Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Лан со всей силы давит руками на уши, чтобы как можно сильнее приглушить звуки, доносящиеся из кабинета Кёнхо. Он никогда не слышал, чтобы его малыш Намджуни так сильно кричал. Личный помощник омеги, а по совместительству управляющий домом, уже суетился рядом с ним, трясясь как осиновый лист. Атмосферка в доме была, мягко говоря, напряжённая. А если не стесняться в выражениях и говорить как есть, то веяло пиздецом и никому ненужными, серьёзными переменами. Погода испортилась ещё с момента визита гостя, сгустившись над особняком чёрными тучами: визитёр удалялся, надо отметить, на подъёме, чего не скажешь о главе семейства, тот наоборот — метал молнии, а заодно бутылки из-под алкоголя и прочие мелкие предметы интерьера. — Вот ваши капли. — Управляющий подал Лану на изящном подносе фужер с водой, в котором были растворены специальные, прописанные капельки от головной боли. Руки его дрожали, чему свидетельствовал легкий звон стекла о металл. — Что теперь будет? — Проговорил самому себе омега, спуская ладони от ушей и перекладывая их на щёки. Переведя взгляд на бету, он неожиданно вздрогнул от очередного раскатистого крика сына. — Я не знаю, господин. — Искренне заверил встревоженный помощник, думая в этот момент о том, что надо бы запастить не только каплями, но и успокоительным. *** — Намджун, ей богу, всё не так плохо! — Заверял Кёнхо, заранее приготовившись к подобной реакции, особенно после восторженных речей мужа, познакомившегося с будущей, как он выразился, невестушкой. А всё почему такие громкие заявления? Потому что Нами пометил Чими, потому что между детками коротит не по-детски. И вообще, папу не обманешь — он всё видит… к чему дело клонит! Подобный серьëзный шаг от его любимого сына — это стопроцентное свидетельство далеко идущих намерений. «И слава богу, и как хорошо, что это наконец-то случилось. Нами больше не будет один!» И даст бог, в скором времени папе ещё и подарят румяного малютку-внучочка. И вообще — Чимин такой милаха, что он моментально запал Лану в душу «мой второй сыночек» как назвал он его при прощании. А ведь Лан так хотел в своё время сына-омегу… но не срослось. Конечно, глава семейства заготовил фразы и аргументы в свою защиту, и вот сейчас все они благополучно летели в трубу, потому что Намджун был не просто зол, он полыхал как подожжённый склад с пиротехникой. — Вот в этом ты прав отец, всё не так плохо. Потому что всё просто хуёво до невозможности. — Я знаю, что ты пометил его… — Кёнхо осёкся, словив ударную дозу полыни, вперемешку с ладаном. — Конечно, ты знаешь (кто бы мог сомневаться в Лане). И несмотря на это, ты смеешь говорить мне о женитьбе. — Усмехается Нам, хотя ему совсем не смешно. — Да подожди ты отмахиваться от этого союза, я ведь тебе не всё рассказал. — Пытается хоть как то смягчить обстановку родитель. — И что ещё интересного ты можешь мне сказать? Что свадьба через неделю? — Буравя взглядом, бросил фразу Намджун, впрочем, не уловив на это и намёка на опровержение… хотя бы во взгляде. Наоборот — губы отца поджались, взгляд посуровел и опустился на собственные руки, приобретя задумчивый вид. «Пиздец, серьёзно?» — А чего не завтра? — Не удержался таки младший альфа от предательского желания усмехнуться на такие сверхзвуковые скорости. У Намджуна от заявления отца волосы как встали с самого начала дыбом, так опускаться больше и не желают. Кёнхо вещает о каком-то браке, иначе всё дело его жизни полетит в тартарары, ссылается на договор, который был подписан им с каким-то мутным хреном, причём бог знает когда… а показывать его, этот договор, главное, он не желает! Отец его за идиота что ли держит? Какие, к чертям собачьим, женитьбы? У него там свеженький, только что проклюнувшийся, можно сказать ещё совсем молочный омега, который притягивает к себе с каждым днём всё сильнее и сильнее. Чимин вообще, как планета с персональной гравитацией и притяжением (не в пример земному), которому он больше не в силах противостоять. И вообще, у него к Паку обязательства, у него там хитросплетённые интриги, которые надо рубить ко всем ебеням жёстко и без компромиссов, а ещё у него какие-никакие, но зародившиеся в сознании планы относительно его маленького зверька. А на него тут, видите ли, без доказательств «чрезвычайной важности», сомнительное предприятие вешают, развести хотят, как последнего лоха, причём самые близкие люди. Обидно, знаете ли. Да вертел он чужие хотелки так и сяк. Ничего, пожили вон сколько лет без его обручённого состояния — и дальше не переломятся. У него своя жизнь, свои проекты, а теперь ещё и свой омега в придачу. И пусть тот думает, что это лишь игра — (большего осознания он сейчас всё равно не потянет) — никто не говорит, что однажды её, эту игру, нельзя будет перевести в другое русло. Да он, в конце концов, только-только начал настоящий кайф от нахлынувших чувств и эмоций получать (во что, между прочим, устойчиво не верил), вдыхать их с ароматом любимой лаванды, а ему тут, видите ли, какую-то фифу непонятную впаривают, нарушая их с Чимином уютный междусобойчик. И пусть пока он происходит только в виде игры… это не важно, потому что всё будет так, как решил Намджун (ведь он же уже загорелся идеей и план в голове продумал). Нет, так дела не делаются! Он под таким сомнительным мероприятием, да ещё и такой срочной важности, не подпишется! Это пусть новичков и недалёких так в спешке разводят, а он — тёртый калач. — Если ещё есть что по этому поводу сказать — говори сейчас, или я пошёл. — Неужели тебе всё равно? А как же сыновний долг, а репутация семьи? — Отец, если всё так хреново, как ты говоришь, то ты мог бы проявить ко мне хотя бы капельку уважения и показать этот договор, как основное доказательство такой суперважности, чтобы я его внимательно перечитал и дал свой вердикт. Ты же знаешь, я в этом хорошо разбираюсь, может я бы даже нашёл какие-то несостыковки и неувязки в этом догмате. И всё бы можно было устроить в нашу пользу, без всяких там сомнительных браков. Ты сам то хоть раз ввязывался в дела, даже не читая контракт? Я, по-твоему что, похож на идиота? — Ты просто должен мне верить. Я же твой отец… — Слабый контраргумент выглядит смешно даже для самого Кёнхо, не говоря уже о Намджуне. И вообще, знал бы сын, что там в этом договоре понаписано… а ещё, что он самолично и добровольно его составлял, правил и много раз переписывал, а потом недрогнувшей рукой печать поставил — он бы его по головке за это не погладил. А настоящую реакцию сына, на самом деле, вообще не предугадать. — А я твой сын, а не продукт генной инженерии, выращенный с целью расплаты по долгам. — Кёнхо на такое сравнение удивлённо кашлянул, потупив взор. — На счёт сыновнего долга: он, мой дорогой отец, состоит в том, чтобы в случае жизненных трудностей помогать родителям и поддерживать их… — Тут отец поднял взгляд, явно вбирая воздух для реплики. — Но в рамках, не противоречащих устройству своей собственной судьбы, и не кидая себя на жертвенный алтарь родительских бредовых желаний. К тому же, у нас не королевская династия, чтобы костьми ложиться перед монаршим долгом. Если твоё дело, как ты говоришь, рухнет — я вас, уж поверь, в нищете не оставлю — дам и кров и еду. У вас всё будет, и в том объёме, чтобы жить и не чувствовать нужды. И вообще, не будь жадным, отец, миллионы людей живут в условиях гораздо более умеренных, чем те, к которым привыкли вы с папой, и вполне счастливы. Я не говорю про тех, кто мучается в бедности или нищете. Всегда ли ты был тем, кто ты есть сейчас? — Нам всегда мог повернуть вопрос таким образом, что Кёнхо было или нечем возразить или чувствовал себя смущённо. И откуда только у него такой дар… быть негласной совестью? — Или у тебя просто принцип какой-то на счёт этой женитьбы? Намджун резко встал, собираясь поставить в разговоре точку: он уже даже развернулся в сторону двери, но. это был ещё не конец разговора, а только его начало… — Хорошо, я дам тебе этот контракт. — Отец как-то резко сник, опустив плечи. Он будто даже, постарел лицом, что не ускользнуло от взора сына. — Только прошу… если после прочтения ты будешь ненавидеть меня… то делай это хотя бы не так сильно. У меня сердце… — Интересное заявление. — Бровь Намджуна взметнулась ввысь. — Что ж, давай сюда свой постулат, будем определять степень твоей вины. — Усмехнулся альфа, не предполагая, что в скором времени, даже не дойдя и до середины прочтения, он будет орать так, что стены дома начнут сотрясаться. *** Репетиция шла под не замолкающий гул перешёптываний и чересчур очевидными переглядами. Это смущало и сбивало с толку. Чимин никак не мог сосредоточиться на своей партии и разобрать её от и до — работы было много, а вот времени как раз таки — кот наплакал. Всё это бесчинство длилось ровно до тех пор, пока не надоело самому Хосоку. — Так, у нас тут репетиция или слёт шептунов? А то я не совсем понимаю, почему так сплетнями запахло. Если сейчас все разом не заглохнут, то готовиться будем до полуночи. Я никого живьём отсюда не выпущу! Всем ясно? — Народ беспорядочно закивал, напуганный внезапными перспективами, и дальше репетировать стало гораздо легче, будто даже воздуху вокруг стало больше. Партия Чимина была сложной, а некоторые моменты были даже не отрепетированы — в частности связки. С них то и начали. Хосок дал Паку тренировочный костюм (почти как знамя вручил), снабдив передачу примечательным пояснением, что это именно Намджун заранее попросил подготовить его для Чимина. Омега посмотрел на рыжеволосого наивным, но чуть насмешливым взглядом, будто принял все слова за чистую монету. Затем Хосок проводил омегу в раздевалку, показав жестом головы на дверь (которая, кстати, поменялась с последней их встречи), возмущенно при этом пояснив, что его хотели за неё отчитать, ведь он был тут за старшего. Но в итоге всё обернулось так, что её с радостью восстановили те, кто её же и снёс (кстати, добровольно и с улыбкой на лице). По рассказу Хосока получалось так, что по этому делу вообще даже было расследование, которое, впрочем, своими выводами ставило на институте очень большое и жирное пятно позора, а допускать такого было нельзя ни в коем разе. Потому что массовое покушение на омегу, это извините не шутки. Дело могло стать резонансным и тогда — прощай лицензия, финансирование и прочие плюшки. Всё решили замять настолько, насколько это было возможно: чьи семьи посостоятельнее — отмазались денежной взаимопомощью институту (да, это так называется), а те, что помощь не потянули — были «мягко и нежно» переведены в другие учебные заведения. Никто, кстати, по этому поводу и не возражал, так как семьи были только рады, что сыновей вообще не лишили возможности проходить хоть какое-то обучение, в противном случае это поставило бы крест на более-менее приличном будущем отпрысков. Лично Хосоку это всё наблюдать было не очень приятно, так как пахло попустительством… но он ведь не руководство (хоть уже и имеет разросшуюся власть в институте), и ему на это при случае очень толсто намекнули, мол «не гоже выпячивать так сильно своё мнение, поскольку можно больно упасть». Ему доходчиво объяснили, «что именно ему не желательно делать и думать в целом, и как именно это может отразиться на его личной карьере в частности». Хосок уже начал метаться камнями, но тут вмешался Чонгук, а не прислушаться в этом деле к нему в руководящем составе просто не могли (все прекрасно знают, по каким причинам). В итоге перед Хо сильно извинились за угрозы, вежливо разъяснили ему весь расклад дел, и почему именно «этот инцидент раздувать никому не на пользу» (будто никому и так не понятно), тем более «всё ведь хорошо разрешилось» и пообещали ему однозначно положительный исход выборов на должность президента студсовета. Хосок человек не глупый, прикинув все за и против и взвесив аргументы не стал упираться в систему рогом. Только высказал Гуку насчёт того, что ему подобные подачки не нужны, что он и так выиграет борьбу (по чесноку, ему импонировало соревноваться с Солар, хоть он от неё шарахался как от огня, но не признавать её ум и смелость он не мог). Чонгук заверил, что ни о чём таком руководство не просил — это их личная инициатива, типа «перегнули палку, желая выслужиться перед его семейством». И плюс ко всему, главным аргументом высшего руководства было то, что «альфы не виноваты в своей природе, взявшей над ними верх, они ничего не могли поделать». Даже записи с видеокамеры того злосчастного случая куда-то благополучно пропали, но он, Хосок, вместе с Чонгуком (он может подтвердить), лично их просматривали и у него до сих пор кровь в жилах стынет от мысли о том, что было бы с Чимином, если бы не Намджун, который его буквально спас из лап обезумевших альф. Пак слушал внимательно и не мог понять: Хосок просто заодно с другом, выгораживая его, или всё это, действительно, правда. Если второе, то как мог произойти такой хоррор? Это же получается (если принимать за истину его слова), что в тот день у него и правда произошёл феноменальный выброс ферромонов (о чём уже говорил Намджун), отчего все присутствующие альфы спятили на почве передоза. И тогда выходит, что они и правда не виноваты, потому что стали лишь жертвами обстоятельств… И что это тогда за неведомая фигня с ним произошла? И повторится ли подобное при следующей течке? А если да, то что тогда ему делать? Сделалось страшно. Неужели это как-то связано с его природным происхождением? Кажется, доктор Чан говорил ему о том, что у таких как он, есть общий признак — повышенный гормональный фон. Но он не говорил о феноменально повышенном фоне, и вот эта непонятная штука немного напрягала и пугала. Хотя, если подумать, доктор объяснял, что всё будет происходить более бурно: у него будет и повышенная чувствительность к запахам, а так же повышенная возбудимость. «Но я не реагирую остро на ароматы альф, разве что только на запах Намджуна… он словно может им влиять на моё состояние, а иногда даже… будто вводить в подобие транса». «А на счёт возбуждения…» тут внутри Чимина прошлась какая-то щекочущая волна — «оно было только тогда, во время течки… и опять с Намджуном». Пак поправил ворот, как ему показалось — тот слишком давит на шею, да и метка вдруг словно начала воспаляться ни с того ни с сего. «Фух, жарко» — помахал он на себя ладошками. «Всё это странно, об этом стоит подумать. Да и не плохо бы рассчитать следующие дни течки, чтобы не попасть впросак. Это при условии, конечно, что у меня сразу установился стабильный цикл». На этой мысли Чимин даже немного подвис «как всё сложно». Самым приятным моментом из всего повествования Хосока оказалось то, что его рюкзак так и остался нетронутым с того самого злополучного дня. Он дожидался его в ящике, который Чон закрыл на ключ, чтобы его никто не мог забрать. Приятно было найти частичку себя из прошлого, это будто даже придавало сил. Чимин быстренько переоделся и проследовал в зал, где его уже ждал взбудораженный «организатор концерта», готовый прыгнуть из огня да в полымя — лишь бы всё получилось. Репетиция получалась насыщенной, с Хосоком они понимали друг друга с полуслова. *За дверью в репетиционный зал* — Ты уже переварил? — Тэ кивает. — Что я тебе говорила? — Не быть идиотом. — И? Вывод какой? — Я им не буду. — Вот и хорошо. — Ничего не хорошо. У меня пригорает. — Смотри не сгори от своих обидок. Не будь мелочным, соскреби уже свои мозги в кучку и подумай каково Чимину. Мы же с тобой это уже тысячу раз обсуждали! — Я понимаю. Но мне нужен разговор. Одно его слово… — Так и поговорите! Логика, Тэ! — Да понял я всё, понял, не заводись. Ты же знаешь, когда я напряжен, то не соображаю. — Горячий, горячий омега. — Смеется Солар. — Но отходчивый. — Гордо поясняет Тэхён. — Давай, отходи уже в сторону Чимина и заводи объяснительно-примирительные разговоры. — Иду-иду, думаешь это так легко? — Тэхëни, я как бы в том же положении, что и ты, тем не менее я не строю из себя обиженку. Вы давайте ещё в Монтекки и Капулетти поиграйте. — Всё, всё… хватит! Идём. Где-то в середине репетиции Чимин почувствовал на себе чей-то присутствующий взгляд, от которого у него даже зачесался нос. Раскрутившись в полёте и приземлившись на маты, он начал лихорадочно шарить взглядом по сторонам, как вдруг, в самом углу у входа неожиданно наткнулся на две пары внимательных глаз: Солар и Тэхён сидели на лавке и явно дожидались его, не смея мешать репетиции. На лице Пака моментально расползлась широкая улыбка — накатило такое щемящее чувство, будто он не видел своих друзей вечность, и вот сейчас, наконец-то, произойдёт судьбоносное воссоединение. Солар сразу заулыбалась в ответ, рукой подзывая друга к себе и показывая всем своим видом, как ей не терпится с ним пообщаться и пообниматься. На душе сделалось так тепло, что захотелось прыгать от счастья. Радостный Чимин перевёл взгляд на Тэ, но тут же осекся в своём порыве — реакция друга заставила его сильно усомниться в себе, неожиданно вспомнив обрывки того злосчастного вечера и скользнувший обиженный взгляд. Ким, уловив обращëнное к себе внимание друга, тоже заволновался, глаза его расширились, а потом неожиданно забегали по сторонам. Тэхёну словно было не по себе… он как будто боролся внутри себя с противоположными эмоциями и это прямо сейчас разрывало его на части. Улыбка Чимина сползла вниз, он втянул плечи и с виноватым видом пошёл навстречу друзьям. Пока Солар, накинувшаяся на друга, обнимала того, словно она какой-то осьминог и у неё вместо рук куча щупалец с присосками, Тэ стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь ни на что. Вид его был растерянный, а взгляд испуганный, точно у ребёнка, не знающего как поступать в непонятной ситуации. Чимин кидал на него отчаянные взгляды, полные непонятной мольбы и тревоги. Хосок, следивший за встречей, закусил внутреннюю сторону щеки, а затем крикнул всем о перерыве. ________________ Heaven — TAEMIN ________________ Народ, перетекал вокруг троицы, и казалось что это живые потоки реки, где всё чуждо и холодно, и только три бьющихся сердца, горящие вулканическими источниками, могут совершить чудо и растопить окружающие льды. Глубоководные прожекторы ярко бьют на двух омег, Солар отходит в сторонку, поджимая губы — толща тёмной воды размывается настойчивым свечением. В глазах Тэхёна стоят непослушные слёзы, готовые затопить пространство вокруг в любой момент. Губы Чимина трясутся, внутри так жарко, а в горле ком, не дающий вдохнуть полной грудью — нарастающее удушье словно заливает стены и потолок, готовый обрушиться и придавить своей тяжестью недавних друзей. И что теперь? Горечь обид, невысказанных слов и не посвящённых жизней? Между двумя людьми словно черта, барьер — непреодолимая стена. Солар тяжело от этого зрелища, и глядя на девушку, Хосоку тоже не по себе. Он отворачивается и тактично уходит. В мире людей всё вечно не просто. Там где нет чувств — серые пустыни, но стабильность. Там где они есть — яркие краски, но бушуют стихии. Порой дружба сродни зависимости, но даже она однажды может стать своей противоположностью. Для этого, на самом деле, надо не так много — один шаг, одно слово, одно действие — и вот уже меняются полюса. Кто-то может назвать это ненастоящей дружбой, но на самом деле ни у кого нет на это мерила и способа оценки: жизнь так сложна, что в ней порой случаются безвозвратные изменения. Меняются люди, меняются обстоятельства и судить человека за то, что он был одним, а потом, под воздействием условий, стал другим — значит просто быть жадным и ограниченным человеком. И что же теперь? Неужели обстоятельства разрушили давнюю дружбу? Неужели она была так хрупка? Неужели в ней не найдётся даже одной целительной капли, способной стать антидотом от отравления обидой и предательством. О да, это очень коварный яд, и Тэхён невольно им заразился в тот самый момент, когда принял неверную правду о мотивах Чимина. И сколько бы он не рассуждал логически, не корил себя за неправильные мысли и чуждое его сердцу понимание, внутри всё равно сидел этот отравленный шип. Тэ — человек эмоциональный и очень упрямый, он из того сорта людей, что если вобьют что-то в свою голову — потом это очень трудно в себе же изживают. Так случилось с Чонгуком, теперь тоже самое происходит и с Чимином. Омега полон сомнений и обвит едкими жгутами досады: да, Тэхён человек не без изъяна, но он всегда помнит один постулат: истинная дружба — медленно растущее дерево; она должна претерпеть потрясения от несчастий, прежде чем заслужить свое название. А потому, он пойдёт наперекор себе же — и если он не может вытащить этот шип сам, то он доверит эту миссию лучшему другу. И пусть ему будет больно как никогда, пусть из раны хлынет алая кровь — пусть лучше так, чем это будет новый гноящийся страх. Взгляд не выдерживает, и из глаз Тэ ручьями текут непокорные слёзы, разрывая душу Чимина напротив. — Прости, я не достоин тебя, как друга. И никогда достоин не был… — Шепчет Пак. Жизни в нём, такое чувство, что осталось самую малость — он того гляди и рухнет под ноги другу прямо сейчас. — Ты меня не простишь! Не простишь ведь? — Глаза омеги, как два карстовых озера с сообщающейся подземной системой, и связь эта непреодолима. Тэхён подгужается глубоко в эти тайные пещеры с разветвлёнными ходами и понимает, как он сильно не прав. — Дурак, дебил, обманщик! — Кроет словечками в излюбленной манере Тэхён. — Заткнись и послушай. Никогда так не говори! Я тебя ещё не простил, потому что я сам — первый идиот. Но я тебя не отдам! Понятно? Не брошу тебя так же, как ты не бросил тогда меня! — Столкновение лбами до звёзд перед глазами и объятия через боль. Боль разлуки и принятия. Кажется омеги сегодня точно вымажут весь тренировочный зал чем-то вязким. Слюни вперемешку с соплями, и нет дела на этот довольно скользкий вид, главное не быть такими внутри. — Потому что ты мой дурак и обманщик. Солар уже вся красная от слёз, она и не думала, что всё будет настолько душераздирающим, что из неё выйдет эмоций на годы вперёд. «Да ну этих придурков, не могу больше!» Бэбэ выбегает в коридор, сталкиваясь в дверях с Хосоком: такой разобранный и несвойственный вид девушки приводит рыжеволосого в замешательство. Она сама не своя, смотрит на него растерянным и даже немного испуганным взглядом: мокрое лицо и красные щёки, а ещё чертовщинка во взгляде. Такая Солар Хо неизвестна и это приводит его в смятение, он будто подсмотрел за чем-то очень интимным, застал врасплох в такой момент, который ни в коем случае показывать нельзя… тем более ему! И он это знает. Что это? Парень растерян, он пропускает замешкавшуюся Солар, утирающую солёные слёзы рукавом свитерка. Она другая! Совсершенно другая… как заново открытая планета. Бэбэ бежит прочь, но уже не от пережитого за этих двоих, а из-за Хосока, а он не может оторвать догоняющий взгляд от этих удирающих ножек и шлейфа девичьего смущения. *** Уставший и измотанный Чимин закончил репетировать позже всех, и это было хорошо, потому что раздевалка была пуста. Как было пусто и на душе: ни хорошо, но и не плохо! Они с Тэ не договорили, но шаг навстречу был сделан — такой маленький, но такой изматывающий, что погрузил в размышления, от того какая-то часть тренировки была безуспешно потеряна. К счастью Хосок очень понимающий человек, он его поддержал, подбодрив разными добрыми словами, не забывая вплести и Намджуна, как какой-то сводник. «Может он ещё и клуб намминов возглавляет» посмеялся про себя Чимин, и дальше репетиция пошла на нужной волне. И вот он один в раздевалке, уже было хотел снять с себя костюм, и даже успел стянуть чешки, как вдруг почувствовал запах грейпфрута. И нет, не тот, который обычно исходит от фруктов, а именно от альфы — от того самого альфы, что был в палате вместе с доктором Мином, и чей запах он тогда уловил. Чимин замер, весь похолодев внутри: он почувствовал, как невдалеке мелькнула какая-то тень. Всё внутри кричало ему об опасности и расползалось острыми иглами по венам, моля не оборачиваться назад и делать вид, что он ничего не замечает, чтобы потом внезапно рвануть на выход. И он уже был почти готов стартануть с места, но манёвр совершить не удалось, поскольку внезапно его руку сжали и резким движением развернули на сто восемьдесят градусов. Напротив него, на расстоянии каких-то нескольких несчастных сантиметров стоял альфа, в чью шею он почти упирался носом. Омега медленно поднял взгляд наверх и глаза его резко расширились. — Чимииин. — Выдохнул Юнги и прижал к себе ничего не понимающего, шокированного Пака. — Тты? — Еле как выдавил из себя омега. И это был не вопрос о том не ошибся ли он в том, кого перед собой видит. Нет, в запахе он не ошибся, это точно — у него теперь такой нюх, любой позавидует. Это был вопрос себе, и ответ являлся неутешительным и означал только одно: Мин Юнги как-то связан с доктором Мином и его отцом. А если так, то… «О боже! Он с ними заодно, он был в курсе всего — изначально! Он знал, что он омега, поэтому и делал к нему свои поползновения. Конечно! Он это делал не к бете, как он думал, а именно к омеге. Омеге Чимину. А ещё, стало быть, он в курсе, что его хотят продать какому-то альфе!» Чимину сделалось сильно не по себе от собственных выводов. В этот момент, когда Шуга растворялся в мгновении тёплых объятий, о которых он уже давно грезил, Пак растворялся в страхе и нарастающей панике. «А что если… я предназнаюсь ему?» — Не трогай меня. — Резко отстранился Чимин, отчего Юнги даже опешил — его малыш Чими был будто враждебно к нему настроен. Как так? Он сделал что-то не то? Или ему эта враждебность только кажется? Альфа попытался снова прижать к себе маленькое тельце, которое было непозволительно далеко от него. — Иди ко мне, я же так соскучился! — Он снова протянул к омеге свои руки, но отклика не последовало. Наоборот — Чимин смотрел хмуро и немного опасливо. — Не надо меня обнимать… — Глаза Пака забегали в поисках правильных действий и слов. Что ему сказать, как отвести подозрения, что он всё понял? Решение пришло мгновенно. Он ведь хороший актёр? — Намджуни это не понравится. Запах чужого альфы на мне… — Что ты такое говоришь? — Ты слышал. Моему альфе это не понравится. — Юнги просто опешил. Обомлел! Его будто пыльным мешком по голове ударили, стукнули по рукам голодающего, что тянулся к заветной тарелке с едой — вот так: раз, и со всего размаху, как какую-то псину. А ведь он так спешил к нему, столько думал… — Твоему альфе? — Словно чумной повторил он за Чимином. — Дда. — Стараясь сохранять самообладание, проговорил Пак и потянулся к шее, прикладывая руку к метке, как бы демонстрируя таким незамудрённым жестом то, что он пытается донести. Юнги будто громом поразило. И он, кажется, даже шатнулся на месте, чем испугал и без того напуганного Чимина. Он конечно уже знает, что тот помечен, тут дело даже не в метке, с которой он смирился, а в отношении к этому самого Чимина. Почему он называется его своим альфой? Почему произносит это ласковое Намджуни? Он убивает его одним словом, одним жестом — попадая точно в цель остро наточенными зубами. Из его глотки хлещет кровь, а он чуть не кричит вслух, захлёбываясь тёплой жижей, что потоками течёт вниз, пропитывая насквозь. — Нет! — Он так яро выкрикивает это слово, что Чимин отшатывается ещё дальше, а для Шуги это уже совсем невыносимо. «Я его пугаю». Юнги резко снижает обороты, желая подобрать слова, достучаться до глупенького омеги, оплетённого коварными чарами слишком сильного альфы, коим является Намджун. «Чимин слишком хрупок и невинен, он просто не может бороться с двойными ферромонами, что внутри него, вот и всё!» Для Юнги это так очевидно, и потому он должен попытаться донести это и до Пака, попытаться переубедить его, сказать хоть что-то… пока не потерял своего малыша окончательно. — Не говори так, будто это что-то важное для тебя. Ты не можешь ничего к нему испытывать. — Почему это не могу? Очень даже могу и испытываю. — Сердце Чимина готово вырваться из груди. Он зашёл во вранье уже так далеко, что даже разбрасывается вот такими громкими признаниями. Причём сам и без всяких просьб! Так просто, как зубы почистить. Он врунишка-лгунишка, ему бы язык за такое отрезать, но только что это изменит? — И что же ты испытываешь? — Он мне нравится. — Продолжает плести паутину лжи омега. — Ччто? А я? — Во взгляде альфы тревога, а в голосе нотки оскала. — Что ты? — Делает вид, что не понимает. — Я тебе не нравлюсь? — Игра в дурачков на двоих гораздо более интересна, чем в одиночку, так почему бы тогда не подключиться. — Эээ… ты? Ну, ты… милый… — И это самое глупое, что можно сказать в такой ситуации. Но большего мозг просто не придумал. — Милый? Это не то, что хотел бы услышать альфа. — И горько и смешно, и именно эти эмоции смешались в лёгкой усмешке. Лицо терять тоже не хочется, хотя ведь он особо ни на что и не рассчитывал. — Извини. Но как-то так. — Извиняющимся тоном, потому что Пак понимает, что для любого человека это больно, когда тебя не принимают… отвергают. — И когда ты понял, что он тебе нравится? — Зачем дальше забредать в эти дебри не понимает и сам альфа, но раз уж он пришёл, он пойдёт во всём до конца. — Я думаю… в тот момент, когда мы впервые поцеловались. — Добивает Чимин. — Это невероятно. Какая точность! — Едкий ответ. «Впервые… Значит были и другие поцелуи…» — Почему я вообще должен оправдываться? Зачем весь этот расспрос? Ты что-то имеешь против чувств? Или тебя задевает что-то другое? — Внезапная защита от маленького омеги, а Юнги то и не ожидал такого напора. — Ты не понимаешь… Намджун, он… он неплохой, но не такой, каким ты его себе представляешь. Думаешь, эта метка для него что-то значит? Наверняка он наобещал тебе всякого… — Юнги грустно хмыкнул с таким видом, будто горько сожалеет о том, что ему приходится всё это говорить. — Но Нам не сможет выполнить обещанного. Просто не сможет. — Зачем ты всё это говоришь? Он же, вроде как, твой друг. — Чимин и правда не понимает, зачем Юнги так откровенно топит Намджуна. Хотя… ему видимо надо их рассорить, чтобы расположить к себе. Если он и правда тот, кому он предназначен по договору, то это так низко… — Я просто хочу быть честен, и… хочу открыть тебе правду. — Прямо щедрый меценат в действии. — Какую ещё правду? — «Пфф, ещё и о честности говорит». — Нам ответственный человек, это так. Но максимум, что он сможет тебе предложить, так это быть его любовником! — Чего? — Опешил Чимин. А вот это было внезапно. — А то, что в данный момент решается его женитьба, и дело это почти решенное, можно сказать — ему деваться некуда, потому что это дела семьи и бизнеса. В таких семьях, как Кимы и Чоны — это обычное дело… брак по расчёту. А что достанется тебе? Что он сможет предложить? Между вами связь метки и он не захочет отпускать тебя — просто не сможет, но предложить-то ему будет по сути нечего! Он наверняка говорил тебе о защите, ответственности. Но в связи с новыми обстоятельствами — у него будут связаны руки. Пойми это! Да, его будет тянуть к тебе, так или иначе, но это просто физическая связь, к которой слабы все связанные. Поэтому он предложит тебе быть своим любовником, вот и всё. Ну подумай сам, Чимини, ты же умненький, твоя голова работает как надо, я знаю это. Чимин слушал внимательно, в словах Юнги и правда был смысл. Но только с учётом, если вопрос с женитьбой, действительно, правда. Неужели Намджун уже почти обручён с другим омегой? И вот, собственно какое ему до этого дело — ну женится и женится — да пусть хоть венчается… но почему-то вдруг сделалось так пусто внутри, беспросветно, угрюмо. Вдруг подули осенние ветра, а увядшая листва, превратилась в мерзкую кашицу, что склизко чавкает под ногами. Никто ведь никому из них ничего не должен, у них максимум что есть — игра на публику, фарс, а он сам только и желал не быть связанным с этим демоном. Разве не так? Но от чего тогда так печёт и ноет в области шеи, а ещё и груди, будто его насквозь из двух точек прошили самой острой катаной. Она будто плачет, но войдя в плоть, прокручивает там всё сильнее и сильнее. Ах, не всё ли ему равно? И что теперь отвечать, что думать? Нет, он не должен поддаваться на провокации и вестись на обычные слова, как бы логично они не звучали. Он должен как минимум подтвердить информацию у самого Намджуна. И спросить он должен так, чтобы тот этого не ожидал и не мог отвертеться. Он не будет дураком и не позволит делать такового из себя. — И к чему ты ведёшь? — Более смело, чем следовало вопрошает Чимин, выйдя из некоторого раздумья. «Неужели хочет предложить себя, как альтернативу? Очевидно, что так!» — Неужели ты ничего не видишь, не замечаешь, Чимини? — В голосе Юнги чуть ли не отчаяние: он так устал, он не имеет права говорить о своих чувствах, но держать в себе он их больше не в силах. — Может кое-что и замечаю, но… — Осекается омега, смотря большущими глазами. — Но? — Но… может я специально отвожу взгляды и мысли, не акцентируюсь на неоднозначных сигналах, чтобы не заводить ситуацию в ненужное русло. Зачем я буду вести разговоры о том, в чём не могу заранее дать согласия и разделить чувства. По-моему это было бы, наоборот, легкомысленно и бесчеловечно с моей стороны, если бы я давал ложные надежды, а они, как известно, делают только больнее. — Речь Чимина была полна эмоций, потому что ему и правда хотелось донести своё понимание и расставить нужные акценты. Потому что он, в конце концов, не бездушная машина. Даже если Юнги тот, кому он должен принадлежать, даже если он в сговоре с его семьёй — у альфы есть к нему чувства (какие бы искажённые они ни были) и вот так наплевать на них и топтать — он их не может. А что он может? Так это, хотя бы, выказать к чужим проявлениям уважение, и спокойно пояснить о невозможности разделить чувства Юнги. Это точно будет более правильным и гуманным. — Ты очень умный Чимини. Ещё и именно поэтому… я так люблю тебя. — Юнги грустно улыбается, а не ожидавший такого внезапного признания Пак, обхватывает ладошками свой рот, чтобы не охнуть. Его всё равно застали врасплох слова альфы, он не думал, что они будут произнесены вслух. Чимин просто замотал головой, прося остановиться, потому что этого, на его взгляд, было делать не нужно. — Да, да, да! Я могу тебе хоть сто раз это сказать. Я люблю тебя! Юнги внезапно оказывается перед разориентированным омегой и хватает его в охапку, желая чуть ли не вдавить в себя, он нервно гладит Чимина по волосам, а другой рукой ведёт вдоль по позвоночнику. Чувства рвутся наружу — ему плохо, но и хорошо. — Мы можем быть вместе, я увезу тебя так далеко, где никто тебя не найдёт и не обидит. Я буду тебя защищать и никто, слышишь — НИКТО тебя не тронет и не использует. Я люблю тебя, мой малыш, я буду с тобой до последнего вздоха! Тебе меня даже любить не обязательно, просто признай меня своим альфой и я буду счастлив! Я никогда тебя не обижу, буду пылинки с тебя сдувать. У меня есть сбережения, нам хватит снимать квартиру и жить так, как нам хочется. Рука Юнги пробиралась всё ниже, несдержанно перебирая пальцами позвонки, шаря по хрупкому, но такому стройному и желанному телу, не обращая внимания на то, что омега пытается вырваться, извивается, желая скинуть чужую руку и избавиться от этих ощущений присвоения его тела во власть альфы. Метка уже просто полыхала! И в этот самый момент от ярости полыхал Намджун в кабинете отца, сам не понимая, почему он настолько эмоционален и чрезмерно раздражён. — Прекрати. — Испуганно зашептал Чимин, что для уже распалённого Юнги это слышалось лишь как томное сопение. — Чимини, я всё для тебя сделаю. Я твой раб, слышишь! А ты моя жизнь! — Ладонь в нетерпении крепко схватила мягкую, округлую половинку попы, отчего глаза Пака округлились. Он взвизгнул, закрутившись как волчок. Юнги был ниже Намджуна ростом и менее сильным физически, но даже при такой разнице Нам ни разу не сжимал Чимина так больнюче, как сейчас это делал Юнги. Тот словно остервенел в своём желании сжать омегу до синяков, не контролируя силу. Пак, например, уже смог воочию убедиться, какая сила кроется в горе под именем Намджун — он сам не раз видел, как тот раскидывал альф, словно непослушных щенков — и тем не менее, если вспомнить, даже не смотря на эту силу, даже в порыве эмоций — он сжимал его, Чимина совсем по-другому: да размашисто, да напористо, ну а грубость… была только кажущейся! На самом деле, если вдуматься, это было больше похоже на бесконтрольную стихию, пусть и пугающую его по неопытности, но тем не менее порывистую и страстную. И это никак не тоже самое, что делал сейчас Юнги, просто осатанело беря и упиваясь своими ощущениями, не думая в этот момент о самом Чимине. Сминая омегу до синяков, до циничного присвоения себе — даже как-то фанатично. — Не делай так, прекрати. Я буду кричать. — И в тот же миг хватка ослабла, а рука накрыла рот омеги. — Прости. Я слишком долго ждал. Не сдержался. — Юнги трагично приобнял, поражённого такими внезапными сменами настроений, Чимина, он положил голову тому на плечо, словно маленький ребёнок, просящий прощения. — Не кричи, я больше так не буду. Веришь? — Чимин закивал головой, ему вдруг показалось, что эти скачки настроений… Юнги будто слетает с катушек… или уже слетел? А от таких людей точно можно ждать чего угодно. Он решил просто соглашаться и забалтывать альфу, параллельно думая, как выкрутится из этой ситуации без вреда для здоровья. — Вот и хорошо. Юнги снова погладил его по волосам, уткнувшись в Намджунову метку, отчего Чимину сделалось неприятно — да и она сама будто ставила блок, сопротивлялась такому нежелательному контакту, прошив омегу внезапным разрядом. Пак не сдержался и зашипел на боль в шее. — Мы и с этим справимся. — Альфа внезапно мокро поцеловал Пака в метку, отчего вокруг распространился усиливающийся запах полыни, смешанный с лавандой. Чимин поджал губы и просто терпел, когда у Юнги схлынет этот порыв. Однако, ощутив, что омега больше не сопротивляется, альфа продолжил водить губами, продвигаясь к уху — а этого Пак вытерпеть уже не мог. — Юнги, ты обещал! — Рвано выдохнул он, нервничая от того, что может не сдержаться и отреагировать на свою эрогенную зону (спасибо Намджуну, Чимин узнал кое-какие слабости своего тела). — Да, да, прости. Как скажешь. — Обхватывая лицо омеги, произнёс Юнги, и взгляд его был явно не совсем нормальный. — Времени мало, ты подумай над моим предложением, малыш. Это шанс для тебя! Давай встретимся и всё обсудим. Я тебе позвоню. У тебя есть телефон? — Чимин зачем-то кивнул. — Дай мне его. После манипуляций с гаджетом, Юнги странно улыбнулся и, ещё раз обняв Чимина, скрылся за дверью. Пак так и рухнул на лавку, словно подкошенный. «Только слетевшего с катушек альфы мне ещё не хватало. Что за дурдом творится вокруг? Как мне во всём разобраться?» *** Намджун, наклонив голову, смотрел на Кёнхо. Причин ненавидеть отца у него и правда полно, потому что этот договор самое настоящее дерьмо! На душе альфы не просто гаденько, а уже так прилично насрано. То дерьмо, в которое Кёнхо макнул сына (причëм, оказывается, уже давно), забыв предупредить о том, что это будет иметь последствия — сейчас смердит на весь кабинет. Нам достаёт планшет и некоторое время ищет какую-то информацию. — Дааа, отец… Финансирование сомнительных генетических проектов — это конечно сильно. — Кëнхо таращит на сына испуганные глаза. — Но с какого хрена в этом договоре упоминается некая Zetagen? — Намджун хмурит брови, сгущая и без того чёрные тучи вокруг себя. — Это и есть то, что ты финансировал? Блять, и чего я ещё не знаю? Нам уже раскидывает мозги по несостыковкам этого дела. Как связано упоминание этого грёбанного Zetagen (о котором надо не забыть поискать побольше информации) и брачный договор? Почему вообще всё так мутно? Отец явно многого не договаривает, черезчур сильно нервничая вокруг этой темы… но не под дулом же пистолета из него информацию тянуть. «Лаадно»… — Сынок… — Сокрушенно тянет Кёнхо, даже не осмеливаясь взглянуть на сына. — Вот как заговорил? Сынок? Сердце говоришь больное? — Нам упирается руками о край стола, нависая над отцом. — А где оно у тебя было, когда ты вписывался в такое сомнительное дело? Ты хоть понимаешь, какую дичь ты сотворил? — Разговор уже по второму кругу, а отец, похоже так и не признается в том, что у него явно есть ещё и приложение к договору, которое он ему с основным документом не выдал «и что же такого тогда в нём? Похоже там вообще лютый треш! Ну что ж ладно, не хочешь по хорошему, поиграем по плохому». — Я хотел как лучше. Я думал только о семье, как обеспечить безбедное будущее. Ты же знаешь, я люблю вас с папой… — Вот только папу сюда не вплетай! — Зло шипит Нам, скрепя зубами. — Я так понимаю, он абсолютно не в курсе? — Кёнхо отрицательно мотает головой. — Прекрасно, вся семья, значит, ни сном ни духом! Спокойно живём, поролоновые сны смотрим, думая, что у нас полная идиллия, а на завтрак круассаны с шоколадной начинкой. — Намджун расхаживает грозной поступью из стороны в сторону. — А вместо шоколада, внутри оказывается всё это время было отборное дерьмо! Наверняка заботился так о нас… чтобы нас ничего не заботило? Только вот, отец — сути начинки-то это не отменяет, даже твои грёбанные мотивы «хотел как лучше» не поменяют того, что мы напичканы чем-то крайне мерзким. Ты что, думал, что правда не вскроется? Серьёзно, такой наивный? Не знаешь такую жизненную истину, что по счетам всегда приходится платить, что они всегда тебя достанут? И если не тебя, так твоих близких! — Намджун улыбается страшным оскалом, таким, отчего даже бывалому, видавшему виды, альфе становится не по себе. — Это называется кровной расплатой, отец. Или хочешь сказать, ты о таком тоже не знал? Мне уже начинать сомневаться в твоих умственных способностях? — Кёнхо сжимает кулаки до побеления костяшек, но молчит. — Или твоя забота только прикрытие собственных планов и выгод? — Нам, прекрати… — Кёнхо тянет откровенно дрожащие руки к вороту, нервно оттягивает галстук и рассеянно шарит руками поверх пиджака, явно ища свои таблетки. — Что прекратить? Ты ведь продал меня, отец. Это тебе надо было прекращать сразу же и не ввязываться в эту генетическую мясорубку, ища сомнительные выгоды и заключая этот кабальный договор. Предлагаешь не сильно тебя ненавидеть? Окей. Может мне вообще от тебя отречься? — В кабинете точно нечем дышать, ладан забил нос, глотку, лёгкие, абсолютно всё вокруг. Рука отца застыла в районе сердца. — Таблетки в левом внутреннем кармане пиджака. — Хладнокровно произносит Намджун, затем снова подходит к столу, спокойно наливает из бутылки воду в стакан и, не отводя взгляда, протягивает его отцу. — Сппасибо… — Тянется Кёнхо, но не успевает на какие-то несколько сантиметров — сын размыкает пальцы и стакан падает вниз, переворачиваясь и забрызгивая дорогой костюм. — Я согласен на брак, отец. Но впредь забудь, что я тебе сын! Надеюсь твоя прибыль достаточно хорошо покроет эту маленькую издержку. *** Чимин уже был одет и сидел в окружении друзей, решивших составить ему компанию в ожидании «его альфы» (у Тэхёна уже болели глаза от их постоянного закатывания). Когда Пак позвонил Намджуну, выполняя его инструкцию (какой послушный мальчик), тот явно был чем-то сильно раздосадован и озабочен. Пак, и без того нервничающий по поводу того, что ему пришлось звонить (по правде сказать, он очень не любит говорить по телефону и всегда жутко переживает, когда это приходится делать — ну вот не его это и всё), а наткнувшись на каменный голос альфы, вообще растерялся и, как ему показалось — его связки будто слиплись, дав вначале петуха. Однако, Намджун был в каких-то своих мыслях и не обратил на это внимание, он заверил, что скоро подъедет, и чтобы Чимин ждал в его в зале и никуда и шагу не делал. — Накажу. — Так пояснил возможное ослушание альфа, отчего у Пака даже лицо вытянулось, потому что он явно услышал в этот момент совершенно другие нотки голоса, приправляющие слово чем-то весьма двусмысленным. Это было точно не злобное «накажу», а другого сорта, с игривым подтекстом. «Да он совсем что ли?» — Непроизвольно подушечками пальцев коснулся губ Пак. — Я говорил, что твой отец ублюдок? — Злобно выдаёт Тэ, после продолжительной тишины, ознаменовавшей конец переваривания рассказанных Чимином событий. — Много раз. — Так вот, забудь об этом, потому что на самом деле он пиздаглазое мудоебище, долбоебень, перхоть подзалупная… — В этот момент Чонгук, в один момент затормозивший у приоткрытой двери, ошарашенно вылупил свои глаза, оседая под потоком нескончаемой, отборной брани своего любимого ангелочка. Называется, пришёл чтобы до дома его подвезти, а теперь сам стоит, как ссыкливая девчонка, скрываясь за углом, и подбирает упавшую челюсть. Попутно запоминая кое-какие выражения для личного дальнейшего использования. «надо Тэшу как-то срочно перевоспитывать и окультуривать, а то он уже как брандспойт фонтаном хлещет. У него там в голове что, канал какой-то подключён, где только и ругаются отборным матом?» Чимин горько усмехается на такую содержательную характеристику его отца (а это он ещё не рассказал, как тот его чуть не задушил) — Тэ даже немного поднял его настроение. Солар же переводит невидящий взгляд, случайно впивая его в стоящего в сторонке и, пасущего троицу, Хосока. Парень тут же вздрагивает от такого внимания, смотря по сторонам — ну а вдруг она всё-таки не на него смотрит? И пусть тут больше никого нет, кроме них. «Значит отец продаёт нашего Чимини какому-то альфе? Да не бывать этому! Да я лично приду и задушу этого мудака! Это ж надо срочно в международную организацию по правам человека обращаться! Где это видано!!!» — взгляд Бэбэ полыхает праведным гневом, отчего бедному Хосоку уже совсем не по себе, так как немигающие глаза так с него и не сходят. — Подслушивать нехорошо. — Шутливо стукает в плечо Гука Намджун, проходя мимо, прямиком в тренировочный зал. Ким появился внезапно, своей тяжелой аурой накрывая всё и всех вокруг, отчего с ним даже забывают поздороваться. За спиной Намджуна тут же очертился профиль Чонгука в красной рубашке и с зачёсанными назад чёрными волнистыми локонами волос (как сказали бы омеги — дерзко красив). Он облокотился спиной о дверной косяк, стоит, на Тэ даже не смотрит — омега на это хмыкает и поднимает глаза в потолок «припёрся, весь из себя такой мачо, будто и без него тут не разберутся». А Чимин… он весь как-то разом подобрался, вроде и понимает, что в кругу друзей ему можно не притворяться и не играть в парочку, но внутри всё равно всё клокочет и стучит — опять это непонятное воздействие, а ноги уже сами идут к Намджуну, подчиняясь какому-то внутреннему приказу. Он встаёт напротив альфы, смотрит сначала на него, потом по сторонам и заканчивает всё полом, растерянно хлопая при этом глазами. Нам, на удивление присутствующих тут же смягчает взгляд и, будто даже слегка улыбаясь, берёт Пака за его маленькую ручку, вкладывая ту в свою широкую ладонь и переплетая пальцы. Гук вытягивает шею, Хосок тоже — да, что уж там — вытягиваются все как по струнке, напрягаясь и выпадая от происходящего. А Чимин даже не сопротивляется, находясь будто в перманентном шоке. — Всё хорошо, Чимини? — Пак как истуканчик качает головой, не понимая, зачем альфе нужно и сейчас продолжать играть. Ему что, соответственно тоже надо продолжать делать вид, что они вместе? Омега толком ничего не понимает, да Намджун ему и не даёт такой возможности, легко целуя в уголок губ, отчего даже друзья теряются в реальности. Она точно какая-то параллельная, альтернативная той, в которой живёт обычный, нормальный Намджун. — Мы едем ко мне. Ты! — Нам показывает на Чонгука. — Отвозишь по домам Солар и Тэхёна. А ты! — Смотрит на Хосока. — Отдыхать домой. Завтра трудный день, всем надо привести себя в порядок. Милые посиделки с плюшками устроим потом, после концерта. Приказы розданы, возражений вроде нет. А по сути все просто под охренительным таким впечатлением. Впрочем Чонгук, очень даже рад такой открывшейся перспективе «сначала отвезу Солар, а потом Тэшу. Кажется, я там родителям обещал заскочить на чашечку чаю». Вроде у кого-то из присутствующих были какие-то вопросы и недосказанные мысли, но они вмиг выветрились, стоило выйти за порог института, забылись, растворились в вечернем воздухе, наполненном чем-то многослойным и оседающем на онемевших языках. Небо, на удивление звёздное, низко висит неполный диск луны — две «кареты» поданы. И Гук явно ухмыляется выбору друга. Снова эта розовая лав-машин, а ведь Нам мог взять и тачку отца, но тот явно сделал выбор с умыслом — его друг точно стебётся по полной, превращая их с Чимином поездки в сплошной любовно-показательный спектакль. Однако идея с сексуальной, приторно-сладкой машинкой ему даже нравится, он возьмёт идею на вооружение, чтобы когда-нибудь подколоть его буку-Тэхëни. Он даже хрюкнул в кулак, когда представил ошарашенную моську омеги в тот самый момент, когда он её увидит. «Нет, я ему даже подарю такую!» — Вынь трусы изо рта, а то задохнёшься. — Не преминул на это съязвить Тэ, чем только заставил сильнее булькать в кулак альфу. — Бабуин! — Ты такой милый, Тэхёни. — Альфа отсалютовал воздушным поцелуем, вызывая смешок у Солар. — На свои намекаешь? — Иди на конюшню к свиньям собачьим. — Огрызнулся омега, раздосадованный тем, что Чонгука ничего не берёт, на что получил дружеский тычок от Бэбэ. — Хватит, а то укол от бешенства сделаю. — Усмехнулась девушка, а Тэ в ответ показал ей язык. Хосок шёл позади всей процессии, улыбаясь с этой перебранки, а ещё… взглядом оглаживал спину и ноги Бэбэ — от чего-то после этого столкновения в дверях, у него не идёт из головы образ чувствительной девушки, коей вообще никогда не являлась Солар. Или это он так решил, придумал себе, внушил? В любом случае — она необычная, не такая как все. И это сбивает Хо с толку — впервые в жизни он не понимает себя. Нам пристёгивает от чего-то немного хмурого Чимина ремнём безопасности и смотрит на него так странно… долго… шаря глазами по меняющемуся в эмоциях прекрасному лицу. Чимин натужно сглатывает и облизывает пересохшие губы, вызывая тем самым зеркальные действия у альфы. Намджун тоже сглатывает, но облизывается немного по-другому… как-то более опасно. Пак не понимает, что и думать — это растерянность высшего порядка, до состояния, когда тебя можно потрошить на живую. В животе омеги вдруг что-то обрывается и ухает вниз с оглушительным звуком — как ему кажется, оглушительным и на весь салон. Намджун смотрит своим прожигающим взглядом смоляных глаз, вызывая у застывшего напротив него омеги в пушистом свитере умопомрачительное биение сердца, которое того гляди наружу вырвется — и ни ремень, ни безопасность Чимину уже не помогут — оно просто лопнет от перегруза. Альфа улыбается немного грустно в ответ на эту откровенную потерянность Пака и, отвернувшись, нажимает на педаль газа, срывая машину с места и оставляя душу Чимина там, где она была секунду назад.