Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Надеюсь вы всегда стараетесь включать сопровождающую музыку, которую я для вас так тщательно подбираю? Вот и хорошо. Потому что как правило именно под эти треки и пишутся нижеследующие тексты. Это определённо тот настрой, который я желаю передать… хотя бы приближено. Спасибо и заранее +100 всем в карму за прочитанную главу. ____________________________________________ Born for This — CRMNL __________________________ Доверие и вера — у этих двух слов общий корень, но разные основания. Вера основана на страхе, а доверие на любви. У Чимина и Намджуна разные корни, но основание — одно и то же. Их отношения основаны на ошибке, но обычно именно ошибки и являются пусковым механизмом, приводящим к решению и чему-то действительно стоящему. Главное правильное восприятие. Обычно все определения этого понятия сугубо негативны, но ошибка — это не конечный пункт назначения — это не что-то статичное, ошибка — это лишь вектор, действие, твой указатель — и даже отрицательный он полезен. Не стоит бояться ошибиться, считая что за этим стоит разочарование. Ошибка — это твоя плата за что-то неверное, что ты получил в прошлом, ты можешь не видеть связи, но она всегда есть. Ошибка Намджуна была в его закостенелости и неверии в любовь — на это жизнь подправила его программу и теперь он мучается от невзаимности. Ошибка Чимина была в излишней замкнутости и недоверии — на это жизнь подбросила ему массу испытаний, главное из которых — каменный альфа с ледяным сердцем. И теперь он мучается от собственных же возведённых стен, хотя больше кого бы то ни было желает семью и принятие. Чимин возвёл вокруг себя стену из недоверия и теперь сам понимает, что загнал себя же в ловушку. Однако он даже не замечает и не ведает, что уже давно растопил чужую ледяную стену Вестеросса*. ____________________________________ *Стена (ориг. The Wall) — колоссальное оборонительное сооружение, защищающее Семь Королевств от тех, кто живёт на землях к северу от неё. Но несмотря ни на что, основание у них всë равно одинаковое, нужно только правильно подчеркнуть нужное, смотря в корень проблемы. *** Лан услышал многое и понял тоже многое тем поворотным вечером — когда надо, он вполне умеет включать голову, хотя по собственному же мнению считает себя человеком недалекого ума и не любит лишний раз напрягать извилины (потому что от этого появляются преждевременные морщины и геморрой). Он всегда любил опираться на самых любимых и близких людей (сначала на родителей, потом на мужа, а затем и на сына) и быть ведомым — его это не угнетает, а даже наоборот, дарит необременительную радость жизни. Именно в таком состоянии, как ему кажется, он может дарить свою любовь и заботиться так, чтобы ему ничто не мешало, вроде тяжёлых мыслей и сложных проблем. Но тем вечером, когда двое его самых близких ругались (точнее ругал Нам), Лан словно потерял почву из-под ног — открывшаяся правда, мнимая семейная идиллия, заставила его отойти немного в сторону от мужа и задуматься. И теперь он вроде тот же Лан, отвечает на вопросы и даëт себя ласкать, но что-то поменялось. Кёнхо это видит, но поскольку супруг всё отрицает, то ему сложно понять в чём дело, где именно пошла трещина. Ощущение словно Лан его за что-то наказывает, но за что… где он проштрафился? Может дату какую забыл? Он покупает своему «пушистику» дорогое колье, но супруг реагирует в этот раз не как обычно, а довольно… ровно. Яркие краски в особняке Кимов внезапно меркнут, и та атмосфера любви между супругами, что всегда царила в их идиллическом мире, по мнению Кёнхо — под угрозой. Всё катится под откос: любимый охладел, сын ненавидит… жизнь поставила неожиданную подножку и могущественный некогда альфа опустил руки, потому что правая — это Лан, а левая — Намджун. Но они отвернулись, оторвались от его суставов и разорвали сухожилия. Без поддержки двух дорогих ему людей он точно зачахнет или сляжет с сердцем, он знает это точно. Лан не может поверить, что любимый муж, его кровь и плоть, мог ввязаться в такое дело… что он купил его сыну омегу давнего друга по их общему сговору, что есть брачный договор, о котором Намджун выражался самыми последними словами и называл рабством, что часть бизнеса теперь отходит Хуну, как плата. И вообще, оказывается именно этот давний друг, который внезапно куда-то исчез — хотел однажды их обанкротить. Уму непостижимо, сколько всего от него скрывает Кёнхо! Это и есть его доверие к нему? Он и сейчас продолжает врать не договаривая про свадьбу Намджуна. Однако несмотря на то, что ни сын ни муж не посчитали нужным поставить его в известность, предоставив ему лишь кастрированную версию сложившейся ситуации — Лан решил сам провести своë маленькое расследование, наведавшись в гости к будущим родственникам под благовидным предлогом — предстоящая свадьба. Он знает, что так не делается, что это не по правилам и нужна общая встреча со знакомством сторон и обговариванием всех деталей, но раз с ним не считаются, то и он не будет. Лан одевает свой лучший наряд и включает самые доброжелательные манеры, но… после этой встречи он уходит из дома Паков выжатый как лимон, словно все силы покинули его разом. Его совершенно не пожаловали в этом ничем не примечательном доме с безвкусным фасадом и газоном как с распродажи — и это не смотря на его высокий статус в обществе! Не предложили даже банальной чашечки кофе и, вообще, смотрели свысока, будто он пришёл занять у них деньги, как побирушка. Уму непостижимо! Он до этого не был знаком с семьёй Пак Хуна, хотя они иногда и пересекались с ним то у них в особняке, то на работе Кёнхо, когда он к нему забегал — всё-таки лучший друг мужа. А теперь Лан даже рад, что не встречался с этими людьми раньше — очень неприветливая семья, что даже не скрывала своего равнодушного к нему отношения. Видимо они уже пересчитали свои будущие денежки от «предстоящего вознаграждения» и, как вчерашние нищие, сорвавшие куш в лотерею, подумали, что выиграли эту жизнь, посчитав своё семейство теперь как минимум равным им, Кимам. Какой позор… И это его будущие родственники? На Чимина им вообще, грубо говоря, будто плевать — и теперь он понимает почему они так легко решили от него избавиться — их сын в том доме вообще ничего не стоит. Чимин же Лану понравился сразу — очень милый мальчик: обаятельный, нежный, скромный и безумно красивый! Как эльф из сказок, только гораздо добрее и душевнее. Чимин — маленькое чудо, эксклюзивная вещь, на подобии его броши от Тиффани — бриллиантовой бабочки, коллекционной вещицы в единственном в мире экземпляре. Да, сравнение ужасное, но таков Лан и в его случае это даже не оскорбление, а искреннее признание в чувствах. Он считает Чимина штучным товаром, который может иметь не всякий, а только избранный. И его сын Намджуни безусловно из таких! «Подарю её Чими в качестве подарка на свадьбу» — решает омега и довольно улыбается. А после звонка сына вообще воодушевляется — тот даёт ему карт-бланш на изменение гардеробной и ещё, что там «нужно для комфортной жизни омегам». Покупки и шоппинг несомненно разгонят его плохое настроение, а потому он звонит Джинни, чья течка наконец-то закончилась, чтобы тот пошёл с ним и помог советами по новому гардеробу для будущего любимого зятька — «заодно и зарядит своим юмором и позитивом». Вообще удивительно, что в такой кичливой и фальшивой семье вырос такой цветочек, как Чимин. Уму непостижимо! «Видимо это от нелюбви»… делает вывод Лан, очень сильно постаравшись с умозаключениями (финальными на сегодня). Вообще он сегодня слишком много думает, и это пагубно сказывается даже на его аппетите. «Но ничего, я заменю тебе папу, мой малыш. Я всегда хотел маленького омежку, жаль не сложилось. Теперь ты будешь моим сладким сыночком!» *** Весь путь от машины до квартиры Чимин был полностью в себе, чем только вызывал подозрения Намджуна о том, что его как минимум что-то расстроило. Да, сегодня произошло столько зашкаливающих по своему накалу событий, что любое могло заставить зверька погрузиться в размышления, но что-то ему подсказывало, что данная рассеянность Пака связана именно с прочтением сообщения. На слова Нама омега реагировал слабо и был по большей части расфокусированным — даже не заметил как они поднялись на лифте, как сняли обувь и дошли до спальни. И пришёл в себя только когда альфа прикоснулся к его щеке. «Беспроигрышное средство» — усмехнулся про себя Намджун. — Может всë-таки поделишься тем, что тебя беспокоит? — Провёл ладонью по щеке альфа. Он не хотел давить, надеясь, что младший всё-таки доверится ему и расскажет в чём дело, что его так тревожит. — Я это… переоденусь? — Как не слыша, ответил вопросом на вопрос Чимин. — Конечно, почему спрашиваешь? — Ну… это твой дом… — Замялся Пак. — Теперь он и твой, чувствуй себя свободно, Чимини. — Мягко ответил Намджун, желая чтобы омега уже наконец-то расслабился. — К этому сложно привыкнуть… — А ты постарайся. Осваивайся потихоньку. — Улыбнулся альфа, подходя ближе, отчего омега наоборот, сделал шаг назад. — Тогда я пойду? — Иди. Чего стоишь? — Намджун сделал вопросительное выражение лица. Повисла неловкая пауза. — Не бойся, не зайду! — Закатил глаза Нам и цокнул, разочарованно направляясь к своему рабочему месту. Омега быстренько проскальзывает внутрь гардеробной и альфа, сидящий спиной к двери слышит щелчок замка. — Трусишка. — Хмыкнул он и покачал головой. Чимина нет довольно порядочное время — уж не понятно, что он там так долго делает, «может в ханбок наряжается? Иначе я даже не знаю…», но терпение альфы начинает потихоньку лопаться, даже работа застопорилась от ожидания. Нам успел и к двери подойти на цыпочках и послушать, что там внутри творится «надеюсь он там не устроил лежбище из одежды и не задрых? С этого зверька станется…» Качает головой Намджун и, в итоге плюнув на всё, садится таки за работу. Спустя полчаса из гардеробной, наконец-то, выходит пыхтящий Чимин, внезапно обнаруживший, пока был внутри, что ассортимент его домашней одежды неожиданно расширился, но! вместе с тем, и приобрёл какую-то оочень узкую стилевую направленность. Что не комплект, то беспредел в сторону сексуально-откровенного непотребства. Вся одежда преимущественно из шелка с прозрачными вставками, причём в самых неожиданных местах! Будто он перед Намджуном должен ходить как какая-то куртизанка или наложница. Такое не то что одевать нельзя, это даже показывать на вешалке не рекомендуется, во избежание… «Это что получается… это его личные предпочтения такие? В таком случае Чими… тебе хана!» Пак недобро сверлит глазами спину альфы, его возмущению нет предела. Намджун на не прекращающееся шебуршание отрывается от дел и поворачивается на кресле с целью узреть чего это там зверёк так усиленно пыхтит как паровозик, а потом внезапно зависает, не зная как лучше реагировать. На Чимине плюшевый костюмчик (самый приличный из всех, что смог отыскать омега), состоящий из серых сильно укороченных шортиков — «пиздец всему» (именование по личному авторитетному мнению Намджуна) и серой же кофточки длинной до пупка (то бишь тоже укороченной) с розовой вставочкой, имитирующей нежный животик некоего зверька. Брови Нама взлетают вверх, да так там и остаются в состоянии невесомости, глаза округляются и бессовестно залипают на теле Чимина, как пчела в сиропе, совершенно не желая покидать так понравившееся им место дислокации. «Он меня типо что… соблазнить решил, выбрав такой наряд?» Нам то не в курсе чего именно там накупил его папа и о чём он думал, размышляя о совместной жизни «молодых» (сам же он пожеланий не оставлял, понадеявшись на то, что со вкусом у Лана всё окей). И тем более он был не в курсе, что Джин активно помогал папе с советами, оставляя свой след в виде довольно экстравагантных и откровенных комплектов. Как итог: секси-гардероб для омежки, любящей проводить вечера отнюдь не за просмотрами фильмов. И то, что надел Чими — это ещё цветочки, а вот весь урожай ягодок остался там внутри, в гардеробной (но он потом посмотрит, ага). «Раньше вся моя одежда была преувеличенно огромной, а теперь она еле прикрывает тело. Почему вечно крайности? Когда же наконец-то будет золотая середина?» Чимин так и врос в пол — стоит и переминается с ноги на ногу, пытаясь хоть немного оттянуть кофточку вниз, чтобы эта зараза уже наконец-то начала прикрывать пупок. Глаза Намджуна, кажется, вообще зажили своей отдельной жизнью, потому что игнорировать эти стройные, подтянутые ножки — такие ровненькие и ладненькие, они просто не в состоянии. На взгляд альфы, демострировать вот так открыто такие потрясающие, сексуальные ноги в их почти боевом положении — это настоящее военное преступление, и если на это расчудесное чудо нельзя смотреть и любоваться им, то тогда преступного обладателя этих ножек надо точно отдать под трибунал. «Ух, я бы вынес тебе самый суровый приговор, тыковка. Приковал наручниками к койке… и наказал!» Нам неосознанно сглатывает на свои непрошеные фантазии, сканируя омегу взглядом вдоль и поперёк, а Чимин ощущает себя так, будто его уже полностью раздели. Чтобы хоть сколько-нибудь добавить тряпочками «прикрытия» телу, он надевает капюшон и это становится фатальной ошибкой. «Ядрёны пассатижи»… плюшевый костюм довершают ушки, у Намджуна отъезжает челюсть — он, как суровый мужчина, с таким никогда не сталкивался, но зато теперь он знает точную породу своего зверька. Это котёнок. Маленький… но очень горячий котёнок! Кисонька, которую немедленно хочется приласкать, без промедления посадить к себе на колени, а затем погладить по шёрстке — начиная с макушки, потом вдоль спинки и дальше вниз. А уж там внизу особенно нужно задержаться и обратить всё своё пристальное внимание к каждой половинке мягенькой попки. Чимин просто бескомпромисная, сексуальная милота и «кажется будет тяжелее, чем я думал». Чимин больше не может выдерживать этот распаляющийся с каждой секундой взгляд. Видимо, именно этого и добиваются производители подобных комплектов — увеличения… потенции и как итог — деторождаемости, а никак не радеют за экономию тканого полотна во благо Кореи. Омеги такие комплекты любят, Чимин — омега: и по логической цепочке он тоже должен бы от подобного писаться горяченьким. Но Чимин испытывает только испанский стыд, а потому со скоростью света ретируется, с намерением побыстрее слинять в гостиную. Он быстрым шагом проходит мимо кровати и уже почти добирается до двери, но тут внезапно открывается вид на заднюю часть комплекта. — Стоять! — Пригвождает Намджун немного осипшим, но всё же довольно-таки низким тембром голоса. Пак замирает, не решаясь развернуться к альфе лицом. И это была его вторая фатальная ошибка. Потому что на попке, то есть… на задней части шортиков во всей красе предстала «декоративная композиция», которая сразу как-то и не бросилась Чимину в глаза, когда он переодевался. Зато очень даже бросилась в полыхающие огнива альфы, помимо сногсшибательных форм конечно. «Очешуеть»… Намджун складывает губы трубочкой от такого залипательного вида, он больше не в силах справляться со своим вмиг поднявшимся мужским естеством. На филейной части красуется носик-сердечко с кошачьими усиками по бокам, а довершает картину надпись MEOW. В игривости комплекта была поставлена жирная точка на самом, как говорят, интересном месте. — Дэбаак. — Прохрипел Намджун, а Чимин на такое внезапно опешил, сразу догнав, что этот «комплимент» явно обращён к филейной части его тела. Но что там такое? Он обернулся назад и завертелся на месте, словно котёнок, гоняющийся за своим хвостиком. Зрелище потрясающее, момент крайне редкий — билет в первый ряд не имеет цены. — Дэбак! — Удивлённо повторил омега, углядев таки надпись. — Поиграем? — Вздëргивает бровь Намджун. — Во что? — Глотает вставший в горле комок Чимин, надеясь до последнего, что альфа говорит о чём-то навроде шахмат или карт. — В нашу любимую игру… в догонялки. — И глаза главное у альфы такие серьëзные-серьëзные. — Помнится, мы в неё уже однажды играли. — Тты… с ума сошёл? — Нервно усмехается Пак, но не видя подтверждения в своих словах на лице Намджуна, начинает потихоньку принимать позу низкого старта. — Ты серьезно? Не-не, так нельзя, мы же не дети! И вообще… кажется спать надо! — Если догоню — спим вместе. — Оглашает условия игры Нам, поднимаясь со своего места и Чимин, не дожидаясь дальнейших пояснений (ха, нашли дурака), резко срывается с места, дико при этом визжа. Адреналин зашкаливает. Намджун смеется, почти ухахатывается, однако решает «а почему бы, собственно, и да?» Он уже дал Чимину отличную фору, но это ерунда — никуда он от него не денется, Намджун встаëт и тоже устремляется вслед за омегой, но более вальяжно, как уверенный в себе и опытный охотник. Он подобной хернёй вообще-то ни разу в жизни не страдал, а тут… что-то на него нашло, и вот уже желание поймать такую лакомую добычу, как этот котëночек — становится очень даже заманчивым проведением вечера. Альфа выходит в гостиную, оглядывает окружающее пространство — пусто, Чимина нигде не видно. Он прибавляет шаг и пробегает вдоль дивана, кресел, обходит те места, где мог бы спрятаться омега и не находит. «Йаа, хорошо прячется, а навыки выживания у него неплохо прокачаны». Уже подходя к кухонной зоне, он слышит вскрик тонкого голоска с другой стороны острова и когда дергается на звук, видит как сверкнуло тельце проворного омеги, убегающего в сторону спальни. — Вот ведь! — Усмехается Нам и уже бежит во всю прыть вдогонку за этим шустриком. Настигает в этот раз он Чимина быстрее, чем тот ожидал. И снова у двери в гардеробную. «Ну уж нет, я не позволю тебе постоянно делать там укрытие, мой дикий зверëк!» Нам перехватывает омегу сзади за талию, вжимая спиной в себя, на что тот, оторвавшись от пола и повиснув в воздухе, начинает крутить ногами, как педалями на велосипеде и визжать. Намджуну весело как никогда, Чимину охренеть как страшно. — Пусти! Пусти! Не трогай! Укушу! — Верещит Чимин, ощущая горячие руки альфы у себя на теле под кофточкой. — Ну что ты брыкаешься, зверëк? Мы же просто играем. — Смеётся Намджун, разворачивая Пака к себе лицом. А там — совершенно одичавшее выражение лица: маленький носик-кнопочка раскраснелся, на лбу проступили капельки пота и глаза по пять копеек. — Ты, кстати, проиграл. — Улыбается и ставит омегу на пол. — Почему ты такой? — Прерывисто дышит Чимин, отлепляясь от тела альфы и крутя торсом, чтобы скинуть с себя наглые руки. — Какой? — Нехотя убирает ладони Намджун. — Почему всегда создаёшь неловкие ситуации и заставляешь меня краснеть? Я только и хожу как помидор. «А что мне ещё делать, чтобы ты был ближе ко мне? Хотя бы так я могу тебя обнимать…» — Потому что смущение тебе к лицу, котёнок. — «Новое прозвище?» дергается Чимин. — И тем не менее, сегодня ты спишь на кровати в спальне. — Подтверждает ранее заявленное Намджун. — А ты где? — Выпаливает Чимин и тут же дёргает себя за язык. — То есть… я хотел сказать… Для меня твоя кровать слишком мягкая, я люблю пожёстче. — Правда? — Очень наивно удивляется Нам. — Да, я привык… — На голубом глазу начинает отвечать Пак, но вдруг осекается, делая круглыми глаза. — Что? — Если ты так любишь, я сделаю тебе жёстче. — По простому продолжает альфа. — Я про матрас! — Уже не совсем понимая, играет Намджун или нет, отвечает Чимин. — И я про него. — Какое-то время омега и альфа стоят неподвижно, смотря друг на друга. — Ложись на кровать. — Не отрывая взгляда, произносит Нам. — Зачем это? — Тебя ждёт твой бонус. — Глаза Чимина чуть не выкатились из орбит — всё, это паника. — А может не надо? — Дрогнул тоненький голосок и глаза сделались прям как у котёнка из Шрека. — Прошу, давай что-нибудь другое! — Пак сложил ладошки в молебном жесте, чем дико рассмешил Намджуна — только он этого, конечно же не показал, внешне продолжая играть роль серьёзного, строгого учителя. — Может… я это… О! Давай я приготовлю тебе покушать? Любое блюдо, что ты больше всего любишь! — Глазки напротив сделались ещё более умилительно-просящими, топя Намджуна изнутри в море нежности. Но нет, Нам не будет Нам, если отступит и не доведёт свою партию до конца. — И чем это интереснее того, что уже придумал я? — Изогнул в сомнении бровь альфа. — Вот если бы ты готовил в костюме чертёнка… — Протянул задумчиво он, видя, как челюсть Пака медленно отъезжает в сторону. Внутри он уже ликовал — такие реакции от младшего сами по себе дорогого стоят, а может ведь ещё и прокатить. И тут внезапно… действительно прокатывает. Похоже, сегодня точно произошёл какой-то редкий парад планет или магнитные бури зашкаливают… Потому что с испуганными глазами, видимо прикинув и взвесив все за и против, омега… к ликованию Нама, соглашается. — Хорошо. — Пищит сладким голоском Чимин. А голос у него и правда — такого приятного: мягкого, редкого тембра, что словно обмакивает уши альфы в карамельный сироп. — Ты хочешь готовить для меня в этом красном костюме? Сам? — Почему-то акцентирует на последнем пункте Намджун, правда выражая лицом и позой явные сомнения и вообще… не особую заинтересованность в подобных перспективах. И тут Чимина срывает, потому что, глядя на высоченного Нама в такой непосредственной близости от себя и… постели — в голову лезут такие неловкие картины того, что этот брутальный альфа, просто таки полыхающий заманивающим афродозиаком, может напридумывать… Что, конечно, за своими тревожными мыслями: только не кровать, только не КРОВАТЬ (всё что светит неоном в голове омеги сейчас), он не улавливает игры, что устроил Нам, и та ловушка, как удачно раскинутая паутина, сокрытая в его же в собственных словах… ах! ЗАХЛОПЫВАЕТСЯ. Чимин поспешно соглашается и… липнет в невидимых нитях… — Хочу, чтобы ты произнёс это сам. — Вздёргивает бровь и уголок губ Намджун. — Я хочу… сам хочу приготовить для тебя твоё люимое блюдо… — Осекается, но продолжает, — …в том красном костюме чертёнка. — Пугается сказанного «но пусть уж лучше это, чем кровать», жутко краснеет и опускает голову, правда тут же ощущает длинные пальцы на своём подбородке. — Заметь, ты сам этого хочешь. — Поднял подбородок Чимина Намджун, смотря во всё ещё опущенные глазки своими чёрными угольками, что разгорелись нешуточным пламенем: достаточно малейшего ветерка, и вот уже в их глубине разгораются нешуточные костры. Омега знает, что если он посмотрит — обязательно обожжётся, поэтому даже не пытается поднимать взгляда. Но и отступить тоже — не пытается. Куда уже ему бежать, ведь он почти муж… Теперь его защита, это только его ум и изворотливость (ах, Чимини, вот тут ты точно проиграл уже заочно). Нам легонько погладил большим пальцем по кромке челюсти омеги, отчего у Пака, кажется, задрожали ноги и он от страха (и чего-то ещё) прикрыл глаза, не в силах больше выносить этот близкий контакт. — А сейчас… — вдруг делает паузу Намджун, чутко следя за реакцией, — …ложись на кровать! Чимин шокированно распахивает глаза, дергается, но рука альфы только сильнее сжимает подбородок, а его самого ещё больше разворачивают к краю покрывала шоколадного цвета. Сердце Чимина начинает стучать так бешено, что кажется его набат слышно даже альфе — он в этом точно уверен. — Но как же… — Поднимает поражённый взгляд омега. — Твоё собственное желание не имеет никакого отношения к моему бонусу, Чимини. — Победно вскидывает бровь Нам, видя как лихорадочно соображает Пак, внезапно всё осознаёт и на его лице, как на самой прекрасной палитре смешиваются испуг, удивление и ярость. Личико Чимина сейчас как у разъярившегося котёнка — то есть довольно милое, на взгляд и вкус Нама. Да, определённо — он чертовски мил, а когда злится — это вообще особый вид дерзкой милоты. Дикой и необузданной. Намджун уже чуть не смеётся в слух — обводить вокруг пальца такого маленького котёнка, возомнившего себя дикой кошечкой — одно удовольствие. Альфа ликует, его руки уже предвкушают тактильный контакт, от чего на самых кончиках пальцев даже ощущаются лёгкие электрические разряды — он сейчас наверняка может ударить током, он уверен — так энергетически заряжен. — Ты провёл меня! Это подло! — Совсем по-детски аргументирует Чимин, выпячивая губки «вот честно, даже разрыдаться хочется от такой глупой подставы, ведь и правда, как конфетку у ребёнка отобрал». Губы почти дрожат от обиды и несправедливости, он пытается напоследок хотя бы своим жалостливым видом вызвать каплю милосердия, заставить одуматься. Ведь он ничего такого не сделал, за что ему этот страйк? — Никакой подлости, всё было обговорено полюбовно. Однако твоё личное желание (тут Чимин делает злобную мордашку) прибережём на следующий раз. — Усмехается альфа, ещё больше оттесняя омегу к кровати, отчего тот ногами вжимается в её край, наклоняет назад спину с тем, чтобы Нам до него не дотянулся и рушится на спину прямиком на мягкую перину. — Ой. — Сразу вжимается в койку Чимин, словно желая просочиться насквозь через матрас. От падения кофточка задирается, оголяя животик, на котором отчëтливо проступают мышцы пресса — глаза альфы тут же скашиваются на этот оголëнный участок, а омега, следуя за чужим взглядом, тут же спешно задёргивает «шторку вниз» и переводит взгляд вверх — Намджун кажется ему ещё выше и больше в размерах, чем прежде. Мускулы на его руках… взгляд ловит все перекатывающиеся мышцы под обтягивающей футболкой. Чимин сглатывает, видя как странно ухмыляется Намджун. — Ляля, включи расслабляющую музыку. — Не отрывая взгляда, отдаёт указание непонятно кому альфа. — Включаю, красавчик. — Отзывается приятный женский голосок и комната наполняется лёгкой мелодией, в которой угадываются звуки природы: шум воды, трель колокольчиков и шелест ветерка. Челюсть Чимина немного отъезжает вниз — теперь обстановка немного похожа на… некую приватную комнату отдыха в каком-то дорогом клубе (он хоть в таких не бывал, но видел в одном фильме). И кровать, главное, такая гигантская — «вот зачем, спрашивается, одному человеку такая огромная койка?» Пак смотрит на Намджуна хлопая ресницами, видит всё ту же коварную ухмылку и начинает пятиться назад, перебирая ногами и помогая себе локтями. — Куда? — Не двигаясь с места, спрашивает альфа, явно довольный сложившейся ситуацией. «Дурацкий, дурацкий альфа!» хмурит брови Чимин. — Ложись на живот, тыковка. — Чего? Не буду я никуда ложится! — Уже откровенно истерит Чимин, продолжая двигаться назад и осматривая пространство вокруг себя. — Ищешь, чем бы меня ударить? — Продолжает усмехаться Намджун. А Чимин вздрагивает — ему совсем не смешно. Он даже на миг деревенеет, смотря на альфу как-то загнанно, обиженно. — Да не бойся, глупенький, ложись. — Решает всё же смилостивиться Нам, ибо игры играми, но доводить Чимина до истерики в его планы не входит. — Я видел, как ты незаметно хватался за спину. Я сделаю тебе массаж. Лицо Пака вытягивается. Он не ожидал такого поворота. Он опять выглядит глупо? Но… Намджун же сам выставил всё так неоднозначно! В этот раз он не выглядел жалко, просто этот несностный альфа сам всё так устроил — любой бы на его месте подумал не то! «Ненавижу» — только и шепчет омега, качая головой. «Повторяешься» — шепчет в ответ альфа. Чимин устал, ещё и этот демон так заставил его понервничать, что у него, кажется, последние силы куда-то ушли. А если быть честным — он так выложился сегодня, что от одного слова «массаж» его мышцы словно загудели, прося долгожданного расслабления. Но неужели он послушается своего собственного тела и отдастся в руки этого дурацкого альфы, что так ловко с ним играет. Однако додумать мысль не удаётся, потому что «дурацкий альфа» уже оказывается рядом, смотря вверху, как коршун. — Помнишь о чём я говорил тебе? Не заставляй меня использовать подавление, когда дело касается твоего здоровья. — Глаза Намджуна загорелись и Чимин внезапно заколотило. Он вспомнил все ощущения от прикосновений альфы и то удовольствие, что разливалось через его метку, когда тот её целовал и вылизывал. Но ладно бы дело было только в ней… и без метки его предательское тело постоянно отзывается на ласки и объятия этого чудовища. Это пугающе, шокирующе… а потому лучше не искушать ни Намджуна, ни себя. — Долго думаешь, зверёк! — Хриплым низким голосом произнёс альфа и Чимин, вдрогнув, быстро замотал вверх-вниз головой, закрывая глаза. Он перевернулся на живот и замер, не зная чего ожидать дальше. Эта поза… она такая открытая, беззащитная… открывать глаза не хватает решимости — просто обхватил подушку и затихарился. — Кофточку сам снимешь? — Улыбнулся Намджун. Он ещё даёт право выбора? О да, с Чимином хочется только так, добровольно и без принуждения, чтобы разрешил и позволил сам… ну или если уж совсем никак, то через хитрость, как в этот раз. Намджун готов ставить подобные ловушки бесконечно, если итогом будет то, что Чимин вот так, как сейчас, лежит под ним на животе — а он может оглаживать хотя бы взглядом эту аппетитную попку в непосредственной близости, представляя как сминает её в своих ладонях — то жадно и беспощадно, до взвизгов младшего, то нежно и самозабвенно, так чтобы омега стонал от блаженства. Фантазии так обширны и нет им числа… Однако кое-что, на правах массажа он себе позволит! Будет разминать эту спинку и плечики, ощутит полностью нежнейшую кожу Чимина — поиграет с его прекрасным телом, пусть и в урезанной версии. Это будет не просто хорошо, Нам уверен — это будет божественно! Пак крутит головой, вжимаясь в подушку ещё сильнее, а Намджун тянет к краю плюшевой кофты свои длинные пальцы, ощущая как вздрагивает маленькое тельце, стоит только легонько коснуться кожи. Чимин и правда — такой маленький, точно школьник средних классов, но его тело — далеко не как у школьника… оно очень провокационно, омега обладает изысканными пропорциями гибкости и обольщения… Господи. Нам бы прямо сейчас сорвался и зарылся пальцами во всех изгибах, если бы имел на то дозволение, но он так не может и… не хочет! Впервые он хочет по другому — и пусть истомится, пусть измучается, но больше всего он хочет взаимности от этого маленького котёнка. Все его игры… это по большей части игры с собственной выдержкой. Он идиот, что провоцирует сам себя, будоражит те щипковые струны, что только-только открылись для него самого. Он не знает с чем играет, потому что в подобную смертельную игру на выживание и сам никогда не играл ранее. Спина оголяется, Чимин уже крупно дрожит, но лежит смирно, позволяя стянуть с себя верхнюю часть комплекта. Локти к бокам прижимает, подушку не отпускает, утыкаясь в неё лицом… это и правда, очень интимный момент, для Намджуна в том числе! Хотя ещё ничего и не происходит. Просто… невыносимо бьётся сердце, просто аорта не выдерживает и рвётся — хлещет из горла фонтаном, а жёсткие пальцы зависают в миллиметрах от кожи омеги. Даже не касаясь — оба чувствуют эту близость, словно это не массаж, а какой-то грёбаный тантрический секс. Нам несколько раз пытается заглотнуть клейкую субстанцию во рту — не может, она словно засахарилась и склеила горло. Ему так хорошо, но его штормит — даже прикоснуться к телу не может, словно на Чимине наложено какое-то заклятие. Тревожно водит руками над поверхностью спины и не решается. Боится (вот уж дикость!)… сам не понимая чего. Может того, что не сдержится?.. Это колдовской омега, он его смерть — если коснётся, распадётся на атомы. Но если даже и так, он хочет умереть с последними, самыми стойкими ощущениями на своих руках, он должен успеть пройтись пальцами… вот так осторожно, наслаждаясь каждым миллиметром этого божественно-прекрасного тела, огладить шёлковую гладь кожи и разбиться волнами о скалы наслаждения. Чимин его погибель, самая чистая и желанная, как девственный источник горной реки. Намджун опускает широкие ладони и чувствует волну тока, прошедшую вдоль позвоночника омеги, от чего Чимин даже выгибает спину, сам не ожидая от себя такой бурной реакции. Нам скоро убирает руки, шумно выдыхает и делает новый заход, прикасаясь ещё нежнее, чем в прошлый раз «ты слишком чувствительный». Ладони альфы как утюги, они прожигают омегу насквозь, заставляют покрываться волдырями кожу в тех местах, где прикасаются. Чимин уверен, что вся его спина будет в шрамах после этой немыслимой пытки. Он хочет расслабиться, но не может — альфа ему будто под кожу забирается, доставляя туда странное мазохистское удовольствие. Большие пальцы проходят вдоль позвоночника вверх к трапецевидным мышцам, слегка сминая их у основания шеи. Чимин с силой сжимает челюсть — ему так хорошо от этих действий, что заплакать хочется. Вот оно! Накопленное напряжение в плечах под сильными пальцами альфы расцветает бурным цветом и Намджун чувствует это сразу, начиная потихоньку, очень осторожными движениями разминать плечи, одновременно прикидывая, что надо будет купить масло для массажа. «С ним было бы гораздо лучше» сокрушается он, но всё же старается не отвлекаться, потому что понимает, что должен очень стараться соизмерять свою силу, которой в нём дофига и больше. Чимин такой хрупкий, четыре его ладони составляет маленькая спинка омеги, поэтому надо быть начеку и не передавить, где не надо. Намджун спускается ниже, стараясь нащупать болевые точки и вытянуть из них всё напряжение — даёт Чимину привыкнуть к своим рукам. Пальцы спускаются по широчайшим мышцам спины, делая лёгкие надавливающие и круговые движения, и альфа восхищается тому, как хорошо на Чимине видны все проработанные мышцы, несмотря на то, что тот казалось бы такой худенький — «похоже это у него такой природный мышечный каркас и тонкие кости». Да уж, не сравнить с тобой, громилой. Альфе интересно помимо массажа параллельно изучать тело омеги и делать свои умозаключения. Руки набирают темп, под ними уже горит и плавится кожа, не понимающая что происходит и как ей следует реагировать на такую высокую температуру. Под умелыми пальцами Намджуна, кажется, только бревно не оживёт, а Чимин, как оказалось (на удивление ему самому) не то что не бревно, он — самая настоящая эбонитовая палочка, уже весь искрит и магнитится к сильным чудо-пальцам, еле сдерживаясь от… Да от всего! От дрожи, от стонов — от всего такого, что может указать альфе на неоднозначность и дать неверный сигнал. Держаться до последнего, и пусть хоть кожа обуглится! «Заканчивай, заканчивай уже скорее! Прошу!» и снова улетает — альфа опять попал в какую-то нежелательно-желанную точку, отчего омега аж непроизвольно дёрнулся. Чимин уже вгрызается в подушку зубами, думая что это не заметно, силясь что есть мочи не выдавать себя неприличными звуками. «Чёрт возьми, почему так хорошо?» стонет про себя он и начинает потихоньку размякать в руках Намджуна. Тот это сразу чувствует, радуясь, что смог разогреть омегу, у которого, как оказалось, ужасно податливое тело. «Похоже Чимин одна сплошная эрогенная зона» — от одной этой мысли даже в груди дыхание перехватывает. Жарко. Жарко везде. Они будто в духовке, запекаются в собственном соку. Взмокли. Простой массаж. Мэйби! — Тебе нравится? — С придыханием спрашивает Намджун. «Зачем ты это спросил, зачем?» в панике думает Чимин — рот ему открывать нельзя ни в коем случае! Никак нельзя… о нет — это под запретом, потому что оттуда может вылететь птичка. «Нравится? Издеваешься что ли?» — Чимини? — Поднимает бровь Нам, видя как затих и напрягся омега, а вдруг всё-таки он сделал что-то не так? — Тебе хорошо? — Мгг. — Положительно мычит Чимин, найдя выход из положения. Он так и не выпускает из рук ставшую уже как родной подушку, сжимая её что есть сил и не видя, как расплывается в довольной улыбке альфа. — Тогда перейду к пояснице. — Ммм? — Пугается Пак, но не успевает ни трепыхнуться, ни возразить, как руки Намджуна обхватыаают его за тонкую талию, а большие пальцы продавливают то место, чуть выше крестца, где спинные ямочки. Глаза Пака округляются, он изгибается, приподнимаясь на локтях и из него вырывается несдержанный стон. Нам, не ожидавший подобной реакции, даже на секунду теряется, а потом и вовсе зависает, выпадая из реальности. Чимин рушится обратно на подушку как подкошеный, затыкая своё лицо и рот. «Не может быть! Я застонал! Господи Иисусе…» Хочется уже прекратить эту муку, этот нескончаемый позор его откликающегося тела, которое плевать хотело на него и на всякие устои и условности с высокой колокольни. Намджун снова берёт за талию и принимается разминать больную поясницу омеги, слыша как тот кряхтит и давится, будто в предсмертной агонии. Да он и сам, что уж говорить, уже там же — то умирает, то воскресает, и так по кругу. Чимин снова стонет от сладостной боли, что высвобождается под точными движениями рук альфы, но уже более глухо, в подушку — он сейчас словно жертвенный агнец на заклании, ещё чуть-чуть и погибнет, испуская последний вздох. Притворятся дальше смысла нет — он потерпел крах и падает в преисподнюю, теряя своë прежнее лицо. А потому — сокрушённо стонет в руках Намджуна, как последний падший ангел, которого растлили самым коварным способом и плачет. «Так хорошо… боже мой» и слёзы из глаз. Плевать, раз уж показал своё лицо и то, что ему это доставляет удовольствие — остаётся только признать поражение и расслабиться. «Обожаю массаж» — последнее, что думает Чимин, проваливаясь в накрывающую с головой мягкую негу. Когда что-то признаёшь и отдаёшься этому — непременно становится легче. Вот и Пак, признав что «проиграл себе», наконец-то окончательно расслабился и полностью обмяк в руках альфы. Победы часто начинаются с поражений. Проигрывая Намджуну, Чимин на самом деле выиграл у самого себя, и сейчас он это отчётливо почувствовал. Плевать на всё: на суждения, на доводы, на комплексы — ему просто слишком хорошо и от того омегу мгновенно утянуло в глубину. Он уже не чувствует ничего — ни рук, разгуливающих в хаотичном порядке по его спине (что уже не совсем смахивает на массаж), ни лёгких поцелуев в спину и загривок — ничего! Его душа, кажется, отлетела… и он вместе с ней. Отлетело и взлетело и у Намджуна, он всё-таки не сдержался после всего, что дал понять ему его дикий зверёк… который, кажется, сегодня чуточку… приручился? Чимин будто сдался перед его одновременной нежностью и силой, выдохся, признал своё поражение: певучими стонами и абсолютно расслабившимся телом, что стало будто само направлять его же руки к своим потаённым местам, двигаясь в унисон, отвечая лёгким приятным подрагиванием и возросшим жаром тела. Пак млел и улыбался в подушку, но где-то на грани реальности — без всякого восприятия действительности. Когда тебе доверяются, это чертовски приятно и Намджун чувствует в этом столько скрытого потенциала, который его заряжает и вдохновляет на великие свершения — сколько не ощущал ни в чëм до этого момента. Омега просто отдался в его руки, а его будто тонной энергии накачали — ничто в его жизни до этого момента не давало ему столько наслаждения и радости одномоментно и сразу в таком невероятном количестве. Даже любимая работа и хобби не идут ни в какое сравнение. «Где же ты был раньше, зверëк?» Намджун навис над омегой и вёл дорожку снизу вверх из невесомых поцелуев-бабочек — максимально осторожно, боясь спугнуть улыбнувшуюся удачу. В происходящее мало верилось, и когда он уже подобрался к шее омеги, то понял, почему всë так просто. Чимин просто заснул! — Ну зверëк… — Прошептал альфа, сжимая челюсть и качая головой. А потом заметил краешек улыбки на лице Пака и тоже улыбнулся. — Значит тебе и правда понравилось! Намджун перекатился на бок, рядом с Чимином и стал рассматривать его безмятежно посапывающее личико, такое невероятно красивое, словно кукольное, «даже не верится что такое может принадлежать человеку. Ты вообще реальный?» Альфа провёл пальцем по скуле, бровкам, губам — настолько трепетно, насколько он это вообще умеет. А подобного опыта у него так-то с гулькин нос — омег он брал по большей части всегда жестко, чаще обходя предварительные ласки и особо не церемонясь, хотя удовольствие доставить старался всегда — этого не отнимешь. Часто омегам даже нравилась эта грубая игра и подавление, которое они приписывали сильной ауре подчинения и доминанте альфы, считая что именно так и должен трахать настоящий самец, дико желающий омегу. Конечно это было ещё обусловлено и тем, что омеги надеялись на продолжение встреч — и вот уж тогда Нам и раскроет свою расширенную версию. Но Намджун никогда не продолжал, не вдавался в подробности их личностей и даже почти никогда не перезванивал, ну разве что только на заре своей секс-карьеры — тогда он ещё о чём-то таком заморачивался. А потом, не видя в ухаживаниях и прелюдиях ничего особенного, как отрезало. Обо всëм этом уже и вспоминать не хочется… Будто было миллион лет назад, в другом измерении. Когда же рядом с ним эта маленькая тыковка, он не узнаëт сам себя — всë хочется делать с точностью до наоборот: ласкать, отдавать не только свою страсть но и нежность, которая, как оказалось, в нём тоже присутствует. Причём всё это кажется таким естественным и желанным процессом, будто только так и должно быть. Альфа и сам даётся диву — он как вчерашний мальчишка, который открывает для себя новую грань интимного процесса, за которой, по его мнению, именно с Чимином! его ждёт невероятная феерия красок и наслаждения. Таких, каких он никогда не испытывал — с другими это было просто не доступно. Его трясёт только от одной мысли о зверьке и вот уже следом подступает желание, которое бурлит в горле и животе, как подогретое на сковороде масло. Он жарится на живую и истекает возбуждением, выход которому пока только… в душе. *** — Юнги, мой мальчик! — Вскрикивает Ханьюл, поднимая на сына красные от передоза глаза. Шуга презрительно морщится, улавливая в кабинете запах кокаина, бухла и какого-то омеги. Отец сидит вразвалочку за столом и оттуда явственно доносятся чвакающие звуки. Шуге на самом деле плевать кто и по скольку раз тому отсасывает, но терпеть не может, когда тот настолько пренебрежительно относится к нему как к сыну и грёбанному наследнику (хотя и на это ему уже давно плевать, но должны же быть хоть какие-то рамки), что выставляет всю свою гнилую, сраную натуру ему напоказ, даже не пытаясь быть хоть на йоту заботливым родителем (ладно, никогда таким не был) — просто элементарно уважать его как важного члена своего клана. А тот лишь, вот мол — смотри какой я мерзкий и скрывать этого не намерен, не люби меня, я ведь тебя не люблю и от тебя такой хуйни тоже не жду! Не думай надеяться на что-то большее — ты всего лишь один из множества и мне на тебя поебать! — Чего звал? — Голос Юнги максимально равнодушный. Как к отцу, так и ко всему происходящему. Ханьюл на это отзывается свинячей ухмылкой, почти хрюкает от удовольствия. — Порадушнее с отцом, родной. Порадушнее! — Альфа облизывает тонкие губы и откидывает голову назад, противно хрипя горлом. Видать Юнги пришёл в самый пик наркотического угара, да и тот омега под столом, похоже, тоже довершил свою работу, отправив Ханьюла в приятное оргазмическое путешествие. «Чтоб ты сдох» — всё что думается и читается сейчас во взгляде сына, которого, впрочем Мин-старший не видит, но явственно улавливает ауру. — Умница. — Хрипло произносит отец и хлопает парнишку, вытирающего губы, по щеке, разрешая таким образом уйти. Мимо Юнги быстро проносится омега-блондинчик маленького росточка, своими чертами чем-то отдалённо напоминающий Чимина. Шуга на это чуть не давится, шокирующая картинка застала его врасплох — на миг даже показалось, что это Пак — чуть не перекрестился, выпучив глаза от испуга. И тут же по ушам снова мерзкий смех, видимо именно этого и добивался отец, дожидаясь подобной реакции. «Мерзкая тварь, придушить тебя, суку» — Юнги сжимает кулаки и уже чуть подаётся вперёд, как отец продолжает свою тираду. — У меня к тебе дело, мой мальчик. — Шугу всегда бесило именно это словосочетание и отец как специально постоянно использует именно его. — И оно касается нашего маленького Чимини. — Ханьюл смотрит внимательно за каждой реакцией сына, благо что обдолбанный… дело привычки. — Наш друг Хун, тупая скотина, совсем обнаглел и представляешь, на радостях похоже спятил! — Что случилось? — Юнги пытается отвечать как можно сдержаннее, но у самого внутри кошки скребут. — А то, что он решил, что делиться ему не обязательно! Только почуял запах фантомных денег и тут же решил, что он король и властитель этого мира! Надо его припугнуть. А то, сука такой, совсем все берега попутал. — Что я должен сделать? Ранить его? — Снова равнодушно отвечает Шуга «и при чём тут Чимин?» О худшем варианте думать не хочется. — Да с хуя ли! — Тявкает отец. — Он и без ноги и без руки денег не захочет давать. Такая жадная паскуда, знаешь ли… есть такой тип людей… — Ближе к делу! — Не выдерживает Юнги. — Конечно, конечно! Не терпится выполнить моё задание! — Ханьюл ухмыляется и в этом оскале, альфа уверен, сокрыто то самое зерно, которое может его пошатнуть. — По нашему другу надо бить там, где сокрыт ключ к его успеху. А кто у нас ключик? Ааа? — Тянет, и даже не стесняется смеяться в лицо. «Неужели…» — Чимин… — Внутри Юнги определённо что-то ухает вниз, отрываясь от реальности. — Правильно, мой мальчик. Бинго! Плюсик тебе за догадливость. Юнги на краю обрыва, его шатает — один тычок пальцем и он свалится в небытие. — Ранишь Чимина и делу венец. — С лёгкостью в голосе произносит отец и тут же спешит добавить, так как видит что сын на грани неадеквата. — Да не тупи, просто ранишь! В руку там, ногу… не в жизненно-важные органы! Ну мы же не звери, нам такого не надо. Нам надо, чтобы наш маленький чудо-омежка родил нам ещё более маленького и более чудесного альфочку. Это в приоритете! Это мы все чтим и помним. Просто вот какое дело — так мы покажем этому пиздохую, что его планы вместе со свадебкой могут внезапно сорваться. А нет свадьбы — нет денег. Да? Да! А значит что? Значит надо делиться! Улавливаешь? Юнги на это рычит и сверлит отца глазами, готовый укокошить прямо здесь и сейчас. — И не смотри на меня так! Просто ты лучший снайпер. Могу конечно послать на это дело и кого другого, но кто знает, как справится другой человек… куда он там попадёт опять же… — Ханьюл выжидательно косит на сына одним глазом, уже зная положительный ответ. — Хорошо. — Сцепив зубы, цедит Шуга. — Я сам сделаю это. — Вот и чудно. Ты сделаешь это лучше моих амбалов. Тем более у тебя же шкурный интерес, да? — И снова эта свинская улыбка с жирными нотками превосходства. — Сколько раз ты представлял, как трахаешь его, а? Сотни? Небось, во всех позах уже его разложил, да? — Юнги не выдерживает и хватает отца за воротник, желая вцепиться наконец ему в глотку. — Тебя понять можно, мой мальчик. Чимин очень сладенькая конфетка, сам бы не отказался от такой попки, да вот нельзя… нам надо, чтобы он был девственником, подставил свою попку Намджуну и понёс от него как можно скорее. — Ханьюл закатил глаза и заржал как не в себя — было очевидно, что он уже отъезжает в мир «кокаиновых снов». — И тебе нельзя! НЕЛЬЗЯ, понял. Можешь взять того, что был у меня сейчас. Я видел твою реакцию… — Да пошёл ты, ублюдок! — Юнги тряхнул отца за шкирку и тот закатил глаза, уже не особо чувствуя, как сын ударяет его лбом о стол. *** ______________________ Реквием. Кирие — Mozart ______________________ Чимин совершенно не помнит, как проснулся. Даже не помнит, что собственно делал утром, как оказался в институте и как провёл рутинный день за занятиями. Вроде вчера заснул… было так обжигающе хорошо. Или не было? Игра разума? Теряется в воспоминаниях… Всё потонуло, померкло и навалилось на него с удвоенной силой мысли о предстоящей встрече. Может всё-таки надо было рассказать о сообщении Намджуну? Или не надо… И вот он уже как ходячая кукла, чей механический завод слышится мерным тик-так. Время исчисляет свой ход, а проведённый день стирается из памяти. Потому что в ней нет места ни для чего, кроме зацикленной мысли. Внутри работает заводная пружина, колёсики крутятся, толкая друг друга и создавая трение. Будто этот вечер так важен, что он вытесняет собой всё остальное — все события. Даже Намджун будто стёрся из памяти… Или его кто-то намеренно стёр? Был ли он этим утром, когда он проснулся, вообще рядом? Чувство, что его даже не существует — это просто собственное сознание придумало этого альфу — его спасителя! Он просто голограмма, проекция образа самого сильного мужчины, что всегда придёт и спасёт, убережёт своим щитом от стрел врагов и отвоюет мечом у любых, даже самых страшных чудовищ. Его никогда не было — таких не бывает, это лишь мечты. ЕГО НИКОГДА НЕ БЫЛО… и от этого так странно пусто внутри… а ещё невероятно страшно. Страшно именно с тем ощущением, когда теряешь частичку себя — очень важную частичку! Ощущение, что не было ничего, даже вчерашнего дня и предложения руки и сердца, а после и тех слившихся в вечность мгновений, в которых он будто плавился в руках Намджуна, разогретый умелыми руками альфы — руками что утянули его в мягкую перину, расслабили до текучего состояния и он… просочился в небытие… Тик-так — время неумолимо приближается к назначенному времени и вот он уже медленно поднимается на четвёртый этаж под реквием Моцарта, что доносится из какого-то кабинета, с ощущением, что делать этого совершенно не стоит! Но что-то тянет его помимо воли в эту преисподнюю, как младенца за пуповину — на собственную погибель и последнее кровавое перерождение — и у него нет тех сил, чтобы разрезать эту красную нить. Институт почти опустел, а полумрак коридоров с их точечными, подрагивающими подсветками в нишах стен создают картину, напоминающую тропу в преисподнюю. А он всё идёт и идёт и шаги его отдают гулким эхом неизбежности. Тик-так, время по капле. Тик-так. Прислушайся Чимин! Неужели ты ничего не слышишь? ___________________________________ Who Will Save You Now (Instrumental) — Les Friction ___________________________________ Время утекает как вода. Мутные реки Ганги ничто по сравнению с той мутью, что творится в душе Чимина. Она неприятного цвета красной охры, а над её поверхностью то и дело появляются странные чвакающие всплески — там внутри, в этих опасных глубинах, точно живут какие-то неясные чудовища, что не хотят являть свою сущность. И кто знает, может так даже лучше — пусть только неясно напоминают о себе краями своих кривых спин. И чёрт его знает что это за дикая бурлящая мешанина внутри него, что заставляет содрогнуться и покрыться гусиной кожей — красная вода бурлит и пенится, а чудовища, словно на пиру, яростно изгибаются и беснуются, как оголодалые пираньи — корявые и уродливые. Он определённо не должен идти туда, куда он идёт. Он же не чертов супермен из лиги спасения. Кого он пытается защитить, спасти в конце-то концов? Стоит ли его кольцо таких рисков? Но злополучная дверь с говорящей надписью «умелые ручки» уже перед ним и Чимину кажется, что сейчас из-за неё просочатся сотни этих загребущих, умелых рук. Только вот в чëм их умение? Наверное лучше уйти, повернуть назад… И он уже даже разворачивается, чтобы это сделать, как вдруг слышит скрип двери за спиной. И этот душераздирающий звук не смазанных петель будто открывает дверцу в нём самом — дверь в мир потаëнного, первородного страха. Чимин вздрагивает от руки, что легла на его плечо и медленно разворачивается. На него смотрят два смеющихся глаза с каким-то нездоровым блеском внутри, а улыбка, что одаривает его в ответ на собственную растеряность и напуганый вид, больше похожа на чеширскую. И по правде сказать — он никогда не любил эту сказку, ведь игры с подсознанием никого до добра не доводят. И все те приключения Алисы — мир её грëз и снов, они слишком похожи на его собственные. Тихая тропинка в ад, тишина гулких коридоров и омега, чьего имени он не знает, настойчиво втягивает его внутрь, пользуясь затянувшейся растерянностью. Зубастая пасть ночи раззявила на Чимина свою смердящую глотку и он, ещё только вступая внутрь, уже точно знает, что в этом полумраке кабинета сидит его персональный ужас, улыбающийся безумной улыбкой монстр, что так долго его ждал — это не паук из его снов, о нет… это змея, чьë шипение он отчетливо слышит у себя в ушах. Мурашки расходятся во все стороны, давая понять как он сильно напуган. Сердце колотится как ненормальное, желая продавить грудную клетку. Единственный звук — шипящая пластинка, что уже отыграла свою мелодию реквиема, застывшая в отыгрыше игла, скребущая по вымощенным дорожкам его нервов. Песен не будет, приветствий не будет — только едкий запах душистого табака — это его последний аромат, который он запомнит, и который будет сопровождать его в персональную адскую мясорубку. Дверь захлопывается, руки толкают его со всей силы внутрь, в самый тесный, полный кислоты мускульный мешок, где его переварит как обычный кусок мяса — без всякого сожаления. Вот уже тенью над ним возвышается неизвестный альфа и полумрак пока скрывает его лицо. Но лучше бы он скрывал и дальше! Потому что когда включается общий свет, перед ним проявляется силуэт и до боли знакомые черты остроносого альфы. У Чимина словно падает под ноги душа, он пытается сорваться с места, но сильные руки не дают ему это сделать. Со всей силы они впечатывают в себя маленькое тельце омеги, развязно обнимая за талию и до боли впиваясь пальцами в нежную кожу. Чимин не хочет на него смотреть, но Вонхо не ждёт ответных действий. Вгрызаясь в жертву своим маниакальным взглядом — он действует сам, решительно и без промедлений.