***
Утро Лёша провёл на Жениной кровати, хоть его кровать уже починили. Но Лёше было комфортно находиться рядом с Женькой. Он в последний раз взглянул на спящего Мильковского и осторожно слез с кровати, собираясь отправиться в ванную. Он услышал тихий стук в дверь и вспомнил, что именно его разбудило. Накинув на себя футболку, он направился по тёплому ковру в сторону двери и как можно тише отворил дверь, зевая. Он надеялся, что не испугает утреннего гостя: на голове ворох из всклоченных волос, помятый вид, пара тёмных выглядывающих из-под ворота футболки пятен и след от пролежня на лице. — Наконец-то! — услышал он жутко знакомый голос, — Я пришла попросить, чтобы вы ебались поти… Лёша?! Этот удивлённый возглас заставил его обратить внимание на раннюю гостью. Он медленно поднял глаза и увидел до боли знакомое лицо. Нежно-розовые волосы, бледная кожа. И удивление лице девушки почти зеркально отразилось на Лёшином. Он забыл как дышать. — Алина?ночные шалости и их последствия
24 октября 2020 г. в 10:15
В комнате тепло. Огни с улицы никак не могли пробраться, пробиться сквозь плотную ткань штор. Волшебство момента царило в комнате. Лилась тихая музыка, дрожали струны под пальцами Жени. Он тихо, похрипывая, пел, пока Лёша, обняв Женьку со спины, дышал ему в шею, иногда касаясь губами. Мильковский же пытался терпеть, не отвлекаться от игры и только тихо постанывал между словами, когда Лёша слегка прикусывал его нежную кожу и сдерживался от того, чтобы накинуться на него и раздеть, разорвав одежду на барабанщике. Он чувствовал, что Лёша пытается его развести, и улыбался этой его игре. И никак больше не реагировал, стараясь сдержать себя. Разочаровавшись в своих способностях, Лёша дал волю своим рукам, улыбаясь, как настоящий садист.
Он расцепил руки, сложенные на Женином животе в замок и потихоньку пальцами поднимался вверх, очерчивая кубики пресса, пробираясь к груди. Лёша чувствовал, как Женя напрягался под его ладонями, но не пытался остановить его. Грубая ткань футболки только мешалась Лёше, но он смирился с этой преградой — так даже… интересней. Мозолистые пальцы коснулись футболки в области, где у Жени должны быть соски. Лёша улыбнулся, выдохнул горячий воздух прямо в шею Жене и тот, прервавшись на полуслове хрипло застонал. Лёша смял губами нежную кожу у шеи, очертил пальцами ореолы, но не касаясь затвердевших бусинок. Воздух казался горячее, будто их тела стали кострами, горящими только на силе страсти и любви.
— Л-лёша. — Женя отложил гитару, но барабанщик остановил, шепча на ухо Мильковскому.
— Играй для меня, пожалуйста. Иначе я прекращу.
Бочкарёв осторожно поглаживал соски музыканта, даже не задумываясь о том, что он сейчас творил. Размышления — на утро, а пока он жил этим моментом и делал то, что, возможно, никогда бы не сделал, если бы не существование Жени в его жизни. Он вслушивался в мелодию и двигался в её ритм, поглаживая то ореолы, то бусинки сосков, то уходя руками все дальще и дальше.
Осмелев, одной рукой Лёша опустился к напряжённому Жениному паху и тихо промурлыкал тому на ухо, поглаживая его область:
— Мне продолжить, ммм? — он растягивал звуки, играя голосом.
Мильковский откинулся на Лёшу, выдыхая и подрагивая от настырных ласк барабанщика. Лёша чувствовал под пальцами напряжённые мышцы Жени, чувствовал, насколько он возбужден, и прикусил мочку уха, добиваясь ещё одного стона.
— Д-да…
— Мне кажется, ты когда-то хотел называть меня папочкой? — Лёша лукаво улыбнулся и легко коснулся ткани джинс, совсем близко к стоящему члену.
Лёша крайне доволен своей работой. Он уже не задумывался, почему ему нравится заставлять Женю стонать, извиваться под ним, оставлять ему на теле фиолетовые пятна засосов, касаться его нежной кожи. В темноте их чувства обострялись в несколько раз, воздух казался раскалённым.
— Папочка, пожалуйста, — хрипло простонал Женя.
Лёша ухмыльнулся и тихо прошептал на ухо Жене:
— Папочка хочет, чтобы ты убрал гитару.
Женя отложил гитару, опирая ее на кровать. Лёша, уже не так смело, начал водить по выпирающему Жениному пенису, решив, что он готов только к петтингу, но никак ни к прямой дрочке, и, тем более, сексу. Он еще не полностью принял тот факт, что ему нравятся мужчины (хотя какого-то хера он сейчас буквально дрочит через грубую джинсовую ткань Жене).
Стоны Жени невероятно возбуждали, и Лёша, ухмыльнувшись, отстранился от Жени, замечая разочарованный вздох, и довольно прищурился, затем присел между ног Жени, опрокидывая его на кровать:
— А разве маленьким деткам не пора спать, поздно ведь, папочка расстроиться может.
Женя издал что-то между разочарованным писком и удивлённым возгласом. Так жёстко ему никогда не обламывали. Но Лёша продолжал, нависая прямо над Женькой:
— Но ради тебя можно сделать исключение.
Он запечатлел на горячих губах долгий поцелуй, подлезая ладонями под футболку Жени и ощущая нежную кожу. Он гладил его пальцами с грубыми мозолями, что, наверно, доставляло тому невероятный кайф. Затем, отстранившись, он оценил вид раскрывшийся перед ним.
В слабом свете абажура, с задранной до груди футболкой и до греха возбужденный Женя выглядел слишком сексуально, и Лёша думал, если бы хоть где-то была подобная фотография с Женей, то на неё бы дрочили все без разбору (и он сам тоже, под одеялом, как самый настоящий подросток, только вступивший в пубертат).
Барабанщик разместился на бёдрах Мильковского, танцевал пальцами по его разгоряченному телу, пытаясь найти место поудобнее, прохаживаясь ягодицами о пах Женьки, что заставляло того издать до ужаса горячий стон. Решив не медлить, Лёша стал двигаться вперед-назад, потираясь своим членом о член Жени. Между ними были четыре куска чёртовой ткани, дарующей необычные ощущения. Лёша ощутил на своих ягодицах крепкие ладони Жени, впивающиеся пальцами в его плоть. Женя помогал Лёше, настраивая того на нужный темп, то ускоряя, то наоборот, замедляя движения барабанщика. «Зараза, » — думал Лёша, — «Он любит перехватывать инициативу, надо учесть».
Лёша оплел ноги парня своими ногами и ускорился, чувствуя близость оргазма. Лёша чувствовал, как всё крепче сжимаются пальцы на его ягодицах и понял, что Женя тоже скоро кончит. Лёша кончил первым, но продолжил двигаться ради Жени, решив, что обломать ему оргазм — самое подлое, что он мог сейчас сделать.
Женя издал особо громкий стон и отпустил руки с ягодиц Лёши. Тот слез, чувствуя дрожь в ногах.
— Блять, Лёша… — обратился Женя с одышкой, — Я из-за тебя последние чистые трусы обкончал.
— То же самое, Жень. То же самое.
Некоторое время они лежали на кровати в полном молчании. Им не нужно ничего говорить. И Лёша с радостью думал, что если бы Женя завёл разговор о произошедшем, то точно бы покраснел как девочка-подросток. Но в голову настырно стучалась только одна мысль.
— Как ты думаешь, стены хорошо звукоизолированы? — вдруг повернулся Лёша к Жене.
— К чему это ты?
Лёша только поиграл бровями под внимательным взглядом Женьки.
— Блять, — наконец дошло до Жени.
— Очень лаконично, — Лёша встал с кровати и повернулся к Женьке, — Короче я в ванну.
— СТОЯТЬ! — крикнул Женя, но Лёша, гогоча, на не гнущихся ногах уже бежал в сторону ванной комнаты.
— Кто первый встал, того и тапки! — крикнул Лёша, закрываясь.
Он сполз по стене и смеялся, слушая недовольное бурчание Жени за дверью. И в голове вновь прокручивалось произошедшее. Он закрыл свое лицо, густо покраснев.
Переборов себя, он разделся и включил воду. Вдохнул-выдохнул, приводя мысли в порядок. Но в голове все крутилась вереница воспоминаний, и он не мог ничего сделать с ними: он жутко смущался и старался выкинуть все из головы.