Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

*** Ты никто без цели. Ты никто без мечты. Ты лишь оболочка, видимость, плоть лишённая смысла. ~ Чимин не то чтобы не поверил Чонгуку в историю с бездомным, но через день, сказав что прогуляется, всё же сходил до того домика ещё раз. И хоть у него всегда был географический критинизм, путь к тому месту он, на удивление, запомнил хорошо. Прийдя на место — Пак осторожно походил вокруг, прислушиваясь к звукам изнутри домика, посмотрел округу. Что сразу заметил Пак — с этого места, где он сейчас находился, очень хорошо просматривалась тропа, которой они с Тэ и Чонгуком каждое утро ходят на конюшню. В тот раз этого не было видно, так как дело было вечером — рассмотреть хоть что-то не представлялось возможным, но теперь всё было хорошо видно. Этот факт показался ему интересным. И вроде ничего такого, но всё равно что-то в этом было. Осторожно подойдя к двери дома, Чимин постоял некоторое время в нерешительности, а потом, прильнув ухом к щели, долго вслушивался в происходящее внутри. Абсолютная тишина натолкнули его на более смелые действия, Пак решился войти. Придумав легенду о том, что он якобы просто гулял и заблудился, омега постучался несколько раз — никто не открывал. Тогда Чимин с замиранием сердца потянул за ручку двери. Дом, на удивление, оказался не запертым. Войдя внутрь, он прищурился от контраста темноты. Аромат полыни, явно впитавшийся в стены, тут же закружил его голову — Чимину сделалось дурно. Он присел на пол, чтобы отдышаться. Примерно минут через пять организм восстановился, зрение вернулось в норму и Чимин встал, чтобы осмотреться. То, что дом был пуст, было очевидно с самого начала, но именно это и было странно. Всё выглядело так, будто кто-то в спешке собрал все вещи и уехал, оставив только каркас кровати, стол со стульями, диванчик, зеркало и прочие вещи, явно принадлежавшие дому ещё до заселения. Однако по следам перемещения было видно, что были передвинуты и убраны ещё какие-то крупногабаритные предметы… Но какие вещи могли быть у бездомного? Ещё и в таком масштабе? И этот аромат полыни… Это уже не наваждение, это самая настоящая явь! Как гора с плеч — он не рехнулся! А значит его поход сюда уже оправдался. Чимин прошёлся по дому, запаховый след для него сейчас был столь очевиден, словно он был какой-то жидкий эфир, витающий в воздухе. Его обонятельные способности, определённо, возросли! Чимин словно видел глазами витиеватые струйки, закрученные в воздухе, оседающие тут и там: на кровати, на стенах, на столе — везде, где очевидно прикасался альфа. Конечно он видел это не глазами, а обонянием, а скрыть от него его же любимый запах полыни — это просто нереально! Ничто и никто не может сделать этого. А тот, кто спешно съезжал — очевидно пытался! И вот это было ещё более странно! Странность номер два. Или уже три, если приплюсовать отличный обзор с возвышенности. Теперь она уже не казалась Чимину чем-то случайным. Тот, кто здесь жил, он прошелся по поверхностям какой-то едко пахнущей жидкостью, явно призванной заглушить, перебить ферромоновый аромат, но не тут-то было. Чимина этим не проведёшь! Опять же таки, если это был простой бездомный, то зачем ему так делать? И почему у него запах полыни? Совпадение? Ах, какое странное совпадение… Да, ладана не чувствовалось (смешно, если бы это было так), но его и не могло быть — ведь этот двойной запах может быть только у Намджуна — он единственный в своём роде, его уже никому не повторить. А Нама больше нет… поэтому даже такую возможность рассматривать бессмысленно, хоть всё существо Чимина и требует это сделать — против логики и здравого смысла! А ещё всеми этими догадками даже не поделиться ни с кем, поскольку сочтут за сумашедшего. А одного такого в их семье пожалуй уже достаточно. Чимин сжал маленькие кулачки. Он должен быть сильным! От него ведь явно что-то скрывают! Чонгук не так прост, каким кажется, он явно что-то не договаривает. Но Пак решил, что не будет себя выдавать, и лишних вопросов ему задавать тоже не будет. Он будет присматриваться и прислушиваться к Чону. Это явно принесёт ему большую пользу. К тому же не хочется расстраивать Тэ своими подозрениями непонятно в чём, ссорить их, заставлять вольно или невольно выбирать чью-то сторону. Нееет, он поступит умнее — начнёт своё собственное расследование! О своём визите в гостевой домик Пак никому не рассказал, сделав вид, что он успокоился и в какой-то мере принял всё, что с ним происходит. Что изменившаяся метка его не беспокоит и всё на своих прежних местах. Запах полыни с ладаном, кстати, в округе ослаб — почти сошёл на нет… словно его и не было доселе. Он больше не тревожил существо Чимина, не приносился к нему с южным ветром и не мерещился то тут то там. И это, на самом деле, даже не расстроило омегу, а наоборот — показалось интересным фактом. Ведь всё пропало именно после исчезновения загадочного жителя гостевого домика. Кстати, изменился и сам Чимин. Это было незаметно для глаз окружающих конечно, но только не для самого себя! Что-то внутри него теперь горело необъяснимым огоньком, негасимым и горячим как маленькое пламя, что поддерживало жизнь внутри омеги, придавало его существованию смысл. Он и сам не понимал, что с ним случилось в тот переломный вечер у гостевого домика, но именно после того, как он очнулся уже на своей постели, Пак понял — что что-то внутри него кардинально поменялось. Будто у него появилась настоящая, а не выдуманная цель в жизни. И хоть Чимин пока не мог её чётко сформулировать и, соответственно, придать чёткие очертания — однако теперь она точно уже не была неким фантомом. Та необъяснимая сила, что закружила его тогда своим потоком и будто пустила ему плохую (чëрную, как сказал Тэ) кровь — она же, эта сила, словно что-то в нём изменила — Пак теперь так отчётливо чувствовал свой внутренний стержень, как никогда раньше: он был отлит из его слёз и крови — из всего того, через что он прошёл за свою недолгую жизнь, а особенно последний месяц, и в итоге… переродился в тот вечер. Говорят, что нас не убивает — делает сильнее. Это истинно так. Чимин ощущал в себе теперь именно ту схожую силу, что некогда почувствовал у Намджуна — конечно не в том объëме, что у альфы, а в соизмеримом с его существом. Но, тем не менее, именно она помогала ощутить что-то такое, что он доселе в себе избегал — например чувство, что он сможет справиться со всем, чем угодно, что его никому не сломить. Это впечатляло и одновременно наделяло Пака стойкой верой, что у него всё получится. Отлежавшись и как следует отоспавшись после того случая в течение целого дня, Чимин попросил поставить ему в комнату телевизор, чтобы не смотреть его больше в общей гостиной — Паку не хотелось демонстрировать что именно он смотрит и в какое время это делает, чтобы не вызывать лишних толков у Чонгука и волнений у Тэхёна. Гук вначале на эту просьбу посопротивлялся, но возразить что-то существенное по сути не смог, поэтому сдался почти сразу. Чимин решил помимо работы на конюшне и курсов по иппотерапии (которые ему, кстати, хорошо помогали: в частности прошёл тик и спало общее напряжение) возобновить свои тренировки по гимнастике. Теперь омега возвращался в поместье пораньше и пару часов, под бодрые хиты на одном из музыкальных каналов, нагружал себя изнурительными упражнениями и танцами — до седьмого пота и гудящих мышц. Это давно забытое ощущение силы и тонуса в теле придавало ему дополнительной решимости и уверенности в себе. Пак полностью отдавался танцу, забывая в этот момент обо всём на свете. Он сам становился танцем! Полностью мокрый, но довольный — Чимин закидывал тренировочные шортики с топиком в стирку, а сам принимал душ, расслабляя своё тело под струями тёплой воды. Далее шёл просмотр вечерних новостей и блаженное возлежание на кровати. Обычно в то время пока Чимин занимался танцами и растяжками, Тэ ещё был на конюшне, они там с Чонгуком затеяли какие-то челленджи по конному спорту (Пак в это не особо вникал) — зато ему никто не мешал и омеге это нравилось. Но не всегда Чонгук был на конюшне, иногда он уезжал куда-то по делам. Что подметил Чимин — именно в тот день, перед тем, как он повторно навестил гостевой домик, у Гука снова были какие-то неотложные дела. Да и вообще он был весь взмыленный… Может, конечно, и ничего такого, но Пак в свете своего расследования вспомнил этот факт с особым интересом и поставил на нём галочку. «Возможно Чон как-то связан с исчезновением таинственного жителя?» мысли крутились в этом направлении, задавая общий вектор загадочности ситуации. «Хотя зачем Чонгуку вообще кого-то скрывать?» Желание вывести альфу на чистую воду и, вообще, разобраться в странных фактах и не состыковках, сейчас так превалировало над омегой, что он даже перестал замечать флирт и знаки внимания к своей персоне. Альфы это конечно подметили и не обрадовались, начав более усиленно стараться обратить на себя внимание: они пытались заговорить, открыто улыбались, подмигивали и угощали Чимина конфетками — всё это безобразие уже даже стало бросаться в глаза Тэхёну. И он бы занялся этим, если бы не собственные «внезапные трудности», которые стал создавать не кто иной, как конюший Рей. Тот, похоже, решил перейти на новый уровень в своих планах. Паршивец начал всячески подмазываться к конным тренировкам Чонгука, на которых активно гарцевал перед альфой, демонстрируя свои возросшие навыки в конкуре, а так же активно спрашивал советов и даже, о боги всемогущие, помощи его альфы! Чон Рея деликатно поправлял в мелочах, понятных только им, как людям знающим тонкости выездки, что-то подсказывал, когда тот его об этом спрашивал — чисто профессионально, конечно, ибо «не дай бог Тэша что там надумает! Вон как смотрит и глазками своими сверкает». Альфа мог бы конечно свернуть всю эту самодеятельность, но не сказать, что ему всё это не льстило — особенно реакции Тэ, а потому… Гук сам же немного спустил на нет всю ситуацию с конюшим, позволяя тому крутиться рядом, хотя не мог не замечать, что тот откровенно пытается обратить на себя внимание. Но ревность его милого ангела и повышенное с его стороны к нему внимание, увы, сотворили с альфой злую шутку. Тэ от наглости конюшего уже просто весь кипел. Выскочка специально одевался на занятия во всё облегающее, а когда проезжал перед Гуком, то нарочно выгибался в пояснице, демонстрируя свою стать и оттопыренную задницу. Тэхён не мог не отметить, что парень привлекателен, а ещё — и правда, красиво держится в седле… и отлично ездит на лошади. Тэхён, смотря на всю эту творящуюся бесовщину, конечно же, не мог оставаться в стороне и тоже решил начать учиться верховой езде, чему очень обрадовался Чонгук. Он заверил Тэ, что сам его всему обучит и что это вопрос принципиальный (а как же, ведь это такая возможность касаться своего ангела везде, где только можно и нельзя). Омега, естественно, на это согласился (на самом деле даже не подозревая, что его ждёт), поощрив счастливого Гука долгим поцелуем. Он знал, что Чонгук захочет тренировать его лично (а как же!) — на это, собственно, и был расчёт: быть как можно чаще рядом с альфой и научиться уже этому проклятому конкуру не хуже какого-то там всезнайки Рея. Гук взялся за обучение Тэхёна довольно резво: начал с того, что сначала учил омегу взбираться на кобылу, подавая ему свою сильную руку для опоры и как бы случайно подсаживая Тэ под попку (чисто для страховки)! А потом снимал с лошади, подхватывая за всё, что только может. — Тэша, надо отработать этот навык как можно лучше, с этого начинается любая верховая езда! — Коварно повторял Гук вновь и вновь, выставляя перед омегой вытянутые руки. — Прыгай ко мне, малыш, не бойся ничего, я тебя подхвачу. — Ой. — Розовел щёчками Тэхён, обхватывая торс альфы ногами, когда в очередной раз не смог спрыгнуть вниз как следует. — У меня снова не получилось, Гуки. — Ничего, сладкий, научишься. — Целовал в носик Чонгук. — А ну-ка, давай, ставь ножку в стремя, я тебя подсажу. Оп. Вот так, умница. — И лёгкий шлепок по попке. В другой раз бы омега на такое коварство возмутился, но! видя как с этого бесится Рей — только довольно улыбался альфе и хлопал ресничками, показывая всем своим видом, что это всё так и надо и ему нравится. А ему и правда на удивление нравилось — даже выдумывать ничего и напрягаться не пришлось. Все касания Чонгука — и лёгкие и довольно чувствительные, и его горящие взгляды, и пошлые шуточки с полунамёками — Тэ и сам не заметил, как втянулся во весь этот флирт. А ещё Тэхён теперь из кожи вон лез, чтобы быть милым и «воздушным» существом, засунув свои грубые привычки и ругательства куда подальше. Ведь Рей, «тварь такая», не в пример ему, строил из себя чуть ли не идеального омегу — всего такого обаятельного и утончённого! То глазками невинно похлопает, то щёчки мило надует, то эгьё, то хуё всякое сделает… Тэхён сдерживался как мог, хотя уже тупо хотелось материться! Но, выглядеть неотёсанным мужланом на фоне какого-то там конюшего — вот уж увольте! Матерился он в основном про себя или наедине в своей комнате. Особенно его прорывало в моменты, когда седло натирало ему задницу и ляжки (тогда он проклинал просто всё на свете), или когда кобыла брыкалась и не слушалась, хотя Гук выделил ему такую милую и красивую лошадку, что просто прелесть. Как «дружески поделился» супер важной информацией Рей: «Джази самая спокойная лошадка из всех, когда-либо виденных им, с ней даже дети справляются». Сказал, как в воду пукнул — по мнению Тэ, потому что вот он сам, наглухо не справлялся с Джази, хотя вроде и не ребёнок. «Видимо это не моё» сокрушался Ким, но стойко продолжал тренировки. Гук, конечно же, умилялся и с его забавных ошибок, и с попыток задобрить лошадь вкусняшками (и даже детскими песенками), и с очевидно излишних стараний держаться ровно во время езды. Омега не понимал, что главным для альфы во всём этом было то, что он просто старается, старается для него, своего альфы — именно это и топило сердце Гука! Для него вообще всё в его омеге было идеально: и характер, и поведение, и внешность — Тэше даже стараться не надо было. Однако он так изощрялся в том чтобы преуспеть над Реем, что однажды даже надумал нацепить на себя брюки Чимина, которые на нём еле сошлись. Выглядели они на омеге явно не по размеру, задираясь выше щиколоток и совершенно откровенно врезаясь в пах. Зато, как рассчитывал Тэ — точно отвлекут внимание Гуки от вездесущего конюшего на него. Чонгук поначалу прифигел, когда увидел эту порнографию (к тому же вся комичность ситуации была в том, что альфа сразу опознал в этой вещице штаны Чимина, вместе же чемоданы собирали), но раз уж Тэша так для него расстарался… то было грех не оценить эти длинные ножки и все такие заманчивые упругие виды. Гук то и дело бросал на попку своего омеги хищные взгляды, а к концу дня и вовсе весь перевозбудился, свернув занятие раньше положенного. — Тэша, больше эти брюки, пожалуйста, не надевай. — Попросил Чонгук на обратном пути. — Почему? — Удивился Тэ, надув губки (он ведь так заморочился, терпел неудобства от дикого трения этих дурацких брюк и страха, что от одного неловкого движения на попе разойдётся шов). — Во-первых, окружающие альфы пялятся на твою попку и мне это сильно не нравится. Пойми, я не могу применять к своим работникам штрафные санкции до бесконечности, это не идёт на пользу работе. Во-вторых это не полезно для твоего омежьего здоровья, чтобы шов так врезался в паховую область! Тебе же ещё деток рожать… — А что там у тебя в-третьих? — Не выдержав нравоучений, буркнул омега. — А в-третьих, у меня уже колом на тебя стоит, не видишь что ли! — Распалился Гук на явную упрямость омеги. «Ну неужели не понимает, чертёнок!» Тэ выкатил округлившиеся глаза, невольно скосив их в нижнюю часть тела альфы. ~ Рей ещё больше злился от того что у него ничего не получается и даже неуклюжесть Тэхёна вызывает в глазах господина паршивые сердечки, поэтому он старался взаимодействовать с Чонгуком как можно чаще, пытаясь вывести на разговоры. Последней каплей для Тэ стало то, что конюший как бы случайно запутался ногой в стремени и чуть не упал с лошади. «Кто вообще в это поверит?!» И главное, именно в тот момент, когда мимо проходил Гук. Альфа его, конечно же, поймал на руки и уже было хотел поставить на землю, как коварный омега притворился, что «упс, я кажется вывихнул лодыжку». Гуку ничего не оставалось, как отнести Рея в медпункт. На руках. Под адское сопение и дёргающийся глаз Тэхёна. И ведь всё рассчитал паршивец, чтобы «конкурент» всё видел, но не мог вмешаться, так как сидел в этот момент на лошади, а самостоятельно слезать Тэ ещё так и не научился. ~ — Ну что, как нога? — Сощурив глаза, театрально произнёс Тэ, прижимая Рея за грудки к ограждению. — Всё обошлось, как видите. — Невинно произнёс конюший. — А я так не думаю. — Вы о чём, господин Тэхён? — Захлопал глазами омега, улыбаясь при этом одним уголком губ. — Дурочку то мне тут не строй. — Оскалился Ким. — Лезешь к моему альфе, имей смелость отвечать прямо. — Хорошо, что же вам ответить? — Закатил глаза Рей, чем только ещё больше выбесил Кима. — Лааадно, тогда так. Какого хуя ты крутишь своей жопой возле Чонгука, конь ты педальный? Что тебе не понятно из того, что мы с Гуком вместе? — Сегодня вместе, завтра — нет. Подумаешь, очередной омега! — Цокнул конюший. — У господина знаете сколько таких было! — Жить надоело? — Оскалился Тэ. Рей уже переходил все границы. — Вы что, в гетто выросли, чтобы угрожать? — Наиграно удивился конюший. — А господин Чонгук знает об этой вашей криминальной стороне жизни? — Я тебе, срань ушастая, так и быть ещё раз повторю. Но последний. После чего я больше тебя терпеть не буду! — Осклабился Тэ. — Итак запоминай. Чонгук. Мой. Альфа! — Пфф… Он вам что, вещь, чтобы быть вашим? Что-то я не видел на нём ни ярлыка ни ценника. — Дерзко проговорил Рей, смотря Тэхёну прямо в глаза. — И вообще, если вы прям вся из себя такая пара, как вы говорите… — Тут омега сделал воображаемые кавычки пальцами. — То где ваша метка? Тэ от такого поворота неожиданно опешил. Его пальцы, что держали конюшего за рубашку, непроизвольно ослабли, что позволило Рею дернуть плечом и окончательно освободиться из хватки. Это замешкавшееся состояние противника повлияло на него весьма ободряюще. Значит он действует в правильном направлении. — Ну так что? Где ваша метка, которая бы говорила о вашей связи? О вашей избранности как омеги? Где, господин Тэхён? — Рей победно изогнул бровь и вздернул подбородок. — А раз нет, то и не говорите мне что вы не очередной! Тэхён как стоял столбом, так и продолжил. Почему-то эти аргументы подействовали на него обезоруживающе. «А и правда, почему?» Вообще то они никогда не заговаривали об этом… И Чонгук даже ни разу не намекал ни о каких метках… «Господи, да о чём вообще речь, мы же только-только начали встречаться!» А с другой стороны, они же истинные… Чонгук мог хотя бы речь об этом завести, как не раз заводил о том же сексе! Что-то внутри Тэ сейчас пошатнулось, заставляя чувствовать себя беспомощно и подавлено. — Мы тут, конечно, в институтах не учимся и вещей от Диоров и Прад не носим, зато тоже кое-что понимаем. — Добивал Рей. — Если нет метки, значит у альфы нет серьёзных намерений. А раз так, то значит вас и подвинуть можно. — Подвинуть? — Ну да. — Пожал плечами Рей, уже чувствуя себя победителем. — Как говорят, омега не стенка — можно и подвинуть. — Ах подвинуть! — Тэхён так завелся от последних слов омеги, рассердившись уже даже не понятно на что больше, что у него буквально закипела в жилах кровь. Одним четким движением Тэ нанёс удар ребром ладони по шее Рея, после чего неожиданно оказавшись сзади, заломил руку омеги и одним изящным скручивающим движением уложил того животом на землю. Рей беспомощно завозился, прижатый коленом Тэхёна к земле, и замычал от боли. Такого поворота он никак не ожидал — всё произошло буквально в несколько секунд. — Увижу рядом с Чонгуком ещё раз, я тебя так подвину, на лошадях сможешь ездить только задом наперёд. — Наклонившись к стонущему от боли в запястье Рею, грозно проговорил Тэ. — Понял меня? Рей запыхтел, не желая отвечать и таким образом принимать своё поражение. Однако ощутив, как Ким скручивает его руку вовнутрь, надавливая на плечевой сустав, испытал острую боль. — Ты. Меня. Понял? — По слогам повторил Тэхён. — Понял, понял. — Заныл конюший, испугавшись дальнейших действий омеги. Тот как-то слишком со знанием дела сворачивал ему сейчас руку и вообще, походил на какого-то грёбаного ниндзю со всеми этими приёмчиками. Лучше отступить и потерять гордость, а не здоровье. — Свободен. — Разжал хватку Ким и убрал со спины омеги колено. Тот встал, унизительно отряхнувшись от земли и, потирая больную руку, двинулся от Тэхёна прочь, бросая на того злобные взгляды. — Вы ещё ответите за это… — Прошептал он про себя, удаляясь за угол конюшни. *** — Мими! — Лениво тянет Ханьюл, словно жвачку жуёт привычное прозвище любимой шлюхи. К Мими он захаживает вот уже с год, и он единственный омега, кого он не калечит после или во время соития. Мужчина и сам не знает от чего у него такая избранность именно на него, обычно он не изменяет своим привычкам и пристрастиям, а поиздеваться над нежными телами омег для него, как высший вид удовольствия. Подчинение, содомия, истязание — привычные и обязательные вещи в его постели. И если какой омега и выживает после секса с Ханьюлом, то делается калекой. Кроме Мими исключений никогда не было. Ну разве что ещё Бао, которому была отведена роль специальной подстилки для сына. Мальчик был чем-то похож на Чимина… хотя похожесть эта только видимая, на самом деле ничего общего. И всё же… хорошая идея была поиздеваться над Юнги, потешить себя его душевными терзаниями, увидеть эти глаза, округлившиеся хотя бы на миг. Выдавить эмоции из сына с каждым годом после его совершеннолетия делалось всё тяжелее и тяжелее, тот рос угрюмым и себе на уме. Что творится в голове сына — понять трудно, лишь догадки, лишь неопределённые намерения. Бао кроме всего должен был стать его глазами и ушами, передавая всё, что говорит Юнги. Но дурень ни с чем не справился, увидел в его сыне какую-то мнимую любовь, спасение… за это и полёг от его же руки. Малолетний идиот! То, как хладнокровно и быстро Шуга прикончил этого омежку, произвело на Ханьюла неизгладимое впечатление. Сукин сын меток, как сам сучий дьявол, попадаться ему на мушку — самая большая ошибка, которую ты только можешь совершить. Он, как не знал своего отпрыска, так тот в итоге и остался для него загадкой — непонятной, далёкой и опасной. С момента, как Юнги каким-то непонятным способом сбежал со свалки — он боится его ещё больше. Смешно — отец до чёртиков боится своего же сына! Но это факт. Теперь ублюдок ходит где-то на свободе, а Ханьюл знает точно, что это ненадолго — дни кого-то из них двоих уже сочтены. Им не жить вдвоём в этом мире. То, что Шуга выбрался с помощью подельника — это ясно как день. Ханьюл полагает, что тому помог кто-то из своих. Кто же ещё? Юнги вполне мог заручиться помощью кого-то из его (их) людей, мог переманить на свою сторону… Он не сомневается, что за столько времени тот мог вполне склонить к себе не одного и не двух альф, а вполне приличное количество — все так или иначе знают, что Юнги его единственный преемник на место главы. Несмотря ни на что, даже на его же собственное скотское к нему отношение. Всегда есть те, кто любит интриги и перевороты: кому-то могут быть ближе идеи и характер сына, так что… такое развитие ситуации вполне логично. А раз так — кто знает сколько изменщиков его окружает даже в данную секунду. Где именно находятся враги, под чьим именем скрываются? Каждый теперь под подозрением! И вся эта обстановка не может не сказываться на внутренней атмосфере группировки — пахнет крупными изменениями, не признает этого только идиот. Ханьюл усилил свою охрану и спит исключительно с пистолетом под подушкой и двумя крепкими и самыми надёжными парнями под дверью. Да, его жизнь стала гораздо напряжённее с момента побега сына, но он знал на что шёл, когда затевал всю эту шарагу. Хотел вырастить бездушного к самому себе зверя — вырастил. Безжалостного, меткого, холодного. Да, переборщил и теперь зверь охотится на него же… Но раз так, он же и исправит эту ситуацию. Дела в клане с момента вакханалии в правительстве идут неплохо — сильные мира сего теперь к нему даже на поклон приходят, просят аудиенций, сотрудничества. Какая смехота! Некогда те, кто его же нанимал и перед кем он склонял голову — теперь сами падают ниц перед ним. Однако Ханьюл знает, что всё не так просто. Поскольку его база зет так и осталась единственной нетронутой в стране, что даёт ему неплохое, да что там — охренительное! преимущество перед всеми избранными (которых и избранными то уже только номинально можно называть), сейчас криминальный мир представляет огромную силу — и именно поэтому люди из верхов начинают всё больше склоняться к тому, что скорее всего от них и исходило нападение на их базу Zetagen. И пусть это не так (а кто, Ханьюл и сам не ведает, хоть и поднял все свои силы, чтобы выяснить), но всё же, вся ситуация ему на руку. Пока избранные подозревают друг друга и выкашивают себя же, словно сорную траву — он и его клан только процветает, набирая силы, власть и влияние. Вот не так давно снова приходил один министр, просил заступничества (с его слов конечно — сотрудничества), но для Ханьюла его слова теперь уже не имеют такого веса как раньше. Конечно, он пообещал, что в случае чего — будет на его стороне и поможет, но… кто знает куда ситуация в стране повернёт завтра? Сейчас в Сеуле вообще творится настоящий хаос и неразбериха. Головы летят как кочаны капуст, а с должностей низвергают так быстро, что новые кандидаты даже не успевают присесть и нагреть себе стул. Разбирательство над делом президента идёт тоже весьма бодро, постоянно освещаясь в прессе. Семья Кён Дуонга под арестом, а премьер-министр сам снял с себя полномочия. И весь этот политический карнавал происходит под весёлые митинги граждан и бесконечные обсуждения на всевозможных форумах, что плодятся как грибы после дождя. И всему этому непотребству уже бы куда-нибудь завернуть — желательно во главе нового и сильного президента, однако кандидатов на его место — как кот наплакал: пока только один от оппозиции официально заявил о своём намерении. Однако по правилам нужен ещё хотя бы один желающий… для создания видимости конкуренции. Но из-за того, что действующая власть никого от своего имени не выставляет, это создаёт в стране ещё большее напряжение, а предвыборные кампании затягиваются на неопределённый срок. Народ требует скорейшего наказания Кён Дуонгу и быстрых и объективных разбирательств по делам таких публичных личностей, как Лу Хёну, Ким Намджун и ещё нескольких, кого убили за последние несколько недель. — Мими, не заставляй меня ждать. — Уже немного напряжённо произносит Ханьюл и подходит к постели, где под покрывалом скрывается несносный омега. Никак поиграть с ним решил? Что ж, тогда сегодня игра будет немного жёстче обычного — альфа просто обязан скинуть с себя всё накопившееся напряжение. Эти несколько недель были слишком изнуряющие — дел было невпроворот. Ханьюл нанял несколько хакеров, чтобы укрепить защиту своей базы зет, а так же находился в постоянном напряге от того, что где-то рядом ошивается его несносный сын. Альфе постоянно мерещится, что тот вот-вот явится ему в самый неожиданный момент, приставив в упор дуло винтовки. Даже заходя в ванную не может отделаться от чувства, что Шуга где-то постоянно рядом, ищет с ним кровавой аудиенции, разрабатывает план мести. Ханьюл понимает, что его база — самое защищённое место от сына, а вот выходя куда-то во вне неё, перемещаясь с точки на точку — у него буквально начинает зудеть между лопатками — кажется как на яву, будто Юнги смотрит на него откуда-то сверху, через снайперский прицел. Но время идёт, вот уже две с лишним недели миновало, а сын всё не даёт о себе знать… Вымотало! Эта неопределённость выкрутила все силы и нервы Ханьюла! Вот он и не выдержал, рванув в этот чёртов бордель. Забавно — глава преступной группировки, тот кого почти все боятся, сейчас дрожит сам как жалкий пёс, ожидающий неминуемой взбучки. Омеги, которых ему обычно поставляют, уже не доставляют удовольствия, разрядка не наступает. Единственный, кто может помочь в такой ситуации — Мими. Глупый омега, хоть и жалкая шлюха и ничего из себя не представляет… но внешне так похож на Мэя в юности… на его умершего истинного омегу, того кого он любил… В данном случае, вся эта ситуация была особо смешна, потому что была сделана как под копирку того положения, в котором оказался собственный сын. Ханьюл же сам всегда насмехался по этому поводу над Юнги, издевался над тем что тот втрескался в Чимина, так похожего на убитого им же его истинного омегу, а потом… попал в ту же самую ловушку! Это как чертова карма, что выбирает самые изощренные способы макнуть в собственное дерьмо. Всё это только усилило степень упоротости ситуации с сыном, сделало Ханьюла более озлобленным, вынудило его с особым удовольствием доводить издевательства до абсурда — именно потому, что он в самом же себе презирал эту слабость к жалкой копии. Но у него не было больше ничего — только она, эта подделка… а потому с Мими, с этим единственным омегой-копией, он не был как с остальными — бездушным и жестоким. Ведь только с ним он более-менее расслаблялся и мог удовлетворить не только похоть тела, но и унять (хотя бы немного) тоску души. ~ Ханьюл нетерпеливо стягивает одеяло, чтобы уже наконец-то увидеть омегу, что играет с ним в непонятные игры, но вместо ножек, обычно облачённых в белые чулки, как он любит — видит чёрные джинсы, а вместо губ, окрашенных в его любимый насыщенно-алый цвет — холодную улыбку на пересохших губах. Улыбку его сына… и глаза, что смотрят на него внимательно и прожигающе. Сын как всегда бледен, на нём кожаная куртка, а в руках Глок, что своим стальным дулом заглядывает прямо в его чёрную душу, причём так же осуждающе, как и Шуга. — Ююнги? — Ошарашенный Ханьюл делает шаг назад, спотыкаясь и падая. — Поиграем, отец? — Холодно произносит Юнги. — Ты ведь здесь именно за этим? — В его голосе ни намёка на шутку, а если сын и говорит о каких-то там играх, то только о смертельных. — Как ты тут… — Думал я не знал о твоей слабости? — Приподнимает уголок губ Шуга, присаживаясь на край кровати. — Забавные параллели, тяга к копиям… — И давно ты тут? — Стараясь не выглядеть жалко, усмехается Ханьюл, однако ловит непроницаемый взгляд. Похоже сегодня пощады не будет, а потому он должен выбираться отсюда. — Что, решил, в бордель сходить, повеселиться напоследок? Старший альфа поднялся и начал по-тихоньку идти спиной на выход, плетя откровенную чушь — всё что угодно, лишь бы заговорить зубы. — Тут мои люди, пять человек. — Нервно произносит Ханьюл, прекрасно понимая, что от одной единственной, и достаточной для Шуги пули его, при случае, никто не спасёт. Понимает это и Юнги, улыбаясь ему уже шире, явно наслаждаясь происходящим. Отец в ловушке — это ясно, как и то, что из этой двери живым выйдет только один. — Уже пять? А чего не десять? — Якобы удивленно вскидывает брови Шуга, давая отцу возможность подойти вплотную к двери. — Не забывай, что ты мой сын. Моя плоть и кровь! — Тараторит Ханьюл. Он и сам совершенно не понимает к чему это всë прозносит, ведь подобный аргумент не является в их взаимоотношениях хоть на долю чем-то решающим. Альфа нервно облизывает мясистые губы и, нащупав ручку двери, давит на неё со всей силы. Дверь подаётся. Попятившись ещё немного назад, Ханьюл натыкается на чью-то мощную грудь, радуется на миг, что это кто-то из его охраны, но тут в нос ударяет двойной запах полыни с ладаном. Смутные подозрения чего-то крайне хренового внезапно заползают в его насквозь прогнившую душу… Он никогда лично не встречался с подобными удушающими ферромонами, что поселяли бы такой страх в саму кровь, поджигая отравленное нутро настолько ужасными картинками… Ладан, что давит на лёгкие, кажется, уже выжимает последнюю волю — и Ханьюлу меньше всего на свете хочется сейчас оборачиваться. Там его точно не ждёт ничего хорошего! То, что позади него не человек из его охраны — уже и так понятно, у него нет никого с такими ферромонами, да и альфы с двойным запахом не бывают в обслуживающем персонале — такие только в высшей лиге. Ханьюл с тревогой смотрит в лицо сыну: тот приветственно кивает тому, кто стоит позади него, а затем наиграно-сочувствующе, даже где-то снисходительно, улыбается отцу. Старший же опускает взгляд в пол, начиная медленно разворачиваться. На глаза попадаются тела альф, что валяются то тут то там в полной отключке. Повернувшись достаточно, чтобы уже посмотреть в лицо тому, кто источает этот убийственный аромат, Ханьюл на миг застывает и, словно собравшись с духом, поднимает наконец глаза. То, что он видит, повергает его в полнейший шок! Перед ним стоит тот, кто мог бы сейчас здесь находиться в самую последнюю очередь. КИМ НАМДЖУН! Ноги Ханьюла подкашиваются, по спине пробегает адский холодок, пробирающийся в самое нутро, а волосы на всём теле просто таки встают дыбом. Мин-старший снова начинает пятиться назад, но уже обратно в комнату, смотря на Намджуна как на самое страшное из когда-либо виденных человечеством привидений, он направляется ровно туда, где сидит его сын с наставленным на него Глоком. И сейчас тот представляет, по мнению оцепеневшего от страха мужчины, наименьшую беду и ужас по сравнению с тем, что смотрит на него в упор глазами покойника — так спокойно и будто проникающе в самое нутро… своими чёрными, как угли глазами. — На… На… На… — Продолжить окончание не хватает ни воздуха, ни смелости. Это будто оживший ужас, кошмар, а может… он рехнулся? Ладан всё давит на голову, будто лишая последнего рассудка. — Присаживайтесь. — Низким голосом произносит Намджун… так пугающе учтиво. Ханьюл моментально падает на пол там же, где и стоит, грузно приземляясь пятой точкой на жесткую поверхность паркета. В абсолютной тишине, под взгляд пары глаз, высокий, похожий на монолит альфа, неспешно проходит в комнату, откидывая назад капюшон. Он заметно прихрамывает на левую ногу, опираясь на чёрную глянцевую трость. На ногах Намджуна увесистые ботинки со шнуровкой и длинный плащ графитового оттенка, отросшие светлые волосы собраны в небрежный низкий пучок, а в руке, свободной от трости — планшет. Выглядит, прямо как сошедший на землю демон апокалипсиса. — Ккак? Я нне… ппоннимаю… — Заикается Ханьюл, таращась на Кима, что неспешно прошёл вглубь комнаты и присел на кресло, стоящее в дальнем его углу. Старшему альфе делается нехорошо, как ему самому кажется — у него явно едет крыша… — А тебе и не нужно понимать! — Отвечает Юнги и отец резко оборачивается на его голос, посмотрев так, словно впервые его видит. — Но ты же… ты ведь его убил… — Всё ещё ни хрена не понимая, блеет Ханьюл. — Я же сам был на похоронах и видел… — А вот тебя, между прочим, туда никто и не звал. — Щурит глаза Шуга и дёргает на отца дулом пистолета, делая знак, чтобы тот встал. — Что вам от меня надо? — Нервно произносит старший и переводит взгляд от Намджуна к Юнги и обратно. — Лично мне… почти ничего. — Спокойно отвечает Нам, что-то увлечённо делая в планшете. Его взгляд сосредоточен, левая нога отставлена в сторону, очевидно для удобства, трость приставлена к стене рядом с креслом. — Разве что… — Пауза и короткий взгляд на лицо. — …ваши глаза. — Загадочно-умиротворённым голосом. Уголок губ Нама слегка дëргается, яркие блики от планшета придают лицу альфы в полумраке комнаты мистический, с оттенком чего-то потустороннего, облик. Ханьюл не понимает сказанного, но… эта небрежно брошенная фраза, произнесённая тем, кто считается покойником, прозвучала как-то слишком странно… по страшному странно и зловеще. Намджун напоминал собой сейчас какого-то демона, что выбрался из самой преисподней по его душу. Но прежде он просит его глаза. Что за… «Глаза? Какого хера?» Мин-старший затрясся крупной дрожью. — Рад, что тебе уже лучше. — Обратился Шуга к другу, на что получил кивок головой. — Я переживал, вдруг что пошло не так… от вас с Гуком долго не было вестей. — Было много дел. Сам понимаешь, сколько всего нужно было сделать, а Гуку организовать. Надеюсь с Бао всё хорошо? — Всё так же не отрываясь от экрана, спросил Намджун. Альфы общались так, словно Ханьюла здесь и не было. Тот же всё это время слушал их, отказываясь верить в то, что те в сговоре и являются такими близкими друзьями… «Этого просто не может быть! Это невозможно! Они должны были возненавидеть друг друга!» Они обдурили его? Получается… они всегда были заодно, не ссорились и устроили весь этот спектакль с липовым убийством, похоронами… Но зачем? Не сводя выпученных глаз с Кима, Ханьюл осторожно привстал, сев на кресло, что было рядом с ним. Он всё перемещал взгляд с одного альфы на другого как завороженный. — Да, спасибо связям Чона, вовремя успели. Теперь он уже гораздо лучше, реабилитируется. — Ответил Шуга. — Так Бао не умер? — Снова потрясённо произнёс Ханьюл. Сколько ещё всего он не знает? — Заткнись, паскуда! — Зло зашипел Юнги, обратив взор на отца. Одно упоминание имени Бао из грязного рта Ханьюла, словно оскверняло для него омегу, вызывая в нём праведный огонь и бурю негодования. — Ты не имеешь права даже произносить его имя своим поганым ртом! То, что ты с ним сделал… — Лицо Шуги скривилось. — Ты тварь, а не человек. Он теперь инвалид, сука ты долбаная! — А я говорил, лучше убить, чем… — Докончить фразу Мин-старший не успел, так как подлетевший к нему сын с силой зарядил отцу в челюсть, от чего тот как подкошенный завалился на спинку кресла. — Молчи, тварь! — Накинулся Юнги, впечатывая в того кулаки. — Даже думать не смей произносить его имя! Шуга всё бил и никак не мог успокоиться. Намджун же сидел, занимаясь своими делами, не обращая на происходящее абсолютно никакого внимания. Нанеся последний удар в лицо, альфа с тяжёлым дыханием откинулся в сторону, любуясь проделанной работой: всё лицо отца было в кровоподтёках и гематомах, кровь капала с разбитой губы, носа и стекала с висков. Словно красная маска, а не лицо. Намджун перевёл нечитаемый взгляд с Ханьюла на Юнги. — Мне нужен отпечаток его сетчатки, а ты его вырубил. — Спокойно произнёс Нам и ухмыльнулся на всклокоченный вид друга. Только Шуга хотел что-то ответить, как в этот момент в дверь постучали. — Тук-тук. — С широкой улыбкой, в дверном проёме показалось лицо Чонгука. — Можно к вам? А то у вас тут весело, а там не очень. — Гук проскользнул внутрь и элегантно прикрыв за собой дверь, присвистнул при виде разукрашенного Ханьюла. Быстро глянув на разбитые костяшки и ярко горящие глаза Юнги, Чон одним движением руки зачесал назад волосы и понимающе покачал головой. — А вы быстро работаете. Он уже того? — Нет, просто отдыхает. — Ответил за Шугу Нам и снова обратился к планшету. — Аааа. — Улыбнулся Гук и понимающе покачал головой. — А те, что за дверью? Тоже отдыхают? — Да. — Нахмурился Намджун, показывая, что ему мешают всеми этими разговорами. — Яяясно… — Понимающе затянул Чонгук. — Вечным сном. — Закончил фразу Нам и коротко взглянул на друга. Гук приподнял брови, ему показалось, что глаза Намджуна на миг странно блеснули… или это просто был блик от экрана? Опять фиг поймёшь, шутит Намджун или говорит серьёзно. Вечно так. — Ой, да ну вас. — Неопределённо махнул рукой Гук. Нет, он конечно с Намом за любой кипиш, а уж сколько в драках совместных участвовал и не счесть, носы там ломал, с ноги вырубал, но вот убивать… как-то не доводилось конечно. — Давайте, приводите нашего друга в чувства, я уже почти настроил сканер. — Не обращая внимание на противоречия Чонгука, произнёс Намджун, на что Шуга коротко кивнул, отправившись к бару. — Что за сканер? — Подошёл к Киму Гук, заглядывая сначала в планшет, а затем на небольшое пластиковое приспособление круглой формы с мигающей точкой посередине. Тот был подключён к планшету и ритмично мигал в такт производимым приложением настройкам. Выглядело завораживающе и словно какой-то гаджет из будущего. — Давняя наработка. — Ответил альфа. — Вот, домозговал, пока сидел в заточении. — Пффф… — Закатил глаза Чонгук и подошёл к Ханьюлу, грубо хлопнув того по щеке. Голова мужчины дёрнулась, но сам он не очнулся. В ту же секунду лицо Мина-старшего окропилось чем-то жидким, с явным алкогольным амбре, отчасти попав на руку Чона. — Твою мать. — Отшатнулся альфа, вытирая ладонь и принюхиваясь. — Чуть на любимую куртку от Гуччи не попал. — Ничего твоей куртке не сделалось бы, это же не скипидар. — Закатил глаза Юнги. — Покажи. — Нахмурился Гук, вынимая бутылку из рук Шуги. — Нихера себе, это же Камю 1863 года! — Присвистнул альфа, на что друг только пожал плечами. — Ты рехнулся что ли? — Что было… — Юнги почмокал губами, как бы дегустируя послевкусие, оставшееся во рту. — Приятный вкус. — Конечно, блять. Это же специфический коньяк! Он содержит смесь из пяти различных редких сортов виноградного спирта из пяти регионов Франции!.. — Начал было лекцию Чонгук, но был прерван мычанием, исходящим от очнувшегося Ханьюла. Лицо альфы саднило от попавшего на раны алкоголя, он приоткрыл глаза и завертел головой, жмурясь от боли. — Тащите его сюда. — Произнёс Нам, и Ханьюл невольно дёрнулся, вспомнив последние слова Кима о глазах. — У меня всё готово. «Что у него там готово?» — Нет. — Зашептал Мин-старший, когда двое альф схватили его под руки и поволокли к дальнему креслу, на котором восседал демон. — Нет, нет, нет… Не надо, прошу! — Он просит. — Усмехнулся Гук, обращаясь к Шуге. — Слышал? — Завали. — Небрежно дёрнул отца Юнги и скривил лицо так, будто ему неприятно слышать не только эти мольбы, но и вообще прикасаться к нему. Когда Ханьюла поднесли к Намджуну и поставили перед ним на колени, тот уже откровенно дрожал и молил оставить его глаза в покое, жалобно смотря то на Чонгука, то на Юнги. Нам устало потёр виски — шум, производимый мужчиной, откровенно напрягал. — Чего трясёшься, как девка? — Зло прорычал Юнги, впечатывая носок ботинка в бок Мина-старшего. — Расслабься и получай удовольствие. Ведь так ты говоришь всем, кого ты калечишь? — Сына… — Заблеял Ханьюл, чем только больше вызвал презрение у окружающих. — Заткнись уже! — Сквозь зубы зашипел Шуга и уже было замахнулся кулаком, как… …внезапно Ханьюла тряхнуло, а его лицо с обоих сторон обхватили большие и грубые ладони Намджуна. Тот приблизил к альфе свои чернющие как вязкая смола глаза и посмотрел внутрь него так внимательно, что Мин даже перестал дёргаться. Старший альфа смотрел в ответ как заворожённый, чувствуя как Ким уже оттягивает его веки, щурясь и с интересом какого-то безумного учёного рассматривая радужку его глаз. — Правый глаз немного повреждён. — Произнёс Нам, на что Юнги виновато поджал губы. — Но думаю всё должно получиться… Неожиданно лёгкие Ханьюла окутало дымным ладаном, а голову — какая-то серая вуаль, сотканная из душащих сознание картинок. В них, собственное сознание начало дорисовывать страшные картинки пыток, что по его приказу совершали над врагами, конкурентами и даже омегами. Только вот весь ужас был в том, что в этих кадрах всё это нон-стопом проделывали уже с ним. Ханьюл от ужаса увиденного расширил глаза и открыл рот, закричав. Но он не слышал сейчас свой голос, напрягая связки и багровея с каждой секундой всё сильнее. Гук с Шугой переглянулись. Зелёный луч сканера впился в склеру глаза альфы, начав своё плавное движение по округлой, гладкой поверхности. — Это что, больно? — Скривился Чонгук, крепче перехватывая Ханьюла за предплечие. — Нет. — Сухо ответил Намджун, внимательно следя за объёмным рисунком, появляющемся на экране планшета. — А чего он тогда орёт как резаный? — Не унимался друг. — Видит фильм со своим участием. — Так же спокойно ответил Нам, переводя сканер к другому глазу. — Надеюсь это ужасы. — С надеждой произнёс Юнги. — Нет, блять, порнушка. — Усмехнулся Гук. — Думаешь чего он так глотку надсаживает? Намджун только закатил глаза — Чонгук как всегда, в своём репертуаре. ~ — Всё готово. — Заключает Нам и смотрит на валяющегося на полу Ханьюла, которого наконец-то немного попустило от произошедшего. Сейчас мужчина немного потеряно оглядывался по сторонам, явно не совсем понимая — наяву он уже находится или ещё в своём воображаемом мире. — Ччтто это со мной ббыло? — Не понимающе бормочет Мин-старший. — Казуально-секвенционная трансгенерация. — Серьёзно произносит Намджун, даже не улыбнувшись, на что Гук «понимающе» отхлебнув Камю из бутылки, делает Мину жест руками, мол вот такая хуйня только что произошла, чего не понятного? — Так значит господин Ханьюл решил применить последнее поколение защиты своих данных? Код доступа по радужной сетчатке глаза. — Сверкает глазами Ким, хитро посмотрев на Мина-старшего, от чего тот растеряно хлопает глазами. — Архитектура глаза и правда у всех уникальна, поэтому… неплохая попытка. Я долго не мог вас взломать. — Глаза Нама сощуриваются. — Но! — Неожиданно вступает Гук. — Против этого парня ваша защита, словно проколотый презик! Он… — И тут Чон гордо указывает пальцем на Намджуна. — …он — хренова нано-частица, которая проникнет в любую вашу микрощель! — Хмыкает Чонгук, вновь отпивая янтарную жидкость. Лицо Намджуна и Юнги немного вытягиваются на это сравнение. Ким что-то недолго про себя бормочет, качая головой, и продолжает дальше. — Избранные начинают думать, что опасность исходит из криминального клана. Но мы то с вами, господин Ханьюл, знаем что это не так. — Бровь Намджуна изгибается, он смотрит на альфу даже как-будто немного по-отцовски снисходительно, выражая всем своим видом явный и очень жирный намёк. — А от кого она исходит? — Шепчет Ханьюл, боясь озвучивать свои догадки. Потому что это уже слишком… Ну не может один человек крутить всем. Намджун не господь бог и даже не его наместник на земле. Но Ким продолжает смотреть всё так же проникновенно, душа ответом в своих чёрных глазах. «Какой страшный человек!» поражается Мин-старший, от чего у него начинает непроизвольно дёргаться жилка на виске. Намджун на миг прикрывает глаза и явно разочарованно вздыхает. — Наша задача какая? — Будто спрашивает мужчину Нам, и тот чётко понимает, что это не вопрос, а просто вброс информации в его недогоняющую голову. — Чтобы избранные продолжили вставлять сами себе палки в колёса. — У них это отлично выходит, кстати! — Добавляет свои пять копеек Чонгук. — Вставляют они друг другу знатно, прямо по самые помидоры!.. Хмыкает он, а Юнги не выдержав, выхватывает у того бутылку. — Езжай уже к своему омеге и засоси его покрепче. — Шикает на друга Шуга, на что тот закатывает глаза. — А ещё лучше… — А ещё лучше тебе заткнуться. — Опасно улыбается Гук и снова забирает коньяк. — Да. — Подтверждает Намджун, потирая переносицу. — Очень уж не хочется мешать столь влиятельным людям истреблять друг друга, раз у них это так хорошо получается. Поэтому вашу базу зет я тоже прикрою. — Вссысле? Ккак? — У Ханьюла самые худшие догадки сталкиваются одна с другой. — Так же, как сделал это с Zetagen. — Спокойно произносит Нам как само собой разумеющееся. Так легко поделился информацией, будто рассказал о том, что любит кушать на завтрак. Вот только подобное так просто не рассказывают. Обычно такую информацию подают… посмертно. На эту его догадку, что очевидно, ярко читается в глазах старшего, Нам загадочно приподнимает уголок губ. Ханьюл хлопает глазами, а Намджун, не отрывая взгляда, нажимает на какую-то кнопку на планшете. — Спасибо за сетчатку… — Улыбается уголком губ Ким и встаёт, опираясь на трость. ~ Буквально через две минуты на телефоне Ханьюла раздаётся звонок, разрезая тишину комнаты. Намджун делает одобрительный жест головой, смотря в окно и незаметно морща лицо от боли. Юнги подносит трубку отцу и тот, с тревогой во взгляде, принимает вызов. Ему что-то говорят и с каждой секундой лицо мужчины всё больше мрачнеет, а потом и вовсе делается бледным и безжизненным. — Базы больше нет… — Обречённым шёпотом произносит Мин-старший и его рука вместе с телефоном безвольно падает на пол. Он потрясённо смотрит на Намджуна, начиная, наконец-то, кое-что понимать. — Вот теперь мне от вас точно больше ничего не надо. — Устало произносит Нам. — Но… кажется, ваш сын очень хотел пообщаться с вами тет-а-тет. На эту фразу Ханьюл снова дёргается, понимая, что вот это уже точно конец. Он обхватывает руками лицо и начинает громко рыдать, сотрясаясь всем телом. Чонгук на это делает брезгливое лицо, показывая как ему неприятно смотреть на подобное слабохарактерное проявление от такого бездушного человека, а Юнги, не обращая внимание на всхлипы отца, двигается в его сторону. Но тут Мин-старший неожиданно делает выпад, довольно проворно для своей комплекции и, подскочив на ноги, кидается к койке, где лежит беспечно оставленный сыном Глок. Он хватает пистолет и, наставив его на Юнги, начинает мерзко смеяться. — Что, и правда думали, что я тут перед вами разрыдаюсь? — Ханьюл перемещает дуло пистолета с одного альфы на другого, предупреждая всем своим видом, что если кто-нибудь из них шевельнётся, он тут же выстрелит. — Эээ, папаша, спрячь пушку, а то ведь выстрелишь случайно, отдачей вывих запястья получишь. А в вашем возрасте надо беречься, кальций пить, а то кости плохо срастаются. — Начал заговаривать зубы Чонгук, выставив руки перед собой и как бы призывая успокоиться. — Заткнись, сопляк, а то первым пулю схлопочешь! — Зарычал на него Ханьюл и дёрнул дулом пистолета. — Отошёл на три шага назад! — Гук на это цокнул и неохотно попятился. Юнги на удивление был спокоен, что только сильно нервировало отца. Паршивец, не желающий показывать свою слабость, решивший, что выиграл в этой битве. Намджун продолжал стоять боком, что-то рассматривая за окном борделя. — Значит базы больше нет… Ну и хрен с ней. — Усмехнулся Мин-старший. — Мне и без неё в ноги кланяются. Из-за всей этой неразберихи в стране клан стал только сильнее. — Ханьюл перевёл взгляд на сына. — Думал, я сдохну, сам встанешь во главе? — Рявкнул он, брызгая слюной. — Или на что ты рассчитывал? — На то, что сдохнешь в муках. — Осклабился Шуга, сложив руки в замок. — А похороню я тебя как собаку, без рода и племени. Потому что боюсь потроха твои будут так смердить, что на кладбище начнут падальщики сбегаться. — Ах ты тварь! — Вскрикнул Ханьюл и затряс на сына Глоком. — Ты мразь, которую я вырастил несмотря ни на что! Позволил всему обучиться, кормил, поил! А ведь это ты должен был сдохнуть при родах, ТЫ, а не Мэй! Но глупый выбрал твою жизнь заместо своей, ослушался меня дважды! Первый раз когда вопреки нашим уговорам забеременел, а второй — когда отказался делать аборт! Ты отнял жизнь лучшего омеги, единственного, кого я любил! — Мужчина сыпал проклятьями и трясся от эмоций, не замечая ничего вокруг, кроме Юнги. — Только не говори, что именно поэтому ты стал таким плохим! — Трагично скривил лицо Шуга. — От таких историй тошнит ужасно, выворачивает просто. Банальная драма, блять. — Юнги с ненавистью сплюнул себе под ноги. — Это не оправдывает тебя, взрослую скотину, и твои поступки тоже. Твой истинный умер при родах, родил тебе сына, и ты назначил его виновником всех своих бед и несчастий, начал травить, издеваться, заставляя смотреть на пытки и убийства, заставляя убивать самому! — Ты не представляешь, что такое потерять истинного! — Заорал Ханьюл, на что Шуга болезненно засмеялся в ответ. — Не представляю? НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ? — Заорал Юнги так, что отец неволей вздрогнул. Из глаз сына брызнули крупные слёзы, которые тот мгновенно смахнул грубым движением руки, не желая демонстрировать их отцу, который явно этого не заслуживает. Не заслуживает ничего искреннего от него, ничего, что могло бы хоть немного потешить его эго. — Ах да… — Затянул Ханьюл, как бы вспоминая. — Я ведь сам подарил тебе такую возможность ощутить на своей же шкуре, каково это… Намджун сжал челюсть, с силой вцепляясь в край подоконника. Что такое потерять своего истинного омегу он теперь мог представить, но всё же вполовину испытанного другом — ведь его кроха Чими жив, хоть и так далеко от него, а в своих мыслях, считая его погибшим… ещё дальше! Боль в ногах нарастала, но он держался стойко, не показывая и мускулом, что испытывает. Там, за его спиной, сейчас разворачивается гораздо более глубокая боль, которая требует наконец-то выхода. Юнги сжал кулаки, делая шаг вперёд, но Мин-старший снова наставил на него дуло, заставляя отступить. — Ну как, понравилась эта боль? Скажи, правда ведь первосортная? — Горько хмыкнул Ханьюл и снова расплылся в улыбке. — Сладка месть! И тебе со мной в этом уже никогда не сравняться, сына. Юнги всё сжимал-разжимал кулаки, понимая, что даже убив отца, он и правда не переплюнет его — даже смерть этого ублюдка, отравившего всё его детство и молодость, не перекроет ту боль, что зиждется в его искалеченной душе. Мин-старший отчётливо прочитал это в глазах сына, понимая, что он выиграл! Он и правда выиграл у него! Он и сам впервые только что понял это… — Ну а ты, чего ты добиваешься? — Перевёл взгляд на Намджуна Ханьюл. — Тоже спасаешь своего истинного? Уничтожил все базы зет… Сталкиваешь избранных… Неужели это всё только из-за одного омеги? Ой простите, зеты! — Нам не отвечал и даже не смотрел на Мина-старшего, продолжая спокойно слушать. — Ну да, признаюсь, попка у него что надо, зачётная, такого трахнуть, как в раю побывать. Да и отсасывает он своим очаровательным ротиком наверно охрененно… «Ёёёё…» затянул про себя Чонгук и на всякий случай отошёл ещё немного подальше, ощущая как над Намом сгущается чёрная аура. — Но всё же… Какова цель? Ммм? — Реакции снова не последовало. — Когда-то мы с вашими отцами выяснили, кем вы друг другу являетесь… мы сделали тесты, это была спецразработка Zetagen, такого никто никогда не делал, это был генетический прорыв. Удивительно, что вы оказались истинными, да ещё и парой с двойными запахами. Да, выяснили мы это ещё тогда, в детстве, что у нашего сладкого белого лебедя с приходом течки будет двойной аромат… опять-таки передовые тесты Zetagen могут это делать. Это, блять было такой редкостью, что ты себе не представляешь! — На эту фразу Юнги хмыкнул и Ханьюл быстро глянув на сына, снова обратился к Намджуну. — Идея новой расы была привлекательной, избранные вливали в неё просто прорву денег! Как было этим не воспользоваться в своих целях? Ведь ваша сладкая парочка почти что бесценна. — Мужчина хохотнул, облизав пересохшие губы. — Почти. А вот кто и правда должен был стать бесценным, так это ваш сын. Но ученые добиться своего никак не могли, всё никак не могли выяснить условия создания дельт. Нет, конечно потом они всё-таки высчитали конечную формулу. Им всего-то надо было, чтобы у зеты был двойной запах, как и у его истинного. Но, увы, таких зет не было! До поры до времени… — Блять, покороче можно? Я ссать хочу. — Внезапно прервал Ханьюла Чонгук, от чего тот аж застопорился на полуслове. — Всё это мы и так прекрасно знаем! Чё, блять, за прикол вечно всё пересказывать с самого начала? — Знаете? — Выпучил глаза Мин-старший, опешив. — Папаша, говорю же, мы всю историю ваших метаний и планов уже давно прекрасно знаем. С хрена, по вашему, мы тут вообще шароёбимся? Планы разрабатываем? Ваше поколение такое твердолобое! А ещё слишком ограничено в своëм мышлении. — Чонгук цокает, показушно вздыхая. — Те, кто считают себя пупами мира вообще всегда заведомо в проигрыше, потому что покрываются бронёй для защиты своих богатств и принципов, и делаются от этого неповоротливыми и слепыми. — Гук резко откинул назад голову, фирменным движением встряхивая волосы. — А ещё вы считаете наше поколение тупым и не видящим дальше своего носа… А это обидно, между прочим! — Театрально сложив руки на груди, альфа демонстрирует насколько ему обидно и не приятно. — Парень, ты что, обкурился? — Вытянул лицо недоумевающий Ханьюл. — Да что вы все с этим курением до меня доебались? Да бросил я, б-р-о-с-и-л! — Возмущенно запыхтел Чонгук, разводя руки в разные стороны. — К тому же это не полезно для моих детей. — Каких ещё детей? — Не понял Юнги, удивленно уставившись на Гука. — Будущих. — Снова цокнул Чон и закатил глаза. — Вы же даже ещё не трахались… — Шуга поднял в недоумении брови. — Насколько я знаю… Гук от этой реплики весь подобрался, тараща на друга глаза. — Что-то многовато ты знаешь для человека с амнезией. — Опасно сощурился Чон. — Нет у меня никакой амнезии. — Сощурился в ответ Юнги. — Щас будет. — Наигранно улыбнулся Гук. — Слушай, дружище, не моя вина, что ты потерял хватку… — Я её никогда не терял, в отличии от тебя. А вот ты поди даже не знаешь что это такое, и слово предохранение для тебя — это лишь глушитель на винтовке. — Снисходительно пояснил Чонгук. — Для человека, у которого всё отлично — ты слишком много говоришь о сексе. — С жалостью протянул Шуга. — Что, недотрах? Или твой омега тебя просто не удовлетворяет? — Юнги театрально выпучил на Гука глаза, типа «оп-па, кажется раскусил». Челюсти Чона сжались, желваки заходили ходуном. Он немного развернулся, демонстративно засмеявшись — вроде как заценил шутку, а потом неожиданно сменил выражение лица на суровое и резко замахнулся. В ту же секунду в челюсть Мина прилетел кулак, от чего тот под ошарашенный взгляд отца повалился на спину, выставляя в блок руки и сгибая ногу в колене. Отпихнув ею нападающего на него сверху Чона, Юнги сам кинулся на попутавшего все берега друга. Завязалась потасовка, на которую Ханьюл со стороны смотрел как на игру умалишённых «что эти щенки творят вообще?» Он тыкал дулом пистолета то в одного, то в другого, не зная что делать и в кого из-за этой неразберихи целиться. Альфы пыхтели, сыпались друг в друга отборным матом и в целом выглядели как два ершистых, молодых петушка, от которых в разные стороны летят перья. Пока Ханьюл наблюдал за потасовкой, уже подспудно начиная заподозривать что-то неладное, Намджун, тяжело вздохнув и с улыбкой покачав на друзей головой, развернулся к Мину-старшему. От долгого стояния его ноги сильно гудели, да и усилившаяся боль в спине не помогала как следует сосредоточиться на своих мыслях и действиях, однако это был не тот момент, чтобы сейчас придавать своему состоянию слишком большое значение — Нам понимал, что пока друзья разыгрывают тут спектакль, ему надо срочно действовать, пользуясь предоставленным шансом. Хватило одного быстрого рывка. Ханьюл не успел даже понять, как Намджун оказался рядом с ним, нависая сверху горой: одним чётким движением он был прижат к стене — чёрная трость плотно пережала его поперёк груди, заблокировав все движения верхней части тела. Намджун смотрел на мужчину страшным взглядом, глаза его горели зловеще, прожигая Мина-старшего исходящим синим пламенем буквально насквозь. Если бы взгляд и правда мог сжигать, то от Ханьюла в данную минуту осталась бы только горка пепла. Мужчина оторопело смотрел на Кима, ощущая как ладан снова стал пробираться в его мозг, лишая воли и решимости. — Нехорошо… — Ледяным тоном прошептал в самое ухо Ханьюла Намджун, от чего у того по телу пошёл неприятный холодок. — Ччто нехоррошо? — Испугано залепетал мужчина, косясь по сторонам, лишь бы не смотреть в глаза напротив. Драка на заднем плане моментально прекратилась: Чонгук подал руку Юнги, помогая тому встать. — Засматриваться на чужие задницы — нехорошо. — Сощурил глаза Нам, сильнее надавливая тростью, буквально продавливая ею грудную клетку. — Видимо, всё-таки придётся взять ваши глаза. — Уголок губ альфы дёрнулся вверх. — Как вы на это… смотрите? «Плохо! Просто охренеть, как отрицательно!» По своей природе Ханьюл всегда был скользким типом, живучим и… слишком увёртливым, даже по меркам пресмыкающихся. Просто так сдаваться? О нет, ни за что! Мужчина неожиданно для всех делает резкое движение свободным коленом, заряжая со всей силы прямиком по левой ноге Нама, вызвав у того стреляющую боль, прошивающую через бедро спинной мозг. Ким болезненно зарычал, до скрипа сжав челюсть, но из стальной хватки Мина-старшего не выпустил. Однако этой небольшой заминки хватило, чтобы тот смог немного высвободить руку и нажать на курок. Раздался громкий выстрел и из дула Глока потянулась струйка дыма. В душном помещении запахло порохом и кровью.