Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

«Огонь, умирающий для того, чтобы родиться, — это фламенко». /Жан Кокто/ *** Настойчивый стук в дверь окончательно разорвал полотно сна, в котором ещё какое-то время после пробуждения продолжал пребывать Чимин. «Я спас его, спас!» пульсировала мысль вместе с бьющейся жилкой на виске. Внутри разливалось странное тепло, которое грело душу. Мысли о совместном полёте с пауком не хотели отпускать — внутри бурлил океан из ярких чувств. «Неужели это случилось?» Все сны Чимина что-то да значат, а это говорило о том, что и этот — не исключение! Внутри омеги плескалась эйфория, он ещё мало что понимал со сна и сейчас его занимало только одно — какова настоящая расшифровка этого необыкновенного спасения. Пак чувствовал внутри себя небывалый подъём, и даже произошедшее накануне не вызывало уже той досады и беспокойства, что была вечером. Похоже, вчера он нарыдался вволю и теперь внутри развязался какой-то узел, ушла обида на несправедливость, мешающая ему парить с той уверенностью, на которую он способен. Омеге казалось, что нет ничего неразрешимого и ещё немного и он со всем разберётся. — Чимин! — Раздался обеспокоенный голос Джексона, на чьи попытки достучаться до омеги, тот никак не реагировал. — Ты в порядке? «Я срочно должен съездить на квартиру» продолжал пребывать в своих мыслях Пак, как вдруг раздался грохот выбиваемой двери и в комнату вбежал тяжело дышащий Джексон. Затормозив в дверном проёме он стал как-то странно смотреть на Чимина. От шока, не понимающий что происходит омега, испуганно подскочил на койке, да так и завис с открытым ртом. Пак смотрел круглыми глазами на взбудораженного альфу и не двигался. Из ступора обоих вывел звонкий лай Бублика. Чимин, неожиданно заметивший, что он как бы почти полностью обнажен, поскольку ночью сам с себя каким-то образом стянул штаны, резко подтянул к себе покрывало и спешно прикрыл им тело. Джексон же ещё пару секунд поморгал в сторону мило взъерошенного омеги — к тому же факт увиденного нужно было как-то переварить, а потом, наконец-то опомнившись, развернулся к нему спиной. — Я думал тебе стало плохо… я уже несколько раз заходил к тебе и стучался. Сначала я подумал, что ты должно быть ещё спишь, но когда уже перевалило за два часа дня, то забеспокоился, а вдруг… — Сколько? — Охнул позади него Пак и, обогнув альфу, спешно пошёл осматривать повреждения, нанесённые его двери. — Прости, я сломал замок… — Почесал затылок Джексон. — Но я всё починю, обещаю! Будет лучше прежнего. — Хорошо ты его. — Удивлённо покачал головой Пак, смотря на вырванную, что называется, с мясом, щеколду. — На самом деле замки тут ни о чём, одно название… — Виновато поджал губы Ван. Вздохнув, Чимин прикрыл входную дверь и поплёлся на кухню. За ним последовали Бублик и Джексон. Вид омеги был всё ещё сонным и слегка задумчивым, что умиляло и одновременно будоражило альфу. Пока Пак суетился над миской щенка, вставший около окна Ван, стал окидывать хрупкую фигурку омеги внимательным взглядом — Чимин спросонья, в этой домашней футболочке в цветочек, казался ему таким домашним и незащищённым, что безудержно хотелось взять его на руки и крепко прижать к своей груди. А потом прикоснуться к губам и… — Будешь кофе? — Вывел из мечтаний альфы тонкий и немного осевший ото сна голосок омеги. — Спасибо, с удовольствием! — Прокашлялся Джексон и поймал непонимающий взгляд омеги. — Я хотел спросить… так как на счёт прогуляться? — Эээ… Ну, эээ… Такие повторяющиеся заминки в ответе Чимина не настраивали Вана на оптимизм, ему уже начало казаться, будто он навязывается с этим вопросом. — Ладно, забудь. — Махнул рукой альфа, стараясь выглядеть ничуть не расстроенным. — У тебя наверняка были свои планы. — На самом деле да. — Как бы извиняясь, закусил губу Чимин и стал разливать кофе по чашкам. — Мне надо кое-куда съездить. Возможно даже в несколько мест… — Я поеду с тобой. — Как-то слишком поспешно выпалил Джексон, от чего Пак, нёсший к столу чашечки, чуть их не уронил. — Извини. — Усмехнулся на это Ван. — Я это просто к тому говорю, что… тебе не безопасно сейчас перемещаться одному. Ты известен, тебя многие знают, есть всякие неадекватные поклонники, которые могут пристать… или те же альфы, которые что-то там себе воображают… Чимин задумался. В принципе это разумно, он не думал о такой стороне своего нынешнего состояния, так как перемещался лишь на короткие расстояния — от общежития до театра и обратно. Вроде как с Ваном ему и правда было бы спокойнее, но всё равно, это так странно — брать с собой Джексона… В качестве кого? Телохранителя? А вдруг как их опять сфотографигуют вместе? А что делать, когда они придут на квартиру? Он же хотел побыть там наедине… вдруг ему удасться что-то найти, выяснить… он не хотел бы этого делать при Джексоне. И вообще, Чимин ощутил в себе резкую сопротивляемость тому, что чужой альфа может зайти в квартиру его Намджуни. Это слишком лично и интимно, он не желает впускать на территорию, где он столько всего испытал со своим альфой, Вана или кого-либо другого. Пак не был на квартире с того самого момента, как произошёл несчастный случай (он решил называть это так), а вдруг он что-то упустил в тот вечер? Омега был уверен что да и надеялся, что пребывание на месте подтолкнёт клеточки его мозга к новым открытиям… И всё же, мысль о том, что кто-то может к нему пристать на улице, не давала покоя и склоняла к тому, что поддержка бы всё же не помешала. Размышления Чимина отчётливо читались на его лице и Джексон очень внимательно следил за мимикой омеги, словно пытаясь определить для себя благоприятный исход в его размышлениях. Когда бровки Пака расправились, он тут же принял это как сигнал к действию. — Решено, я сопровожу тебя! — Заявил Ван, не дожидаясь ответа, а Пак, громко глотнув кофе, удивлённо уставился на альфу. — Не беспокойся, я буду идти поодаль, так что формально мы не будем вместе. И я не буду заходить за тобой… Просто буду ждать где-нибудь недалеко. Считай, что ты идёшь один, а мой путь просто совпадает. — Джексон широко улыбнулся и Чимину ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ и согласиться. *** Для начала Чимин решил зайти в банк. Квартира же была финальной точкой в его планах. Сначала он хотел проверить разнообразные слухи в сети и узнать куда идут деньги от приложения. Подтвердив их или опровергнув, омега желал понять, что же изначально планировал его альфа. Ведь, если Намджун открыл на его имя счёт, то получается у него был какой-то изначальный план и этот факт бы лишний раз указывал на то, что он… то ли к чему-то готовился, то ли что-то подозревал. Для своего посещения на сегодня Пак выбрал три самых крупных и старейших банка страны — по его расчёту именно в таком Нам мог бы создать индивидуальный счёт. Первым он посетил Shinhan Bank. Расчёт омеги был прост — так как он не может запрашивать информацию о счёте Намджуна (ему банально её никто не даст), то он может выяснить всё с другого ракурса: узнать, есть ли где счёт на его имя. Если нигде такового не будет, значит Нам всё оформил на себя. Предоставив консультанту документы, чтобы тот сделал запрос на его имя, Чимин уселся на специальный диванчик для клиентов и стал ждать результата. Просидев примерно десять минут, он ушёл из банка, получив отрицательный ответ. В Woori Bank ему тоже ответили отрицательно. Поиски продолжились. Пересев на нужный автобус, Пак примостился к окну возле водителя и, повернув голову, заметил как на заднее сидение присел Джексон. Альфа, как и обещал, везде следовал за ним и делал вид, что его не существует. На его лице (впрочем, как и у Чимина) была маска, а сам он был в объёмном бомбере и облегающих джинсах. Взгляд Вана то и дело бродил туда-сюда и было видно, как он упорно старается не смотреть на омегу. Чимин хихикнул на это и, встретив улыбающийся взгляд альфы, тут же отвернулся, чтобы не палиться ещё сильнее. Когда на часах было уже 16:02 Чимин зашёл в третий и самый крупный банк из всех — KB Kookmin bank. Он оставил его напоследок. Пока Пак ехал в автобусе, он решил, что если и в нём будет такой же ответ, как и в предыдущих двух, то свои поиски он продолжит в следующий раз. Омегу как магнитом тянуло на квартиру и он ничего не мог с собой поделать — его мысли уже были прочно заняты воспоминаниями последнего дня, проведённого с альфой. И их хотелось как можно скорее обновить. ~ В просторном зале банка было светло и рябило от обилия блестящих поверхностей и всевозможных ламп. Всё пространство было поделено на множество секторов — открытых и закрытых зон для консультаций, отделённых перегородками и полупрозрачными стенами. То, где с тобой будут общаться зависело от того, какой ты клиент и с какой целью пришёл в банк. Поначалу Пака приняли в общей зоне, так как вопрос его был по сути рядовым. Что интересно — ни в одном банке не удивились тому, что омега вообще-то как бы даже не в курсе того — есть у него счёт или нет. «Видимо они и не с такими странностями сталкиваются» решил Чимин. Джексон зашёл через минуту после омеги и пристроился в зоне ожидания, немного поодаль от входа. Он сразу понял зачем Чимин ходит по банкам, так как был прекрасно осведомлён на счёт всех обсуждений вокруг его персоны. С недавних пор он и сам стал с особым рвением и интересом следить за всеми новостями и обсуждениями в интернете, так как и его самого стал волновать этот необычный омега. Поэтому сейчас альфа с особым интересом ждал, чем это всё закончится, стараясь по всем признакам определить исход дела. Однако Ван оказался не одинок в своём порыве. ~ Это был обычный день, который потихоньку клонился к вечеру, однако для нескольких посетителей он внезапно раскрасился яркими красками. В маленьком омеге, что грациозно плыл посередине банковского зала, вездесущие глаза узрели и незамедлительно признали не кого иного, как белого лебедя. И не важно, что на Паке была маска, шапочка-бини, мешковатые штаны и толстовка-оверсайз — ведь обнаружили его те самые глаза, что обладают особым талантом — умением узнавать своего кумира даже по тени на траве. Смартфоны потихоньку выставились на изготовку. Когда запрос Чимина был обработан, к банковскому работнику второго ранга, консультирующего Пака, подошёл другой человек — моложавого вида бета с лучезарной улыбкой. Он пригласил проследовать клиента банка в отдельную комнату. На вопрос омеги для чего это нужно, бета ответил, что поскольку на имя Пак Чимина был открыт спец-счёт, то для подобных клиентов предусмотрена специальная зона для консультаций. Омега послушно последовал за мужчиной, а камеры телефонов в этот момент уже плавно поворачивались по ходу всего движения Чимина, вплоть до того момента, как он исчез за полупрозрачной дверью. ~ — Быстрее! Воды! Господину Паку плохо, кто-нибудь! — Кричал в открывшуюся дверь перепуганный банковский работник, на чью долю выпала участь передать омеге данные счёта, открытого на его имя. Все присутствующие синхронно повернули на крики свои головы. Ещё несколько смартфонов включились в гонку вооружений. Джексон же привстал со своего места. Чимин буквально стёк по стеночке, когда взял в руки выписку. Те нули, что там мелькали… он их даже считать не стал! Они просто рассыпались перед глазами в разные стороны, как мячики от пинг-понга. В глазах резко потемнело. Бета, что суетился возле него, не понимал причины такой реакции и склонялся к тому, что, скорее всего, омега разорён. — Не переживайте так! — Придерживал он стакан, успокаивая нервы несчастного клиента. Кто-то уже сливал отснятый материал в сеть, комментируя его следующим образом: «Белый лебедь в главном банке страны. ПАДЕНИЕ В ОБМОРОК. ШОК!!! Пак Чимин УЗНАЛ ПРАВДУ!» Другие же строчили о том, что «БЕЛЫЙ ЛЕБЕДЬ НЕ ПОЛУЧИЛ от погибшего жениха НИ ГРОША! Смотрите реакцию!» и «ПАК ЧИМИН несказанно БОГАТ. САМЫЙ БОГАТЫЙ омега В МИРЕ!!!» Интернет загудел. *** — Может не стоит больше никуда ехать? — Отговаривал полулежащего на диване Чимина обеспокоенный Джексон. — На вот, выпей-ка. — Альфа притянул к бледным губам омеги стакан с водой, в который уже заботливо накапали успокоительное. После наведенной суеты, сотрудники банка, наконец-то узнавшие кто именно их клиент — тут же, в количестве трёх человек, резко подорвались и проводили Пака в отдельную комнату отдыха. Ван, естественно, не смог оставаться в стороне, и тоже стартанул к омеге. Всё это тут же засняли на камеры и незамедлительно выложили в сеть. План омеги остаться незамеченным с треском провалился — он не только был замечен, но теперь ещё и фигурировал в новой волне слухов о его якобы отношениях с Джексоном. Поздравления! Теперь можно было со стопроцентной точностью отметить максимально подогретую перед концертом публику. В сети тут же начались резкие перекупы билетов. ~ Чимин на одном дыхании выпил всю воду и отрицательно закачал головой — теперь ему, наоборот, очень срочно нужно было на квартиру! — Мне лучше. — Выдохнул он. — Да где? Ты на ногах еле стоишь. Куда тебе сейчас ехать? — Джексон заботливо положил ладонь на лоб омеги, решив на всякий случай проверить температуру. Когда же следом потянулись и его губы, Чимин резко отшатнулся. — Не надо. — Сухо произнёс Пак, на что Вана, наоборот, обдало как из ушата с холодной водой. От тона омеги внутри что-то ёкнуло. — Прости, это машинально. Мой папа так температуру проверяет. — Потускневшим голосом оправдался альфа. — Я поеду один. — Смотря на Джексона упрямым взглядом, произнёс Чимин и Ван вдруг понял, что спорить с этим строптивцем оказывается очень сложно. Омега хоть и маленького росточка, зато внутри него большая сила характера, воздействовать на которую довольно проблематично. Поняв, что так он ничего и не добьётся, Ван решил отпустить Пака и просто потихоньку за ним проследить. Так он сможет одновременно обеспечить Чимину безопасность и заодно узнать, куда же он так стремится. *** В тишине просторного холла «Поднебесной» раздалась мелодичная трель открываемого замка. — Не забыл. — Завороженно прошептал омега, радуясь правильно набранному коду, и ещё раз с подозрением взглянул на уже кем-то сорванную с двери пломбу. Сделалось страшно и волнительно одновременно. Омега легонько толкнул дверь, и только переступил порог, как темнота квартиры мгновенно развеялась. Чимин понимал, что это всего лишь сработали датчики движения, но всё равно создавалось ощущение, будто его кто-то ждал и стоило только появиться — включил свет. Пак вздрогнул. Никого. Пустота и тишина со всех сторон. Молчаливая и подавляющая. Что он чувствует? Столько эмоций разом свалилось на него в одно мгновение, что стало трудно дышать. Пак захлопнул входную дверь и, облокотившись на неё спиной, тихо съехал вниз. Нужно было привести себя в чувства. В лёгкие будто закачали бетонную смесь, которая понемногу сдавливала грудную клетку. Чимин расстегнул молнию толстовки и схватился за горло, растирая его до красноты и громко при этом дыша. За последние дни события одно за другим накладывались на него, пласт за пластом придавливая к земле — всё ниже и ниже. И вроде как его сегодняшний сон говорил о том, что он теперь, наоборот, должен летать… всё что ощущал Чимин в данный момент — это только умение ползать. Атмосфера угнетала. В квартире словно витал какой-то странный запах — причём он был не химического или биологического происхождения — это сложно описать… скорее больше метафизического свойства. Пахло чем-то ушедшим, потерянным и стёртым из жизни и самих воспоминаний… И ни намёка на ладан или хотя бы полынь! Намджун словно никогда здесь и не жил, будто он и правда умер, хотя Пак уже не был так в этом уверен. Прошло полтора месяца с момента похорон, а в душе Чимина так ничего не умерло и не зажило — там всё так же цвели цветы любви, правда они отрастили длинные шипы и теперь раздирали его нутро, полосуя в кровь на живую, при любой возможности напоминая о том, что привкус у его чувств кроваво-полынный. Омеге вовсе не обязательно ощущать уже успевший полностью выветриться в доме аромат его альфы — он итак растворён внутри его крови, а острые как бритва шипы, при любой возможности дают почувствовать эту прекрасную боль, вонзаясь в самое сердце. Омега встал на четвереньки и попробовал встать. Не получилось. Тогда он опёрся о край тумбы и вложил все свои силы в рывок вверх. Тело послушно поднялось и встало напротив зеркала. Чимин посмотрел на своё отражение и, внезапно увидев за спиной Намджуна, истерично вскрикнул. Какое-то время он так и стоял на месте, трясясь всем телом и закрыв ладошками лицо. Пак и сам не знал, чего ожидать в следующую секунду, но шли минуты и стало ясно — ожидать абсолютно нечего, в доме всё так же никого! Никто не тронул его плеча, никто не обнял со спины и никто не сказал всего лишь одно, так нужное ему слово… Вокруг стояла всё та же безразличная тишина. Чимин убрал от лица дрожащие руки и снова обратил взгляд на зеркало, а точнее на портрет Нама, что висел на стене, позади него. На нём альфа не улыбался и был серьёзен, как и при жизни, он смотрел очень внимательно — так, словно может читать все мысли смотрящего. Омега повернулся к портрету и уставился на него стеклянными глазами — казалось, что Намджун за ним следит, а его чёрные как ночь глаза — будто даже меняют свою фокусировку. Воображение Чимина разыгралось не на шутку: и вот уже это не Нам с портрета, а Нам-аватар, дёргано меняющий мимику своего лица — омега уже не понимал что с ним происходит. Возможно, это так странно воздействует обстановка квартиры… или просто он хочет видеть то, чего нет… вот и всё? Сделалось жутко. Взглянув на свои руки, Чимин обнаружил на них пыль: на том месте, где он трогал тумбочку остались следы от его пальцев. «Здесь и правда давно никого не было». Пак окинул взором пространство — всё вокруг было покрыто слоем пыли, нетронутой и недвижимой. «А что я хотел увидеть? Признаки жизни? Наивно…» горько хмыкнул Пак. На самом деле хотел… хоть что-то, хоть какие-то следы и зацепки. Да, это ужасно глупо — искать призраков спустя столько времени, однако сердцу ведь не прикажешь — оно готово уцепить за что угодно, равно как и поверить в любой домысел. Сердце не мыслит логически. К тому же все эти подсказки, запах полыни на конюшне, цветок, непонятный аватар Намджуна, а теперь ещё и открытый на его имя счёт… Всё выглядит так, словно кто-то очень хочет обратить на себя его внимание. Чимину стало не по себе от мысли, что этим «кто-то» мог бы быть Намджун… «Но кто ещё?» И правда… Омега замахал на лицо руками и снова усиленно задышал. «Но тогда почему он до сих пор не дал о себе знать напрямую? Почему он вообще так поступает?» Пак понимал, что если он сейчас же что-то не предпримет, то его засосёт в зыбучие пески неконтролируемых эмоций. «Нет, он не мог со мной так жестоко…» Что бы всё это не значило, Чимит не может повергать себя ещё большему стрессу накануне крупного выступления! Сейчас это недопустимо! — Надо проверить цветы. — Наконец принимает решение омега. Чимин делает первый шаг, второй, а затем и правда идёт вперёд и проверяет. Делает полный обход: над чем-то зависает чуть дольше, что-то проходит, стараясь не засматриваться и вспоминает, вспоминает, вспоминает. По-разному, с различными интонациями чувств и оттенками эмоций. На душе бушуют песчаные бури и квартира, словно покрытая пеплом, напоминает омеге мёртвую пустыню, где так же гуляют иссушающие ветра, где всё погибло и покрылось толстым слоем песка. Но больше всего во всём этом пустынном царстве Чимину становится муторно от вида цветов — они оказываются высохшими без должного ухода и внимания. Это оказывается так символично и перекликается с состоянием в нём самом, что в ответ на открывшуюся картину по щеке Пака течёт слеза. Омега гладит стеклянную поверхность лампы-шара — от соприкосновения внутри зажигается свет, но в этом уже нет никакого смысла. Жизнь в этом маленьком мирке остановилась. Слишком поздно! »…нужно только не забывать растения и регулярно общаться с ними, подпитывая энергией. Система, основанная на доверии» — вспоминает слова Нама Пак в тот вечер, когда тот его спас из больницы и привёз к себе. «Свобода — это понятие относительное, Чимин. Её пределы заключаются не в замкнутом пространстве извне — они пролегают глубоко внутри. А в отсутствии заботы и внимания даже самые свободные растения умирают от засухи». — А ты оставил меня без заботы и внимания. — С укором произносит омега и убирает руку от шара, чтобы вытереть слёзы. Он тоже чувствует себя как эти погибшие цветы, словно без Намджуна внутри него что-то завяло — что-то очень важное, жизненно-необходимое. ____________________ Onward & Upward — Tommee Profitt, Fleurie ____________________ Омега плетётся в комнату и падает на кровать. Он поднимает взгляд к потолку и смотрит в чёрную зеркальную гладь, но видит в отражении не только себя — Чимин видит их вдвоём с Намом, тесно переплетающихся телами и душами. Так тесно, что ему становится жарко. Постепенно внутри него словно разгорается пожар — такой силы, что даже глаза ужасно печёт — настолько, что их нестерпимо хочется прикрыть. И вот во всём этом мареве Паку уже чудится, будто вокруг него начинает кружить, а затем и вовсе смыкается зелёное облако. Оно подрагивает от прикроватной подсветки, как-будто живое, и рождает в своих дымных изгибах тени прошлого. У главной из них — длинные лапы паука и они тянутся к нему в полумраке комнаты, ложатся на грудь и обвивают шею. Но не душат, а наоборот — ласкают! Ласкают его метки — и на шее и на груди. Те же в ответ будто взрываются огнём и омега, выгибаясь и вздрагивая телом, уже чувствует дымчатое прикосновение к своим губам — почти невесомое, но такое реальное. Чимин снова переводит взгляд вверх и его сразу утягивает в чёрную мглу. И вот он уже снова летит на пару с пауком, красное зарево вокруг постепенно сменяется зелёными всполохами, а внизу вместо кровавого океана — белый, словно сияющий ярким светом, как и они сами. Пак вглядывается вниз, чтобы рассмотреть поподробнее из чего он состоит и громко охает, резко просыпаясь. На настенных часах 3:07 утра. В глазах так и стоит океан белых цветов. Это точно были они — царицы ночи! Пустынные кактусы, что распустились на самой бесплодной почве этой планеты — в песках его души. Прекрасные цветы с острейшими шипами. Чимин щупает себя — он весь взмок, а метка на шее бешено пульсирует. Омега касается её и тут же одёргивает руку — горячая! Чёрт, какая же она горячая. Да и он сам не лучше — весь раскалён, точно камень в парилке. «Неужели температура? Не хватало ещё заболеть!» Не думая и секунды Пак полностью раздевается и как есть нагим идёт в душ. Он встаёт под прохладные струи тропического ливня, что так горячо любит, и смывает с себя липкую тяжесть пробуждения. Процедура помогает прийти в себя, и даже взбодриться, однако тут же возникает другая проблема — просыпается урчащий желудок, давая понять, как сильно голоден его хозяин. А ведь и правда, последний раз Чимин перекусывал лишь в общежитии. И что теперь делать? Он бы, конечно, позвонил по телефону и сделал доставку прямо на дом, но гаджета по известным причинам больше нет, а покупать новый не было времени. Ещё можно было бы сходить самому в какой-нибудь круглосуточный магазин, но его вещи сырые, а запасных нет… «Так, стоп! Как нет? А гардеробная?» Взбудораженный Чимин моментально бежит в комнатку и, вмиг забыв о своей одежде, окидывает взглядом вещи альфы, что так и остались висеть нетронутыми. Он тут же внюхивается в них, погружаясь вглубь одежды своей мордочкой. Пак балдеет! Полынь и ладан! Немного запаха именно здесь, в гардеробной всё же осталось — едва уловимого, а для кого-то постороннего так наверное и вообще не ощутимого. Но только не для него! Омега хватает шерстяную кофту Нама в охапку и, выйдя из гардеробной, кидается с ней на кровать — Пак не соображает, что делает, у него только одно желание — впитать в себя любимый аромат как можно сильнее, насытится им впрок! Омега лежит по середине кровати и трётся о кофту щекой — так жадно, словно какой-то слетевший с катушек фетишист. Наверняка и выглядит он сейчас соответствующе, но Чимин не может думать о таком в подобный момент — его меньше всего заботит собственный внешний вид и поведение — всё уходит на задний план. Нет, омега вовсе не фетишист, скорее всего сейчас он напоминает котёнка, одуревшего от запаха кошачьей мяты. И картина соответствующая: Чимин нежится на гигантской кровати — чёрный шёлк ласкается его молочную кожу, а сам он ласкается о кофту, обнимая её и с блаженством втягивая в себя запах альфы, по которому до одури соскучился. И всё было бы более менее приемлемо, но есть одна маленькая деталь — омега абсолютно голый. В этот момент в углу комнаты моргает красный глаз. По-человечески Пака можно понять — в том что он делает, собственно, нет ничего зазорного или постыдного — омега просто дико скучает, он слишком много всего пережил и ему, как никому другому, именно сейчас нужен его личный ферромоновый антидепрессант — единственный во вселенной, что может по-настоящему успокоить его сердце и душу. К тому же, всё равно ведь его никто не увидит… Красный огонёк снова моргнул. Так-то оно так, да не совсем. Оголяясь в одиночестве ночи, Чимин не мог знать одного — у Намджуна в квартире всегда были камеры слежения. Это своего рода система безопасности, которую тот поставил изначально после покупки недвижимости — Нам слишком помешан на технологиях, чтобы не использовать ещё и эту. И естественно все камеры были в обязательном порядке связаны с компьютером и телефоном альфы. И, конечно, никто после его «смерти» и не думал их отключать. С чего бы? Это частная собственность, а квартплата Намджуном была внесена ещё на год вперёд. Поэтому обесточивать жильё, даже будь оно трижды опечатано — у компании домоуправления просто нет прав и юридических оснований. Да, квартира покрылась пылью, но вовсе не умерла, как о том подумал Чимин. ~ Нам сидел перед своим монитором с круглыми глазами и выпяченной вперёд челюстью. Желваки на его лице ритмично подёргивались. Он был готов увидеть всё, что угодно, особенно когда датчик на кольце Чимина указал местом его дислокации собственную квартиру. Нам решил, что омега всё-таки сделал какие-то важные выводы и поехал проводить своё расследование — зверёк ведь так любит приключения и игры, именно поэтому альфа готов предоставлять их своему мини-Шерлоку в любом количестве. К тому же Намджун уже знал о больших похождениях маленького крохи по банкам — ему очень нравились его рвение и непоседливость характера, а ещё альфе грел душу тот факт, что Чимин не успокаивается насчёт его гибели, а значит всё-таки питает к нему хоть какие-то чувства. Единственное, что ему очень не нравилось, так это то, что рядом снова крутится этот плясун Джексон. Слишком много стало этого альфы рядом с его зверьком. К тому же по его милости Чимин снова влип в долбаный любовный скандал. У Намджуна от всего этого уже кипело нутро и настойчиво чесались руки, чтобы свернуть этому банному листу его шею. Какого хера он вообще поплёлся за зверьком? Сталкер херов! Какого блять хуя он схватил ЕГО ОМЕГУ на руки и понёс в отдельную комнату? И почему Чими выглядел так, будто он вовсе не против этих покатушек на чужих руках? Ни капли не сопротивлялся… Неужели было настолько плохо? Но на выложенных видео отчётливо видно, что он в сознании, а не в каком не в обмороке, как пишут любители преувеличивать и привлекать внимание. Желание Джексона относительно крохи Намджуну более чем очевидно — его не увидит разве что только слепец. Ну или такой человек, как Чимин… Ван к нему добр и обходителен, видимо поэтому омега и потерял бдительность, не видя всех грязных мыслей коварного альфы. От бурлящей злости Нам уже напоминал собой настоящего огнедышащего демона, на дне его чёрных зрачков плескалась неприкрытая, изъедающая душу ярость — разве что только пар из ноздрей не валил. И будь рядом с ним сейчас Ван — он бы наверняка спалил бы его ко всем чертям одним только взглядом. А пепел бы развеял по ветру, чтобы даже воспоминаний не осталось. Да, Нам видел, что Чими было не совсем хорошо от свалившейся на него новости, и Джексон ему фактически помог, но он всё равно не хотел оправдывать альфу, считая его действия чрезмерными — мог ведь просто помочь дойти на своих двоих. Он уже не первый раз ревновал своего зверька, но впервые в жизни ревновал настолько сильно, как сейчас. Это чувство буквально выжигало всё внутри Намджуна, он остро ощущал запах собственной палёной плоти и весь чесался от настойчивого желания вывернуть наизнанку этого проклятого танцора с тем, чтобы показать Чими его истинное, далеко не одухотворенное нутро, будто бы именно там выгравировывают все желания человека. Просто плюнуть уже на всё и обагрить свои руки чужой кровью. Единственное, что смогло перенаправить убийственную энергию Намджуна, так это неожиданное видео с его зверьком! Альфа весь день зорко следил за всеми перемещениями Чими и предполагал увидеть сегодня всё, что угодно… но только не это! Не это абсолютное божество! Не это гибкое, прекрасное тело! Которое он, конечно же, ни на миг не забывал… он до сих пор помнил свою кроху тактильно — ярко и до каждой родинки достоверно. Однако, как оказалось, время делает своё дело и что-то притупляется в воспоминаниях. Нам не мог и предположить, что сможет настолько соскучиться по этим плавным изгибам идеального тела, по этим ошеломительным формам — до самой настоящей ломки во всём теле, до невыносимой душевной чесотки. Этот контраст светлой кожи на чёрном покрывале, упругость линий и мягкость движений… боже! Он сходит с ума! ~ Время перевалило за четыре утра, а альфа всё пересматривал и пересматривал запись, как какой-то хренов вуайерист! «Мой, только мой!» — нон-стопом мигало в его голове. Оторвать взгляд от происходящего было просто невозможно! Чимин — не человек, о нет! Он величайший мучитель, безжалостный убийца всех его нервных и половых клеток! А ещё — сосредоточение всех его желаний, фетишей и тайных смыслов. Он прекрасное наваждение в ночи, укравшее его душу. Намджун даже почти сорвался на квартиру, потому что просто смотреть на обнаженного кроху было уже невозможно — даже у Ким Намджуна нет столько выдержки. И плевать, что хреново себя чувствует и боль в спине пронзает словно вилами — плевать уже абсолютно на всё! На обстоятельства, на последствия — НА ВСЁ! Но только он решился ехать (даже джинсы натянул), как Чимин напротив — засобирался уходить. Альфа посмотрел на часы. 05:22. «Твою ж мать»… да он пропал из реальности на целых два часа, и даже не заметил этого. — Играй гормон. — Усмехается над собой Нам и качает головой. Сегодня день премьеры его крохи, поэтому всё правильно — пусть омега сияет на сцене без лишней нервотрёпки с его стороны, пусть получает свои заслуженные овации, а он потерпит ещё немножко. Скоро они увидятся. Проводив Чимина по камерам до самого выхода, Намджун отматывает запись назад — интересно посмотреть, что же он пропустил, пока залипал на голенького зверька. Вот омега одевается и куда-то уходит, вот он через пол-часа возвращается обратно, уже с пакетиком еды, затем кушает — так мило уплетает кимпаб за обе щёчки, при этом усиленно о чём-то думая и щуря глазки. «Прям похож на забавного хомячка, разрабатывающего планы по захвату планеты» — альфа широко улыбается. Зверёк рождает у него сплошные улыбки и позитив, а ещё успокаивает — Нам и сам не понял, как от того ужасающего, разъедающего нутро гнева не осталось и следа. Что самое ценное в Чимине для Намджуна — тот всегда непостижимым образом искренен и чертовски достоверен в плане чувств и внутренних ценностей, которые никогда не предаёт — он такой, какой есть — настоящий! И в этом его уникальность. У омеги нет барьера между внутренним и внешним, как у многих — и даже если он деликатничает, стесняется или упрямится — всё это лишь проявления его непростой внутренней борьбы с противоречиями этого мира или поиск компромисса — он искренен даже в своей сопротивляемости. И приспосабливаясь к обстоятельствам, он тоже не изменяет себе. Да, он всю жизнь притворялся бетой, но то был не его выбор и Чимин уже достаточно от этого пострадал. Омега чистейший бриллиант этого мира, а ещё он совесть и внутренняя мораль Намджуна. У альфы того и другого гораздо меньше, чем у Пака, но это не делает его плохим человеком — Нам таков, что у него довольно-таки чёрствый характер, полное отсутствие авторитетов, своё собственное видение мира и правила, часто не соотносящиеся с общественными. К тому же ему не интересно мнение окружающих, что часто делает его в глазах общественности неприступной глыбой, холодным гением, на которого невозможно воздействовать. А тех, на кого невозможно воздействовать, обычно боятся и стараются их изолировать от общества любыми путями. Но в случае с Кимом вышел уникальный случай — альфа «умер» раньше, чем его испугались настолько, чтобы успеть заклеймить каким-либо ярлыком. Со своей смертью он в противоположность — стал иконой и образцом для подражания — погибшим идеалом, сочетающим в себе ум и социальную справедливость. Со своим приложением альфа не только не изолировался, а наоборот — глубоко интегрировался в структуру общественного сознания. И воскресни он теперь — откреститься каким-либо образом или закинуть на затворки его фигуру будет уже невозможно. Миллиарды людей добровольно включились в систему Соулмейт, созданную Ким Намджуном, сотни тысяч уже нашли своих соулмейтов, а миллионы — истинных, что вообще стало шоком, так как раньше этого делать было нельзя. Но искусственный интеллект, используя опыт Zetagen выявления истинности по крови — усовершенствовал методику и стал использовать её в своём приложении. Вот такая своеобразная усмешка истинным от Намджуна — правда уже на новом порядковом уровне. И главное — даже спросить не с кого! Альфа то мёртв!))) Что называется — Сон Хван кусает локти и закусывает пятками. Эту задачу ему не решить, пока Нам сам того не захочет. Йонг ведь на самом деле не раскрыл альфу, как он думал — Намджун сам ему в этом помог — точнее оставил такую небольшую, почти нулевую зацепку для любого кто сможет ею воспользоваться. Это было сделано дополнительно с целью выявить самого мозговитого программиста Хвана — Намджуну ведь тоже нужна свежая кровь. Выявил. Привёл его к себе по своим координатам. А дальше просто показал парнишке истинное положение дел, от чего Йонг знатно прихерел, поняв следующее: то насколько этот человек страшен не идёт ни в какое сравнение с тем, настолько он умён. Он то думал, что серый кардинал — Сон Хван, но как же он ошибался! Йонг сам попросился к альфе, чуть ли не встав перед ним на колени, и молил сонбе о том, чтобы он взял его в свою команду и поделился частичкой своего бесценного опыта. Намджун даже пошутил об обряде посвящения, а когда Йонг с готовностью во взгляде спросил в чём её суть, альфа показал тому изрезанную руку, намекая на кастрюльку крови. Что удивительно, парень на это согласился, вызвав одобрение и смех Нама. У Хвана же разрывалась голова. Когда ему доложили о том, что приложение Намджуна уже находит не только соулмейтов, но и истиных, а за основу была явно взята методика Zetagen — альфа уже ничего не понимал. Это было просто невозможно! Он бы посмеялся с этой гениальной шутки, но смешно ни хрена не было. Но где одному плохо, хорошо всем остальным. Поэтому, конечно же, приложение Соулмейт подняло положительный рейтинг Намджуна до небывалых высот. Пусть и «посмертно». Ким ведь, получается, сделал благое дело для всего человечества — фактически то, чего не удавалось никому — подарил счастье и надежду, а подобное стоит очень дорого! Поэтому никакие хейтерские атаки и жалкая критика уже никогда не смогут превысить счастливый опыт миллионов людей, который только растёт день ото дня. И всего бы этого не случилось — не случись в жизни Нама одного маленького омеги. Альфа не планировал с приложением всё настолько масштабно — но вышло именно так; и не планировал спасать тысячи зет, давая им свободу — однако без этого оказалось никак; а ещё не думал о том, что приложение станет некой платформой для ограничения и контроля за действиями сильных мира сего — для установления более прозрачных взаимоотношений между теми кто «внизу» и «вверху». Но опять-таки — условия меняются по ходу игры. И вот уже новая веха человеческого существования — искусственный интеллект — выступает в роли механизма воздействия на любого, кто захочет прорваться к власти. Для Нама Чимин — источник собственного роста — умственного и духовного — омега растапливает его сердце и раскрашивает мир более яркими цветами. Без него альфе не был нужен весь этот цветовой спектр — ему всегда было достаточно более узкого сегмента, в котором он чувствовал себя как рыба в воде. Это мир внутри его головы, мир ума — и он достаточно обширен и интересен, в нём у Намджуна мало конкуренции — он бы и не задумался никогда над чем-то большим, если бы не зверёк. Чимин расширяет его границы и вдохновляет новые свершения. Если внутри альфы — темнота космоса, то омега — это россыпь звёзд, что ярко светят на этом чёрном фоне и придают этой бесконечности смысл. *** Корейский Национальный Театр. Вечер премьеры. В атриуме театра, наполненного гудящей публикой, журчал фонтан, стоящий там по самому центру. Открытое пространство со светопрозрачными перекрытиями внушало своей высотой в несколько этажей и огромным пространством, которое могло вместить одновременно несколько сотен людей. Но текучую песню воды сегодня, кажется, никто не слышал — все вокруг были слишком возбуждены от предстоящего концерта — гул толпы создавал ощущение человеческого улья. Степенные омеги и дамы в нарядных туалетах беседовали о высоком, приправляя их скандальными новостями, а люди помоложе смеялись то тут то там, обсуждая что-то через экраны смартфонов. — Быстрее, быстрее. — Подгонял друзей Тэхён и тянул за руку Чонгука, словно тот упрямый пёс, упирающийся всеми четырьмя лапами. В такт движениям Кима раскачивались длинные серьги с бриллиантами, что украшали его ушки. Они шли в комплекте с чокером, так же усыпанном драгоценными камнями — это был один из подарков Гука, который осыпал ими своего омегу, не зная никакой меры, за что периодически получал от Тэ тумаки. Для него такие траты, что-то из разряда «буржуйских замашек», однако он не кретин и не ханжа — постепенно ко всему этому привыкал, так как понимал, что обязан теперь всегда выглядеть статусно и дорого. Да и если уж начистоту, в душе ему было очень приятно от того, как сильно его обхаживает и одаривает со всех сторон Гук. Он и правда, чувствовал себя будто принцессой. Сейчас же Чонгук посмеивался про себя над откровенно сбегающим от прессы омегой, словно тот какая-нибудь Золушка. Он делал вид, что не понимает истинной причины его нервозного состояния и притворялся, на радость Тэ, глуповатым самцом. Он то привык к внимаю публики и репортёров, и знал сколько и кому нужно уделять внимания на разных мероприятиях, а вот Тэхёну, несмотря на все его старания ввести омегу в курс дела — это пока не удавалось. Но Тэ понимал и то, что ему теперь постоянно придётся щеголять по светским тусовкам вместе с со своим альфой — это неотъемлемая часть жизни Чонгука и ему, хочет он того или нет, придётся её принять. — Тэша, ну куда ты так спешишь? Всё равно концерт только после третьего звонка. — Вздыхал Гук, не успевший толком ответить на вопросы журналистов и попозировать перед камерами. — Я спешу занять места и настроиться на волну искусства. А если бы кто-то не подбирал так долго свой костюм, словно девица на выданье, мы бы приехали пораньше и возможно даже успели пробраться закулисы к Чимину, чтобы пожелать ему удачи. — Распалился немного раздражённый после слишком откровенных вопросов одной журналистки омега. Он повернул голову к Бэбэ и заметил как она выразительно посмотрела на Хосока, от чего тот испуганно съёжился. «Что у них там происходит?» промелькнула мысль у него в голове, но додумать её не удалось, так как пара поспешила от них отделиться. — Ну это же освещаемое мероприятие, солнце моё. — Закатил глаза альфа и фирменным жестом смахнул назад длинную чёлку. — Папарацци снимают то тут то там, мы должны выглядеть идеально! — Ты и так идеальный! — Поспешно выпалил Тэхён и тут же осёкся, поймав чрезмерно довольный на эту реплику вид Гука. Он откашлялся и напустил на себя невозмутимый вид. — Тогда застегни хотя бы пару пуговиц! — Тэ манерно надул губки и снова дёрнул альфу за руку, уже более капризно. — Не могу, малыш. — Продолжил масляно улыбаться Чонгук, наблюдая за тем, как омега с натянутой улыбкой кивает той самой журналистке, что так вывела его из равновесия своими каверзными вопросами. — У меня для светской хроники образ горячего мачо, и я не имею право его менять, даже если принадлежу только тебе. — Широко улыбнулся Гук, явно позируя какой-то камере. Он вдруг резко притянул к себе Тэхёна за талию, от чего тот резко в него впечатался. Омега было хотел что-то сказать, но быстро поняв что к чему, тоже начал позировать фотографу. Альфа же на этом не остановился — он по-хозяйски, словно какой-то великосветский господин, обхватил омегу свободной рукой за затылок и, склонившись к его лицу, накрыл губы Тэ своими, слегка сминая их в лёгком поцелуе. Без пошлости, делая это легко и изящно — явно зная, как лучше могут получиться красивые фото. Омега, не сопротивляясь, ответил ему на поцелуй и, прикрыв глаза, элегантно прогнулся в спине. Когда же Гук начал углубляться внутрь языком, Тэ незаметно царапнул его грудь коготочками и отстранился с милой улыбкой. — Полегче, жеребец. — Не прекращая улыбаться, прошептал в самые губы Тэхён но альфа снова заткнул его поцелуем, уже притягивая ладонь к ягодице омеги. — Успокойся. — Нервно засмеялся Тэхён, смотря по сторонам. — Рядом с тобой невозможно быть спокойным, ангел мой. — Облизнулся Чонгук и протянул омеге блеск для губ, который тот ещё в холле положил ему в карман пиджака. Нарочито медленно обведя раскрасневшиеся губы блеском, Тэ почмокал ротиком и, вскинув острый подбородок, пошёл вперёд, покачивая бёдрами, утянутыми в атласные узкие брюки ярко-лилового цвета. Чонгук на это тяжело выдохнул, поправил галстук, лацканы идеально сидящего пиджака и двинул следом, толкая язык за щёку. ~ Весь день от Солар исходила опасная энергетика и Хосок старался лишний раз не приближаться к девушке, что тяжелыми взглядами буквально приколачивала его к полу. Она явно чего-то от него ждала, но Хо не понимал чего именно. Он держался особняком, ходил по стеночке и занимался делами с особым усердием, дабы не будить зверя. В принципе, у него уже начали закрадываться смутные подозрения насчёт поведения Бэбэ, но он гнал их, как назойливых мух. — НУ! — Неожиданно выпалила Солар, когда они уже сели на свои места в партере, на что Хосок тут же вздрогнул. Было видно, что девушка уже доведена до края и больше она не собирается сдерживаться. По большему счёту Чон уже был готов к выволочке, единственное, что его смущало, так это место, выбранное спутницей для разборок. — Сам скажешь или как? — Эээ… — Замялся Хосок, ощущая левой стороной лица, как Солар прожигает его взглядом. — Ты о чём, милая? — О том, Хосоки, о том. — Голос девушки не настраивал на лучший лад, он был скрипучим и явно издевался над нервами парня. К тому же это «Хосоки»… значит всё очень хреново. — Я всё знаю! — Что знаешь? — Глаза Чона забегали по сторонам и это тут же засекла Солар. Наступила ожидающая пауза. Хосоку внезапно поплохело, и он даже уже думал о том, чтобы встать и с позором убежать из театра. В последнее время у Бэбэ скачет настроение как бешеное и парень никак не может к этому приспособиться и понять причину таких диких перепадов. — Поняяяяятно. — Протянула Солар и неожиданно схватила руку парня, заставив таким образом на неё посмотреть. — Сознаваться по-хорошему значит не хотим. — Каждая фраза пригвождала Хосока и заставляла вжиматься в сиденье всё глубже. — В чём? Бэбэ, я правда… — Я проследила за тобой, Хосоки! — Сощурила глаза девушка, а Хо почувствовал, как в этот миг почва уходит у него из-под ног. «Она знает, куда я ходил… Это хана!». Он покрылся холодным потом, взгляд выражал изумление. — Что ты делал в Лау? Всё, он попался! Он пропал! — Я… я… — Заблеял Чон, еле разлепляя губы. — Бэбэ… — Что Бэбэ? Сказать даже нечего? — В голосе девушки, помимо гнева, парень явственно распознал нотки обиды и… надвигающейся истерики? «Да что с ней?» А что ему собственно сказать? Что он ходил к «умершему другу»? В принципе… если Нам покажется сегодня Чимину, то эта новость так и так уже не будет тайной… Во всяком случае не в их круге. И интересно, как далеко зашла Солар в своём расследовании? Проследила до дома? Может она уже и сама в курсе всего, и именно потому настолько не в себе? Тогда, если так — ему не стоит скрывать правду от Бэбэ дальше, иначе будет только хуже… Солар прижала его к ногтю, а сейчас смотрит так, словно даёт ему последний шанс… Он должен им воспользоваться! Нервы парня не выдерживают. — Хорошо, я скажу. — С отчаянием произносит Хосок и видит, как замирает взгляд напротив, а хватка руки слабеет. — Говори. — Я ходил к Намджуну. — Хо повесил голову, будто готов отдать её на плаху. Снова повисла пауза. Но уже немного другая… Непонимающая. — Ты издеваешься? — Взвизгнула Солар и когда Хосок поднял взгляд на девушку, то увидел что в её глазах стоят слёзы. «Слёзы?» — Я что, настолько ничего для тебя не значу? — В смысле? — Округлил глаза Чон. — Я правда… — Зачем ты издеваешься надо мной? Неужели так трудно признаться в том, что кого-то нашёл? — Глаза Хосока округлились ещё больше. Как говорится: вот это поворот. — Ты изменяешь мне? Изменяешь, да? Это какая-то богатая тёлка? — Из глаз девушки брызнули слёзы и она резко отвернулась от парня, потянувшись к сумочке. — Бэбэ. — Парень, не ожидавший ни такого рода обвинения, ни истерики девушки, потянулся к ней, но был безжалостно отодвинут локтём. — Клянусь! Какие измены? Ты о чём? — А что тогда? Все эти твои отлучки, пропадания по ночам? — Солар уткнулась в платок. — Говорю же… — Ходишь к Намджуну? — Истерично усмехнулась Бэбэ и зло посмотрела на Хосока. — Да… — Подавленным голосом повторил парень и неожиданно получил звонкую пощёчину. Люди вокруг охнули, а Солар, сорвавшись с места, побежала по проходу, вверх по ступенькам. Хосок, пару секунд пребывающий в шоке, тоже вскочил и побежал следом за девушкой. Увидев происходящее, ошеломлённый Тэхён прикрыл рот ладошками и поднялся с места, явно желая пойти следом за друзьями. — Разберутся без нас. — Попытался одёрнуть омегу вниз Чонгук, на что получил выразительный взгляд. — Она дала ему пощёчину! Видел? — Округлил глаза Тэ. — Видел. — Спокойно произнёс альфа, хотя внутри себя тоже немного охренел от произошедшего. — Надо всё выяснить… помочь… — Обеспокоенно выпалил омега. — И чем ты им поможешь? — Гук настойчиво перехватил Тэ за талию, призывая сесть на место. — Ну не подерутся же они, в конце концов. К тому же — им явно надо всё прояснить наедине. В таких ситуациях лучше не вмешиваться. — Более успокоительно произнёс альфа, замечая, что Тэхён начал прислушиваться к его доводам. — Во время антракта подойдём к ним и обо всём расспросим. Омега плюхнулся на сиденье, а Чонгук приобнял его в знак поддержки. — Разберутся, не маленькие. — Снова повторил альфа и поправил волан на блузке Тэ. *** За кулисами творился творческий хаос. Делались последние распоряжения, технический персонал переговаривался о чём-то по переговорным устройствам, световики сверяли списки со сценарием. Актёрский состав метался в разные стороны — кто к художнику по костюмам, кто к режиссёру, кто к гримёрам. Но основное большинство находились в грим-уборных. Чимин сидел в личной гримёрке. И пока на его теле выводили узоры специальной краской, он стыдливо прятал глаза от напутствующего его Нагиля. Омега не понимал за что ему, как новичку, выделили отдельное помещение, он же не премьер* театра и даже не тот, кто отслужил энное количество лет. Было ужасно неудобно перед сонбэ, ютящихся в общих гримёрках возле сцены. __________________________ *Премье́р — первый танцовщик, ведущий солист, исполняющий главные партии в спектаклях танцевальной труппы. — Чимин-сси, повернитесь пожалуйста боком. — Подал голос художник по гриму. Пак передвинулся так, чтобы мужчине было удобней его раскрашивать. Он посмотрел в зеркало — правая сторона торса была уже готова, её обвивали замысловатые кручёные линии, в которые были тонко вплетены какие-то иероглифы. Всё было выполнено так, что роспись напоминала собой тату, хотя таковой не являлась. Как заверил мастер — всё легко отмоется водой с мылом. — Очень красиво. — Мило улыбнулся Чимин и поймал взгляд гримёра. — На красивом теле всё смотрится красиво. — Улыбнулся в ответ мужчина и продолжил трудиться. Паку уже сделали яркий сценический макияж, особо подчеркнув и без того большие глаза омеги, а так же сплели длинную белоснежную косу. На её конце висел красный накосник, который тихонько побрянькивал маленькими камушками при малейшем движении головой. В самих же волосах сияли серебряные нити, играя бликами света. Нагиль, видя состояние подопечного, пояснил ему ситуацию с гримёркой: ему её выделил Ма Донсок, мотивируя это тем, что благодаря ему театр собрал рекордную кассу, и к тому же будет нужно куда-то складывать все те цветы, что подарят омеге. Донсок как обычно в своей беспардонной манере, не стал заморачиваться о том, кто и что об этом подумает и сделал широкий директорский жест щедрости. Нагиль посоветовал Чимину так же — не заморачиваться. Но как? Пак даже нервно усмехнулся на эту надуманную причину, считая, что цветов не может быть настолько много, что для этого понадобится целая комната. Однако учитель не выразил своё согласие с омегой, просто многозначно промолчав на его наивные предположения. И только тогда Пак впервые задумался о том, сколько же людей будет в зале. Это же самый крупный театр страны, а по словам Нагиля выкупили все места, значит… две тысячи человек! Его охватил ужас, когда он впервые в полной мере осознал весь масштаб происходящего и то, сколько пар глаз будет приковано к его скромной персоне. У него начался небольшой тремор, но Нагиль как и всегда, нашёл для него слова поддержки и утешения, за что Чимин был ему очень благодарен. И вообще, учитель был какой-то через чур внимательный, трепетный и… почему-то встревоженный. Будто его что-то угнетало и он желал перенаправить свою энергию на ласку, которую он в этот вечер для омеги совсем не жалел. *** Прозвенел третий звонок и гул в зрительном зале начал потихоньку стихать. Погас свет и открылся массивный занавес, представляя зрителям декорации в виде дивного сада. Один за одним потекли номера, публика была приветлива и доброжелательна — то и дело раздавались громкие аплодисменты. Но весь свой ажиотаж зрители будто придерживали, не расплёскиваясь в полной мере. Все ждали его — белого лебедя, чьё выступление в программках было обозначено последним в списке. *** 20:35 Концерт был уже в кульминационной фазе, когда Намджун прихрамывающей, но от того не менее чеканной походкой зашёл в театр, опираясь на свою чёрную трость. Билетёр встретил его с удивлением во взгляде и было хотел сказать что-то насчёт того, что господин уж больно сильно припозднился и уже нет смысла идти на два оставшихся номера, однако весь вид альфы был настолько неприступным, с подавляющей аурой — словно это не человек, а высеченная из холодного камня грозная статуя, что пожилой омега просто не решился подать голоса. Он весь подобрался и, словно проглотив язык, осторожно указал жестом руки в сторону лестницы, ведущей к первому ярусу балконов над партером. Поправив маску, Намджун не спеша, словно он сама смерть, пришедшая за чьей-то душой (а может призрак оперы), поднимался по левому лестничному пролету. Гулкий отзвук трости, бьющей металлическим наконечником по гранитному полу, разносился по пустынным коридорам театра. Остолбеневший билетёр провожал загадочного господина как завороженный сурикат, сложивший свои лапки на груди. Когда силуэт высоченного альфы скрылся за поворотом, аджосси вышел из оцепенения, перекрестился и сплюнул под ноги. Свернув по узкому коридору к бенуару, Нам вышел к ряду дверей, выводящих в отдельные театральные ложи и, дойдя до крайней, остановился, прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза. До выступления Чимина оставалось всего-ничего, минут пятнадцать или даже меньше того. Альфа не стал приходить к началу концерта, не видя в этом надобности — он здесь только ради одного человека, чей номер он желает увидеть — причём так, как ничего и никогда в своей жизни не желал. Телом альфы завладело предвкушающее оцепенение — ещё немного и он увидит свою кроху на сцене, а потом… и воочию. От одной этой мысли Намджун стал задыхаться — было ощущение, что в груди теснится что-то такое огромное и неприподъёмное, что ему не снести — оно душило, давило, припечатывало к полу. Томительно-радостное удушье с примесью чего-то щемящего. Альфа провёл тыльной стороной руки по лбу и посмотрел на свою блестящую от пота ладонь. «Черт, волнуюсь как школьник». Нам поправил ворот давящей рубашки, а потом расстегнул вторую пуговицу. В этих казиматах дышать абсолютно нечем. За стеной раздались приглушённые аплодисменты. Видимо закончился очередной номер и зрители выражали сейчас свою благодарность за подаренные эмоции какому-то артисту. Точно не Чимину, иначе бы звуки были более громкие и продолжительные, Намджун в этом уверен. Ма Донсок, как настоящий коммерсант, приберег своё главное лакомство на последок трапезы, ведь всем понятно, что все здесь по большей части из-за белого лебедя, а потому сначала публике надо скормить первое и второе блюдо, и уж только потом положить на тарелку десерт. Иначе остальное не съедят, выскочат из-за стола раньше времени. Намджун скривил губы в усмешке и, дернув за ручку двери, вступил в ложу, поморщившись от яркого света софит и шума, создаваемого аплодирующей толпой. *** Далее незаметно пролетел ещё один номер — альфа его даже не запомнил, поскольку пребывал в волнительном ожидании зверька. И вот, наконец, этот момент настал. Конферансье громогласно и с пафосом представил публике белого лебедя, не скупясь при этом на высокопарные слова, от чего у самого Чимина, стоящего за кулисой — от произносимых слов и важности момента, аж затряслись поджилки. Сделалось страшно. Какое-то время он слышал долгий и громкий рёв по ту сторону рампы и ощущал как в воздухе разливается и обжигает лёгкие при каждом вздохе бьющее через край предвкушение публики — это была бешеная энергетика, которая могла утащить за собой и вскружить голову любому артисту. Неожиданно к Паку подошёл Нагиль и без слов положил ему ладонь на затылок, передавая ученику свою энергетику. — Всё хорошо, мой мальчик. Подыши. — Прошептал учитель, стараясь забрать у омеги часть его волнения. Чимин сделал пару глубоких вдохов-выдохов, ощущая как с каждым движением рук и ног по телу проходит лёгкая дрожь, и стал погружаться в образ, настраиваясь на будущий ритм и эмоции. Буквально через мгновение его отпустило и он уже не слышал ничего вокруг — звуки стёрлись, а внутри бурлила ядерная смесь из гормонов, смешанная со странным внутренним самообладанием. Вперёд вышли музыканты, поклонившись публике и заняв свои позиции, затем свет погас и в темноте раздались первые аккорды гитары, к которой подключилась ещё одна, а затем барабаны и синтезатор. Омега легкой поступью, незаметно пробежал на сцену и встал по её центру. Когда гитарист, разогнав ритм мелодии, вдруг резко остановился, сверху внезапно включился красный свет от прожектора и вычертил точёную фигурку Чимина. Зал взорвался шумными аплодисментами. Намджун одной рукой вцепился в подлокотник балкона, а другой обхватил лицо, впившись в омегу глазами. Зверёк был божественен! Его грудь то вздымалась, то опускалась, глаза были закрыты, длинная коса переброшена через плечо. Альфу мгновенно окутал жар во всём теле — сейчас он максимально близко к сцене, до Чимина практически рукой подать. Ложе Намджуна в тени, его самого не видно, но зато его кроха перед ним — весь как на ладони. Нам расстегнул ещё пару пуговиц, ноздри его задвигались в такт заигравшей мелодии, будто пытаясь поймать то ли спасительный кислород, то ли ритм танца. Время остановилось. ~ _________________________ Фламенко (Костёр) — ДиДюЛя _________________________ Этот фламенко, этот перебор гитарных струн — как перебор по истонченным нервам, по тонко отстроенным струнам души. Намджун изнемогает, он просит свободы и горячего танца, настолько горячего, чтобы душа закипела, а затем невесомым млеющим облачком воспарила к небу. А там уже наблюдают ангелы, что отбивают ладонями в такт. Они небесные покровители в эти мгновения, они просто не могли пройти мимо этого шедевра! Они раскачиваются на небесных покрывалах и отдают дань неземной красоте танца и тела, его создающего — превосходная работа, достойная внимания самих ангелов. Как вскинутая ножка, что своим отточеным движением и манящим изгибом доводит до исступления вскипающий страстью мозг — взмах! И альфа покорен. Одно движение — и он пленён! А в голове ритм, ритм, ритм. И цокот кастаньет, что отмеряют конец спокойной жизни. Там, на донышке его души, теперь навечно поселяется гулким эхом стук маленьких каблучков и поворот грациозной шеи, облепленной сверкающими бусинами пота — Нам умер! Что ж, не велика потеря! Его жертва — всего лишь сон, разум, сердце и миллиарды скончавшихся нервных клеток. Ведь эта влажная, статная шея с острым как бритва кадыком гораздо важнее — если по ней ненароком, на свою беду, провести языком, то точно можно пораниться и распороть похотливую влажную плоть до самой крови, обагряя стекающими струями этот атлас прекрасной шеи. Все её рельефы, что так невероятно трепещут и пульсируют — созданы для конвульсивного любования, обжигания жаром адского дыхания. Так и хочется поднести к этой искусительнице свои руки, в жесте будто хочешь задушить, но самому ни в коем случае не трогать! Даже не касаться! Просто водить своими руками в миллиметрах от батистовой кожи, что причиняет иступляющую боль одним только своим видом. Безумно прекрасна! И водить, водить, водить своими руками как обезумевший заклинатель душ, подрагивая пальцами и ноздрями, будто в агонии. Задыхаясь при этом от поступившей к горлу крови — о да, это кровоточит сердце раненого альфы, его бешеный ритм разрывает аорту и качает литры крови к самому горлу, где уже подступил удушливый ком. Сейчас она его прорвёт, как пробку от шампанского и вырвится фонтаном, окрапляя красными ягодами страсти этот пресный мир вокруг. Ритм нарастает, а ударам в сердце нет конца. Фламенко — танец страсти тела и души. И Намджун желает, как последний грешник продать свою душу, взамен на мимолетный взгляд в свою сторону: он будет только его, он его возьмёт в ладони бережно, и донесет до самых глубоких отделов головного мозга, в ту часть, ответственную за долговременную память — отнесет затаив дыхание, боясь спугнуть малейшие нюансы. Несмотря на то, что хочется со всех сил сжать в нетерпеливых объятьях и иступленно вгрызаться в него со всей возможной жаждой. Этот взгляд он сбережёт до конца самого существования мира, а потом посадит на пьедестал своей души, потому что это и была его главная цель в жизни. Лишь один взгляд! Каких не встретишь на земле. Лишь одному ему! Финальная точка. Взмах непослушного бедра, и вокруг раздаются крики и овации зачарованных зрителей. Которых хочется убить — каждого по отдельности, немедленно, сию секунду. Чтобы не осталось никого кроме него и Чимина, чтобы струны звенели только для их ушей, чтобы глаза впивались и дыхание сбивалось не потревоженное чужими. Они все здесь лишние! Они ничего не понимают! Их присутствие пошло — оно отнимает восторг, снимает драгоценные капли с губ и глаз, заменяя своим давящим присутствием, от которого нет никакого смысла. Эти округлые, сочные бедра созданы только для рук Намджуна, что ловко захватит их в свой безудержный танец и покажет цену своему опыту. Ведь для обработки потенциально гениального алмаза нужны не менее гениальные руки. Но изначально — глаза, которые могут разглядеть этот потенциал. Намджун разглядел всё до мельчайших деталей уже давно, даже тех что скрыты — его глаз сам как гениальный алмаз, он видит даже то, что ещё только возможно, но пока нет и даже в перспективе. Все вокруг слепы: они грубы, жадны и поверхностны — видят только прекрасно скроенного юношу, что танцует как бог. Он же видит большее — потенциал Великой Любви. Фламенко завораживает и затягивает в свои чарующие сети: и вот сейчас — движения этих двух подтянутых ягодиц в обтягивающем трико такие дразнящие — они гипнотизируют разум, заключая в свои стальные объятья, лишая последних признаков воли. Идеально. И вино испито до дна, а его бархатный вкус оставляет солнечное послевкусие со смесью крови. Кровь на губах, искусанных в приступе дикого искушения, которое накатывает волна за волной, движение за движением — покоряя и завораживая своей дурманящей красотой. По лицу Намджуна даже опытный физиогномист в данный момент не смог бы распознать, что же сейчас творится за этим каменным «щитом». Ким по жизни словно каменный воин, что охраняет вход в покои любимого крохи — похоронен под многометровыми слоями холодной земли. Подобно этому мертвому воину Намджун — давно похоронен в каменных гробницах своей невыразительной мимики — настолько, что прослыл «истуканом», за сходство с одноимёнными истуканами острова Пасхи. Это его естественное состояние и, как правило, не понятно, что происходит за фасадом его лица. В большинстве людям кажется, что внешнее — это отражение внутреннего — как правило с Намджуном так оно и есть: внутренне спокойный и не прошибаемый, он точно оправдывает догадки. И обычно это всегда так… Но не в данный момент. Сейчас за фасадом происходит драма: там бушует беспредельный хаос, что напрочь сметает чувства, и заставляет все его крепости пасть. Слишком обескуражен, слишком ранен, слишком много крови потерял… И лишь одни глаза выдают внутреннее состояние: сверкают неистовым пламенем, отражая все костры мира. Блестят, будто туда масло залили и лишь изредка моргают, завороженные, бешеные, боящиеся упустить малейшую деталь происходящего — настолько всё важно сейчас. А Чимин, как нарочно, подливает этого масла в огонь: вскидывает лебединые руки, грациозно прогибается — замирает на вдохе публики, паузу держит, томлением доводя до пика, а затем резким движением выпрямляет корпус, который дальше по ходу завершения танца так и остаётся статично зафиксированным, будто его заковали в тугой корсет. Зато в противоположность стройные, слегка подкаченные ноги превратились в две накаленные до предела стрелы, готовые вот-вот пуститься в цель. Всё мышцы омеги сейчас так напряжены, что кажется, ещё мгновение и трико разорвёт к чертовой матери, как собственно и всё самообладание Нама. Но не этого ли и надо жаждущей толпе? Ким внутри рычит, словно зверь, бесится, проклиная прожектор, что словно скульптор, вытачивает в данный момент все рельефы ног, груди и живота Чимина контрастными штрихами, накаляя драматизм, и без того зашкаливающий. Почему так много глаз? Почему так громко дышат? И наконец эти мучительно прекрасные ноги, словно живя своей жизнью, пускаются выводить невероятный ритм такими отточеными движениями, что на мгновение показалось это невозможным, не в человеческих силах уж точно! Однако вот он, белый лебедь, здесь и его танец вполне реален. Но вдруг ноги его внезапно остановились, а после секундной паузы правая высоко взлетела и резко согнулась в колене — с хрустом ломая нервную систему Нама к чертовой матери. Ким перевел взгляд на лицо омеги и умер заживо: он вдруг понял, что тот разумом сейчас не здесь, не перед публикой — он словно находится где-то за пределами досягаемости: его прекрасное лицо отражало все эмоции, что испытывал Чимин в данный момент, поглощенный чувствами своего персонажа. Персонажа ли? Омега отдавался происходящему с такой страстью, экспрессией, с какой даже во время секса не отдаются. Намджун до практически невыносимой боли пожелал хотя бы каплю этого состояния от зверька себе, когда он бы мог остаться с Чимином наедине и вобрать в себя всю эту частицу подаренного состояния до капли и упиться ей до безсознательности. Заныло. Нет, о таком не просят, такого не стребовать и не купить ни за какие деньги, такое не дарят просто так — только от больших чувств. А если их нет, то подобного и не ощутишь, хоть вымаливай в унижении, хоть душу продавай, хоть умирай в муках. А если зверёк ничего к нему не испытывает? Снова заныло в груди, высасывая радость и опустошая морально. *** Грациозно поклонившись публике, Чимин выпрямился и улыбнулся вставшим со своих мест зрителям. Зал рукоплескал, крики раздавались со всех сторон. Омега вдруг понял, что определённо его так просто не отпустят. Происходящее казалось нереальным, словно всё это не про него. Неужели все эти люди и правда чествуют именно его выступление, а не хлопают просто из праздного любопытства или потому что так надо? Неужели он всё это заслужил? Неужели был насколько хорош, что все встали в едином порыве и хлопают ему? Имеет ли он право радоваться? Но это точно момент его триумфа, он это заслужил. Ведь он выложился более чем на сто процентов и даже сам от себя не ожидал такой самоотдачи. Чимину казалось, что он порхает… будто что-то неведомое, непостижимое придаёт ему сил. Будто его источник силы совсем рядом и питает его, давая небывалый подъём. Он не мог понять откуда исходит эта волна — словно кто-то смотрит на него взглядом полным чистейшей любви, восхищения и желания, причём такой силы, что его будто поднимало над сценой, а ноги не знали устали. Он летал, как в своём сне, он почувствовал свои крылья и умело ими управлял. Это божественное ощущение, сродни упоению, чему-то неземному — он бы хотел испытывать это постоянно. Сегодня, своим танцем он выражал свои чувства к Наму, он думал о нём на сцене и это было так естественно — выражать все эти сложные чувства, потому что он черпал их изнутри, ничего не выдумывал и оттого был так искренен. Зрители это по достоинству оценили, задаривая теперь овациями, не отпуская со сцены и скандируя «браво» и «белый лебедь» — не сговариваясь синхронно. К ногам полетели первые цветы и мягкие игрушки, что-то завернутое в коробочки и упаковочную бумагу. «Эти подарки мне» завороженно думал омега, стоя на авансцене и делая реверансы зрителям. Он периодически кидал взгляды на рампу, наблюдая как приземляется очередной свёрток или букетик. Происходящее не вмещалось в его голове. Периодически Чимин изящными подскоками убегал за боковую кулису, давая возможность статистам выполнить их работу и быстро подобрать все подношения, и потом снова выбегал к неумолкающей публике. Он кланялся на бис и, прижав одну ручку к груди — там где сердце, искренне улыбался восхищённым зрителям. Внезапно сбоку сцены, из бенуара, на сцену полетел цветок. Чимин не успел проследить откуда именно, только засек движение боковым взглядом, а когда опустил глаза к полу, примерно определив место приземления цветка — обомлел. Это снова был он — селеницереус! Пак быстро дернул головой влево, округлыми от шока глазами бегая по ложам, ища сам не понимая кого, точнее… ЕГО, но не увидел ничего особенного — всё те же хлопающие в ладоши люди, скандирующие уже какие-то отдельные фразы. Чимин уже ничего не слышал. Он метнул взгляд к самой крайней ложе, которую он почему-то не сразу заметил, хотя она ближе всего прилегала к сцене и обнаружил её пустой. Но омега готов поклясться, что там кто-то был. И этот кто-то, возможно, именно он и кинул этот цветок, в мгновение ока покинув своё место. Но почему? За что? Чимина кольнула такая обида на этого бессердечного человека, что словами не передать. Стало ужасно неприятно из-за того, что тот вот так трусливо сбежал, а ещё за то, что сам он не может прямо сейчас взять и сорваться с места и побежать за сцену, где имеется запасная, скрытая дверь, выводящая в наружный коридор. Он бы застиг этого таинственного шутника, кто бы он ни был и сказал бы ему как он самонадеян и жесток. Что так нельзя! И пусть бы он выглядел в этот момент глупо сам, пусть! Паку было досадно от неосуществимости даже таких импульсивных желаний — настолько, что кажется даже слезы подступили к глазам. Хорошо, что в такой момент их можно не стесняться и списывать на эмоции от выступления. Все вокруг их примут за слезы счастья, за слезы признательности, хотя на самом деле это слезы обиды и отчаяния. Горькие, как сама разлучница судьба, даровавшая ему внутреннее одиночество и вечные метания без надежды на облегчение. *** — Намджун-сси. — Тихо произнёс Нагиль, приветственно кивнув головой. — Чимин пока со зрителями… — Да, я слышу. — Низким голосом ответил Нам. Громкие звуки кричащей толпы отчётливо доносились через закрытую дверь. Никто не спешил покидать свои места и коридор пока ещё был пустым. — У нас ещё есть время, так быстро его не отпустят. — Учитель улыбнулся и Нам увидел, с какой теплотой и с гордостью тот относится к Чимину. — Идёмте за мной, я провожу вас к гримёрке и позабочусь о том, чтобы вас двоих никто не потревожил. Они прошли немного вперёд по коридору, когда Нагиль неожиданно остановился. То же самое сделал Намджун. Повисло молчание. Никто не двигался и не произносил ни слова — учитель стоял к альфе спиной и явно изо всех сил подбирал какие-то слова, а Нам просто ждал. — Прошу вас только об одном… Будьте с ним… — Учитель шумно выдохнул. — Поделикатнее. — Его просьба смешна, он знает это, да и звучит всё так, словно он ведёт этого альфу совершать над его учеником какое-то непотребство. Ему бы смолчать, но он не смог. ~ Как только раздались овации в честь его любимого ученика, пожилой альфа уже стоял позади двери в нужную ложу, с тем, чтобы сопроводить альфу за кулисы тайным ходом. Вид учителя был обеспокоенным и будто немного взбудораженным — на самом деле он понимал, что делает важное дело, но стоять почему то не было сил. Он чувствовал себя слабым и даже немощным. Он должен помочь воссоединению этой пары — это его изначальная миссия и, по сути, это самое лучшее, что он может сделать для Чимина — сопроводить сейчас Намджуна в гримёрку омеги. Это правильно, и нет ничего правильнее этого! Так почему тогда он так встревожен? Почему на его душе, которая как он думал уже давно закалена жизнью, так неспокойно? ~ — Вы считаете, что я могу как-то навредить Чимину? — Впечатывает прямо в спину учителя Намджун. Его голос очень спокоен, но Нагиль ощущает этот шлейф ладана, уже плетущего в воздухе ограниченного пространства свои дымные узоры и протягивающего невидимые пальцы ко всякому, кто выразит сопротивление воле его хозяина. Этот запах уже готов подчинить, вцепиться в горло и ноздри, выкручивая изнутри полынными жгутами, искореняя силу ко всякому возражению. Нагиль понимает, что он не должен сомневаться и своим дрогнувшим самообладанием ставить под сомнение саму идею их воссоединения. Как бы он ни думал, что это всё не вовремя… таковым оно является лишь для его престарелого сердца — всё слишком внезапно сейчас только потому, что это он бы ещё потянул, поберег нервы своего золотого мальчика. Но Намджуну, без сомнения, лучше знать когда должна произойти их встреча. Им же самим играет простое беспокойство за омегу: Нагиль будто приютил Чимина в своём одиноком гнезде, а теперь этого птенца надо вытолкнуть вниз и смотреть: полетит или не полетит? А может не успеет расправить свои маленькие крылышки и шмякнется о землю, разбившись и так и не успев понять радость свободы? Он может сколько угодно говорить Паку о том, что тот должен быть сильнее, смелее и прочее, сам же больше всего хочет уберечь и не отпускать омегу. — Ни в коем случае, Намджун-сси, ни в коем! — Ну конечно Нагиль не думает, что Намджун может сделать Чимину плохо. Просто порой наши расчёты бывают неверны, мы ошибаемся и тогда уже пожинаем горькие плоды. — Я последний человек, кто так считает. Я просто переживаю за него, как родитель переживает за ребёнка, впервые отправляющего его в свободный полёт. Мои отцовские чувства к этому мальчику делают меня заложником чувств. — Вздыхает Нагиль и Нам видит как понуро опущены плечи учителя, в каком смятении он пребывает. Но не в большем, чем он сам. Тот переворот, что совершается сейчас в его собственной душе, не описать даже словами. Но сейчас не место, и уж тем более не время, выставлять этот ураган напоказ. — Я вас понял, Нагиль-сси. Но вам не стоит так сильно волноваться, потому что есть человек, чьи чувства гораздо сильнее ваших. Вы понимаете? Учитель на эти слова разворачивается и почтительно кланяется Намджуну. Что он может? Альфа безусловно прав. — Без сомнения. Мой порыв был импульсивен. Вы его истиный… — И соулмейт. — Добавляет Нам, пригвождая Нагиля этим фактом окончательно. — Омо! — Восклицает учитель. — Это… Это. — Нагилю трудно подобрать слова, он потрясён. — Это невероятно! — В нашей истории много всего невероятного. Но главное ещё впереди. — Уже улыбается Нам. — Конечно. — Нерешительно улыбается в ответ учитель. — Что ж… пойдёмте за мной. Нагиль разворачивается на пятках и идёт вперёд, слыша как Намджун следует за ним, периодически постукивая своей тростью. Когда они оказываются у запасной двери гримерки, Намджун кладёт свою руку на плечо учителя. Он старается говорить как можно спокойнее и мягче, видя как нелегко приходится престарелому альфе. — Спасибо за всё, Нагиль-сси. И не терзайте себя там, где не нужно. Мы же не расстаёмся. Вы и ваш опыт мудрого наставника ещё надолго понадобятся Чимину. — Учитель на эти слова наконец-то поднимает взгляд, и даже будто облегчённо выдыхает. — Вы же не думали, что на этом всё закончится? — Слегка усмехается альфа. — Ну, вообще-то… — Учитель тоже усмехается в ответ, но уже над собой. — Всё наоборот, только начинается. У нас будет долгий путь, но обещаю, что всё будет хорошо, а вы ещё будете крёстным нашему ребёнку. — Нагиль потрясённо смотрит на альфу и было пытается что-то сказать, но Намджун с улыбкой продолжает. — Не первому конечно… и даже, думаю, не второму… — Нам задумчиво потирает подбородок, делая вид, что серьёзно размышляет. — Потому что иначе друзья не поймут, почему не они первые. Но третьему точно! — Ох, Намджун-сси! — Усмехается учитель, потому что атмосфера между ними вдруг полностью проясняется, а на душе становится легко и весело. — Вы очень щедры ко мне! И без сомнения благосклонны. Мне теперь есть к чему стремиться и ради чего жить дальше. Спасибо, что скрашиваете жизнь старика. Обещаю, что буду заботиться о Чимине и дальше. Но теперь с более дальновидным прицелом. — Думаю вы справитесь. — Нам хлопает учителя по спине и получает ответное похлопывание. — С вашим-то опытом! — Как и вы! — Усмехается Нагиль. — С такими-то грандиозными планами. Когда Намджун скрывается за дверью, учитель ещё какое-то время смотрит на неё немигающим взглядом, а потом идёт ко второй — с тем, чтобы за всем проследить. *** После многочисленных выходов на сцену, публика наконец-то отпустила Чимина на свободу, и это была возможность спокойно выдохнуть и перезагрузиться в обычного себя. Теперь уже по праву можно было расслабиться — к тому же всё нутро об этом слёзно молило. Но сделать этого не получилось. На смену одному состоянию неожиданно пришло другое. Пак сейчас напоминал переполненный сосуд — пока его не освободить от одного содержимого, невозможно наполнить чем-либо ещё. Зайдя за задник сцены он вдруг ощутил, как что-то непреодолимое… какая-то мощная сила безудержно тянет его в гримёрку. Он не понимал что это, но у него ужасно чесались и пекли обе метки, словно они раскалённые печати, а область живота так туго стянуло, будто кто-то накинул на внутренности раскалённое лассо… «Может это из-за цветка? Или я перенапрягся?» не знал что и думать омега, хватаясь то за живот, то за шею. Он так и не успел поднять селеницереус со сцены — его перехватили с очередной партией цветов и подарков, и унесли за кулисы. И теперь омега рвался туда всей душой — чтобы найти его, взять в руки и прижать к своей груди. Этот неизвестный даритель, на которого он теперь так обижен — исчез, оставив после себя горькое послевкусие. Так хотя бы может цветок скрасит его настроение? Кажется, он должен радоваться? А ему не по себе… По пути Чимина то и дело останавливали и пытали разговорами и поздравлениями, совсем не желая замечать, насколько тому сейчас не по себе, что омеге не до чужих поздравлений — его мысли уже в другом месте. Дорога до гримёрки, которая обычно занимала от силы минуты две, в итоге растянулась на целых пятнадцать. И это было невыносимо! Чимин натяжно всем улыбался и делал вид, что слышит о чём ему говорят. Кивал и даже что-то отвечал — общее и пространное. Его отрешённый вид никого не удивлял и воспринимался с пониманием: всё просто — артист в шоке от свалившегося успеха, вот и подвисает. Последним штрихом стал Джексон. Альфа выскочил просто из ниоткуда, подхватил омегу за талию и начал его кружить. Пак не стал сопротивляться, честно продержался в чужих объятьях, хотя чувствовал внутреннее напряжение и тянущие ощущения в животе. И даже после того, как альфа поставил его на землю и стал что-то наперебой говорить — мило ему улыбался и отвечал немного более вдумчиво, чем другим. Ван был искренен в своей радости за выступление омеги и Чимину не хотелось его обижать своим безразличием. Джексон всегда был к нему добр и заботлив, а Пак на добро всегда отвечает тем же. — Ну, я пойду. — Улыбнулся омега, когда, наконец-то они добрались до гримёрки. — Может… тебе чем-то помочь? — Не унимался Ван. Чимин смотрел на него снизу вверх и не знал, что сказать — его просто магнитило внутрь комнатки, просто до лопающихся пузырьков в крови. — У тебя уставший вид. Может принести воды? Или… Вдруг из-за угла неожиданно вышел Нагиль и, оборвав речь альфы, подозвал того к себе, явно желая дать какое-то поручение. Джексон грустно вздохнул, попрощался и пообещал вернуться чуть позже. Чимин про себя многократно поблагодарил учителя за то, что тот появился настолько вовремя, и быстро проскочил в дверь гримёрки, моментально закрыв её на замок, чтобы его уж точно никто не потревожил. Но только стоило засову щёлкнуть, как Чимин внезапно замер. Он словно попал не в гримёрку, о нет… это было совершенно другое место! Совершенно! Вокруг были цветы и блестящие упаковки — всё небольшое пространство комнатки было сплошь усыпано подарками зрителей, комнатка благоухала ароматами цветов, однако дело было совершенно не в этом. Всё в один миг изменилось и перестало существовать. Кажется даже лампочки в зеркале закоротило. Маленькая гримёрка, за стенами которой для Чимина больше не было ничего, лишь абсолютно холодный космос — убийственный и бесконечно одинокий, а вся жизнь и весь смысл внезапно сосредоточились в этом маленьком пространстве. Гримёрка была полностью окутана АРОМАТОМ ПОЛЫНИ И ЛАДАНА. Из округлившихся до предела глаз Чимина, вниз по щекам покатились слёзы. Он уже не видел ничего вокруг. Ничего, кроме ширмы в углу. Омега с ужасом смотрел на неё и ощущал за этим серым полотном явное присутствие. ЕГО присутствие. Сделалось не по себе! Сердце забилось как бешеное, а грудь сковало раскалёнными обручами. Чимин тоненько взвизгнул, накрыв лицо ладошками, и резко развернулся обратно, лицом к двери — все волоски на его теле встали дыбом. Всё существование Чимина будто схлопнулось в одной точке. Это было похоже на хлопок во времени — такой громкий, что даже уши заложило… это был провал в прошлое — такой безудержный, что взрывало шквалом обрушившихся эмоций. Чимин падал и это было сумасшедшее по скорости падение в ту самую Марианскую впадину, где находятся все его страхи и мечты. Его утягивало за петлю в животе с невероятным притяжением прямо на самое дно… которого нет! Как нет дна у его измучившейся души, плачущей кровавыми слезами. Нескончаемое падение — то самое — чёрное и всепоглощающее! Его бесконечный космос, запретный тайник его души… Чимин уже дрожал крупной дрожью. Его колотило так сильно, что он буквально не мог держаться на ногах. Он так и стоял лицом к двери и не в силах повернуться назад. Нельзя. НЕЛЬЗЯ! Делать этого никак нельзя! Если он это сделает — его кожа расползётся на лоскуты, плоть обуглится дотла и развеется прахом по ветру, а душа растворится. Омега прислонился ладонями и лбом к двери и, открыв рот, громко задышал. С болью, со свистом лёгких, которые буквально горели от нагретого вокруг воздуха. Нееет, эта маленькая комнатка не спасение от вакуума снаружи… Чимин в самом эпицентре непостижимого — он прошёл точку невозврата, перешагнул горизонт событий и теперь он внутри чёрной дыры, выхода из которой, как говорят физики-космологи — НЕТ! — Нет, нет, нет… Забормотал Чимин и закрыл глаза, слыша как из-за ширмы в углу кто-то вышел. Ему больше не нужно видеть, потому-что по его душу пришёл ОН! Пришёл оттуда, откуда не могут и не должны приходить. Ему больше не нужно слышать — слова ничего не значат, они пыль в раскалённой пустыне. Пак уже даже не на грани, он давно за ней, а сейчас спиной ощущает давление приближающейся тени, выбравшейся из самой преисподней. Он точно разобьётся — его тело и душа не выдержат. Когда упадёт последняя песчинка — его не станет. — Прошу… — Уже не слышно скулит Чимин, больше самому себе, умирая и рассыпаясь на атомы от сковывающего страха и невозможности поверить в происходящее. Коготки впиваются в поверхность двери — он слышит шаги. Один за одним. Они приближаются! Они всё ближе — такие громкие, бьют набатом по вискам! Чимина колотит, его насквозь прошивают электрические разряды и метки взрываются с такой силой, что омега не выдерживает и до крови закусывает губу. Приставив к стене свою трость, Намджун медленно подходит к Чимину, смотря на его оголённую спинку и подрагивающее миниатюрное тельце — он и забыл, насколько омега крохотный. Его нутро словно размазало по стенке — уже там за ширмой от него ничего не осталось… ничего! Лишь оголённая плоть и сплетённые в тугую сеть нервы, что искрят неприкрытыми эмоциями. Трудно дышать… так трудно! Чимин чувствует, что вот-вот упадёт, и кажется это уже почти произошло, как вдруг сзади выросла гора и большие руки легли на его оголённый живот, вызвав у омеги в ответ то ли протяжный стон, то ли выдох. Огненные пальцы резко притянули к мощному телу и Чимин зашипел, будто его припечатали к разогретому камню, а не к плоти человека. Хотя, тот кто сзади и не человек вовсе — это сам дьявол! Нам чувствует, как дрожит в его руках омега — так сильно, что его это даже пугает, ощущает как вздымается его грудь и трепещет животик, как сильно бьётся его маленькое сердечко. Его то уже точно перестало, как только он увидел Чимина. Омега потрясён, нет — он в ужасе! Пак хочет закричать от осознания действительности, но больше ни звука не вырывается из его горла — кажется, у него случился речевой паралич. Он знает эти руки! Знает! ЭТО ЕГО РУКИ! И ничьи больше. Ни по одним рукам не течёт вместо крови сама лава! Чимин задыхается, он на грани. А когда его спиной с силой вжимают в могучую грудь, твёрдую как гранитная порода — Паку кажется, что это точно его надгробная плита, на которой высечена его сегодняшняя дата смерти. — Зверёк… — Вдруг произносит низкий, хрипловатый голос и размазывает омегу кровавым месивом по этой плите окончательно. Это голос с того света. Голос, который может не только подарить жизнь, но и забрать её в тот же миг. Голос ЕГО АЛЬФЫ! Нутро Чимина холодеет, не спасают даже раскалённые руки Намджуна, что крепко прижимают его к себе, держат в своих объятьях так крепко, что сам Дьявол или Бог не смогут отнять у альфы его омегу. В глазах Чимина темнеет, мир постепенно теряет очертания — а в голове лишь одна дребезжащая мысль — ОН ЖИВ. — Намдж… — Срывается с губ омеги. И всё. Чимин тут же повисает в руках альфы, теряя сознание от пережитого шока.