The et cigarettes

      -Ну и где ты был? — спрашивает Артур, скрещивая руки в красноречивой позе. — На работе, — уклончиво отвечает Франциск, избегая неприятного взгляда уже совсем темно-зеленых глаз. — Много…работы, знаешь, экзамены скоро, все такое? — Экзамены, — чеканит Артур, — все чужие дети, да? А со своими время провести никак? Франциск хочет ответить честно, хочет сказать, что Альфред и Мэттью — самые милые комочки счастья в его жизни и единственная причина, почему он все еще с этим придирчивым, вечно хмурящимся и недовольным, всегда усталым мальчиком-стариком с кругами под глазами, так что конечно, он бы провел с ними все время в мире, если бы он не был занят, но он не может так ответить, он не может сказать правду, а все потому что…       Потому что он трус.       Вместо ответа Франциск вздыхает, все так же трусливо смотря в сторону. Артур вопросительно поднимает брови, но не успевает ничего сказать. Топот двух пар детских ног по потертым деревянным ступенькам прерывает его потенциально длинный и пугающий мужа монолог, и два мальчика-одуванчика врываются на кухню-столовую-прихожую-все-в-одной-комнате-потому-что-ставить-стены-дорого.       -Пап, смотри, пап! — восклицает загорелый голубоглазый паренек, тыча Артуру в лицо смятым листком бумаги с очередной накаляканной бессмыслицей. — Эта ракета отпад, да? Скажи Мэтту, что это так! Артур через силу улыбается, отбирая у Альфреда листок из рук и разглядывая рисунок. - Очень красивая ракета, солнце. - Я знаю! - Нет, - почти шепчет другой мальчик, хмуря тонкие детские бровки и смотря на Франциска с надеждой в слишком больших для бледного лица фиолетовых глазах. - О-он нарушил пропорции, пап! Скажи ему...тоже. У него космонавт больше ракеты! - Конечно, больше, - невозмутимо отвечает Альфред. - Потому что он стоит ближе, понятно тебе, нюня! - Я не нюня! - всхлипывает Мэттью, и тут уже Франциску нужно обнять своего сына и убедить его в том, что Альфред просто задирается, конечно же, он не нюня, просто застенчивый, да, но это пройдет и еще больше, больше подобной ерунды...       Потом Альфред извиняется таким тоном, как будто ему не то что на брата все равно, а и на весь мир вообще, и даже на макдональдс, но Мэттью все равно успокаивается и жмется к Франциску уже не с таким напором. - Мы можем посмотреть телевизор, - неожиданно предлагает Артур, и тут уже все три открыто пялятся на него, а рот Альфреда превращается в букву «О». Англичанин неловко улыбается, переминаясь с ноги на ногу на кафельной плитке. - Я имею ввиду, - поправляет себя он, - мы можем...провести время вместе, да? Но идти-то все равно никуда не хочется? - Ага, - с готовностью кивает Альфред. - Не хочется! Давай, па! Мэттью тоже наклоняет голову, выдавливая слабую улыбку на тонких губах. - Мы посмотрим фильм? Тот, про собачку? - Только не про собачку, - тянет Альфред. - Он такой сопливый, а ты будешь рыдать как девчонка, и потом папа Артур заплачет тоже! Я знаю, он плачет, чтобы ты не чувствовал себя таким идиотом! - Альфред, достаточно, - прерывает его уже не кажущийся таким счастливым Артур. - Мы будем смотреть романтику.       Франциск прикладывает все усилия к тому, чтобы его брови не полезли на лоб, но он все равно выглядит удивленным. - Романтику? - А...тебе разве не нравится? - Артур спрашивает, и француз думает, что если бы у его были кошачьи усы, то они бы сейчас опустились ниже морды. - Я думал... - Все нормально, - успокаивает его Франциск, буквально выдавливая из себя последнее слово. - Мне очень нравится...дорогой. Мальчики смеются над «глупым» поведением родителей, устремляясь к дивану наперегонки.       Дети спят. На экране все еще мелькают кадры, какая-то пара слюняво целуется в аэропорту, веки Артура тяжелые и видно, что он вот-вот отключится как ребенок. Но Франциск все еще хочет узнать причину такого неожиданного предложения «провести время вместе», и он легонько толкает мужа в бок. Артур трясет головой, избаявляясь от своей полудремоты и смотрит на француза. - Да? Однако Франциск не отвечает, находя в темноте худые пальцы англичанина и переплетая их со своими в нелепой попытке высказать благодарность за вечер без ссор, и он сразу вспоминает как двадцать лет назад они, еще глупые и слепо верящие в любовь, стояли на заснеженной ночной улице у дешового сигаретного киоска, грея руки друг друга пока метель ревела и пела печальную песню о своем будущем, но уже мертвом ребенке-марте и о будущем пары, тоже будущем, но уже мертвом и даже посеревшем, утратившем все краски и воняющем безысходностью, подгорелой яичницей и ссорами, ссорами, ссорами.       -Эй, лягушка, - шепчет Артур, видя задумчивость мужа. - О чем думаешь? - Так, ни о чем, - уклончиво отвечает тот, чувствуя, как пальцы уже потеют и затекают в руке другого. - Врешь, - угадывает Артур, чмокая Франциска в щеку. - Секреты, м? Франциск опять хочет честно спросить, не выпил ли Артур лишнего, но ему мешает это идиотское чувство такта. - Может, и секреты. - Конечно, - вздыхает англичанин, но он все равно почему-то улыбается. - Секреты. Всегда секреты. А знаешь, что может стать сегодняшней ночью секретом для мальчиков?       Франциск понимает, что Артур имеет ввиду. Конечно. Почему нет? Это может спасти их отношения даже. Тогда Франциску не нужно будет разводить глупых школьниц, и он может забыть про...       Мишель.       -Ну давай, - нетерпеливо шепчет Артур, - у меня есть... -Я знаю, - прерывает его Франциск, позволяя худой бледной руке обвиться вокруг его шеи. - Я... Давай, идиот. Ты хочешь этого. Тебе это нужно. Это поможет. Посмотри на Артура. Ему лучше. Ты можешь сделать ему приятно. Давай. Все будет хорошо. Только согласись. Пожалуйста. Ради «нас». Ради семьи. Ради абстрактного счастья. Давай, Франциск. Давай.       -Н-нет, - хмурится Франциск, отчаянно фокусируя взгляд на экране телевизора. - Нет, я...не сейчас...дети... - О, ну мы же будем не здесь, - улыбается Артур, и француз вспоминает такую же улыбающаюся детскую мордашку англичанина. Это было теплое лето, старшие братья Артура куда-то свалили, и два мальчика играли вместе. Франциск достал своему другу большое, сочное красное яблоко с высокого дерева, и младший мальчик счастливо улыбается, держа его в руках. Они не ссорились тогда, еще нет, просто улыбались, и рисовали ерунду, и доставали яблоки, пока матери курили на кухне, и все было так, так хорошо. Франциск любой ценой бы украл машину времени у Дока из фильма.       Но нет. - Все равно, - тихо отвечает он. - Мы можем их разбудить, и... Улыбка моментально сходит с лица Артура, теперь его глаза злые, колючие, и он ощетинился как маленький мокрый котенок.       -Почему.       Франциск не может ответить, и он опять смотрит в сторону. - Тварь, - шипит Артур, болезненно сжимая пальцы француза в своей руке, - ты...и после...и я! Для тебя! Д-да чтоб ты... Он закрывает глаза, соленые слезы текут вниз, и Франциск чувствует себя полнейшим идиотом и ублюдком, который никак, ну никак не может помочь.       Артур отправляет мужа спать на том же злосчастном диване в гостиной, а сам топает по ступенькам наверх и хлопает дверью в спальню. Франциск еле-еле укладывает детей спать, уверяя их, что все хорошо, просто у Артура болит голова от телевизора и ему нужно поспать одному. Альфред и Мэттью наконец-то кивают, получают свои поцелуи на ночь и убегают в спальни, все еще сонные после дремоты на старом диване под звуки дешевой мелодрамы.       Но Франциск не полнейший мудак, он стучится в дверь спальни, и ему открывает заплаканный, но уже успокоившийся Артур. - Я все решил. - Решил что? - спрашивает француз, невольно удивляясь словам мужа. - Все, - тихо отвечает Артур. - И...я больше не сержусь, честно. Ты тоже идиот, но я сам вел себя как придурок, так что...все окей. Франциск не знает, говорит ли зеленоглазый блондин о сегодняшнем вечере или о их семейной жизни в целом. - Действительно, все окей, - продолжает англичанин, - и мы теперь будем в порядке. Я обещаю. Мне просто нужно время, чтобы побыть одному, если это нормально? Наверное, стоило бы настоять на том, чтобы остаться и провести ночь вместе. Стоило, Франциск. Стоило.       -Конечно, - кивает Франциск. - Извини меня тоже, хорошо? Я...я люблю тебя. Я не хотел. Артур кивает в ответ, улыбается детской, наивной улыбкой и закрывает дверь. И запирает на ключ.       Франциск идет на кухню, выпивает почему-то стакан молока, потом идет спать и, даже не раздеваясь, отключается на диване. Ему снится их с Артуром первое свидание, где они оба небрежно крошили пепел от сигарет в пепельницу, а потом это все затмевает Мишель со своими длинными, божественно пахнущими волосами цвета каштана, и эти волосы везде, они забираются в глаза, в нос, в рот, они обвиваются вокруг шеи. Крепко.        Когда Франциск спит, он ничего не слышит.        А потом он слышит исступленный детский крик. А потом он поднимается наверх на негнущихся ногах. Входит в спальню. Там темно. Там плачущий Мэттью и орущий Альфред. А еще там тело, безжизненно болтающееся на цвета волосах Мишель веревке.