неуёмный папа увидел его сразу, это просто манера у него такая — кидаться и кричать на всё, что вызывает дикий интерес и восторг. Большой ребёнок в действии, но ему вроде как позволительно… всегда так было, и в этом вина Кёнхо — он его разбаловал просто ужасно. — ЧИМИНИ! — Кричит старший омега, чуть не подбегая к несчастному Паку, а у того вид напуганный — на него словно стаю гончих натравили. И лучше бы её, потому что Лан тут же кидает веером пакеты на диван рядом с притаившимся тихоней — ну видно же, что ребёнок только со сна! Лан это намётанным взглядом сразу примечает. А чего спали? От чего отдыхали? Ах, дело то молодое, правда? — Обнимемся! — Кричит он. И конечно, Лан накидывается на Чимина тут же, не откладывая в догий ящик. Потому что припёрло папе так, что аж зудит во всех местах — это видно невооружённым взглядом! Чимин в полном шоке. Намджун качает головой — типа, хоть и ожидаемо, но всё равно «во, даёт!» Лан выше Пака сантиметров на десять, а потому разницу в росте воспринимает соотвествующе. — Боже, Чимини, ты такой крошка! Ох… — Он отстраняется от объятий и начинает того крутить и вертеть под пристальный взгляд сына, что оперся об угол стены, принимая расслабленную позу — сегодня он отделался легко. И это греет душу. — Ладненький какой! Господи, а красивый! А я всегда говорил, что у моего Нами самый лучший вкус! Да-да, стоило так долго ждать! Сына, теперь я тебя понимаю! Ты искал именно такой бриллиант! Ах! — И снова объятья и дёрганья за щёчки, что сразу приглянулись старшему. — Ах, у тебя кожа как бархат! Нами, ты, наверное, уже его всего зацеловал! Чимин пытается встретиться взглядом с альфой, посылая тому невербальные сигналы о том, чтобы тот его спас… ну или просто что-то предпринял. Намджун делает вид, что не понимает, по честности ему хочется отыграться за «ответный ход» — они же теперь играют, но когда папа начинает допросы о знакомстве, всё же перехватывает инициативу на себя. — Папа, не смущай Чимина. Ему неловко говорить о том, как мы познакомились. — Намджун подходит к омегам и ловким движением рук, без труда выцепляет Чимина в свои могучие объятья. Чимин от чего-то даже рад такому раскладу — Лан слишком суетлив и настойчив до обжиманий с человеком, которого видит первый раз в жизни, а к рукам Нама он вроде как… хоть немного, но привык (забавно, да?) Хотя, признаться, Паку даже приятно от подобного двустороннего внимания. Может, он мазохист? Да нет, просто Чимин — человек с редким недобором подобного рода внимания. — А что такое? При каких таких неловких условиях вы познакомились, что об этом неудобно говорить папе? — Искренне не понимает Лан, переводя допытливый взгляд на Чимина. — Нами, поставь мне чайку. Это называется — сплавить под благовидным предлогом. Намджун шумно выдыхает и плетётся к плите. — Ну что, Чимини? Ты мне расскажешь? Кстати, обращайся ко мне исключительно папа! — Вот так приплыли, даже Намджун столбенеет наперевес с чайником. — Ну что такого? — Не понимает такой реакции Лан. — В делах сближения надо брать сразу! Вот как твой отец — проходу мне не давал, скрутил в бараний рог, назвал своим в первый же день! Ох, знал бы Лан кто кого в этом тандеме назвал своим с самого начала, не стал бы так выпячивать историю своего знакомства. Намджун не удержавшись, хрюкнул от таких параллелей. — Что такое? Что смешного я сказал? — Не понял Лан. — Да так, вспомнил как раз таки начало нашего знакомства. — Лан тут же весь преисполнился внимания и любопытства, но его планам по занимательным рассказам сегодня было не суждено сбыться, так как Нам свернул всё так же быстро, как и начал. — Давай оставим эту животрепещещую историю на другой раз, мы всё же с Чимином торопимся. Ему ещё переодеться надо. А с учётом, что здесь ТЫ, это может порядком затянуться. — Какой же ты ханжа! Хоть бы при своём омеге не выставлял папочку каким-то нерадивым человеком. — Надул обидчиво губы Лан. — Ох нет-нет, я ничего такого не думаю, сонбе. — Махая ручками, впервые подал тоненький голосок Чимин, на что старший встрепенулся и, снова светясь улыбкой, повернулся к Паку. — Айгу, у тебя такой милый голосок! Нами, ты слышал? — Нет, папа Намджуна не рассеян и не глуп (ну разве что наполовину), он просто любит себе позволять перегибать палку в образе «я блондинко», а по сути — он просто выводит сына на диалог так, как умеет делать только он. — Нет, мы в основном молчим. — Отрезал Намджун в опустившуюся тишину, которую через пару секунд разрезал весёлый смех Лана. — Нельзя столько целоваться! Общаться тоже надо. — Подмигнул старший омега младшему, вновь начавшему заливаться краской. — Хотя, я тебя понимаю Нами. Такие губки только и целовать. — Лан снова притянул к себе смущенного Пака, что хлопал глазами, всё ещё ища спасение в обнаглевшем альфе, который ухмылялся одним уголком губ, смотря прямо на него. — А Чимин-и вообще весь сам по себе сладкий, но губы особенно! — Внезапно, как гром среди ясного неба, заявил Намджун. «Вот тебе мой ход» как бы говорил его неприкрытый взгляд. И когда только он успел перейти на это слащаво-тягучее Чимин-и-и-и. Пак вытаращил и без того огромные глаза на альфу, как бы на языке немых говоря «ты что несёшь?» — Ах, ну вы просто милашки! Созданы друг для друга! — Лан отстранился от Чимина и, сложив ладошки в каком-то подобии молитвенного жеста. Стал попеременно смотреть то на сына, то на «его омегу». — Идеально дополняете друг друга! — Довольно заключил он. — Может Чимин-и пора переодеться? Ты что-то слишком много всего накупил. — Разорвал идилию Намджун. — Ох, да. Ну так как я не знаю вкусов Чиминушки, прикупил разных вещичек, чтобы составить наилучший образ. — Лан сел на своего любимого конька, а это значило, что «понеслааась». Намджун вздохнул, подходя ближе. — А ещё я взял к чаю, вот. — Лан протянул какую-то коробочку сыну, намекая чтобы тот начал накрывать на стол и вообще, был радушным хозяином и заботливым альфой. — Чимини, я ещё взял свою косметичку. На самом деле просто так, на всякий случай. Но теперь вижу, что не зря. Надо привести тебя в порядок. — А что не так, сонбе? — Растерялся Чимин, трогая своё личико. — Папа! — Немного обидчиво поправил Лан. — Ппапа… — Растерянно повторил Чимин, заикаясь, но посмотрев на Намджуна, встретил в его лице лишь ухмыляющуюся машину по вытягиванию своих плюшек от сложившейся ситуации. Было видно, как альфа наслаждается всеми «мучениями» омеги. — Ох, не переживай, всё хорошо — у тебя такая естественная красота и прекрасная, нежная кожа, что и делать ничего не надо. — Лан взял Чимина за острый подбородок, мягко улыбаясь и транслируя свою расположенность. — Просто подчеркну немного твою ангельскую внешность. И волосы надо уложить, а то, кхм-кхм… — Тут старший омега как-то слишком многозначительно откашлялся. — У тебя воронье гнездо на голове! — Он многозначительно взглянул на сына, как бы сообщая тому выразительно «мог бы так сильно не возить своего птенчика головой по подушкам». Лан, такой Лан! А Намджун только пожал плечами, скотина такая. И ведь таким образом только подтвердил догадки своего папы. Месть альфы страшна, хорошо, что Чимин ничего не понял, а потому ход не засчитывается. В то время как Нам выкладывал на тарелку канчжон* и хвенсон*, что принёс папа, а так же расставлял пиалки для чая, Лан, не теряя даром времени выгребал из пакетов покупки. _______________ *канчжон — квадратные конфеты из клейкого риса, их поливают медом и опускают в кипящее масло *хвенсон — булочки, приготовленные на пару, с начинкой из красных бобов — Вот, Чимини, смотри. Я купил брючки и парочку джинс. Надеюсь, они будут тебе впору. — Лан поднёс джинсы к Чимину, задирая при этом футболку. Пак на это растерялся, нервно заулыбавшись — он то ещё помнил (видимо в отличие от всех остальных), что он без белья, и леггинсы будут слишком подчёркивать всё его небольшое по размеру достоинство. Но внутри-то достоинства всё же побольше будет, а потому он быстро прижал джинсы к телу, не давая и секунды на расмотрение того лишнего, что не полагается видеть одной паре слишком внимательных глаз. Намджун как раз уже сидел за столом, подпирая рукой подбородок, с таким видом, будто-то он в театре, паршивец. Лан ещё некоторое время вытряхал свои запасы, всё демострируя и прикидывая, что с чем лучше сочетать. Чимин не сопротивлялся, но и не особо вникал в детали составления «идеального лука», надеясь лишь на то, что «папа» хотя бы не заставит его переодеваться прямо здесь, при Намджуне. А тот всё сидел и смотрел — тоже мне вип-гость в партере, и видимо тоже ждал развязки. А дальше добрались до того, о чём Чимин и забыл за долгим участием в «модном приговоре». Лан достал пакетик в пастельных тонах с каким-то кружевным принтом — таким, какие бывают, пожалуй, только в отделах нижнего белья. — Вот трусики. Я прикупил на выбор. — Прозвучало так обезоруживающе, что Чимин просто потерялся и… почему-то начал кланяться с выпученными глазами. — Ой, да что ты! Не надо благодарить, не смущай меня так! — Но кто тут ещё больше смущается? Чимин готов был просто сквозь землю провалиться, а Намджун в этот момент натянул одну из своих самых коварных ухмылок. — Я всё понимаю, для приличного омеги хорошее бельё много значит. Но тебе не стоит так переживать, я постарался не заходить слишком далеко и выбрал всё очень приличное. — Лан по-доброму рассмеялся, заметив всё же, что Чимин почему-то слишком сильно смущён. Он и правда не имел ничего плохого в виду, и вгонять в краску его тем более не хотел. И вообще, он же уже сделал вывод, что у сына с Чимином дело сдвинулось в сторону интима, а потому… смущаться подобного… как-то странно. Хотя, не ему судить. — Трусики-неделька? — Заиграл бровями Нам, таким образом не только не уменьшая смущения Пака, а наоборот — увеличивая его в разы. Проклятый дьявол-провокатор, издевается над бедным омегой. Ну а как упустить такой шанс на бесплатное веселье, тем более Чимин и сам принял вызов. — Какая неделька? Это всё прошлое, такое сейчас никто не носит. Сейчас в тренде парное бельё. — Нам открыл рот, чтобы что-то сказать, но, вдруг осознав то, что сказал папа, так и застыл. — Вот, смотрите! Лан вытащил первую пару, на которую сразу воззрелись две пары глаз. Трусишки были чёрного цвета: те, что большего размера — боксеры с эластичной контрастной резинкой ярко-голубого цвета и отделочными швами, такого же тона. Вторые — гораздо меньше размером — бикини чёрного цвета, тоже с ярко-голубой резинкой и кружевной вставкой на попе. Чимин быстро-быстро заморгал, а Намджун вдруг хитро сузил глаза, смотря на Пака. — На Чимини это будет смотреться прекрасно. Что там у тебя ещё? Хочу всё посмотреть. — И с каких пор Намджун вдруг стал интересоваться подобным? Лан тут же загорелся на такую заинтересованность сына и принялся с чувством демонстрировать прикупленные новинки. Тут была и пара контрастных цветов (голубые и розовые), но одинаковые по дизайну — оба боксеры, только для альфы классические, а для омеги — завышенные и укороченные — эдакая пошлая версия боксеров, как подумал про себя Чимин (он подобного никогда в жизни не носил). Да и вообще, ничего подобного из всего продемонстрированного он даже в глаза не видел! На скромный взгляд Чимина это было «слишком»… смело, откровенно, красиво… Всё, что прикупил для него «папа» по большей части было формы бикини и брифы, что могло считаться, по мнению Пака за эротику. Нет, он не какой-то замшелый ботаник-девственник со взглядами 40+, но… привычка на скромное, тщательно отобранное матерью, бельё, всё же сказывалась. Больше всего поразила последняя пара красного цвета, что сочетала в себе роскошь и дерзкий намёк на секс. Потому что у обоих по бокам отсутствовали большие куски ткани и держались они на теле, судя по всему, только благодаря эластичным резиночками сверху и снизу. И это называется «приличное»? У Лана, похоже, какие-то свои понятия о приличиях, особенно, что касается нижнего белья. Страшно представить, что носит он сам! Чимин и не собирался представлять, так и зависнув на последнем комплекте. Из состояния шока вывел грудной смех Намджуна, альфа вертел свой экземпляр на пальце, как раз за ту самую лямочку. — Папа, ты из ума выжил? — Уже откровенно ржал Нам. — Ой, можно подумать тебя такое смутило. Только представь, как ты будешь в этом выглядеть. — Намджун повернулся к единственному смущённому в этой странной компании. — Нравится? Хочешь надену? — Чимин закашлялся. Это перебор. «Ладно, ты победил, только остановись уже!» И отрицательно замотал головой. — Чимини они не нравятся. — Ну и ладно. — Довольно спокойно заключил папа. — Зато остальное понравилось. — Довольно смелое заключение, но логика — не конёк Лана. — Ну, пойдём, Чими. Можно ведь тебя так называть? Примерим одежду. Омег не было около сорока минут, отчего Намджун даже заскучал. По честности признаться, ему даже стало интересно, как преобразиться Чимин, ведь тот всегда ходил только в мешковатой одежде, не считая того обтягивающего комплекта, конечно. *** — Ты очень милый, Чимини. Я так рад, что теперь у моего сыночка есть ты. Господь услышал мои молитвы! — Суетливо перебирая вещи и подавая кофту, говорил Лан. — Почему вы так говорите? — Запротестовал Пак, пытаясь отгородиться от таких сильных слов. — Да потому что этот упрямый осёл, прости господи, вообще никогда не заводил отношений! — Обессиленно и немного грозно произнёс Ким. — Правда? — С интересом удивился Чимин. — Он тебе не говорил об этом? Думаю, он не захотел… потому что хвастаться тут и правда нечем… — Лан посмотрел как выглядит на омеге выбранный комплект и разочарованно цокнул. — Я не знал… — Задумался Пак. — Так что ты у него первый. — Задорно хмыкнул папа. — А он у тебя? — Ттоже… — Выбирать что отвечать не приходится, а отвечать надо, потому что… всё как-то так лихо завертелось и кажется он вляпался так глубоко, как только мог. — Милота. Вы прям как голубки, ей богу! Примерь вот это, тебе должно больше пойти. — Лан протянул чёрную водолазку и джинсы-скинни. — Очень… обтягивающе. — Заключил Чимин, смотря на себя в зеркало. — Ты никогда такое не носил? — С улыбкой проговорил Лан, рассматривая потрясающую даже воображение омеги, фигуру напротив. — Нет, по честности сказать мой стиль всегда был… очень расслабленным. — Глазки Чимина забегали от подбора наиболее подходящих слов. — Ну и зря. Тебе есть что показывать. Не ножки, а заглядение! Показывай их, не надо скрывать такую красоту от глаз альф. Мужчин всегда надо держать в тонусе, запомни это! — Старший омега говорил как заправский сомелье, что дегустирует вино со знанием дела. — Но самое красивое и сногсшибающее должно быть скрыто! Оно только для единственных глаз. — Подмигнул он более загадочно. — Тебе понравилось бельё? Я старался. — Оно очень красивое, я такого никогда не носил. — Тихо произнёс Пак. — Нами купит тебе намного больше подобного, поверь! Он у меня эстет, если честно. Видел ванну? — С прищуром улыбнулся Ким. — Да. — Покраснев проговорил Чимин, чем только подтвердил собственные догадки папы. «Ну конечно они были в ванной! Ах, эти влюблённые детки». Чимин же смутился тоже вполне по причине того, что совсем недавно там развернулась очень эмоциональная картина, в том числе и со сценами поцелуев, которые тоже никак не шли из его головы. — Это его личный проект. — Гордо произнёс папа, именно так, как гордятся за своих деток родители, потрясая заветными медальками и грамотами. — Серьёзно? — Искренне удивился Пак. — Да, сам всё разработал. Полный улёт, да? — Припечатал гордый родитель. Вот мол какой у меня сыночка, люби его ещё больше, он того стоит! — Да, так и есть. — Без красного словца заключил Чимин. Потому что… ванна и правда была замечательно, а душ — вообще произведение искусства. — Я понимаю, тебе непривычно вот так болтать сейчас со мной, да и я могу быть докучливым, я знаю об этом. — Задумчиво протянул Лан. — Но я так рад твоему появлению! Эмоции меня просто переполняют. Я надеюсь, мы подружимся, и я стану тебе вторым папой. Старший омега взялся за укладку волос Чимина, он вытягивал прядки, делая лёгкие вихры волос, представляя как это будет сочетаться с ангелоподобным лицом. — Ты же учишься в том же институте, что и Нами? — Да, я на первом курсе. — Подтвердил Чимин, косясь боковым зрением на то, как Лан ловко орудует со щипчиками. Ну правда, так занимательно, он никогда не делал укладок, даже интересно, что получится — омежья натура брала своё. — Так вы там познакомились? — Ага. — Подтвердил Пак. — А на каком ты факультете? — Вопросом Лана нет числа. Но ему же и правда интересно, даже не потому что его об этом попросил муж, а потому что: любопытство, помноженное на желание узнать всё о человеке, которого выбрал в спутники его сын. Это слишком редкое явление, чтобы просто так упустить такую возможность, не вытянув максимум информации. К тому же Чимин был ему искренне симпатичен. — Я на двух. Экономическом и факультете искусства. — По простому ответил Пак, вызвав тем самым чуть ли не визг старшего. — Серьёзно? Теперь я тем более понимаю, почему сын на тебя запал! — Вскрикнул Лан. — Это редкость даже для альф, не говоря об омегах! Нами, знаешь ли, тоже на двух учится. И вообще, он только и делает, что учится и работает — весь в проектах, загружен, как я не знаю что! — Папа покачал головой, хмуря брови. — Удивительно, что он среди всего своего плотного графика вообще умудрился встретить тебя! Я уже, если честно, отчаялся, что он будет хоть с кем-то! — Лан произнёс это с грустью, потому что и правда отчаялся. — Он упрямый до ужаса, не верит в истинность и любовь. Ох, как же хорошо, что он пересмотрел свои взгляды! — Ким мгновенно оживился, разгоняя тучи забытых тревог, ведь теперь-то папе переживать не за что! — Я думал, что он так и будет женат на своих мозгах. — Вот как… — С интересом задумался Чимин. Папа Намджуна был искренен, а потому слушать информацию об альфе из первых уст было занимательно. Да и по честности сказать, ему импонировала такая откровенность Лана, тот был прост в общении и лёгок, не задирал нос и вообще, судя по ауре, был расположен к нему хорошо. Чимин так-то из недоверчивых людей, но эта открытая манера старшего подкупала. Разве не такими и должны быть самые близкие отношения? Внутри даже что-то заныло от того, что он был подобного общения и любви лишён с самого рождения. — Да, ты знаешь — у него всегда времени было позарез, он ещё и отцу в бизнесе помогает! У него же не голова, а компьютер… чёртов процессор… — Смешно пробурчал Ким, лишний раз подтверждая то, что и так все вокруг только и твердили — Намджун чертовски умён. Именно эта информация, этот пунктик сильно отпечатался в мозгу Чимина больше всего, и, по непонятным причинам, это даже вызывало странные мурашки в области позвоночника. — Действительно удивительно. — Задумчиво заключил Пак. — Но я знаю почему. — Загадочно прищурился Лан, тем самым немного напоминая Намджуна, однако прищур альфы вообще нельзя было сравнить ни с чем, от него порой кора головного мозга начинала покрываться рябью и волосы дыбиться! — Ты умненький, очень обаятельный и скромный, к тому же невероятно красивый. А ещё — у тебя двойной запах. — Лан посмотрел на младшего каким-то странным взглядом. — Это просто невероятно! — Вы меня что-то совсем расхвалили… — Снова смутился Чимин. Ну не привычно ему подобное, хоть убей. — Ты к такому не привык? Что ж, со мной придётся привыкнуть, я всегда говорю то, о чём думаю. Ты мне нравишься! — Это было произнесено так внезапно, что обескуражило. Но признание звучало, вроде как, искренне, и от того взбудоражило и заставило немного напрячься. — Знаешь, у Нами слабость к лаванде — думаю, он еле держится, когда остаётся наедине с тобой. Это ведь так? — Лан улыбнулся вдруг так по-омежьи, вкладывая в это весь доступный смысл, настолько, что это понял бы даже самый далёкий человек. Чимин, конечно, понял тоже, он на самом деле не глуп в «этих делах». Но знать — одно, даже при знаниях можно быть от этого далёким: как ученик, читающий книги про космос, совершенно далёк от освоения космического пространства — он там никогда не был, а потому его нельзя назвать космонавтом, как бы хорошо он ни знал теорию. Чимин молчал, он и правда не знал, что ответить на этот выпад папы. Что там у Намджуна с одержимостью и сдержанностью наедине? О нет, он не будет об этом говорить с Ланом, они далеко не в тех отношениях. По правде сказать он не знает, с кем бы вообще он мог об этом говорить… Может с Тэ? Но с ним для начала надо вообще начать диалог… Чимин не знает наверняка, как друг отнёсся ко всей этой ситуации, а то что он уже в курсе того, что он омега — это сто процентов: будет ли Тэ дружить с ним дальше, затаит ли обиду на многолетнюю ложь, или простит и попытается понять? На душе ещё и от этого делается куда тяжелее… — Ладно, не говори, я и так всё знаю. — А папе и не нужны его ответы, он уже давно всё прочитал по жестам сына (пусть тот и специально спровоцировал) и сделал соответствующие выводы. К тому же, он конечно же, увидел метку сына! А это, ни много ни мало… Нет, пожалуй это ОЧЕНЬ МНОГО и говорит тоже о многом! А потому да, в Лана все пазлы сложились — и в них было место и любви, и серьёзным отношениям и интиму! Ну а что ему ещё думать? Он знает своего милого Нами как ярого и закостенелого холостяка и серьёзного человека, нееет, его дорогой сына не поставил бы метку просто так! Это исключено по всем параметрам! А потому — родственным отношениям быть! Лан доволен как кит. В его представлениях единственные недостающие звенья это: свадьба и зачатие ребёнка. Не под его контролем, но если будет нужно для дела, Лан готов и свечку подержать. Вот насколько припекло папе! — Ну что, пошли, явим чудо? Ох, боюсь только, Намджун ослепнет от такой красоты. — Смеётся Лан, нанося последние штрихи блеском для губ.