Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Сухая, белая рука на тонком покрывале Густою, чёрною водой вокруг течёт река Твои слова во мне как-будто застревали И серый ветер пылью дул издалека. Пак Чимин (написано и перечёркнуто) ________________________ Что же такое Zetagen? По сути это научно-исследовательский центр, часть большого конгломерата, спонсируемого представителями высших кругов и принадлежащий тем… кто именуется в узких кругах — избранными. Избранными на что? Это тот вопрос, из которого собственно и вытекает деятельность Zetagen. Изначально он был создан и правда исключительно с исследовательской направленностью, но потом деятельность и полномочия Zetagen расширились. Но всегда центр действовал закрыто: ещё в начале 2000-х, на заре своего становления он собирал данные по появившимся тогда омегам нового типа, анализировал их и делал соответствующие выводы и прогнозы. В центр привлекали, а иногда и принуждали к сотрудничеству, светлейшие умы научного мира (правда когда в этих самых кругах пошёл слушок о незаконной деятельности и тёмной стороне центра, туда уже не больно то и стремились) — любая утечка каралась наказанием. А наказание в Zetagen — смерть. Деятельность центра была засекречена и осталась таковой и по сей день: изначально никто не знал, к каким интересным выводам придут учёные, а потом — когда данные были накоплены и прогнозы сделаны, они поразили и очень заинтересовали «избранных». Итак по порядку и с самого начала: в начале нулевых случайно был обнаружен омега, как показалось тогда сделавшему открытие ученому — со сбоем в геноме. В ходе изучения выяснилось, что сбой — никакой не сбой, а мутировавший ген, создавший новую комбинацию хромосом. По идее — это было сенсацией, и учёный чуть не тронулся умом на почве открывшихся перспектив… Это был шанс пересмотреть эволюционную ветвь всего человечества, сделать новые открытия, получить гранды и как итог — Нобелевская премия (предел мечтаний о признании во всём мире)! Но новость не вышла за пределы научного мира, ей не дали выйти — горе-учёный сделал ошибку и поделился секретом в своём узком кругу, в котором оказался один очень предприимчивый и амбициозный человек, приближенный к высшим кругам. И новость утекла по его каналу прямиком на самый верх. Новость взяли на заметку, но по одному омеге делать выводы и трепыхаться не стали. Учёный-первооткрыватель исчез с радаров (а точнее ему помогли. Посмертно. Ибо мёртвые, как известно — лучшие хранители тайн). А другой учёный, тот что предприимчивый, получил статус приближённого и занял выжидательную позицию. И она себя оправдала. Чем дальше, тем особенных омег стало появляться всё больше и больше (но знали об этом, конечно же, только единицы). Кто знает, что именно искать и куда смотреть — всегда найдёт и увидит. Прошёл какой-то месяц, и вот уже под началом того самого «амбициозного» учёного были все те, кому растрепал тайну горе-учёный — точнее им очень помогли осознать, с кем лучше сотрудничать. Своей небольшой ордой группа учёных начала копать в заданном направлении. И тогда ещё центра как такового не было, были только задумки по его созданию. А когда уж стали появляться зеты (их по началу никто так не называл, конечно, и вообще пока о них пока мало что знали) — тогда и замутили Zetagen (название центра тоже было другим). Сначала за особенными омегами просто наблюдали и собирали статистические данные, но потом, когда их количество выросло (в общей массе их всё равно было ничтожно мало, даже сейчас, спустя 20 лет, по статистическим данным — это пшик…) начали проводить эксперименты: с зетами намеренно сводили разных альф, но всегда это были сыновья из богатых семейств, чтобы в дальнейшем, если будет выведена новая раса (а задумки были глобальными и очень амбициозными), то она была бы из общества избранных и очень богатых семей, чьи гены так упорно «внедряли» в детей зет. Но зачем вообще нужны именно эти дети? Может это просто прихоть? Что-то вроде… новый вид, как новая интересная игрушка, которой всегда хочется обладать (правда очень редкая, штучная, поэтому по карману только богатым)? На самом деле цели были очень прозорливыми и суть их сводилась к «качеству» этих самых детей. Изначально было выявлено, что сами особенные омеги (или по другому зеты, рождённые исключительно в союзе бет) болеют реже всех представителей человеческих индивидуумов (вот почему Чимин так редко болел и ему почти никогда не требовалась медицинская помощь на радость родителей). Однако с детьми от зет оказалось ещё более интересно. Было выяснено, что зеты дают более развитое и здоровое потомство, которое тоже гораздо меньше болеет и вообще у них отличный иммунитет к большому перечню заболеваний, а ещё все дети от зет рождаются с IQ выше 130. И 15% из всех известных на данный момент отпрысков — гении. А иметь в роду своих личных гениев, у которых отличный иммунитет и здоровье — кто же от такого откажется? Но тут получилась маааленькая (нет) загвоздка — всё это геномное чудо передавалось только омегам, а альфам, как говорится — кукиш. Но миром-то правят альфы, и по задумке тех же альф из общества избранных — в будущем так же должны продолжать управлять исключительно альфы, а потому выводить потомство исключительно эрудированных и с отменным здоровьем омег — такая себе перспектива. Нужны были новые альфы! А они, как назло не получались… и ничего то тут учёным сделать не удавалось, увы и ах. У зет и альф (из богатых семей конечно) рождались исключительно зеты и обычные альфы. Вот хоть убейся. А теперь к фактам и в далёкое прошлое: в семьях бет изначально не было никаких омег, и когда стали происходить такие феномены (это где-то 50-е года 20-го века) — это поставило под сомнение теорию о том, что омеги и альфы — это отдельная (как считалось — более прогрессивная) эволюционная ветвь человеческой расы. Поэтому подобные случаи замалчивали (с подачи правящих альф, конечно же — они же оплот и венец эволюционного пути, и до этого данная константа вроде как не подвергалась сомнению) и семьи бет заставляли выдавать рождённых омег за приёмных под страхом разлучения (некоторые, кстати с радостью разлучались, думая что родили кого-то с отклонениями, ведь у бет не может рождаться омег. До этого момента всегда так и было по крайней мере). Учёным же стало очевидно, что все альфы и омеги — ни что иное, как мутированные когда-то очень давно беты. Но зачем эволюция человечества вообще сделала такой странный виток, почему ей не хватало обычных бет — вот вопрос вопросов. Ответов, кстати, нет до сих пор. Но раз направление природой уже задано («то кто мы такие чтобы противиться» — решили особо умные и предприимчивые представители высшей сферы), тогда уж этому зову следует не просто следовать — лучше всего его возглавлять! И сильные мира сего тут же запрягли эти сани под свои оглобли. Но шила в мешке надолго не утаишь, и факт того, что омеги в редких случаях появляются в семьях бет, в итоге всплыл. Принят он поначалу был неоднозначно: как обычно бывает в таком случае — мир поделился. Одни говорили, что раз так нужно природе, значит в этом нет ничего противоестественного и плохого, наоборот — возможно в этом имеется что-то спасительное и сакральное. Другие считали это ненормальностью и знаком свыше, что человечество катится в бездну. Одним словом — всё как обычно перед лицом нового и неизвестного. Однако всё происходящее стало отличной почвой для многочисленных сект, которые стали появляться как грибы после дождя и процветать повсеместно. Именно в одну из таких и были обращены в своё время родители Чимина — ярые приверженцы «чистоты человеческого рода». Для таких людей всё что выходит за рамки — слишком непонятно и пугающе, а значит априори грязно и должно быть порицаемо. Но со временем общество подуспокоилось и, как это обычно и бывает, приняло новые реалии, как нечто неизбежное, смирилось и по итогу приняло как очередную норму (не все конечно с этим смирились, но меньшинство уже никак не влияло на общую картину). Итак — новых омег (не путать с особенными, потому что это были всё те же омеги со стандартным геномом) приняли: но их было очень мало — сначала 0,5%, а в наши дни уже — 2-3% от общего числа всех омег (даже не смотря на то, что их число растёт по сей день, тенденция такова, что их МАЛО). Зет же среди новых омег (от и так малого числа 2-3%), как можно понять — вообще на пересчёт. По последним данным среди всех омег, рождённых в семьях бет, где-то 18% — это зеты. А среди общего числа вообще ВСЕХ омег — зет примерно 0,54% (столько, сколько было на заре появления новых омег в 50-е годы). Теперь можно наглядно представить насколько зеты — штучный товар (на расхват, и на учёт). Ко времени 2010 года Zetagen уже вовсю функционировала и проводила эксперименты и наблюдения — её целью было выведение нового альфы. А в перспективе — поколение, созданное от новых омег (зет) и новых альф (дельт). Кто там получится, конечно, никто не может даже предположить, но есть большая вероятность (и ещё больше желание), что это будут люди со сверхспособностями, устойчивые ко всем болезням (про бессмертие учёным даже страшно думать). Так как же получить пресловутого дельту? Возможно ли это вообще? В ходе сведения альф с зетами (на которых в эшелоне богатейших и избранных мира сего уже выстраивались заказы за огромные деньги) и рождения ими потомков — не было ни одного хотя бы приближенного по мутациям альфы, и учёные уже даже стали думать, что удачных исход экспериментов невозможен, но тут подвернулся неожиданный случай, развеявший все страхи и сомнения. О нём чуть дальше. Так вот, на зет начали появляться заказы, их намеренно вводили в богатые семьи. И вот однажды один из таких зет, поступивший в семью, заказавшую себе особенного омегу, оказался истинным с альфой. И именно их рождённый сын оказался с немного изменённым генотипом. Эврика! Обычно так кричат, когда делают открытие. Это был прорыв! Было выявлено, что зета и альфа должны быть истинными! Именно при таком условии и появлялись немного мутированные альфы. Но всё равно это был не новый вид — чего-то не хватало. Тогда был сделан вывод, что у истинных должен быть двойной запах. Вроде круто, вроде теперь всё понятно, но именно в этот момент у Zetagen опустились руки, ведь шанс подобного совпадения настолько ничтожен, что стремится к нулю. Мало того, что двойной запах сам по себе редок и «избранных альф» обладающих такими ферромонами можно по пальцам пересчитать, то зета с двойным запахом… такого просто нет! Но даже если бы и был — шанс, что двое будут истинными… и правда был почти равен нулю. Тогда было решение расширить взгляды, и обратить внимание на альф, с чуть низшим социальным статусом, но обладающих двойным запахом (вариантов то не так и много), родителям таких детей обещали золотые горы в обмен за инвестиции, а по сути связывали семьи долговыми обязательствами, чтобы они уже не рыпались, а были в одной упряжке с избранными. Да, приходилось идти на уступки изначальным принципам — слишком уж лакомый кусочек о сверхпоколении маячил на горизонте. К тому времени, когда сделали открытие про истинность и двойные запахи, в лаборатории Zetagen уже научились по ряду сложных тестов определять истинность партнёров, расшифровывая геномный код и выявляя будущий запах по крови альфы и омеги, даже до их полового созревания. Теперь не нужен был контакт двух людей и ожидание. Всех зет включали в базу данных Zetagen, маркировали и, проведя серию тестов, заносили данные для дальнейшего подбора истинного. Понятное дело — всё это не было достоянием общественности, и доступ к этим технологиям был только у избранных, тех кто и владел конгломератом. Общее правило: все зеты обязательно заносятся в базу Zetagen, все зеты должны быть учтёнными — неучтёных (как незаконный товар в обход конгломерата) уничтожают в обязательном порядке (не смотря на штучность). И да, зеты эксклюзивный и дорогой товар в мире самых богатых, и часто ими промышляют и криминальные структуры. Как известно, где незаконная деятельность — преступная сфера всегда найдёт дырочку, через которую можно выудить информацию. Таким образом с криминальными авторитетами и главами кланов пришлось делиться — слишком уж высшие эшелоны с ними связаны, чтобы суметь просто запретить. На то, что криминал наживается на зетах — были закрыты глаза, чтобы те не «трепыхались лишнего», а главное не задумывались о настоящих целях верхушки (типа да, это всего лишь каприз богатых). Была договорённость, чтобы те вели все дела с через Zetagen и отчитывались за каждого особенного омегу, похищенного из семьи (он всё равно должен быть учтённым, хоть и был собственностью криминальной структуры, желающей толкнуть товар богатеньким за свою завышенную цену), позволяя им наживаться, а фактически таким образом держа под контролем их деятельность и намерения, разрешая забирать часть прибыли и не рассчитывая ни на что более, кроме обогащения. Те, кто хотел в свою семью зету (из семей где есть альфа с двойным запахом, но более низкие по статусу), должен был спонсировать конгломерат, что и сделал в своё время Кёнхо, отец Намджуна. Но тот даже не столько желал своему сыну особенного омегу (зная отпрыска и что тот за это его по головке не погладит. Про Чимина он тогда и не ведал — эту идею ему подкинул гораздо позже лучший друг Хун, уже прочно связавший себя с криминалом и с чьей помощью чуть не разорил своего же друга, у которого работал), сколько был ослеплён в тот момент идеей нового перспективного общества (как говорится хочешь спонсировать — флаг тебе в руки), где будут преобладать люди, менее подверженные болезням, более умные и талантливые — его манила эта идея, как пчелу мёд (кто ж знал, что на самом деле это дерьмо, а не небесный нектар). Сложилась такая ситуация, в которой научная утопия, казалось бы, впервые могла вырваться из цепей фантастических мечтаний и приобрести реальные черты. Это манило и опьяняло! К тому же, всякому, кто вступал в конгломерат, было обещано содействие в делах и продвижение, если оно требовалось — потому что ты, вроде как, вкладывался в общее будущее. И Кёнхо решил на это заманчивое будущее поставить всё что у него было, не осознавая всех масштабов и грязных деталей. Как например то, что многих особенных омег отрывали от семей, не согласных отдавать их по доброй воле, а семьи уничтожали. Как зетами торговали и продавали их как товар, готовя к определённой семье. Как над некоторыми «списанными» зетами ставили эксперименты «во благо будущего» и прочее-прочее. Машина Zetagen варила свой кровавый бульон и в нём плавали уже многие загубленные души. *** ____________________ Monster — Besomorph ____________________ В голове как пушечный залп — кровавое месиво. И всё плывёт, вместе с криком, который кажется слышит только Чимин. Это его крик отчаяния — крик восставшего ужаса. Безмолвный, только ему слышимый ответ на сверлящий, похотливый взгляд и на руки, что сминают его ягодицы — вот так, без всякого смущения, не смотря на одинокого зрителя, что стоит в углу комнаты. Кто этот омега, за что он помогает этому ужасному человеку без капли принципов и человеческих чувств? Зачем смотрит на это бесстыдство, на откровение чужого горя? Сейчас этот гадко-липкий человек-змея лишит его жизни и достоинства, расчленит и сожрëт — сделает всё то, что нельзя делать с живыми существами… обескровит и убъëт всякий шанс на простую, тихую жизнь — ту, о которой Чимин всегда мечтал. Потому-что уже не будет прежним — отслоится с костей и рухнет вниз, как бесхребетная масса. Он обольётся слезами, заключённый внутри на веки вечные — и от этой едко-солёной субстанции со временем покроется ржавчиной, такой же бурой, как мутные реки его души. А потом и вовсе сгниёт, рассыплется прахом — так же, как рассыпается сейчас его тело под чужими ненасытными, грубыми пальцами, что бесстыже шарят под его кофтой, сминая кожу и оставляя на ней россыпь синяков. — Ну что, мой сладкий персик. — Тянет похотливый голос и язык лижет по Чиминову подбородку. Омега как оканемел — он помнил всё с прошлого раза, как Вонхо лизал его губы вот так же, покрывая слюной, словно какой-то смрадной слизью. Всё, что этот ужасный человек будет сейчас ему говорить — это лишь усмешка, гримаса, оскал. Не важно что он скажет — важнее суметь от этого абстрагироваться. В глазах Чимина смешались шок и отрешённость, как сочетание не сочетаемого. — Вот мы и встретились! Наверное, ты уже не надеялся на наше рандеву, да малыш? Но вот он я, и сегодня мы с тобой обязательно развлечёмся. Ты же ждал этого? Мечтал обо мне? — И щёлкает зубами непосредственно возле носа. — Ам! — Это всë для Вонхо обычные игры — такая забава: он как Карабас Барабас в своём маленьком театре, а люди вокруг — его личные куклы, марионетки, которые сыграют любую роль, какую он для них уготовит. К тому же, он ведь так долго ждал… (ах, бедный, несчастный Карабас) хотел взять именно эту запретную, вечно ускользающую от него игрушку, поэтому просто трахнуть — уже не вариант: надо позабавиться с чужим страхом, прежде чем перейти к забавам телесным. Чимин оцепенело мотает головой, пытаясь сопротивляться — почему то и слова вымолвить не может, словно горло сковала судорога, а язык прилип к нëбу, однако, где-то на периферии своего сознания, он не желает сдаваться. «Намджун!» — вспыхивает в сознании Пака и тут же меркнет, так как в уши врезается чужой скрипуче-грубый голос, разрушая возможность даже думать о чём-то ещё. — Снимать будешь потом, ясно? Нам же нужен компромат на нашу булочку, а не на меня. Ты меня понял? — Вонхо обращается к омеге в углу и тот качает в ответ головой как болванчик. Что-то в его взгляде не то… Он обескуражен? Напуган? Или это только кажется Чимину со страху? Но он решает не теряться в догадках, а использовать этот мизерный, смехотворный шанс… — Послушай… зачем тебе это? — Пак переводит загнанный, умоляющий взгляд на Тэмина. — Что я тебе сделал? Мы даже не знакомы. Отпусти меня, прошу! Не пачкайся в этом, ты ведь наверняка хороший человек… — Незнакомый омега тоже переводит взгляд на лицо Чимина и из испуганного он вдруг меняется на покрывающийся тонким слоем льда… равнодушный? Будто тот хочет отгородиться от настоящих чувств, от всяких сомнений. Брови Вонхо поднимаются, ему интересно посмотреть на то, как один обнажает душу, пытаясь использовать все шансы для спасения, а второй борется с самим собой. «Такие забавные» ухмыляется альфа, «напрасные потуги в пустоту». Однако решает дать возможность омегам поговорить — всегда ведь интересно наблюдать за жертвой, изворачивающейся до последнего — и даже когда её заглатываешь, чувствовать как ещё дëргаются маленькие лапки, скребущие сокращающиеся стенки гортани. — Хороший человек? — Жутко ухмыляется омега. О нет, он не такой… уже не такой — стал другим в тот момент, когда сам вступил в эту грязь. Он и сам не подозревал насколько она глубока, но теперь, когда непосредственно увяз в ней и опускается всё ниже со слезами на глазах, которых никому не покажет — он никогда не будет говорить, что он хороший и никому не позволит так говорить про себя. Ей богу смешно! Тэмин решил поиграть в мстителя, боевого омегу. Но он не учёл, что мерзкие дела не так и романтичны, какими они бывают в умах незрелых людишек, любящих выносить свои обиды, задетую честь и личные интересы на первое место в жизни. Там, в придуманных мирах — их: ранимых и нелюбимых — все вечно обижают и хотят задеть, а ещё не замечают их стараний и не хотят видеть, какие они замечательные. И конечно — в этих фантомных вселенных они праведные герои и вся их так называемая месть — тоже праведная. Никак иначе! А чужая боль просто служит источником упоения и прикрытия своих недооценённых усилий и непризнания. — Я вовсе не такой, так ты думаешь. Ты меня вообще не знаешь, поэтому не неси чушь! Ты думаешь, что не заслужил всего этого? Но на самом деле это не так! — Первые слёзы всё же брызнули из глаз Тэмина. О да! И это тоже исключительно праведные слёзы, а как же! Это не жалость к себе и не защита уже рухнувших принципов… а праведная месть. Накопившиеся чувства, страх, выход из окна — чёрная ночь души. — Кто ты такой? А? Я тебя спрашиваю? В глазах Чимина тоже стоят слёзы… Но это слёзы другого порядка… ему бы пожалеть этого беднягу напротив. Потому что он словно болен, а ещё он чувствует как его режет чужая боль. Но она слишком ядовита, и ему жжёт… непонятно чем он только это заслужил. Но видимо заслужил — раз этот омега так в этом уверен: Чимин для него словно бельмо на глазу, которое мешает жить и видеть радужные сны в их полном объёме, в соответствии с собственными ожиданиями действительности. Вонхо откровенно начинает скучать «какая драма, блять…» — Никто! — Выплёвывает омега ответ на собственный вопрос со всем остервенением, что у него есть, ибо если дать слабину — сам пойдëшь по швам. — Ты украл у меня моего Намджуни! Мелкое отродье, которое появилось из ниоткуда и охмурило своими никчёмными прелестями моего альфу! «Моего альфу?» Чимин шмыгает носом и ничего не понимает: глаза бегают по утончённому парню — по нему, конечно, сразу видно, что он разбирается в моде и манерах — он словно из высшего общества, и именно такие омеги обычно и крутятся возле богатых и статных альф… Голова Пака наливается тяжёлым свинцом. — Да-да-да! Он мой альфа, всегда был моим! Я ему нравился! А потом появился ты, тупая, мелкая выскочка и я стал ему не нужен! — Вонхо уже чуть откровенно не ржёт на этот бред свихнувшегося Тэмина «вот тупой, совсем мозги потекли». — Это ты всё виноват! ТЫ! Поэтому… как там говорят? Расслабься… — омега кривит лицо так, будто самому неприятно и больно, но изо всех сил пытается выдать эту оскомину за омерзение к оппоненту — …и получай удовольствие! — Твою мать! Тебе бы Оскар за игру! — Ржёт над самым ухом Чимина Вонхо. Он всё это время безостановочно сновал и шарил руками по его телу, но Пак словно упорно не замечал этого — будто его тактильные рецепторы отключились, защищая хозяина от восприятия. А может просто абстрагировался. — Хотя нет… знаешь, у меня от твоего нытья даже член упал. Скажи, вот кому нахуй интересно сейчас слушать этот бред? (Чимин бы обе руки поднял вверх — всё, что могло бы отсрочить финал, для него как спасение) Ты вообще какого хуя лезешь со своими розовыми соплями. Блять, реально ведь настрой сбиваешь. — Вонхо одной рукой сгибает ногу Чимина и закидывает к себе на бедро, а второй впивается пальцами в загривок с такой силой, что тот взвизгивает. — Прости крошка, это всё из-за этого придурка. Реально выбесил. Поцелуешь папочку? Только твои губки смогут вернуть меня и мой член к жизни. — Язык Чимина снова будто онемел, он заелозил в руках альфы, явно показывая тому, что ему эта перспектива не нравится. — Лучше не беси меня, зефирка! Поверь, если ты рассердишь папочку, то тебе будет только больнее. Я может первый раз в жизни поэстетствовать решил, поэтому не порть мне и главное себе прелюдию. Хочу брать тебя долго и с оттяжечкой. Знаешь какой у меня член горячий — им вместо паяльника можно во время пыток пользоваться. Но не бойся, я тебя пытать не буду, если ты будешь послушным мальчиком, конечно… Тогда тебе будет хорошо, сладенький мой, папочка сделает тебе очень хорошо! Ещё добавки просить будешь. — И, растопырив пальцы, оглаживает ножку на своём бедре, приподнимая лёгкого Пака над полом и наклоняя его назад, будто в танце ведёт. Тэмин на это скривил лицо — видеть это никому не нужное заигрывание с элементами издевательства… гадко и никому не приятно. По его меркам альфа ужасен, и только такому психу как Вонхо — это может быть интересно. Но пока и правда не происходит ничего ужасного, от чего уже заранее захотелось бы отгородиться. Однако Тэмин чувствует, что всё только впереди — это читается по нестабильной психике и манерам альфы, он уже откровенно боится Вонхо — тот словно настоящий маньяк и взгляд у него такой же больной. Но он уже ввязался в это дело и обратного пути нет. «Отдайся быстрее, идиот! Не сопротивляйся, прошу! Не глупи, ну пожалуйста…» омега чувствует, что так и правда будет лучше, он не хочет быть свидетелем чего-то ужасного… Как жаль, что жизнь часто разбивает желания о суровую действительность и делает всё по своему. Чимин — кнопка с виду, метр с кепкой, как говорят… и видимо он совсем слаб умом, раз с такими габаритами пытается сейчас отталкивать Вонхо вот так грубо, ещё и на лицо надевает гримассу омерзения, что по мнению Тэмина совсем недопустимо, под запретом! То ли Пак не понимает до конца, с кем имеет дело, то ли им управляет неконтролируемый страх. Вот Тэмин всё понимает, и на месте Чимина не стал бы сопротивляться этому психу и моральному уроду, и заведомо делать глупости вроде тех, что совершает этот мелкий засранец — не стал бы. А вот Чимин глупец — брыкается и выказывает недовольство (в конце-то концов, им и по домам надо поскорее разойтись, а этот только задерживает, усугубляет и всё портит). Вот я бы на его месте… Но так не бывает, как думает глупый омега — всё именно на своих местах и другого не дано. Однако Чимин даëт свой «несовместимый с жизнью» отпор альфе не из первого и не из второго соображения Тэмина — он просто не может по другому — он человек с тем стержнем внутри, что уже полностью сформирован и в нём нет «чистого, но с условностями и допущениями», он не играет со своей совестью в поддавки и не раздаёт себя в кредиты — он чист душой как есть сам по себе. И скорее всего от этого все проблемы, но именно этим, что очевидно, он и притягивает. Возможно Пак в чём-то по жизни наивен, но он своё доберёт — ведь жизнь длинная, и Чимину хочется (ох как хочется), чтобы она непременно такой и была — длинной и чистой. Но если сегодня прольётся его «кровь», если его осквернят и впрыснут внутрь него свою — чёрную и гнилую… то он не хочет её мучительного продолжения, не хочет жизни в размен, с развороченной в хлам душой. Вонхо на неприятие Чимина театрально вздыхает и, больно хватая одной рукой за обе щёки одновременно, впивается в выпятившиеся губы, больно их посасывая, а затем и вовсе терзая, как оголодалый зверь. Пак мычит в поцелуй, пытаясь увернуться, на что Вонхо его грубо отталкивает и тот валится на пол. — Ты что, сладкий? Так не пойдёт. Нет-нет-нет… Я не для того так долго хотел тебя получить, чтобы иметь в ответ вот эту жалкую пародию. Ладно не страсть, но мне нужны хоть какие-то ответные действия! Ты что, не хочешь меня? — Кажется Вонхо реально удивляется и Чимин разглядывает в его глазах безоговорочно поехавшую психику. Делается так страшно, что сводит все конечности, кажется даже до хруста. Отвечать что-то такому человеку и играть с ним — очевидно что бессмысленно. Более чем… И от этого страшнее и неотвратимее в десятки раз. Пак пятится назад от альфы, а тот следует за ним расслабленно, как заправский убийца. — Мне это всё надоело. Раз так, то приступим к делу. И попробуй не возбудиться, милая булочка, выебу насухую. — Облизывая губы, сверкает клыками Вонхо. — ПОНЯТНО? — Внезапно рявкает он так зло, что вздрагивает не только Чимин, но и Тэмин. Тянет руки к омеге и рывком за талию поднимает в воздух, сажая со всего маху на стол. — Тебе повезло, я даже без помощников сегодня. Или ты хотел бы, чтобы я позвал сюда ещё парочку альф? А, Чимини? — Снова орёт на омегу и смотрит на реакцию: как тот скукоживается от его угроз в непосредственной близости, дрожит и слёзы сказываются с его милых щёчек. — Ну-ну, не плачь! Не плачь. — Заботливо разводит руками в стороны стройные ножки, становится вплотную к будто онемевшему Чимину и проводит длинным языком по щеке. Пак дрожит, но терпит — ему кажется, что его и правда облизывает змея, проникая своим раздвоенным кончиком в глаза, уши, в нос — во все отверстия куда дотянется. — Вот и молодец. — Томно выдыхает смрадом в лицо, приближаясь к метке. — Пахнет этим ублюдком. — Вонхо проводит носом по метке, и Чимина мгновенно опаляет огнём — она снова противится чужому альфе и его прикосновениям, усиленно испуская запах полыни и ладана. — Как развонялась… не подпускает! — Вонхо гадко ржёт и облизывает шею вокруг метки по круговой. Чимин шипит от боли и чувствует, как альфа сильнее прижимается своим вставшим членом к его паху, хватая за запястья и поднимая руки над головой. Упирается и начинает ритмично двигаться, имитируя фрикции, при этом внимательно рассматривая «творение» своего врага. — Как похоже на Намджуна, любит всё с размахом. Сильная метка, никогда таких не видел. Но мне это не помешает, сладенький. — Ухмыляется и впивается непосредственно в неё губами, засасывая с такой силой, будто выпить её желает — всю без остатка, чтобы ничего на теле не осталось. Чимин чуть дугой не выгибается, кричит от мышечного спазма и боли. Его душу словно топчут сейчас, а кровь мешают с грязью. — А может мне её вырезать и всех делов?! — И смотрит в глаза с такой решимостью, будто и правда сейчас сделает то, что задумал. Чимин пугается и дёргается, но альфа и глазом не ведёт, только прикладывает большой палец к метке и со всей силы на неё давит. Пак от невыносимой боли взвывает, ощущение будто тот вогнал в шею железный штырь. — Больно? БОЛЬНО? — Скалится альфа. И делает театрально-оскорблённое лицо. — Мне тоже больно! Притворялся бетой, понервничать заставил, а потом отдался этому сукину сыну. Коварная ягодка. Не нравлюсь тебе? — И смотрит внимательно на лицо. Чимин врать не может — отрицательно мотает головой, из глаз хлещут жгучие слëзы. — А Я И НЕ ДОЛЖЕН НРАВИТСЯ! — И рвёт на Чимине кофту, обнажая тело омеги — тот тут же пытается прикрыть его руками. — Эээ нет, так не пойдёт. — Снова руки в замок перехватывает и зубами с остервенением в тонкие ключицы вгрызается, зажёвывает нежную кожу и грубо, ставя багровые отметины, ползёт вниз, не обращая никакого внимания на сопротивляющегося омегу, что пытается вырваться из хватки и остановить эту пытку. Чимину словно раскалённым железом кожу полосуют, будто у насильника не губы, а плавильные печи и они льют на него тонны раскалённого металла. Он уже будто и в глотке — внутри нещадно саднит от криков. Чимин мечется под альфой, зовёт на помощь… но кто придёт? Вонхо больно кусает соски, не даёт даже воздуха вдохнуть — только омега хотел набрать его в лёгкие, как тут же выбило последние остатки с яростным стоном сквозь сцепленные зубы — всё потому что вторая рука уже дотянулась до бугорка между ног Чимина. Вонхо жадно нажимает на пах, накрывая его целиком, сквозь ткань ощупывает размер и упругость чужого достоинства — приходит в восторг, повторяет мерзкие сминания и будто стервенеет от вскриков и брыканий Чимина, чьи силы с каждым безнадёжным рывком только иссякают. — Сладкий-сладкий, ты мой маленький десертик, съем тебя всего. — Вонхо мерзко смеётся, и обхватывает голову Чимина обеими руками, будто даже нежно, по отечески, в самые глаза смотрит с мнимой заботой. — Вот только кричать так не надо, ягодка. Так ты навлечёшь беду. А нам нужно сосредоточиться на удовольствии. О тебе же забочусь, глупый. Ей богу не хочу больно тебе делать. Уж слишком ты вкусный — редкий экземпляр. Будешь слушаться папочку? — Спрашивает приторно, от чего у Чимина снова две дорожки стекают по щекам. Нет в этих словах альфы ни заботы, ни участия — там только своя игра: по нервам и на поражение, а непослушных наказывают, непослушных растлевают и погребают внутри их тонко настроенных душ. Пак отрицательно головой качает, потому что знает — играть по правилам этой змеи всё равно не сможет. Умрёт, но не будет делать по его велению. Все муки ада пройдёт, но по другому всё равно не сможет. Жизнь, прими же мою жертву, надеюсь тебе она понравится и ты оставишь уже наконец-то меня в покое. Потому что покой — это главное, на чëм Чимин желал бы сконцентрироваться. Но не судьба, так как Вонхо огорчëнно вздыхает, лицо его внезапно искажается в уродливой гримассе и в глазах Чимина тут же рассыпаются бусины: красные и белые, только не горелые, разных размеров и цветов — скачут во все стороны и не желают прекращать свой бег по кабинету. Удар головой о стол был рассчитан верно — ровно на столько, чтобы жертва не совсем отключилась, но смогла хорошенько притихнуть. И снова альфа по щекам и скулам Пака гладит, как заботливый хён, будто не ударил только что, а конфетку вручил. — Вот так, зефирка. Ну что делать, если договориться с тобой никак. Мир Чимина закружился с невероятной скоростью, в ушах стоял звон, а по телу будто забегали мелкие насекомые. В горле почувствовался стойкий привкус крови а в районе затылка стало ужасно жарко — всё плыло в разные стороны и собрать мир в одну точку не представлялось возможным, даже руки и ноги обмякли — омега их не чувствовал — они висели сейчас, словно какие-то безвольные куски мяса. Тэмин смотрел на всё происходящее с выпученными глазами, будто не такого он ожидал… Никогда не видел как насилуют на самом деле? Никогда не был свидетелем? Думал всё будет как в фанфиках о насилии и покорности, где жертва внезапно предаётся удовольствию и сама подмахивает своему насильнику? Да уж, в головах некоторых омег, похоже, никогда порядка не будет, пока они сами не попадут в водоворот подобной ужасной правды. А она, правда эта, на самом деле, немытая и непричёсанная — она воняет и улыбается гнилой улыбкой. Вот и весь фанфик. Тэмин обхватывает руками свой рот, чтобы подавить… то ли рвотные позывы, то ли крик… видя, как обездвижился Чимин после удара, превратившись в какую-то фарфоровую, поломанную куклу… дёргается как под слабым током — очевидно тело его не слушается, а ещё зачем то повернул голову набок (или она сама так упала?), в его сторону, смотрит непосредственно на него такими безразличными, но настолько живыми глазами… в самую душу! Тэмин быстро отворачивается, потому что иначе потом эти глаза ему будут сниться. Вонхо снова сминает пах Чимина, облизывается в нетерпении, расстёгивает ширинку и нетерпеливо стягивает джинсы — омега пытается дёргуться, но видно, что ещё не пришёл в себя и тело его ещё отключено от мозга. Связан без верёвок, губами что-то бормочет, будто молит о чём то. Пак лежит на столе, как распятый, в одном нижнем белье, но и его век недолог, судя по решительному настрою Вонхо. — Как Чимин со стороны выглядит? Нормально? — Обращается к замершему Тэмину Вонхо, от чего тот аж вздрагивает. — Что жмёшься? А? Не думал, что всё будет именно так? У тебя мозги вообще есть? Думал нам тут менестрели песни петь будут, а купидоны благословлять на великий трах? Видишь, наш персик не хочет — приходится действовать по ситуации. Ещё пожалей его. — Альфа смеëтся и проводит пальцами по кромке трусиков Чимина, немного пропуская внутрь пальцы. — Повторю вопрос. Как наш пупсик смотрится со стороны? Взгляд не слишком странный? — Видно, что с ним что-то не так… — Дрожа голосом, еле как выдавливает из себя Тэмин, и сглатывает клейкую слюну. Он уже сам не знает, что хочет — то ли, чтобы всё поскорее закончилось, то ли чтобы и не начиналось изначально. Да, он не так всё себе представлял, это правда. Голова разрывается и пульсирует от боли и прыгающих мыслей, вперемешку со страхом. Но пути назад отрезаны. — Что, не нравится то, что видишь? Раньше думать надо было — теперь ты соучастник. И только попробуй сорвать мне кайф — тебя самого пущу в расход. Понял? — Рявкает альфа и видя, как положительно качает головой Тэмин, переводит взгляд на Чимина, улыбается виду разложенного на столе омеги, похожего на маленького ангелочка с кожей цвета нежных сливок, уже приправленных багряными ягодами его засосов — такого прекрасного, с обалденным телом, что у него снова встаëт камнем то, что успело немного опасть. — Папочка готов. — Он хлопает по своему паху, а потом оттягивает снизу кромку трусиков омеги и просовывает туда руку, накрывая мягкий член Чимина и начиная медленно его сминать. — Мммм… — Вонхо закатывает глаза и стонет с таким удовольствием, будто уже кончает. — Мой любимый размерчик. Щас и попку проверим. — С этими словами он переворачивает Чимина на живот и стягивает вниз бельё, оголяя маленькую, аккуратную, но довольно округлую попку. Такие ещё называют — «попка-с-кулачок». — Твою мать, впечатляет! — Вонхо любуется видом несколько секунд, а Чимин уже начинает приходить в себя, и то, что он ощущает… лучше бы так и пребывал в том же полусознательном состоянии. Он вертит расфокусированными тяжёлыми глазами, напрягая что есть силы все конечности, чтобы начать сопротивляться с новой силой. Он не жертва, чтобы тихо сдаться на откуп жестокой судьбе и принять этот невыносимый ужас. Из горла наконец выходит хрипящий рык вместе с каплями алой крови. Голова раскалывается так, что кажется всё вокруг дребезжит и усиливается в звуках — сзади наливается приличных размеров шишка. Да и в ушах звон не прекращается ни на миг, а онемевшее тело словно отходит от наркоза: гудит, не слушается, но пытается брыкаться — импульсивно и непослушно, как у механизма с поломанной программой. Чимин ошущает, как раздвигаются половинки его ягодиц и непосредственно в самый центр, между ними протискивается что-то склизкое, упругое и прохладное. Он нечленораздельно мычит, брыкается неприподъёмными ногами и получает за это шлепок по попе. Пака охватывает первородный ужас от происходящего, он пытается приподняться, но тут же чувствует, как на спину ложится ладонь и с силой придавливает его к поверхности стола, как какую-то мелкую букашку, не давая даже возможности оторваться от столешницы. И снова эта мокрость между ягодиц. Пак дёргается и получает ещё более чувствительный шлепок по ягодице. Чимин стискивает зубы и упирается лбом о поверхность стола, когда ощущает, что уже что-то более длинное и твëрдое входит непосредственно в него, ковыряет и елозил там, в прямой кишке, как у себя дома. Так мерзко, что слёзы уже залили всё его лицо, превратив в водопад «слёзы бабочки*». Чимин рыдает, ощущая себя овощем, но всё же силы в себе находит и начинает сопротивляться активнее, дёргаясь всеми частями тела, которые только могут откликнуться на его зов. ______________________________ *Слёзы бабочки — 15-метровый искусственный водопад у подножия горы. Легенда гласит, что тот является гробницей принцессы Чин Мэ, спрятанной от глаз смертных в водах горной реки. Принцессу убили обычные люди за её красоту и чистоту души, подобной горному источнику — решив, что она ведьма, умеющая заставлять чувствовать свою собственную никчёмность. Гробница надёжно спрятана и ни один смертный не может найти к ней путь, так как нет достойных приходить и оплакивать её тело. Именно над этим водопадом часто летают бабочки, которые при жизни принцессы были её тотемными животными. — Так не пойдёт. — Разочарованно выдыхает Вонхо и вытаскивает фалангу пальца из тесной дырочки. Он грузно наваливается всем телом сверху и шепчет на ухо омеге. — Ты вынуждаешь меня пойти на крайние меры, мой сладенький. — Ты о чём? — Не понимающе и весьма подавлено вопрошает словно пришибленный Тэмин. — Об этом. — Достаёт из кармана какую-то таблетку альфа. — Это не наркотик? — Выпучивает глаза омега, смотря как брыкается и скулит под придавливающей его рукой Чимин. — Нет, блять, это витаминка. Ты чё как с другой планеты? — Цокает альфа и переводит взгляд на Пака, попутно скользя по его обнажённой попке. — Твоя несговорчивость дорого тебе обходится, ягодка. Жаль… Хотел по-хорошему. Сейчас папочка даст тебе вкусную таблеточку и ты её съешь, понятно? Это в твоих же интересах, детка. Альфа отпускает руку и Чимин как-то странно дёргается, пытаясь подняться. И у него это почти получается, однако его заносит в сторону, но альфа ему помогает, сажая на стол прямо. Тэмин вздрагивает от вида Пака — оно… никакущее, взгляд стеклянный, всё лицо залили слёзы, а из уголка губ стекает кровь. Чимин словно пьян, голова покачивается из стороны в сторону, как на шарнирах — совсем не держится, однако видно, что он прикладывает все силы, чтобы держаться на месте. Пак поднимает взгляд измученых глаз на альфу, а тот ему «мило» улыбается в ответ, протягивая на указательном пальце маленькую таблеточку голубого цвета. — Вот, малыш, держи. Это тебе вкусняшка. — Чимин на это обессилено мотает головой, отчего снова вызывает неудовольствие Вонхо. — Я. Сказал. Глотай. — Таким голосом, что кровь в жилах стонет. — Подносит палец к губам, другой рукой с силой разжимает рот и впихивает её туда. Однако омега тут же сжимает челюсть, кусая со всей силы. — Ах ты сучка! — Альфа вскрикивает, даже больше от неожиданности, чем от боли, с силой выдёргивает палец и видит как таблетка улетает куда-то далеко на пол. Чимин её просто выплюнул, смотря ему прямо в глаза. В ту же секунду омеге прилетает за это с правой стороны, да с таким звонко-оглушительным звуком, что от приложенной силы он заваливается на бок. Вонхо его тут же подхватывает, видя как на скуле уже расцветает крупный цветок красно-лилового цвета. — Ну бляяять! — Сокрушённо тянет альфа. — Заставил меня такое личико подпортить… Давай так. Ты глотаешь таблеточку, потом тебе делается хорошо-хорошо, боль уходит и мы под это дело радостно и задорно трахаемся. Есть ещё такой вариант, что ты не глотаешь таблетку — мы всё равно трахаемся, но тебе при этом больно, страшно и невыносимо. Я ведь всё уже понял — это твой первый раз, малыш. «Так он ещё и девственник» охает внутри себя Тэмин и поджимает губы. — Ну так что? — Давит на психику Вонхо, а Чимин уже в таком состоянии, что и правда хочется отключиться и забыть всё как страшный сон. — Или я могу протолкнуть её в тебя силой. Выбирай. — Чимин положительно качает головой, решая что пусть лучше он уйдёт в мир забытья, чем свихнётся от всего происходящего. Да он слаб, он не хочет помнить всего, что будет с ним делать этот монстр — он хочет стереть, подменить, забыть. Любое средство хорошо. Тэмин, что наблюдает за всем в сторонке, будто даже вздыхает облегчённо. — Ай, молодец, моя зефирочка! Мой леденец на палочке! — Вонхо тешится с омегой ну прям как с дитём и треплет его за щёчку. — Мой леденец! На моей палочке! — Гнусно добавляет альфа, хищно облизывая ряд зубов, а затем протягивает руки к Чимину, аккуратно-аккуратно, можно сказать почти трепетно стягивает с него полуспущенные трусики. Почти как мать родная, ага. И с некоторым разочарованием замечает, что у Пака даже не привстал… вот ни на грамм. Тогда он большой ладонью начинает оглаживать молочные ножки и бёдра, затем скользящим движением пробирается выше, проводит по окаменевшему животу омеги, рядом с пахом, играет с пушком волос на лобке — испытывает нервы, играет как с хищник с добычей и никак не может насытиться видами и ощущением от нежной кожи под пальцами. Чимин сидит недвижим, стиснул зубы и в немом плаче заливается слезами, смотря высоко в потолок. Смотреть вниз, на всё это разнуздство и насилие над собой он не в состоянии, особенно когда ненавистная рука прикасается к его яичкам, начиная их сминать и перекатывать в ладони, как какие-то бильярдные шарики — от тактильных ощущений уже выворачивает… настолько, что просится наружу рвотными позывами. А Вонхо, немного поиграв, уже ведёт ладонью вверх, доходит до шеи и сжимает её — не сильно, но довольно чувствительно, на кадык нажимает, заставляя омегу открыть рот и опустить подбородок. — Заглатывай и соси. — Произносит властным голосом, снова протягивая палец с голубой таблеткой. Чимин судорожно всхлипывает, стараясь держаться достойно, но истерика накатывает неумолимо, слезы начинают свой бег. Альфа снова давит на горло и Чимин открывает рот, в котором тут же оказывается длинная фаланга среднего пальца. — СОСИ! — Ещё более грозно и настойчиво произносит Вонхо, смотря своими бездушными глазами с золотым отливом прямо в лицо омеги. Булькая соплями, Чимин начинает послушно, но очень слабо двигать губами. Вообще, обсасывать чужой палец — не великая премудрость, однако в той ситуации, когда тебя вынуждают это делать по принуждению — всё становится омерзительно-трудным, невыполнимым — ты будто с силой пробираешься через колючие дебри собственных принципов и отторжения — ломаешь себя во всех местах и перестраиваешь изуродованный скелет во что-то, уже совсем не похожее на самого себя. Чужой палец — такой наглый, настойчивый, двигается внутри полости его рта настолько вольно, похотливо и по-свойски, что Пак не чувствует себя хозяином своего же собственного тела — его пользуют как нечто с отверстиями, внутри которых другой человек просто хочет обрести своё удовольствие. А Чимин должен в этом помогать, облепляя это инородное тело, что встало у него словно кость в горле, своими губами — причмокивать, двигаться туда-сюда и думать не сметь пискнуть. — Малыш, ты конечно пока очень неумелый, но что поделать… опыта у тебя совсем нет. — Вонхо вынимает свой палец изо рта Чимина, попутно любуясь пухлыми губами омеги и представляя на месте пальца свой член. — Я конечно удивлён… признаюсь, даже не мало! Думал вы там с Намджуном чпокаетесь уже во всю, как кролики. А тут такое… Ну он и лох конечно. — Альфа расплывается в самодовольной улыбке и проводит обслюнявленным пальцем по синяку на скуле Чимина, а затем спускает к краю губы и подтирает присохшую кровь. — Но теперь он к тебе даже не прикоснётся, когда увидит наши с тобой забавы. — Вонхо снова спускает руку к промежности омеги и накрывает небольшой, никак не желающий вставать, член. — Сейчас подействует волшебная пилюлька и ты сам, моя ягодка, будешь на меня насаживаться и стонать, прося ещё и ещё. Думаю такой измены от своего меченого омеги он не простит. Вонхо гадко улыбается, а внутри Чимина будто что-то умирает от этих слов. Умирает и отмирает вместе с самыми важными клетками организма. *** — Как звать? — Спрашивает, но ответа знать на самом деле не хочет, не даёт и рта открыть блондину, качает головой в такт звучащей в тишине комнаты мелодии, и накрывает рот омеги ладонью. В квартире Юнги всё так же пусто и затхло, не смотря на то, что он в ней сейчас не один. Буквально пять минут назад сминались простыни и проминался матрац, пошло выстанывалось и обильно размазывалось… Но не с тем именем на губах, потому что имени этого омеги, отдалённо напоминающего Чимина (на самом деле ничего и близкого), он не знает и знать не желает. Никогда! И вроде было хорошо, а ему всё так же — ничем не лучше и не легче! Тело омеги жмётся, просит хоть каплю тепла, а он дать не может даже столько — потому что он мёртв, а спрашивать тепла с ходячего трупа бесполезно. На самом деле он опустошающе один, выскрёбывающе… по внутренним стенкам сердца. ____________________________ Same Graves — The Ghost Club ____________________________ Ладонь отрывается ото рта и поглаживает вспотевший лоб. Всё тщетно и мёртво — под грудиной не бьётся и образ только один — Чиминов. Вот такое проклятье. Лучшее из… Отец в чём-то прав… он увяз не в том и не там. Да, он не раз представлял Пака в ночи и любил его до потери пульса, снимая болезненное возбуждение раз за разом: чего скрывать, от себя уж точно смысла нет — он одержим. Образ Чимина перекроил модель его мира, впервые после смерти Тиена — с тех пор жизнь словно поделилась… в который раз. Его жизнь — разрозненный цикл, и каждый из них только подтверждает убогость его бытия. Он сходит с ума и дни похожи один на другой — бесчисленная вереница пустотелых дат. — Иди в душ. — Отдаёт указание Шуга, не хочет быть совсем чёрствым с этим пареньком, что тоже натерпелся под его отцом, уж он знает его скотство по отношению к омегам и зверства, которые он учиняет в постели. Не надо было брать его, искушаться, пытаться подменить подделкой незаменимое — себе же только хуже. Оскорблять чужим именем другого человека, которого он даже не знает — такое себе, и всё равно похоже на ту же дрочку, только за счёт чужого тела. Он нежно, насколько вообще может это сделать в своём положении (и насколько это уместно) проводит пальцами по позвоночнику встающего с койки блондина и провожает взглядом обнаженное тело с россыпью синих отметин то там, то тут. — Не переживай, я не обижаюсь. — Внезапно останавливается в дверном проёме омега и смотрит так грустно, задумчиво и по странности ласково. — Чимин — красивое имя. Я могу быть для тебя кем угодно. Только не отдавай меня ему. — И глаза как у отчаявшегося ребёнка, что бросил всякую надежду на что-то лучшее и уже дрожат поджатые губы, готовые вот-вот захныкать. «Ну зачем ты так, не надо!» вопит нутро Юнги — этот паренёк как побитая собачка, что прибилась к твоей ноге, в ответ на кусочек хлеба: он и не нужен тебе, и даже не вписывается в твою жизнь, а ещё больнее — знаешь что просто не прокормишь (в его случае — не отогреешь)… и всё равно жалко. Жалко как всякое беззащитное существо. Чёрт знает откуда его выцепил Ханьюл, но видимо выбирал он с определёнными, чёткими намерениями — расшатать его ещё больше, показать насколько он зависим и никчёмен… Что ж, отцу это удалось. Он самая настоящая никчёмность и затвердевшая грязь, что собирается у плинтусов, никем не отскребаемая годами. Кусок плесени, так хорошо вписывающийся в атмосферу его квартиры, и вообще… жизни. Он прибил бы отца, пустил бы в его сучью рожу пулю — прямо между его мерзких глаз, да-да… да только нельзя — в его руках жизнь Чимина: без голоса Ханьюла и имеющихся у него «доказательств важности» — жизнь Пака, как неучтённого омеги, сочтена. Шуга не знает, что это за доказательства и какова сфера влияния отца — может он вообще блефует, но рисковать он не может — страх за Чимина скручивает ему руки… и жилы. От этого тошно, хотя куда уж больше. Не дождавшись ответа, омега уходит в душ, соскребая себя по кусочкам, а Юнги отскрести себя уже, наверное, никогда не сможет! У него скребёт под рёбрами и просит увидеть Чимина хоть одним глазком… может и в последний раз? Кто знает… Кому: Чими — Нам надо встретиться. Вопрос жизни и смерти! Прошу, это очень важно! — Время и место напишу позже. Перечитывает несколько раз. Правильно ли поступил, что решил встретиться? Что скажет? Пока сам не знает. Но эта встреча важна, знает точно — возможно как-то предупредит его, намекнёт об опасности и осторожности… Смешно! Кто же его спасёт, когда будет на его же собственном прицеле? Он точен, он обучался у отличного мастера и знает своё дело. Будь проклят этот мир! Голова едет и не спешит возвращаться обратно. «Я подумаю… что-нибудь придумаю!» — знает что повязан, что шансов нет… Он его не убить должен, а всего-то ранить, но и это выполнить немыслимо! Причинить своему птенчику боль — лучше бы себе руку отрезал. Шальные мысли прерывает внезапно прислонившийся к его руке блондин. — Кто такой Тиен? Вопрос так неожиданен, что ставит Юнги в абсолютный ступор. Почему незнакомый ему омега называет имя его истинного? Что? Откуда? Почему? И видимо вереница налетевших мыслей и вопросов так отчаянно отражается на лице альфы, что омега не выдерживает этого шока и боли, разлившихся по постели, что обхватывает с силой его руку. — Прости… Я случайно услышал это имя от мистера Ханьюла… — И снова дребезжащая тишина, разрываемая непониманием происходящего, готовая разорваться в любую секунду. — Он говорил о том, что рассчитывал на этого омегу, думал что он зета… — Говори! — Лицо Шуги внезапно за одну секунду меняется до такого состояния, что пугает блондина. Альфа крепко держит его за плечи, сжимая до синяков и не рассчитывая свою силу… Но не это пугает больше всего — пугает взгляд Юнги — он безумен, словно его обладатель на краю чего-то страшного и запретного, и если сейчас упадёт туда вниз, то потащит за собой всякого, кто окажется рядом. — Говори! — Трясёт и не может остановиться. — Я мало что понял! Прости меня, я не хотел тебя расстраивать… — ГОВОРИ! — Он называл Тиена родным братом Чимина… Вот и всё. Мир отлетает с высокочастотным звуком… Или может это звук остановившегося сердца на кардиомониторе? Кто знает… Вот только Юнги больше ничего не видит и не слышит — теперь он окончательно умер. Он замер в одной точке, недвижимый и потерянный для этого мира. Зрачок расширился и замер, хоть иглой протыкай. Тиен и Чимин братья........................ *** Скачет потолок, скачут стены и руки, скачет внутри чужой член и лицо незнакомого омеги. Больно. Раздирающе, отчаянно больно. И даже не от разрывающего ощущения в заднем проходе, не от пошло-мокрых шлепков и не от сломаных ногтей, что торчат печальными обломками и саднят разодранной плотью. А от осознания будничности бытия. Его дерут как какое-то животное… пользуют как манекен для секса. В такие моменты насилия… обычно о таком не думают (хотя кто знает, что там происходит за фасадом… расслабься и получай удовольствие… какое там). Чимин правда не думал, оно само думало за него — включенным глазом камеры, чтобы запечатлеть «ретроспективу бытия» навсегда, чтобы уже никогда не дать забыть. Зритель, в лице незнакомого омеги с круглыми от ужаса глазами ходил вокруг и снимал происходящее. Вот такая будничность бытия… По каким-то непонятным причинам таблетка не действовала, а ждать ещё дольше Вонхо больше не мог. Он сделал попытки растянуть Чимина, но того так перемкнуло от ужаса, что никакой естественной смазкой, на несчастье обоих, и не пахло. В ход пошла слюна и сила. Чимину казалось, что его разрывают изнутри, хотя может так оно и было — у альфы ушло долбанных пятнадцать, как он считал — чертовски длинных, минут, чтобы сделать хоть что-то. За это время Пак претерпел, как ему казалось все муки ада — физические и душевные. Он кричал от боли, молил и оскорблял, а в моменты, когда казалось, что сейчас вот-вот накроет с куполом — даже истерично смеялся, чтобы наконец переключиться от всей этой катастрофы. Но не шло, не переключалось — вся его сущность взрывалась в точке, где была сконцентрирована вся его боль. И она находилась отнюдь не сзади, как многим могло бы показаться — она расположилась там, где горела его метка бабочки — в районе души. В один из моментов он, кажется, всë же на время отключился. Раз и потух, перегорел как лампочка — был свет внутри и выключился. Вонхо вошёл резко, сразу до упора и… разорвал задний проход. Толком не растянутого, измученного, без смазки — возиться с подобным вообще не в его принципах, он и так сделал Чимину одолжение ввиду исключительной заинтересованности. И вообще понял, что дело приобрело нежелательное отягощение и толку от растяжки, без возбуждения самого омеги, мало. Была надежда на приход от таблетки (как-будто кто-то поверил в его щедрость и желание облагодетельствовать), но он почему-то не наступал и весёлые картинки не заменили полотно действительности — словно в Чимине стояла какая-то защита… антидот. Легко не было никому, шло туго и нутро прямой кишки пережимало член альфы с приличной силой. Вонхо от этого бесился ещё больше — Чимин оказался тем ещё камнем преткновения на пути к его удовольствию (об удовольствии омеги он уже и не думал, хотя поначалу такие мысли были на удивление самому). Потому что Пак сам себе ухудшил положение, а значит это не его проблемы. По внутренней стороне бёдер Чимина текли красные струйки крови и только за счёт них начало происходить какое-никакое скольжение. От происходящего в горле омеги бурлило кипящим ужасом, бросало из жара в холод и периодически отключало его тело от внутреннего источника энергии. Обесточен, обескровлен, убит. Скачут стены и мысли. Намджун, Намджун… НАМДЖУН! Где же ты, почему не идёшь, почему не выручаешь? «Ты теперь моя забота и ответственность». Неужели забыл? Мысли кружатся и отталкиваются от стен, живя своей жизнью. А потом и вовсе началось невероятное — то ли и правда подействовала таблетка, то ли он спятил от происходящего. По стенам комнаты начали ползти какие-то неясные тени — они ложились друг на друга и вытягивались, образуя зловещую, гиганскую тень, похожую на исполинскую паутину, в середине которой что-то явственно начало концентрироваться и сгущаться. Тень словно оживала и Чимин смотрел на неё с такой жадностью и всепоглощённостью, что не чувствовал вокруг ничего — ни боли, ни ужаса — всё отступило на задний план. Он уже знал, что эта могучая, устрашающая тень — тень паука. Он пришёл! Бонус-арт от меня: «ангелок Чими и его притаившийся паук». https://www.wattpad.com/myworks/199098462/write/1013292441 ---------------------------------------- Хочу сразу предупредить — я не романтизирую насилие и ни в ком такое не поощряю. Это страшная вещь, дорогие мои! Как поздно понял Тэмин «он ничего об этом не знал и даже не представлял весь ужас насилия».