Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

*** Чимин вздрогнул от неожиданного стука в дверь. — Господин, вас просят вниз. К вам гость! — Раздался голос Шина за дверью. Подскочивший с кресла Чимин, поспешил открыть дверь, но когда сделал это — за ней уже никого не было. Пак посмотрел в пустоту коридора, слыша лишь удаляющиеся шаги домоуправляющего где-то за углом. Омеге не оставалось ничего, кроме как юркнуть обратно в комнату. Шин ушёл так же быстро, как и появился, лишив таким образом Пака возможности себя расспросить о таинственном посетителе. Омега был обескуражен. Кто мог разузнать о его месторасположении, да ещё и приехать в такую даль, с утра пораньше. Чимин только что принял душ, его немного отросшие волосы были слегка влажными и зачёсаны назад на косой пробор. К моменту появления гостя омега уже был одет в укороченные домашние брючки и блузу из струящейся ткани ментолового оттенка. По низу брючин и рукавов пролегала элегантная вышивка гладью в виде каких-то трогательных полевых цветочков и бабочек, порхающих над растениями. Их привёз в одну из своих отлучек в Сеул Чонгук, с кучей других нарядов для него и Тэши. «Большая земля» — так в шутку называли между собой город омеги. Решив немедленно спуститься, Пак вдруг вспомнил свой сон и то необъяснимое предчувствие, что поселилось у него внутри, когда он понял важность знаков в своём сновидении. Сны ещё ни разу не обманывали Чимина! Он тут же испытал лёгкое волнение вперемешку со странным предвкушением чего-то долгожданного, что должно вот-вот произойти. «Уж не связано ли это всё как-то… с гостем?» По коже пробежалась едва уловимая волна мурашек. Этот странный визит… он даже отвёл его от мыслей о недоразумении с Тэ — о чём он не прекращал думать, пока принимал душ. Что бы это ни было между ними в это утро… они непременно разберутся — наверняка всему этому есть логичное и разумное объяснение! Они слишком давно и хорошо друг друга знают, чтобы не доверять своим дружеским чувствам или строить сложные теории вокруг произошедшего. Что же касается Чонгука… то тут, как разумно посчитал Пак, ему вовсе не стоит вмешиваться — Тэ и Гук разберутся во всём сами, в подобных любовных делах третий только лишний! Чимин давно понял, что они очень взрывная пара, прямо как две пороховые бочки — любая искра и вот они уже выясняют отношения, разнося всё вокруг. Да, есть такие парочки: им нравится весь этот драматизм и накал страстей — они неосознанно к нему стремятся, очевидно для того, чтобы после побоища так же ярко и горячо помириться (желательно в горизонтальной плоскости). Пак был уверен, что им и до этого шага осталось уже совсем чуть-чуть. Буквально ещё одно детонирующее событие — и пара свалится в бездну всепоглощающей страсти, в которой сожгут все свои обиды жарким примирением. Чимин взглянул на себя в зеркало, чтобы убедиться, что он выглядит достойно: кто бы к нему ни пожаловал, он не может явиться в неподобающем виде. Пак довольно-таки быстро стал привыкать ухаживать за собой и думать о тех вещах, о которых раньше он и помыслить не мог: например, подходит ли ему та или иная вещь или что лучше, увлажняющий крем или всё-таки гель? А ещё — на сколько у него симметричное лицо, хорошие ли у него пропорции тела и где та граница в похудении, чтобы выглядеть достаточно привлекательно, а не болезненно. Без шуток, хотел того Чимин или нет, но все эти мысли (и много других) каким-то образом пробивались в его голову, порой занимая её на долгие минуты. Ещё и Тэ его периодически наставлял всяким омежьим штучкам — Пак охотно вникал во все тонкости, коих оказалось «дофига и больше». Хоть порой это и вызывало у него некоторое смятение своим влиянием на его омежью сущность, но тем не менее — всё больше и больше впечатляло и нравилось. Однако любопытство подгоняло — надо было идти. Чимин словно предчувствовал… что если он сейчас спустится, то произойдёт что-то весьма важное… возможно даже переломное в его жизни! Не зря же он сам с утра узнавал у Тэхёна — спрашивал ли о нём кто-нибудь? Как в воду смотрел! Ещё раз причесавшись и обувшись в домашние балетки, Пак лёгким шагом, паря словно пёрышко на ветру, спустился вниз. Его глаза буквально округлились, когда он обнаружил в гостиной своего учителя танцев. Он прибавил шагу и уже почти побежал на встречу, однако тут же притормозил сам себя, подумав о том, что не слишком ли лекгомысленно будет выглядеть? Возможно, такие порывы в поведении не очень-то и уместны, когда ты не у себя дома. Так бы он и размышлял, но Нагиль не дал ему этого делать, заключив в свои крепкие объятья. — Мальчик мой! — Запел учитель, широко улыбаясь и гладя своего любимого ученика по влажным волосам. — Уже с утра благоухаешь! Он отставил его на расстояние вытянутых рук и стал рассмаатривать — придирчиво, но очень по доброму, словно заботливый родитель, что не видел своё чадо долгое время и вот теперь ему необходимо убедиться, что его любимец жив-здоров и в полном составе конечностей. — Золотце, ты похудел! — Прищурившись, заметил Нагиль, на что Пак слегка поджал губы, как бы извиняясь за свою форму. — Ну ничего, главное, что я нашёл тебя в гораздо лучшем виде, на которое даже рассчитывал. Ах, мальчик мой! Учитель всплеснул руками и снова обнял Чимина. — Я так соболезную твоей утрате! Печально, печально… Истинные пары не должны разлучаться. А вы так молоды… — Нагиль глубоко вздохнул. — Я не смог подобраться к тебе на похоронах, к сожалению… Столько народу, а ты был словно не в себе и не замечал никого вокруг. А уж потом и вовсе потерял сознание… — Альфа вжался в Пака, желая быть как можно ближе к этому светлому, но такому несчастному, по его мнению, существу. Чимин был тронул такой искренностью, даже глаза слегка увлажнились… Но учитель не дал развиться меланхолии, напустив на себя смешливый и безмятежный вид. Они какое-то время поворковали, прежде чем к ним присоединился Чонгук, усевшись в кресле чуть поодаль. Нагиль тут же подсобрался и перевёл тему, с которой пожаловал на встречу. — Золотце, отставим все прелюдии. — Начал учитель и Гук поудобнее раскинулся на своём месте, закинув ногу на ногу. — Я к тебе с важной новостью. — Какой, учитель? — Это касается твоего творчества и будущей карьеры. Не хочу показаться навязчивым в подобный период твоей жизни и, возможно, самонадеянным… но я не могу оставаться в стороне и предположу заметить, что жизнь имеет свойство течь только вперёд. Если ты понимаешь о чём я… Возможно моё предложение поможет тебе с ещё большими силами держаться за эту правду, двигаться вперёд и находить в жизни источник дополнительной радости. Я вижу, ты уже немного воспрял с того последнего дня, когда я тебя видел. И я очень, очень этому рад! — Альфа мягко улыбнулся. — Ах, мой мальчик, я желаю тебе только лучшего. Веришь ли своему старому учителю? — Нагиль-сси. — Легко усмехнулся Чимин. — Никакой вы не старый! Вы альфа в самом расцвете сил. — Вот, Чонгук-сси! Видите, насколько добр мой Чимини! Могли ли вы даже помыслить о том, насколько у него широкая душа и мягкое сердце? — Бровь Гука выгнулась и он наклонил голову вбок. — Значит не зря я зарегистрировался в Соулмейтах. — А вы там зарегистрировались? — Удивился Чимини, чуть ли не ахнув. — А что такого, мой мальчик? Я одинок и, как выяснилось, альфа в самом расцвете сил. — Нагиль зычно засмеялся. Ох уж этот кальвадос. — Сейчас только ленивый там не регистрируется. — Он махнул рукой в знак сказанного. — Я не регистрировался. — Произнёс Пак, после чего наступила временная пауза. Альфы переглянулись. — Ну хорошо. Я сейчас не об этом, а о том, что я к тебе с весьма заманчивым предложением. — Перевёл тему Нагиль и Чонгук от этого заметно расслабился. — Каким же? — Чимин охотно подключился к смене темы. Думать о соулмейтах… об этом приложении, что создал Намджун было не совсем то, что было бы сейчас уместно. К тому же его собственная изменившаяся метка — та ещё тема, вызывающая напряжение в груди. Пак решил, что он обязательно посвятит этому вопросу достаточное время, но потом. — На тебя есть запрос в Корейском Национальном Театре. — Торжественно произнёс Нагиль, от чего и у Гука и у Чимина приподнялись брови, правда у каждого на свою высоту. — Запрос? Звучит странно… — Пожевал губу Пак. — Ничего странного, золотце. Это обычное дело. Все большие театры мира всегда находятся в постоянном поиске талантов, новых идей для постановок и материала для вдохновения. Плюс, не стоит забывать, что чем больше театр, тем шире его репертуар и труппа актёров. А это… — Тут Нагиль начал элегантно загибать пальцы. — …бюджет, рейтинги, меценаты. Не стоить сейчас говорить о всей внутренней кухне. В твоём случае, мой дорогой, важнее понять, что такой запрос имеется! И складывается он из того, что ты сейчас ну очень востребованная личность в медиа-пространстве. Ты знаешь о том, что видео с твоим выступлением на институтском концерте стало вирусным? — Учитель сделал паузу и получив отрицательное качание головой от омеги, продолжил. — Твой талант замечен, мой мальчик! И замечен людьми на разных уровнях! Не трудно в таком случае помножить два на два и догадаться в каком направлении могли заработать мозги и шестерёнки творческой индустрии? — Ясно как день. — Закатил глаза Чонгук. — Я понял… я что-то вроде хайпа, который желает отхватить Национальный Театр. — Поняв суть, заключил Пак. — Ты живой пример трагической судьбы омеги. — Добавил Гук, раскрывая причину страстной заинтересованности Чимином. — Многие новоиспечённые артисты под руководством продюсеров и менеджеров придумывают о себе легенды — одна невероятнее другой, с тем чтобы лучше продаваться… а тут ты — готовая история, достойная пера какого-нибудь великого драматурга. Творческие люди такое просто обожают! А публика в ответ охотно покупает… — Тебя желает не только Национальный Театр, Чимин. — Никак не прокомментировав слова альфы, продолжил Нагиль. — Есть ещё и другие театры, что помельче… Но в твоём случае лучше выбрать самый вкусный вариант, пока карты сами идут в руки. Людской интерес — слишком неустойчивая переменная. — Понимаю… Задумчиво протянул Чимин. — Нужно успеть запрыгнуть в поезд под названием «мечты сбываются». — Совершенно верно! Это очень хорошо, что ты всё так ясно видишь. Только надеюсь тебя не отвергнет факт подобного рода и ты примешь данное предложение? Ты же не станешь гнушаться такой возможностью только по причине, как ты выразился, хайпа на белом лебеде? Надеюсь ты понимаешь, что ты заслуживаешь и всей этой славы и зрительских оваций вовсе не по причине, озвученной господином Чонгуком? А потому что у тебя исключительный талант! — Нагиль выдержал небольшую паузу, всматриваясь в задумчивое лицо омеги. Да, надо было ковать железо, пока оно было горячо. К тому же это была личная просьба Ким Намджуна, а Нагиль был так потрясён всем случившимся, что обязался посодействовать этому делу всем, чем только может. Намджун ещё при первой встрече произвёл на учителя неизгладимое впечатление, а уж после случая внезапного воскрешения и посвящения его в свои грандиозные планы, окончательно попал под воздействие его «великой и ужасной» натуры. И хоть Намджун не волшебник страны Оз, но не менее, чёрт подери, таинственная личность. К тому же учитель ведь сам как-то сделал альфе предложение, чтобы в случае чего тот незамедлительно к нему обращался, что, собственно, Намджун и сделал. Правда перед этим проситель немножечко так восстал из мёртвых… но это уже не стоящие внимания издержки, долго думать о которых не достойно чести учителя, тем более если на кону такие благие цели! Помочь любимым ученикам, несмотря на всё противоречение своей натуры, для Нагиля было чуть ли не святым делом. Нам это сразу понял, чем теперь напрямую воспользовался в своих целях. Нагиль согласился стать руками и глазами Намджуна в театрально-концертной сфере, где он был как дайвер со стажем, зная все подводные камни и скрытые течения, а потому подходил идеально. Нам же, хоть и никогда не гнушался искусства, тем не менее не был к нему слишком близок. Да, он периодически посещал различные выставки (правда по большей части научные) и мог составить своё развёрнутое мнение о том или ином литературном произведении, так как всегда много читал самой разнообразной литературы, но всё же — альфа был от всего этого несколько далёк, а потому мог носить лишь гордое звание «ценителя». Итак, Намджун видел в учителе натуру исключительную — Нагиль был проворен, смекалист, у него имелся намётанный глаз на связи и талант склонять оппонентов на свою сторону! Прям как у Хосока, коему он же в своё время и передал навыки своего особого дара убеждения, (помимо танцев), чувствуя в парнишке схожую с ним жилку. Правда ученик в лучших традициях превзошёл своего учителя, но речь сейчас не об этом. Нагиль был лучшим кандидатом, по мнению Нама, в роли проводника Чими в мир театральных подмостков, чтобы те могли в его отсутствие скрасить жизнь зверька и временно отвлечь его от ненужных мыслей. К тому же жизнь имеет свойство продолжаться при любых обстоятельствах, а значит её надо было начать налаживать уже сейчас. Не только сжигать мосты, но и строить на их месте новые — более жизнестойкие! Его омега грезит сценой и имеет к тому талант? Значит будет ему сцена. Нам приведёт свою кроху в стены театра любыми путями. И приведёт не в абы какой, а самый лучший! Зверёк должен быть счастлив, и точка. Кто-то скажет, что возможно, Намджун за всеми этими действиями ещё и решал смягчить почву для своего будущего появления… Кто знает? Может и это тоже… ведь если знаешь где именно подстелить соломки, то грех этим не воспользоваться. Так или иначе главное, что движило альфой — это в первую очередь его любовь. — Спасибо за столь высокую оценку, Нагиль-сси. — Скромно потупив взор, произнёс Чимин. — Ох, Чимини, мой мальчик, скромности в тебе даже больше чем таланта. — Покачал головой Нагиль. — Поэтому-то таким людям как ты нужны те, кто стоял бы за их спинами, отстаивая и продвигая талант своего подопечного! Мой дорогой, тебе непременно нужен личный менеджер, человек с мёртвой хваткой, наметанным взглядом и обширными связями! — Учитель улыбнулся одними глазами, что выражали лукавость и озорство. — Как там говорится? Таланту надо помогать, бездарности пробьются сами? — Произнёс Чонгук, на что Нагиль почтительно наклонил голову, выражая своё согласие. — Совершенно верно, Чонгук-сси. — Но где такого найти? — Подперев щёчки руками, задумался Чимин. — Ну как же? — Удивлённо взмахнул руками учитель. — Думаете такого нет? А я вот знаю одного. — Нагиль сощурил глаза. Слова его звучали хоть и тепло, однако с лёгкой ноткой укора, отчего Паку стало немного неловко за свою неосведомлённость. — Но кто же это? — Внезапно театрально произнёс Гук, на что Нагиль снова хитро улыбнулся. — Он находится в вашем ближайшем окружении! — Не менее театрально ответил учитель. Чимин только и делал, что смотрел с одного на другого, наблюдая презабавную комическую постановку двух альф. Он уже и сам догадался о ком идёт речь. — Да неужели такая мощная личность и правда присутствует где-то рядом с нами? — Охнул Чонгук. Всё таки Кальвадос — отличный катализатор творческих возможностей организма. — Есть! — Торжественно заявил Нагиль. — Не могу поверить этому счастью! — Тогда прошу любить и жаловать. — Учитель слегка поклонился, сидя на диване. — Ваш покорный слуга, лауреат многочисленных международных премий в области танца, выдающийся хореограф и постановщик, заслуженный деятель искусств Южной Кореи. Ким Нагиль. — Учииитель! — Чимин легонько захихикал, падая головой на спинку кресла. — Вы как всегда неподражаемы. — Такой уж я. — Широко улыбнулся Нагиль. — Но неужели вы и правда сможете помочь? Но как… каким образом? — Пак не мог поверить в происходящее. — По честности сказать, я уже проделал немалую работу по устройству вашей персоны, дорогуша. Переговорил с нужными людьми, подергал за нужные веревочки и вуаля. — Нагиль привстал и сделал весьма элегантный выпад, чего Гук никак не ожидал от мужчины в возрасте. — Вас уже с руками и ногами желают в труппу Корейского Национального Театра. Вы понимаете, какой это масштаб, золотце? Чимин и правда понимал. О театре подобного уровня он мог только грезить. Хотя, признаться честно, даже во снах он не видел себя на сцене такого масштаба и размаха. Ведь это значило бы так много: разнообразный репертуар под руководством самых талантливых хореографов и постановщиков, заграничные турне, гастроли, мировая известность в конце концов! Почти все артисты Корейского Национального Театра находятся в топе ведущих актёров и танцоров. Боже, даже просто мечтать о таком — всё равно что наесться галлюцинагенных грибов и видеть радужные картинки наяву. Как? За какие такие заслуги ему это? Может это шутка такая? Сейчас учитель как рассмеется, как скажет что он пошутил. Вон и алкоголем от него попахивает… Но вместо всего этого, Нагиль продолжил в прежнем духе. — Понимаю, ты шокирован. — Ответил учитель на затянувшееся молчание. — Но всё-таки я приехал сюда не просто так. Мне нужен твой ответ, мой мальчик. А точнее будет сказать, твоё согласие. Как только я его получу, шестеренки нашей трудовой машины будут запущены и тебя включат в штат на полный, так сказать, пансион. Правда придется переехать обратно в Сеул, совмещать репетиции и постоянную дорогу будет слишком непростой задачей даже для молодого и крепкого организма… Уровень нагрузок в театре совсем не тот, что ты получал на курсах. Нагиль ещё что-то говорил, говорил… а Пак думал. Думал о том, что это всё точно не случайно, и его сон — он похож на какой-то тонкий намёк. Может то, что он во сне должен научится управлять своими крыльями как-то напрямую связано с тем, чтобы в реальности он научится управлять своими телом, характером и судьбой — всем тем, что отточит его как личность, даст ему опору и новую, небывалую силу? Может так… Но вопрос — для чего? Может для того, чтобы наконец-то спасти паука в своём сне? Или… наяву спасти самого себя? Или что-то ещё? Он пока не совсем понимает, но разберётся! Всё должно идти по порядку, своим чередом. — Чимин, золотце моё! — Нагиль внимательно смотрел на Чимина, и похоже, уже продолжительное время молчал. Когда Пак, наконец, перевёл на него сконцентрированный взгляд, он переспросил. — Так каков твой ответ? Ты так долго думал… — Я согласен, Нагиль-сси. — Кивнул Чимин, кротко при этом улыбнувшись. Учитель выдохнул. Как гора с плеч: его миссия увенчалась успехом! «Намджун будет счастлив». А уж он сам-то как доволен! Вообще Чимин этого места в театре более чем достоин: он много трудился, ходил к нему на занятия в обход всем запретам домашних, выкраивал на свою страсть последние минуты, лишь бы позаниматься — и это помимо всех тех обязанностей, которые взвалили в своё время на, фактически, ребёнка! Омега многое пережил, через многое прошёл… Так кому ещё, как не ему? И у этого золотого мальчика просто таки золотой характер: он трудяжка, не привередливый, честный, скромный, вежливый, да ещё и помимо всего прочего наделён неплохими мозгами и отличной архитектурой тела, что очень выгодно смотрится со сцены (а это тоже немаловажно)! Нагилю очень хотелось ему помочь и устроить жизнь Пака как можно лучшим способом. И как хорошо, что Чимину так повезло с альфой… что уж говорить! Несмотря на всю сложность характера Намджуна, Нагиль должен признать — то, что тот делает для своего омеги… если это и не подвиг, то точно большое самопожертвование, которое, правда, мало кто может оценить по достоинству… Намджун похоронил себя заживо, фактически стёр свою личность с лица Земли, пожертвовал здоровьем — и всё это ради больших целей и… маленького омеги. Однако для людей малодумающих и поверхностных, увы, это будет выглядить, скорее всего, лишь как бесчеловечный поступок: целенаправлено и хладнокровно разлучиться с истинным, подвергнув его немыслимому моральному испытанию, держаться в стороне, занимаясь какими-то планами — кажется, такому нет прощения. Большинство людей бы так и помыслило, попросту не простив, не поняв. Люди ведь и за гораздо меньшее не прощают… Но Нагиль всё же надеялся, что Чимин в своё время всё поймёт, даже больше — оценит! Оценит всю глубину поступка альфы. Ведь боль испытывает не только Чимин, но и Намджун. Если это произойдёт, их связь укрепится ещё больше. Это своего рода жизненная проверка на чувства, пусть и одна из самых жестоких, которую он видел. Но, увы, жизнь сложилась таким образом, что обойти это не представлялось возможным. Учитель всегда восхищался разумностью Пака — тот отличался прозорливым умом… а это даёт шанс на то, что Чимин не задержится в стадии обиды. Но она точно будет. Нагиль долго размышлял обо всём этом, после того как поговорил с Намджуном и сам понял его, хоть это и было не просто. Но он — пожилой альфа, а не молоденький омега и не может в полной мере надеяться на один лишь разум Пака. Про жизненный опыт и говорить не стоит, тут никакой опыт не поможет. Учитель лишь рассчитывает, что их истинная связь так же сыграет свою роль — притянет, сгладит углы… Отправляясь за город на конюшню, честно признаться, Нагиль всё же переживал за успех предприятия, много волнений было у него внутри именно по поводу того как Чимин воспримет его предложение, учитывая состояние омеги, о котором поведал Намджун, согласится ли по итогу и не придётся ли его уговаривать дольше задуманного, придумывая дополнительных аргументы. Но, на счастье, его умница Чимини, быстро согласился. «Умный мальчик, умеющий правильно ставить приоритеты!» — Но… — Тут же потянул Пак и оба альфы снова напряглись. «Так и знал, что без НО не бывает». — Но? — Поднял брови учитель. — А как же моя дальнейшая учёба? Как мне всё это совмещать? Выдохнули. — Ох, милый. — Затянув, улыбнулся Нагиль. — Это последнее в списке того, что тебя должно сейчас волновать! Поверь мне, совмещать выступления и учёбу, это обычная практика и у артистов и у айдолов. Я сам лично знаю как минимум с десяток таких людей. — Я вроде как только поступил и даже толком не успел ещё начать учиться… а теперь вот в учебном отпуске. — Продолжал рассуждать вслух Чимин. — И хорошо! Отпуск — это очень правильное решение. Вокруг тебя сейчас слишком большой ажиотаж, чтобы тебе вот так спокойно крутится в стенах института. К тому же ты обязан сначала устроить себя и свою жизнь, чтобы двигаться дальше. Учёба отнимает кучу нервов и сил. Да и сокурсники, люди шебутные, по себе помню. Будут лезть с расспросами, всякими бесконечными хвесиками и прочей раскачивающей нервы и здоровье ерундой. — Учитель махнул рукой, мол это всё ерунда, брось и не заморачивайся. — Никуда она от тебя не убежит, твоя учёба. — Я тоже в любой момент помогу. — Вставил своё слово Чонгук. — Как продлить твой отпуск, так и прервать его. — Вот видишь. — Улыбнулся Нагиль. — Тебе не о чем беспокоиться. — Даже как-то неудобно… — Замямлил омега. — Ох, мальчик мой, твоя излишняя скромность может сослужить тебе дурную службу. Знаешь, один философ сказал такую вещь: почти всегда скромность прямо пропорциональна таланту. И я не знаю ни одного по-настоящему выдающегося артиста, кто был бы излишне скромен, ведь за ней людям слишком сложно разглядеть страсть и талант артиста. Скромность может быть привилегией таланта в обыденной жизни, для человека же, не обладающего никакими талантами это порой становится чуть ли ни единственным достоинством. Однако в мире искусства скромность никак не может быть движущей силой, на сцене ей нет места, как и нет места тщеславию, которое может также задушить талант в противоположность скромности. Ты должен думать о себе, как о исключительной творческой единице, которой дарованы большие возможности, чтобы воплотить их перед широкой публикой и рассказать свою историю разными пластическими способами. Об остальном за тебя буду думать я, как твой импресарио. Ты меня понимаешь, золотце? — Нагиль внимательно посмотрел на Чимина. — Понимаю, учитель. Камса хамнида*! — Улыбнулся Чимин и, сложив руки, низко поклонился. ______________________________ *Камса (х)амнида — спасибо (официально), выражение благодарности к пожилому или какому-то солидному человеку. — Ну а раз тааак… — Приподнял бровь учитель. — А раз так… Тогда я готов. — Ах, замечательно-то как! — Учитель радостно развёл руками. — В таком случае… обговорим детали? — Нагиль щелкнул пальцами, и именно в этот момент в гостиную, не приветствуя, вбежал запыхавшийся конюший. Вид его был всполошённый. Чонгук моментально подскочил, предчувствуя что-то неладное. — Минхо? — Нахмурился немного удивлённый Гук. — Господ-дин… — Хватал ртом воздух альфа в возрасте. — Господин Чонгук… Эээ… — Покрутив головой, конюший только заметил, что в доме, кроме хозяина, присутствуют ещё несколько человек. Он коротко поклонился. — Здравствуйте. — Что-то случилось? — Голос Гука выражал беспокойство. — Пока ничего, но я сразу решил доложить вам. — Минхо всё пытался отдышаться. — Мне показалось это подозрительным… Гук тут же подошел к альфе, уже не в силах просто стоять на месте. — Что именно? — Брови Чона свелись к переносице. Он хотел было схватить альфу за рукав, но воздержался в присутствии посторонних. На душе сделалось как-то сильно неспокойно. Чонгук не думал повышать голос на человека гораздо старше себя, к тому же отличного работника, но тот словно специально тянул резину, вынуждая сделать голос резче обычного. — Что-то с лошадьми? Кому-то стало плохо? Несчастный случай? — Господин Тэхён. — Произнёс конюший. — Что Тэ…хён? — Голос Гука дрогнул. Всего два слова без всякого объяснения, а внутри него словно что-то оборвалось, упав на самое дно живота тяжелым камнем. — Разве положено, чтобы он ехал на прогулку на вашем Нуаре? От этих слов Чонгук аж остолбенел. Информация некоторое время просто не проходила в его мозг. «Разве Тэша не у себя в комнате? Почему он пошёл один? Что вообще происходит? — Какого… — Неверяще шевелил губами Гук, бледнея лицом. — Я и сам не понимаю, почему его допустили… — Пожал плечами Минхо. — Такой конь как Нуар, он же слишком мощный для хрупкого омеги. А господин Тэхён… он и ездить-то пока толком не умеет… Желваки на лице Чонгука заходили ходуном. — Три шкуры со всех спущу! — Зло прорычал он, моментально меняясь в лице. Чимин испуганно вздрогнул. Голос альфы приобрёл угрожающий тембр, а над его головой сгустились чёрные тучи. Не думая и секунды он рванул на выход, сжимая кулаки и борясь с тем, чтобы по пути на кого-нибудь не накинуться. — Тэхёни… — Испугано пропищал Чимин и уже было хотел побежать следом, но Нагиль вовремя его придержал. — Не стоит, дорогой. Ты там ничем не поможешь. — Пак непонимающе посмотрел в лицо учителю. — Никто лучше Чонгука-сси это дело не решит. — Но вдруг с Тэ что-то… — К тому же ты в домашнем, сходи переоденься и обещаю, что сопровожу тебя до конюшни. — Спасибо. — Благодарно выдохнул Чимин от того, что учитель не стал его уговаривать остаться. Он быстро рванул наверх, натягивая на себя первое, что попадалось под руку. ~ — Говори что знаешь! — Крикнул Гук немного отстающему от него конюшему. — Да я то немного и знаю, господин. — Голосил на ходу Минхо. — Знаю, что господин Тэхён пришёл на конюшню один. Я думал он вас ждёт. Хотя вы всегда вместе приходите, но мало ли что на этот… — Дальше. — Дальше я по своим делам пошёл, а потом смотрю, уже поскакали… — Поскакали? Так он не один? Кто его сопровождает? — Рей. — Какого чёрта… — Прошипел про себя Гук. — Господин, я не стал разбираться кто и почему дозволил ему ехать, сразу к вам побежал… — Правильно сделал! — Одобрительно крикнул Чонгук. — Но мог бы и позвонить. — Вот же я тупанул… — Конюший мысленно ударил себя по лицу. Гук на это ничего не ответил, он уже был сосредоточен на беге, в голове же в это время крутилось множество мыслей: от их ссоры, повлекшей последствия, до того, как работники вообще могли допустить такую ситуацию. Он потом конечно всё выяснит: и кто допустил, и кто проебался. Накажет виноватых по первое число! Главное, чтобы с Тэшей всё в порядке было! Если с ним что-то случится… В этот момент сердце альфы неприятно ёкнуло, сжавшись словно от грозящей опасности. Тревога, словно подлая ловчая сеть, накрыла его с головой, обвив горло и мешая толком дышать, от чего ему даже пришлось сбавить скорость бега. — Какие жеребцы уже оседланы? — Хватаясь за шею и потирая её, крикнул Гук. — Гранд, Сириус, Юджин и, кажется, Марен*. — Отлично, думаю Марен подойдёт… — Скорее самому себе, чем конюшему, ответил Чон. ______________________ *Марен, также Марин — так называемый белый ветер. Влажный, тёплый, дующий в сторону берега морской ветер. ~ Донхо не спеша шёл вдоль ограждения, прогуливаясь в ожидании Моссола* с очередным его дебильным поручением (в последнее время тот особо лютовал и придумывал для парнишки совершенно нелепые задания). Лениво повернувшись в сторону пролеска, он прищурил глаза, заметив какую-то бегущую фигуру. ____________________ *Кличка вредного конюшего, под чьим началом трудится Донхо. «Да не может быть» — Донхо пригляделся ещё сильнее, не веря своим глазам. Когда фигура выбежала из просвета между деревьями на ровную дорогу, сомнений уже не оставалось — бежит и вправду господин Чонгук. Причём бежит на довольно-таки приличной скорости. — Фига себе, он спринтер! — Присвистнул парнишка. — А куда он так бежит? На пожар что ли? — Донхо даже обернулся на всякий случай посмотреть не горит ли чего в самом деле. Всё было нормально. Он снова обернулся и в следующую секунду его лицо вытянулось, обнаружив во что был одет альфа: обычно хозяин всегда появлялся на конюшне в амуниции, а тут… на нём были обычные рваные джинсы и футболка с каким-то ярким принтом. Значит срочно рванул в чём был сюда. Но не это больше всего поразило подростка, а лицо господина — очень напряженное и явно злое. «Кажется, кому-то сегодня будет очень плохо!» Суета в конюшне была наведена моментально. Как только Донхо добежал до главного здания и выпалил о том, что увидел — кругом началось броуновское движение. — Марена мне! БЫСТРО! — Грозно закричал Чонгук, забегая на территорию конюшни и с силой отшвыривая в сторону калитку ворот. Кто-то растерялся от столь агрессивного появления, двое даже столкнулись от неожиданности, но те, что были поустойчивее нервами, пулей метнулись за жеребцом. — Кто этот мудень? — Орал Гук, метая молнии из глаз. В ожидании коня очень хотелось спустить пар и альфа принялся материть всех подряд. — Кто этот #@*#& решивший, что он бессмертный? Я блять твои яйца с корнем вырву, и мне даже твою смерть на конце ёбаной иглы искать не понадобится! Донхо стоял, облокотившись о стену здания и нагло ржал над всем происходящим, находя ситуацию в целом и отдельные убористые выражения в частности — весьма забавными. Есть чему поучиться! Эх, знал бы он что многие из них альфа сам почерпнул, да ни у кого-нибудь, а у Тэхёна — записался бы к нему на мастер-класс. Однако, когда по ходу выволочки подросток услышал из-за чего именно господин Чонгук раздаёт всем звездюлей в особо отборной форме, тут же изменился в своём настрое. К Донхо подкралось беспокойство. Этот Рей… уже давно ему не нравился — крутит жопой перед господином Чонгуком и другими альфами, и как-будто что-то замышляет. Весь такой скользкий, приторно-милый… Взрослые альфы этого не замечают, он им пыль в глаза своим поведением и улыбочками пускает, но Донхо то до фонаря все эти половые выкрутасы! Он видел, как у этого фальшивого омеги меняется лицо сразу после его общения с тем или иным альфой, словно маска дружелюбия спадает. Поэтому-то он и подозревает, что именно против молодого господина тот что-то и мутит, так как терпеть его не может. «Ведь господин Чонгук влюблён не в него. Ха! Вот у него пукан и рвёт!» У подростка, конечно, на все его мысли нет доказательств — это просто его наблюдения и додумки… но вот теперь, кажется, всё срастется… «Неужели он решил как-то навредить гоподину Тэхёну?» Если произойдёт что-то плохое, он это так не оставит — всё расскажет. — Господин! — Окрикнул хозяина берейтор, выведший коня ахалкетинской породы из левады. — Я вам, блять, всем устрою весёлую жизнь! — Гаркнул Чонгук и одним прыжком ловко запрыгнул в седло, тут же подстёгивая ахалтекинца пятками. Белый и блестящий, словно вылитый из жидкого стекла жеребец, моментально перешёл в галоп. Гук нетерпеливо подгонял Марена зычными выкриками, и конь сразу перенял настрой хозяина, считывая что тот от него хочет и переходя на карьер. Белый ветер был тонко чувствующим конём, даже в чём-то ранимым, но при этом одним из самых быстрых скакунов на конюшне, поэтому Чонгук и выбрал именно его, только услышав, как того назвал конюший. Беспокойство, поселившееся в груди альфы с момента как он выбежал из дома, так его и не покидало, от того Гук и желал как можно скорее нагнать омег. Он не хотел думать о чём-то совсем плохом, но внутреннее чутьё за истинного не давало покоя — Гука словно кто-то невидимой рукой подталкивал в спину, а это уже было верным признаком чего-то весьма хренового. ~ Тэхён уже сто раз пожалел, что решил этим утром прокатиться верхом. Всё шло как-то не так! Для начала то, что с ним поехал Рей, портя абсолютно всё настроение своим присутствием. Придурок постоянно язвил в скрытой форме, подначивал, притворяясь при этом милым и даже снисходительно подшучивал над его манерой езды. А подтрунивать и правда было над чем — и это был второй огромный минус поездки: Тэ постоянно неумело балансировал, никак не мог приноровится к ходу Нуара и вообще, сильно напрягал нижнюю часть тела, чтобы не завалиться на бок. Тэхёну и в голову не приходило, что это что-то не то с ослабленной подпругой, а не с его навыками удержания в седле, пусть те и были на самом деле слабы. Да, Чонгук учил его как правильно держаться и балансировать, но по большей части они всё-таки дурковали и флиртовали, и вот теперь он об этом сильно жалел, считая, что был тогда безнадёжно самонадеян… «Лучше бы я и правда учился… не огребал бы теперь по полной! Уже спина болит и задница ноет». Ким был в постоянном напряжении и сосредоточении на своих действиях, только и думал о том, чтобы не свалиться с Нуара, вызвав у Рея приступ радости из-за своей неуклюжести. Ему даже на подъёбки отвечать было некогда, чем подлец беспардонно пользовался. Тэ тупо занимался тем, что «держал лицо», дабы не выдать своего страха и неумения (ведь он же так активно «тренировался» с Гуком, должен был хоть чему-то научиться). Рей же, полностью понимая всю ситуацию, резвился как только мог. Ему доставляло удовольствие наблюдать как пыжится молодой господин, как он из кожи лезет, чтобы не выдать своего неустойчивого положения, думая, что это он сам такое неуклюжее чмо. «Пусть ощутит себя таковым!» Всё для конюшего было потехой и сильно поднимало ему настроение. В противоположность Тэхёну, чьё настроение балансировало далеко не на нуле, а глубоко в минусе. В итоге Рей так разошёлся, что стал открыто гарцевать перед Кимом, демонстрируя как именно надо управлять лошадью — легко и играючи. Тэ только сжимал зубы, терпел и фантазировал о том, как противный омега падает с лошади. «У него-то лошадка изящная, а у меня мощный конь с крупной спиной, и я на нём уже чёрт знает сколько сижу в раскоряку! Ох, Нуарчик, прости… ты хоть и красавчик, но совсем не для меня». Ноги и попа Тэхёна ужасно ныли, мышцы уже почти онемели от напряжения. И пока говнюк Рей потешался, Тэ только и мог думать о том, что наверное сегодня сесть на свой зад он точно не сможет! И нет бы свернуть всю эту прогулку, толку от которой всё равно никакого — это вообще должно было быть приятное времяпрепровождение наедине с Гуком — но Тэхён в лучшем стиле «боевого омеги» держал марку и не отступал, непонятно кому и что доказывая. День был уже и так безнадёжно испорчен с самого раннего утра… они с Чонгуком крупно поссорились (и теперь непонятно — когда вообще помирятся), так он сам себе всё только усугубил. «Может к чёрту гордость? Скажу, что накатался и всё?» Тэ словно сам себя уговаривал. А Рей в это время решал, как ему поступить: у него руки чесались совершить то, что он изначально задумывал — стегануть незаметно Нуара и наблюдать, как визжащий омега-конкурент «уплывает в закат». Ну а если свалится, то сам виноват, он то тут причём? Это должно было стать вишенкой на торте этой прогулки. Но, с другой стороны, Рею было как-то стрёмно — он хоть и ненавидит этого выскочку, строящего из себя омегу господина, однако вдруг тот серьёзно покалечится… А он, вроде как, свою дозу веселья уже и так получил сполна. И тут, как это обычно бывает — в лучших традициях закона подлости, случилось то, чего никто не ожидал: на тропу, где ехали омеги, выползла змея. Лошадь Рея, испугавшись рептилии, тут же встала на дыбы, зычно при этом заржав и напугав Нуара. Чёрный конь бешено забил копытами, тоже заметив змею. Он будто перестал соображать и всё чего хотел, так это затоптать ползучую тварь. — Тпррр, Нуар, тпррр! — Испуганно закричал Тэ, выпучив глаза словно глубоководная рыба. Конюший, не успев среагировать на свечку, выпал из седла, неудачно застряв одной ногой в стремени, а Нуар, не выдержав перенапряжения и общей суеты и страха, понёс вперёд. Храпя и взрывая копытами землю, чёрный ветер помчался туда, куда глядят его сизые глаза — наперерез полю. Короче, не разбирая дороги, главное лишь бы подальше от опасности. Тэхён даже не сразу понял, что уже мчит на большой скорости: он что есть мочи вцепился в вожжи и начал тянуть их на себя, думая что Нуар так лучше его поймёт и начнёт тормозить. Но не тут-то было: от натяжения трензель во рту жеребца с силой надавил на его нежные губы, и от боли бедолага припустил ещё быстрее. Тэ заорал как резаный, наконец-то оценив весь масштаб проблемы. Наклонившись вперёд, поближе к шее коня, он инстинктивно впился в его гриву и вдавил колени в бока животного. От интенсивного бега седло под омегой ещё сильнее разболталось и отчаянно задвигалось из стороны в сторону, вызвав тем самым волну просто таки панического страха. Тэхён держался мёртвой хваткой, боясь даже пошевелиться, чтобы не вылететь на всей скорости, как ему казалось, прямо вместе со злосчастным седлом. Тэ ревел в три ручья и молился всем известным богам, думая, что ему, похоже, пришёл конец. Было так страшно, что не передать словами — омега чувствовал под собой напряжение мощного коня, кажется, каждой мышцей своего тела: как стучат его копыта, как амортизирует его тело, сотрясаясь от столкновения с землёй — и вся эта невероятная сила, она просто ужасала. Тэхён отчётливо понимал, что подобная мощь не может быть ему подконтрольна, а потому, если он упадёт, его хлипкое тело просто-напросто расплющит, словно обычный кусок мяса. Омега ощущал запах лошадиного пота и собственного страха, видел смазанную картинку поля, но при всём при этом проявлял просто таки небывалые для себя навыки выживания и везучести одновременно, изо всех сил стараясь балансировать в экстремальных условиях, на грани жизни и смерти — борясь с самим собой и самой жизнью. Знать, насколько долго будет длиться твоë везение, не может никто — это слишком абстрактная константа. Не знал этого и Тэ. Возможно уже следующий миг будет последним в жизни омеги и она безвозвратно оборвется? ~ В это время. Низкое солнце слепило своими яркими утренними лучами, размывая обзор на линию горизонта. Белый ветер неумолимо настигал чёрный, сокращая между ними дистанцию. Чонгук мчал во весь опор и пот ручьями стекал с его лба, заливая глаза, напряженно всматривающиеся вдаль. Он тряхнул головой, сморгнул, потом ещё раз — однако красное марево не отступало, оно плотно забилось под веки, меняя восприятие окружающего мира. Он не успел… Тело омеги лежало распластанным на траве, голова его покоилась в луже собственной крови, отчего светлые волосы слиплись от сгустков крови и напоминали собой спагетти в томатном соусе. Тэ водил по своей груди окровавленными руками, безрезультатно хватаясь за пуговицы. Он будто пытался разодрать мешающую дышать ткань белой рубашки, при этом создавая на ней абстрактную картину, написанную собственной кровью. Все его попытки освободить себя были тщетными — тонкие пальчики омеги абсолютно его не слушались. Казалось, будто Тэхён не осознавал своих действий, содрогаясь в конвульсиях тела и глухо мыча от неимоверной боли в сжатые зубы. Смотреть на это без слёз было просто невозможно. Испачканные в траве и земле светлые бриджи были в некоторых местах разодраны, также как и рукава рубашки. Повреждённые при падении ноги Тэ конвульсивно дёргались мелкой дрожью. Чонгук смотрел на представший перед его взором кошмар с первородным ужасом, испытывая практически физическую боль от осознания произошедшего. Глаза его ангела закатились, а лицо перекосило в мученической гримассе. Он ничего не видел, не понимал и даже его, своего альфу, не чувствовал по запаху — омега страдал от невыносимой боли. Гук не выдержал, разражаясь потоком слёз и громким, отчаянным рыданием. Он припал к Тэхёну и низко склонился над его лицом. Омега, словно ощутив, кто с ним рядом — перестал биться в агонии, слегка приоткрыв веки. Карамельно-медовые глаза, что посмотрели на него, выражали немую мольбу о помощи и в то же время были полны любви. Гуку свело горло, он захрипел, не в силах даже закричать от раздирающих его чувств. Тэ будто хотел что-то сказать: он напрягся всем телом, пытаясь натужно выдавить из себя хоть слово. Чонгук обхватил его лицо руками, перебирая пальцами по затылку — там, внизу он чувствовал, как много крови вытекло из проломленного черепа омеги. Альфу сковал ужас. «Нет, Тэшенька, нет! Ангел мой! Мой самый лучший, любимый, мальчик мой! Господи, как же я тебя люблю! Я же… я же не смогу жить без тебя, малыш! Не смогу… Если ты сейчас умрёшь — я ведь сдохну прямо здесь, рядом с тобой! Прошу, не оставляй меня! Умоляю!» Слова проносились в голове Гука — и он так хотел сказать их вслух, но, как на зло, ничего не получалось — он словно потерял голос и всё, что мог, так это хрипло рыдать. Слёзы застилали глаза Чонгука, капая на лицо омеги. Тэ снова задрожал и его губы слегка приоткрылись. Альфа замер, наблюдая, как вместе с единственным словом, изо рта омеги под давлением вырывается поток крови. — Гуки… Густая жижа тёмно-алого цвета полилась двумя ручейками из уголков перепачканных губ, она стекала вниз по подбородку и собиралась в дрожащие ладони Чонгука. Неожиданно омега замер, а затем как-то странно расслабился в руках альфы. Глаза Тэхёна несколько раз моргнули, устремляя особо проникновенный взгляд на Гука, после чего остекленели, а сам он обмяк в руках альфы мёртвой куклой… уже навсегда. ~ — СУКА! — Заорал как не в себе Чонгук, смахивая слёзы, а вместе с ними и ужасное видение, которое так явно предстало перед его затуманенным взором. «Долбаный Кальвадос! Долбаный страх!» Он дал самому себе чувствительную пощёчину, приводя таким образом в чувства, а затем ещё сильнее пришпорил Марена. «Не смей даже думать о таком, кретин!» Жеребец захрапел, его рот вспенился мыльной слюной, а мышцы раскалились добела. Марен был на пределе своих сил, однако даже при всём при этом он не мог ослушаться альфу. Природа лошадей такова, что они не ощущают пределов своего организма и могут дать себя загнать… да и сила подчинения, исходящая сейчас от Гука была настолько сильна, что делала из коня будто бы подневольную марионетку, следующую любым указаниям хозяина. И даже если бы альфа сейчас загнал его до смерти, даже в таком случае Марен не смог бы ослушаться — он был под властью Чонгука. Кажется, ахалтекинец ещё никогда не достигал такой скорости, как сейчас — и это могло быть его последним выездом, но Гуку в данной ситуации было плевать на всё, хоть он и ощущал, как жеребец уже сходит под ним с ума. Образ разбитого насмерть Тэши выкручивал из альфы буквально все мысли и чувства кроме одного — «СПАСТИ!» Проскакав мимо Рея и убедившись, что тот жив-здоров, Чонгук погнал дальше. Через несколько минут скачки по полю (направление ему указал омега-конюший), он наконец-то увидел свою долгожданную цель: впереди, метрах в семидесяти от него во весь опор нёсся Нуар. А верхом на нём — как камень с души — сидел его ангел! В этот момент Гук выдохнул и возблагодарил всех богов за то, что омега жив, что он не упал и ещё держится. «Умничка! Какой же ты у меня умничка! Держись, солнышко, я почти до тебя добрался.» Радоваться было ещё рано — для начала стоило нагнать Нуара и попробовать его остановить. А если этого не выйдет (так как, очевидно, что конь перепуган), то перехватить Тэшу, выдернуть его из седла и перетащить к себе. Чонгук всмотрелся в фигурку омеги повнимательнее — ему не понравилось то, как тот сидит, вихляя в седле и с силой вжимаясь в бока и шею жеребца. Брови альфы нахмурились и он громко выругался. Очевидно, что дело было плохо — Тэ мог в любой момент свалиться. Надо было спешить! Гук ударил Марена ладонью по крупу, а сам приподнялся над седлом, смещая свой центр тяжести так, чтобы коню было легче нестись вперёд. Отличная подготовка позволяла альфе легко держаться в полуприседе только за счёт силы ног, даже на такой невероятной скорости — Чонгук упирался на стремена и летел сейчас вместе с жеребцом, словно ветер. Белый ветер. Все навыки конкура и вольтажировки, которые альфа отрабатывал долгие годы, сейчас будто бы осуществляли своё главное предназначение в его жизни: спасти истинного, а вместе с ним себя и их общее будущее. Когда до Тэхёна оставалось уже примерно двадцать метров Чонгук стал кричать, привлекая к себе внимание. Был шанс, что Нуар его услышит и, отреагировав на голос хозяина, начнёт останавливаться. Однако Гук сильно на это не рассчитывал, полагаясь всё же на вторую часть плана. ~ Несколько раз Тэхёну казалось, что он уже почти упал — его ляжки полностью онемели и потеряли чувствительность: Тэ уже не ощущал под собой ни седла, ни движений Нуара — он был словно ватная кукла, а это было даже пострашнее боли, потому что серьёзно снижало контроль над ситуацией и грозило полной потерей равновесия, и как следствие — смертельным исходом. Тэ понимал, что долго он так не продержится — его силы, сколь бы спортивным омегой он ни был, не вечны. И он начал уставать… — Отец, папочка, простите меня… — Заплакал омега. — Я вас очень люблю! Надеюсь, я был хорошим сыном… Чими, Бэбэ — вы лучшие друзья. Пусть у вас всё будет хорошо… — Тэхён проговаривал всё это вслух, но не слышал своих слов — их мгновенно подхватывал встречный ветер и уносил куда-то вдаль. — Гуки, любимый… прости за всё! Я такой идиот, я просто кретин! Я люблю тебя! Очень люблю… Тэхён мысленно со всеми попрощался, чувствуя как ослабевают его руки, потихоньку расцепляясь, а тело безнадёжно накреняется вниз. И вдруг, в этот момент ему показалось… хотя возможно это уже глюки… что он слышит голос Чонгука. — Тэша! Тэша! Тэ замотал головой по сторонам, пытаясь определить откуда идут звуки. Ему правда мерещится, или… Никого не было видно. Однако когда омега решился обернуться чуть посильнее назад, то не поверил своим собственным глазам: по правую сторону от него скакал белый жеребец, а на нём! Чонгук! Чуть ли не в стойке на ногах… боже! Он словно его рыцарь на белом коне! Его спаситель! Такой прекрасный, любимый и самый храбрый! Альфа нёсся уже совсем рядом, и он словно сливался в движениях с Мареном, управляя им практически не глядя, балансировал словно какой-то… гимнаст? У омеги и слов то не было для определения, он такого никогда не видел. — Гуки… — Зашептал Тэхён одними губамии, и от радости снова разразился рыданиями, смотря на альфу с мольбой во взгляде. Сердце Гука сжалось, его милый ангел смотрел на него сейчас совсем тем же взглядом, что в его видении. — ГУКИ! — Выпалил омега в страхе, что он сейчас упадёт. — Тэша, держись крепче за гриву! — Закричал Чонгук, приблизившись почти вплотную и делая переброс ноги через седло. Он встал по левый бок жеребца, держась одной рукой за выступающий рожок, а другую протягивая омеге. — Когда я скажу ОТПУСКАЙ, отпустишь руки. Ты понял меня? Тэ испуганно закачал головой. — Ничего не бойся. Доверься мне, я всё сделаю сам. Ты просто немного полетаешь. Как птичка. — Гук подбадривающе улыбнулся, готовый, если что, в любой момент перепрыгнуть на Нуара и взять управление на себя. Но это был более рискованый манёвр, поэтому лучше всего было сделать задуманное, и как можно скорее, пока Тэхён ещё толком ничего не понял. Тэ, как и велел ему альфа, с силой вцепился в гриву Нуара. Седло под ним закачалось, от чего его глаза округлились, словно блюдца. — ОТПУСКАЙ! — Выкрикнул Чонгук, но ничего не произошло. Руки омеги словно одеревенели, а самого его сковал сильнейший страх. Альфа видел, как парализовало Тэхёна, но времени на сантименты уже не было, и тогда он нагнулся ещё ниже к омеге, перехватывая того за талию. — ОТПУСКАЙ! — Зарычал Чонгук, испуская при этом невероятную дозу ферромонов. Тэ повиновался, каким-то чудом расцепив парализованные пальцы, после чего почувствовал сильный обхват поперёк тела, затем рывок и… как под ним пропадает спина Нуара, а сам он летит над землёй. Эти несколько секунд показались омеге вечностью, замершей в том моменте, где под ним на огромной скорости пролетает зелёный холст травы. Тэхёну почудилось, что они вместе с Гуком накренились и падают. Падают в это зелёное море, окрашивая его густым красным под треск собственных костей. Но ничего из представленного не осуществилось. В следующий миг он был перекинут животом вниз через седло и прижат сверху крепкой рукой. Тэ наблюдал, как под ним всё так же плясало поле, сливаясь в одну сплошную линию, похожую на остановку его собственного сердца. Ноги и руки омеги болтались по обе стороны от Марена, чёрный ветер уносился куда-то прочь, а белый потихоньку прекращал свой бег. ~ Спешившись, Чонгук тут же снял Тэхёна с коня и, развернув его к себе, бледного и ослабленного, обнял со всей силы. — Любимый! Тэшенька! Солнышко моё! — Он обхватил голову омеги и, отстранив её от себя, начал всматриваться в лицо странно притихшего омеги. Из глаз Тэ потекли безостановочные потоки слёз, он задрожал и уже сам, вцепившись в плечи альфы, потянул его на себя. — Гуки! — Он прижался к разгорячённой груди альфы и всё не мог поверить в своё спасение. — Я умер? Умер, да? — Нет, любимый, ты жив, жив! — Чонгук начал безостановочно целовать его макушку, безумно радуясь, что ничего из ужасного видения не осуществилось. Волосы его милого ангела всё так же отливали золотом на солнце и не было и намёка на красное. Это был тот самый момент, когда всё, когда край. Когда ты знаешь, что за этой чертой может быть только пустошь, только океан безмолвия и огромное «ничто». И вот оно по приземлению так отчётливо накрыло их двоих с головой, что ощущалось яснее ясного. Жизнь — это чудо! И она должна быть непременно с тем, кто сейчас рядом: тело к телу, душа к душе. Потому что предел. Потому что одна линия судьбы пересекается с другой и вот именно в этот момент, озаренный палящим утренним солнцем — переплетается, сплетается и завязывается в тугой узел. Внизу животов тоже узлы, под стать сплетенным судьбой. И уже не развязать! Никому из двоих. Не распутать, не порвать и не выпутаться. Да и не хочется. Уж не Тэхёну, точно. А Чонгуку так и подавно, и уже давно. Он запутан-переплетен с жизненными циклами его омеги: принял их, полюбил и просто ждал. И вот сейчас, наконец выровняв одно на двоих дыхание, но никак не сердцебиение, как ударом по голове пришло понимание — что дальше только вдвоём, дальше по одиночке — некуда. Да и незачем! — Гуки… — Глаза омеги забегали от неожиданного осознания. — Ты сказал… любимый? — Да, солнышко моё! Разве это не очевидно? Разве не видно, что я люблю тебя? — Омега охнул, впивая ноготочки в спину Гука. — Тэша, я полюбил тебя с первого взгляда. Ещё тогда, когда увидел на сцене. Втрескался в тебя так, что готов был разорвать всех тех альф, что лапали тебя. — Но это же был просто номер. — Прошептал Тэхён, довольно прижимаясь к телу альфы ещё теснее и потираясь о его вздымающуюся грудь своей щекой. — Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Я безумно люблю тебя, малыш! — Одна ладонь альфы легла на затылок омеги, а другая на его талию. — И хочу и ревную не менее безумно! — Сильные пальцы словно вгрызались в плоть Тэ, пытаясь прижать любимого как можно плотнее к себе, прочувствовать его тело максимально остро. — Я не могу жить без тебя, понимаешь? Я бы умер, если бы ты разбился! — Гуки! — Выдохнул Тэхён, поражённый столь пылким признанием. Он тяжело задышал, ощущая как горячая волна расплывается по его телу, от груди и в самый вниз живота. Пережитый страх и сильнейший стресс, требуя выхода, перерождались сейчас в диаметрально противоположное состояние — возбуждение. Причём очень сильное! — Что, малыш? — Чонгука крыло ровно так же как и Тэ. Он сминал в ладонях спинку омеги, нервно водя по ней нетерпеливыми пальцами. — А я ведь… тоже люблю тебя. — Со слезами на глазах произнёс омега и с силой вцепился в альфу. Он сказал это! Сказал то, о чём понял не так давно, но что так явно осознал только сейчас, на пороге своей смерти. Так явно и чётко, что проще и быть не может! Он сказал это потому, что вдруг следующего мига просто не будет? Жизнь слишком неявная штука, она меняется в мгновение ока, готовая сцапать любимого человека и оставить взамен лишь забвение и пустые глаза, как у Чимина в день похорон своего альфы. Такие же глаза могли стать у Чонгука! Нет, ему такого не надо, ему достаточно чужого опыта, а свой больше не может терпеть. Альфа на миг замер словно в неверии от услышанного, потом резко отстранил от себя омегу и уже в следующий миг накрыл его губы нежным, полным любви поцелуем. Тэхён тут же подался на его действия, сам прижался к нему сильнее, чтобы вдыхать эту жизнь, что дала второй шанс — теперь уже по полной. Теперь он чётко осознаёт: у этой новой жизни исключительно запах сандала, а ещё шоколадные глаза и волосы цвета воронова крыла! Поэтому эти рыщущие по его телу в безумном беспорядке пальцы — это уже не его грань и больше не предел допустимого. Тэ уверен, что ещё бы миг — и его бы не стало, его жизнь бы оборвалась под железом копыт, обагряная его горячей кровью. Так пусть лучше эту кровь возьмёт тот, кто выхватил его из лап самой смерти. Тэ хватает Чонгука в ответ, дышит загнанно, слова забили ему горло, не пропихнуть наружу — только чувствует, как солёные слезы обагряют лицо. Альфа целует его щёки, хаотично собирая мокрые капли губами, переходит на скулы, глаза, лоб — пытается не оставить и участка на любимом лице — представить на этом месте кровавую кашу, которая могла бы случиться, если бы не его мгновенная реакция и Марен — это безумное мучение для его метущегося разума. Сознание приказывает заглушить эту боль во что бы то ни стало, и Тэ хочет того же самого — его глаза горят, не смотря на слёзы, он жмется к альфе, врывается пальцами в чёрные локоны, обжигается и просит на только им понятном языке сжечь его уже окончательно — в страсти, в любви, в сплетении тел. Поджарить до хрустящей корочки, чтобы даже печеное солнце не могло составить конкуренцию его альфе. Чонгук всё понимает без слов — между ними сейчас такая степень доверия и понимания, какая бывает, наверное, только у отчаявшихся людей или у тех, кто побывал на самом пороге смерти. Нежные поцелуи сменяются покусываниями подбородка и нижней губы, пальцы альфы проникают под рубашку и с усилием сжимают рёбра омеги, вжимая его грудную клетку в себя, проникая под кожу и обвивая языком язык. Это похоже на симфонию причмокиваний на фоне безмятежных, бескрайних полей, когда и время и всё вокруг тоже кажутся бесконечными, сменяясь низким постаныванием в губы альфы, приглашая его к общему столу. На этом столе нежное, гибкое тело, что просит себя вкусить, потому что вдруг все барьеры в один миг с лёгкостью отлетели — с топотом копыт и размывающимся по сторонам пейзажем, взамен вручив абсолютное принятие и желание отдаться. И вот на первое — затейливые руки с тонкими пальчиками, что обвивают крепкую шею альфы, на второе — сладкое горло, что подставляется под зубы Чонгука и на десерт — длинные ноги, что обхватывают собою его поясницу, не желая отпускать своего любимого повара, что приготовит из него своё лучшее блюдо. — Мои медовые глазки. — Тягуче тянет Чонгук, до предела сжимая рубашку омеги на затылке и смотря в эти самые глазки так, будто опьянел и ничего не соображает. Что, впрочем, не далеко от правды. И он не один такой. Тэхёна тоже колошматит с этого откровенного взгляда так, что мама не горюй. Адреналин загустил общую кровь, придал действительности красок и градуса. Пальцы отпустили рубашку и стали пробираться под неё, скользя по взмокшей спине. Вверх, вверх, всё выше, по щетке ребер, а потом снова вниз по позвоночному столбу. Медовые глаза на миг закрываются и Тэ ощущает большие ладони уже на своих ягодицах, что держат его на весу. Он стонет в непрекращающийся поцелуй, просит брать, сминать и делать всё, что альфа захочет. Чонгук дуреет — его ангел сейчас такой горячий, жаждущий, чуть ли не молящий! Хотя всё впереди и вскоре он будет молить, альфа в этом уверен. Поцелуи перемещаются на шею, Гук водит по раскалённой коже Тэхёна губами, разлиновывая его горло влажным языком и покрывая лёгкими засосами. Параллельно он расстёгивает пуговицы рубашки и, рывком сдёргивая ту наполовину, оголяет тонкие ключицы с изящными плечиками — затем отстраняется и жадно смотрит на открывшийся вид, от которого альфу аж потряхивает. То, как его омега призывно откинул назад свою голову, изгибая при этом прекрасную шею, то как он томно сглатывает, как закатывает глаза и поскуливает в ожидании — всё это сводит с ума саму звериную сущность Чонгука. Сомнений нет — он приглашает его! У Гука сейчас случится каталитический припадок, сил держаться больше нет и он впивается в нежную кожу губами, посасывая её и подготавливая — именно на том месте, которое выбрал под свою метку. Его разум затуманен, повышенный уровень гормонов в собственной крови и крови омеги отзывается учащённым сердцебиением и мерным стуком в ушах. — Сделай это, Гуки! — Умоляюще стонет Тэхён и всё размывается. Запах сандала сливается с розовым перцем, а эта просьба где-то на переферии сознания становится последней точкой в принятии решения. Клыки на пробу царапают увлажнённый участок кожи, Тэ прогибается в ответ ещё сильнее и стонет совсем отчаянно, забывая при этом как дышать. Зрачки альфы расширяются и под вскрик омеги зубы с силой вонзаются в бьющуюся на шее жилку.