Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

_______________________ A Different World — Sad Dad feat. Judy Alice Lee _______________________ Сходить с ума по капле. Сходить с ума потоком. Как тебе нравится больше? И так и так у Намджуна получается без особых проблем. У него нет выбора как сходить с ума, потому что он себе не принадлежит, его границы пролегают там, где проходят кровавые следы его маленького зверька, что бежит по белому снегу от самых опасных охотников в мире — своих же чувств. У них самое точное оружие и самый отборный калибр с самонаводящимся прицелом. Они никогда не промахиваются! Раз за разом они бьют точно в цель, вгрызаясь в сопротивляющуюся душу осколочными ранениями. Каждый след — боль сопротивления, каждый шаг — приближение к неизбежности. А рядом бежит огромный зверь, что берёт на себя основную обойму — он изрешечен насквозь и позади него расстилается кровавая река. У него вымученная улыбка и усталые глаза, и он не борется с демонами, он сам — демон. Зверь рычит от боли и зовёт своего маленького зверька, чтобы он остановился и перестал сражаться с чувствами. Пока ещё есть время, пока он окончательно не умер от неразделённости чувств. *** Жизнь не знает слово если. В случае Чимина она просто ткнула в него упрямым фактом: Намджун жив! Без всяких если! Сослагательные наклонения не принимаются, возможные альтернативы не рассматриваются. Мёртвые петли порой совершаются не только в небе, но и в жизни. Буквально за какой-то вечер судьба Чимина сделала фигуру высшего пилотажа, прибивая омегу к неизбежности случившегося центробежной силой упрямых фактов. В его жизни снова появился Намджун. Судьба определённо издевается над его нервной системой, играя с ней как самый настоящий карточный шулер. Видимо для Чимина у судьбы только самые отборные комбинации, которые ему ни по чём не отбить, иначе как понять такую избранность по отношению к его персоне? Говорят, желания надо загадывать осторожнее, иначе они имеют свойство сбываться. Царица ночи исполнила своё обещание и сплела из его слов реальность, обрушив на голову несчастного омеги новую порцию потрясений. И теперь Чимин не знает как ему быть и что он должен при этом чувствовать. Бесспорно то, что Нам жив — это самый огромный подарок судьбы, но снести его тяжесть под силу не каждому. Пак не знает — снесёт ли. Рад ли он, что альфа жив? Это даже не обсуждается! Чимину кажется, что только теперь он впервые нормально задышал. С момента, как он похоронил своего альфу, омега делал это через силу, постоянно уговаривая и заставляя себя дышать. Он судорожно хватал ртом воздух, но кислород не давал ему насыщения, не дарил ощущения живости. И только сейчас, вдохнув полной грудью — он понял, что значит жить по-настоящему. Задохнуться можно! В присутствии Намджуна словно заново открылись все его сдерживающие клапаны, что были тщательно закупорены. Внутри него, как оказывается, столько всего накопилось за это время, что Чимин был похож на сдерживаемый вулкан — его могло прорвать в любую минуту, словно Везувий. Но только при одном, казалось бы невыполнимом, условии! Но это условие случилось. И тогда произошло то, чего и следовало ожидать — омега обрушил всю свою накопленную ярость (дикого котёнка) прямо на голову бедного альфы. Правда отпустило Пака так же быстро, как и прорвало. Увидев результат своих действий — его накрыл ужас. Чимину кажется, что от обуревающих внутри него эмоций его может переломить надвое. Теперь эти чувства уже ничто не может сдержать — их слишком много для маленького омеги, он задыхается… не выдерживает. Ощущение, что сносит куда-то этим потоком. Он жадно глотает воздух и задыхается, теряется в себе и в нахлынувших лавиной чувствах. Ощущает, как ещё один глоток и его лёгкие просто разорвёт. Намджун тоже не делает легче — Чимин так ярко чувствует эту полынную волну, что идёт от альфы, зовёт его, безудержно магнитит — не даёт расслабиться ни на секунду. Эта волна как поток лавы для его лёгких — раскалённый воздух, что только обжигает. Однако, невидимые для всех остальных, призывы альфы разбиваются о какую-то невидимую стену внутри Чимина — она растёт внутри него с каждой секундой и набирает силу. Возможно это его защита, блок против обжигающего воздействия… Чимин не знает, но чувствует, что закрывается, потому что не справляется, сгорает… И спрятаться он теперь тоже не может, так как должен быть рядом с Намджуном — на самой передовой, на линии огня. У него снова нет времени на подготовку и обдумывание — его пихают в самое пекло, в огненную воронку. Поэтому-то у омеги только одна возможность ответить на происходящее — просто закрыться от чувств, чтобы выдержать этот невероятный натиск. По-другому никак. Чимин внимательно изучает листочек с пометками всего, что ему надиктовал доктор Кан. Тэхён сидит рядышком и внимательно наблюдает за другом: тот будто находится на каком-то распутье, ведёт внутри себя непонятные войны и это ощущается даже на расстоянии. Тэ удивляется стойкости друга, тому, как тот выдерживает всё произошедшее. Он примеряет ситуацию на себя: смог бы он сам стерпеть подобное, не сломиться? Понимает, что не уверен в том, что выдержал бы и злится на Чонгука. Потому что больше не на кого. У него тоже бурлит и не умещается в голове на всё произошедшее — такое, конечно, за один день в голову не утрамбуешь, там ещё распутывать и распутывать… На листочке записаны названия лекарств и мазей, что и куда втирать, сколько раз в день принимать. Ещё отмечено, какое обезболивающее надо будет колоть. Напротив названия ампул Пак делает себе пометку: посмотреть видео-уроки про внутримышечные инъекции. И куча остальных заметок для себя, чтобы не забыть. — Тебе и массаж надо будет делать? — Удивлённо восклицает Тэхён, пока Чонгук помогает «очнувшемуся» Намджуну переместиться в спальню на втором этаже. Чимин старается на альфу лишний раз не смотреть. Он углубляется в планирование со всей тщательностью дотошного клерка. Ему кажется, что если он сейчас начнёт думать обо всём произошедшем, об этом воскрешении, о их сумасшедшем поцелуе, о чувствах, о его обиде и ожидании непонятно чего… то его мозг разорвёт на лоскуты. Поэтому лучше всего посвятить себя обязанностям и всему, что с этим связано. К долгу и уходу за кем-либо Пак привыкший — для него это не проблема, скорее даже что-то привычное. Теперь, с учётом расстояния от театра до Лау, ему нужно будет вставать довольно рано. Надо всё вычислить и распланировать, чтобы на всё хватило времени. С утра приготовить Намджуну еды на день, сделать все полагающиеся процедуры, привести себя в порядок, позавтракать… А вечером… дел ещё больше. Ещё надо посмотреть, опять-таки уроки по массажу. Но главное из всего нарекомендованного доктором, что волнует Чимина больше всего, так это — благоприятное времяпрепровождение. Что это такое и что под этим имеется ввиду, Пак понятия не имеет. Видимо не просто быть рядом, а совместно что-то делать? Но что, с учётом их взаимоотношений? Может совместный ужин? Или… обнимашки? На большее он не согласен! — Да… — Вздыхает Чимин, выныривая то ли из своих раздумий, то ли из изучения списка. — Доктор Кан сказал, что тут важно чтобы его делал именно я, так как из-за нашей связи, это будет очень благотворно влиять на состояние Намджуна. — Ничего себе. — Удивляется Тэ. — Тэхёни! — Вдруг кидается Чимин на грудь ошарашеному такой резкой сменой поведения другу. — Как я справлюсь со всем этим? — Ээээ, ну… Научишься. — Нервно улыбается Тэ. — Сейчас много обучающих видео… — Я не об этом… — Сокрушается Пак. — Меня словно танк переехал, я не могу собраться… Внутри всё разваливается. Я не знаю как всё это выдержу… — Милая моя булочка. — Притягивает к себе омегу Тэхён и целует в щёчки. — Чем я могу тебе помочь? Пак отрицательно качает головой (ну чем он может ему помочь? не свечку же держать), однако от поддержки друга ему правда делается немного легче. — Достаточно того, что ты просто есть. — Стараясь выглядеть как можно менее убитым, произносит Чимин и вымученно улыбается. — Я не понимаю, зачем они всё это сделали! Честное слово, это очень странно, и ещё более — жестоко! — Там всё запутано, Тэхёни… думаю это как-то связано с Zetagen… — Рассуждает вслух Пак, а Тэ его слушает с полным непониманием в глазах. — Это всё из-за того, что я не омега. Понимаешь? — Опять двадцать пять. — Цокает друг. — Не надо зацикливаться на том, что внушали тебе твои придурочные родные… — Нет, Тэ. Я и правда не омега. Послушай… — Чимин уже сам берёт лицо друга в свои ладошки, смотря на него немного по-сумасшедшему. — Нет это ты послушай! Ты самый настоящий омега! Для всех ты именно такой, для меня тем более. Да таких омег как ты ещё поискать! Красивый, утончённый, милый, добрый. Да я не знаю — в тебе всё идеально! А то, как ты танцуешь… — Тэхёни, я зета. — Смотря в упор, тараторит Чимин. — Зе-та! — Какая ещё зета? — Не понимает Тэ. — Неужели не знаешь? — Друг отрицательно качает головой. — Совсем-совсем? — Снова отрицание. — Я тебе как-нибудь всё объясню, но на это надо много времени. Скажу одно, Zetagen — это очень плохо, они использовали зет как инкубаторы по выведению новых людей, ставили над ними эксперименты, убивали, продавали в семьи избранных. — Избранных? — У Тэхёна уже понемногу пухнет голова от переизбытка информации. То, что говорит Чимин, звучит как какой-то научно-фантастический фильм. У Тэ только одна надежда, что его друг и правда не поехал крышей, потому что ощущение, что он начитался каких-то статей про теории заговора. Хотя, если всё так и есть, то вероятно это как-то связано с лже-смертью Намджуна. А Чонгук его покрывал, скотина такая. И получается — он тоже в курсе. — Да. Ты и про них тоже ничего не слышал? — Ну… вообще-то начинаю что-то такое вроде припоминать в сводках новостей… Но ты же знаешь, я не люблю такое смотреть. Я больше предпочитаю Дискавери или Травел. — А ты почитай. — Щурит глазки Чимин и переходит на шепот. — А я тебе потом подробнее расскажу. — Хорошо. Омеги внезапно переходят на перешептывание. — И если не сложно, можешь выведать от Чонгука… — Тут Тэ закатывает глаза и корчит мордочку. — …причины… Ну, почему Намджун инсценировал свою смерть. — А сам у него не можешь спросить? — У кого? Чонгука? — Нет, Намджуна — Вот ещё! — Раздраженно вскрикивает Чимин и от такой неожиданности Тэхён аж подпрыгивает. — Извини. — Снова шепчет. — Не хочу я у него ничего спрашивать. И вообще, мне его объяснения не нужны. — Как не нужны, ты же только что сказал… — Ладно, забудь. — Отворачивается Пак. — Нет-нет, я это… если надо для дела, я поспрашиваю. — Разворачивает он обратно друга. Тэхён знает, что может выведать информацию у своего альфы… правда делать этого так не хочется… что-то выспрашивать у этого двуличного гада, унижаться расспросами. Но, всё же… скорее всего сейчас Гук будет более покладист и податлив к раскрытию информации… И если это как-то поможет Чимину, то он это сделает. Да и самому любопытно. — Он изменил меня… Я чувствую, что уже больше не тот, что раньше. Словно что-то поменялось внутри безвозвратно, ушла какая-то часть меня… — Чимин слегка хмурится, словно чувствует внутри что-то неприятное. — Я сделаю что от меня требуется для его выздоровления, но я пока не знаю как мне со всем этим жить. У меня внутри словно отравленный шип размером с айсберг сидит. Вы видите только малую часть, а там внутри всё пространство занято изъедающей болью. — Чимини… — Немного пугается Тэ таким словам и смотрит с тревогой. — Я не знаю для чего он всё это сделал, наверное у него были весомые мотивы, не могли не быть… — Чимин говорит с такой интонацией, словно сам в это отчаянно поверить хочет. — А если их не было, то я даже не знаю. — Голосок Пака немного срывается и его хрустальный треск приходится по ушам Тэхёна. Тот морщится и продолжает смотреть на друга. — Мне так больно, Тэ. Так больно… Я бы хотел, чтобы его доводы в итоге перевесили эту боль. Иначе… я не понимаю за что ещё мне цепляться. — Главное всё заодно делали, парочка Твикс, блин! — Раздраженно хмыкает Тэхён. — Знаешь, тогда мы тоже должны держаться вместе! Я так считаю! — Вдруг бойко и твёрдо заявляет он. — Если эти гадкие альфы такие сплочённые, то и мы должны. Пусть у нас будет своя лига справедливости. Будем всё друг другу рассказывать, строить теории и планы. А они пусть гребут ушами в камыши. Как тебе такое? — Ты такой выдумщик. — Давится смешком на забавные выражения Чимин и даёт другу кулачёк. — Но я за. — Тэмины навсегда. — Тихонько стукает по кулачку в ответ Ким. — Тэмины навсегда. — Шепчет Чимин и показывает Тэ их колечко. — Ты знаешь, что я всегда с тобой, ты мне как брат. А ещё я люблю тебя. Сильно-сильно. — Улыбается в ответ Тэхён и обнимает друга, правда немного крепче, чем рассчитывал. В этот момент Чонгук, стоящий за углом комнаты, прикрывает глаза и тяжко вздыхает. Он проебался… причём сильно. У Гука стучит в висках и щемит в груди — слова о любви… он бы хотел услышать их вновь от своего ангела и чтобы тот шептал их уже ему на ухо, в момент их наивысшего счастья. Альфа не знает, как ему искупить свою вынужденную игру на два фронта. Тэхён — это его плоть и кровь, он тот, кто ему доверился и позволил поставить на себе его метку. Ему без этого омеги не жить, он его любит, а потому не отпустит — Чонгук выгрызет это прощение, вымолит, но восстановит доверие. ~ — Завтра за тобой приедет машина с личным шофёром. — Помогает выйти из машины Чимину Чонгук, накидывая на него свой пиджак. — Во сколько лучше подъехать? — У меня завтра выходной после концерта, хочу выспаться. — Робко отвечает Пак, будто даже извиняясь. — Мне необходимо восстанавливать силы… Если где-то часов в десять… нормально будет? Он… — Омега сглатывает, чувствуя неловкость момента. — …ну Намджун… Он потерпит? — Потерпит. — Утвердительно кивает в ответ Гук и провожает Чимина до входной двери общежития. — Чими, я позвоню! — Кидает в спину Тэхён, наполовину высовываясь из окна майбаха. Всю дорогу пока они ехали к кампусу, омеги обнимались, а Тэ нарочно был особенно ласков и трепетен к другу, не без удовольствия отмечая какие проницательные взгляды на него кидает Чонгук. — Ой, Тэ, у меня же телефон разбился… Я сам тебе позвоню, как куплю новый. — Ладно! Хорошо покушай и выспись как следует. Пока, булочка! — Пока, перчинка. — Прячет улыбку Пак, замечая как на это прозвище загораются глаза Чонгука, правда тут же потухая в омуте уныния. ~ Стоит только Чимину скрыться за дверью общежития, Тэ плюхается обратно на сиденье и натягивает на лицо маску безразличия. Он остаётся сидеть на заднем сиденье и когда Чонгук садится за руль, делает вид, что его не существует. Он рассматривает ногти, игнорирует повернувшегося к нему альфу, ничего не говорит. Но из машины не выходит и даже не просит отвезти его домой к родителям, что уже обнадёживает Чонгука, который боится не то что слова лишнего сказать, взглянуть как-то не так, чтобы не накликать на себя большей беды. Так и едут молча. Гук даже музыку не включает — между ними словно бы собственный FM-канал, где в тишине говорятся такие вещи, что невозможно обличить в форму слов. И если ты умеешь правильно слушать, тогда тебе не составит труда всё понять. Альфа периодически посматривает на точёный профиль омеги, что смотрит в темноту улиц, перемежающихся яркими огнями, оставляющими фантастические блики на его прекрасном лице — они как осколки радости, что была так недавно между ними. В воздухе салона будто даже до сих пор ощущается запах недавнего секса — такого пряного, немного мускусного, с примесью тёпло-острого перца и сладковатых фруктов. Чонгука почти выворачивает от этой обречённости момента — он словно застыл перед глазами сладким эхом стонущего Тэхёна и разливающейся тоской по его золотисто-оливковой коже. Они едут в их пентхаус и Гуку кажется, что там его омега и погребёт. Потому что не может быть всё так просто — это же Тэхён, его яростная амазонка с чёрным поясом по тхэквондо и пламенным характером. Где-то точно притаился подвох. ~ Первым из машины выходит Чонгук. Даже не выходит — вылетает. Лишь бы успеть открыть дверь омеге до того, как тот сам демонстративно выйдет и пойдёт впереди него, специально показательно качая бёдрами, весь такой недоступный. Он ещё помнит тот момент их первых покатушек (который должен был стать феерическим по представлениям Гука), но тогда Тэ не дал ему себя пристегнуть и сейчас альфа не желал повторять ту феерию со знаком минус, оживляя не самые приятные ощущения провала. Он поспешно открывает дверь авто, подаёт омеге руку. И… тот вкладывает в неё свою ладошку. У Чонгука от этого аж случается когнитивный диссонанс. Он то ожидал, что тот ему или её не подаст, или стукнет по руке. Гук поднимает на Тэ глаза и встречается… с ухмылкой! Глаза альфы округляются. — Значит вот оно как. Верен другу. — Делает задумчивое лицо Тэхён. У него было время подумать, пока они ехали в этой искрящейся тишине. Он обходит затихшего Чонгука, который чувствует себя сейчас словно нашкодивший пацан. А ведь Гук знал… знал, что этот день расплаты когда-нибудь настанет, но мозг постоянно услужливо оттягивал это событие, цементировал толстым слоем все возможные последствия, заставлял надеяться… Но на что? — А знаешь, я даже уважаю это в тебе. Преданный друг, идёшь до конца, впрягаешься в авантюру… — Тэ вроде говорит спокойно, но Гук знает, что нифига это не так. И оправдываться сейчас даже смысла нет, будет выглядеть тупо, глупо и вообще, не по-мужски. Вписался ведь? Вписался. Знал на что идёт? Ну конечно знал! О последствиях тоже догадывался. Но отказаться и правда не мог — и не потому что иначе боялся выглядеть слабаком или предателем. А потому что это было бы поступком против дружбы, против самого себя. И кто ты тогда после этого? Ноль без палочки, подобие человека, тварь, пресмыкающееся. А у Чона другие понятие о жизни. И их, в том числе, Намджун же и привил. — Правда, меня это восхищает. Без шуток. — Омега останавливается напротив альфы и накрывает его щёку своей ладошкой. Чонгук моментально кладёт свою поверх, радостно поднимает на Тэхёна глаза с облегченным «он простил, он понял!» и тут же обжигается. Рука альфы моментально одёргивается, падая раненой птицей вниз, а взгляд мрачнеет. В глазах его ангела может и есть «понимание», но нет тепла, как, впрочем, нет и надежды на спасение, что он беспечно услышал в словах. Да, ими омега протранслировал восхищение, но душой… не принял. — Тэшенька… — Так вот что я тебе скажу. — Ладошка нежно гладит щёку, а альфа, сжав зубы, вбирает в себя эти крохи: теплоту тела и мягкость кожи — возможно, ещё не скоро он всё это теперь ощутит. — Ты верен Намджуну, дружбе… Это правильно, по-другому и быть не могло. Ну а я, в таком случае… буду верен Чимини. Гук кривит рот. Добавить тут нечего, вроде как всё даже справедливо. Фифти-фифти, в расчёте. — И я съезжаю с квартиры сегодня же. — Тэша, не надо! — Нервы альфы мгновенно сдают и он кидается к омеге, хватая его за плечи. Это уже слишком по его меркам. Да, его солнце может быть на стороне своего друга, как он — на стороне своего… может поддерживать Пака, а с ним самим — не делить постель и даже не разговаривать… Всё это понятно и справедливо! Он принимает это… Но съезжать?! От него?! Нет! Вообще ни разу! Блять, он же должен хотя бы просто видеть своего ангела, пусть даже не говорить, но видеть его каждый день! Пусть и безмолвной тенью, пусть и в другой комнате, через стенку… Но ощущать его присутствие! — Нет! Прошу! — Чонгук обхватывает Тэ, давя у того всякое сопротивление на корню, и вжимает в себя. Это выглядит сейчас немного по-детски, но это первое, что велят альфе его инстинкты — удержать рядом с собой любыми способами, возможно даже наручниками приковать. — Не пущу! Согласен, я перед тобой сильно виноват. — Гук сглатывает, судорожно смотрит в лицо омеги, боится наткнуться на его упертость, как на непроходимую стену. — Но я люблю тебя! Очень сильно люблю! А теперь… когда нас связывает ещё и метка, это слишком жестоко, Тэша! И по отношению к тебе в том числе! — Ааа, это ты обо мне сейчас беспокоишься значит. — Тэхёна подмывает поязвить, правда он при этом сильно не вырывается из объятий. Вдыхает любимый аромат сандала, втягивает его поглубже в лёгкие. С нынешней их связью всё и правда поменялось. Он не может игнорировать слова альфы и сам знает, что без Гука будет волком выть. Но… вроде как, так надо. Чими же смог со своей меткой выжить без Намджуна, правда то, как тому было невыносимо он знает не по наслышке, видел его мучения лично. Как его убитый горем друг вообще ни на кого не реагировал, сходил с ума и по-тихоньку увядал. И, зная теперь правду о вымышленной смерти Намджуна, он как настоящий друг, должен принять хотя бы часть той же боли, что пережил Чимин — показать своему другу, что он готов ради него сделать так же — быть порознь с Чонгуком. Это поддержит Чими морально, покажет ему насколько он не одинок. — Я всё компенсирую, всё сделаю, всё приму. Можешь не разговаривать со мной, спать в соседней комнате. Но только не уходи! — Ты же понимаешь, что это так не работает. — Вздыхает Тэ, он на пороге того, чтобы положить свою голову на плечо альфы. — Работает! — Тут же пылко отвечает Чонгук. Ему сейчас срать на всю логику мира, если этот мир отбирает у него его сокровище, его кислород. Чем он дышать-то теперь будет? Ему без перченого аромата кислород в кровь совсем не поступает. — Очень даже работает! Ты меня даже не увидишь. Вот увидишь. — Тэ прыскает. — Сам то понял, что сказал? — Не важно. Суть в том, что меня почти что как-будто и не будет. Это твоя квартира, Тэшенька. Я оформил её на тебя. — На меня? — Слегка отшатывается омега, поражённый заявлением. — Моя? — Да. — Улыбается воодушевлённый Гук. — Тебе нет смысла съезжать со своей же квартиры. Поражённый новостью омега задумывается, чем тут же безраздельно пользуется Чонгук, обнимая того за талию и поглаживая спинку. — Ты прав… — Произносит омега и радостный альфа сам укладывает головку Тэ на своё плечо, почти выдыхает. — Если это моя квартира, то и правда мне нет смысла её покидать. — Конечно! — Восклицает Чонгук, буквально вжимая в себя своего ангела. — Съедешь ты. — Что? — Альфа не верит своим ушам, отказывается понимать, что он слышит. — Или нет. — Снова задумывается Тэ. Замерший Чонгук смотрит круглыми глазами, ждёт, что же омега придумает ещё. — Это правда моя квартира? — Щурит глазки Тэхён. — Да. — Уже не так уверено и задорно как раньше произносит Гук. — Тогда… туда заселится Чимини. — Задумчиво потирает подбородок. — И так уж и быть, пусть и твой ненормальный друг тоже вместе с ним заезжает. Им же сейчас надо быть вместе. — Куксится омега на это их вынужденное сожительство. — Это ближе, чем Лау, и Чими не надо будет по пол часа добираться на работу. Он вам не какая-нибудь прислужка, ему тоже отдыхать надо! — Ээээ… Тянет Чонгук, не найдя что сказать на данное заявление. — Всё, я решил! — Омега отстраняется от альфы и довольно хлопает в ладошки. — А как же мы? — Ну, я поеду обратно к родителям, а ты — куда хочешь. — Тэ разворачивается на каблуках в сторону многоэтажки с тем, чтобы забрать любимые вещи и вдруг неожиданно взмывает вверх, с маху приземляясь на плечо Чонгука. — Ты что творишь? Отпусти, горилла! — Украду! Запру! Не отдам! — Как не в себе тараторит альфа и разворачивается к машине, совершенно не обращая внимание на сыплющиеся на него ругательства и испуганные взгляды случайных прохожих. *** Подойдя к своей двери, Чимин обнаруживает её закрытой. — Странно. — Шепчет омега, вспоминая, что ещё с утра замок был сломан. Он дёргает ручку ещё пару раз, а потом отскакивает в сторону, когда она неожиданно открывается и в дверном проёме показывается силуэт какого-то альфы. Пак хочет вскрикнуть, но его рот накрывает ладонь, а рука дёргает на себя и спиной впечатывает в широкую грудь, увлекая внутрь комнаты. — Тише. — Шепчет Джексон и Чимин, слыша знакомый голос, тут же выдыхает. Он изрядно напугался. На несколько секунд Пак подумал, что его подстерёг какой-то сталкер, о которых ему рассказывали и предостерегали все кому не лень. — Не кричи, а то всех разбудишь. Пак утвердительно качает головой и Ван медленно разжимает его рот. — Я починил твой замок. — Произносит он куда-то в область макушки. — Спасибо. — Шепчет в ответ Чимин. — Можешь… эээ… меня уже отпустить. — Да. — Вдруг спохватывается Джексон и разжимает объятья. — Прости. — Ничего. — Нервно усмехается омега и поправляет Чонгуков пиджак. Неожиданно зажигается настенный бра и брови альфы взмывают вверх: перед ним стоит Чимин в танцевальных трико, футболке до колен и пиджаке. Верх явно с чужого плеча… запах сандала, впрочем, тоже. Пак пропал сразу после выступления и Ван беспокоился за него, всё выспрашивал коллег, не видел ли кто омегу, даже порывался обратиться в полицию, предполагая похищение. А сейчас, смотря на Чимина… всё выглядит так, будто омега сам сбежал после выступления. И не к кому-нибудь, а к этому самому загадочному альфе с запахом сандала, чей пиджак так услужливо висит на его хрупких плечиках. Даже не переоделся — упорхнул как есть, в концертном. Хотя что там его костюм из себя и представлял-то — одни только трико да ботиночки. Но теперь на нём красуются вещи того, с кем он был всё это время… «Это ж как должно не терпеться побыть вместе, чтобы убежать почти полуголым?» Взгляд Джексона выражал недоумение, он просто молчал и смотрел на Пака, будто ожидая от него каких-то объяснений. Чимин же мялся на месте, теребя пальчиками лацканы пиджака — ему вдруг сделалось неуютно под таким изучающим взглядом: альфа словно одними глазами требовал от него какого-то признания. — Я… мне надо переодеться. — Осторожно произнёс Пак, выдёргивая Вана из забытья. Чимин переминался и неуклюже улыбался — вроде как извиняясь за такие обстоятельства, а вроде как и намекая на то, чтобы он покинул его комнату. Джексону вдруг как-то разом стало не по себе: неуютно и неприятно до щемячего ощущения в горле. Он должен проглотить эту ситуацию, а ему совершенно не хочется. Хочется наоборот — чтобы Чимин не был к нему равнодушным, чтобы он всё объяснил, постарался сгладить впечатление от увиденного, чтобы ему не было так тяжело, чтобы ком в горле провалился обратно внутрь и не душил так явно. — Я там принёс трость. Она была у тебя в гримёрке. — Кашлянув, произнёс Ван и заметил как на это совершенно чётко встрепенулся Чимин. Отреагировал значит. И правда, Пак как-то услышал, как о ней вскользь упомянул Чонгук, пока беседовал с Намджуном по телефону во время их поездки в общежитие. Нам отдавал другу какие-то поручения и, судя по, пусть и весьма обтекаемым ответам Гука, явно интересовался им. Чимин был рядом, но притворялся, что ничего не слышит и увлечён перешёптываниями с Тэ. — Трость? — Испуганно спросил омега, глазки его забегали, что только больше выдавало предположения Джексона. — Это его? — Альфа кивнул в сторону пиджака, что свисал с плеч омеги непропорционально большим коконом. «Он думает, что трость Чонгука?» удивился Пак. На обдумывание полученой информации было потрачено не больше секунды: он не может выдавать Намджуна — судя по всему его Большая Игра ещё не закончена, раз все вокруг всё ещё думают, что его нет в живых. Джексон тоже не должен знать! — Да. — Обречённо произносит Пак. Ему так плохо от того, что он подставляет Чонгука, но… он прижат к стенке и у него нет другого выхода. Глаза Джексона на миг загораются и тут же тухнут… почти так же, как это было с Чонгуком несколько минут назад. Чимин это замечает и ему становится почему-то ещё больше не по себе, а ещё стыдно за свою вынужденную ложь. — Значит это с ним ты сбежал после концерта. — Заключил Ван и Пак определённо точно заметил в его тоне некую борьбу. — Я не должен… — Осекается Пак и замолкает. В сущности он не должен ничего объяснять, а Ван ставит ситуацию так, что вроде как должен. Вся обстановка такая неловкая, запутанная… Чимину хочется уже просто всё это остановить и пойти поспать, чтобы никого рядом не было. У него столько всего произошло, его голова требует отдыха, ведь завтра начнётся настоящая мясорубка из чувств… Он должен отдохнуть, настроиться, попытаться поспать… А спать он будет (Чимин это точно решил) в футболке Нама, что несёт на себе след полынного аромата — и никто его за это не сможет осудить, потому что это только его дело: наедине с собой, в своей личной комнате, с его ароматом. И пусть на полынь сверху плотно лёг сандал — для Чимина существует только один запах во всём мире — самый родной, манящий и дарящий одновременно успокоение и не подконтрольное сердцебиение. И не важно, что мысли о Намджуне вызывают у него рвущую на части боль — даже эта боль для Пака слаще самых ласковых слов из чужих уст. Ведь для него есть только одни уста — те самые, которые когда касаются его собственных, то будто вспарывают собою всю его действительность, перекраивают само бытие и окрашивают мир в самые яркие краски вселенной. У этих губ сладко-горький привкус и дьявольски обжигающее послевкусие — они утягивают омегу на самое дно его мечущейся души, там они полностью оголяют его чувства и поджаривают их до ломкой карамелизированной корочки. Но на этом пытки не заканчиваются — дальше альфа эту корочку жадно надкусывает, вызывая в ответ хрустко-сладкие стоны, и уже пьёт из образовавшихся трещин те самые — обильно сочащиеся, неприкрытые чувства омеги. В такой миг Чимин не может противостоять — у него нет такой защиты от Намджуна, чтобы в момент всеохватывающих чувств и пламенной страсти, не выражать альфе свою покорность и ответное желание. Именно поэтому ему и нужно быть осторожным, не подходить к Наму близко и не вестись на его провокации. — Не должен. — Подтверждает Джексон. — В конце-концов это твоя личная жизнь. А я… — Губы альфы как-то странно изгибаются, словно это какая-то ветка, что с треском ломается, когда на неё наступают всем весом бытия, но даже сломленная — она пытается изобразить из себя всё ту же целую и невредимую, вполне живую ветвь. — А я твой друг. Чимину неловко и как-то неспокойно от этих слов, что произнесены с каким-то надтреснутым тоном — ощущение, будто он что-то должен, хотя никогда и ни на что не давал поводов. А может ему только кажется, что не давал? Нет, сейчас его мозг не может воспринимать ничто здраво, он не может думать и тем более — делать выводов. Пак отчаянно хочет верить в слова альфы — он друг и на большее не претендует. Этот прекрасный самообман — он так нужен ему сейчас, Чимину ни к чему дополнительные волнения, их и так уже слишком много для него одного. — Прости, что заставил поволноваться. — Спохватывается омега, излишне доброжелательно произнося запоздалый ответ и видит ровно такую же улыбку от альфы — излишнюю. Они оба притворяются и обоих это устраивает. Ну почти обоих. Пака немного отпускает и он наконец-то замечает прильнувшего к нему Бублика. Чимин хватает на руки щенка и ещё раз благодарит альфу за починенный замок. Когда Джексон уходит, омега выдыхает и плюхается на стул, обдумывая сложившееся положение. Но все думы разбиваются о завтрашний день и противостояние своим же противоречивым чувствам. Остаток вечера проходит в мелких заботах: Чимин кормит Бублика, пересматривает вещи, которые точно возьмёт с собой на новое (но временное) место жительства, перекладывает самое необходимое на диванчик, чтобы утром не шарахаться в поисках нужного — он лучше, вместо сборов, подольше поспит. Затем аккуратно укладывает вещи Бублика и, в довершении всего, уже идёт в ванную. Омега медленно снимает с себя сценический макияж, расплетает косу и снимает всю одежду, только сейчас замечая, что все узоры с его тела исчезли. «Он стёр их»… Чимин внимательно смотрит на своё отражение в зеркале и… неожиданно проваливается в хрустальный мир потаённых грёз — туманный, словно ладан… запотевший, будто стекло от перегретого воздуха. Как заворожённый он начинает мягко вести кончиками пальцев вниз — от ключиц к самому паху, неожиданно вздрагивая от волны мурашек в момент, когда перед его воображением предстаёт картинка, в которой Намджун вот так же касается его кожи своими руками. Он видит как альфа ведёт своими намыленными ладонями вверх и вниз по животу, стирая краску с его тела, даже чувствует, как гладко Нам скользит вдоль всех его рельефов, касается груди длинными пальцами… — Боже! — Вздрагивает Чимин и резко трясёт головой, смахивая с себя постыдное наваждение. — Да что со мной такое? Омега не понимает что с ним не так. Прошло всего несколько часов, как он узнал что Намджун жив и он по идее должен — как минимум думать о недоверии к этому бездушному альфе, что оставил его, а как максимум — ненавидеть того за предательство его же чувств, которые он ему открыл тем вечером, а всё что он делает — это представляет то, как Нам его намыливает! В его интересах вообще-то, наоборот, создать прочный купол против всякого воздействия альфы, он должен обороняться и держать дистанцию, но его глупая голова не хочет слушаться и уже подрывает защиту изнутри, совершает против него же диверсию. Что ему делать? Чимин не знает, он в отчаянии. Пак идёт в душ, но и там не приходит спасение. Теперь у него дежавю… и хоть сверху льёт совершенно не по-тропически, избавиться от нового туманного морока совершенно невозможно. Мерно льющиеся капли погружают омегу в воспоминания прошлого: там, за завесой дождя они стоят вдвоём с Намом и делят на двоих переломный момент в их жизни. Именно тогда он впервые узнал, что этот страшный, похожий на дьявола альфа с жгуче-чёрными и глубокими как Марианские впадины глазами, поставил на нём метку… а ещё осознал, что с этого момента его жизнь уже никогда не будет прежней. Не ошибся! Ни на каплю… *** Ночь прошла беспокойно: что Намджун, что Чимин спали, можно сказать, в пол-глаза, часто просыпались и ворочались в кроватях без возможности найти удобное положение. Как следствие — встали рано, разбитыми и полностью измученными. Обоим снилась белая зима взамен морю из белых цветов: они бежали и бежали по снежному насту и оставляли за собой кровавые следы. Они убегали от каких-то невидимых охотников, которые стреляли в их спины не зная устали и, кажется, ни разу не промахивались. Не найдя отдыха в ночное время, утром оставалось только взбодриться прохладным душем. Стоя под упругими струями воды, каждый думал друг о друге и предстоящей встрече — её скорое приближение тревожило сердца и души, заставляя делать почти всё в унисон, минута в минуту. Чистка зубов прямо под душем, намыливание тел, затем — постоять под льющейся водой, подставив спины, потому что это очень приятно, далее обтирание полотенцами с последующим оборачиванием вокруг бёдер, сушка и укладка волос, заваривание кофе (и обязательно ошпариться в конце предательски отскочившей капелькой), жарка хрустящих тостов и намазывание их сливочным маслом. Хруст и довольное мычание — тоже синхронно. Далее у обоих начались сумбурные размышления по поводу того, в чём предстать пред объектом своих тяжких дум. С этого момента началась рассинхронизация процессов: и если Намджун довольно быстро решил, в чём он встретит Чимина, то омега завис на этом пункте надолго. Во-первых он конечно же должен выглядеть превосходно, чтобы в любом случае поразить воображение альфы — не для чего-то там, а просто как факт; во-вторых его образ не должен выглядеть так, будто он сильно старался для этого подлеца — ещё не хватало, чтобы Намджун решил, что он о нём думает и хочет произвести впечатление; ну а в-третьих комплект должен отражать его независимость, то, как он вырос над собой и перестал уже быть тем наивным мальчиком, что раньше. Задача показалась Чимину почти невыполнимой. Как жаль, что он остался без телефона, а то бы он сейчас посоветовался с Тэхёном и тот бы точно подсказал что-нибудь дельное — у Тэ отличный вкус. В итоге кропотливой умственной работы и напряжения всех имеющихся извилин, ответственных за моду, был составлен следующий лук: первым слоем Чимин надел белый бадлон, сверху — розовую смесовую рубашку с вышивкой котика выглядывающего из кармашка — её он наполовину расстегнул, чтобы придать образу свободы, вместо брюк Пак решил надеть мятного цвета шорты длиной до колен — с высокой посадкой на талии, а в довершении — белые гольфы в рубчик и белые сникеры. Волосы он аккуратно заколол заколками — теперь, когда отросшие пряди постоянно лезли в глаза и мешались, Чимин предпочитал их или убирать в хвостик или закалывать. И вообще, с некоторых пор ему просто стали нравиться заколки. Омега очень хотел побыстрее отрастить длину — его увлекал процесс создания причёсок и всяких укладок, а так же разнообразные украшения для волос. Он как-то посмотрел видео плетения кос и очень этим вдохновился, решив что обязательно, когда у него будут длинные волосы, он научится плести хотя бы простые косички, а в идеале — создавать самые невероятные композиции. А ещё перед ним открылся целый мир ободков, лент, бантов и тех же заколок. Чимин трепетал, рассматривая все эти украшения в интернет-магазинах и мысленно примерял на себя. Нанеся на глаза тени и подкрасив реснички тушью, омега сидел сейчас перед зеркалом и создавал на своих щёчках мягкий румянец. Он всматривался в ровный тон лица и не совсем узнавал себя — с зеркала на него смотрела настоящая фарфоровая кукла, но не простая, а будто с какой-то заключённой во взгляде тайной… Глаза, опять же, стали такими огромными… А ещё, кажется… он очень сексуально выглядит с этими сочными вишнёвыми губами. «Намджун упадёт» — подмигнул Чимин своему отражению — сексуальный пупс в зеркале подмигнул в ответ и улыбнулся. И вдруг улыбка стёрлась с лица — Пак словно вышел из какого-то транса. — Какого чёрта?.. — Охнул он сам на себя в удивлении и тут же потянулся за ватным диском. — Обойдёшься, Ким Намджун! — Ткнул он пальчиком в своё отражение. Пак стёр весь макияж и стал нервно ходить по комнате, думая о том, что он, кажется, рехнулся, если так старается для того, кто этого нисколечко не заслуживает. И вообще, он должен настраиваться на обычную тактичную (подчёркнуто) помощь нуждающемуся в этом человеку, а так же на противодействие любым попыткам склонить его к чему-то большему, но никак не на то, чтобы понравиться этому демону! Сейчас у него нет доверия к Намджуну, а без доверия не может быть чего-то большего. Альфа должен очень постараться, чтобы всё ему объяснить, и ещё сильнее постараться — чтобы он вообще захотел слушать все его объяснения! В конце-концов, он уже не тот что был раньше, пережив столько боли — Чимин не может просто так, без последствий, закрыть эту страницу своей жизни… просто приняв альфу. Походив ещё немножко, омега снова сел к зеркалу и, посмотрев на синячки под глазами, решил всё же сделать мейк, но уже лёгкий и естественный, посчитав что не стоит показывать Намджуну, что он плохо спал из-за того, что думал о нём. Закончив наносить блеск для губ, Чимин посмотрел на своё творение в зеркале и остался доволен. *** Ровно в 9:45 Чимин, не любящий, чтобы его ждали, уже стоял у крыльца кампуса. В одной руке у него был чемоданчик на колёсиках, а в другой поводок и трость Намджуна. Бублик сидел рядом с хозяином и меланхолично смотрел по сторонам. Проходящие мимо жители общежития то и дело посматривали на поклажу белого лебедя, умирая в догадках — куда это тот мог собраться ехать, учитывая что танцевальный сезон только начался и следующий концерт уже через три дня. Кто-то задерживался у входа, топчась в ожидании дальнейших действий от омеги, кто-то проходил туда-сюда уже даже не по второму разу — однако задать мучающие вопросы никто не решался. Пока в дверь не выбежал взъерошенный и запыхавшийся Джексон. Было видно, что тот только со сна и оделся он явно наспех. — Ты куда? — Задыхаясь, спросил альфа, на что задумавшийся до этого Чимин, ойкнул. — Привет. — Схватив Бублика на ручки, поздоровался Пак. — Я тут это… машину жду… за мной приехать должны. — Кто? Зачем? — Недоумевал Ван, надвигаясь на Пака. — Ээээ… — Застопорился Чимин, выставляя перед собой Бублика, как щит от нависающего над ним альфы. — А как же… концерты? — Попытался взять себя в руки Джексон, замечая, что как-то он не на шутку раздухарился и прёт уже чуть ли не напролом, вызывая испуг у омеги. — А что концерты? — Не понял Пак. — Ну… — Ван почувствовал, что он кажется ступил, решив, что Чимин уезжает навсегда. Такой бред явно мог подуматься только спросонья. — Всё по-прежнему. — Натянуто улыбнулся омега и заметил, как взгляд альфы заметался по его фигуре вверх-вниз. — Я просто временно переезжаю. — А. Ясно. — Спрашивать к кому переезжает омега казалось сейчас очень неуместным, но именно этот вопрос был самым волнующим и альфу просто таки разрывало изнутри. — Куда? — Всё же не выдержал Джексон. — Ну… — Тут уже замялся Чимин, ведь говорить правду-то он не может. — К другу. — Нашёлся омега. — С этой тростью? — Сузились глаза альфы. «Чёрт, да он едет к нему! К этому альфе!» внутри Вана неожиданно закипело, захотелось сломать эту трость к чёртовой матери. Да и Чимин всем своим испуганно-потерянным видом, явно выражающим, что его прижали к стенке, не делал легче. Однако от ответа Пака спас внезапно подъехавший чёрный Ягуар. Из машины вышел бета в форменной одежде и, в мгновение ока встав напротив омеги, степенно поклонился. — Мистер Пак Чимин? — Да, это я. — Поклонился в ответ омега. — Я от господина Чон Чонгука. Машина полностью в вашем распоряжении. — Мужчина открыл заднюю дверь авто и указал рукой внутрь салона. — Прошу. Пак немного замешкался, а когда спохватился, то шофёр ловко забрал его чемодан и понёс тот к багажному отделению. Джексон, как и остальные зеваки, что оказались рядом, стояли, открыв рты. Отмерли все только когда Ягуар уже дал по газам. — Чон Чонгук значит. — Словно распробовал имя альфы Ван и тут же сплюнул себе под ноги. *** Сильные люди не любят свидетелей своей слабости. Намджун — сильный человек. И быть слабым перед Чимином — это для него своего рода испытание! Ведь гордость настоящего альфы не терпит жалости к себе — тем более от того, перед кем хочется быть исключительно героем, защитником и опорой. Но импульсивное решение в момент выхода из бессознательного состояния сыграли с Намом злую шутку. Он оказался слишком нетерпелив в своём желании быть с крохой здесь и сейчас, за что вынужден теперь согнуться в коленях и притвориться слабым и нуждающимся. А он этого очень не любит. Намджун бы справился со всем и без этого дополнительного фарса, но видимо Чими его и правда хорошо приложил по голове, раз он сделал то, чего всегда старался избегать — создал ситуацию, в которой он выглядит в глазах своего маленького зверька каким-то калекой… Теперь омега будет ему сочувствовать, жалеть его и выхаживать, словно малое дитя. Только представьте: сочувствовать ему — здоровому, самостоятельному мужику! Просто смешно! Смешно, да не очень… Дело-то уже сделано… Жалость Чимина Наму не нужна. Ему нужна исключительно его любовь! С остальным он может справиться сам. — Идиот! — Гневно выплёвывает альфа своему отражению в зеркале. Он поправляет полы белого халата и смотрит на себя с осуждением. Быть таким идиотом, это только подумать… В то время, когда по-настоящему болит исключительно в груди, ему придётся жаловаться на поясницу. Намджун качает головой и идёт вниз. На часах 10:25. *** У Чимина мандраж, и чем ближе к Лау, тем сильнее его потряхивает. Приходится покрепче прижимать к себе Бублика, чтобы унять своё волнение, грозящее перерасти в катастрофу. Маленький меховой комочек сейчас как спасение — отвлекает хоть на немного и скрывает его дрожащие руки. — Я должен успокоиться. — Шепчет Пак и начинает усиленно вдыхать носом и выдыхать ртом. Дыхательная гимнастика не помогает — когда машина въезжает на территорию дома и останавливается точно напротив входа в двухэтажное современное здание, Чимин уже так волнуется, что, кажется, даже водитель слышит стук от его зубов. Паку чудится, будто он приехал не в Лау для оказания помощи, а в логово хищного паука, что с нетерпением ждёт свою добычу, истекая ядовитой слюной. Это место точно станет его персональной плахой… эшафотом, где ему отрубят все пути к отступлению, заключат в плен и лишат спокойной жизни. Чимин уже во всём сомневается: начиная с правильности того, что он согласился помочь Намджуну, что он вообще в силах выдержать даже один взгляд альфы, не то что длительное, совместное проживание… заканчивая тем, что оделся он всё-таки неподобающе. С момента как в его жизни появился этот демон, он не может быть ни в чём уверен, особенно в себе. Нам сеет хаос в его душу: он то превращает всю его жизнь и само существование в выжженное поле, то возрождает всё вновь, заставляя цвести цветы там, где по-сути они и расти-то не могут. Затем уходит в страну вечного забвения, забрав его душу с собой и с лёгкостью обрушивая её на дно чёрной дыры, откуда из-за силы притяжения нет выхода — а затем, одним своим появлением вновь меняет правила игры, сам оказываясь этой самой умершей звездой. По-сути получается, что для него всё тщетно и он навеки застрял внутри этой сингулярности! Пака штормит от противоречивых чувств, даже щенок, чувствуя мятущуюся ауру хозяина, начинает беспокойно вертеться в его руках. Омега смотрит на дверь через тонированное стекло и не решается выйти. Шофёр, уже забравший багаж, ставит его у крыльца дома и направляется к машине мерным шагом, с тем, чтобы отворить дверцу. Как вдруг открывается другая… та, что позади. Она отворяется, словно врата самой преисподней. И являет взору Чимина — ЕГО! Пак, сам того не замечая, с силой сжимает в руках Бублика, тот начинает отчаянно визжать — это слышит подошедший шофёр и поскорее открывает дверцу, чтобы проверить, что случилось. Щенок легонько кусает омегу за запястье, тот вскрикивает, разжимает руки и Бублик рыжей пулей вылетает из салона, пугая шофёра — тот отскакивает в сторону, запинается о бордюр и падает. — БУБЛИК! — Кричит Чимин и, выпорхнув из машины, уносится следом за корги. Намджун пару раз хлопает глазами на это сумбурное представление и, сорвавшись с места, как есть в халате и сланцах пускается вслед за Чимином. Щенок несётся к ограде словно ошалелый, Пак следом — ну а завершает композицию — альфа. Далее происходит то, что называется «эффектом домино» — Бублик резко останавливается, Чимин, видя это, тоже тормозит что есть сил, чтобы не задавить щенка, а уже в омегу влетает Намджун, тоже давший по газам, но из-за стрельнувшей в ногу боли, качнувшийся на месте. Как следствие — он валится вперёд и подминает Чимина под себя. Омега падает, царапая коленки о свеже-выкошенный газон, инстинктивно вытягивается по струнке и расплющивается под тяжелой тушей Намджуна. В последнюю секунду альфа всё же успевает выставить руки, чтобы смягчить приземление и не рухнуть всем весом на своего маленького зверька, однако не смотря на этот манёвр он всё равно довольно чувствительно прижимает Чимина к земле, впечатываясь своим пахом в его попу. Пак вскрикивает — даже больше от испуга, чем от боли и пугает этим уже Нама, который решает, что он что-то повредил омеге. Альфа приподнимается на локтях, быстрым движением переворачивает Чимина на спину и начинает лихорадочно щупать его тело руками, проверяя на наличие травм. Пак, обалдевший от происходящего и такой внезапной откровенности действий, сначала просто потрясённо смотрит на Намджуна — не шевелясь и с вытаращенными глазами, а потом заливается краской и полностью закрывает лицо руками, чтобы альфа не видел этой реакции. Он замирает, лёжа на этом стриженом газоне под Намом, словно опоссум, притворившийся трупиком перед хищником в минуту опасности. Бублик скачет рядом и звонко тявкает. Но его никто не слышит — все слишком заняты! Альфа хаотичным ощупыванием тела, а омега попыткой понять, что вообще происходит. Все его органы чувств сейчас обострены и накалены: обонянием он чувствует усилившиеся ферромоны Нама, а тактильно — большие ладони, что так уверенно и по-собственнически гладят и сминают его грудь, бока и бёдра… затем как они же касаются острых коленок и… начинают осторожно их оглаживать. Чимин так и не шевелится — ещё чуть-чуть и, кажется, он расплачется… Он и сам не знает от чего! Может от того, как осторожно касаются его коленей губы альфы? Что этот демон, вообще, себе позволяет?! Да что он творит?! А может и правда от боли — но не в коленях, а в груди… Не проходит и нескольких секунд, как Чимин резко взмывает в воздух — от неожиданности он тоненько вскрикивает и открывает глаза. Намджун поднял его на руки — легко, как пушинку — и не скажешь, что перед тобой больной человек! Хотя, скорее, тут болен видимо только Пак Чимин, потому что он продолжает смотреть на альфу как загипнотизированный, не сопротивляется и вообще, позволяет плотнее прижать себя к мощной груди. Ну вот и поздоровались. — С тобой всё в порядке? — Внимательно следя за реакциями омеги, спрашивает Намджун. А Чимин не знает, что такое нормально рядом с этим альфой. Да рядом с ним всегда всё ненормально! О чём и показывает, непонимающе пожимая плечиками. — Выглядишь, кстати, потрясающе. — Всё так же смотря в упор, довершает Нам. Прожигает лицо Чимина насквозь, лазерами своих чёрных глаз будто новое клеймо по контуру сочных губ выводит. От этого липкого, словно горячая смола взгляда, омега вмиг отмирает. — А ты — просто чудовищно! — Без шуток парирует он, стукая альфу кулачком в плечо. И правда: пока Намджун падал, его халат «слегка» распахнулся и теперь через это неприкрытое махровое окно альфа являл омеге голый торс с подрагивающими от напряжения грудными мышцами. Это не просто чудовищно — это уже на грани, это уже чёрте что! И сам, главное, как посланник ада — выбившиеся пряди волос, горящий взгляд и в довесок — неприкрытая аура доминации. Короче, полное комбо, полный кошмар! Такое могло приключиться только с ними! Всё как в пошлом любовном романе: омега падает, альфа оказывается сверху, а затем он — весь такой брутальный мачо с обнаженной грудью, несёт свою добычу к себе в берлогу, чтобы уже там всласть полакомиться молодым телом. Чимин романов никогда не читал, но он уверен, что в них всё именно так и происходит! Вот только он лакомиться этому двуличному чудовищу не даст. — Тебе очень идут шортики. И котик милый. — Продолжает воздействовать взглядом Намджун, на самое дно зрачков утащить пытается. — Наверное это не просто, подобрать всё так, чтобы сочеталось? — С желанием похвалить и без всякой задней мысли, добавляет Нам, крепче к себе прижимает. На самом деле ему это ужасно льстит… ведь кроха и правда выглядит просто потрясающе! Эти его убранные заколочками отросшие волосы, шортики, что так подчёркивают его узкую талию и точёные бёдра, милые гольфики, придающие невинности… хотя кроха и без того сама невинность! Похоже, он и правда очень старался. А то, что старался именно для него — приятно вдвойне. — Вот ещё! Одел первое что попалось! — Мигом вспылил Чимин, пугаясь того, что его так быстро раскусили. Он чувствует, как вспыхивают его щёки и злится на то, что не может даже прикрыться, находясь в руках Намджуна весь как на ладони. «Господи, как я палюсь, совершенно откровенно палюсь!» — Всё, отпусти меня. — Забрыкался он в руках альфы, словно дикий оленёнок. — Ну перестань же. — Улыбнулся уголком губ Намджун. — В этом нет ничего такого, чтобы… — Я теперь всегда так одеваюсь! Понятно? — Дерзко и с вызовом выпалил омега. — И ты не тот, ради кого я бы стал наряжаться! — Чимин ещё пару раз ударил в грудь альфы, а потом резко одёрнул руки, словно обжёгся о его кожу. — Кому говорю отпусти! — Ну что ты, я уж донесу. — Лицо Нама приобрело каменное выражение, и только подергивающиеся желваки выдавали бурлящие внутри эмоции. Он так и продолжил идти, не меняя маршрута и словно не замечая сопротивление омеги. — Нет уж, не надо! Я не инвалид, сам могу ходить. А вот ты… — Что я? — Резко остановился Намджун, дойдя до начала лестницы. Пак испугался вдруг так резко изменившейся ауры альфы, что будто тяжёлая бетонная плита начала придавливать его и тянуть вниз. Омега мешкает с ответом, понимая, что чуть не сморозил глупость. — Ты… — Чимин облизывает моментально пересохшие губы. — У тебя же… спина… — И отводит глаза. Он резко приземляется на ноги и тихонько шипит, только сейчас ощущая боль в коленях. Омега нагибается и слегка трёт ушибленные места, чтобы унять неприятные ощущения, поглядывает снизу на Намджуна, что возвышается рядом, словно безмолвная, ледяная гора. Паку неловко от произошедшего, он не должен был говорить так… двусмысленно. Он сожалеет. Атмосфера вмиг перестаёт быть томной. — Извини. — Тупит глаза в пол Чимин, ему уже как-то совсем не по себе. — Я… я правда не считаю тебя инвалидом… — Хорошо. — Железным тоном обрубает альфа и берёт в руку чемодан Пака. — Я сам… — Вдруг кидается Чимин с тем, чтобы перехватить поклажу, но тут же осекается, столкнувшись с полоснувшим его, словно чёрный хлыст, взглядом. Он правда не считает Намджуна каким-то калекой, просто… то что ему наговорил доктор Кан — это настроило омегу на самый ужасный расклад: альфа мучается от болей, он даже не мог ходить какое-то время — что вообще кромешный ужас и, помимо этого, из-за их связи ему приходилось причинять себе боль, разрезая руку и пуская кровь. Как ему не пытаться облегчить его страдания и не давать напрягаться? Но, в тоже время, как ему понять, что вообще происходит, если Нам кажется вполне жизнеспособным, хотя он ожидал увидеть того исключительно лежащим в кровати… Может это он сам так сгустил краски? А может Намджун терпит и не показывает свою боль? Пак чувствует во всём происходящем какой-то подвох — и это ко всему прочему, что натворил по его мнению Нам, ведя свою Большую Игру, в которую он не счёл нужным его до конца посвятить, просто стёр себя из его жизни самым беспощадным способом из всех возможных… И почему вечно именно он должен чувствовать себя паршиво? Наму тоже не легче — он и сам понимает, что зарывается, излишне бурно на всё реагирует… просто… в присутствии зверька его кроет не по-детски, а ещё это его неоднозначное высказывание про инвалидность… Как солью по открытой ране. Да всё понятно, Чими и не должен падать в его объятья и мирится со сложившимся положением вещей — а он, по сути, заслужил всё презрение этого омеги, который ни в чём не виноват — кроха справляется со всем так, как может, старается… Он же слишком давит, напирает, хочет всего и сразу. А так не бывает! Доверие такого человечка, как Чимин — надо добиваться долго — он уже давно это понял. И насколько долог путь к его доверию, настолько же он короток в возможности потерять уже приобретённое. Со зверьком можно только осторожно — путь до него исчисляется миллионами световых лет, и даже то, что он сейчас рядом с ним — это ещё ничего по сути не значит. Намджун отворачивается, пытается сдержать вырывающиеся наружу эмоции, от возникшего перенапряжения с силой сжимает челюсть и закусывает нижнюю губу — ну не может он показать этому крохе своё смятение и сумбур в душе. И когда Нам уже хочет пойти вперёд, вдруг слышит тихое, на грани слышимости, шмыганье носом позади себя. Он резко разворачивается, откидывает чемодан в сторону и в одну секунду оказывается рядом с омегой, заключая его в свои объятья. — Зверёк. — Шепчет альфа и гладит слегка подрагивающие плечи. — Прошу… — Зря я пришёл. — Хлюпает носом Чимин, снова огорошивает. Намджун замирает, не двигается, впитывая фразу. Она звучит как приговор — ужасный, беспощадный, убийственный. У них, вообще, что ни слово, то ворох обид и недопонимания. Что ни шаг — падение в общую пропасть. Один — слишком хочет всё возродить, другой — пока не готов и ни в чём не уверен. Они как поистрепавшиеся детали всё того же самого пазла, вот только теперь, чтобы две отсоединившиеся части снова идеально совпали — надо больше усилий, нежели раньше. Их рваные края кровоточат и для склеивания всех нанесённых ран нужно много упорства и терпения. Да, порой притирки друг к другу бывают весьма болезненными, но если не пробовать, не пытаться, то и результата не будет… — Не зря. Ты мне очень нужен! — Гладит голову омеги альфа, пальцы в платиновые волосы зарывает. Чимин утвердительно качает головой. — Конечно нужен… — С еле скрываемой издёвкой от безысходности своего положения произносит Пак и горько хмыкает в довершении «…в качестве лекаря». — И снова делаешь неверные выводы. — Уже понемногу закипая, но упорно сдерживая себя, отвечает Намджун. С Чимином терпения нужно — вагон и маленькая тележка. — Но ты так не волнуйся, я сделаю всё, что от меня требуется, всё что предписал доктор. — Продолжает ковырять палочкой в ране Пак, доводит до белого каления. — Вот как. — Делает каменное лицо Нам и отстраняется от омеги. Чертовски неприятно быть в роли того, кого так милостиво одаривают своим вниманием. Потому что, видите ли: так надо, потому что жалко несчастного калеку, потому что добрая душа омеги не может пройти мимо нуждающегося, стоящего с протянутой рукой. — Ну спасибо, что пожалел. — Раздражённо хмыкает Нам. Чимин закусывает губу, от альфы так и веет задетой гордостью. «Ну и пусть! Пусть думает, что хочет, бездушный эгоист! Мне всё равно! Буду воспринимать это просто как долг!» — Не за что. — Бурчит себе под нос Пак, шмыгая напоследок. На альфу старается не смотреть, боясь увидеть там гневное выражение лица. — И покажи мне мою спальню. Надеюсь… в этом доме их несколько? Намджуна аж передёргивает. Не говоря ни слова, он резко подхватывает чемодан и, прихрамывая, шпарит вперёд по коридору. Ошарашенный Чимин пару секунд так и стоит на месте, а потом, наконец-то, спохватывается и плетётся следом — не торопясь, словно ему самому ноги перебило. Нам на удивление быстр, но омега и не против — его всё устраивает, потому что он вдруг открывает для себя, что может без опаски посматривать на фигуру альфы — этот соблазн оказывается слишком велик, чтобы не воспользоваться им. Намджун высок, статен, у него мощная спина и широкие плечи, а ещё — его атлетичные бёдра… так эффектно подчёркнуты белым халатом, ноги, опять же таки… с выделяющимися икроножными мышцами, на которые он раньше не обращал внимание… Пак вздыхает. «Он похож на атланта». Только походка немного изменилась… Чимину вдруг становится больно от возникшего диссонанса — но не потому что он видит травмированным некогда сильного человека, а потому что страдания Намджуна — это и его, в равной степени, мучения. И он бы не задумываясь забрал половину этой боли, чтобы облегчить страдания любимого. Если бы это было возможно, конечно… Для Чимина Намджун не перестал быть сильным, он всё такой же — самый сильный из всех — это даже не оспаривается, как и особая внутренняя мощь альфы, что слишком очевидна не только ему одному. Намджун проходит мимо своей спальни и скулы на его лице танцуют от напряжения. По идее он хотел проводить зверька именно к себе, потому что только там ему и место, но весь последний диалог с омегой и его категоричный настрой не оставил ему выбора. Давить на Чимина никогда не было смысла — сейчас тем более. Альфа весь аж кипит внутри, потому что если бы Чимин дал хотя бы мизерный намёк тоном своего голоса и не был бы настолько упрямым и категоричным — то он бы в итоге настоял на своём, убедил его, а так… Намджун открывает дверь в соседнюю спальню и ставит чемодан возле кровати, сжимает-разжимает кулаки и, резко поправив полы халата, разворачивается к омеге. — Вот, располагайся. — Натягивает самое своё нейтральное лицо Нам, хотя в голосе чувствуется явное неудовольствие и стальные, натянутые струны. Чимин крутит головой по сторонам, осматривается и, не видя в комнате признаков обустройства альфы, удовлетворённо выдыхает. А потом вдруг вспоминает инцидент с дверью, когда Джексон с лёгкостью выбил замок, резко разворачивается и, под удивлённый взгляд Намджуна, начинает придирчиво осматривать дверь. — Насколько он надёжный? — Задаёт вопрос Пак, показывая на дверной замок и заставляя взлететь левую бровь Намджуна высоко ввысь. Звучит как пощёчина. — Боишься за свою честь? — Хищно кривит улыбку Нам. — Надо будет, от меня тебя никакой замок не спасёт, зверёк. — Альфа не без удовольствия отмечает, как вытягивается личико напротив. — Но ты не бойся, мне надо не будет. Врёт! Причём бесстыдно. И, тем не менее, ни один мускул на его лице не дёргается, потому что сколько можно задевать его достоинство? Глаза Пака округляются, он чуть не давится от обиды, но изо всех сил пытается её скрыть. «Ну и ладно! И не надо! Отлично!» — Прекрасно! — Ни с того ни с сего закипает омега. — Значит, у нас чисто деловые отношения! — Зачем сказал именно в таком выражении, сам не знает… ведь он вроде и так не для большего тут приехал. Или нет? — Я оказываю тебе помощь, ты меня не трогаешь! — Разве не так и было задумано изначально? — Щурит глаза Намджун, вдруг неожиданно начиная надвигаться на Чимина. — Я просто напоминаю. — Голос омеги вдруг становится менее уверенным. И именно в этот момент он вдруг замечает, что халат-то на альфе… безбожно ему мал! И держится он лишь на двух вещах: честном слове и поясе — не распахиваясь только благодаря какому-то чуду! Хотя Пак уверен, стоит альфе только напрячь мышцы груди — тот снова раскроет свои бесстыжие врата. Чимин резко отшатывается назад и прилипает спиной к двери, испуганно замирая в ожидании дальнейших действий Намджуна. А когда тот протягивает к нему руку, тут же зажмуривается, переставая дышать. Проходят какие-то бесконечные секунды ожидания, но ничего не происходит. Тогда Чимин резко открывает глаза и охает, встречаясь со злосчастной грудью альфы, оказавшейся совсем рядом с его лицом. Рука Нама уже почти касается щеки… Пак не шевелится, его сердце бьётся как бешеное, грозясь проломить грудную клетку, которая ощутимо вздымается вверх-вниз. Кажется, он сейчас умрёт! Но тут рука тянется к заколке. Слышится щелчок застёжки. Чимин пораженно хлопает глазами и видит, как Намджун уже абсолютно точно, без всякой утайки — ухмыляется! А он… стоит тут как идиот несчастный и, вообще получается, что повёл себя так, будто ожидал чего-то такого… «господи, стыдоба то какая!» — он неправильно понял ситуацию! — Вот видишь, я тебя не трогаю. — Отстраняется альфа и смотрит сверху вниз, словно победитель. — Но если ты очень хорошо попросишь, то могу. От такой наглости у Чимина даже рот открылся. — И вообще, если ты внимательно читал рекомендации доктора Кана, то трогать придётся именно тебе. — Разворачивается на выход Нам, замечая, что омега так и стоит с открытым ртом, припечатанный неопровержимостью факта. Он бережно берёт поражённого Чимина за плечи и отодвигает его от двери, выходя из комнаты и оставляя того наедине со своими мыслями. «Что. Это. Чёрт возьми. Было?» — единственное, что проносится в голове омеги, прежде чем он рушится на постель. И что у одного, что у другого — сердца рвутся в груди, а души мечутся как неприкаянные…