***
Лёша открыл глаза и не понял, где находится. На голове — плотный вонючий мешок, а в теле ощущение, что он куда-то едет. Так некстати подвернувшаяся нога болела, что двигать ей было совсем невозможно. Руки крепко стянуты скотчем. В темноте он ощущал страх и боль, не зная, что с Женей, Алиной. Он чувствовал что-то странное, будто седьмое чувство подсказывало о грядущих неприятностях. Он надеялся, что Женя ушёл, что он не бросился в омут с головой, стараясь его спасти. Что, если его тоже схватили и теперь везут в другой машине куда-то? Куда-то на смерть. Лёша искренне боялся этого. Он усмехнулся своим мыслям — знал: живым он уже Женю не встретит. Надежды нет. Он содрогался от холода при этой мысли: что будет с Женей, когда его убьют? Как он сейчас? Может, он сейчас сидит вместе с ребятами и рассказывает о произошедшем? Или пьёт, стараясь заглушить боль? Лёша мог с уверенностью сказать: Женя чувствует вину. Он знал эту черту характера своего возлюбленного. «Возлюбленного, » — печально усмехнулся Лёша. Впервые он мог признаться себе в любви к мужчине, а теперь он лежит на полу в какой-то машине, в спину ему упирается какая-то дубинка, у и уже понятно, что больше он никогда не увидит Женю. Н-и-к-о-г-д-а. Эти семь букв вводили его в отчаяние. Никогда. Никогда. Никогда. Может, так оно и лучше. Может, Женя будет в безопасности. Может, он сможет пойти дальше. Эти множества «может» вертелись в его голове. «Может, так было надо, » — Лёша старался сдерживать рвущуюся из него истерику. Тело болело. Казалось, болела каждая его клетка. Лёша не знал, сколько его избивали, сколько и куда он ехал. Он хотел только, чтобы боль прекратилась. Хотя бы смертью. Так будет легче для него. Для Жени, если он не увидит его смерть на экране. Лёша хотел поудобнее лечь, немного сместил руки, расслабил их. — О, смотри, он очнулся! — какой-то мужчина осторожно ткнул его палкой в саднящий бок. Повисло недолго молчание, раздалось бульканье и громкие звуки глотков. — Так выруби его, — гнусаво проговорил кто-то. — Нам же его живым сказали доставить, — снова первый голос, совсем молодой, — Вдруг сдохнет? — Ой блять, Сань, делай что хочешь, — отозвался второй. Лёша замер, прислушиваясь к разговорам. Но его спутники замолчали. Снова прикосновение дубинки. — Хотя, этот утырок всё же в отключке, кажется. Наверно показалось. Через некоторое время раздался грохот открываемых дверей и Лёшу подхватили мощные руки под мышки и за ноги. Лёша закусил губу, лишь бы не закричать от боли, когда его взяли за поврежденную ногу. «Ну хотя бы помучаются, » — подумал Лёша, усмехаясь тому, как с тяжестью его несли куда-то. Их страдания доставляли ему хоть какую-то радость. Через мешок он почувствовал проснувшуюся жару. Через чёрную ткань футболки солнце палило. Именно поэтому Лёше лето иногда казалось самом худшим временем года на свете, пока не наступала зима. Его несли куда-то. Звук открывающейся тяжелой двери, шаги по какой-то плитке. Подъезжающий лифт. Грохот. Ощущение, будто лифт ехал вниз. Лёша почувствовал страх. Подвал. Сбежать невозможно. Лёжа на полу в едущем лифте вместе с двумя своими сопровождающими, тяжело дышащими, он чувствовал, что скоро его ждут недолгие пытки в попытке сломать его, а затем — смерть. Через гильотину, инъекцию яда — неизвестно. Но только бы скорее пришла смерть, прежде чем он успел хоть что-то сказать, что могло бы хоть что-то раскрыть об организации. Его бросили на пол холодной камеры и стащили с него мешок. Лёша закрыл глаза, боясь яркого света. Скрип двери — и он остался один. Лёша приоткрыл глаза, повернул голову в сторону и увидел решетку, за которой сидела одинокая фигура. Это был сгорбившийся парень. Его плечи дрожали, и весь он выглядел потрепанным. Один глаз был закрыт, всё вокруг него опухло. И парень плакал, зажимая синеющую руку. Он был совсем подростком — лет семнадцать, не больше. Казалось, что от него осталась только оболочка — потерянный взгляд, скрюченное тело. «Что же с ним случилось?» — пронеслось в голове у Лёши. — Эй, эй! — позвал он соседа. Паренёк испуганно вздрогнул и обернулся по сторонам в поисках шума, сжимаясь ещё сильнее. Его пустой блуждающий взгляд наткнулся на Лёшу. Лёшу прошибло. Он узнал его — Руслан, которого учил знакомый Лёши игре на гитаре пару лет назад. — Л-лёша? — не веря своим глазам, выдохнул он, — Как… Руслан подполз к решётке и вцепился в неё одной рукой. Вжался лицом в ржавые прутья. Лёша зашипел, попытался подняться, но связанные руки это ему не позволяли. Лёша подполз к решётке на животе и еле смог сесть. — Как ты здесь оказался? — Я… Мы играли на одной площади. Мы сбежали, но нам пришлось разделиться. И меня поймали. Губы его дрожали. А Лёша смотрел на вырванные ногти на руке знакомого и забыл, как дышать. Перед глазами всё поплыло. «Этот ребёнок… Они пытали ребёнка…» — пронеслось в Лёшиной голове. — Они пытали тебя? — горло было совсем сухим, и Лёша чувствовал, как в огонь ненависти подбрасывались дрова. — Да, — он всхлипнул, — И я сломался. Я не смог! Я предал их. По щекам Руслана катились слёзы. Лёше было жаль парнишку — совсем молодой, а уже познал всю боль и страдание. Предал? Что же, Лёша не знал, сможет ли он выдержать пыток зверей, в чьи лапы он попал. — Я долго держался, — между тем продолжал Руслан, — Но они привели мою девушку и приставили к её горлу нож. Я видел кровь. Я сказал им всё, что они хотели, но… Лёша уже сам понял, что произошло. От центра камеры к её выходу тянулась кровавая дорожка. И кровь была на руках Руслана, на его лице. Кровь осталась на его рыжих волосах. К горлу подступила тошнота. Кровь была всюду. Где-то вдали раздался шорох. Лёша испуганно обернулся на звук, но никого не увидел. — Это крысы, — прошептал Руслан, — Их немного. Лёша кивнул, и повернулся к Руслану. — А что именно ты сказал им? — вопрос был нетактичным, Лёша это понимал, но он хотел узнать всё, прежде чем начать волноваться о чем-то. Руслан побледнел. Он сжал прутья и отвёл померкший голубой глаз. Веснушки на его окровавленном лице стали сильно выделяться. Метания отразились на его исхудалом лице. — Я сказал, где штаб организации, где я состою, — убитым голосом ответил он, — Я предал не только группу, но и других… Сердце Лёши пропустило удар. Организации, в которой он состоит. Организации. — Блять, — выдохнул Лёша, опираясь головой на прутья. Женя в опасности. Он чувствовал это. Он знал.***
Лёша с головой накрылся одеялом и уткнулся носом в подушку. Хорошо было лежать так и не думать ни о чём рядом с Женей. Лёша почувствовал на спине его руку — тёплую, уверенную. Улыбнулся и вынырнул из своего укрытия, разглядывая Женю. А Женя счастливо улыбался. Глазами, душой. Самое настоящее солнце спустилось с неба и запрыгнуло внутрь Жени — светлого, волшебного человека. Лёша обнял Женю и улыбнулся, целуя его в уголок губ. Женя искренне расмеялся, прижался губами к Лёшкиной щеке, лбу, носу. К губам. Лёша уткнулся Жене в плечо, чувствуя особое тепло, разливающееся по телу. Рядом с Женей он чувствовал себя дома. — Знаешь… я так соскучился, — прохрипел Женя, приобнимая Лёшу. И Лёша проснулся, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза. — Ну здравствуй, Алексей Бочкарёв, — поприветствовал кто-то, стоящий недалеко от него.