Пять тысяч кредитов

Равнины Малхора были не такими уж и безжизненными. На той же Неварро можно было идти целую неделю и не встретить ни единой травинки, а здесь хотя бы имелась какая-то растительность. Бледная, чахлая, похожая на седую шерсть на облезлой шкуре, но всё-таки — живая. Дьюбак с интересом принюхивался к ней, шумно втягивая воздух широкими ноздрями и разочарованно скрежетал челюстями по стальным удилам. Дин не погонял его, лишь изредка потягивая удила, если ящер сбивался с курса. С погодой, можно сказать, повезло — после полудня с запада подул ветер, и небо затянула серая облачная пелена. Прохладнее от этого не стало, но хотя бы палящее солнце больше не обрушивало на голову свои безжалостные лучи. По сравнению с вечным пеклом Неварро — очень даже ничего, особенно если не надо никуда бежать и ни в кого стрелять, и просто лениво покачиваться в седле. А не тащиться за дьюбаком на привязи… Покидая виллу Форлано, Дин готов был уступить даме седло — не столько из альтруистических соображений, сколько из меркантильных. Пять тысяч все-таки… До города путь неблизкий, и наемник сильно сомневался, что рабыня способна его преодолеть. Она и так выглядела не слишком здоровой. Но, когда он озвучил свое предложение, женщина только фыркнула, одарив нового хозяина очередным жгучим взглядом и, не слушая приказов, пошла вперед пешком. Дин не стал настаивать — препираться с этой идиоткой на глазах людей Форлано не хотелось. Ничего: выдохнется, устанет, захочет пить — и станет сговорчивее. Надо только подождать. Не выдержав, Дин всё-таки оглянулся — проверить, как там его «ценный груз». Невольница все еще топала следом, с неожиданной бодростью переставляя ноги и умудряясь почти не натягивать поводок — хотя дьюбак, даже едва плетущийся, шел явно быстрее пешего человека. От воды рабыня тоже отказалась, проигнорировав протянутую флягу, но пока вроде бы еще не начала об этом жалеть. Хотя энергии на излучение ненависти у нее уже не осталось — огонь в глазах потух, сменившись безучастной пустотой. Дура. Кого она пытается впечатлить? Только силы зря потратит, а к вечеру совсем выдохнется. Ее уже шатает — непонятно, как только держится на ногах… А, к черту. Дин натянул поводья, поравнявшись с гордо вышагивающей рабыней. — Дьюбак легко выдержит двоих, — напомнил наемник. Никакой реакции. Рабыня, даже не повернув головы, продолжала идти, с какой-то пугающей механичностью переставляя ноги, словно была не живым человеком, а каким-то примитивным андроидом. — До города двадцать миль. Далековато, чтобы топать пешком. Кажется, она даже не услышала. Дин мог бы не церемонится с ней и заставить силой — крепко связать и погрузить на седло, но с некоторым сожалением отказался от этой идеи. Раз уж какое-то время им предстоит провести в обществе друг друга, то лучше не усугублять конфликт. Мандалорцу и без гордых и непокорных женщин, имеющих что-то против него, проблем хватало по горло. Он какое-то время вел дьюбака рядом, но невольница и не собиралась передумывать. Что ж, надо уважать чужой выбор. Даже любопытно, надолго ли ее хватит. Дин отвернулся. Зря он на это согласился. Потребовал бы лучше спидер. Сломанную технику можно починить или, как делают джавы — продать по частям. А с этой пигалицей что? Как-то неприятно чувствовать себя этаким безжалостным садистом и мучителем. Или, хуже того — невольным убийцей. Да и как-то даже жаль ее… Опомнившись, наемник мысленно выругался и запретил себе об этом думать. Жалость к объектам — непозволительная роскошь в его профессии. А эта женщина — по сути, тот же «объект». Пусть не трофей, но все равно товар, который стоит денег. Не более… Кроме того, однажды Дин уже поддался — и к чему это привело?.. Слишком он размяк в последнее время. Кое-кто тут, надо сказать, дурно на него влияет… Стоило вспомнить о ребенке, как в чересседельной сумке что-то пискнуло и зашевелилось. Малыш сам умел открывать крышку, но, к глубочайшему счастью Дина, большую часть времени предпочитал не высовываться. Видимо, до него каким-то образом дошло, что пока «папа» работает, ему лучше не мешать и вообще лишний раз не отсвечивать. — Выспался? Детеныш радостно чирикнул и, расправив свои лопушистые уши, завертел головой, с любопытством оглядываясь. Дин невольно усмехнулся — в последний раз Малыш вылезал из сумки вчера вечером, когда они были в горах, и резкая смена ландшафта, похоже, его сильно удивила — заснул в лабиринте черных камней, а проснулся на бескрайней равнине, плоской, как тарелка… Поводок вдруг резко натянулся, звякнув железным карабином по луке седла. Дьюбак удивленно заурчал и запнулся, но, осознав, что идти стало не сильно тяжелее, продолжил неспешно шагать вперед. Наемник оглянулся и, сдавленно ругнувшись, натянул поводья. Черт. Ладно, рано или поздно это должно было произойти — но он надеялся, что все-таки здравый смысл и банальный инстинкт самосохранения в итоге перевесят упрямство. Не перевесили… Дин спрыгнул на землю и осторожно приблизился к распластанному в пыли телу, на всякий держа ладонь на рукояти бластера: не исключено, что это просто уловка. Он бы, во всяком случае, на ее месте рискнул, попытавшись обмануть конвоира и сбежать. Но, похоже, это все-таки по-настоящему: девица лежала носом в землю, а притворщики, падая, стараются беречь лицо. Дин склонился над телом и перевернул его. Невольница не пошевелилась, сомкнутые веки не дрогнули, но, к счастью, она еще дышала. Скорее всего, просто упала в обморок из-за обезвоживания или теплового удара. Наемник нахмурился. Лéкарство никогда не входило в число талантов Дина Джарина, он и себя-то порой не мог толком залатать… А что теперь делать — и вовсе не имел понятия. Он похлопал рабыню по щекам, смочил растрескавшиеся губы водой из фляги — но безрезультатно. На этом его фантазия закончилась. Хотя… было, пожалуй, еще одно средство. Где-то в седельных сумках должна быть банка с вытопленным жиром банты. Мандалорец уже и не помнил, зачем когда-то купил эту дрянь, и уже давно мечтал выкинуть. Воняла она, как сама преисподняя… а Дин где-то слышал, что резкие запахи могут иногда вернуть потерянное сознание. Поднявшись, он отошел к дьюбаку и принялся рыться в поклаже. Чертова склянка прежде все время болталась на видном месте, попадаясь в самые неудобные моменты, но теперь, как назло, куда-то запропастилась — не то завалилась на дно, не то вообще потерялась. Дин мучительно попытался вспомнить, не выложил ли он мазь на корабле, но тут вдруг его взгляд упал на сумку Малыша. И она, конечно же, была пуста. Вздохнув, Дин повернулся, уже зная, что увидит. Естественно, детеныш уже добрался до лежащей на земле невольницы и, застыв рядом, вопросительно смотрел на своего опекуна. — Не трогай, — предостерегающе проговорил Дин и поспешил забрать ребенка. Не хватало еще, чтобы эта несчастная испустила дух на его глазах. В такие моменты наемник искренне радовался, что говорить Малыш пока не умеет — иначе бы он почти наверняка стал бы задавать вопросы… Что-то вроде «почему ты позволил ей умереть, Дин Джарин?»… Когда наемник подошел, детеныш опустил голову, переводя взгляд на лежащее перед ним тело. На мордашке проступило скорбное выражение. Очень многозначительно. Черт. Лучше бы это был разбитый спидер, ей-богу… — С ней все будет… — начал было Дин, но запнулся. Проследив за взглядом Малыша, он заметил то, чего не видел прежде. Вернее, то, на что не обратил внимания. Обтрепанная юбка рабыни задралась до колен, обнажив тощие голени, покрытые бордовыми кровоподтеками. Судя по цвету, синяки появились не раньше, чем вчера — совсем свежие. Мучимый нехорошим предчувствием, наемник приподнял полу ее туники и выругался, едва взглянув на разукрашенный темными пятнами бок. Проклятье… да у нее наверняка все ребра переломаны! Даже сам Дин, если бы его так отделали, чувствовал бы себя, мягко говоря, не очень, а он считался довольно крепким парнем. Он в бессильной злобе опустил голову. Ну что ж, по крайней мере, теперь известна причина неожиданной «щедрости» Форлано — он просто избавился от сломанной игрушки, которая в любом случае скоро ничего не будет стоить. Если у девчонки внутреннее кровотечение — до города она не дотянет, хоть пешком, хоть в седле… Зараза! Могла бы хоть намекнуть, что с ней что-то сделали! Но нет, лучше же гордо и мучительно сдохнуть!.. Впрочем… может, и правда — лучше?.. Смерть для раба — порой единственный путь к свободе. Малыш горестно пискнул. Дин, очнувшись от мрачных мыслей, перевел на него удивленный взгляд. — Хочешь ей помочь? Не уверен, что это сработает, дружище. «Не уверен, что вообще стоит это делать»… Неожиданная мысль. Дин на миг забыл о деньгах, подумав, что это действительно было бы лучшим выходом — просто дать этой несчастной умереть. От скольких хлопот это избавило бы их обоих. А эти пять тысяч… ну, вернуться к Форлано и потребовать другую плату вместо заведомо порченного «товара» еще не поздною Но детеныш уже принял решение. И, коснувшись живота рабыни вытянутой лапкой, прикрыл глаза, натужно нахмурив лоб. Дин предпочел отвернуться. Ему не слишком нравилось, когда Малыш применял свои чары, пусть даже и в благих целях. Особенно после того эпизода с Карой и после того, что рассказала Оружейница. Колдовство в сознании мандалорца прочно ассоциировалось с чем-то неправильным, противоестественным и, определенно, недобрым. А, самое неприятное, что силы Малыша росли. Медленно и будто бы незаметно, но Дин-то видел, как изменился приемыш с тех пор, как они впервые встретились. Через несколько минут все закончилось. Малыш тяжело вздохнул и, отступил назад, устало покачнувшись, и наемник поспешил взять его на руки. Результат, наверное, был — синяки явно поблекли, но не исчезли совсем. Да и кожа девушки, кажется, была уже не такой бледной, а дыхание стало глубже и ровнее. Сознание к ней, однако, так и не вернулось. Ну что ж… Наемник поднялся на ноги, чтобы посадить Малыша обратно в сумку — ему, пожалуй, снова надо было немного поспать, как и всегда после этих колдовских штук. Был, впрочем, и положительный момент — его новая знакомая какое-то время по техническим причинам не будет возражать против небольшой поездки. А, значит, двигаться они смогут немного быстрее.

***

С «быстрее» мандалорец, пожалуй, погорячился. Женщина без сознания оказалась не слишком удобной в транспортировке. Перекидывать ее через холку животного, как это делают песчаные люди, наемник побоялся — в ее состоянии ехать таким образом не слишком-то полезно, а Дин, в целом, был все-таки заинтересован в том, чтобы рабыня добралась до города живой, раз уж его подопечный не дал ей умереть. Вдвоем в седле они тоже явно не помещались, так что пришлось Дину подвинуться, усадив рабыню боком практически себе на колени, а самому устроиться на задней луке, что, ясное дело, было не слишком удобно. К тому же, безвольное тело так и норовило сползти, стоило дьюбаку хоть немного усилить шаг, и наемник вынужден был держать женщину одной рукой за плечи, прижимая к себе. Выглядело, наверное, очень романтично, но уже через полчаса такого пути Дин проклял все на свете, включая саму невольницу и осчастливившего его таким подарочком Форлано. К последнему у мандалорца вообще зрела обоснованная и очень острая претензия, и он решил, что неплохо бы снова навестить торговца, если в городе получится избавиться от рабыни. Так сказать, предъявить гарантийный иск… …К вечеру они добрались до холмов. Солнце еще не скрылось за горизонтом, но Дин решил, что с него на сегодня хватит и, отыскав первое же более-менее пригодное для ночлега место, объявил самому себе долгожданный привал. Устроив рабыню на расстеленном одеяле, он побродил по оврагу, набрав немного хвороста. Надолго этого не хватит, но огню вовсе и не обязательно гореть всю ночь. Крупных хищников на равнине не водится, а мелкие и сами поостерегутся лезть к людям. Куда опаснее другие двуногие, так что лучше лишний раз не демаскировать лагерь. Когда все было сделано, Дин, перерыв сумки, отыскал-таки злосчастную склянку. Казалось, мазь воняла даже через толстый слой стекла. Опустившись на корточки рядом с рабыней, мандалорец вдохнул поглубже и задержал дыхание, после чего быстро откупорил банку и сунул женщине под нос. Реакция была мгновенной. Невольница выгнулась дугой, резко распахнув глаза, и порывисто выдохнула, вместе с воздухом выпустив из груди хриплый стон. Руки ее дернулись, едва не выбив мазь из руки наемника, и Дин решил больше не испытывать судьбу, закрыв и убрав зелье. Женщина тяжело перевалилась на бок и уставилась на него круглыми от удивления глазами, ярко блестящими в свете огня. На ее чумазом лице застыло глубочайшее изумление, смешанное с неподдельным ужасом. — Ну, привет, — мрачно усмехнулся Дин, отступая назад и усаживаясь на землю в двух шагах от невольницы. Женщина не ответила. Не сводя настороженного взгляда с «хозяина», она неуклюже села на одеяле, подогнув ноги под себя и положив на колени все еще скованные руки — Дин понятия не имел, насколько может доверять этой девице и пока не торопился ее освобождать. Вид у рабыни был испуганный и неприязненный, хотя в глазах уже не пылала та испепеляющая ярость, поразившая наемника в лагере Форлано. — Все в порядке. Я тебя не трону, — заверил Дин, хотя вряд ли девушка ему поверила. Он это прекрасно понимал — с чего бы ей после всего пережитого проникаться доверием к незнакомому мандалорцу? Особенно — ха! — к мандалорцу: репутация его народа имела некоторую двойственность. Непревзойденные войны с одной стороны, и безжалостные убийцы — с другой. Причем эта вторая, темная грань, сейчас в сознании рабыни явно перевешивала. Она так и не пошевелилась, глядя на него исподлобья, как затравленный дикий зверь. — Тебе надо восстановить силы, — сказал Дин, доставая и протягивая невольнице фляжку. — Выпей воды для начала, а я разогрею для тебя паек. Девушка снова никак не отреагировала. Наемник, не настаивая, положил фляжку на одеяло рядом с ее коленом и вернулся на свое место. — Бояться нечего. Пей. Дину на миг привиделось, что тонкие губы рабыни дрогнули в кривой, неприятной ухмылке — а, может, это просто отсвет от костра неудачно скользнул по ее лицу. Или и вовсе показалось. Но девушка, тем не менее, неожиданно отмерла — сначала опустила глаза, долго и напряженно разглядывая флягу, а потом, точно убедившись, что сей предмет не обернётся ничем зубастым и ядовитым, протянула к нему связанные руки. Неуклюже и очень медленно отвинтила крышку, уронив ее на одеяло. И, снова вцепившись взглядом в наемника, поднесла горлышко к губам… в последний момент перевернув флягу вверх дном. Вода с бульканьем полилась в пыль. Рабыня едва заметно улыбнулась. Дин, вздохнув, покачал головой. — Глупо, — сказал он. — Ничего, это не последняя моя вода. Если ты откажешься пить, я волью ее в тебя силой. — Можешь попробовать, — хрипло проговорила рабыня, продолжая скалить зубы. Это были первые сказанные ею слова. Дин так удивился, что даже не сразу смог что-то на это ответить, а, когда собрался с мыслями, было уже поздно. Девица качнулась вперед, молниеносно черпанула пальцами жидкой грязи из образовавшейся лужицы и метко швырнула ее в шлем мандалорца. Наемник выругался, пытаясь очистить залепленное забрало, но в следующий миг что-то толкнуло его в грудь. Девчонка, хрипло рыча, ткнула его кулаком под рёбра, в незащищенный броней бок — весьма, надо сказать, профессионально, как будто точно знала, куда надо бить. Дин невольно восхитился — хитро она придумала с этой грязью, надо бы запомнить на будущее… Вот только силенок на то, чтобы довести дело до конца, у рабыни не хватило. Наемник легко поймал ее руки и перекатился на одеяло, подминая девицу и придавливая собственным телом к земле. Калечить ее не хотелось, да и нужды особой в этом не было — она была слишком слаба, чтобы долго сопротивляться. Достаточно было подождать пару минут, пока не выдохнется — и можно продолжить мирные переговоры. — Успокойся! Это бесполезно, — прорычал он, пытаясь прижать коленями чужие брыкающиеся ноги. — Не смей меня трогать! — прошипела рабыня, продолжая отчаянно извиваться. Больших усилий, чтобы ее удержать, не требовалось, но эта возня, по мнению Дина, все же несколько затянулась. — Нужна ты мне, — фыркнул он, умудрившись, наконец, стиснуть ее бедра коленями. Женщина неожиданно перестала сопротивляться, как-то разом обмякнуть. Дин, испугавшись, что слишком сильно придавил ее, приподнялся… и тут же получил коленом в пах. Пока он, рыча от боли, приходил в себя, невольница высвободилась и, скинув с себя наемника, вскочила на ноги. Убежать, впрочем, ей удалось недалеко — Дин успел вскинуть руку, почти наугад выстрелив тросом — и, как ни странно, попал. Из темноты послышался глухой удар и сдавленный стон, плавно перетекший в негромкую брань. Дин кое-как отчистил забрало от остатков грязи и, поднявшись на ноги, захромал на звук. Невольница обнаружилась шагах в десяти от костра — лежала, скорчившись, на боку и пыталась снять с себя трос. Но при появлении наемника замерла, снова уставившись на него тем же затравленным взглядом. — Неплохо, — хмыкнул Дин, одним движением руки сдергивая с ее ног путы. — Теперь я, кажется, понимаю, за что Форлано тебя… наказал. Теплых чувств к «подарочку» клиента не прибавилось — скорее, даже наоборот. Но Дин, тем не менее, наклонился, протягивая ей руку. — Это еще кого он наказал, — проворчала рабыня и, неожиданно для мандалорца, вцепилась связанными руками в его ладонь. Наемник помог ей встать, недоумевая, чего же, собственно, она пыталась добиться. Женщину заметно пошатывало, на лбу проступили мелкие капельки пота. Она явно еще не слишком здорова и непонятно, как собиралась идти в одиночку через пустоши в таком состоянии. — Будут другие сюрпризы? — поинтересовался Дин. Рабыня поморщилась, прислушиваясь к своим ощущениям, и нехотя мотнула головой. — Пожалуй, нет… — прохрипела она. — Ты говорил, у тебя там где-то есть еще вода? Наемник кивнул, и они вместе заковыляли к костру. Рабыня как бы случайно опиралась о его плечо, но Дин сделал вид, что не заметил этого. Сюрпризов действительно больше не было. По крайней мере, до утра.