Бабочка в лапах паука / омегаверс /ЗАКОНЧЕНО/

Власть никогда не оставляет шанса на самого себя. Чем крепче ты в неё вцепляешься, тем глубже она в тебя проникает, вытесняя собой твою душу. *** ___________________________ Who's In Control — Set It Off ___________________________ Хван знает, что ему лучше принять вызов, потому что если этого не сделает он сам, за него это сделает мистер кукловод. И не важно, хочет он этого или нет, факты сводятся к одному — он крупно проебался. «Но как же так вышло? А этот белый лебедь оказался совсем не промах. Надо же… заменил Намджуна серым кардиналом!» Настойчивые гудки давят на барабанные перепонки — не думают прекращаться, им нет дела до чьих-либо желаний или терзаний — они есть простой акустический сигнал, посылаемый абоненту по зашифрованному коду. Рука альфы тянется к мобильному, он нехотя проводит пальцем по дисплею и прикладывает гаджет к уху. — Я вами разочарован, мистер Хван. — Сразу рубит на корню голос с той стороны. Своим спокойным, но стальным тоном не даëт альфе даже возможности опомниться. Этот голос… он как раскалённый клинок, что протыкает тебя насквозь с шипящим звуком, заставляя чувствовать собственную запечённую плоть. Сону от чего-то кажется, будто даже его телефон нагрелся от той испепеляющей ауры, которая вонзилась в него через динамик телефона. — Я же говорил, никаких несанкционированных представлений. — Я… я… — У Сона горло параличом свело, ему будто глотку лавой залили и он не может вымолвить и слова. Сметающая волна чудовищной испепеляющей энергетики, которая сейчас на него обрушилась, минуя все километры и расстояния, была такой мощной, что заставляла внутренности чеболя скукоживаться, а его самого поджимать несуществующий хвост и скулить внутри, словно он какой-то щенок. Хвану было противно от самого себя, но он ничего не мог с собой поделать, так как им владели самые примитивные инстинкты, которые, как известно, особо сильно развиты именно у альф. То недавнее наваждение, которое схватило Сона за горло… та ферромоновая атака — она до сих пор будто выворачивала с корнем его волю и не давала возможности собрать мысли воедино. Чёрные как смерть глаза, смотрящие прямо ему в душу… где-то он их уже видел. Но где? — По идее… — Продолжал разделывать на кусочки, словно заправский шеф-повар, голос. — …раз условия договора вами не соблюдены, я должен его расторгнуть, а вас, мистер последний из избранных, за ненадобностью утилизировать. Как вы считаете? Хван выпучил глаза, не в силах выдавить из себя и звука. — Ведь иначе, как быть частью моего плана, вам и жить-то не за чем. Но раз вы не её часть… — В с-смысле? — Хватая ртом воздух, кое-как выдавил из себя Сон. Рю смотрел на своего хозяина поражённо, его изуродованное после личного наказания лицо подергивалось, но не от боли за собственные раны, а от боли за господина, явно поставленного сейчас в позу подчинения. Бета знал, что на Хвана никто не может воздействовать подобным образом, кроме одного человека, имя которому они пока, к сожалению, не знают. — Но, пожалуй, я дам вам последний шанс. — Снова прогремел как гром среди ясного неба низкий голос, почему-то не даруя этим фактом облегчения, а наоборот, ещё сильнее припечатывая Хвана к креслу. Дело пахло керосином — одно неудачное слово, подобно искре, и он в мгновение ока вспыхнет, как стог сена. Чеболь перевёл взгляд на затаившегося в углу Чимина и сделал поспешный жест рукой своему помощнику, чтобы тот препроводил омегу обратно на выход. Рю, не смея ослушаться хозяина, но, тем не менее, пребывая в крайне обеспокоенном состоянии от его поведения, тут же кивнул Паку и показал руками на дверь, давая омеге возможность обогнуть диван и спокойно пройти на выход. Чимин так же в недоумении повертел головой, смотря на побледневшего альфу, что так разительно изменился в поведении за какие-то считанные секунды. Он не мог поверить в то, что тот его так легко отпускает, но решил ни о чем не спрашивать, а просто удалиться из этого неприятного места. Когда дверь за омегой захлопнулась, Хван продолжил беседу. — Я… приношу свои глубочайшие извинения… Чимин-сси, он… его уже препроводили… — Ты правда думаешь, что мне интересны твои извинения? — Резко перешёл на «ты» Намджун. Его голос отражал усмешку, но смешно почему-то не было ни разу. — Для меня они ничего не значат. Я человек действия и предпочитаю в качестве оплаты осязаемые вещи. А поэтому за то, что ты заманил к себе моего омегу, не важно по какому поводу, ты ответишь кровью. — В с-смысл-ле? Вы же сказали, что есть шанс… — Я знаю, что ты владеешь техникой боя на мечах. — Снова прервал блеяние Хвана Нам и, услышав подтверждающее мычание, продолжил. — У твоей катаны есть имя? — Д-да… «синее пламя». — Ошеломлённо произнëс Хван. — Тогда моя «льющая слёзы» принимает вызов. — В-вы… тоже владеете катаной? — Округлил глаза чеболь. Когда-то в разговоре с Рю он бравировал тем, что хотел бы сразиться с мистером кукловодом и лично укоротить ему непомерное чувство превосходства. Кажется, его мечты, неожиданным образом были услышаны на небесах. Но, судя по тому, что альфа предложил бой сам, он явно умеет сражаться, иначе какой смысл в выборе именно этого вида оружия? — Наша встреча на послезавтра отменяется. — Не отвечает на вопрос Намджун и вводит тем самым оппонента в ступор. — Как? Почему… — Она будет сегодня в девять вечера, на том же самом оговорённом месте. От каждого должны присутствовать по три человека сопровождающих. В этом плане ничего не изменилось. Это и будет мой тебе шанс. — Давит своей подавляющей аурой серый кардинал. — Однако его ты в любом случае искупишь кровью. Вопрос только в том, сколько её прольётся. — Хван на том конце шумно сглатывает. — Меня очень разочарует, если окажется, что я в тебе ошибся. — М-можно вопрос? — Вдруг спохватывается Сон. — Только один. Хван на мгновение задумывается и в итоге вместо того, о чём хотел спросить изначально, говорит совершенно иное. — Почему «льющая слёзы»? На том конце трубки хмыкают. — Правильный вопрос, господин Хван. У моей катаны весьма необычная история и легенда, но вам я её рассказывать не намерен. Она лишь для тех, кто этого достоин. — Сон сжал челюсть, а Намджун это будто почувствовал и усмехнулся. Слышать подобные унизительные слова именно от этого человека, чеболю почему-то было просто невыносимо. Его ни во что не ставят, не признают, считают пешкой, смысл существования которой всего-лишь ходить по чужим, заранее расланированным ходам. — Скажу лишь одно, она всегда плачет по тем, у кого забирает душу. — И много она этих душ забрала? — Снова сглатывает Сон. — Это уже второй вопрос. — Обрубает разговор Нам, а чеболю только и остаётся, что слушать протяжные гудки. Власть. Она нужна ему! Нужна для того, чтобы чувствовать эту жизнь. Есть одна правда — без власти ты никто, лишь плывущая по течению пылинка, ни на что не влияющая субстанция — никто! Если тебя никто не видит, то фактически ты не существуешь. Отказаться от власти — значит отказаться от себя. Когда-то его чуть не лишили самого себя, когда-то он чуть не стал никем. Но он вырвал себя из чужих рук — вместе с мясом, вместе с властью. И сейчас всё будет так же — он себя отстоит. *** — Прости меня, мой мальчик, за то, что всё так получилось. — Опустив взгляд, бормотал Нагиль. — Я правда не знал… — Не волнуйтесь так, учитель. — Взял руки пожилого альфы Чимин и дёрнул губами в подобии улыбки. — Всё же хорошо, поэтому не стоит извиняться. Конечно, вы не могли знать. — Я должен был разузнать всё получше… насторожиться такой спешке… Похоже я слабею умом. — Нахмурил брови Нагиль и, метнув взгляд на омегу, снова опустил глаза. Ему правда было очень стыдно смотреть на его подопечного — того, кто доверяет ему как самому себе. Всё то время, пока он ждал Пака, совершая бесплодные попытки прорваться к нему или как-то убедить работников чеболя, сердце альфы заходилось в бешеном ритме и порой Нагилю казалось, что ещё чуть-чуть и у него случится инфаркт. Но хоть кричи, всё было без толку, ведь люди Сон Хвана — всего лишь исполнители воли господина и ничего не решают. Учитель думал, что ну хотя бы уж страх перед расплатой за противоправные действия как-то вразумят прислугу и охрану — и он даже пригрозил полицией, но… всё оказалось бесполезным. Между ним и теми людьми была словно каменная стена. — Что вы такое говорите, Нагиль-сси?! — Охнул Чимин и посильнее обхватил руку учителя. — Да ваш ум дас фору любому уму! И вообще, никто не может знать всего, а этот господин Сон… он слишком хитрый и обладает большими связями. — Да, думаю так и есть. — Кивнул Нагиль, соглашаясь с омегой лишь для видимости, дабы не расстраивать Пака ещё больше. ~ Несколько часов. Прошло всего несколько часов с момента, как Чимин уехал на эту злосчастную встречу, а ощущение, будто прошла вечность! Омега не знал, что всё так получится и он попадёт в ловушку, но почему-то уверен, что вызволил его этим звонком именно он — Намджун — его личный демон. Он как-то узнал с кем он, почувствовал опасность и пришёл на помощь. Их связь… она и правда не от мира сего… Сейчас они вместе с учителем едут в обратном направлении, сидят друг против друга и молчат: Нагиль задыхается от странной нехватки воздуха, вызванной сильным стрессом, а Пак от внезапной тоски по Намджуну. Ему хочется уже поскорее оказаться рядом с любимым, в надёжном тылу. Он так явно ощутил всё это именно сейчас — страх, тоску, непреодолимую тягу: стоило ему наконец-то сесть в машину, пересечь границу чужого дома и выдохнуть… как на него накатило. Он не может без Нама! Без него он будто не живёт! Чимин отвернул голову к окну, чувствуя как его мелко трясёт — запоздалая реакция даёт о себе знать пробудившимся чувством тревоги и омерзения. Пак прикрывает веки и в тот же момент на сетчатке вспыхивает чужой взгляд зелёных глаз — раздражённый, бесчувственный, разделывающий на кусочки. Омега до боли впивается пальчиками в собственные колени и глубоко вдыхает-выдыхает. Думать о том, на что ещё пошёл бы этот альфа ради своей цели, слишком болезненно. Сейчас Чимину как никогда жизненно необходимо увидеть Намджуна, ощутить на своём теле его руки и губы, чтобы он стёр своими поцелуями следы от прикосновений, которые оставил на нём Хван, чтобы перекрыл их, избавил от фантома чужих меток. Ему даже думать о том, что чужой язык касался его шеи тошнотворно, а уж до сих пор ощущать чужие прикосновения, тем более. Машина наконец-то пересекает условную черту пригорода и омега выдыхает — скоро он будет дома. Дома… Звучит так забавно, словно у него и правда он есть. Можно ли вообще называть домом место, где ты прожил всего несколько дней? А даже если неделю, месяц, год?.. Нееет, это не его дом, его у него пока нет! Хотя, что это по сути такое, дом? Фундамент и стены? Для Чимина точно нет. Дом — это лишь условное именование, точка с координатами на карте. Дом — это то место, где тебя ждут и думают о тебе. Дом Пака там, с кем его сердце, а оно находится в руках Намджуна. Его дом — и есть сам Намджун, и это его непреложная истина. Омега смотрит на дремлющего учителя и грустно улыбается. Бедный Нагиль-сси, он так вымотался от переживаний, что просто уснул. Пак бы тоже поспал, но его слишком одолевают мысли и чувства. Внутри всё в кашу и спасает только мысль о том, что он теперь на этом свете не один! Теперь у него есть тот самый человек к которому он будет ехать отовсюду, где бы он ни находился. Намджун тот самый, кто скажет ему тёплое слово, когда ему холодно, тот кто обнимет его, когда ему будет одиноко, тот кто утешит, приласкает и успокоит. Намджун самый сильный человек, кого он знает и этой силой он делится с ним. А он в ответ хочет делиться нежностью и лаской, хочет дарить своему возлюбленному заботу и уют. Чимину даже не верится, что они и правда будут жить вместе. Вот прямо как настоящая пара. И у них будет своë семейное гнëздышко, которое они вместе обустроят. И всё у них там будет так, как они захотят — по своим личным правилам, со своими ритуалами — всё как у счастливых женатых пар. Это слишком невероятно и он так этого хочет! Вот сейчас как никогда в жизни! Уезжая от этого пугающего мужчины, что покусился на самое святое, на метку его альфы — омега ощущает это желание единения особо ярко! У Чимина перед глазами зелёное марево и абсолютная точка невозврата в прежнюю жизнь. Он в неё больше никогда не попадёт — именно теперь он это чувствует так отчётливо, как никогда. Раньше это ощущалось чем-то более-менее эффемерным — да, похожим на некую опасную игру, но всё же… игру. А теперь он видит — всё всерьёз и уже бесповоротно. Он это прочитал в зелёных глазах Сон Хвана и пьянящем аромате полыни, опалившим его нутро зелёным пламенем. Его жизнь с самого рождения была горькой пилюлей, но теперь для Пака эта горечь нечто иное — это вкус счастья, ведь полынь — его любимый и самый главный ингредиент новой жизни. Он понимает — впереди их ждёт много сложностей: новый уклад жизни, множество чужих домов и стран, большая игра, которая теперь навечно с ними… ответственность, тяготы, заботы, чья-то ненависть и зависть, чья-то одержимость и попытки повлиять на их личную жизнь… Нет пути назад! И нет никаких сожалений! Теперь для Чимина любая жизнь имеет хоть какой-то смысл лишь при одном условии, что в ней есть его альфа. Этой ночью он подтвердил это своим телом, положив его на алтарь любви и дав Наму совершить с собой все ритуалы по причащению к этой новой жизни. Его тело до сих пор чувствует все прикосновения и проникновения — оно буквально скроено из принадлежности Ким Намджуну. На нём россыпь разноцветных пятен, что порхают в самых неожиданных местах, словно бабочки — все до единой прожили свою недолгую ночную жизнь: родившись в страсти и почти потухнув при свете дня. И Чимин хочет обновить все эти наложенные Намом метки принадлежности, желает расцвести, как благоухающий сад, чтобы руки и губы его альфы взрастили на его теле новые цветы — всевозможных окрасов и размеров. И хоть на нём всегда всё быстро заживает, так как он зета и ускоренная регенерация прописана в его генетическом коде, Пак готов возрождать их снова и снова — столько, сколько нужно для ощущения себя живым человеком. ~ Вот уже за окном мелькает Ханган, купая в своих водах мягкие лучи вечернего солнца, а ещё чуть дальше виден шпиль небоскрёба. Чимин летит навстречу к своему альфе, в его груди словно колотится неуёмная птица, желающая вырваться наружу и полететь с весточкой о своём прибытии к тому, кто его так ждёт в самой высокой башне этого города. ~ Всё как в тумане: скорые прощания с учителем и стремительный бег по коридору, лифт, что мчит на 61 этаж и ретроспектива последних часов, прожитых словно целая жизнь в страхе и без всякого смысла. И чем ближе к альфе, тем сильнее полыхает метка на его шее. *** 18:23 Лотте. Нам как-будто чувствует приход своего крохи — дверь в квартиру открыта нараспашку, как собственно и объятия альфы. В ногах Намджуна туда-сюда снуёт Бублик, смешно виляя своим пушистым хвостиком, словно чувствует важность момента. Чимин замирает в нескольких шагах от порога и с отчаянием в глазах смотрит на встречающих — его ждут, он нужен — значит здесь его дом, а потом резко срывается с места и под звонкий лай щенка кидается на грудь Нама, рыдая и целуя без остановки его покалеченное лицо. Намджун сжимает в руках своё маленькое сокровище, чувствует на нём чужой запах имбиря. Он смотрит на шею и видит, что его метка не только не потухла — наоборот, она словно горит! Это клеймо принадлежности — его личная печать, которую он поставил Чимину когда-то в прошлой жизни — пусть не от кипящих внутри чувств, но зато с полной решимостью спасти этого маленького и беззащитного человечка. Эти чувства к зверьку всегда были с ним — защищать, оберегать, быть надёжным щитом. А сейчас они буквально кипят, причём до такой степени, что зашкаливающие ферромоны грозят разорвать если не Сон Хвана, так саму материю этого мира точно. Внутри Намджуна вдруг поднимается невероятная ярость, он сжимает плечи омеги и смотрит на него диким взглядом, от которого у Пака всё нутро болью, как от серной кислоты выжигает. Глаза омеги наполняются слезами и он сам не понимает от чего больше — от пережитого, или от того как он остро ощущает внутреннее состояние альфы — оно будто и его частью становится, срастается с каждой клеточкой тела, распространяется в крови, бежит кипящей лавой по венам, пенится в горле. — Где он тебя трогал? — Голос Нама словно не его, даже Чимин в нём родной едва узнаёт. Альфа и сам видит где: он спешно расстёгивает пуговицы на блузке омеги и обнажает его ключицы, с тревогой рассматривая шею, читает тело как открытую книгу. Ему не нужны ответы, да и вопросы задаются лишь с целью не перекипеть и не взорваться от наполняющей его ярости. Когда он разговаривал с Хваном, он себя ещё как-то более-менее сдерживал. Когда мониторил путь Пака до дома — тоже, поскольку старался думать только о его возвращении. Но стоило увидеть зверька, ощутить его маленькое тельце в своих руках… и все засовы слетели с петель. — Нами, всё х-хорошо. — Испуганно гладит по волосам альфу Чимин. Зелёное пламя, вновь загоревшееся внутри него самого, немного пугает. Но не это главное — омегу больше волнует то плещущееся внутри альфы первородное зло, которое он ощущает и которое, если его не удержать или не ослабить, может натворить много плохих дел. — Правда, Нами, всё хорошо! — Здесь? — Пальцы Намджуна касаются шеи, ведут от горла наискосок и к метке, которая моментально откликается на зов хозяина призывной пульсацией. Пак шумно выдыхает и ощущает, будто парит над землёй. Он словно в мягком коконе, а внутри вдруг растекается небывалая лёгкость и тепло. Он понятия не имеет что происходит, вот только когда приходит в себя — он уже в спальне, сидит на коленях альфы и чуть ли не мурчит в его руках, сходя с ума от ласк. Горячий язык Нама облизывает его метку, обводит по контуру каждый вздувшийся изгиб и видит в этом настоящее избавление для них двоих. Он должен покормить своего зверя! Нет, он просто обязан это сделать! — Тебе… было страшно. — Даже не спрашивает, а утверждает Намджун, расстёгивая последние пуговки и выцеловывая каждый миллиметр открытого горла. — Никто не смеет тебя так пугать. Нам говорит о Хване, а беспокойно почему-то Чимину на счёт него самого. Он словно чувствует в этих словах странный подвох, который, впрочем, сейчас он не способен обдумать до конца. — Всё прошло. — Пак вдавливает в себя голову альфы, он будто и правда кормит его своей плотью, сплетает их пальцы, которые словно веретена начинают плести тонкое кружево страсти. — Это же ты позвонил этому человеку? — Я… — С горловым рыком вгрызается в пухлые губы Намджун, не даёт Паку даже дух перевести, как раскрывает его рот своим языком. Пальцы разжимаются. Чимин задыхается. Чимин на грани срыва. Срыва в пропасть под именем вожделение. Он не понимает как это так может быть, что он загорелся как спичка с полу-действия и готов отдать всего себя даже без всякой просьбы. Им борьба теперь ни к чему, потому что они не хотят ничего делить, кроме своих чувств. Пак сам себя не узнаёт и не хочет сейчас заниматься этим самоанализом. Всё что он хочет, чтобы Нам вот так же продолжал показывать ему, что он для него всё — и отчий дом, и приют для души, и любовь всей жизни, и воздух которым он дышит. А ещё солнце, луна, звёзды и всё космическое пространство. Он тот, кто никогда не будет полностью изведан и покорен, но будет желанен и любим всегда — с первого раза и на все века. Он чувствует это в жадности альфы — как его руки срывают пропитанную чужим запахом блузу, как они ставят на его теле свои отметины — новые поверх не сошедших старых, чертят пальцами красные узоры, словно накладывают тайные руны-обереги, как сминая его податливое, льнущее тело, желают перекрыть чужие прикосновения. Чимин и сам подставляется — под пальцы, под губы — даёт Наму сполна насладиться процессом, испить его. Их поцелуй не поддаётся никакому описанию — он словно жизнь, возрождаемая на выжженной земле. Так может только Намджун — сначала вытравить всё кислотой, зелёным дурманом, а потом, доведя до края пропасти, перепахав и удобрив, возродить, вырастив на этом месте новые цветы — перелицевать его тело и душу набело. — МОЙ! — Рычит зверь внутри Намджуна и срывает с омеги прилипшие брючки. Пак извивается под альфой, не чувствует спины, дрожит от волнения, ощущает как мокнет внизу и хнычет в сгиб чужого локтя, ощущая как в него входят сразу три пальца. Нам даже трусики с него до конца не снял, просто приспустил и вогнал внутрь фаланги, словно раскалённые спицы до упора, пронзая содрогающееся нутро омеги. Ему жизненно необходимо ощутить его изнутри — эти мягкие стенки, пульсирующую заполненность, влажность истекающего по нему зверька. Ему даже подготавливать его особо не надо, так как с момента их последнего соития прошло около трёх часов, которые как показалось Намджуну — были вечностью! Но он хочет сначала прочувствовать его изнутри рукой, поиграть с его податливой попкой. Он не щадит Чимина, сразу находит заветную точку и выбивает звонкие стоны. Пак плачет в его руках — он настолько трогательный и беззащитный сейчас, что у альфы от вида разморёного личика чуть не мутнеет разум. Он двигается внутри него активно, нажимает на простату и создаёт интенсивную вибрацию, чувствуя как это становится пределом терпимости и пиком удовольствия. Омега изгибается, кусает его в руку и, закатив глаза, громко кончает себе на живот, дыша загнанно и рвано. Чимину сейчас божественно хорошо — его белоснежная грудь, украшенная двумя розовыми лепесточками сосков, высоко вздымается и опускается, даже и не думая останавливать свой дыхательный ритм. Намджун припадает к манящим его бусинкам — то лижет их размашистыми мазками влажного языка, то посасывает, затягивая внутрь своего горячего рта. Он чувствует как его немного попустило — будто с оргазмом омеги и часть его негативной энергии растворилась. Однако, он ещё слишком напряжён, чтобы останавливаться и отпускать своего котёнка на волю. — Я твой, я только твой. — Наконец-то разлепляет мокрые глазки Чимин, запоздало отвечает Наму и только сейчас осознаёт, что лежит абсолютно голый под ним, да ещё и при свете угосающего дня. В панорамное окно светят непрямые лучи солнца, наполняя пространство мягким, теплым светом, от чего комната кажется по-домашнему уютной. Кожа омеги искрится оттенками розового и золотого — ещё какой-то час и закатные лучи покрасят всё вокруг в ослепительный оранж, от чего придётся опускать римские шторы, а пока — это лишь лёгкий этюд в пастельных тонах, на котором самое яркое пятно — млеющий омега. Намджуну почти что больно от этого вида, настолько ему хорошо. Его первая волна ярости спала и, смотря на такую нежную картину, сотканную из воздушного облика — его неземной бабочки с хрустальными, сверкающими крыльями, ему самому вдруг захотелось чего-то такого же безмятежного и непринуждённого, чтобы разум прояснился окончательно, а душа наполнилась успокоением и радостью. Он переворачивает омегу лицом вниз и подкладывает ему под животик несколько подушек. Чимину до одури хорошо сейчас после этого схлынувшего экстаза, но и при этом так отчаянно стыдно, ведь он такой открытый перед Намджуном — просто максимально. Его попа приподнята, ноги раздвинуты в стороны, а ещё он чувствует, как по внутренней стороне бедра стекает сочащаяся смазка. Две руки широко разводят его ягодицы и влажную кожу между ног неожиданно обдаёт лёгким дуновением ветерка, сорвавшимся с губ альфы. Пак вздрагивает и, рвано выдыхая, впивается зубами в торец ладони. Он знает, что сейчас будет. Будет буйство красок и полное погружение на дно Марианской впадины в их двухместной подводной лодке, откуда, как известно, выхода нет. Нам хищно проходит губами по красивому изгибу спины, кусает кожу между лопаток, вынимает ладошку Чимина изо рта и вместе со второй его рукой, заводит их за спину. Пак упирается щекой в матрас, пытается посмотреть через плечо, но альфа совсем не даёт ему опомниться, ложа его же собственные ладони на попу и раздвигая ими половинки. — Держи вот так. — Хрипит голос, а опешивший омега без лишних слов исполняет. Упирается коленями и грудью в кровать, сам раздвигает для Намджуна свою раскрасневшуюся, влажную дырочку и тут же ощущает, как головка упирается ему в задний проход, как она водит вокруг неё неторопливо, размазывая смазку. Чимин дуреет от происходящего — то, как играет с ним альфа… это просто сводит с ума. Он уже чувствует этот лёгкий напор и, просто зная, что на самом деле может с ним сотворить Нам, помня насколько он каждый раз всеобъемлюще заполняет его, когда оказывается внутри — все эти колыхнувшиеся в памяти моменты, моментально вышибают из омеги дух, заполняя абсолютным вожделением. Он не чувствует себя, своих рук и ног — все ощущения Чимина сосредоточены в одной точке — там, куда, кажется, притекла вся кровь, заставляя бурлить желанием и нетерпением. А Намджун будто намеренно его дразнит, изводит, не пытаясь войти хотя бы на чуть-чуть внутрь. Пак снова хнычет, просит альфу его не мучить — разводит ягодицы сильнее, сам не понимает что делает — подаётся назад и насаживается на член, вскрикивая от острых ощущений. И это была только головка. Дальше Нам уже сам, не раздумывая слишком долго, хватает Чимина за отросшие волосы и вгоняет член на полную длину, выбивая у Пака искры из глаз и крики с губ. Намджун мычит от удовольствия — протяжно, сочно, наслаждаясь этим погружением внутрь, наматывает белоснежные волосы на кулак, заставляя омегу откинуть голову назад и изогнуться причудливой дугой. Он выходит из него медленно и так же медленно входит снова, наслаждается неторопливым трением о тугие стенки, доводя Чимина до такого предела этой неспешностью, что тот начинает реветь от мучающего его напряжения, которое уже хочется поделить на двое, растворить тот комок внутри живота, что переплёлся тугим узлом, стянул всё, вплоть до дрожащих конечностей и залипшего на одном единственном желании мозга. Чимин не выдерживает и в громком стоне уже молит альфу быть быстрее. Просьбы зверька для Намджуна — закон. Он уже и сам, словно вот-вот сдетанирует, погибая от осколочного ранения прямо в сердце — он вступил в эту любовь так, что если отступить, убрать с этой мины ногу — просто разлетится в клочья, разбросав останки тела по периметру десяти метров. А он и не хочет сходить — хочет стоять в этом эпицентре страсти вечно, пока уже сама смерть не разлучит их. И то у неё это не выдет, он вырвет из цепких лап их совместный билет на счастье, обманет смерть в сотый раз и со зверьком на руках отправится в другой мир — неважно какой, если они будут там вдвоём. Ему запредельно хорошо внутри омеги. Альфа срывается на резкие толчки и вбивается в маленькое тельце, заходясь яростным дыханием, ловя такое же в ответ губами, вгрызаясь в плечи и холку Чимина зубами, ловя его вскрики, двигаясь навстречу своими бёдрами. Они будто два пламени — сливаются в один яркий огонь, чтобы дать друг другу так нужное им тепло и ощущение жизни, в которой есть только они и их сплетённые двойные ароматы. — Люблю тебя. — Хрипит взмокший Намджун и, поворачивая на себя лицо Пака, мажет губами по точёным скулам и подбородку. Он словно в душу смотрит и говорит возлюбленному без слов: «Хочу ещё глубже, чтобы заполнить тебя целиком и полностью. Хочу ещё быстрее, чтобы вся жизнь перед глазами промелькнула, а та её часть — короткая и пустая в отсутствии тебя — потухла навсегда. Потухла с тем, чтобы возродилась новая, бесконечная». И Чимин чувствует этот посыл в размашистых движениях, как Нам жарко толкается в него, как вжимается в его тело и как его руки спорят с губами — показывают насколько он нужен. Омега видит, как альфа боготворит его тело, как сильно желает — настолько, что готов сгореть сам и сжечь этим огнём и его самого. И он не только готов гореть в ответ — он уже горит! Его бёдра и живот словно объяты пламенем, шлепки тел заглушают все звуки вокруг и только хриплые рыки и сопение над самым ухом не даются потеряться в океане страсти окончательно. После очередного особо чувствительного толчка Чимин не выдерживает и, сжимаемый в руках приподнявшего его Намджуна, кончает на подушки, ощущая как следом в него кончает и альфа, растекаясь по внутренним стенкам горячим семенем. — Не выходи, останься внутри. — Сбито шепчет Пак и сжимает ягодицы, ощущая как от сокращения мышц ануса часть спермы выталкивается наружу. Ему не страшно. Он желает завязать со своим альфой узел и укрепить их связь. Он всё равно не забеременеет по причине бесплодия, так какая разница… зато он растворится уже в этом любовном мареве окончательно. — Ты уверен? — Переспрашивает Нам и целует раскрасневшееся ушко Чимина. Тот утвердительно кивает и закусывает губу. — Хорошо. — Шепчет в ответ альфа и замирает внутри омеги, прижимает его спиной к себе и сажает на бёдра. Он ласкает распалённое после любовной лихорадки тельце, целует плечи, шею, метку и чувствует, как внутри омеги растёт узел. Пак сжимает зубы, откидывает голову на плечо Намджуну и получает мокрый поцелуй в губы. Ему трудно привыкнуть к размеру альфы, омеге кажется, что член доходит ему до самого пупка, а с узлом — это вообще что-то запредельное — нутро распирает так, что кажется, будто он вот-вот лопнет. Однако вскоре приходит привыкание и расслабление и, наученный прошлым опытом Чимин, начинает слегка покачиваться на мощных бёдрах Намджуна, даря ему и себе неземное удовольствие — он полностью принадлежит своему альфе — весь как на ладони, распят внутри и снаружи, согласен принять от судьбы любую участь. — Не думал, что ты готов прервать свою карьеру… — Шепечет в ухо Нам и балдеет от их полного, абсолютного единства, не верит своему счастью, тому что омега пошёл на такой серьёзный шаг… что готов забеременеть. Пак молчит, лишь двигается волнообразно — он словно в своём мире и не слышит альфу, уплыл так далеко, что покинул пределы этого мира. Готов ли он прервать карьеру? Пак бы и рад это сделать ради новой жизни, но это, увы, никогда не произойдёт. Намджун улыбается такой инициативности Чимина, доверяет ему и решает, что в следующий раз тот точно будет не только сверху, но и лицом к нему. Он хочет видеть каждую эмоцию омеги в момент их близости. Хочет собрать всё-всё по капле, унести с собой в самые потаённые отделы памяти. С появления в его жизни зверька таких всё больше и больше — и альфа готов в такой трепещущий чувствами момент отдать под эти воспоминания все ячейки своего мозга, заменить ими всю свою память, жизнь — стать неотъемлемой частью друг друга. Намджун ни разу не романтик и все эти мысли абсолютно не романтичная чушь — это его жизнь, его действительность, его данность — без Чимина ему просто не жить. Но Нам ошибся — если не станет его омеги, он не погибнет от тоски, завянув как последний цветок в пустыне… он просто испепелится в ту же секунду! Вот почему его словно опалило огнём, когда чужой коснулся его метки — это был животный страх потери самого дорогого — его смысла жизни. А тот, кто так бесцеремонно посягнул на подобное — ответит за это по закону альф. ~ Через полчаса полностью утомлённый Чимин улёгся на сжимающего его в своих объятиях Намджуна. Целуя любимую метку на груди альфы и наслаждаясь долгожданным расслаблением после спавшего узла. За это время он успел ещё два раза кончить, чем очень порадовал альфу и они, кажется, нацеловались на несколько дней вперёд. Так хорошо, что даже не хочется вставать и принимать душ, хотя потные и липкие от спермы и смазки тела требуют именно этого. Да и из заднего прохода до сих пор вытекает, заставляя ощущать себя… о нет, абсолютно не порочным! — наоборот, желанным и наполненным. — Надо же, как много… — Совершенно по-детски хихикает Чимин, собирая пальчиками вытекающую из его дырочки сперму. Он ощущает приятную ломоту в теле, обращает игривый взор на Нама и вдруг замечает неожиданно серьёзный вид альфы. — Что такое? — Я должен… уехать на встречу. — Хмурится Намджун и виновато опускает глаза. Как бы ни хотелось ему сейчас оставаться в тёплой постели с не менее тёплым зверьком под боком, любя его до звёзд в голове и до самого утра, он не может оставаться рядом ещё дольше. Нам вздыхает, берёт ручку омеги в свою и нежно целует его крохотные пальчики, задержавшись на том, что с обручальным кольцом. — Какую встречу? С кем? — Растерянно хлопает ресницами Пак, ощущая что-то не ладное. — С Сон Хваном… — Как?.. Она же должна быть послезавтра. — Не понимает омега и тут же хватается за поясницу. — Небольшие корректировки в планах. — Слегка улыбается Намджун и, поглаживая спину, целует Чимина в висок. — Нет, я решительно ничего не понимаю. — Кряхтя, переворачивается поудобнее омега и смотрит в чёрные как ночь глаза напротив. — Тебе хорошо, кроха? — Переводит тему Намджун и пытается притянуть личико Пака к себе, но тот хмурится, всё больше ощущая в груди недобрых вестников, скребущих острыми когтями кошек. — Почему вы перенесли встречу? — Отстраняется омега и делает серьёзную мордочку, на что альфа протяжно вздыхает и прикрывает веки. — У нас будет… своего рода дуэль. — Произносит словно вердикт Нам и открывает глаза с тем, чтобы запечатлеть в серых полную растерянность, замешательство и тенью закрадывающийся страх. — Дуэль? — Выпучивает глаза Чимин. — Я должен отстоять твою честь и это не обсуждается. — Сразу отрубает концы Намджун и крупно ошибается, думая что со зверьком это вообще возможно сделать. Острые пальчики впиваются в его широкую грудь, грозятся оставить на коже свои собственные отметины. — Какая ещё дуэль? Ты о чём вообще? — Нервно смеётся Пак. — Бой на мечах. — Смотрит в потолок альфа, ощущая себя словно нашкодившим мальчишкой. — ГОСПОДИ БОЖЕ! — Подскакивает омега, но тут же морщится от стрельнувшей в области поясницы боли. Нам притягивает Пака обратно на себя, обхватывает спину и ягодицы ладонями, поглаживает. — Ты с ума сошёл! Этого не стоит делать, ведь… он не задевал мою честь… он вообще меня не трогал! Веришь? Вот честное слово! — Паника, как отравленная стрела, пронзает дрожащее сознание омеги, моментально растворяет яд в крови неподготовленного организма, туманит разум, заставляет Чимина биться в истерике. — Не стоит выгораживать этого ублюдка. — Сильнее хватает омегу Намджун, натыкаясь на сопротивление маленького тельца. — Он посягнул на мою метку! — Да о чём ты? Ничего такого не было… — Пытается идти на попятную Пак, включает дурачка. — Чимини, я по твоему идиот? — Цокает Нам. — Я не позволю! Нет! Только через мой труп! — Видя, что у него не получается повлиять на альфу, из глаз Пака потоком брызжут слёзы, окрапляют чужую грудь. — Никаких трупов не будет. — Я видел его, он страшный человек, Намджуни! — Заламывает бровки Чимин, делает умоляющий взгляд. — Неужели страшнее меня? — Изгибает бровь альфа, пытаясь перевести всё в шутку, но омега оказывается абсолютно глух к юмору. — Он убъёт тебя! Я этого не переживу! НЕТ! — Не верит Чимин, безостановочно крутит головой. — Глупенький зверёк. — Резко подминает под себя омегу Намджун, прижимает его подрагивающее, обнаженное тело к кровати и, нависнув сверху, обхватывает лицо. — Обещаю, со мной ничего не будет. Нам всё шепчет успокаивающие слова, перемежая их поцелуями в шею и ключицы, пытается потушить затаившийся в груди омеги огонь страха. Но тот будто и не думает успокаиваться, распаляясь ещё больше. — Зачем тебе это? — Шмыгает носом Чимин. — Почему ты вечно рискуешь своей жизнью и заставляешь меня мучиться? — Меньше всего я желаю, чтобы ты мучился… — Хмурится Намджун. — Но тогда зачем… — Кроха! — Вдруг резко останавливается альфа и в напряжении замирает над омегой. — Я безумно тебя люблю, но ради бога, не смей давить на меня в подобных вопросах. Не манипулируй мной с помощью слез. — Уйди от меня! Слезь! — Сердится Пак, пытаясь вырвать руки, схваченные Намом за запястья. Обида наполняет его нутро так быстро, что омега тут же поддаётся этому чувству, окунаясь в него с головой. Он как самый настоящий ребёнок, готовый кинуться с истерикой посредине супермаркета и колотить руками и ногами по полу. Альфа пытается его поцеловать, пощекотать носом, чтобы разрядить обстановку, но всё тщетно, его зверёк — самое упрямое существо на планете. — Ты ещё такой ребёнок. — Качает головой Намджун. — А устраивать дуэли — это по-твоему прямо по-взрослому? — Это другое… — Ты похож на мальчишку, устроившего драку из-за какого-то пустяка! — Срывается звонким голосом, переходящим в фальцет, Чимин. — Это не ерунда. — Темнеет лицо Нама. Он вновь становится серьёзным — до такой степени, что омега замирает в неожиданно образовавшейся между ними звенящей тишине и падает в глубину альфовых глаз. Ну почему он такой? Почему в этой жизни всё так не просто? Почему всё будто повторяется, как в тот самый роковой вечер? «Тогда мы тоже стали близки как никогда, впервые разделили общую постель, а после…» От последней мысли у Чимина пробегает по телу холодок и страх остаться одному становится будто осязаем. Пак не говорит ни слова, от лежит под Намджуном и тонет в образовавшейся беспощадной действительности, чувствует спиной эту ледяную глубину, как она забирает тепло его тела, вымораживает душу, леденит сознание. Не выдержав, Чимин отворачивает голову в сторону, даёт солёным дорожкам бесшумно проложить свой путь вниз, на остывающую постель. — Лучше проводи меня… как воина. — Опускает на грудь омеги голову альфа. — Мне сейчас нужна твоя поддержка. Если я буду переживать о том, что ты на меня обиделся или рассердился… моя рука может дрогнуть. Чимин безостановочно кусает губы и кивает, задыхаясь внутри себя от резкой нехватки воздуха. Нам берёт лицо омеги за подбородок, поворачивает к себе, получая вымученную улыбку, и мягко целует припухшие губы. — Скажи, что любишь. — Просит Намджун, не сводя умоляющего взгляда. Чимин смотрит на альфу безотрывно и Наму кажется, что проходит не несколько секунд, а целая вечность, прежде чем с уст омеги срываются слова. — Я люблю тебя. — Губы Пака дрожат. — Больше жизни люблю. Без тебя… она мне не нужна. Альфа мягко улыбается и приближает лицо к омеге. — Тогда ты будешь жить вечно, ведь я умирать не собираюсь. — Растягивает улыбку Намджун и снова впивается в любимые губы. Всё будет хорошо, всё будет хорошо… ~ Когда Нам покидает квартиру и дверь за ним закрывается, Чимин обхватывает голову руками и падает на колени. Вцепившись пальцами в волосы, он надрывно кричит, не издавая при этом ни единого звука. Омега зовёт на помощь и рыдает — внутрь себя, в свою темноту, в тот мрак, который образовался с уходом любимого, в тот липкий, разъедающий страх, что снова поглощает его в свой бездонный мир. «Прошу, только вернись. Не умирай, умоляю». *** 21:01 Грузовой порт Agma. Солнце уже зашло за горизонт, и последние лучи, что буквально десять минут назад окрашивали небо в пурпурные оттенки потеряли свою силу, уступив место ультрамарину. В заброшенной части порта по абсолютно понятным причинам отсутствовало всякое освещение и всё же рассмотреть детали находящихся сооружений в сгущающемся полумраке было вполне реально. Два чёрных внедорожника резко затормозили возле пустующего дока и визг от их шин, эхом разнëсшийся в гробовой тишине пирса, заполнил буквально каждый уголок безлюдного пространства. В этот же самый момент пара ворон с громким карканьем сорвались с ближайшего дерева и полетели прочь от непрошенных гостей. К назначенному времени Сон Хван прибыл чётко в срок. Он любил пунктуальность и ценил это в других людях. Чеболь никогда не опаздывал сам и другим этого не спускал с рук. И хоть время было соблюдено точно, Сон был уверен, что серый кардинал уже на месте, прибыл заранее и ждёт его со всем нетерпением. Как и он сам… Честно говоря, у него это впервые так, чтобы он настолько волновался от предстоящей встречи… словно школьник какой-то. В голове Хвана гудело от противоречивых мыслей и даже любимые сигары не помогали справиться с напряжением. «Сука, я же не на свиданку в конце-то концов припëрся! Чё так мозгами потёк?!» — выругался на самого себя Сон и требовательно протянул руку, в которую Рю тут же вложил катану. Надо признаться, этот таинственный альфа столько дыму напустил на свою личность, что Хван уже совершенно не знал, чего от него ожидать. «Чёрный ящик Пандоры и тот предсказуемее». Чеболь обхватил пальцами сая, слегка потянул на себя рукоять и посмотрел на отражение собственных глаз в отполированной стали клинка. Пара мгновений. Ему нужна ещё пара мгновений, чтобы собраться с духом. — Выдвигаемся. — Резко хлопнув ножнами, дёрнул за дверную ручку Хван. Выйдя из бронированного внедорожника и окинув брезгливым взглядом место, где была назначена встреча, чеболь проследовал несколько метров вперёд и остановился. Окружающее пространство поражало воображение своим постапокалиптическим видом: заброшенная часть порта представляла собой плачевный вид и судя по давно поросшему травой асфальту и покосившимся конструкциям, тут уже много лет не ступала нога человека. Возле пирса, где и располагался уговоренный ангар, были протянуты рельсы, на которых в ряд стояли старые перегрузочные краны, похожие на гиганских железных жирафов, чьи заржавевшие стрелы навсегда застыли в одном положении. Вечные стражники покинутого порта… Рю и ещё двое из самых прилижённых к Сон Хвану людей, нервно переминались за спиной господина и ждали его приказаний. Если так подумать, то местечко было весьма отличным выбором для встречи — на много киллометров ни одной живой души, огромный простор для отхода и наступления, да и для утилизации трупов в случае неудачных переговоров — огромный простор: хоть скинуть на дно акватории, хоть захоронить в любом из складских помещений, да даже если просто захочешь зарыть под деревом — искать место придётся очень долго. Пройдя вперёд к ангару, Хван снова остановился и с удивлением стал рассматривать две машины, припаркованные возле крытого помещения, у входа над которым горел тусклый фонарь — единственный источник освещения в этом Богом забытом месте. Брови альфы взметнулись вверх: «ламбо?» Если излишне брутальный Майбах с открытым верхом Сон ещё хоть как-то мог принять, то вот пафосно-лиловый спорткар с экстремально-заниженной посадкой с трудом укладывался в его голове. — Кто вообще, блять, на подобном приезжает на такие встречи? — Немного зависнув, произнёс чеболь, от чего его подопечные начали крутить головами, ища друг у друга ответ. — Или тут подпольный развлекательный клуб и нас пригласили на вечеринку? Альфа вздрогнул, неожиданно ощутив трение о его ногу. Он резко дёрнулся и отпрянул в сторону, а когда посмотрел вниз, то увидел чёрно-белого кошака. «Всего лишь кот!» — Твою же мать… — Ругнулся Хван и было замахнулся ногой, чтобы дать животине поджопник, как его неожиданно прервал чужой голос. — Не советую этого делать. — Раздалось у входа. Сон поднял голову и увидел в метре от себя черноволосого альфу в чёрной грубой куртке и высоких ботинках. Он стоял, облокотившись о край дверного проёма и флегматичным, немного усталым взглядом полировал сопровождающих за спиной чеболя людей. — Мой друг очень не любит, когда обижают маленьких. — Понял. — Сощурил глаза Хван и поднял в сдающемся жесте руки. — Я так полагаю… господин Мин Юнги? «Как интересно!» Альфа сделал шаг ко входу в ангар, протягивая для рукопожатия руку, и его люди тут же сгруппировались возле него, показывая всем своим напряжённым видом, что они на чеку и в случае чего смогут защитить своего хозяина. — Не так быстро. — Выставил вперёд ногу Шуга, преграждая дорогим гостям вход. — Я должен вас проверить. — Ащщ! — Закатил глаза Сон. — Неужели вы думаете, что я буду марать своё достоинство и… — Ваше достоинство здесь никого не волнует. — Перебил Хвана Юнги и, заметив как на это покраснел один из сопровождающих, дёрнул уголком губ. — Кроме вашего личного помощника конечно. — Вы забываетесь. — Опасно повысив ферромоны, зашипел чеболь. — Из оружия внутрь можно взять только вашу катану. — Встал на обе ноги Юнги и поравнялся с Хваном. Двое альф дёрнулись с места, но получив отмашку от господина, снова замерли. — Конечно! Пожалуйста проверяйте! — Широко улыбнулся Хван и опасно щёлкнул клыками. — Надеюсь у нас всё по взаимности сегодня? — Безусловно. Шуга стал по-одному щупать вставших рядком сопровождающих чеболя. Удостоверившись, что всё чисто, он посмотрел на Хвана, делая ему приглашающий знак. — Мы же не звери какие, культурно встречать гостей вполне умеем. — Осклабился Мин. — Даже стол для вас накрыли. Всё как полагается: хлеб-соль, кимчи. — Как мило. Хищно улыбнувшись, Юнги стал хлопать Хвана по бокам, отчётливо чувствуя по напряженной позе альфы, как тому это не нравится. Он нарочно шерстил руками излишне дотошно, ощупывая чеболя сверху донизу — причём в отличие от его же нижестоящих сотрудников, орудовал особо грубо в самых щепетильных местах. Сон понимал, что это было своего рода показательным выступлением перед его людьми, но терпел выходки нового главы преступного мира, надеясь отыграться за это унижение как-нибудь позже. — Эй, ну чего так долго? — Раздалось из глубины ангара. — Вы там что, целуетесь на радостях что ли? Юнги только закатил глаза и, ничего не ответив, сделал приглашающий жест рукой. Когда все четверо «дорогих гостей» зашли внутрь, железная дверь за ними с характерным скрежетом захлопнулась и прибывшим стало ясно, что их путь к отступлению только что отрезали. Быстро привыкнув к полумраку, царившему внутри помещения, Хван и его люди стали озираться по сторонам. Однако красноватая подсветка и точечные светильники не давали полноценного освещения пространства, они будто наоборот, намеренно издевались над зрением вновь-прибывших, создавая ауру некоего хоррора и как бы намекая на то, что гостям тут не рады. Внутреннее пространство ангара, на удивление, оказалось весьма обустроенным и своим контрастом относительно пустынного порта вызывало стойкое ощущение опасного диссонанса. Хвану было достаточно одного взгляда, чтобы понять одну простую вещь: этот склад служит местом передислокации преступных сил, а также хранения оружия и боеприпасов. Своего рода база для проворачивания всяких тёмных дел. У него и самого были подобные места, а потому удивляться масштабу помещения, тут и там расставленым на стеллажах ящикам и стойкому запаху крови просто не приходилось. — Добро пожаловать! — Раздался жизнерадостный голос и яркая улыбка озарила помещение склада. — Чон Чонгук? — Удивлённо уставился на шагающего в их сторону бодрым шагом альфу Хван. — Какими судьб… Речь Сона внезапно прервалась по причине громкого падения челюсти на пол: на него шёл наследник крупнейшей конгломерации Chon Industry (и конечно же все чеболи так или иначе друг друга знают, то и дело пересекаясь в своих кругах) и был он одет в костюм… «полицейского?» Причём не просто какого-то там обычного полицейского, а, как гласил жетон на его груди, «инспектора сексуальных утех»… Сон не мог поверить своим глазам. У него что, глюки? Или его собственная шутка про вечеринку была услышана высшими силами? Мало того, что Хван никак не ожидал увидеть в подобном месте такого человека как Чонгук, тем более он не ожидал увидеть любимца светской прессы в настолько… откровенном образе! — А, да… — Посмотрел на себя Гук и безмятежно отмахнулся рукой. Весь его непринуждённый внешний вид как бы говорил о том, что его наряд — это само собой полагающееся на такого рода встречах и вообще, странно, что все здесь присутствующие тоже не в чём-то подобном. Суровая обыденность простого корейского чеболя, всего-то и делов. — Не обращай внимание, это я сюда прямиком с этой… — Чон на секунду задумался. — …с вечеринки. Точно! «Ага, с секс-вечеринки, с которой тебя так неожиданно вырвали» — громко цокнул языком Шуга, проходя мимо Хвана и его компании. Те пялились на Чонгука так, будто он на них прямо сейчас набросится и начнёт инспектировать. Гук протянул Сону руку и тот после некоторого колебания её пожал. После чего его примеру последовали и остальные. — Какими судьбами? — Постарался сделать как можно более небрежный тон голоса Хван, делая вид, будто для него это и правда обычное дело, хотя на самом деле ему хотелось задать совершенно другие вопросы. Например… «какого хуя тут вообще происходит?» Или… «а в каком образе предстанет серый кардинал?» Заметив краем глаза ещё одного человека, проследовавшего к ним поздороваться, Хван быстро переключил своё внимание с тестостеронового мачо на новый объект. — Ну как же? Я не мог пропустить такое знаковое событие. — Широко улыбнулся Чонгук, явно веселясь от всего происходящего на всю катушку. «Ага, так спешил, что даже исподнее надеть не успел» не озвучил свои мысли Шуга. — У меня платиновая клубная карта на посещение подобных мероприятий. — Продолжил весело декларировать Гук. — Скажу по секрету: если будешь хорошим мальчиком сегодня, тебе тоже такую выдадут. — Подмигнул Чон, вводя Хвана и его делегацию в полный ступор. И пока Сон переваривал полученную информацию, к нему уже подошёл рыжеволосый бета в футболке с огромной надписью SUPER DADDY, что в разрезе с тематикой сегодняшней «вечеринки» выглядело весьма двусмысленно. Представившись как Чон Хосок, рыжеволосый шустро метнулся к «дорогим гостям» и стал очень энергично жать всем присутствующим руки. — Передайте вашему сыну, что у него явный талант. — Кивнул на запястье альфы Хосок и широко улыбнулся. — Очень реалистично. — Эээ… да, хорошо. — Смутился мужчина и поспешно опустил рукав рубашки, скрывая нарисованные перманентным маркером часы. Закончив с официальной частью приветствий, все замерли в ожидании последующих действий. Повисла неловкая пауза с переглядками. — Если будете так на меня пялиться, я вас всех арестую. — Игриво погрозил пальчиком Гук и, заметив движение возле железной двери, посмотрел за спины гостей. Те автоматом повернулись назад и только сейчас заметили фигуру, прислонившуюся к стене. Высоченный как скала альфа молча наблюдал за происходящим, словно какой-то притаившийся демон, вышедший из адского подземелья. Верхняя часть его тела находилась в тени, из-за чего было совершенно не разглядеть лица. «А он высокий…» Глаза Хвана, понявшего что перед ними находится именно тот самый человек, чья личность не давала ему покоя последние несколько месяцев, пугая и завораживая своей неординарной деятельностью, моментально зажглись огнём — всё его внимание сконцентрировалось на этом притягивающем к себе своей необычной аурой альфе. От мужчины буквально исходила тёмная энергетика, сгущая и без того плотную атмосферу до состояния сжатых атомов. Его внутренняя сила, значительно возросшая с момента воссоединения с Чимином, не поддавалась описанию — она, как какая-то воронка в преисподнюю, затягивала и лишала воли всех присутствующих. И даже такой сильный альфа как Сон Хван, ощущая её воздействие, хотел уже либо подчиниться… либо поскорее убежать не оглядываясь. — Наигрались? — Прогремел тяжёлый, словно удар молота, голос, заставляя всех поёжиться. Повисло тяжёлое молчание.  Едкий ладан стал окутывать присутствующих удушающим дымным коконом, оплетая и сковывая их, будто беззащитных жертв в паутину, не давая возможности пошевелиться — все будто находились под каким-то жутким воздействием.  Хван смотрел на тень у стены немигающими глазами и не понимал, что происходит — было ощущение, что он будто на пороге неумолимо приближающейся катастрофы, раскола бездны, которая вот-вот поглотит его и перемолотит тело вместе с душой.  Рю, мучимый состоянием своего хозяина, не выдержал происходящего и, сам не понимая зачем он это делает, совершил безотчётный шаг вперёд.  — Покажите себя! — В отчаянии выпалил бета. — Мы здесь не за тем, чтобы… — Закончить фразу не хватило духу, её окончание проглотилось вместе с вязкой слюной, стоило только мощной фигуре альфы отделиться от стены, являя на свет своё лицо, вычерченное красной мерцающей подсветкой.  Рю отшатнулся назад, а Хван… просто врос в бетонный пол, словно он навечно затвердевшее под воздействием чар Медузы Горгоны, лишённое жизни каменное изваяние. Похожее на залитую кровью маску, повреждённое от ударов лицо, наводило ужас — но не столько внешним видом, сколько своей беспощадной правдой.  А что может быть страшнее правды? Только отрицаемая правда! Так иллюминаты спускаются со своих тайных лож, так является истинная сущность, не укладывающаяся в голове… По мере осознания действительности, глаза чеболя расширялись. «Это какой-то бред! Это просто невозможно!» — мигало красной сигнальной лампочкой в голове Сона — «ЭТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОН!» — И тем не менее, это я. — Словно читая чужие мысли, прошептал Намджун, как в замедленной съёмке надвигаясь на Хвана. Альфа был одет в серую куртку-ханбок и широкие плотные штаны. Из-за его пояса по левую сторону свешивался меч, вставленный в чёрные отполированные сая. Волосы Нама были собраны в хвост и связаны чёрным шнуром. Чеболь так и не сдвинулся с места, смотря на Намджуна с запечатлённым безумием во взгляде. Время поразмыслить и поговорить — всё на потом. В этом самом миге, где сошлись две противоположных сущности — для подобного нет места. «Секунданты» уже заблаговременно расступились, образуя вокруг двух альф непроницаемый круг в несколько метров диаметром, ступить за периметр которого не отважился бы никто, кто обладает хотя бы каплей здравого смысла. Все присутствующие просто стояли и смотрели как заворожённые на этот танец смерти — плавное перемещение одного альфы вокруг другого. Нам был немногословен — сегодня в его планы не входили задушевные разговоры — лишь данное самому себе слово о возмездии и обещанный шанс на чужое искупление. Если Намджун обещал — он это выполняет, его слово твёрже камня. Однако им двоим сейчас будто и не нужно было никаких разговоров — приглашение на пир клинков было послано одной лишь быстрой линией, прочерченной в воздухе. Она, как личная подпись, сделанная Намджуном за долю секунды… почти невидимое глазу движение рук — и вот уже сверкающее лезвие, взметнувшееся вверх, окрасилось в красное. Подсветка отразилась от металлической поверхности Льющей слёзы и вслед за этим моментально прочертилась вторая — ответная линия Синего пламени. ~ Сделав обманный выпад, Нам дал Хвану возможность атаковать себя первым, и когда Сон сделал на него движение остриём меча, в последнюю секунду вильнул в сторону, нанося режущую рану в область плеча. Хван пошатнулся и зашипел от боли. Он с удивлением и яростью посмотрел в глаза соперника, однако встретил в чёрных воронках абсолютное хладнокровие.  Отличный приём и точность соперника не дали Сону более никаких сомнений — перед ним настоящий воин, прекрасно владеющий оружием. Чтож, похоже, спуску и поблажек ему не дадут, но… кажется и убивать не собираются. Иначе после такого манёвра, если бы Намджун и правда горел идеей его уничтожить, он бы уже это сделал. А так — альфа намеренно замедлился, в последнюю долю секунды погасив удар… и вместо того, чтобы отрубить руку — просто её поцарапал. Похоже, ему придётся применить всё своё умение, чтобы соответствовать его искусству — не ударить в грязь лицом и отстоять свою честь. Ведь что там ему уготовил этот кукловод на самом деле? Сотрудничество? Место у власти? За любое из этих ништяков он будет сражаться до последнего, потому что он кто угодно — жестокий человек, бездушный убийца, мерзавец… но точно не трус! *** Шаг, ещё один шаг. Ноги как не свои, не слушаются совершенно. Чимин не понимает, что с ним такое, почему ему так плохо — ощущение, что он весь в огне. Из-за сильнейшего стресса и переживаний с его организмом явно происходит что-то странное — сознание потихоньку расплывается и с каждой минутой соображать становится всё сложнее и сложнее. Однако он всё ещё пытается мыслить здраво, не давая себе запаниковать ещё больше. — Где же Тэ и Бэбэ?..  — Омега точно помнит, как перед уходом Намджун говорил о том, что они должны приехать. Он цепляется за спасительные мысли, но не может с собой справиться — плачет, заливаясь горючими слезами. Пак не помнит сколько времени прошло с тех пор, как он остался один, ему так плохо, а ещё ужасно хочется пить, просто-таки до навязчивого состояния. — Надо добраться до кухни… Он бредёт по квартире, уже не видя ничего перед собой, вытягивает вперёд себя руки, пытается нащупать хоть что-то, чтобы понять куда ступает — натыкается на препятствия, падает и встаёт снова. Что-то это напоминает… Кажется, такое уже было… Он снова в том самом дне, в больнице, слышит слова врача о том, что Намджун только что скончался. Неожиданно живот Чимина пронзает острым мечом — кажется, будто его вспарывают наживую, проворачивая глубоко внутри лезвие — ещё и ещё, с дотошностью заправского садиста. Он истошно кричит от невыносимой боли, но уже не слышит своего голоса. Воздух вокруг словно становится осязаемым и липким, сжимает тело со всех сторон, подчиняя своей воле. А меч проворачивается внутри с новой силой, окунает его в огромный чан с отборной болью. Внезапно воздух перед взором Пака рассекает кровавая полоса — она будто распарывает его мир надвое, становясь рубежом между еле сдерживаемым страхом и неконтролируемым отчаянием. Чимин падает как подкошенный на пол и, корчась от мук, хватает ртом воздух, скребя ногтями по паркету и раздирая пальцы в кровь.  Он один и его никто не услышит — он абсолютно одинок в своей тьме, без Намджуна… а значит и жить ему не за чем! Глаза омеги закрываются, из его носа на пол капает кровь, а сзади расползается липкое от смазки пятно. *** И весь Намджуна мир будто взрывается на кровавые осколки, они резко повисают в воздухе, а затем в едином порыве срываются с места и летят в обратном направлении, впиваясь в застывшее сознание альфы. Эта невыносимая боль прошивает насквозь, дробит сознание, лишает воздуха.  Но она не его! Это боль его зверька! Зверь в груди альфы резко поднимается на дыбы, воет истошно, раздирает острыми когтями и зубами грудную клетку, пытаясь вырваться наружу и помчаться на спасение его маленького зверька — того в чьих руках находится весь его мир и смысл существования. Зрачки Нама не двигаются, дребезжат в застывшем первородном страхе, а на миг дрогнувшие руки пропускают удар. Одна секунда и в то место, где должен был пройти блокирующий удар, падает лезвие Синего пламени, распарывая ткань ханбока и тёплую плоть альфы. Льющая слёзы падает вниз и открывает взору окружающих кровавую линию, что легла поперёк живота.