Rival, Philip Strand - Let it die
Выдох получается протяжным и рваным. Вдоха за ним так и не следует. Глаза слепо уперлись в пустой коридор, что за дверью, так и оставленной нараспашку. В проеме валяются два бумажных пакета с неизвестным содержимым – Чонгук выронил их из рук, когда ушел. Ну, как сказать ушел... точнее уж, убежал. Сначала напугал Тэхёна, слишком неожиданно распахнув дверь прямо перед носом, а затем вылетел так, будто призрака встретил. Да что с ним за херня вообще? Внезапно плотный слой установившейся в комнате тишины разорвался громовым раскатом, и омега от неожиданности вздрогнул, чувствуя, как внутри заходится испуганное сердце. Да блять... Но встряска помогла прийти в чувства. Тэхён подобрал с пола пакеты, предназначавшиеся, видимо, как раз ему, вывалил их содержимое на кровать, заинтересованно рассматривая. Одежда, принадлежности для ванны, косметика… даже коробочка с линзами от любимой фирмы. Вау. Тэ польщен. А линзы весьма кстати: ту пару, в которой омега сейчас, уже давно пора бы сменить… Решив с этим не медлить, Тэхён вскрыл коробку и вытащил один комплект цветных линз, попутно подходя вплотную к большому зеркалу в черной металлической оправе, что служило своеобразной перегородкой между спальной зоной и гардеробом. Немного помучавшись с упаковкой, омега, все же, вскрыл ее и поднял голову, встречаясь глазами со своим отражением. В ту же секунда упаковка с линзами выскользнула из парализованных рук. Громовой раскат вновь нарушил тишину, сотрясая небо над особняком. Дождь застучал в окно еще настойчивее, грозя скоро разбить стекла. Но Тэ этого уже не слышал. Лишь кровь шумела в ушах. Она же – чувствовалась на языке, щекотала рецепторы в носу, подкатывала тошнотой к горлу. Будто все капилляры в мозге за секунду лопнули, порвались, стерлись в жалкое ничто. И не осталось больше ни единой возможности удержаться на ногах. Поэтому колени больше не выдерживают, поэтому Тэхён падает вниз, поэтому пальцы беспомощно скребут по гладкому полу в тщетных попытках уцепиться за воздух, который такой густой, что дышать им становится невозможно. Или это просто отказывают легкие? Воздуха ему… пожалуйста… воздуха! Пространство вокруг омеги – погрязло во тьме. Но самое главное он все еще прекрасно способен видеть. И он видит… но мысли, что бьют по черепной коробке, по оголенным нервам, яростно отметает. Потому что знает – стоит только позволить тем приблизиться, как он пропадет. Он умрет. От него ничего не останется. Ничего не останется, потому что… – Он узнал, – шепчут предательски губы, и хочется самому их разбить. – Узнал…. Конечно, узнал. А как иначе? Слезы – они вновь касаются щек, которые сейчас белы, словно мел. Как будто Тэхён – покойник. Но, может, это и правда. Что-то внутри него несколько секунд назад, определенно, умерло. Как еще объяснить это чувство, будто он сорвался со скалы и в эту самую секунду падает? Вот-вот встретится с землей, разобьется, раскрошится, исчезнет… Слезы – скапливаются на подрагивающем подбородке, срываются вниз и пачкают ключицы, пропитывают футболку, обжигают холодом, убивают… Слезы – это они во всем виноваты. Они – заставили ранее, видимо, одну из цветных линз незаметно выпасть. Все открывая. Самое важное оголяя. И вскрывая саму душу Тэхёна. Перед тем человеком, который больше всех ту видеть не должен! – Он узнал. Собственный голос выносит приговор. И губы смыкаются. Омега больше ни звука не может вымолвить, хоть и хочется до ужаса жалко скулить. А перед ним – предательская чернота собственных радужек. Смотрит из отражения в зеркале, словно насмехается. Словно не знает, что вслед за Тэхёном тоже погибнет. А он теперь – погибнет уж точно. Потому что Чонгук только это Тэхёну нести и способен. Смерть.***
Jackson Wang - 100 ways
У Намджуна сбой в матрице. Как иначе еще объяснишь, почему Чонгук уже во второй раз несется на выход прямо в объятия проливного дождя, ничего не разбирая на своем пути? Альфа, все еще сидящий в гостиной, теряет тонсэна из виду, мгновением позже входная дверь громко хлопает. Нам прикрывает уставшие глаза, чувствуя, как неприятно горит под веками. Ему бы сейчас поспать хотя бы пару-тройку часов… но, сдается, такой роскоши он сам себе не может позволить. Пока что он не готов оставить Ви наедине ни с одним из своих напарников. Ни с Ёнджуном, который уж слишком подозрительно заботлив, ни тем более с Чонгуком… до которого, видимо, все-таки дошло. – Не думал, что ты, Гук-а, такой тугодум, – бормочет тихо Намджун, будто Чон сейчас сидит рядом. Хотя, чему тут удивляться. Нелегко увидеть то, что так упорно видеть отказываешься. А поверить – еще тяжелее. Намджуну и самому принимать за истину не хотелось. Ведь знал, с самого начала знал, что для Чонгука все это будет слишком. Потому что такие раны не заживают. Потому что те даже не на сердце – в душе, которую исполосовали насквозь, сделали похожей на тигриную шкуру, что вечность теперь кровоточит и кровью этой жжется, прожигает, сжигает дотла. В личном аду. Их обоих. Что обоих – Нам тоже не сомневается. Зная все и обо всех, нужное он видит даже невооруженным взглядом. Не хочет, но видит. Ничего совершенно не упускает. Особенно в глаза бросается отрицание, что излучают и омега, и альфа, в равной степени, будто друг друга пытаются отзеркалить. Чонгук отрицает, что узнаëт. Ви отрицает, что до сих пор трогает. Да и никакой не Ви. А Тэхён. Потому что Намджун тот, кому всегда все тайны доверяются самому первому. Потому что он даже не правая рука, а нечто большее. Он – хозяйская тень. Всегда рядом, прикроет, даже если не требуется. На всякий случай, потому что лишним никогда не будет. Такое доверие – да, заслужить надо. Но он заслуживает. Едва ли этим гордится, но заслуживает. Потому что жить, как и все, тоже хочет, не чувствуя лезвия, что приставлено к дрожащему горлу. Тэхвану сразу было сказано – чтоб без подводных камней. Так и получилось. Тэхван был вовсе неглупый. Слабый по сравнению с ними, но уж точно не глупый. И жизнь он любил, ценил… сильнее во стократ, чем собственного сына, вероятно. Поэтому все наружу и вывернул. Хорошо, что только перед одним Намджуном. Если бы всю правду узнал сам Шинён… А так – папка с досье на клан Ким легла в надежные руки Нама. И тот уж постарался, чтобы никто не узнал, как парочка листов из нее случайно сгорела в камине гостиной того самого особняка, где они остановились, когда гостили в Тэгу. Намджун и сам сначала не верил, что Ви и тот паренек в школьной форме, что смотрел со старого фото – один и тот же человек. Ким Тэхён. Но люди меняются, и чаще внутренние изменения гораздо основательнее даже, чем внешние. Вот и Тэ изменился. И, сдавалось Намджуну, что причину он знает наверняка. Чонгук сам однажды рассказал. В одну из годовщин смерти родителей. Нажрался он тогда просто до белых чертей. Удивительно, как вообще мог языком шевелить, но говорил настойчиво и внятно. Все выдал – от начала и до конца. Потому что терпеть, видимо, больше не было сил. Одному тащить свою ношу сил не было. А Намджун тогда молча слушал и многое начинал понимать. Причины начинал понимать, что Чонгука заставили опуститься так низко… подняться так высоко, что каждый шаг теперь – русская рулетка – земля окажется под ногами или ты под землей… – Не забывайте про уговор, – только и сказал тогда Намджуну глава клана Ким, затягиваясь сигаретой, – мой сын принадлежит Шинёну, но клан… – Твои шавки нам ни к чему, – произнес Намджун, стараясь не слишком уж явно показывать свое отвращение. – Можешь подавиться своим кланом… вернее, тем, что от него останется. – То, что нужно, останется, – пожал плечами альфа. – Я даже в каком-то смысле буду вам благодарен. Иногда полезно проредить ряды. Захотелось врезать ублюдку, но Нам из последних сил сдержался. У них такого не прощали, будь то самый последний человек или лидер. За предательство лишь одна расплата - пуля, целующая висок. Альфа лишь сильнее сжал папку в напряженных руках и развернулся, чтобы уйти. Но Тэхван за спиной окликнул: – Тот парень, твой друг… – Который? – отрывисто бросил Нам, тут же от чего-то напрягаясь. Он нехотя обернулся и увидел, что Ким улыбается. И улыбка эта не предвещала ничего хорошего. – Чон Чонгук, – произнес он, перекатывая на языке каждую букву и явно получая от этого извращенное удовольствие. – Будет лучше, если никто не узнает. – Да, так будет лучше, – произнес Намджун. И это было единственное, в чем Нам был с Тэхваном согласен. Никто не должен узнать, ни одна живая душа. Потому что, если кто-то узнает – узнает и Шинён. И живых – не останется. Шинён хочет Ви. Желает этого омегу, будто какой-то одержимый. И все даже не потому, что, окажись тот под боком, в койке – да и не важно, где еще, главное – рядом, и двери к трону в Тэгу настежь распахнутся. Нет. Шинён просто хочет его себе. Омегу, о котором столько наслышан. Хладнокровного, действующего чисто и не оставляющего следов. Прекрасного в своей безжалостности. Шинён знает, что всех самых страшных конкурентов Тэхвана убрал именно Ви. Ведь последний из них был из их собственного клана… бедняга. Шинён быстро все вычислил, собрал головоломку, и путь проложил, что привел неожиданно к тому самому, что так отчаянно захотелось. Потому что уж очень редкий экземпляр. Пташка, вторую которую не найти. Поэтому и хочется так отчаянно обрезать той крылья, чтобы не посмела улететь, запереть в клетке, а ту – еще в одной и еще… пока пленник не забудет на эту жизнь и все последующие, что такое свобода. Не смирится, что повержен навсегда и до самого конца. Заклеймен, как ценнейший трофей. Лучший экспонат во всей сокровищнице. Вот только, Шинёну весь Ви никогда не будет принадлежать. Намджун до последнего в это верить не собирался. Ничего еще так отчаянно делать не желал. Но поверить пришлось, как только омегу увидел в том гребаном клубе. Как только заметил реакцию на запах лучшего друга. За тем-то он в этот клуб тогда Чонгука и привел. Хотел убедиться, что бояться нечего, что все – неправда… Правда... Все – правда. Они оба друг друга все еще любят. И свидетельство тому – вся эта ненависть, что из одного просто фонтаном, и весь этот холод, что от другого исходит. Это лишь изнанка любви, которая просто на время позволила о себе позабыть. Но стоит только немного времени дать, и снова корни пустит в самое сердце. В сердце обоих... И что тогда Намджуну прикажете делать? Повеситься? – Мы в полной жопе, – констатирует он факт, открывая глаза наконец-то и снова зачем-то обводя взглядом комнату. Кажется, этим днем, да и ночью тоже, у него будет, над чем подумать. – И пиздец эта жопа большая. Он опирается на колени и встает, чувствуя, как протестующе ноют уставшие мышцы. Да, он обязательно над всем этим подумает, мозг в порошок сотрет, но выстроит мысли так, чтобы будущее не представало уж в слишком мрачной перспективе. Если надо, даже все за этих придурков сам сделает, растащит по углам и ремнем отхлестает, свяжет даже… но жизнь каждому сохранит. На то он и Намджун, на то он и друг. На то семья и нужна. Он обязательно в этой жопе разберется. Но сначала… – Сначала кофе, – бормочет альфа, направляясь в сторону кухни. В конце концов, он тоже человек.