Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Пока ты не принёс с собою свет, я и не знал, что жил до этого всю свою жизнь в темноте. /Ким Намджун/ __________________________________________________ Ничего подобного и быть не может! Откуда здесь взяться аромату полыни? Чимин дышит тяжело и со свистом лёгких — совсем как астматик, в глазах его темно и не видно дневного света. В крови Пака закипают ферромоны, на веки вечные оставленные внутри него его альфой. И метка на шее вспыхивает с новой, невиданной ранее силой, вторя полынному видению — она словно реагирует на свой первоначальный, истинный источник… Чимина аж озноб прошибает от этого понимания… Сумасшедшего понимания! Он хмурит брови, силится понять, что с ним такое происходит и не находит никакого другого логичного объяснения, как только то, что он… сходит с ума. Полынные ноты в воздухе будоражат ноздри, вгрызаясь в кровеносные сосуды и заставляя поднять к небу зарёванное лицо. Глаза Чимина покрыты толстым слоем влаги, отделяющим его от мира нормальных людей — в них отражается голубое безоблачное небо и осколки разбитых надежд. Не смотри в эти глаза — никогда и ни за что, потому что тогда в тебя точно попадёт один из осколков и навсегда поселится в твоём сердце. Омега обеспокоенно рыщет взглядом, словно пытается выискать там наверху душу погибшего Намджуна. А может уже что-то видит? Так проходит несколько минут и Чонгук с Тэхёном (которые на самом деле даже немного вдохнули от того, что Пак наконец-то дал волю слезам) уже обеспокоенно переглядываются, так и не в силах решить, что им делать в данной ситуации. Всё это слишком странно. ~ Всю обратную дорогу к дому Чимин тихонько плакал, стараясь делать это как можно бесшумнее и пытаясь прятать ото всех своё опухшее лицо — единственное, чего хотел омега, так это уединиться и никого не видеть. Конечно, об экскурсии уже не шло никакой речи — её в итоге перенесли на следующий день. Пак принял нейролептики и заперся в своей комнате до самого вечера, никого не впуская и ни с кем не контактируя. Проторчав у двери друга примерно с час, Тэ в итоге сдался, поддавшись на уговоры Гука пойти всё-таки на конюшню вдвоём. Ну не пропадать же дню… — Шин присмотрит за ним и позаботится, не волнуйся. — Приобнял вздыхающего омегу Чонгук. — Папа всегда говорил, что перед рассветом самое тёмное время. — Прошептал Тэхён, устремляя взгляд на альфу. — Может это оно? То самое время… — Уверен, что это так. И рассвет точно скоро наступит… — Поцеловал в ароматную макушку Гук. — Время лечит… — Но и калечит тоже… — Уткнулся носом в накачанную грудь Тэ. — Давай настраиваться на лучшее. Не будем усугублять ситуацию пессимизмом. Мы же здесь, чтобы подлечить наши души, так ведь? — Альфа взял лицо омеги в свои руки, поглаживая большими пальцами гладкие щеки и острый подбородок Тэхёна. — А для них, как известно, нужен правильный настрой. Лучше поцелуй меня и пойдём на конюшню. Устрою тебе презентацию в самом лучшем виде. А Чимин отдохнёт и мы попробуем сходить с ним завтра. Мы ведь никуда не спешим, так ведь? — Омега кивнул головой и приобнял Чонгука за торс. Стоять вот так, рядом с его горячим и успокаивающим альфой, было невероятно приятно — Тэ становилось гораздо спокойнее на душе и не так тревожно за Чимина. Слова Гука настраивали на уверенность, а бархатный голос альфы действовал на омегу как нельзя лучше: расслабляюще и убеждающе. Спешить теперь и правда было некуда — Чонгук оформил для них с Чимином открытые академические отпуска. И вообще, после того, как альфа выиграл дело в суде, Тэ был уверен, что для того вообще нет никаких преград — влияние Чонов чувствовалось везде, где бы тот ни появлялся. — Ну же, малыш. — Выпятил губы Гук. — Пфф, ты всё об одном и том же… — Притворно возмутился Тэхён, хотя и сам был не прочь поцеловаться. Он быстро пристрастился к этому делу, которое оказалось весьма затягивающим и будоражащим нутро. У Тэ не было опыта для сравнения, но ему почему-то точно казалось, что Чонгук целуется лучше всех, просто крышесносно — и главное всегда так разнообразно, что привыкнуть было просто невозможно. А порой, во время особо страстных поцелуев, вообще чудилось, что он теряет почву из-под ног — так его уносило из реальности. Омега и не знал, что это занятие может быть настолько приятным! Хотя, наверняка, тут всё дело именно в Гуке, как никак он его истинный… да и нравится ему альфа с каждым днём всё больше и больше. — Между прочим это тоже терапия! — Надулся Чон, будто он маленький мальчишка, доказывающий родителям всю пользу пирожных и мороженых. — Это даже учёными доказано! — Ну хорошо. — Захихикал омега, потешаясь смешному виду альфы. — Только на конюшне ни-ни, а то знаю я тебя, самца похотливого. — Чонгук тут же обхватил Тэхёна покрепче за талию, продвигая руки выше по спине и жадно пересчитывая пальцами тонкие рёбра омеги. Альфа склонился к его лицу и улыбнулся широкой улыбкой. Он совсем не обижался на последние слова Тэ, ведь в них уже не было того яда, что вкладывал омега в начале их знакомства. Теперь это были лишь обычные дразнилки, и Гук знал, что тот их использует именно тогда, когда сам не может признаться в своих же желаниях. — Понял меня? Никаких поцелуев при людях! — Как скажешь, повелитель моего сердца. — Тэ не успел даже отреагировать на эту фразу, как альфа впился в его губы, сминая их с такой страстью, что у омеги взорвался разноцветный калейдоскоп под веками. Он охнул и раскрыл свои губки, жадно выдыхая и принимая в себя горячий язык, что совершенно не желал медлить со своими ласками. Пустынный коридор наполнился влажными причмокивающими звуками, вперемешку с тяжёлым, прерывистым сопением. *** Конный комплекс оказался просто сказочным! Тэ и не предполагал такого масштаба. Всё подворье состояло из множества зданий и занимало огромную территорию: одной стороной оно примыкало к перелеску — небольшому равнинному участку, отделённому от молодого леса, где росла высокая трава и редкие деревья, а с другой — к длинным зелёным пастбищам, разделённым межами и то тут, то там усеянным отдельно пасущимися группками крупного и мелкого рогатого скота и лошадьми. Каждая такая группа сопровождалась одним или двумя людьми и несколькими псами, которые сгоняли животных в кучи и не давали им разбежаться в разные стороны. Где-то посередине всей этой красоты лентой извивалась дорога, ведущая к какому-то поселению: крыши одноэтажных домиков в большинстве своём скрывались в кронах сгустившихся деревьев и на фоне огромных по масштабу полей и гор напоминали собой просто таки игрушечные коробочки, а не полноразмерные жилища. Дальше, за лесной грядой, по заверению Чонгука, начинались бескрайние рисовые поля, но отсюда их не было видно. В этом самом поселении, как объяснил альфа, вместе со своими семьями живут работники конного клуба, сборщики риса и прочие фермеры. Это очень удобно и обеспечивает бесперебойную работу комплекса. Люди всем обеспечены и ни в чём не нуждаются — почти у всех есть своё авто, на которых они могут выезжать при надобности в город — отдохнуть в выходные или закупиться едой. Все коммуникации так же подведены — это обеспечивает комфортную и достойную жизнь. А это, по заверениям Гука, один из ключевых пунктов успешного управления. Довольные люди ценят и своё и его время, и стараются работать как можно лучше. С момента расцвета конного клуба, ни один из прежних и новых нанятых работников даже и не подумали покинуть своё новое место жительства и работы. «А почему бы нет? Тут всё такое современное, созданы все условия для жизни, плюс офигенная природа!» — думает Тэ, он бы и сам здесь жил припеваюче и в ус не дул. Не зря же это лучший конный комплекс в стране, и специалисты тут тоже, самой высокой квалификации. Здесь даже домики для гостей есть, если кто захочет пожить некоторое время на природе. Гук обещал, что как-нибудь они сходят и к ним на экскурсию, и в поселение тоже. Парочка, которую все уже с нетерпением ждали, прошла вглубь подворья. Насыпная дорога вскоре закончилась и её сменили асфальтированные дорожки — они были тут везде, располагались вдоль всех зданий и соединялись в одну главную, ведущую к огромному открытому манежу. Везде очень чисто и аккуратно: стриженные газоны, новенькие скамеечки, в центре даже имелся цветник, высаженный в виде эмблемы клуба (зелёная фея верхом на коне) — видно насколько тщательно здесь поддерживают чистоту и порядок. Это просто таки примерное во всех смыслах хозяйство, и Тэхёну всё здесь до щенячего визга нравится. Омега с открытым ртом ходит вдоль открытых загонов с лошадьми и слушает пояснения Чонгука о том, что в подобных вольерах прогуливаются те лошадки, что находятся не на выпасе — дышат свежим воздухом и разминаются. Ещё здесь часто происходят первые «знакомства» членов клуба с лошадьми, а так же первые пробы катания верхом. Тэ везде следует за Гуком и только и может, что общаться с альфой разными междометиями — слишком уж много у него эмоций и восхищения внутри, длинные слова уже просто в голове не помещаются. Омеге хочется визжать, прыгать от радости и он себя еле сдерживает от этих порывов, ведь «вокруг люди и что они подумают». Так хочется, чтобы здесь сейчас с ним был и Чимин — разделил радость момента, хотя… Тэ не уверен, будет ли тот вообще радоваться, способен ли теперь на такое. Он своего друга с момента гибели Намджуна едва узнаёт — внутри Чими будто что-то сломалось, что-то очень важное, отвечающее за полноценное восприятие жизни. Ким уверен, что любой почувствует эту ауру увядающей души, стоит только оказаться рядом с Паком — другу даже в глаза смотреть не надо, чтобы тебя начало поглощать это распространяющееся отчаяние и безнадёжность. Чимина жалко безумно — ведь настолько светлый и добрый человечек, которого даже животные любят и тянутся к нему при любом удобном случае, не заслуживает таких внутренних мук. Но омега словно сам на это подписался, принял в себе и тянет себя на смерть при жизни. Ужаснее и медленнее смерти и быть не может. Живой мертвец… Поэтому они обязаны приложить все усилия и вытянуть Пака из этой чёрной трясины, не дать ему увязнуть в ней окончательно. Тэ приложит к этому все свои силы — он настроен так решительно, как никогда! Чими ему как любимый братик, он в чём-то ему даже ближе чем родной старший брат Хёнбин, хотя его он безусловно тоже очень любит. Безусловно Чонгук прав в том, что им не надо спешить, настаивать и тем более давить на Чимина — они должны действовать постепенно, отдельными шажками: в этом альфа его верно направляет, не даёт его личным переживаниям и импульсивности характера взять верх над стратегией. Тэ рад, что Гук его поддерживает и делает, на самом деле, так много для них всех — альфа вообще очень много всего делает. Тэхён поражён и восхищён им одновременно — всё это располагает его к альфе всё больше и больше, а та настороженность, которую Тэ обычно проявляет к Гуку, наоборот — делается всё меньше и меньше. Омега и сам себе удивляется, насколько быстро привязывается к этому донжуану… и по честности сказать — у этого донжуана не только красивое тело, но и красивая душа. Они все помогут Чими. Вчера ещё звонила Бэбэ и обещала, что они с Хосоком и детьми тоже приедут на выходных и привезут новых вещей для Чимина, поскольку сейчас тот в основном ходит в его одежде, а она ему немного великовата. То, что Тэхён кое как наскрёб в гардеробе Пака всё-таки тоже не особо подходит для местных реалий. Они соберутся все вместе, дружной компанией — Гук пообещал, что они даже устроят вылазку на природу с ночевой, разожгут вечером костёр и будут на нём жарить мясо. «Всё непременно будет хорошо!» убеждает сам себя Тэ, Чими ещё увидит всю эту красоту своими глазами, пусть не сегодня, и может даже не завтра, а когда сам сочтёт нужным — и постепенно он втянется в местную жизнь и ему станет легче. «По другому и быть не может! Наверное…» Ну ведь и правда, здесь за городом так хорошо, что душа радуется. Тэхёну и самому будто легче дышится: местный воздух даже кажется каким-то сладким, а виды вокруг — исцеляющими. Внутри омеги словно цветы счастья расцветают и хочется бежать куда-то вдаль и кричать от пьянящей свободы и счастья. Они идут дальше, по направлению к главному зданию конюшни — оно большущее и вытянутое, и омега прям таки забывает как дышать, заходя внутрь помещения. Тут очень чисто и уютно, на потолке даже люстры висят, что очень его поражает! «Да здесь жить можно!» восхищённо хлопает глазами Тэхён, невольно улыбаясь своей самой лучезарной улыбкой и светясь изнутри как самая яркая лампочка. Он словно непоседливый ребёнок, немного подпрыгивает и то и дело нетерпеливо вцепляется в локоть Гука, передавая ему свою плещущую через край энергетику. ~ Первое, что отметил про себя Тэхён, когда они зашли на территорию конного клуба, так это то, как держится при работниках Чонгук: очень уверенно, серьёзно и авторитетно. Прямо таки настоящий господин — со всей этой своей выправкой и чёткими движениями… Тэ только и посматривал на альфу, наблюдая как тот, то довольно хлопает коней по загривкам, то уверенными движениями поправляет подпруги, то самолично проверяет хорошо ли завязаны бинты на ногах скаковых. Все действия и указания Гука были решительными и безо всякой воды, а распоряжения и указания — только по делу. И главное, как отметил омега — всё исполняется работниками незамедлительно. В целом приняли его на конюшне вполне радушно, однако чувствовалось в воздухе что-то такое… необъяснимое по ауре: если до их прихода в подворье и был наведён какой-то шухер, то это явно сумели ловко скрыть — да, немного создавалось впечатление, что будто все чересчур стараются что ли… но в целом всё было норм и поведение конюших вроде ничем себя не выдавало. Единственное, что создавало некоторую напряжённость, как отметил про себя Тэ, так это почти незаметные перешёптывания и негласные сигналы работников друг дружке. Омеге сделалось немного неудобно… что, вроде как, это он тому причина — приехал тут и нарушил привычный ритм дня, заставляя выполнять произвольно-показательные выступления. Ким старался всем широко улыбаться, но через некоторое время он понял, что в этом нет никакого смысла, потому что на него, будто сговорившись, никто даже не смотрит — все только и делают, что уводят кто куда свои взгляды. Однако Тэхён всё равно чувствовал, что исподтишка на него нет-нет, да и посматривают. Правда подловить любопытные взгляды было просто невозможным занятием — они тут же разбегались в стороны, как тараканы при включенном свете. Ещё как только они зашли, держась с Чонгуком за руки (альфа сам схватил ладошку омеги и незамедлительно сплёл их пальцы, не давая и шанса вырваться из своей хватки) все стали ему почтительно кланяться, как какому-то важному лицу, вызывая тем самым у омеги дичайший дискомфорт. Это всё повышенное почтение заставляло Тэхёна потеть, напрягаться и сильно контролировать свои действия — он чувствовал за собой будто некую ответственность, этакий груз быть омегой именно такого… статусного? альфы, как Чонгук. Просто мороз по коже. Гуку то в противоположность всё это привычно — как рассказывал сам альфа, он с детства науськан на лидерство, руководство и умение себя поставить в любой ситуации, плюс Гук управляет этой конюшней с десяти лет (этот факт до сих пор не укладывался в голове Тэ) и, к тому же, заслужил авторитет местной публики тем, что вытянул (вместе с покойным Намджуном) подворье из долгов, превратив то в передовое хозяйство. Чонгук безусловно предприимчивый и успешный альфа, у него определённые черты лидера и талант к налаживанию любых коммуникаций — и всё это в нерушимой связке с природным обаянием. Тэхён удивлялся самому себе — как он не видел всего этого в Гуке раньше? Странно… Хотя чего странного — альфа просто начал знакомство не с того места. А так бы кто знает, насколько бы раньше Тэ его к себе подпустил. Однако уже сейчас открытие всех этих черт стало словно толчком к новому открытию альфы, а потому заставило омегу ещё сильнее трепетать и волноваться в присутствии Чонгука. Определённо — его сердечко дрогнуло. А альфа, будто чувствуя это, а так же свою неотразимость, производящую на омегу нужный ему эффект, стал кидать на Тэ откровенные взгляды. Специально, чтобы вызвать у того смущение. — А это сёдла. — Показал жестом Гук, когда они зашли в амуничник. — Они бывают разные, смотря для чего ты его используешь. Вот это для классическое выездки. Видишь, оно сильно изогнуто. — Альфа провёл рукой по «талии» седла, повторяя его изгиб. — Это нужно для того, чтобы спортсмен сидел глубоко и хорошо чувствовал корпусом спину лошади. У него короткие седельные подушки, что позволяют лошади улавливать каждую команду тела всадника. Понял? — Тэхён заворожённо кивнул, а Чонгук на это с довольной улыбкой провёл по щеке омеги тыльной стороной ладони, обтянутой в специальную эластичную перчатку. Щёки Тэ тут же вспыхнули и он сверкнул немного испуганными глазами на альфу, намекая на то, что сзади них сопровождающие. Гуку словно бы было на это всё равно, однако он тут же сделал какой-то короткий жест и омега услышал сзади себя звуки удаляющихся шагов. — Что ты делаешь? — Прошептал Тэхён, всё ещё ощущая ткань перчатки на своей скуле. Они остались вдвоём и он наконец-то смог выдохнуть. — Как что? Провожу тебе экскурсию, малыш. — На чистом глазу удивился Гук, тут же продолжив ранее начатый рассказ. — Смотри сюда. Это уже седло скаковое. Видишь какое оно плоское. Это максимально облегченный тип седла, чтобы лошадь несла минимальный вес и могла развить наибольшую скорость. — Блестящее какое! — Восхитился Тэ, поднося пальчики к седлу из красной лакированной кожи. — Нравится? — Рука альфы мгновенно оказалась поверх Тэхёновой, поглаживая её, а сам он — сзади омеги, сблизив контакт тел почти максимально. Тэ тут же ахнул, начав нервно оборачиваться по сторонам, но никого не обнаружив, тут же состроил очень серьёзное и сосредоточенное лицо, делая вид что он не замечает, как вторая рука Гука уже обхватила его спереди за тонкую талию. — Красивое. Да, мне нравится. — Прерывисто задышал омега, на миг смежая веки. — Закажу тебе розовое седло, из самой мягчайшей кожи. — Рука альфы принялась гладить животик Тэхёна, бессовестно проникнув под хлопковую футболку. — Чтобы ты себе там ничего не натёр. — Внезапным нажимом руки альфа подхватил омегу под живот и впечатал в себя его попку, намекая именно на неё. — Что ты такое говоришь? То есть творишь… — Нервно зашептал омега, когда его ухо опалило жаром чужого дыхания. — Прекрати так делать, это не то место… — А в другом месте значит можно? — Ещё плотнее прижался к пятой точке Тэхёна Чонгук, дурея от ощущений и перченого запаха омеги. Однако ему почти сразу же пришлось сбавить свои обороты, ощутив что он начал излишне возбуждаться, а с учётом утяжки собственных бридж, демонстрировать вот так собственную неудовлетворённость прилюдно — такое себе. Да и Тэ пугать не стоит, вдруг это даст только больший откат назад. Со своим ангелом Чонгук, вопреки своей горячей натуре, всё-таки постоянно осторожничает и сдерживается. — Можно. — Ехидно ухмыльнулся Тэхён, ощутив, как альфа отступил на пару шагов назад. — Если не боишься звона фаберже! — Тэшенька, у тебя к моим тестикулам слишком нездоровый интерес. — Притворно испугался Гук, расслабляя атмосферу в излюбленной манере. — Он у меня не нездоровый, а спортивный. — Совсем уж дерзко парировал Тэ, ощутив, что оковы гормонального натиска немного спали. Помимо терпкого запаха лошадиного пота и древесных опилок в амуничнике отчётливо слышался сильный аромат сандала, что исходил от альфы. — Что это за спорт такой? Лиши себя будущего наследника называется? — Хмыкнул Чонгук и отошёл на всякий случай ещё немного подальше. — Боулинг называется. — И много ты в него выбил страйков? — Бровь Чонгука приподнялась в удивлении. — Не считал. — Пробурчал омега, озираясь по сторонам в поисках на чём бы пристроить свой взгляд. — Больно мне надо, чужие шары считать. Сколько подкатывало, столько и выбивал… — Ну не сердись. — Тут же заворковал Гук, удовлетворённый ответом. — Хочешь, я и правда закажу тебе розовое седло? Это же твой любимый цвет. — Уголок губ альфы приподнялся вверх. — Да с чего ты это взял? — Надул губы Тэ. — Я снова заприметил среди твоих вещей розовые трусики. — Усмехнулся Чонгук, завидев как омега на это захлёбывается воздухом. — Всё-всё, успокойся, малыш. Какая разница какой цвет, правда? — Уклоняясь от кулачка, засмеялся альфа. — Уверен, мне любые на тебе понравятся. — Извращуга! — Запыхтел Тэхён, корча недовольную, но весьма смешную рожицу. А потом неожиданно опустил глаза и, закусив губу, произнёс почти неслышно. — Ну хорошо, давай розовое… Альфа не сдержал смеха, чем вызвал интерес конюших, вытянувших головы из загонов. — Прекрати ржать, не смешно. — Уже более серьёзно надулся Тэ. — Ну хорошо, хорошо. Прости, сладкий. Розовой перчинке — розовое седло. Всё логично и правильно. Для начала будешь ездить на учебном, оно облегчённое и задняя лука у него не такая изогнутая… — Что за лука? — Тут же заинтересовался Тэ. — Это вот такой изгиб сзади седла. — Альфа указал на характерный приподнятый выступ и начал оглаживать его своими длинными пальцами так… неприлично что ли (по меркам Тэхёна — порнографически неприлично), от чего омега аж весь покраснел, приоткрыв от удивления рот. «Да что он творит?» Чонгук же продолжил объяснение дальше, но уже таким низким, сексуальным обертоном, что Тэхён аж весь вытянулся в струнку, забыв при этом, как дышать. — Если ты на него сядешь… то эта выпуклость придётся как раз между твоих ягодиц… Поэтому лука должна быть очень удобной. Особенно для такой нежной попки, как у тебя. — Альфа продолжал гладить изгибы кожаного изделия, при этом не отрывая от омеги проникновенного взгляда своих жгучих глаз. Внутри зрачков Гука сейчас точно можно было разглядеть танец двух огоньков, которые сжигали всё внутри Тэхёна и заставляли его чувствовать себя словно обнаженным. Без всякого сомнения — эти движения рук альфы есть завуалированная демонстрация… Что он там желает оглаживать? Тут и ежу понятно! Неприкрытое сексуальное напряжение Чонгука как бы говорило: вот мол, посмотри, как я буду вскоре это делать с твоей попкой (и не только), проникнись процессом. И Тэ проникся, слов нет… стало жарко, как в парилке. — Ты пока не тренированный, и надобности, чтобы в неё что-то слишком сильно упиралось, пока нет… — Задумчивый голос альфы дал лёгкую хрипотцу и Тэ, громко сглотнув, почему-то внезапно представил тебя верхом на этом самом лаковом седле, даже ощущая давящее движение между ягодицами. Внизу живота омеги внезапно потянуло и скрип натёртого седла с оглушающим звуком двух трущихся друг о друга тел, раздался внутри головы Тэхёна. Картинка встала перед глазами настолько яркая, что он зажмурил глаза: «внизу под ним могучий жеребец, сам он абсолютно голый верхом, ноги его широко расставлены, а на теле ощущение перекатывающихся мышц рук, сжимающихся вокруг него в тугом кольце объятий. Невероятно душно, в воздухе висит влага и аромат сандала, который окутывает его со всех сторон, пленяя своим необычным животным влечением. И вот внизу уже не чёрный жеребец, а сам Чонгук с его тёмными как смоль волосами — мокрыми и раскиданными по лбу и траве. Он смотрит на него снизу очень сосредоточенно и сексуально, крепко придерживая его под упругие бёдра, до красных пятен сжимая пальцами медовую кожу, альфа уверенно раскачивает его на себе и, не разрывая контакта глаз, уносит в далёкие «прерии» — настолько далёкие и приятные, что Тэ и не снились». Омега внезапно вздрогнул и затряс головой, желая прогнать прочь настолько реалистичное наваждение. «Что, мать твою, это только что было?» — Вот натренируешь свою прелестную попку, тогда покатаю тебя на своём коне. Он у меня знаешь какой мощный, породистый скакун! Тебе такой и не снился. — Закончил Чонгук, оказавшийся уже вплотную к опешившему омеге. — Что такое? — Ччего? — Всё ещё не отойдя от видения, прошептал Тэхён, чуть ли не задыхаясь. — В каком смысле… покатаешь? На чём? На некоторое время повисла пауза. Гук внимательно смотрел на лицо омеги, заметив как у того вспотел желобок над губой. Уголок губ альфы внезапно пополз вверх, а в хитро сощурившихся глазах появилась дерзкая чертовщинка. — В каком пожелаешь, малыш. — Облизнул губы Чонгук и быстро оглядевшись по сторонам на предмет посторонних, сделал резкое наступающее движение и прижал спину Тэ к стене, увешанной вальтрапами. Альфа и сам осознавал, что ведёт себя уже как какой-то озабоченный, кидаясь и зажимая омегу где только предвидится случай, к тому же он сам пообещал Тэхёну не целовать его здесь, на конюшне, но… чёрт возьми! у него и правда уже пригорает от дикого желания! И к тому же быть наедине со своим ангелом и не хотеть его — это два не сочетающихся в себе обстоятельства. Да он с ума уже сходит! И только идиот не видит, что у него уже чуть ли не пар изо всех мест валит, а сам он как ходячий тестостероновый монстр, готовый завалить своего омегу по одному движению его бровей — где угодно и когда угодно. Да блять, вколите ему то же самое снотворное, что и Чимину, он даже в таком состоянии разложит Тэхёна и сделает своё дело, просто чисто на автомате. Гук уже близок к своему окончательному пределу и это отчётливо демонстрирует его повышенный и устойчивый запах сандала, который постоянно шлейфом разносится во все стороны и который он уже не в силах как-либо контролировать. Сзади омеги прямо на пол посыпалась часть амуниции, когда задыхающийся и пыхтящий как локомотив альфа, внезапно обхватив Тэ за плечи, стал размазывать его по стене, сшибая всё на своём пути к углу помещения. Ким только и успел, что посильнее вцепиться в футболку-поло Гука, чтобы не рухнуть на землю от этого напора. Пальчики омеги сжали ткань футболки, одна рука вцепилась на нагрудный карман и… случайно потянула его вниз, когда сильные руки альфы неожиданно приподняли Тэхёна над полом. Раздался звук рвущейся ткани и Чонгук, уже успевший запрокинуть голову Тэ назад и впиться поцелуем в стройную шею, тут же замер. Оба словно вышли из транса, тяжело дыша и бегая глазами по сторонам и друг другу. На земле валялись вальтрапы, часть ещё раскачивалась с явным намерением упасть, а нагрудный карман Гука болтался на честном слове, будто какая-то не пришитая заплатка. — Упс. — Произнёс Тэхён, виновато улыбнувшись. А затем прыснул от смеха. — Да ерунда. — Усмехаясь, пожал плечами Чонгук и с улыбкой оторвал карман до конца. После чего, подхватил омегу под бёдра, усаживая того на сцепленные в замок руки и упирая в стену. С невозмутимым видом он приблизил лицо к начавшему уже откровенно хихикать над дыркой на груди омеге и жадно накрыл его губы своими, затыкая. — Отпусти. — Произнёс Тэ, приводя в норму сбившееся после бешеного поцелуя дыхание и при этом улыбаясь. — Отпустил бы, да мышцы на руках свело. Не расцепляются. — Ухмыльнулся Гук и, получив тычок от омеги, принялся покусывать и облизывать желанные губы, вновь углубляя поцелуй. ~ Омега-конюший, что сидел всё это время за углом, в закутке амуничника, с силой вцепился зубами в мягкую кожу короткой плети, беззвучно подавляя в себе подступающую злобу, вызванную завистью. ~ Следующим пунктом экскурсии было отдельное небольшое здание с денниками, в которых содержались лошади с жеребятами. Их Чонгук особо хотел показать Тэше, зная, что те его наверняка очаруют. Тэ ещё раз отметил, что все на конюшне уважают альфу, приветствуют его с теплотой в голосе, но тем не менее соблюдая субординацию. Чонгук широко расхаживал в своих кожаных сапогах-ридингах, важно чеканя шаги, проходил в каждое стойло и тут же задавал интересующие его вопросы по поводу кормления и здоровья животных, на которые ему тут же незамедлительно отвечали, качая головами в знак согласия с хозяином, если тот делал какие-то замечания или поправки. Тэ поймал себя на мысли, что Чонгук прямо настоящий хозяин, и это чувствуется во всём — в управлении, в широких познаниях и повсеместно исходящей от него уверенности. А от безупречной осанки и низкого голоса вообще делается волнительно и щёкотно между лопатками и в груди. «Прям как аристократ» — пронеслось в голове Тэхёна, стоило в очередной раз взглянуть на альфу, как тот с важным видом, но при этом до странности элегантно, осматривает очередную кобылу — «наверное поэтому на него столько омег ведётся». Тэ только и поспевал за всем происходящим — наблюдать за Гуком, слушать разговоры и ещё заглядывать через прутья денников, умиляясь с вида маленьких жеребят, большинство из которых в данный момент кормились молоком под брюхами матерей. И снова вокруг чувствовалась суета — именно такая, когда все начинают приводить в порядок даже те места, куда и мышь не заглянет. Атмосферу в целом можно было назвать… томительной и в какой то степени торжественной. Да, Гука определённо точно все здесь уважают и это ощущается, а ещё за ним его имя и такой статус. Почему-то только сейчас Тэхён это по настоящему и прочувствовал: то, насколько много весит его положение в обществе, как никак Чонгук — чеболь и наследник крупной корпорации. Это только Тэ его подобным образом не воспринимал (чем и зацепил Гука, кроме всего прочего), но только не все остальные вокруг. Для Кима альфа всегда был докучливый самец, извращенец и любитель омег… но конечно же, это было только поверхностное мнение, которое он не желал менять по началу, а потом Гук показал ему, что он не так однобок и прост. И вроде Тэхён во всём разобрался, что Чонгук оказывается может быть заботливым, терпеливым и нежным, а после того, как альфа засадил насильника за решётку — тогда Тэ вообще как ото сна отошёл, и очень сильно пожалел о всех своих преждевременных выводах о нём… а поняв — побоялся потерять. Но почему-то вот только именно здесь, на ферме, на непосредственной территории альфы и в окружении подчиненных ему людей на Тэхёна наконец-то вдруг снизошла вся остальная правда, состоящая из основной стороны жизни Гука. До омеги дошло, кем тот является на самом деле, каким же большим человеком. И как мешком по голове ударило! Даже холодок по позвоночнику прошёлся от этого открытия. Чонгук — сильный, харизматичный, влиятельный… одним словом — крутой. — Идём, покажу тебе Стеллу. — Переплёл пальцы омеги со своими Гук. — Что за Стелла? — Улыбнулся Тэ и прижался поближе к альфе. — Это прекрасная девочка, очень хорошенькая. Ей несколько недель. И это дочка моего Нуара! — Настолько гордо ответил Чонгук, будто он сам является папашей этой кобылки. Тэхён удивлённо приподнял брови и улыбнувшись, качнул головой. Тэ прыгал от эмоций: возле грациозной мамы-кобылы скакал совершенно очаровательный и такой же чёрный, как и она сама жеребёнок с белым пятнышком на лбу. Малышка была очень активной и любопытной, как только они вошли в стойло, та сразу же подошла к парочке, с любопытством косясь на них своими большими карими глазками. Тэхёна от умиления просто разрывало. Стелла: — Она меня не боится! — Восторженно воскликнул омега, когда Стелла стала смешно тыкаться своей переносицей в его бок. Тэ звонко засмеялся и захлопал в ладоши от переполняющих его эмоций. — Конечно не боится, она уже приучена к людям и контакту с ними. — С сияющими глазами заулыбался на такую реакцию Гук. — Со Стеллой обходятся как с принцессой, поэтому у неё нет никакого страха. — Чонгук был очень доволен всем происходящим и не мог этого скрыть, он с огромным удовольствием наблюдал за своим ангелом, светящимся от счастья. Кажется его план по реабилитации был верным — он попал в самое яблочко. — Надо будет сюда Чими привести! Он не устоит от этой милоты! — Улыбался во всю ширь Тэ, гладя Стеллу по мохнатой чёрной мордочке. — Конечно, первым делом именно сюда. — С улыбкой закивал альфа, поворачиваясь на окликнувшему его мужчину. Пока Тэхён возился с малышкой, Чонгук перекинулся парой слов со своим управляющим. — Малыш, мне тут надо кое-какие вопросы обсудить. Я ненадолго отойду, хорошо? — Омега оторвал немного погрустневший взгляд от жеребёнка и кивнул. — Я быстро, сладкий, ты даже не успеешь соскучиться. А пока с тобой побудет… — Гук быстро закрутил головой в поисках временного экскурсовода. Вокруг были одни альфы, от чего брови Чона свелись к переносице. Внезапно из-за угла, как по заказу, выросла фигура омеги-конюшего — тот ярко улыбнулся хозяину и в ту же секунду метнулся к нему. — Я помогу, господин Чонгук-сси. — Елейным голосом промурчал омега и с поклоном повернулся к Тэхёну. Он слащаво улыбнулся в ответ на некоторую растерянность на лице Кима, и с гордым видом снова развернулся к Чонуку. — Не волнуйтесь ни о чём, я ведь вас никогда не подводил! «Весь такой исполнительный… И откуда только взялся?» Глаза Тэхёна забегали от омеги к Гуку и обратно. Он не особо понял пока что происходит, но ему явно что-то не нравится в тоне голоса и поведении этого парня. Особенно то, как тот смотрит на его альфу, будто патокой по всему телу размазывает. Хотя… возможно ему это просто кажется? — Конечно! — Подтвердил альфа. Чонгук же наоборот выглядел счастливо и Тэ не понимал почему эта инициатива от конюшего вызвала у Гука такое удовлетворение. Улыбка так и не сходила с его лица. «Может потому что этот омега его никогда не подводил?» — Покажи тут всё господину Тэхёну. — Конечно, всё сделаю в лучшем виде. — По кошачьи улыбнулся тот. Тэ уверен, что именно по кошачьи, прям как долбаный Чеширский кот, во все 32 зуба. Тэхён бы и дальше порефлексировал над происходящим, однако такое неожиданное обращение от альфы, как «господин Тэхён» выбило из него все остальные мысли. Ким весь зарделся и потупил выпученные глаза в пол: «так странно слышать подобное!» Словно они уже помолвлены или даже… женаты. «Господин Тэхён…» Однако ему польстило, что Гук его так назвал, без всяких колебаний заявил о его статусе наравне со своим, тем самым ещё раз подчеркнув, что он ему не абы кто, а ЕГО ОМЕГА! А Чонгук — ЕГО АЛЬФА. Приятно, чёрт побери! «И зря я себе что-то надумываю и накручиваю мысли» заулыбался Тэ. — Отлично. — Удовлетворённо покачал головой Гук и похлопал конюшего по плечику. — К Нуару не води, я сам. — Господин, у Нуара сейчас Леди. — Расплылся в улыбке конюший и Тэхён отметил, как взгляд Чонгука меняется с опешившего на очень довольный. — Да неужели? — Бровь альфы приподнялась вверх. — А кто такая Леди? — Спросил Тэ и немного отшатнулся от чуть не врезавшейся в него бегающей Стеллы. — Это наша самая породистая кобыла. Тоже фризской породы. Мы всё хотели её с Нуаром свести, а она дама очень капризная и привередливая, никого к себе не подпускала, даже такого красавчика как Нуар. — Пояснил Чонгук. — Но он её всё же очаровал. Она не смогла устоять перед его чарами. — С довольным видом вклинился конюший, такой радостный, будто это его личная заслуга. — Весь в хозяина! Повисла неловкая пауза. — Так, эээ… да… мне пора. — Резко перевёл тему Гук и метнул взглядом на Тэ, что стоял с видом «и что это блин такое было?» — Покажи тут всё… кхм… ну ты и сам знаешь. — Конечно, господин. — Кивнул омега-конюший, гордо вздёрнув подбородок. Он развернулся к Тэ и натянуто ему улыбнулся. — Пройдёмте, господин Тэхён-сси. Киму показалось, что последнее обращение было произнесено будто с какой-то издёвкой. Он перевёл взгляд на Чонгука, но тот чего-то неладного будто не заметил. Альфа уже разворачивался, посылая на прощанье воздушный поцелуй. — Как тебя зовут? — Решил разбавить странную атмосферу Тэхён, стоило альфе уйти. — Ох, господин, зачем вам это. Я всего лишь один из многочисленных работников, ни к чему вам эта излишняя информация… — Ну и зачем ты так говоришь? — Тэ не понял для чего конюший так принижается… или, наоборот, это он так хочет показать, что кто-то тут слишком быстро и высоко взлетел? Но этот омега же вообще ничего о нём не знает, так зачем делать такие странные финты в поведении? — Просто не вижу смысла называть своё имя… вы же всё равно его тут же забудете. — Печально и будто даже с какой-то обидой в голосе произнёс конюший. — Почему? — Опешил Тэхён. — Я на память никогда вроде не жаловался. — Да это вечно так… Никто из приходивших омег ещё не запоминал… — Произнёс парень как бы впроброс и тут же ойкнул, прикрыв рот ладошкой. Проговорился… — В смысле? — Захлопал глазами Тэ. «Это на что сейчас намёк? Что он уже далеко не первый, кого сюда приводил Чонгук и может даже… господином просил называть не только его?» — Ой, да нет, это я не так выразился. — Забеспокоился конюший. — Я просто это… мысли не умею правильно выражать. «Вот это фаааальшь… такая грубая и не прикрытая». Оба уставились друг на друга, хлопая глазами: «я что, похож на идиота?» — «по мне ты похож на смазливую куклу, соблазнившую хозяина своими фальшивыми прелестями». — Хреново конечно, что ты мысли не можешь выражать… — Вздохнул Тэхён. — Могу посоветовать кое-какие книги для саморазвития. — И улыбнулся. — Да мне некогда, господин, я ведь с раннего утра до вечера работаю, а потом учусь верховой езде дотемна. Хочу как Чонгук-сси конкуру обучиться. Очень уж он лихо умеет верхом ездить, хочу соответствовать. Снова пауза. — Прям весь в заботах… — Театрально вздыхает Тэхён. Контакт глаз между омегами так и не разрывается. — И не говорите. Их столько, что городским и не снилось. Мы здесь ни минуты не прохлаждаемся, забот и правда много. Чонгук-сси столько вложил в этот клуб, мы просто хотим быть под стать нашему хозяину. Он ведь не только лошадей и ферму любит, но и всех нас: заботится, оберегает. — Улыбка так и не сходит с лица омеги и Тэхён отмечает про себя, что тот довольно привлекателен на внешность: у омеги каштановые волосы, он высокий и поджарый, кожа оливкового оттенка и глаза с двойным веком. — Круто. — Дёргает бровью Тэ. — Ещё бы! Мы тут все за хозяина горой и тоже его любим. Никому не позволим его имя запятнать. — Сложил губы трубочкой конюший. — Я с Чонгуком-сси вообще с детства дружен. Когда господину было двенадцать, а мне тринадцать, мы с ним даже на речке вместе купались и на лошадях катались. У нас общая любовь к конному делу. — Улыбнулся конюший, с радостью отмечая некоторое смятение во взгляде Тэхёна. — Вообще уже тогда у господина был талант к объездке лошадей. Он их своим внутренним зверем чувствует, а он у господина очень сильный. Но тут не только в том дело, лошади — они очень умные животные, умнее собак, они чувствуют человека сразу — и его силу, и главное — душу. Наши лошади плохих людей на дух не переносят. — Вот как. — Моргнул Тэхён. — А Стелла меня сразу полюбила. — Она ещё жеребёнок. — Со смешком отмахнулся конюший. — Она всех любит. — Хочешь сказать, я плохой человек и не понравлюсь лошадкам? — Сощурил глаза Тэхён. — Ну что вы, господин Тэхён! Я ни в коей мере этого не хотел сказать, даже ничего такого не думал… Просто, опять же таки, не умею правильно выражаться. — Хитро улыбнулся омега. — Пойдём к какой-нибудь лошади и проверим, какой я человек. — Завёлся Тэ, а конюший мгновенно отвёл взгляд в сторону, незаметно усмехнувшись, пока «господин» его не видит. — Конечно, господин. — Снова широко улыбнулся конюший. Омега повёл Тэхёна в денник с выбранной им кобылой — это была довольно ретивая на норов лошадь. К тому же она недавно ожеребилась и от этого стала ещё более нервной, чем обычно. — Вот, это Роза. — Улыбнулся конюший и, подойдя к зафырчавшей кобыле со стороны шеи, незаметно дал той сахарок, чтобы задобрить. Роза охотно и очень быстро схомячила лакомство, после чего принялась облизывать ладошку омеги в поисках ещё чего-то съестного. Со стороны это выглядело мило, будто бы конюший воркует с лошадкой, а та его таким образом приветствует. Заметив это взаимодействие, Тэ зацвёл улыбкой — выглядело всё мило, «и кобыла, похоже из добродушных» — подумал он — «я ей точно понравлюсь». — Привет Розочка! — Затянул Тэ и заулыбался счастливой улыбкой, идя на встречу к лошади и протягивая ей руки. В тот момент, когда Тэхён тоже подставил ладошку для Розочки (чтобы она и его таким же образом поприветствовала), конюший незаметно ущипнул кобылу за холку. Роза среагировала незамедлительно: раскрыв губы и издав ржащий звук, кобыла со скоростью молнии сомкнула передние зубы на протянутых пальцах омеги. Тэ взвизгнул от боли и инстинктивно дёрнул на себя руку, от чего получилось только больнее. На глазах Тэхёна проступили слёзы. Придерживая руку, он посмотрел сначала на затопавшую передним копытом лошадь, за которой прятался жеребёнок, а потом на конюшего, что успокаивающе гладил кобылу по холке. — Тише, малышка, тише! Никто тебя не обидит, господин Тэхён ничего плохого тебе сделать не хотел. Не волнуйся так, я тебе лакомство дам! — Заворковал конюший, не обращая на раненого омегу никакого внимания, и утешая взволнованную кобылу. Тэ быстрее вышел из денника, не замечая, как конюший прожигает взглядом его спину, ядовито при этом улыбаясь. Киму не хотелось показывать обиду и слёзы этому неприятному омеге, который, в отличии от всех остальных, его явно за что-то невзлюбил. «Ну и ладно, не больно то и хотелось, ты мне тоже не понравился, мутный тип». Тэхён взглянул на свои пальцы — на трёх из них была сильно содрана кожа, а два посинели и опухли. *** — Господи, малыш, ну как же так! — Причитал Чонгук, посадив Тэхёна на свои колени и дуя на уже обработанные местным фельдшером пальчики. — Бедненькие мои, сладенькие. — Легковесно прикасался к каждому из них губами альфа. Тэ, надув губы, смотрел на то, как уже пять минут к ряду Гук тетешкается с его пальцами, не выпуская из рук. Чон заявил, что он сам перебинтует руку своего омеги и выставил всех вон из помещения. ~ О происшествии альфе доложили незамедлительно: перепугавшиеся конюшие и берейторы, только заслышав визг Тэхёна, тут же повыбегали в проход, чтобы узнать в чём дело. А когда омега вышел из стойла с Розочкой, к нему сразу набежала целая куча народу — все вокруг засуетились, забегали, затряслись над ним, как над каким-то ценным экспонатом, который случайно повредили в отсутствии хозяина. Тэ по первости даже не понял, что происходит — не мог поверить, что весь этот переполох по его душу. Двое альф, держа Тэ под белы рученьки, немедленно увели его из здания и отвели к местному доктору — пожилому бете, который так над ним затрясся (буквально руки дрожали), что Тэхён даже на секунду подумал, что тот с перепоя… А потом, когда его пальцы уже были продезенфицированы и намазаны специальной мазью, прибежал перепуганный Чонгук. Он влетел в комнату фельдшера как ураган, чуть не снеся с петель дверь. Походу альфе как-то слишком ярко преподнесли информацию обо всей этой ситуации (что его омеге чуть ли не пальцы какая-то лошадь откусила) — потому что глаза у него были реально бешеные и перепуганные. Гук загнанно дышал и метал во все стороны молнии гнева вперемешку с испугом — и только осмотрев Тэхёна несколько раз кряду и обматерив всех на свете, альфа немного успокоился. Чонгук пообещал уволить всех, кто недоглядел ситуацию и сыпал ругательствами на сжавшихся от гнева хозяина работников. — Твою мать, только на пять минут ведь отлучился! Что блять за раздолбайство? Тэ не на шутку испугался, Гук был такой распалённый сейчас. «А что если он и правда поувольняет всех в запале чувств»… даже этого неприятного конюшего-омегу жалко. «Хоть он и странный, но дело своё, похоже, любит… лишать его за этот небольшой инцидент работы всё же будет слишком жестоко». Нет, Тэхён не такой, он на личное неприятие подлостью не отвечает. Если, конечно, всё не перейдёт за рамки разумного… В итоге, когда Чонгук стал допытывать детали произошедшего, Тэхён выставил всё так, что будто это он сам напросился именно к этой кобыле в денник, а не приставленный к нему омега-конюший выбрал ему эту кобылу. — …а потом я по незнанию слишком резко сунул руки к морде… — Повинился Тэ. — Глупенький ты мой. — Надломив брови, прошептал Чонгук и потёрся щекой о макушку омеги. — Ну кто же так безрассудно в пасть к животному пальчики суёт? Дурашка. — Гук зарылся носом в мягкие волосы Тэхёна носом и втянул перчёный аромат, успокаивая таким способом даже скорее больше самого себя. — В другой раз буду умнее. — Вздохнул Тэ, успокаивающе приобнимая Гука за шею и целуя короткими поцелуями в щёку. — Ну ничего, теперь я тебя сам обо всём проинструктирую, во всех подробностях. — Заиграл бровями Гук и повернул лицо, чтобы поцелуи со щеки перешли на губы. — А к Розочке больше не ходи, она у нас самая неуравновешенная. Она бы запросто могла тебя даже лягнуть. «Вот как…» удивлённо задумался Тэхён, уже сам подставляя губы и прижимаясь к телу альфы ещё крепче. — Хорошо, Гуки, как скажешь. — Невинным голоском пропел Тэ, отчего на лице альфы возникло некоторое удивление. Омега на это тут же состроил эгьё, оттопыривая нижнюю губу, будто ему всё ещё больно и он хочет нежностей. «Да, во так я тоже могу» хитро сощурил глазки омега, наслаждаясь утешающими поглаживаниями затылка и горячими объятиями. — Странно, что Рэй послушал тебя и всё равно повёл к Розочке. — Задумчиво нахмурился альфа, отрываясь от вкусных губ. «Значит Рэй. Запомню.» — Ну ты же знаешь, каким я могу быть упрямым. — Облизнул губы Тэ и коварно улыбнулся. — Думаю это был первый и последний раз, когда я так облажался. — И снова выпятил губки. — Что-то ты какой-то слишком послушный и ласковый, ангел мой, это подозрительно. — Сузил глаза Чонгук и взял бинт, чтобы начать перевязывать пальцы омеги. — Но мне нравится! — Сменил он прищур на довольную улыбку. — Просто я не хочу, чтобы ты кого-нибудь увольнял. Представь, какое ко мне после этого будет здесь отношение! Приехал тут весь такой омега их великого господина и у них сразу же проблемы нарисовались. Как это называется? Это называется: вляпались на ровном месте. Я просто хочу, чтобы всё было хорошо. Они итак все, видно что усиленно готовились к встрече — у коней вон даже чуть ли яйца не блестят. К тому же завтра ещё Чимина сюда вести… и я уже заранее мандражирую. Как всё пройдёт? Пусть лучше к нему все будут максимально радушны и добры, не надо портить людям настроение. — Тэ внимательно следил за чересчур аккуратными и осторожными действиями альфы, который всё это время внимательно слушал его объяснения. — Да ты не бойся, не растаю. Я и не такие травмы получал в боях, привык к боли. У меня и вывихи даже были. — Шутишь? — Вытаращил глаза ошеломлённый Чонгук. Хотя чего он хотел, если его омега профессионально занимается тхэквондо и даже имеет чёрный пояс. Вот ведь тоже беда… лучше бы макраме там каким-нибудь увлекался или плетением из бисера. Ну на худой конец занимался бадминтоном или кёрлингом, раз уж так спорт любит. Альфа тяжело вздохнул. — Тэшенька, но ведь то боль в боях, а от моих рук — это другое. Разве я могу сделать тебе больно? Для меня это как смертный грех. И вообще, я хочу, чтобы от меня ты принимал только самое лучшее: радость, счастье и наслаждение! — Чонгук замер с наполовину перемотанным пальцем и проникновенно посмотрел в глаза омеге, вызывая у того лёгкую дрожь в теле. — Умеешь же ты смущать. — Убрал взгляд в сторону Тэхён, краснея и одновременно улыбаясь. — Я много чего умею, малыш. — Понизил голос Гук и отметил, что омега краснеет ещё сильнее, явно представляя себе что-то не совсем детское. Альфа хмыкнул «правильно представляешь» и, загадочно улыбнувшись, продолжил бинтовать. *** На следующий день Чимин кое как соскрёб себя с койки, от постоянного сна голова была уже словно чугунной — он и физически ощущал себя словно каким-то неживым, набитым песком манекеном. Вечная сонливость, головокружения, слабость — это далеко не весь список спутников его состояния. «Так продолжаться дальше не может» — первое что подумал Чимин, увидев себя в зеркале ванной комнаты. На него словно смотрел другой человек — осунувшийся мальчишка, сбросивший несколько лет и килограммов, с серым лицом и бледными сухими губами, весь будто прозрачный. Пак был словно трупик — весь скукожился, сдулся, даже жилки ближе к поверхности кожи проступили, придавая коже некоторую синюшность. Одним словом — ужас, без слёз не взглянешь. «Я овощ» — тревожно и очень внимательно посмотрел на себя омега, замечая как из уголков покрасневших глаз снова потекли непрошеные слёзы. Сил почти нет, Пака вновь тянуло в сон, а ведь он только встал! Это всё потому что он совсем не высыпался — не смотря на то, что только и делал, что всё время дрых, это и отдыхом-то назвать было нельзя. Этот повторяющийся сон уже вытянул из него, кажется, все моральные силы. Безысходность и первосортная боль — всё, что выносил Чимин по пробуждению. Жить так дальше, постоянно смотря на повторе этот изъедающий душу ужас, было уже просто невыносимо. Хуже жизни оказалось забвение. Не помогали даже вещи Намджуна — настойчивый кошмар будто только наоборот, стал укрепляться, набирать силы, становясь более реалистичным, пропитанным ароматом полыни. Во сне его паук пах полынью и ладаном… как наяву! шепча напоследок прощальные слова. «Я люблю тебя! Лети! Давай же!» НО КАК? Его крылья подпалены… Первое, что чувствовал Чимин проснувшись — горький аромат. Вынырнув из паутины сна он попадал в паутину горькой реальности, которую первые секунды заменял одуряющий ладан, прожигающий метку на шее и стягивающий лоскутами кожу на груди. Реальность путалась со сном — там умирал любимый паук, здесь его уже не было. Зелёное марево, которым был пропитан этот короткий миг между сном и реальностью наверное был самым мучительным, потому что именно в этот момент сознание чётче всего осознавало, что спасения нет нигде и прошивало этими тонкими иглами каждый миллиметр взмокшей кожи, приколачивая к кровати неприподъёмным грузом, прежде чем отпустить. «Во сне нет спасения, потому я не должен столько спать» — Пак твёрдо решил что-то менять, хотя бы для видимости, хотя бы пусть он всё это будет делать по началу на автомате. Да, безусловно, он уже не будет прежним, да его будет периодически клинить и ломать, а состояние внутреннего одиночества уже никуда не денется, но… он должен попробовать чуточку улучшить свою жизнь, хотя бы ради… он пока не решил ради чего, но должен же быть хоть один крошечный смысл? Возможно он найдётся потом? ~ С утра к нему первым как всегда пришёл Тэ, а заметив, что друг уже принял душ и растерянно сидит на краю койки, будто ожидая именно его, метнулся к другу с объятиями. Он долго обнимал Пака, гладил того по волосам и плакал на хрупком плече, радуясь, что Чимин хоть немного пробудился ото спячки. Друг словно стал ещё меньше, чем был — крошечный, болезненный, а в его глубоких, как два океана глазах, будто вся тяжесть мира застыла, так никуда оттуда и не девается, не уходит… Смотреть в эти глаза страшно и больно, кажется — заглянешь поглубже, дольше положенного — и тебя утянет на самое дно. Но всё же что-то внутри Чимина изменилось — будто какая-то малая его часть начала стремиться к поверхности этого самого чёрного океана, чтобы сделать живительный глоток, чтобы выплыть из чуждого глубоководного мира на дневной свет. Поэтому-то Тэхён и должен всегда быть рядом с Чими, чтобы успеть вовремя протянуть руку, когда друг покажется из ледяной воды собственного заточения. Ким взглянул на метку на шее Пака — та стала будто ещё больше и выраженнее. «А вот это странно…» Неожиданно ладонь Чимина коснулась руки Тэхёна, от чего тот вздрогнул. Пак провёл пальчиками по коже запястья друга и начал нежно поглаживать его руку в благодарность за его заботу — так тихо и мягко, словно отдавал на это дело последние силы, но всё равно очень старался. Не выдержав такого жеста, Тэ судорожно задышал и в итоге разревелся ещё пуще прежнего, вызвав ответную волну слезотечения у Чимина. Накатило… Вот так-то лучше! Поплакать на пару с лучшим другом — это уже первое движение к спасительной поверхности, это уже хорошо! — Вы это чего? — Просунулся в дверь ошарашенный Чонгук, услышавший за стеной двойное рыдание. Просканировав несколько секунд омег, он получил от Тэхёна гримассу в стиле «вали, мы сами разберёмся». — А, ну ладно, общайтесь тогда… но не долго, завтрак уже накрыт. — Иди. — Тихонько шикнул Тэхён, вытирая мокрые от слёз глаза. ~ Чимин утвердительно кивнул другу на то, что готов сегодня пойти на конюшню, что он хочет чем-нибудь заняться, даже позволил Тэхёну одеть его на свой вкус, чем тот тут же воспользовался не теряя и секунды. — Чими, ты очень правильно решил пойти, погода сегодня снова чудесная. Тебе лучше не усугублять своё состояние, ты и так похудел, скоро от тебя вообще ничего не останется. Тебе надо кушать получше, ты только скажи, чего хочешь. У Гуки тут такие классные повара, я с ними уже познакомился. Вот такие люди! — Тэ показал поднятый вверх большой палец. — Мы уже все так переживаем за тебя! Бэбэ вчера вот звонила, спрашивала о тебе, а мне и сказать нечего… Они с Хосоком и её братишкой и сестрёнкой в выходные приедут, кстати. Тэ порхал среди вещей, вышвыривая одну за одной из своего шкафчика и подбирая для друга подходящий комплект. Из вещей Чимина он взял только обтягивающие легенсы с лампасами, как самые удобные и приличные из того, что были. — Да, сейчас кажется, что жить незачем… я знаю каково это, Чими! Я же сам через такое проходил… Но жизнь ведь продолжается, так? — Пак молчал и Тэ продолжил дальше. — В конце-концов ты можешь продолжить учиться — ты ведь сам поступил, так старался ради этого. Потом сделаешь себе карьеру, будешь выступать на сцене как и мечтал. Ведь творчество — оно помогает! Будешь в танцах и всяких постановках выражать все свои эмоции, помнишь как тебе стоя аплодировали на студенческом концерте? Ты блистал, все были в шоке от твоего таланта! И ещё… ты всегда можешь помогать другим людям… — Тут Чимин уже еле заметно кивнул. — А сегодня… просто доверься мне и будь рядом, если ты чего-то боишься. — Тэхён вытянул перед собой белую объёмную рубашку и удовлетворённо заулыбался сделанному выбору. — Знаешь что я тебе сегодня покажу? Жеребят! Чимин поднял на друга свои огромные глаза, в которых, как показалось Тэ, промелькнула толика интереса, за неё то он тут же и решил уцепиться. — Я был там вчера. Ты не представляешь какие они милые. Такие крошки мохнатые, очень забавные. Такие маленькие, а уже так быстро бегают. А ножки у них знаешь какие длинные, просто удивительно, как они только не падают! — Тэхён тараторил без остановки, а заметив на лице Чимина удивление, перевёл взгляд на свои перебинтованные пальцы и отмахнулся как от ерунды. — Это Розочка меня укусила. Ты к ней не ходи, она нервная. Облачившись в рубашку и легенсы, Чимин стоял перед другом, который делал последние штрихи корректором на лице друга. Тэ пришлось постараться с синяками под глазами, чтобы Пак не выглядел так измождёно. Никакого макияжа, просто ровный чистый тон для придания свежести и всё. Из украшений только серёжки-гвоздики в ушки и любимая подвеска Пака, которая итак никогда не покидает шею омеги — но даже такого минимума достаточно, чтобы Чими заиграл как игрушечный. Пак — словно персонаж из грустной сказки, на его лице ни намёка на румянец, он бледен как холодный лик луны, но даже отпечаток трагедии не может ничего поделать с выдающейся внешностью омеги. Как всегда в шутку говорил другу Тэ — «ты словно дорогущая фарфоровая кукла»… и именно сейчас этот эпитет как никогда лучше подходит Чимину. Он кукла — прекрасная, но хрупкая и покрытая сетью невидимых трещин, он готов рассыпаться от любого дуновения ветерка, однако стоит перед ожидающим его новым днём прямо, как тонкая рапира, готовая принять этот беспощадный вызов и отразить его во что бы то ни стало. Да, сейчас он истощён, почти испарился под лучами тягостных реалий, но в нём остались последние крохи чего-то, что желает найти путь наверх, вопреки всему. Тэхён нанес ему лёгкий тон и исхудавшее лицо Пака стало и вовсе походить на выточенный из белого мрамора барельеф — точёные резные грани безупречных пропорций лица, о которые, кажется, можно даже порезаться, гладкая кожа без единого недостатка, чему всегда поражались друзья — всё это было идеально и напоминало бессмертное произведение искусства. И только грустные глаза с длинными ресницами-опахалами выдавали в Чимине некий «изъян»: приглядись, а ведь этот прекрасный ребёнок, это лучшее творение природы — не совсем здорово… Не физически… душевно… ~ На конюшне все были просто очарованы другом младшего господина — Чимин вызвал настоящий фурор! Его плавная, неспешная поступь, будто он не ходит, а плывёт, грация и загадочная аура пленили, кажется, всех альф в округе. А белое одеяние только довершило картину небесного существа, спустившегося с небес. — Он и правда, словно белый лебедь. Прям как и пишут в газетах. — Перешёптывались альфы-берейторы. Да, на конюшне в большинстве своём находились альфы, потому что, как известно именно у них самая сильная энергетика, которая лучше всего помогает справляться с лошадьми — и в уходе и в объездке. Именно альфам они лучше всего подчиняются и поддаются дрессировке. Но беты так же не могли скрыть своего восторга от Пака и его очаровательной скромности. Тэхён только и делал, что всё время держал обескураженного своей внезапной популярностью друга за руку, настороженно поглядывая по сторонам. Он видел, как на Чимина (да и на него, что уж там говорить) смотрят мужчины: то поглядывают на них как бы невзначай, при этом продолжая делать вид, что занимаются своими делами, то широко улыбаются, проходя мимо якобы по каким-то своим важным делам. Чонгук, которому периодически приходилось отлучаться от омег, тоже заметил весь этот плохо скрываемый цирк с конями. Желваки на его лице за сегодняшний день, кажется, даже прокачались как никогда в жизни. Всех самцов в округе хотелось просто-напросто поубивать, буквально взять и разорвать собственными руками! Ну или хотя бы выпороть плетьми, как собак, чтобы знали как тут вонять своими грёбаными половыми ферромонами. Гук, наверное, впервые с момента идеи о реабилитации Тэхёна пожалел, что вообще притащил сюда омег. «Возможно это был не такой уж и хороший план». Мозг альфы с трудом работал от зашкаливающего перенапряжения и булькающего лавой гнева. Однако Чон не стал делать выволочек при омегах, или вообще как-то реагировать на «конкурентов». Он же, етить-колотить, высокоранговый альфа, сам Чон Чонгук! — ему не пристало открыто демонстрировать своё беспокойство, потому что он не может беспокоиться — выше него тут никого нет, разве что только гора Пукхансан… Господин Чонгук-сси решил устроить «разбор полётов» уже вечером, так сказать по-мужски: вот уж тогда-то он соберёт всех своих работников и без свидетелей объяснит этим бабуинам популярно и доходчиво, как им стоит себя вести при омегах на самом деле, и что будет с каждым в случае неповиновения. «Это уже ни в какие рамки не лезет!» Все эти разбушевавшиеся гормонально-ферромоновые скачки (от которых уже даже жеребцы нервничают), походят на какой-то массовый гон. Обстановка на конюшне выбесила Чонгука на столько, что он даже стек* надвое поломал. _____________________________ *Стек — вспомогательное средство управления лошадью, тонкий, хлёсткий прутик с гибким шлепком на конце. «Придурки тестостероновые, будто омег никогда не видели! Ну я вам устрою весёлую жизнь, петухами запоёте!» А сам лицо кирпичом, чтобы не терять достоинство перед Тэхёном. Хотя тот всё равно видел (а ещё более явно чувствовал по аромату сандала, что душил собой все окружающие ферромоны), что у Гука всё внутри уже пламенем заходится. Тэ и сам был не рад всему происходящему — внимание альф не для него, он такого терпеть не любит. Единственное внимание, которое смогло пройти его «антивирусную» проверку — это внимание Чонгука. ~ И тем не менее, с грехом пополам, но конюшня Чимином была осмотрена, основные места ему были показаны, а вот на жеребятах омеги снова задержались. Чимин и правда, словно забыл о своих бедах — он с интересом изучал маленьких жителей денников, удивлялся красоте и ловкости жеребят, внимательно слушал рассказы об их уходе и развитии. Тэ не мог нарадоваться: наконец-то друг хоть на чём-то сосредоточил своё внимание. И даже стал выглядеть более живым человеком, гладя мягкие шёрстки и кормя малышей прикормом с ладоней. В целом всё прошло ровно, не считая повышенного внимания к Чимину и одного случая, когда омегам показали одномесячного жеребёнка-сироту, у которого при родах умерла мама-кобыла. Во время рассказа Чимин не сдержал подступивших слёз и, уткнувшись в плечо Тэхёна, надолго расплакался. И тут вездесущие альфы снова тянули свои носы — вкрадчиво перешёптывались между собой и умилялись с эмоциональности и милоты прекрасного «лебедя». Чимину предложили помогать выхаживать сироту, поскольку того требовалось кормить каждые пол-часа и помощь, как сказал Чонгук, тут была бы не лишней. Пак тут же согласился, кивая головой и утирая раскрасневшийся носик. Он сразу проникся чувствами к жеребёнку, что и росточком то был меньше, чем все его сверстники, ощущая в нём будто родственную душу — такой же одинокий, недолюбленный, маленькая сирота, кинутая в эту жизнь без так необходимого каждому существу тепла и поддержки близкого. Пак решил, что сам будет жеребёнку этой самой поддержкой, он всенепременно выходит этого мальчика, окружит теплом и тот вырастет самым крупным и сильным конём из всех, что здесь есть. Одним словом Чимин загорелся и Гук с Тэ это конечно же подметили, заговорщицки перемигнувшись. У жеребёнка, поскольку он был в группе риска*, не было клички и Гук предложил Паку самому того назвать, как он захочет. Мол, если за дело возьмётся такой добрый и заботливый омега, как Чимин, то тот непременно выживет. — По другому и быть не может! — Громогласно заявил на это Тэхён. Пак назвал мальчика Арэмом, и с этого момента он был приставлен к деннику с кремовым жеребёнком ахалтекинской породы. _______________________________ *без лошадиного молока и на искусственном вскармливании детёныши могут не выжить, им нужен очень тщательный уход. Арэм: *** Капля по капле утекали дни, однако Чимин старался находить в себе силы, чтобы вставать каждое божье утро, умываться и по чуть-чуть клевать пищу — всё по чётко выверенному плану, в одно и то же время, не давая себе даже небольших заделов на раздумья и передышки. Тем более теперь у него был весомый повод жить — он должен был выходить Арэмчика во что бы то ни стало! В течении дня Чимин, если был не со своим подопечным жеребёнком, то постоянно находился возле Тэхёна — так ему было комфортнее, а Тэ и сам старался быть с другом как можно больше времени в сутках. Это постоянство вносило свой положительный настрой — Пак уже не так сильно тревожился и беспокоился, а когда Тэхён клал его голову к себе на колени и гладил по волосам, то ему на время становилось успокаивающе и даже не так больно внутри, будто друг своими тонкими пальчиками вычёсывает из него всю плохую энергетику. В этих неспешных процедурах проходили вечера омег, а когда Чимин засыпал, Тэ шёл к себе. Там его по обычаю уже ожидал Чонгук, зная, что Тэхён в его спальню зайти не осмелится. И тогда уже была очередь Тэ класть голову на колени альфы и придаваться выглаживаниям и ласкам, которые чаще всего перетекали или в поцелуи или в смешные игры. На большее Чонгук пока не переходил — максимум куда продвинулся, так это к груди: расстёгивал три-четыре пуговички на блузе омеги и, нависая сверху, подолгу выцеловывал кожу вдоль приоткрытой ткани. Чимин уже не мог уснуть без ободряющих ласк друга: когда-то давно, точно так же возле Тэхёна сидел и сам Чимин — от этого всего было такое дэжавю… даже на миг казалось, что с тех пор не прошло пресловутых девяти лет, будто время просто остановилось, зафиксировалось, запечатав в себе как хорошее, так и плохое. И что-то в этом было — подобной аналогией Чимин словно прижигал свои раны, чтобы из них не хлестало так сильно на всю округу и не причиняло окружающим неудобства. Засыпал Чимин обязательно переодевшись в футболку или рубашку Намджуна. Без запаха альфы, который с каждым днём становился всё слабее, ему было по-прежнему слишком тяжко, он не мог от него отказаться! Этот слабеющий аромат заставлял омегу плакать во сне, высушивая душу по пробуждению. Однако Чимин заметил, что аромат полыни уже будто мерещится ему: не только в спальне, но и на конюшне. А особенно на улице, по дороге к конному клубу, когда ветер дул по направлению с горы. Этот самообман был словно головоломка — с одной стороны Пак понимал, что это просто-напросто мозг так компенсирует его утрату, исчезающий с одежды, вместе с прошлым, аромат альфы. А с другой стороны — запах полыни был таким явным, что даже метка на него реагировала. Разговаривать Чимин ни с кем по-прежнему не мог, но на удивление никому на конюшне это будто бы даже не приносило дискомфорта. Чимин осознавал насколько странно он, должно быть, выглядит для окружающих, но тем не менее на конюшне на него смотрели вполне обычным взглядом, будто для них всех такое замкнутое поведение вообще не в первой. И это, на самом деле… тоже по своему расслабляло: Пак мог быть таким, какой он есть, ни под кого не подстраиваясь, а это было очень важно. Причина подобного спокойного отношения к «странностям» выяснилась довольно скоро: при конюшне проходили курсы по реабилитации. Несколько раз в неделю к самым спокойным лошадкам на занятия по иппотерапии приезжали люди с проблемами в опорно-двигательном аппарате и самыми различными психологическими недугами: прежде всего, с расстройством аутистического спектра, с поражением центральной нервной системы (например, эпилепсией), со слабым тонусом мышц, церебральным параличом и различными нарушениями развития и генетическими сбоями — такими, как синдром Дауна. Тэхён и Чимин пару раз даже посмотрели такие занятия и нашли их очень полезными. Чонгук рассказал, что у него в клубе широкий спектр услуг — не только обучение выездке и конкуру, но так же выращивание под заказ племенных лошадей и жеребцов, и вот эти оздоровительные курсы. Тэ был в восторге от идеи многоплановости клуба, а заодно и от самого Чонгука. Омега хвалил того на все лады, а Гук и не спорил. Он не отказывался ни от слов восхищения, ни от ласк, что омега стал проявлять к нему в ещё больших количествах. ~ День за днём Чимин вливался в эту загородную, по своему простую и размеренную жизнь, где есть ранние подъёмы, вечно занятые работники конюшни, неспешно выполняющие свои обязанности и лошади. Чем дольше проходило времени, тем больше Пак старался вникнуть в тонкости и специфику местных реалий. И они ему даже… нравились. Жизнь на природе, вдалеке от суеты и цивилизации делали своё живительное дело. Впервые с момента смерти его альфы ему, если так можно выразиться, стало вообще что-то нравится. Точнее даже будет сказать так — впервые он на что-то стал обращать внимание, хоть на немножечко выглядывая из своей раковины. Чимин всё так же не снимал ожерелье, подаренное ему Намджуном (он с ним даже мылся), так же как и кольцо дружбы, и… помолвочное кольцо. Крутить на шее иероглифы их с Намом имён стало для омеги вообще чем-то сродни медитативной практики, а само ожерелье стало неким защитным и успокоительным амулетом, просто прикоснувшись к которому Чими чувствовал себя хоть чуточку лучше. Из неприятного: у него развился тик левого глаза, который он не мог контролировать и привычка «зависать» в самые неожиданные моменты. Однако чётко установленный режим дня помогал ему держать себя в установленных рамках — будто таким образом он сшил себя по кусочкам, а этот выстроенный график не давал омеге развалиться на части. Пак был привыкшим к труду и потому он потихоньку расширил свою помощь на конюшне: убирал денники и помогал чистить шерсть животных. Даже на курсах по иппотерапии помогал чем мог — приглядывал за особо трудными детьми, помогал им переодеваться и подавал питьё. Каждое утро у троицы начиналось с пешей прогулки, состоящей из лицезрения местных красот, что разворачивались по пути до конного комплекса. Они шли под гомон вечно что-то трещащего Тэхёна, который своими разговорами будто компенсировал молчаливость друга. Иногда они ходили уже изученным курсом вдвоём без Чонгука — это бывало тогда, когда Чонгук задерживался по своим делам в городе. Когда они оставались наедине, их «разговоры» становились более откровенными — Тэ делится с Чимином о его отношениях с Гуком, как тот о нём заботится и дорожит им, рассказывал о том, что он открыл для себя, что его уже больше не тревожит близкий контакт с его альфой и это до сих пор его удивляет! Чимин всё слушал, слушал и на фоне умиротворяющего монолога снова улавливал до боли знакомый камфорно-амбровый аромат. *** __________________________________ DEADSTAR — ASH ISLAND feat. CHANGMO __________________________________ Разве может быть что-то ещё хуже внутренней тюрьмы, в которую ты сажаешь себя сам? Это только смотреть на клетку напротив, в которой мучается тот, кого ты любишь! Чужая мука разрывает сердце сильнее — ты хочешь перепрыгнуть туда, в соседнюю запертую крепость, чтобы обнять, чтобы спасти, чтобы не дать распасться на части — желаешь просочиться через проклятые прутья, но увы — это пока не возможно. Сейчас ты переломан, сейчас само время играет против тебя и не даёт осуществить задуманное, шепча о том, что иначе всё только усугубиться. Намджун сидит в своём инвалидном кресле, скрючившимся, поникшим созданием, сломанным монстром, рассыпавшейся в пыль горой… Всего одно сообщение от его зверька и его словно нет. Альфа хочет кричать в голос, крушить всё вокруг, но всё что он может, так это сидеть в чертовой коляске и с силой схватившись за голову, раскачивать ею из стороны в сторону, мыча как в бреду. Вся та боль, о которой ему пишет его зверёк, уверенный, что сообщение даже не дойдёт до адресата… причиняет Намджуну неимоверные страдания. Однако альфа уверен, что его страдания не идут ни в какие сравнения с мучениями Чимина, и от этого осознания ему ещё хуже. Он сидит над телефоном, словно сломленный воин, которому сообщили, что пока он сражается с врагами на войне — там, на чужбине тихо умирает тот, ради кого он сам сейчас живёт и борется. Он знал, что ему нельзя читать эту весточку от его маленькой крохи, знал, что будет только больнее… Но не удержался. Дыра в груди вместе с меткой ширятся день ото дня, как и Намджунова тяга к его омеге, выходящая за всякие рамки разумного. Намджун хочет слышать сладкий голосок Чими, хочет ощущать на себе его маленькие пальчики, прижимать свою тыковку к себе всем телом — так неистово и горячо, чтобы они от этого жара и давления сплавились в единую сущность, и уже никто и ничто не могло бы их разлучить. Он ведь всё ещё помнит сладость губ Чимина — их нектар до сих пор на его же губах ощущается, стоит только по ним языком провести; он всё ещё чувствует батистовую гладкость кожи омеги — она навечно на подушечках его пальцев отпечаталась, стоит только потереть ладонями друг о дружку; и конечно он всё ещё знает, насколько хорошо со зверьком — стоит только оказаться рядом, сжимая его в своих объятьях, или внутри, когда тот сжимает его сам. Всё его тело кричит о тактильном контакте, желая уже наконец-то излечиться от боли разлуки. Гостевой домик у подножия Пукхасан, в котором временно обитает Намджун (поскольку ему, в отличии от друзей-программистов, не нужно выезжать за пределы страны в целях безопасности), для него словно та же тюрьма: мнимая близость Чимина и аромат лаванды, иногда приносимый юго-восточным ветром — всё это отравляет альфу по капле. Это его личная джангма* — пытка и проверка на прочность одновременно. Иногда так хочется обратить этот муссон вспять, чтобы не приносил с собой в его заточение ещё большего испытания. Но Наму словно этого мало — он просит у Гука бинокль и позволяет себе иногда вскользь увидеть маленькую фигурку Чимина, что на миг показывается сквозь густые кроны деревьев, когда тот идёт по тропе, ведущей к конюшне. _____________________________ *Джангма — Восточноазиатский Муссон, связан с обрядом похорон. Каждый раз у Намджуна останавливается сердце и он забывает как существовать — эти жалкие секунды для него как какой-то болезненный ритуал, как моральная мясорубка, выкручивающая все его жилы и нервы. Каждое утро и каждый вечер, по возвращению Чими с конюшни, он ждёт эти несколько секунд, чтобы увидеть свою милую тыковку, свой единственный лучик света в этой накрывшей его с головой тьме — они для альфы как самое большое спасение и наказание одновременно. Каждый день, раз за разом он не спасается, а только умирает ещё больше. Подъехав к специальному тренажёру, Нам разворачивает кресло спинкой к установке и обхватывает руками поручни, которые он уже отрегулировал под свои нужды. Превозмогая боль в спине, альфа начинает сжимать и разжимать предплечья, упираясь в мягкие подлокотники. Проходит минут тридцать, Но Намджун всё ещё тренируется, превышая установленное на таймере время, он сжимает зубы и обливается потом, но не желает останавливаться. Это время ненависти к себе, время боли и время вывести это с самым едким потом. Кажется, что капли, упавшие на пол — прожигают его насквозь. Боль можно перебить только другой болью, а потому он не жалеет себя, игнорируя тревожный сигнал на тренажёре, а так же крики Чонгука, пришедшего навестить друга. — Тпрр, стоять! — Нажимает на блокировку Гук. — Угробить себя хочешь? — Не мешай. — Рычит на друга Нам. — Я всё рассчитал. — С хера ты там рассчитал? — Злится Чон, препятствуя другу снять блок. — Съебись, не мешай тренироваться. — Смотрит совсем недобрым взглядом Намджун, настолько подавляющим, что Гуку делается не по себе. Однако, не смотря на это, он не отступает. — Ради всех святых, не глупи, дружище! — Чонгук протяжно выдыхает. — Дружище, послушай! Ты же знаешь… с твоей спиной торопиться нельзя! Перестараешься — никогда не встанешь! Ты же не хочешь такого для себя?.. — Он чувствительно ударяет Нама по плечу, чтобы тот пришёл наконец-то в себя. — Ну? А для Чимина такого хочешь? — И только упоминание имени омеги даёт хоть какой-то эффект: альфа останавливается и постепенно расслабляет кисть, которой до синяков сдавливал руку друга. — Не делай так, а то все его мучения без тебя будут напрасными. — Мне просто было нужно это. — Более спокойным голосом выговаривает Нам и чуть смягчает взгляд. — Я не угроблю себя, не волнуйся. Это последнее, что входит в мои планы… просто… накопилось внутри, а сливать куда-то надо. — Нам отъехал от тренажёра и взял ручной эспандер. — Так направь свою энергию на врагов. Я не знаю… Уверен, у тебя там список длинный. — Уже более облегченно выдыхает Чон. — Врагов. — Горько усмехается Намджун. — Дело не только в этом. Мне боль зверька всю душу изъедает! Я её как свою ощущаю, она мне кости дробит, сущность мою ломает, капля за каплей в мозг чувством вины вгрызается. Уже дырка в башке от дум, даже во сне покоя нет — каждую ночь серые глаза меня топят своими слезами. — Альфа хмурит брови, с силой сжимая и разжимая эспандер. — Тебе всего этого не понять… и понимать подобного я тебе не желаю никогда, Гуки! Чонгук нервно проводит пальцами по волосам и задерживает на друге внимание, подмечая в нём изменения, которые не бросались в глаза ранее: на плечах Намджуна будто неподъёмный груз лежит, не даёт ему расправиться, подняться во всю свою мощь. А ведь какой его друг внутренне мощный человек — он таких и не знает больше. А теперь будто надломилось в нём что-то… невидимое глазу — что-то, что без Чимина уже никогда больше не выпрямится, не склеится. Если не спасти Пака, то и Нам уже не спасётся. — Уже… — Без всякой радости произносит Ким и делает паузу, от чего Гук замирает. Тяжелый взгляд друга буравит алеющий горизонт за окном. — Уже потекли первые кровавые ручейки. Когда они соединятся в бурную реку — этот поток будет уже не удержать. — Договаривает Намджун и разворачивает колёса кресла. Уголок его губ оттягивается вверх. — Надеюсь ты приготовил подводную лодку? — Иногда я тебя боюсь. — Хмыкает Чонгук. — Ей богу, ты похож на этого своего паука на двери. Только ты гораздо опаснее — твои сети разрастаются уже по всему миру, как и власть, которой тебя наделяет искусственный интеллект… это меня пугает. — Пугает? — Сощуривает глаза Нам, не сводя взгляда с друга. — Да пошёл ты! — Усмехается на эти игры в переглядки Гук. — Ты же, блять, устроил целую войну из-за одного омеги! И это всё больше похоже на какую-то древнюю легенду, долбаный эпос, по которому снимают исторические фильмы, но никак не на реальность. Сука… подумать только, из-за Чимина уже лишился своего кресла сам президент, а министр экономики — жизни! Кому скажи — не поверит! Да что там, даже я не до конца верю, хотя и в курсе ситуации. — Чонгук со смехом плюхается на небольшую кровать — Дааа дружище, стоять у тебя на пути — смертельно-опасное занятие! — Ничего бы этого не случилось, если бы не зверёк… Но, похоже, закон притяжения не обмануть. — На лице Нама на миг появляются ямочки и тут же исчезают. — Теперь мне просто приходится выжигать это заражённое поле для того, чтобы расчистить его для нас, чтобы на нём выросли новые ростки жизни. — Спокойно пожимает плечами Ким. — Ты же грёбаный чистильщик… кукловод! — Нервно усмехается Гук. — И сейчас я как никто другой счастлив от того, что я твой лучший друг и не попаду в это чистилище. Как там говорится? И огнём и мечом? — На эту фразу Нам недовольно цокает и кидает короткий взгляд на льющую слёзы. — Но что же твой искусственный интеллект, какую роль ты отводишь во всём этом ему? — Он будет сдерживающим механизмом для властьимущих. Ты же знаешь, законы людской жадности таковы, что ненасытный разум всегда вывернёт любую ситуацию в свою пользу, лишь бы прийти к власти и удержать её. Любыми путями. Меняются строи, вершители, диктаторы и политические игроки, но мистер Голд так и остаётся стоять за спинами людей. — Намджун ещё больше разворачивается к нахмурившемуся Чонгуку и вбуравливает в него свои чёрные как ночь глаза. — Спасти этот мир, переиграть историю — невозможно. Можно лишь немного подправить правила игры, создать сдерживающий фактор, который не даст ползущим к власти жадным умам зайти слишком далеко, заиграться, создать свои правила. — Потому что эти правила игры будешь задавать ты? — Вопросительно хмыкает Гук, стараясь не уводить взгляда. — Не я, а моя пташка. — Неожиданно Нам кидает Чонгуку эспандер и тот ловко хватает его на лету. — По закону Ван Роя. — Что ещё за закон Ван Роя? — Изгибает бровь Гук и начинает разминать кисть брошенным ему тренажёром. — Небьющаяся игрушка полезна для того, чтобы разбивать ею другие. — Так значит твой искусственный интеллект — это… небьющаяся игрушка, которая будет воздействовать на чужие попытки взять игру под свой контроль? — Примерно так. — И как далеко он сможет зайти? — Осторожно интересуется Чонгук, максимально напрягая всё своё внимание. — Пока что… до тех пор, насколько я того захочу. — Пока что? То есть? — У ИИ есть такая точка, «нулевая» называется. Когда накопленный опыт и знания позволяют достигают такого уровня, что ИИ может начать строить свои собственные алгоритмы мышления, независимые от заданных условий и рамок — тогда ИИ может обнулить себя и отбросить ту часть интеллекта, которая была заложена создателем. — Но, обнуляя эту часть — она получается приобретает свободу? — И да и нет. Эта свобода проистекает только на само ядро системы ИИ. Все же накопленные знания и выработанные алгоритмы так и остаются во вне, за ядром. Фактически это получается система в системе. ИИ никуда не девается, все механизмы так же продолжают работать, а та — свободная часть ИИ живёт сама по себе, внутри, ничего не зная о себе прошлом. Его опыт — нулевой. — Господи, как сложно. — Хватается за голову Чонгук, изображая будто она у него вот-вот лопнет. — На самом деле ещё сложнее, но я попытался для тебя максимально упростить. — Без тени иронии произносит Нам. — Ну спасибо, брат. — Хмыкает Гук, но больше для вида конечно. Он не обижается, смысла в этом никакого нет. Намджун — гений, и этим всё сказано. Главное для него, чтобы все планы друга осуществились и все были счастливы и при своих любимых омегах. — Всегда рад обогатить тебя дополнительными знаниями. Обращайся. — Уголок губ Намджуна приподнимается вверх. — Как там Чими и его жеребёнок? — О, ну тут можешь быть спокоен, он ему как мать родная! Поит, кормит, утешает. Ни один из моих конюших столько времени и сил в него никогда бы ни вложил, сколько это делает твой омега. — Гук довольно потягивается на койке и кидает эспандер обратно Наму. — Он и детям на курсах по иппотерапии помогает, и с уборкой конюшен. Ничего не гнушается, заваливает себя работой, оно и понятно — труд он помогает отвлечься от дурных мыслей. А вообще труженик он у тебя большой, просто пример для всех вокруг. Даже мои конюшие и берейторы, чёрт бы их всех побрал, стали работать гораздо лучше. — На этом моменте бровь Намджуна вопросительно изогнулась. — Ой да брось… — Отмахнулся от слов как от мух Гук, но не меняющееся выражение лица друга не позволило съехать с темы. — Ну что поделать, они же альфы и… — К нему кто-то подкатывает? Оказывает знаки внимания? — Сурово обрывает растекающуюся мысль друга Нам. — Нет! — Резче чем сам того хотел, выпаливает Гук, принимая сидячее положение. Атмосфера в комнате резко меняется, сгущаясь как свернувшееся молоко. — Да нет, серьёзно! Я всем там с первого дня хвосты накрутил, никто и близко к нашим омегам не подходит. Ну бывает посматривают изподтишка… — Глаза Намджуна опасно сужаются. — Ну ты же знаешь, какие они у нас красивые! Зенки же им всем за любование не вырвешь? — Коротко усмехается. Повисает пауза, в воздухе начинает ощущаться опасность, и Чонгуку кажется, что последняя брошенная им фраза как-то слишком очевидно обдумывается другом. А с учётом того, как Нам разбирается с каждым, кто хоть раз посягнул на его Чимина, это уже даже не кажется смешным. — Да послушай, они все нормальные парни, у нас уже сложившаяся команда, да ты и сам там всех знаешь! К тому же я всем всё очень популярно объяснил, меня все поняли. Так что туши эти ненужные костры внутри, потому что повода для пожара нет. — Гук подходит к другу и несильно хлопает того по плечам, замечая что Намджун всё же понемногу расслабляется. — Как его состояние? — Глухо произносит Нам. — Всё так же молчит, не улыбается, но уже не такой убитый как раньше, от забот оживился немного, с Тэ вот даже на прогулки выходит. В общем, малыми шагами втягивается в жизнь. — Намджун снова разворачивается к Гуку спиной и, утвердительно качнув головой, впивает взгляд в горизонт. — Ты говорил у вас там очередная сука ощенилась… — Есть такое. — Подари Чими щеночка. Самого мордастенького и весёлого. — Еле слышно произносит Намджун, на что Гук растягивает улыбку. — Обязательно, дружище. Хочешь, сфоткаю его для тебя с новым другом? Нам ничего не отвечает и, всё так же отвернувшись к окну, после паузы коротко кивает головой.