Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

— Да неужели! — Язвительно тянет Ханьюл, зашедший на полигон для стрельбищ, где Юнги как раз пересобирал винтовку и совершал последние приготовления. — Решился наконец-то? А чего до самой свадьбы не дотянул? Вот зрелище-то было бы! — Какая разница? Задание то ещё нужно выполнить? — бурчит Шуга, стараясь не обращать внимание на плетущегося за отцом белокурого омегу, того самого, что скрашивал его «горе и одиночество» и чьё имя он так и не удосужился узнать. — Ох, не знаю… не уверен уже, стоит ли тебе доверять. Совсем ты мутный стал, сыночка. — Ханьюл немного вскинул руку и громила-телохранитель тут же выдвинулся из тени босса и, схватив Юнги за плечи, скрутил тому за спиной руки. Юнги дёрнулся, но отец только шикнул на него, призывая к вниманию. — Я так понимаю, мой подарочек тебе не пришёлся по вкусу… Отец театрально вздохнул и снова сделал жест. Белокурый омега, заметно истощённый с последней их ночи, вышел вперёд, виновато склонив голову. Он старался ни на кого не смотреть и не дышать лишний раз. Вид у него был потрëпанный и измученный: волосы не причёсаны, на теле какая-то убогая футболка до колен и, почему-то, отсутствие штанов. «Может у него просто короткие шорты?» мелькнула утешительная мысль в голове Юнги, но он знал, что это не так, а потому внутри уже нещадно мигало красной лампочкой — всё не просто плохо, всё очень хуёво. — Так вот, зато он пришёлся по душе моим парням. Так ведь? — Ханьют мерзко хохотнул и подмигнул громиле позади сына, от чего Юнги дёрнулся ещё сильнее, сжимая зубы. «НЕТ!» — Развлеклись они сегодня на славу! Что ж поделать, жалкие подделки никому не нужны. Особенно если они… — Отец поднял голову омеги за подбородок, а Шуга увидел на обескровленном, словно сером лице мальчишки гематомы и свежую рану на губе. — …маленькие крыски! Раздалась сильная пощёчина и омежка рухнул под ноги Ханьюла. Держась за щеку, он начал сплёвывать кровь, отворачиваясь от мужчины. Он не плакал, зато у Юнги ныло всё его нутро. Этот малыш был ни в чём не виноват, он просто жертва обстоятельств! Он слишком хрупкий, беспомощный и никому не нужный — Шуга испытывал к нему невероятную жалость, потому что отчасти он напоминал ему его самого. Потому… он до последнего запрещал этому задохлику ему помогать, зная как это опасно. Но видимо он ослушался и решил пошпионить за его отцом, выведать какую-нибудь информацию и передать её ему. Не зря же отец назвал его крысой. «Господи. какой дурачок! Глупыш!» Подобного Ханьюл не прощает. — Нравится? Это всё твоя вина, сына! — Снова вздохнул и с удовольствием посмотрев на рычащего отпрыска, пнул блондина носком ботинка, от чего тот повалился и у него задралась футболка. Глаза Юнги округлились. Он знал, что люди его отца настоящие бездушные твари, но что они могут быть извергами до такой степени… Вся промежность омеги была изодрана: в синяках и кровоподтёках, по внутренней стороне бедра стекала струйка крови. — Ублюдки! — Зло прошипел Шуга. Он не мог вырваться из хватки громилы и вообще… сейчас не его время, чтобы портить планы и привлекать к себе больше подозрений, но именно в данную минуту желание убить отца было сильно как никогда — оно булькало в его голове так громко, как никогда прежде. — А что такое? Твоя маленькая крыска попалась с поличным, мои котики просто с ней поигрались. Это жизнь! В ней есть жертвы и хищники. Одни охотятся и пожирают — другие убегают и стараются не попасться. Одному беспозвоночному сегодня просто не повезло, вот и всё! Но всё может быть ещё хуже… — С интригой протянул Ханьюл. — Если ты не расскажешь, какую информацию он хотел для тебя выведать, протянув свои грязные лапки к моему сейфу, я покажу как может быть больно на самом деле! — Ты бредишь, я его не посылал. Что мне узнавать? Всё что надо я и так… — Ой не пизди. Тебя же наверное интересует контракт Чимина? — Отец подозрительно сузил глаза, всматриваясь в лицо сына и пытаясь высмотреть на нём хоть какие-нибудь подозрительные эмоции. Тщетно, не дёрнулся ни один мускул, даже зрачки не расширились. — Лааадно. Я в общем-то так и знал, что так всë и будет. Бао, вставай! Отец брезгливо обратился к валяющему на полу и еле дышащему омеге. И теперь Юнги знает его имя… но лучше бы не знал, потому что теперь всё стало только хуже. Это ведь была лишь одна ночь, он просто дал слабину. Он не просил его ни о чём — наоборот призывал забыть его, хотя несчастный, потерянный во всех смыслах мальчуган, так и тянулся к нему… а ведь Юнги не святой, и трахал он его довольно грубо, был зол на себя, не сдерживался… Но насколько надо не видеть просвета в жизни, быть уничтоженным, истерзанным, чтобы после его же безразличия молить не оставлять и говорить что готов быть для Юнги любым! Блять, любым! Даже Чимином… Это за гранью его понимания. А потом они встречались пару раз в коридорах и омега кидал на него такие щенячьи взгляды, что хоть вой! А он, Шуга, не привык к такому — он отвык от соучастия, ласк и внимания — он просто забыл однажды себя от горя, а потом увидел Чими, тоже «почти копию» его Тиена… и слетел с катушек. Так неужели вся его жизнь — лишь погоня за копиями? Впервые, с тех пор как он потерял себя, кто-то посмотрел на него глазами полными несчастья — кто-то ещё более потерянный чем он сам — и тем самым пробудил у него каплю интереса к жизни, разворошил что-то застарелое и позволил наконец-то взглянуть на себя чуток со стороны. Таких как Бао ведь полно… и эти несчастные зеты — с ними тоже обращаются как с товаром: над некоторыми ставят опыты, других продают в богатые семьи, где к ним относятся как к инкубаторам для вынашивания потомства — в общем-то кому как «повезёт»… в большей или меньшей степени. Бао — он как его совесть, что плачет прямо в душу и растворяет своими горючими слезами всю ту гниль, что есть у Шуги внутри. Эти глаза бездомной собачонки — они что-то разбередили внутри него и теперь это ломает Юнги с того самого вечера, проведённого вместе, когда он не принял эту поломанную игрушку, оттолкнул — потому что, блять, ему не то, потому что подделка. Но именно это искажённое желание Бао быть полезным Юнги нисмотря ни на что и стать для него кем угодно — надорвало в нём что-то окончательно и перевесило в сторону принятия решения тогда на пляже. Он поможет Намджуну, и гори оно всё конëм — ему уже не жить, Бао похоже тоже… Но так просто он на тот свет не уйдёт — не забрав с собой одного человека, он не сдохнет! Омега пытается встать, ножки его дрожат, он силится, снова падает — чем вызывает у Ханьюла резонирующее раздражение. Альфа цокает и резко хватает блондина за локоть, встряхивая его как какую-то ненужную половую тряпку, мешок с мусором. — Вот так, Бао! Ты для него старался, а для чего… зачем, не понятно. — Отец пожал плечами, а затем кинул тельце омеги на стол, отчего тот застонал от боли. — Не стони мне тут, это ещё пока не та самая боль. Но скоро ты так запоёшь, что усладишь наш общий слух. А ты… — Ханьюл тычет в Шугу пальцем. — …будешь смотреть во все глаза. И представлять на его месте Чимина! Глаза Юнги округлились. Он понял, что хочет сделать отец, как его наказать… Но это же бесчеловечно — насиловать по свежим ранам! «Да он же умрёт от потери крови! Сука!!!» — Ты же уже представлял нашего золотого зету на месте Бао тогда, так ведь? Тебе ведь уже не привыкать. Так что смотри и запоминай, что я буду делать с нашим Чимини, если ты облажаешься с заданием и сделаешь что-то не то! Когда наш сладкий пупсик родит маленького дельту, так и быть — я не пущу его по кругу, но сам натяну его попку на свой член так сильно, до самого упора, что в гланды ему упрусь! Буду трахать его пока он не отключится. А когда он очнётся… — Ханьюл подошёл к Бао и резким движением задрал край футболки. — …продолжу трахать. А потом ещё и ещё! — Альфа внезапно вставил два пальца в омегу, на что тот отчаянно вскрикнул и хотел было перекатиться на бок, как отец нажал ему на поясницу. Немного покрутив ими внутри, он вынул пальцы, и показывая на них кровь, продемонстрировал дёргающемуся в руках громилы сыну. — Тоже самое будет и с Чимини, мой хороший. — Не трогай его! Сука! — Заорал Юнги, пытаясь сделать хоть что-нибудь, но только не смотреть на это зрелище. Потому что знает, что последующие действия будут только хуже. — Защищаешь… — Разочарованно протянул Ханьюл, расстёгивая ширинку. — А зря! Тебе не о этой швали нужно думать, а о том единственном и важном человечке, что может пострадать из-за твоих неправильных действий! А теперь смотри сыночка, взгляд не отводи и учись у отца, как надо правильно омег трахать! Думай о своём ненаглядном Чимини и взвешивай все за и против. Далее был сущий ад. И для несчастного Бао, которого словно наживую разделывал Ханьюл, не жалея полуживого омегу — втрахивая его и без того измученное и истерзанное тело, но и для Юнги, который не оставлял попыток вырваться из захвата и материл отца на чём стоит свет. Он бы даже заплакал от безысходности — он и правда был к этому близок… да только не мог выдавать перед Ханьюлом, что тот его сломил всей этой ужасной демострацией. Юнги орал, пытаясь перекричать крики Бао, но его звонкий голосок так и засел в его ушах… кажется навечно. Когда же омега отключился, отец приказал плеснуть на того воды. Бао в ответ на холодную воду немного дёрнулся и альфа продолжил вдалбливаться в уже просто свисающее со стола тело. Омега только и мог, что только хрипеть… и больше ничего, никакого сопротивления. Выйдя, наконец-то из жертвы, Ханьюл пренебрежительно обтёр свой заляпаный кровью и спермой член о край омежьей футболки и со всей важностью заправил его в брюки. — Привяжите его к мишени. — Скомандовал отец и Юнги, который кажется, уже почти не дышал, снова ожил. — Что ты задумал, тварь такая? — Зарычал он. — Ох-ох-ох! Заступничек нашёлся. — Засмеялся Ханьюл и взяв в руки винтовку, с которой недавно возился сын, повертел ту в руках. — Новая модель что ли какая? Не видел такую у тебя раньше… — Новая. — Через чур резко выпалил Шуга, вмиг похолодев от страха. Да, это была новейшая снайперская винтовка, именно та, с которой он собирался идти на дело. Но не просто винтовка, а специальная… какая именно, отцу лучше не знать. И как хорошо, что тот не разбирается в оружии, даром что глава преступной группировки, но однако все расправы он всегда совершал чужими руками. Своими он может только терзать заведомо беззащитных. — Я так понимаю, ты именно с ней на дело пойдёшь? Не зря же так возишься… — Шуга сглотнул. — Продемонстрируй мне её. Мне нужны доказательства твоей так называемой верности, а то что-то ты давно её не показывал. Давай, убей малыша Бао. Он всё равно считай уже не жилец… ну или максимум инвалидом останется, зачем ему такая поломанная жизнь? — Эти дебильные попытки отца поиграть в благородство всегда бесили Шугу больше всего, ведь все знают, что в Ханьюле жалости и сострадания — ноль целых ноль десятых процента. — Ты хренов извращенец! — Выплюнул зло Юнги, впрочем пройдясь взглядом с винтовки к отцу. — Что так на меня смотришь — цель вооон там. — Усмехнулся Ханьюл, указывая на уже привязанного к огромной мишени, словно распятого, Бао, чья голова болталась как кочан капусты. — Убери его, покажи что он действовал не по твоей указке, что он просто влюблённый в тебя дурачок. А тебе на него всё равно. Хочу видеть доказательства. — Подозрительно прищурил глаза на сына. — Отпусти его. — Ханьюл мотнул телохранителю головой и тот разомкнул хватку. Шуга размял плечи и резко выхватил из рук отца винтовку, от чего тот, как ни пытался бы выглядеть хладнокровно, всё же дёрнулся (что было приятно), но его тут же загородил собой верзила. «Трус!» — Итак… — Отец хотел сказать что-то ещё, но не успел и пикнуть, как Юнги, смотря тому прямо в глаза вскинул оружие и сделал одно четкое нажатие на курок. Ханьюл похлопал глазами, а потом повернул голову к мишени, на ней всё так же находился привязанный омега в белой футболке, по центру которой в области живота уже расползалось красное пятно. Отец снова повернул голову обратно к Юнги, только более медленно, а затем так же не спеша, захлопал в ладоши. — Браво. Бра-во! И глазом не моргнул! — Ханьюл растянул губы в мерзкой улыбке, а потом внезапно её стёр, когда дуло повернулось к нему. — Перед пулей все равны. — Спокойно произнёс Шуга, всё так же не сводя глаз. Убить Ханьюла вот прям сейчас — так чешутся руки… точнее один конкретный палец, что всё так же лежит на курке. Но нельзя, иначе их с Намджуном план полетит в тартарары. «Пока не время» — это теперь его главная мантра, самая важная в жизни молитва, которая удерживает его от расправы. — Так ведь отец? — И спокойно опустил винтовку. — Сучонок, напугать меня решил? Это отца-то своего. — Выдохнул наконец-то Ханьюл. — Ладно-ладно, прощён. А ты однако та ещё бездушная паскуда, хоть и пытался тут притворяться добреньким! Даже не раздумывая шмальнул. Меткости тебе конечно не занимать. Просто пиздец как ты это делаешь, даже не глядя! Хан, ты поди в штаны уже наложил? — Немного нервно хохотнул отец, смотря на верзилу. — Вот теперь я тебе верю. Всё таки, если без помощников и один на один — он своего сына побаивается. Но знать тому это не обязательно. Но Юнги это уже итак знает — прочитал в глазах. — Значит наши голубки на квартире? — Перевёл тему Ханьюл. — Да, у них даже штор нет, что очень удобно — я всё выведал. Обзор из соседнего дома отличный. — Подглядывал что ли как они ебутся, поэтому так долго тянул с заданием? — Хохотнул отец, но тут же стёр улыбку, увидев хмурый вид сына и вспомнив как буквально минуту назад на него было наставлено дуло, а винтовочка-то всё ещё в чужих руках. — Господи, юмора ты походу вообще не понимаешь. — Вздохнул. — Это всё от недотраха, точно тебе говорю. «Мне хватает того, что ты мне мозги постоянно трахаешь, мразь». — Ладно, унесите тело. — Махнул рукой Ханьюл разворачиваясь на выход. — Я сам! — Неожиданно громко заявил Шуга, от чего все обернулись. — И похороню сам. — Всё таки ты безнадёжен. — Театрально вздохнул отец. — Нельзя быть таким синтиментальным! И хоронить всех, кого убиваешь тоже нельзя. Для этого есть специальные люди, запомни уже. Или это из-за того, что ты его один раз оприходовал? — Поднял брови Ханьюл и хохотнул. — Ну ты блять и романтик. Ладно, делай что хочешь. Сегодня же жду от тебя результата. — Он будет. — Хмуро пробурчал Юнги, убирая винтовку и напрявляясь к окровавленному омеге. *** »…пока неизвестно, кем именно было санкционирован срыв вчерашнего эфира, но по факту видео, вышедшего в прайм-тайм без всякой цензуры, правоохранительные органы уже ведут расследование. На данный момент лица совершившие вброс этого разоблачающего и жутчайшего по своему содержанию видеоматериала не выявлены. Полицейский участок, где был заключён Лу Хёну, полностью проверили — все видео с камер были загадочным образом удалены. Опрошенные офицеры, которые были в тот день в свою смену так же уже дают показания — по их данным, примерно в одиннадцать часов дня к ним в участок, показав соответствующие удостоверения, прибыли люди из спецслужбы президента. Не пропустить их, по словам старшего инспектора Кан Юонга, они не имели права, так как не обладают соответствующими полномочиями по препятствованию работе более высокого по рангу отдела. Цель визита была озвучена кратко: опрос по делу сына президента…» Намджун сидел рядом с кухонной зоной на диване и, закинув ногу на ногу, лениво попивал кофе, смотря в монитор телевизора совершенно бесцветным взглядом. Чимин ещё спал, утомлённый бурной ночью, самому же альфе было не до такой роскоши, поскольку пока было время — ему надо было дать последние инструкции Чонгуку, Юнги, друзьям-хакерам и прочим задействованным лицам. Чем он и занимался с самого раннего утра. Всё должно сработать точно, как атомные часы. И вроде Нам всё рассчитал, но всегда могут быть форс-мажоры. И главный из них — это его маленький зверёк, чьё чутьё на «неприятности» в последние дни (да что там — часы) невероятно обострилось. Он совершенно точно чувствует какой-то подвох и их тесная связь этому только содействует. Нам на время переключил его внимание, но это ведь всего лишь временная мера… «что если он продолжит подозревать или ему что-то подскажут сны?» Намджун потёр переносицу, отгоняя ненужные сейчас сомнения и, отхлебнув горячего напитка, снова обратил взор к телевизору. »…в больницах Сеула всё так же сохраняется напряжённая обстановка из-за количества пострадавших — в основном это люди со слабым сердцем и нервами, а так же те, у кого были какие-либо хронические заболевания. Главный врач медицинского центра «Асан» отмечает, что такого наплыва пациентов он не припомнит за весь свой тридцатилетний стаж работы.» »…десятки тысяч жителей страны выходят на массовые протесты с требованием отставки президента. Как стало известно, нация просто ошеломлена произошедшим и находится в настоящем шоке. Народ требует скорейшего обнародования дела и суда над уже бывшим президентом Южной Кореи Кён Дуонгом…» »…выборы нового лидера нации запланированы на следующий месяц, однако на фоне обвинений в преступлении президента страны, граждане требуют немедленных кадровых перемен. Уже полетели головы премьера и ряда министров, но народ требует освободить кресло номер один.» — Ну что ж, пожалуй вот теперь самое время выпустить тебя на волю, моя пташка. — Сухо улыбнулся Намджун, смотря в планшет. — Лети по миру, сделай счастливыми как можно большее количество людей, но не забывай приносить мне данные о всех зарегистрированных пользователях. Мы же с тобой знаем, что плохие дяди тоже захотят заглянуть в наши сети, так ведь? — Нам очень недобро ухмыльнулся, активируя в этот момент программу Soulmate. В дверном проёме комнаты неожиданно показалась маленькая фигурка, от чего произошло мгновенное преображение альфы: на его лице тут же расцвела широкая и искренняя улыбка, а глаза заблестели яркими огнями. Омега скромно стоял, оперевшись плечиком о дверной косяк, из одежды на нём была одна лишь футболка. Но какая! Его, Намджунова футболка, что доходила зверьку до самых колен и смотрелась в данный момент так… уместно! По другому и не скажешь. А ещё мило, забавно и сексуально. Чимин робко посмотрел на альфу, а затем похлопав ресницами увёл стыдливый взгляд немного в сторону. Его губки были всё ещё припухшие после проведённой ночи — не сошедшие следы поцелуев, полыхающая метка на шее и стройные ножки с поджатыми пальчиками — наипрекраснейшее зрелище, просто отрада для глаз влюблённого в своего зверька альфы. Пак слегка мял подол футболки и жевал нижнюю губу, еле заметно при этом улыбаясь — судя по всему, он боялся своих же проявлений и вообще не знал как реагировать в подобной ситуации. — Тыковка. — Нежно произнёс Нам, он отставил на подлокотник планшет и раскрыл объятия. — Иди ко мне! — Я это… — Замялся Чимин, не зная как сказать. — Ну в общем… — Он немного подумал, затем вздохнул и не спеша, очень осторожно перебирая ножками, словно ступает по тонкому льду, пошёл вперёд. Прихрамывая и всякий раз смещая точку опоры. — Айщщщ… — Намджун тут же подорвался с места и в одно мгновение подхватил Пака на руки, стараясь не задевать его попку. Он перенёс омегу на диван и осторожно расположил его на своих коленях. — Прости, что сразу не догадался! Чимин тут же пристроил голову на груди альфы и стал перебирать пальчиками его белую футболку, выводя какие-то письмена. Нам поцеловал омегу в макушку, а затем зарылся в волосы носом, чтобы надышаться напоследок любимым ароматом лаванды. Всё так как и должно быть — абсолютное принятие и умиротворение — его нежный комочек в его руках, сам к нему жмётся и стеснительно улыбается. — Я кажется переборщил сегодня ночью. — Поднял он личико Чимина за подбородок. После близости, отоспавшийся и явно довольный, омега был просто бесподобен, аж дух захватывало, словно после произошедшего он расцвёл ещё больше — хотя, казалось бы, куда уж ещё! Персиковые щёчки наливались краской, а губ трогала такая красивая, лёгкая улыбка, что захотелось тут же впиться в эти сладкие губы и затянуть омегу в долгий, обволакивающий поцелуй. — Я вообще не понимаю как выжил. — Коротко усмехнулся Чимин. — Мне сидеть больно. — Кроооха! — Нам обхватил омегу покрепче, укачивая его в своих руках и целуя куда придётся без всякого разбора. Нама переполняли чувства. — Я знаю, я тот ещё зверь в постели… прости, но ты был настолько вкусный, что я моментами… просто не удержался. — А ещё поясницу простреливает и животик. — Продолжил перечислять повреждения Чимин, наигранно дуя губки. — Я просто изверг. — Вздохнул альфа и покачал головой. — Нет, ты не зверь и не изверг, ты — демон из преисподней. — Посмеялся Чимин, утопая в ласке и безостановочных, хаотичных поцелуях. Он в ответ тоже тыкался губами куда успеет попасть. — Ты и правда чертовски горяч. — Ты так считаешь? — Изогнул бровь Намджун. — Так значит я по твоему горячий мужчина? — Мне конечно не с чем сравнивать… — Театрально приложил палец к губам Чимин, якобы задумавшись, а увидев серьёзные глаза напротив, хохотнул и легонько стукнул ладошкой по груди альфы. — Но внутри тебя и правда будто термоядерный синтез, моментами мне казалось, что ты меня поглощаешь без остатка и я умираю. — Было очень больно? — Заволновался Нам, оглаживая спинку омеги. — Моментами да… слишком уж у тебя огро… — Чимин покраснел, так и не сумев закончить предложение. — Кхм… но это было незабываемо. — И стыдливо уткнулся в подмышку альфы. — Так значит тебе понравилось? — Намджун улыбнулся довольной улыбкой. Впервые в жизни альфа после секса чувствовал себя излишне взволнованно. Он знал, что сделал всё от себя зависящее, и даже больше — он так никогда в жизни не выкладывался и не наслаждался процессом! А на прилюдии вообще всегда плевал. Но только не в этот раз — с Чими всё по другому, с ним предварительные ласки — это как вкуснейший соус, только оттеняющий вкус основного блюда. Он готов был всего себя положить на их кровати, лишь бы Чимину было хорошо. Сделать возможное и невозможное для него, минимизировать неприятные ощущения. Просто… ему ещё никогда в жизни не было так важно мнение омеги по поводу его навыков любовника и в целом всего процесса. Он не задавался ни подобными мыслями, ни тем — всё ли омеге понравилось и не переборщил ли он. В постели он хоть и был довольно жёстким и бескомпромиссным, но планку свою держал высоко — неудовлетворенным никого никогда не оставлял — ну, во всяком случае, жалоб не поступало. — Я не знаю как это описать… у меня ведь нет опыта и сравнить мне не с чем. — На этих словах Намджун немного напрягся. — Но мне кажется что я сорвал величайший джек-пот всего человечества. Глаза альфы округлились, несколько секунд он переваривал информацию, а затем удовлетворённо засмеялся. — Ты лучший в мире, мой зверёк. Ты как неопознанное явление и я, кажется, никогда не смогу разгадать тебя полностью. Да и не хочу этого делать. — Нам обхватил Чимина в страстные объятья и впился в раскрасневшиеся губки напористым поцелуем. Его переполняло счастье — кажется, большего и желать было нельзя. ~ — Намджуни. — Откусывает протянутый тост Чимин и немного виновато улыбается. Брови альфы приподнимаются в немом «да?» Снова начинать разговор о сне и его личных беспокойствах не очень-то хочется, хоть это и волнует невероятно — это уже будет выглядеть как какая-то паранойя, да и портить настроение Наму и себе — нет никакого желания. У них такой чудный обед, теплый, растворяющий их обоих нежностью и заботой — они сидят на пушистом ковре рядом с диваном и, намазывая кто масло, кто джем, подкармливают друг друга хрустящими тостами, которые поджарил Намджун. Чимин переводит взгляд на следы преступлений, оставленные на обивке дивана: а где-то час назад, на этом самом месте, рядом с которым они устроили себе «пикник"альфа отжаривал его самого, надкусывая хрустящую корочку общего желания. Как сказал Нам: «клин клином вышибают», и с хитрым прищуром стянул с него свою же футболку… а затем и трусики. Боже, Чимин и не думал, что будет с такой лёгкостью и отсутствием всяких возражений отдаваться этому человеку снова и снова. Но стоило широким ладоням его личного демона нетерпеливо смять мягкие ягодицы, разводя их в стороны и лаская так будоражаще, как могут делать только они — в паху Пака не замедлило приятно потянуть. Омега тут же, со всей гибкостью змеи, откинулся вниз головой с подлокотника — послушно подставляя своё тело под картечь поцелуев альфы. «Делай со мной, что хочешь!» говорило тело омеги. И Намджун делал: как лучший в мире снайпер — он попал во все его эрогенные зоны, а как лучший сапёр — обезвредил все болевые точки. Он оставил после себя красные воронки от поцелуев и укусов по всему разминированному телу, а также привкус некоего освобождения внутри от чего-то весьма не простого. Его паук — лучший лекарь! Но не для всех… Для всего живого — его яд крайне опасен и несёт неминуемую смерть, и только для одной лишь бабочки он — панацея к жизни. С Намджуном невероятно хорошо и желанно, Пак и представить себе не мог, что ему может вообще понравиться секс. Невероятно! Немыслимо! Он так боялся неизвестности, боялся боли или что это будет… в целом неприятно. Но оказалось — все его страхи лишь надуманы. Возможно тут дело именно в Намджуне — он слишком хорошо понимает его тело, пугающе хорошо… словно Чимин для альфы — открытая книга. Но какая разница, если когда Нам его целует, у него ощущение фейерверков в голове, когда касается шеи — ощущение миллионов мурашек, что проходят волнами по всему его телу, а когда ведёт рукой по коже — ощущение, что она словно горит и плавится до костей. Это до странности приятная пытка, которую хочется принимать снова и снова — подкожно, внутримышечно. И даже проникновение в этот раз было особенным — таким плавным, как по маслу (хоть и без него), видимо нутро Чимина уже начало привыкать к размеру его альфы, а от ощущения абсолютной заполненности омега был счастлив ну точно как ребёнок, чьи карманы до отказа набили вкусняшками. Намджун сам как одна большая и очень специфичная вкусняшка — он в одно мгновение разогрел его тело, разогнал кровь и у Чимина даже появилось такое чувство, будто в его теле появилась необычайная лëгкость, эдакое приятное исцеление: даже прошла вся боль, что была после пробуждения. Чимин с удивлением и радостью принял эту особенность, а так же принял внутри себя альфу, смотря ему глаза в глаза в момент, когда тот им овладевал — в самый пик их наслаждения, и даже сам делал подмахивающие движения бёдрами навстречу, чем очень порадовал Намджуна. Они улыбались и выдыхали в общих стонах друг другу в губы, выводя это единение в новый ранг взаимного принятия и абсолютного счастья. ~ — Намджуни… — Снова повторяет Чимин и опускает глаза. — Что, тыковка? — Протягивая зефирку, мягко спрашивает альфа. «Не покидай меня… Ну пожалуйста!» — Мне с тобой очень хорошо. — Откусывает лакомство и вымученно улыбается. — И мне с тобой хорошо. — Гладит тыльной стороной ладони по щеке, запоминает гладкость кожи. «Прости меня, зверёк. Но по другому никак.» — Хочу, чтобы ты всегда был рядом. — Смотрит так, что душу вынимает. — Я никогда тебя не покину. — Врёт в ответ, но взгляд увести не смеет, в отражении серых глаз себя видит. «Я оставлю рядом с тобой своё сердце!» *** ________________________ I Don't Want to Die — Will Jay ________________________ На душе Тэхёна было настолько погано, что даже не хотелось идти в институт. Хотелось залезть в домик на дереве, такой как в детстве им с братом в один из походов сделал отец, забраться туда повыше и жевать целый день какую-нибудь вредную еду. Или остаться дома, укутавшись под одеялами на кровати… кровати Чонгука… Но дома атмосфера тоже испортилась — оставаться было не вариант. И вроде родители не сказали ему ни единого плохого слова, даже не прочитали нотаций — одним словом, не давили, видя что сын и так подавлен. Но это молчаливое неодобрение произошедшего… оно было хуже всего. Ужаснее… Страшнее и не придумаешь, ведь между ними в семье всегда взаимопонимание и дружба. Терять это отношение — невыносимое испытание. И как по нервам… брат, уходя на работу, протянул ему ланч-бокс с приготовленным обедом (явно на двоих), поджал губы и, похлопав по плечу, молча ушёл. Близкие у него самые лучшие, поэтому терять их доверие и расположение, как оказалось — это самая худшая пытка из всех возможных. Тэ плёлся на остановку — несмотря на солнечную погоду, на душе омеги было дождливо с порывами холодного ветра, над головой висели хмурые, тяжёлые тучи, давя своими серыми массами на и без того разворошенную совесть. Омега смотрел в окно автобуса и никак не мог собрать себя в единое целое. Хуже неодобрения близких теперь ему казалось — это посмотреть в глаза Чонгуку. И чем ближе он приближался к институту, тем было невыносимее — эта внутренняя пытка встретиться с альфой… Но он это определённо заслужил! Тэ перед ним не просто виноват — он самая настоящая дрянь, прощать которую не стоит ни в коем случае. И он поймёт, если Чонгук не простит… За всеми душевными терзаниями к Тэхёну даже не сразу пришло осознание новости о том, что его насильник снова посажен за решётку. За грузом терзаний и мыслей о своей вине, Тэхён даже не смог ощутить радость от этой потрясающей новости. И опять-таки виной тому был он сам! Если бы не его поганый язык, они бы все вместе сейчас обнимались, возможно плакали от счастья, а Чонгук был бы на седьмом небе, держа его нежно за руку — он бы делил с ним этот важный момент. А потом, наедине, Тэ бы обнял своего героя и поцеловал. Всё это могло бы быть… да не случилось. Альфа потратил кучу времени на это дело, наверняка почти не спал и нервничал, пробивая судебную систему. Это же просто невероятно! Теперь этот гад, нелюдь, от одной мысли о котором у Тэхёна леденело всё нутро, а на поверхность выходил первородный, детский страх — теперь он не выйдет. Не выйдет! Чонгук засадил его на двадцать лет. Он сделал это для него! За окном автобуса плыли городские пейзажи, так же как мысли омеги плыли в его разрывающейся голове. «В кои то веки она заработала. Поздравляю тебя Тэ, ты великий тормоз! И дурачок, каких поискать…» А ведь Гук занимался всем этим, когда у него была течка — ему самому, как истинному, наверняка в этот период было хреново! И тем не менее, он терпеливо провернул это дело, ни разу ему не проговорился, мало того — всё вытерпел и не сорвался к нему домой. Хотя из рассказов отца он знает, насколько альфе трудно сдерживаться во время течки истинного, вплоть до тех же фантомных болей, что испытывает его омега. Не говоря уж о желании. Поганые слезы так и желали сорваться с глаз. Но Тэ же сильный омега, к тому же альфаненавистник, да и не в общественном же месте ему реветь — он привык справляться со стрессом и болью по-другому — с помощью другой боли. Например набивать грушу или совершать спарринг. Но всё это сейчас за пределами его возможностей, а институт — вот он, уже за окном. ~ Тэхён позвонил Чимину, но тот не брал трубку. Солар сказала, что поговорит позже, потому что у неё какое-то неотложное дело к Хо. От этого «Хо» у него даже лицо в недоумении вытянулось, потому что звучало как-то слишком… лично что ли. Весь институт уже шумит о новоявленной парочке и слитом аудиофайле, а Тэ и не в курсе — у него жизнь забита своими проблемами. Всё, что остаётся омеге, идти на занятия и попытаться не рассыпаться на ходу. Дела идут из рук вон плохо, сосредоточенности — ноль. Кое-как дотерпев до обеда, он идёт с ланч-боксом подмышкой в столовую. Тэхён не знает, увидит ли он там Чонгука — он и очень хочет и боится этого одновременно. Омега проходит в переполненное людьми помещение осторожно, однако однокурсники его тут же замечают и зовут присоединиться к ним. И Тэ уже почти соглашается на предложение, как вдруг… видит за столом по центру, буквально через пару столиков от того места, где сидят знакомые, восседающую высокую фигуру альфы. Гук одет в том, в чём был сегодня утром — вид с иголочки, хмурый и строгий взгляд, на Тэхёна даже не смотрит, хотя заметил его сразу же: как только светлая макушка проскользнула за дверьми столовой, весь превратился в пружину. Ждал. Чёрные смоляные волосы альфы зачёсаны назад, отросшие пряди как всегда пытаются выбиться из общей массы, но Гук не даёт им и шанса — резко смахивает головой назад и приглаживает непослушных чёрных змей пятернёй. Как всегда — чертовки красив и вызывает слюнотечение, и вообще течение, у всех омег в ближайшем окружении. Тэ поджимает губы, не обращая внимание на сокурсников, и решается подойти к альфе, чтобы… как минимум попросить у Гука прощение за своё свинское отношение. Пусть даже тот на него не посмотрит — это нормально, он и не должен сразу прощать. Делает шаг… но видит как рядом с Чонгуком садится какой-то омега. Тот скромно улыбается альфе, пытаясь привлечь к себе его внимание. Чон бросает короткий взгляд на этого рыжего, потом совсем секундный на Тэхёна и… дёрнув уголком губ, здоровается с подсевшим пареньком. Тот моментально превращается в лужицу, светясь счастьем и строя оленьи глазки. Да, для кого-то один взгляд Чонгука — уже счастье. А он этого не ценил… И вроде ничего такого, альфа просто оказал формальную вежливость — всего-лишь поздоровался в ответ, а Тэ впервые в жизни ощущает это жгучее чувство в груди — там теперь словно ядовитым плющом обвило. Он ревнует! Причём дико. От осознания этого факта у омеги округляются глаза и он, развернувшись на пятках (будто Чонгук вот сейчас посмотрит на него и выведает самую страшную тайну), поворачивается к столу, где на него уже через чур внимательно начинают посматривать однокурсники. Тэхён растерян. Он садится в пол оборота, чтобы одновременно и видеть альфу, но и не палиться слишком откровенно. Он открывает свой ланч-бокс, но так и не притронувшись к еде, всю дорогу мониторит столик Гука. Альфа непреклонен — он не обращает на него никакого внимания, хотя знал бы Тэ каких усилий ему это стоит, он даже не слышит, что ему сейчас говорит явно воодушевлённый ответным приветствием рыжеволосый паренёк — просто тупо кивает в ответ. А у самого вся правая сторона лица горит, опаляемая взглядом напротив. Тэхён — глупыш, думает что Чонгук ничего не почувствует, не засечёт его откровенной слежки, но на нём взгляд карамельных глаз уже клеймо прожгло, а нутро приятной ревностью стянуло. О да, его малыш ревнует! Альфа впервые от своего ангела это исходящее чувство собственничества ощущает. И вроде как это чувство не из самых приятных (и для того, кто его испытывает, и для противоположной стороны), но не сказать, что оно Гуку совсем не нравится — без сомнения, это ласкает самолюбие альфы, сигналит ему о том, что он важен, нужен, не безразличен. Просто… сложившиеся обстоятельства всё несколько портят. Поэтому, несмотря ни на что — Чонгук холоден. Хоть внутри и кипит всё как в котле. Просто пожар от чувств. Однако альфа и правда обижен на Тэ, а потому тот вполне заслужил наказание безразличием. Омегу уже давно пора было проучить за его грязный язычок, а то он совсем ни в чём меры не знает. И всё бы ничего, Гук бы простил уже несносного омегу, но слова и правда были очень обидные, да и сверху наложилось то, что сорвался его сюрприз, который он зубами выгрызал для своего омеги — фактически все его старания просто обесценились… и это наложило своё временное вето на проявляемые чувства. ~ После обеда Тэ узнал о произошедшем с Солар и Хосоком и… выпал в осадок! Какое-то время он просто тупо сидел и моргал, пребывая в шоке и не зная чему верить. Неужели этот вечно позитивный человек мог переспать с Бэбэ, подстроить всё ради тупого президентства? Что за дичь вообще происходит? Это всё уже слишком! А Со, она же девственницей была… И правда, что именно — была (да и Чимин недалеко ушёл). Но Тэхёну этого знать пока не обязательно — ещё одного шока он, скорее всего, уже не потянет. — Кошмар! Что она сейчас чувствует! — прошептал омега, прикрывая рот рукой. Аудиофайл он, конечно, же слушать не стал — для него это уже за гранью. Он позвонил Бэбэ несколько раз, но та тоже не брала трубку. «Да что такое! Где всех сегодня, чёрт возьми, носит?» Узнав от приближённых Солар, что та якобы пошла на разборки в кабинет студсовета, Тэхён ринулся бегом на помощь… правда он не знал кому больше — Бэбэ или Хосоку… на месте разберётся. Всё это мельтешение омеги не осталось скрытым от глаз Чонгука, который укромкой за ним следил. Добежав до нужного кабинета, Тэ резко дёрнул на себя дверь, но она была закрыта. Он подёргал ещё раз, постучал, громко позвал подругу — в ответ тишина. Проходящие мимо студенты любезно проинформировали омегу о том, что там никого нет и делегация из президента студсовета, Солар и ещё кого-то, вроде их помощников, направилась в актовый зал. Не теряя и секунды времени, омега ломанулся в нужном направлении. В голове гудело от мысли, что там за это время уже могло произойти, ведь Солар, когда она в гневе — это просто тихий (точнее громкий) ужас! Когда до широких дверей актового зала оставалось уже каких-то жалких пол метра, внезапно перед Тэхёном выросла стена — гораздо выше него ростом и с широкой грудью. В неё то он с разбегу и воткнулся головой. — Там. Занято. — Прогремел знакомый низкий голос. Омега поднял голову и столкнулся с невозмутимым и очень проникновенным взглядом. — Ччонггук? — На миг растерялся Тэ от такой неожиданности. Он уставился на альфу, как баран на новые ворота и несколько секунд не мог прийти в себя. Эти шоколадные глаза, что смотрели на него в упор — такие притягательные и манящие, но сейчас они его немного пугают своими острыми иглами, что так и летят в его сторону. Встретиться с Чонгуком вот так неожиданно и в такой близости — это мигом вышибло из омеги весь дух, Тэ даже забыл зачем сюда вообще прибежал. Однако, сбросив коварное наваждение и вспомнив, что там за стеной могут происходить разборки, он вмиг забыл об их с альфой размолвке. — А ну пусти, чего дорогу загородил? — Ты туда не зайдёшь! — Жестко и властно осадил его альфа, от чего у омеги по спине прошёлся леденящий, лишающий воли холодок. Такой Чонгук однажды перед ним уже представал, и сейчас, как и в тот раз, у омеги от этой ауры стали подгибаться ноги, словно они сделаны из желе, впрочем как и весь его хребет. Ещё чуть-чуть и он рухнет прямо под ноги альфы. С таким Чонгуком шутки плохи. — Нно там же… ттам… — Вдруг стал заикаться Тэхён — омежье нутро боролось между «подчиниться и отступить» и «предпринять ещё одну попытку и прорваться на помощь». Но Тэ никогда не выбирал лёгкие пути (и вообще, он же борец), а потому… он неожиданно психанул и снова накинулся на перекрывшего проход Гука, толкаясь ладонями и грудью в его потрясающе пахнущий сандалом торс. Но как-то слишком робко и вяло… Вместо борьбы, на самый миг, захотелось прижаться к этому рельефному торсу своей щекой — ну так, чтобы незаметно, под шумок своей невнятной возни… но он пересилил себя и не повелся на инстинкты. Да и позволять себе такое теперь… он уже явно не имеет права. — Что там? — Сделал чёткую паузу Чонгук, подавляя в себе желание надавить на затылок омеги и прижать его лицом к своей вздымающейся груди. — Там. И без тебя. Разберутся! — О чём ты? — Снова поднял взгляд Тэ. — А вдруг что случится… — Может хватит думать, что всё знаешь? Решать за других и играть в самого сильного?! Думаешь, люди вокруг не могут справляться с проблемами без твоего участия? — Сейчас Чонгук казался Тэхёну даже выше обычного, в то время как сам он всё уменьшался и уменьшался в размерах с каждой фразой альфы, тая под его безапилляционным взглядом, как льдинка под лучами солнца. — Ннет… я так не думаю. — Опустил взгляд. Похоже наоборот, все вокруг могут решать проблемы, но только не он сам. Вся уверенность Тэ канула в лету. Мало того, что он не может решать, так ещё и другим не даёт… — Тогда не при напролом. Они взрослые люди и смогут разобраться между собой сами. Если уж захотят — попросят помощи. С ней, как оказывается, вообще надо быть осторожнее… а то ещё примут за собственную выгоду. — Невесело усмехнулся Чонгук, и омега понял на что именно это был намёк. Он же сам обвинил альфу в том, что тот якобы помогает его семье не бескорыстно, а за его к себе расположение, и вообще — чтобы с ним переспать. Снова сделалось так неприятно, будто внутри растворяется какая-то горькая таблетка, шипя и выдавливая грязную пену из всех его застарелых ран. Да, Тэ слишком заигрался в храброго и независимого, обложил себя многочисленными суждениями, словно оберегами — что «ему никто не нужен», что «он со всем справится сам», что «помощь — это корысть», а «всем альфам нужно только одно». Он и не заметил, как сам порос всеми теми ярлыками, за которые он осуждал других. Да, Чонгук совершенно прав, он не имеет права лезть со своей помощью там, где его не просят. И мнению его — грош цена. Он сам ничего не знает! — Прости меня… — Опустив голову, прошептал омега. — За что? — Изогнул бровь Гук, хмыкнув. Дожимать конечно не хорошо, но это был не тот случай. — Ты же лучше всех всё знаешь, слово тебе не скажи — везде подвох видишь. Ладно считаешь всех альф вокруг угрозой твоей чести и достоинству - это можно понять из-за твоей детской травмы. — Тут Гук вздохнул, потерев переносицу, а у Тэхёна незаметно покатилась слеза. — Но я сделал всё, чтобы ты не думал так про меня! Я что по-твоему, и правда какой-то похотливый дегенерат, у которого на уме один лишь секс? Это такого ты обо мне мнения, да? Омега лишь отрицательно покачал головой. Он смотрел себе под ноги, понимая, что не может ни поднять взгляда, ни сказать даже слова в своё оправдание. Потому что их, этих слов, попросту нет! Ни грамма оправдания его словам попросту не существует! Он принимает и признаёт каждое слово, каждый упрёк альфы. Чонгук во всём прав, а он неблагорадная какашка, увязшая в своём отстойном болоте. Между ними какая-то пара сантиметров, и Тэхён уверен, что теперь это всё на что он может рассчитывать с этим человеком. Он не достоин всего, что Гук для него сделал. Так больно! Не в силах больше сдерживать свои эмоции, без всяких объяснений, омега неожиданно развернулся и, булькая соплями, побежал прочь от альфы что есть сил. Показывать своё никчёмное состояние и слёзы со слюнями он не может. Не привык! Чонгук никогда их не видел и не должен увидеть и впредь! Альфа даже не сразу сообразил, что произошло, так быстро Тэхён ломанулся прочь — только пятки сверкнули, поднимая пыль. — Ну что за детский сад… — Немного зло вздохнул Гук и припустил следом. *** Многоэтажный комплекс в районе Сонбукку. Квартира Намджуна и Чимина. Дальнейший день для парочки несётся как скоростной поезд Hyundai: часы превращаются в минуты, а минуты в мгновения. Каждый с маниакальной озабоченностью скрывает свои тревоги и опасения, будто боясь испортить такое дорогое сейчас время — время быть вместе. Оно словно на вес золота и оба, чувствуя его бесценный груз, берут друг от друга по максимуму. Намджун много целует своего зверька, ни на миг от него не отходит, а тот в ответ по всякому ласкается к альфе, трётся о него как ручной котёнок. Чимин учится быть омегой, привыкает к рукам и объятиям, старается запомнить где и как Наму приятнее от его прикосновений. Похоже приятно везде. Альфа и омега пытаются даже шутить, но выходит это немного натянуто — всё из-за того самого пресловутого давления, нависшего над ними Дамокловым мечом. Однако это не отменяет их нежного отношения друг к другу — оба учатся взаимодействовать. И теперь, после случившейся интимной близости, когда между парой рухнула эта никому не нужная стена, делать это оказалось невероятно интересно и приятно. Чимин доверяет Намджуну, идёт ему навстречу, не припятствует единению — всё это для альфы очень ценно. Открывать друг друга — это вообще, как оказывается, может быть чем-то вроде фетиша, и оба не против сделать его таковым. И вроде всё хорошо, будто ничего не происходит и теперь всё всегда будет как в прекрасном сне, но… в воздухе уже что-то витает… такое тревожное и невидимое — прямо как в фильмах ужасов. Оба делают вид, что ничего не замечают. Часа в два дня по видеосвязи звонит Лан и они все вместе обсуждают последние приготовления к свадьбе. Папа очень доволен собой и детьми, что выглядят по его словам как настоящие влюблённые голубки! И правда, льнущие друг к другу почти состоявшиеся молодожёны, словно не могут надышаться друг другом — у них будто уже заблаговременно начался медовый месяц. Лан же от всех грандиозных планов на свадьбу и счастливое будущее, в котором у него уже маячат пухлощёкие внуки, словно вторую молодость приобрёл — он взахлёб рассказывает о том, что к ним в резиденцию уже прибыли некоторые гости из числа приглашённых — это какие-то родственники издалека, а потому приехали заранее. Остальные прибудут завтра. Рассказывает о том, что у них уже были репортёры на предмет выставления света и расстановки аппаратуры, а так же о каком-то смешном случае с бетой-осветителем, который чуть не грохнулся в бассейн вместе с зонтиком. Который оказался вовсе даже не пляжным зонтик, как вначале подумал Лан, а отражателем, причём весьма дорогим. Поэтому бета защищал его чуть ли не ценой жизни, готовый даже нырнуть, но вверенное оборудование не потопить. ~ 16:27. Здание напротив. Мин Юнги уже сидит на крыше дома. Он курит. Курит третью по счёту сигарету. Снайперское оборудование выставлено, альфа даже успел сделать пару прицельных проб и рассчитать траекторию полёта пули в соответствии с погодными условиями. И хотя обычно это и происходит у него в голове автоматически и не требует специального времени, но в этот раз альфа перепроверил сам себя. Он сделал всё, рассчитал всё, план выполняет безукоризненно — а на душе всё равно кошки скребут. Но назад пути нет, да в этом уже и нет смысла — Намджун посвятил его в свои планы, раскрыл основные стратегии и Шуга согласился с тем, что скорее всего друг прав — это единственный логичный выход из сложившихся обстоятельств. Ему греет душу, что он снова может называть Нама, а так же Чонгука — друзьями, но только теперь без всяких оговорок и кавычек, а как есть — по-настоящему! От чувства чего-то не фальшивого в его жизни — чертовски приятно на душе. Бао он положил в частную, закрытую клинику сразу, как только выехал на авто — якобы того хоронить. С нужным адресом ему в экстренном порядке помог Чонгук, за что Шуга тому теперь благодарен по гроб жизни. После ранения омеги время шло на минуты, и он, применив все свои профессиональные навыки вождения, вовремя успел доставить Бао на край города, где его уже ждали врачи с подготовленной операционной. Омегу спасли, однако он так и остался в коме. Точных прогнозов, выйдет он из неё или нет — врачи давать отказались. Что уж говорить касаемо того, будет ли омега после всего перенесённого инвалидом… тут вообще всё слишком туманно. Но Юнги теперь рад всему, даже самому малому. Любой шанс, пусть и такой эфемерный — для него теперь на вес золота. Раскидываться крохами, что дарит ему судьба — больше не в его правилах. Жизнь вообще сама по себе жестока — сегодня может дать, а завтра уже забрать обратно всё, что подарила — и даже больше, с процентами. Но, опять-таки, он сделал всё что мог. Да — он выстрелил, да — он причинил омеге неимоверную боль… но она была единственным спасением для Бао. Никто бы кроме него не выстрелил так, чтобы тот остался жив. Так же, как и единственным спасением для Чимина и Намджуна — тоже пройти через боль. «Мда, похоже без неё никуда…» Но боль — не самое худшее в жизни, из боли даже может прорасти что-то совершенно новое, более впечатляющее, нежели раньше — главное не терять веры и делать правильные выводы. Он свои сделал. Гораздо хуже боли — безразличие. Из неë ничего и никогда не растёт, потому что это голая пустошь, покрытая мёртвой солью. Возможно Бао его не простит, ну что ж… он, собственно, и не обязан. У всего есть своя цена — Юнги свою заплатил. А вот Намджуну, в отличии от него — ещё выплачивать и выплачивать. В этом он ему не завидует. Единственное, что теперь остаётся Шуге за всеми размышлениями — так это ждать сигнала от Нама. И порой это хуже всего на свете. Ожидание — убийца времени. И хорошо, когда ты хотя бы знаешь, что смысл ждать у тебя вообще есть, а так же тебе есть ради чего терпеть… Но вот как будет справляться без цели и смысла Чимин… он не понимает. ~ 16:56. На смартфон Юнги приходит короткое сообщение по закрытой связи: — Пора! ~ Нами и Чими лежат в обнимку на кровати, альфа рассказывает уморительный случай из их с Чонгуком альпинистского прошлого. Поначалу омега не верит, что такой большой человек как Намджун, вообще может лазать по скалам, но по мере углубления в повествование — сомнений не остаётся: альфа и правда умеет это делать. Пак восхищëн! Он бы хотел на это посмотреть — высота его манит. Омега восхищался бы про себя альфой и дальше, да только уровень забавности ситуаций, в которые попадал Нам вместе со лучшим другом, уже начал превышать все предельно-допустимые показатели. В конце очередной истории Чимин уже просто надрывает от смеха живот и со слезами на глазах катается по постели, под улыбающимся взглядом Намджуна. — А ты знаешь, что когда человек лезет по скале и рядом, ну просто нет ни одной зацепки, ему достаточно просто быстро сказать: «блять, блять, блять!» — Продолжает альфа под ухахатывание омеги. — И тут же появятся просто великолепные зацепы. Причем это всеми неоднократно подмечено. И чем ядрёнее произносимые слова, тем появившийся зацеп будет лучше. — Намджуни, я больше не могу, я щас описаюсь от смеха. — А ты знаешь как ходят в туалет альпинисты… — Ой нет, всё! Не знаю как там на высоте, но я на земле лучше сбегаю в уборную. — Чимин вскакивает с места, получая шлепок по попке, и исчезает за дверью. Как только омега убегает, улыбка Намджуна исчезает, а сам он груснеет. Он тянул как мог, наслаждался этим днём до последней капли, но ждать больше нельзя. Пора… Чимин выходит из туалета, как вдруг его живот прошивает острой болью — такой, словно в неё засадили пулю. И хоть омега не знает такого вида боли — он уверен, что это именно она. Помимо этого на душе омеги становится совсем уж тяжко от нехорошего предчувствия — настолько, что оно давит на него непосильной ношей. Сердце Пака начинает заходится в бешеном ритме, он переходит на быстрый шаг, как вдруг слышит из спальни странный звук. Он не понимает, что это, но он похож на такой, будто что-то быстро рассекает воздух, встречая на пути препятствие. А потом… звук падающего тела. Чимина мгновенно охватывает паника — всё внутри уже просто кричит об опасности и чём-то невероятно скверном, том что он не хочет видеть, а в последующем ещё и никогда не забудет. Омега срывается на бег, но у него ощущение что ноги его не двигаются — как в тех снах, когда ты вроде бежишь, но при этом остаëшься на месте. Время будто замедляется. Хотя на самом деле всё вовсе не так — это просто игра подсознания. С ногами, как назло, всё в полном порядке, и они даже довольно-таки быстро доносят Пака до двери с пауком. А вот что совсем не в порядке, так это та реальность, которая обрушивается на него за дверьми — потому что она не должна быть такой, какая оказывается! ~ Чимин влетает в комнату, и видит распластанного на полу Намджуна с кровавой лужей в районе живота. Его передёргивает от ужаса — внутри перекручиваются кишки, сердце багряным взрывом выливается через горло и уши. Пульсирует неприятный звук в барабанных перепонках. Из горла рвётся нечеловеческий крик. На заплетающихся ногах он подбегает к альфе и рушится, как подкошенный. Он боится смотреть на Намджуна, но глаз отвести не может! Горячие слёзы обжигают лицо, Чимина трясёт. Он протягивает руку и топит её в кровавом море, маленькие пальчики упираются в рану, пытаясь что-то нащупать для себя. В глазах красная пелена из горя и солёных слёз, что уже изъедают склеру. — Решил поколдовать надо мной? — слышится хриплый, тихий голос с лёгкой усмешкой. Чимин отрывает руку и кидается к лицу Намджуна, хватая ладошками его щёки. Тот чувствует, как его ручки сильно дрожат, приоткрывая глаза — видит зарёванное красное лицо Чими. И вроде вот омега сейчас весь в слезах и соплях, а он в жизни не видел ничего красивее. «Жив!» — пульсирует в голове Чимина, от этого он разрывается на совсем непонятные тирады не прекращающихся слёз. Теперь уже смешанных с лёгкой радостью призрачной надежды. «Ещё жив». Отрывает от щек Намджуна ладони, видит оставленную на одной из них красную кровавую печать, поворачивает ладонь к себе и смотрит так удивлённо, словно в первый раз в жизни видит кровь. — Намииии — тянет срывающимся голоском. — Как ты сказал? — легко улыбается в ответ, но тут же морщится от боли и кашляет кроваво. Это второй раз, когда он его называет этим сокровенно-ласковым Нами. Чимин кидается к тому на грудь, трясясь и подрагивая всем своим лёгким тельцем. Прижался, осторожно в кулачках футболку сжимает, будто если вот так будет держать, то Намджун уж точно никуда не денется. — Нами. Мой Нами! — Уже более спокойно, желая показать, что всё хорошо, и он так назвал его вовсе не случайно. «Я буду звать тебя так всегда, только живи!» — А приятно, черт побери. — Альфа не хочет, чтобы этот мотылёк видел его таким слабым. Тянет уголок пересохших губ, рвано облизывает губы, боль усмирить пытается. Ему приятно, чёрт, как же ему приятно это услышать. Нам ведь не камень, и никогда таким не был. — Я хочу, чтобы ты жил! — Вскрикивает Чимин, пробуждая новый вид боли в груди Намджуна. Но это боль другого порядка, она из тех, когда жизнь так рядом, на самом краешке, но всё может измениться в один миг — ты скатишься с обрыва жизни, и когда покатишься в пропасть, в самый низ — никто тебя уже не спасёт, не удержит и не утянет обратно наверх. Но Чимину пока как-то удаётся удерживать, просто одним своим присутствием. Кажется, будто и смерть решила повременить — стоит рядом с попкорном и наблюдает интересный фильм. А что, она тоже та ещё любительница мелодрам с интересным сюжетом и искренними чувствами между героями. Намджунова боль в груди из тех, когда счастье уже вроде как маячит где-то там вдалеке, показала самый свой краешек, поманив и дав надежду, а ты должен уходить… Как несправедливо, право слово! Оставлять Чими одного совсем не хочется, он им даже не успел насладиться — его чистой душой, его прекрасным телом. Беда… Альфа снова тяжело откашлялся. — Не хочешь вызвать скорую? — Нам легонько приподнимает бровь. — А то я так и, правда, окочурюсь. — Слегка хмыкает. Для Чимина он держится до последнего, не сдаётся — до последнего вздоха он воин, а борьба — это его второе имя. Хочет быть сильным для него, хотя с каждой минутой всё труднее. Но смотря на это милое личико, потерянное и искренне переживающее — все последние мучительные улыбки будут отданы. Для него! Чимин мечется «где же этот чёртов телефон!» Находит. Тремор рук не даёт даже разблокировать, старается изо всех сил. Намджун наблюдает, щуря глаза в ухмылке — на пределе своих возможностей. Наконец у Чимина получается, но он тут же зависает, переводя заплаканные глазки на альфу. Со страху забыл номер. Намджун тут же догадывается от чего такая заминка. — 110, Чими. — Закатывает глаза. То ли офигевает, то ли падает в беспамятство. Пока Чимин разговаривает, перебивками, зависая на простых вопросах — Намджун из-под полуоткрытых век наблюдает за мечущимся омегой. То, как он растерян и напуган — не передать словами. Ему бы самому помочь, да вот Нам, к сожалению, не в том состоянии. Пак весь побледнел, как полотно, глазища бешеные — странная красота на грани истерики. Провести бы сейчас рукой по его щеке, да прижать к себе крепко, но скован невидимыми цепями, что не дают выбраться из тяжелого плена. — Я вызвал, Нами, скоро приедут. — Чимин снова кидается на грудь. А альфа снова выкарабкивается из забытья, как дурак готов слышать это обращение к нему бесконечно, как заезженную пластинку, которая никогда не надоест. — Хорошо. Умница. — Намджун тяжело дышит. — Ты же не умрёшь? — Шмыгает носом Чимин, опять начиная впадать в истерику. — Не дождёшься. — Ухмыляется одним уголком губ альфа, закрывая тяжёлые веки. Его клонит в сон. Почему сейчас? Именно сейчас, когда так мало времени, чтобы побыть вместе. Какая несправедливость. Но организм устал бороться, он жаждет спасительного отдыха, хочет переключиться в щадящий режим. Да, возможно он из него и не выберется, но быть в сознании сейчас так тяжело. Подобно немыслимой муке… Сколько он находится в таком забытье, Намджун не знает — для него времени уже больше не существует. Чимин выплакал все слёзы и превратился в подобие ходячего трупика, не способного реагировать ни на что вокруг. Только когда веки альфы начинают дрожать, и он чуток приоткрывает глаза — тот сразу кидается к лицу. Сидел всё это время, наблюдая и ожидая скорую — минуты тянулись бесконечно, и никого рядом! Никакой помощи, никакой поддержки! И Намджун не с ним — хоть реви, хоть на стенку лезь — всё бессмысленно, он не может ничего сделать, только ждать и смотреть, боясь упустить любую деталь. — Намииииии! — Взвывает своим осипшим голоском омега. — Чими, ты тут… я должен тебе сказать… — Слова даются неимоверно тяжело. — Нет-нет, ты отдохни, это я должен тебе сказать! — Снова срывается на плачь омега, шмыгая красным носиком. — Я только сейчас это так отчётливо понял… — Глаза Нама расширяются от понимания того, что именно ему хочет поведать его кроха. Ведь что говорят на пороге переломных и самых значащих событий? Только самое важное, самое сокровенное! На мелочи размениваться уже некогда… Но что альфе то потом делать с этими тремя словами? Как дальше жить, как не разорвать собственное мечущееся в груди сердце в клочья? Так что… «нет зверёк, лучше молчи! лучше не говори мне этих слов!..» И они… не успевают слететь с губ Чимина. Звонок в дверь уносит эти, так и не произнесённые слова, в невидимое пространство бытия, распыляя их по ветру, словно весеннюю пыльцу. Прибыла помощь.