Faouzia - Born without a heart
Когда Ильби входит в его комнату, Ви уже после душа и в своей пижаме сидит на подоконнике, бездумно пялясь в окно и кусая ногти. Кто бы мог подумать, что у этой идеальной Пташки могут быть такие детские привычки. От звука открывшейся двери омега чуть вздрогнул, но голову так и не повернул, продолжая с успехом изображать статую. Ильби хмыкнул. Пройдя вглубь комнаты несколько шагов, он кинул на расправленную кровать конверт из аптеки. – Закинься уже таблетками, а то скоро все стены провоняют запахом молока. Ненавижу его. – Угадай, от запаха каких цветов меня больше всего тошнит? – усмехнувшись, парировал Ви, наконец, поворачиваясь к своему посетителю. Лиловые глаза азартно блеснули, Пташка вновь стала самой собой. В смысле, конченой стервой. Ильби скривился. У этих двоих ненависть взаимна – прекрасно. Он, вообще-то, не против. Но у секретаря еще есть пара тузов в рукаве, так просто он из этой комнаты не уйдет. – Приведи себя в порядок, а потом смени место дислокации. Еще одна спальня за следующей дверью дальше по коридору. Эти простыни нужно заменить, – кивнул Ильби на кровать, а затем улыбнулся, неприятно кольнув Кима этим странным изгибом тонких губ. – Завтрашней ночью здесь должен быть идеальный порядок… ведь приедет босс. На этих словах он стремительно вышел из комнаты, оставляя Пташку переваривать то, что он только что услышал. Пусть немного помучается. Не то что бы Ильби был рад возвращению Шинёна, но отказать себе в удовольствии выбить почву из-под ног у Ви не смог. Пусть попереживает, пусть почувствует, как плотно его горло обхватывает липкий страх, что его настигнет неминуемо. Потому что нельзя Шинёна не бояться… даже если еще совсем его не знаешь. Страх к нему заложен на подсознательном уровне, он в самих инстинктах. И Ви чутье подвести не должно. Ильби не дурак, знает, что следующей ночью все изменится. Процесс будет запущен и не остановится, пока не достигнет финала… жаль только, что этот чертов финал никому из них до сих пор не известен. Все, что у них сейчас есть – это надежда. Надежда и ахереть какие высокие амбиции. И еще безумие, а как же без него, если им вообще в голову пришла мысль устроить подобное. Да… они тут все сумасшедшие! Омега спрятал тихий смешок под хриплым кашлем, напоминая себе, что не стоит выдавать собственных мыслей даже тогда, когда кажется, что рядом ни одной живой души. Все это – обманка. Лишь хорошо обставленная декорация, и они в ней – марионетки, и если что пойдет не по плану, кукловод тут же выхватит нож и перережет одним простым движением… нет, не ниточки, что связывают руки и ноги, а чью-то глотку. Такая вот интересная сказка. Ильби планировал разыскать Джина и с ним вместе как-нибудь скоротать время, раз уж на их долю выпало это неожиданное ночное дежурство, но на последнем лестничном пролете он чуть в кого-то не врезался. – Когда ты научишься смотреть перед собой, Ёнджун-щи? – процедил холодно омега, смотря снизу вверх на мужчину. Светловолосый альфа отошел на шаг, лицо у него было серьезное. – Что тут произошло? Почему Ви пахнет буквально с порога? Все нормально? – Ну, а сам-то как думаешь? – Ильби изогнул бровь, оглядываясь куда-то наверх. – У кого-то случилась одна маленькая неожиданность, но мы уже с ней разобрались. – Почему Чонгук и Намджун не отвечают? – альфа и не думал отставать от секретаря, не давая пройти. – Зачем Джин меня вызвал? – Потому что это твоя работа, разве нет? – пожал плечами Ильби. – Тебя зовут, и ты послушно несешься, виляя хвостом. И вот, посмотрите-ка, кто тут у нас хороший мальчик? – омега улыбнулся, захотелось от всей души ему врезать. – Не смешно, Ильби-щи. Хватит играть!Скажи, что происходит, и я отстану от тебя. – У Ви началась течка, – закатив глаза, все же ответил омега, и затем добавил, понизив голос, – Чонгук находился рядом, и ему немного крышу снесло, пришлось как можно быстрее его увести, Намджун сейчас как раз с ним. – С Ви все в порядке? – лицо Ёнджуна вдруг резко изменилось, даже слегка побледнев, что заставило омегу настороженно свести вместе тонкие светлые брови. – Полегче, Ёнджун-щи, – пробормотал он, бегло осмотревшись, он буквально чувствовал, что на них сейчас направлена не одна пара глаз и слушает не одна пара ушей. – Он в норме… насколько вообще сейчас возможно для него. Все обошлось, мы… успели. И ты – будь сегодня поаккуратней. Хоть мы и дали Ви блокаторы, ты сам должен понимать, что в таких ситуациях они не убирают все до конца. – Я не собираюсь насиловать его, – фыркнул альфа, отчего-то заводясь. Внимательный взгляд Ильби цепко приклеился к его лицу, нехотя подмечая то, чего в его выражении совсем не должно было быть. Черт… этот альфа все им загубит, если… – И думать забудь… про… это, – с каждым словом голос Ильби становился все тише и тише, последнюю гласную он выдохнул почти что беззвучно, гипнотизируя своими глазами Ёнджуна, пытаясь мысленно донести смысл своих слов. Альфа ведь не дурак, должен все понять. Должен почувствовать, что последнее слово, сказанное парнем, вовсе не то, и приказывают ему сейчас позабыть раз и навсегда о конкретном омеге, что выше по лестнице на четыре пролета. Ёнджун Ильби понял прекрасно… но послушает ли? – Этой ночью я останусь рядом с ним, – отрезал Ёнджун, проскальзывая мимо омеги наверх. – В особняке полно альф, и мы с тобой оба знаем, что это за альфы. – Все вы бешеные псы, – хмыкнул Ильби. – Держись от Ви на расстоянии. Я дал ему пакет из аптеки, там найдешь блокаторы для альф. – Обо всем позаботился, – усмехнулся Ёнджун, позволяя себе посмотреть на секретаря с неким восхищением. – Это моя работа, – пожал плечами омега. – Либо я делаю ее хорошо, либо… – он скривил губы, не собираясь договаривать, оба они и так понимали, что за окончание у этой фразы. – Как и все мы, Ильби-щи, – вздохнул устало Ёнджун, снова зашагав вверх по лестнице. Смерть ждет любого из них, стоит лишь ступить не туда. Это был всем прекрасно известный факт. Отлет Шинёна в Америку послужил своеобразной передышкой, глотком воздуха и возможностью на время прекратить чувствовать приставленное к виску холодное дуло взведенного ствола, но скоро это затишье окончится. И вновь случится буря. Кто на этот раз окажется в ее эпицентре? Ви, Ёнджун с Намом и Чонгуком, Ильби, кто-то другой?.. Это была русская рулетка, невозможно заранее сказать, что на этот раз задумал Шинён. От этого Ёнджуну хотелось что-нибудь или кого-нибудь ударить, выпустить ненависть, что от чего-то в последнее время внутри альфы кипела губительной магмой. Он изнутри плавился… от безысходности своей… от неправильных чувств, что ослепительными фейерверками вспыхивали, опаляя и так уже черное сердце, то заставляя вспомнить, что оно, вообще-то, живое. Вспоминать об этом он не хотел, честно!.. Но отречься от чувств не мог, как беспомощный слепой щенок, по наитию тыкался в пустоту, ища тепло, двигался на свет. И исходил этот свет от чего-то запретного, что хрупкое ужасно, и от того еще более ценное. Что не его... Вот тебе и Пташка… Заманила Ёнджуна в свою собственную клетку и заперла там вместе с собой… нет, не так даже – Ёнджун сам клетку запер, ключ выкинув далеко-далеко. В комнате Ви оказалось пусто, лишь расправленная кровать, насквозь пропитанная манящим запахом омеги, говорила о том, что обладатель этого самого запаха был здесь не так уж давно. Дорожка аромата привела альфу к соседней комнате. Перед дверью Ёнджун прикрыл глаза на мгновение, вобрал пока еще чистого воздуха в грудь и только затем постучал.Blackbrian - Arms of the ocean
Дверь отворилась. – Снова откроешь рот – и получишь по зубам, – донеслось до альфы глухое предупреждение. – Тебе так не нравится то, что я говорю? – мягко улыбнулся он, встречаясь, наконец, взглядом с омегой. Ви при виде альфы откидывает голову назад, со звоном встречаясь ей с оконным стеклом и позволяя Ёнджуну прочертить жадным взглядом линию сверху вниз по длинной золотистой шее. Пахнет в комнате просто сокрушительно сильно, так, что колени подкашиваются. Рука до хруста вцепилась в дверь, только бы чего не натворить. – Извини, – буркнул Ви нехотя. – Я на блокаторах, запаха совсем не чувствую. Думал, что Ильби снова пришел сказать мне какую-нибудь херню, чтобы позлить. – Чем он уже успел испортить настроение нашей драгоценной Пташке? – спросил с интересом Ёнджун. Может, стоит поговорить с секретарем, чтобы тот был с их гостем помягче… Но Ви на его слова только отмахнулся, коротко бросив: – Омежьи разборки. Ёнджуна эта фраза позабавила. Он прошел вглубь комнаты, подобрал лежащий рядом с Ви аптечный конверт и, достав предназначавшиеся ему блокаторы, принял сразу две таблетки. Омега молча наблюдал за ним с нескрываемым интересом. Снова эти его линзы… зачем только их надевает сейчас, непонятно. – Я тебя посторожу сегодня, – заговорил альфа, опираясь о подоконник, на который Ви забрался с ногами. – Это для твоей безопасности. – Разбавил же я вам серые будни, – усмехнулся тот, отворачиваясь от него к окну, за которым давно уже стемнело, и теперь видно было только собственное отражение на холодном стекле. Омега уставился на свое лицо, о чем-то вдруг задумался, и вздохнул тихо, прежде чем спросить: – Значит, все случится завтра? Коротко, глухо и без эмоций. Будто ничего это не значит, будто Ви плевать на завтрашний день и на все, что за ним последует. Но Ёнджун наверняка знает, что это не так, просто на лице у омеги маска, настолько идеальная, что страшно становится. Просто Ви слишком хорош… для всех них. И достоин он только лучшего… а не этой жизни, ужасной и пропитанной то ли смертью, то ли тем, что похуже нее будет даже. Но он прав – завтра все и случится. Завтра не принесет никому из них ничего хорошего. Потому что Шинён – этим все сказано. Ёнджун ничего не говорит, только тянется рукой в задний карман и достает оттуда пачку сигарет с зажигалкой. Омега наблюдает, как тот прикуривает, и сам довольно мычит, распахивая окно. Ви требовательно протягивает раскрытую ладонь, в его глазах блестит болезненное нетерпение, и Ёнджун не в силах ему отказать. Изящные пальцы омеги ловко перехватывают тлеющую сигарету и в спешке подносят ту к губам. Ви затягивается глубоко, со знанием дела, прикрывает глаза в наслаждении и чуть ли не стонет. Ёнджун наблюдает в гробовом молчании, не смеет даже пошевелиться, чтобы достать для себя новую сигарету. Просто на омегу смотрит и чувствует, как внутри обрываются нити… что, возможно, мозг связывали с его бренным телом, но даже это ему сейчас не особо и важно. Он на Ви смотрит, на то, как тот курит, и понимает, что отдать омегу кому-то для него смерти подобно. Ведь он же живой… не вещь, не игрушка… не гребаная пташка, он – человек! Вот только никому это здесь неважно. Важен лишь тот факт, что его хочет босс. А если До хочет, то возьмет, и ничего с этим Ёнджун… да и кто-то другой, не сделает. Эта чертова беспомощность… альфа ненавидит ее так сильно! Но вместо того, чтобы и дальше вариться в своей ненависти, Ёнджун заставляет себя снова стать понятным и простым, таким, чтобы Ви рядом с ним не чувствовал страха. Пусть пока поживет, пусть забудется. – Давно куришь? – спрашивает он у омеги, потому что правда интересно. – Уже, наверное, лет шесть, – отвечают ему. Ви не против поболтать, и альфу это радует. Они разговаривают еще долго обо всякой ерунде: о музыке, о работе Ви в студии, о телепередачах и даже немного о политике. Омега расслабляется, отвлекается немного, и Ёнджун этому рад. Его работа, как всегда, сделана на отлично – не придерешься. Но какой же он, все-таки, жалкий трус… не может даже защитить то, что для него стало ценным. И никто не может, на самом-то деле. Беседа обрывается через несколько часов, когда время уже за полночь, и Ви начинает как-то странно ерзать, а затем и вовсе шипит сквозь зубы. – Да блять... – вздыхает он, морщась. Ёнджун смотрит на него с вопросом в глазах и ничего, естественно, не может понять – на него-то его блокаторы все еще действуют. А вот действие блокаторов омеги уже, кажется, сходит на нет. Внизу снова приливает и начинает болеть и чесаться, а от запаха альфы мутит и воротит, хоть ментол обычно Тэхёну и нравится. Но не сейчас, не когда у него появился – ебать его – истинный. Тело требует теперь конкретно того, кто запахом ликера забивает мозг. А других для омеги теперь будто не существует вовсе. Тэ только надеется, что все это только следствие течки, не может же отвращение к противоположному полу остаться с ним навсегда, он, вообще-то, как и все, любит секс… – Ви? – обращает на себя внимание Ёнджун, забываясь на мгновение и касаясь ладонью плеча омеги. Тэхён тут же, как ужаленный, отскакивает от него, жмется в противоположный угол широкого окна, смотря почти что с ненавистью, с какой-то дикостью даже. С губ омеги рвется тихое предупреждающее рычание. – Эй-эй! Прости! Я ничего плохого не хотел! – торопливо оправдывается альфа, сам отходя подальше на несколько шагов. Он правда сейчас испуган, не понимает совершенно поведения омеги. Ви себя, сказать к слову, тоже не понимает. Вернее, понимает, но осмыслить своих действий до конца, все же, не может. Что он творит такое? Почему так болезненно реагирует? Ну да, это не Чонгук, но зачем же так резко? Да потому что инстинкты, чтоб их. Истинность – вообще штука странная, все это знают. Но понимают ли? Ха! Едва ли. Потому что никто почти с ней сам не сталкивался. А вот Тэхён, сука, столкнулся! Тэхёну вот, блять, повезло!Спасибо. Огромное. Прям не въебаться. – Сраные таблетки больше не действуют, – объясняет омега, вдыхая и выдыхая сквозь зубы. Пальцы вцепились в край подоконника до белых костяшек, глаза впились в Ёнджуна так хищно, что горло у альфы само по себе как-то сжалось. – Боюсь, придется… отложить… продолжение беседы. – Может, тебе еще выпить? – обеспокоенно предложил Ёнджун, но омега покачал головой. – Доктор запретил. Первая доза и так была немаленькой. Теперь до утра. Так что выметайся отсюда, пока я не вцепился тебе в глотку. – Уверен, течка не так работает, – чуть скованно рассмеялся альфа, и даже Ви на это усмехнулся. – А ты еще не заметил? Я немного неправильный омега. – Заметил, – кивнул альфа. – Рад за тебя, – Ви уже сдерживался из последних сил, запах ментола обволакивал, рождая рвотные позывы. – Вали за дверь! Ёнджун не стал больше спорить и спешно ретировался. Только после этого Тэхён ощутил секундное облегчение… которое быстро испарилось, стоило только очередной волне накрыть его. Чёрт… неужели у всех омег так? Или Тэ просто реально бракованный? – Какой-то пиздец, – тихо хнычет омега, весьма неграциозно сползая с подоконника и прижимая руки к сводящемуся в судороге животу. По ногам, как только те касаются пола, вниз устремляются горячие дорожки природной смазки, и Тэ запрокидывает голову к потолку, смаргивая не пойми откуда взявшиеся слезы. Возбуждение будто никуда и не уходило. Член натягивает ткань штанов, а в заднице все как будто огнем горит, требуя альфу внутри. И не абы какого, а… – Да пошел он в жопу! – со злостью выдыхает Тэ и только потом понимает, что сказал. Теперь он зол еще и на самого себя. Не в состоянии больше стоять на ногах, он забирается в постель и кутается в одеяло, с силой сжимая его дрожащими пальцами. Тэхён зажмуривается и дышит неглубоко, с осторожностью, стараясь не думать о том, чьи запахи слышит. Повсюду феромоны чужих альф, от которых хочется наизнанку вывернуться. Собственную глотку чем-нибудь заткнуть и к чертям умереть. Потому что это сейчас неправильно. Потому что Тэхён сейчас в другом совершенно нуждается, но не признается в этом даже самому себе. Нет, ни за что не признается. Снова он будет лгать, потому что только так можно в этом насквозь прогнившем мире выжить. А прямо сейчас лучше всего попытаться отключиться. Да, просто заснуть, а когда проснется, может быть, это пытка сама как-нибудь закончится. Или Джин позволит принять снова лекарства… Господи, только бы ему дотерпеть…***
30 seconds to mars - Rescue me
Невозможно, блять. Тэ такого никогда в своей жизни не испытывал, ни по кому так чертовски сильно не тек, чтобы от одной лишь мысли, и не от запаха даже, а от жалкого воспоминания. Вспышка. Как будто взрыв сверхновой. И все это у него внутри. Все это заставляет уткнуться в подушку со всей, что есть, силы, чтобы ни звука. Потому что сквозь зубы рвется что-то безумное, жалкое, умоляющее того, кого рядом даже нет! Кого всей душой своей все еще ненавидит. Но разве всегда душа заодно с телом? А тело у него, оказывается, слабое донельзя. Все подталкивает ближе к предательству, к тому самому шагу, что Тэхёна с пустотой, с неизвестностью разделяет. С крахом. И он сдается, стонет от унижения перед самим собой, в одеяле путается, спешно пытаясь откинуть то в сторону, чтобы не мешало. Холодный воздух вместо него накрывает тело, что сейчас горячее огня, но едва ли это Тэхёна спасет. Зато может спасти кое-что другое – жалкий поступок, неправильный, постыдный… но никто же не увидит… Боксеры – прочь. Омега выгибается, челюсти плотно сжав так, чтобы до хруста. Руки, что дрожат, как у алкоголика с похмелья, вниз скользят по коже, которую всю покрыли мурашки. Это не его сейчас руки. Эти руки – чужие. Они больше намного, сильнее и требовательнее. Скользят вслед за жадным шоколадным взглядом, что омегу – просто насквозь прожигает, к этой самой кровати приковывает, запрещает избежать того, что неминуемо. Но разве кто против? Тэхён свои губы кусает больно, почти до крови. Это не его сейчас зубы. Эти зубы – чужие тоже. Они хищные, жадные до омежьей плоти, с губ перемещаются на нежную шею, а затем цепочку укусов ведут по груди все ниже, туда, где сильней всего хочется. Но останавливаются – желаемого не спешат подарить, мучают… Тэхён глаза широко распахивает, и перед ним – теперь не ночная темнота вовсе, а расплавленный шоколад, что в глубине знакомого взгляда плещется, в себя затягивая, словно магнит. Перед ним – лицо, которое для омеги самое красивое, самое совершенное с первого дня и до бесконечности. С влажной от пота кожей, к которой льнут черные волосы, и в эту мягкую копну руки сами зарыться просятся, чтобы затем ближе притянуть, уничтожив это ужасное во всех смыслах расстояние, что желаемое получить так мешает. Это просто мысли, фантазии воспаленного мозга, но электричеством те прошибают так сильно, что невозможно сдержаться. Тэхён все сильней выгибается, грозясь самому себе позвоночник сломать, толкается куда-то в воздух, слабо уже понимая, что над ним сверху никого на самом деле нет. Он альфу своего сейчас хочет так мучительно сильно, что принять жестокую реальность – смерти подобно. Пятки упираются в матрац, а ноги, что в коленях согнуты и широко разведены, мелко трясутся – то ли от нетерпения, то ли от чего-то еще… этих эмоций в омеге так много, что и не разберешь. Руки – все ниже, все резче – наконец достигают цели, касаясь. С губ срывается тихое шипение. Тэ повержен. Самим собой раздавлен и сломан. Но как же это приятно… Ладонь растирает смазку по нежным бедрам, ведет чуть выше, обхватывая член, что уже весь живот омеге испачкал в предэякуляте. Движения, вроде, знакомые (он же, все-таки, не монах), но все равно повергающие в восторг, как будто Тэхён – конченый девственник. Он каждое касание ощущает с трепетом, потому что в сознании… да… эта рука не его. Это все с ним делает кто-то другой… его альфа. Это он нежно сдавливает у основания и влажно ведет вверх, чтобы большим пальцем пройтись по головке, а затем обвести чуть с силой уздечку, срывая с губ омеги тихий стон. Это он другой рукой оглаживает стройные бедра, пальцами чертит по крыльям феникса, а потом ими же туда ведет, где хочется больше всего. Где хочется до смерти! Тэхёна даже не нужно растягивать – все уже чертовски мокро и готово. Только и требуется, чуть надавить и войти сразу двумя пальцами… И все, он пропал. Он чувствует металлический привкус крови на своем языке из-за прокушенной губы, а перед глазами у омеги – вспышка ярко-красного. Молния, что по телу хлестнула снизу вверх. Нужно быть тихим, но возможно ли? Лицо у Тэ искажается, брови сводятся жалобно, и чудом каким-то ему удается еще не заскулить. Тело требует вовсе не пальцы, тело требует то, что ему по природе своей принадлежит. То, что запретно и недоступно. То, что обоих уничтожит. – О, Господи, – беззвучно, лишь движение дрожащими губами, на которых в ночном сумраке влажно блестит свежая кровь вперемешку со слюной. Он двигает пальцами внутри себя, и чувствует, как те пронзает электричеством. Волна за волной – все новые порции преступного удовольствия, что удается урвать ценой унижения перед самим собой. – Чон... Чонгук... Чонгук... – глаза за закрытыми все еще веками закатываются, тело выгибается дугой навстречу собственным рукам, которые по вине фантазий воспаленного мозга сейчас не его... И он себе позволяет еще немного – но достаточно, чтобы прямо в омут с головой. Представляет, как бедер касается что-то горячее, сильное, сам их разводит шире, губы обводит языком, предвкушая... И внутри больше не пальцы. Что-то больше, что-то лучше, что желанно и сейчас необходимо. Давит на мышцы, пачкается в смазке, что запахом топленого молока уже пропитала комнату, и входит плавно, уверенно, властно. На своих правах. Собой наполняет, заставляя Тэхëна все, что предложено, принять, еще сильнее раскрыться, самому отдать последнее. Те крохи, что от разума еще сохранялись. – Гук-и... Он ритмично сжимается вокруг собственных пальцев, спуская на свой дрожащий живот. Глаза все никак не может заставить себя раскрыть, думать себя все никак не может заставить. На губах – все еще то проклятое имя. Оно горькое... и сладкое – совсем как ликер, чтоб его. Он продолжает лежать с закрытыми глазами, пока в груди не успокаивается сердце. А потом соскребает себя с кровати и, не включая света, бредет в ванную. Нужно смыть с себя этот пиздец. И, возможно, несколько раз вымыть рот с мылом. Потому что блять... – Чертова истинность, – бормочет он сквозь зубы пристыженно, – чертов Чонгук.***
Hozier - Take me to church
Чимин не перестает дергать ногой. Его острая коленка постоянно ударяется об стол – наверное, уже заработал себе несколько синяков. Но нервы как-то нужно в себе держать... Он всю ночь так глаз и не сомкнул. Лежал в кровати и слушал дыхание рядом спящего Юнги, чтобы случайно вдруг не сорваться. Потому что знал – ночь закончится, а что следом будет, представить омеге так и не удалось. Два простых слова – будто пуля, что не на вылет, а застряла внутри и теперь при каждом движении дарит боль поистине адскую, заставляя бояться. Чего? Чимин не знает. Но точно не смерти, по крайней мере, не своей собственной. Сейчас больше всего он за жизнь Тэхёна волнуется, все время только об одном этом и думает. Никогда, на самом-то деле, не ожидал, что все сложится так, но за какой-то жалкий промежуток времени – за день буквально – во все поверил. В то, что кроме мира, что на свету, есть и тот, что погряз во тьме. И его даже не удивляют уже: мафиозные дома и кланы, разборки с убийствами, не удивляет даже, что к этому миру принадлежит его лучший друг... да и парень, в каком-то роде, тоже. Если, конечно, Юнги, все-таки, его парень. Что уж душой кривить, Чимин за последние несколько лет с кем только не трахался, не знает он, что такое вообще эти настоящие отношения, когда конфеты-цветы и слюнявые поцелуи в щеку. Но с Юнги ему, почему-то, этого впервые в жизни хочется. Хочется, чтобы заботились и оберегали, делились теплом. Альфа, хоть сам с виду и хрупкий, излучает какую-то немыслимую внутреннюю силу, и от того Чимину с ним рядом спокойно. Было... Сейчас же все мысли занимает Тэхён. И его бывший... друг или любовь всей жизни, поди разбери. Чимин за все их семь лет дружбы так и не понял. Не понимает омега и того, каким образом во всей этой истории оказался замешан Чон Чонгук. Чимин того лишь по рассказам ТэТэ знал и лично никогда не пересекался. А теперь – здравствуйте, блять. Чимин не мог в голову взять, каким образом у того мог оказаться телефон Тэхёна, но что-то внутри при размышлении о данном факте неприятно сворачивалось, мешая дышать. Может ли Чонгук быть замешан в похищении Тэ? Звучит, конечно, как бред... но всякое же в жизни бывает, так ведь? Тэхён вот, к примеру, оказался наследником мафиозного клана, так почему бы и его прекрасному принцу не стать каким-нибудь отвязным мафиози? С татуировками на теле и стволом за поясом брюк... Колокольчик на двери обшарпанной забегаловки, в которую Чимин приперся в эту раннюю рань с первыми лучами июньского рассвета, пару раз звякнул, оповещая о новом посетителе. Омеге пришлось слегка откинуться на стуле, чтобы увидеть вход: сидел он в самом углу обеденного зала за перегородкой, чтобы избежать ненужного внимания, все-таки, здесь у него было важное дело, и лишние глаза все бы похерили. Пришлось обеими руками вцепиться в столешницу, чтобы не свалиться на грязный кафель при виде того, кто появился на пороге. – Нихера себе, – вырвалось у омеги почти беззвучно, пока он наблюдал, как человек на входе сканирует зал своими темными глазами. Чимин до этого, конечно, видел фотографии... но ебать его. Теперь Паку ясно, почему Тэхён так бредил своим бывшим одноклассником, здесь действительно есть, на что посмотреть... и за что подержаться. Чимин мысленно дал себе пощечину: у него, если что, появился свой альфа, да и вообще – Тэхён в опасности, а он снова выпустил на волю свою маленькую шлюшку. Но глаза омеги все равно продолжали впитывать образ знакомого незнакомца, как губка. Вошедший альфа был высоким и широк в плечах, серьезный темный взгляд сканировал помещение из-под челки, что черной волной упала на лоб. В каждом ухе – по три серебряные серьги, одет он в черные джинсы, футболку и кожанку, из-под которой слева на шее выглядывает тату. «Татуировка в наличии, остался ствол», – приходит на ум Чимину глупая мысль, но он отметает ту в сторону и чуть заметно кивает, когда взгляд альфы останавливается на нем. – Чимин-щи, – произносит тот, когда подходит. – Чонгук-щи, – отвечает омега. Альфа молча присаживается за стол напротив него, шоколадные глаза с интересом разглядывают Чимина, и ему от этого даже как-то неловко становится. Хочется попросить Чона прекратить, но изо рта вырывается совершенно другое: – Откуда у тебя его телефон? Лицо альфы, что до этого имело задумчивый вид, вдруг разглаживается, становясь маской, лишенной эмоций совершенно. Чонгук опускает взгляд на свои руки, сложенные на столе между ним и Чимином, длинные серьги тихо бренчат от соприкосновения друг с другом. – Он сам мне его отдал. – Что?! – Чимину показалось, что его собственные глаза сейчас выскочат из орбит. Сам?! Они встречались?! – Ты виделся с ним?! Альфа вздохнул слегка раздраженно. Этот омега был слишком громким, а они, вроде как, не хотят привлекать к себе внимания. – Тише, – мягко попросил он, прежде чем снова взять паузу в их разговоре. Чон до сих пор не мог самому себе дать четкое объяснение, зачем этой ночью омеге ответил. Он был раздавлен – да, отчаялся немного больше, чем положено – да, но мог ли втягивать в эту драму гражданских – до сих пор нет. Но ему нужен был хоть кто-нибудь... кто-то, кому Тэхëн тоже был дорог. Отцу Тэ он не верил, а вот Чимину... десяткам его сообщений, что выдают искренние волнение и нужду, его глазам, в которых плещется сейчас плохо скрываемый страх, синякам от бессонной ночи, что у омеги на побледневшем лице, поверить готов. – Что с ним? – спросил Чимин, с трудом, но взяв себя в руки. Его маленькие кулачки под столом на коленях сжались. – Ты знаешь, где он... у кого он?.. Чонгук прищуривается настороженно, вбок наклоняет голову. Чимин и сам что-то знает? Неужели альфа ошибся, и этот парень тоже успел вляпаться в этот пиздец, что Чонгук несколько последних лет называет своей жизнью? – Что тебе известно? – А что известно тебе? Взгляд Чона потяжелел, шоколад в его глубине стал темнее, обжигая горечью, но омега оказался не из робкого десятка. Чимин не тушевался, смотрел на альфу смело и требовательно, сощурившись и упрямо вздернув подбородок. Чонгук буквально... чуял его скрытую силу, что пряталась за очевидной красотой и обманчивой хрупкостью. Так они ничего не решат, не придут к консенсусу. Тэхëну не смогут помочь. Поэтому Чонгук сдается первым. Вздыхая, он зачесывает волосы назад растопыренной ладонью. – Мне известно больше, чем тебе, – ответил он и сразу продолжил, не дав Чимину вставить что-то свое. – И да, я встречался с ним. Мы находились рядом... какое-то время. – Где он? – Чимин нетерпеливо обвел языком пересохшие губы. – Где ТэТэ, Чон? Секунда тишины. Стук двух сердец в унисон, отрывистый вдох. – Он в Сеуле. Омега не знает, радоваться ему подобной новости или торопиться пока не стоит. Чон смотрит на него подозрительно мрачно, да и каждое слово из того приходится чуть ли не щипцами вытаскивать. Чего он боится… а может, кого? – Чонгук, он мне все равно что брат, – тихо произносит омега, подаваясь вперед, – пожалуйста… «Пожалуйста, расскажи мне все, скажи, чем я могу помочь, скажи, как вытащить ТэТэ!» – пытается он выразить своим пронзительным взглядом и чувствует, что Чон, как никто другой, его сейчас понимает. Потому что Тэхён этому странному альфе тоже дорог сильно. И это Чимин видит прямо в данный момент так отчетливо, что поклясться в данном факте готов собственным же папой. Вот ведь два идиота… столько лет промучились и, спрашивается, из-за чего? Драмы, что ли, в жизни не хватало или острых ощущений? Но с этим позже. Сейчас главнее другое. Альфа молчит, думая, все еще колеблясь, хотя что тут, скажите, колебаться, когда они уже здесь, сидят друг напротив друга, пытаются разговаривать. Механизм, так-то, запущен и теперь навряд ли остановится… Да к черту, ну в самом деле! Горит сарай – гори и хата. Чонгук выдыхает. Резко, шумно. Взгляд его, обращенный на Чимина, так явно меняется, что омега невольно сам вздрагивает, напрягается и весь обращается во слух, понимая, что это оно: сейчас он получит желаемое. Сейчас он хотя бы что-то поймет. – Я расскажу тебе то, что знаю сам, и не буду врать, но для начала хочу, чтобы ты сделал то же самое. Просто потому, что хочу понять, насколько ты в курсе. – Я знаю про клан Ким из Тэгу, и что Тэхён – это Ви и наоборот, – торопливо ответил Чимин. – И еще знаю, что Тэ… что Ви… – он запнулся, глаза омеги взволнованно забегали по поверхности стола, – знаю, что его похитили… Не понимаю, как, но я могу чувствовать его волнение, я точно знаю, что Тэхён в беде, но не могу ему помочь, и это просто убивает меня! Я не могу есть, не могу спать, не могу долго сидеть на месте. Я убиваю себя тренировками, но даже это не помогает, я просто… просто… – омега мотает головой, и Чон замечает, что тот начинает мелко трястись. Видимо, у них с ТэТэ и правда какая-то странная связь. – Я просто не могу жить без него, – завершает Чимин свой небольшой монолог, а после снова поднимает на Чона свои глаза, в которых отражается явный испуг. Альфа кивает, говоря тем самым, что его услышали. – Ты прав, Чимин, – произносит он, внимательно следя за реакцией своего собеседника, но тот теперь даже на миллиметр не двигается, лишь внимательно слушает. – Тэхёна похитили при нападении на клан Тэгу. Сейчас он под протекцией Сеульского клана До, и охраняют его очень хорошо. – Я понял, – кивает Чимин. – Не пойму только, как во всей этой херне оказался замешан ты. – На самом деле, все очень просто, – Чонгук под серьезным взглядом омеги вдруг, почему-то, тушуется. Ну что за детский сад, как будто он ему чем-то стал резко обязан! Вот только Чимин – друг Тэ, и Чонгук, вообще-то, если подумать, жестко налажал. – Я сам – часть этого клана. И был в числе тех, кто участвовал в похищении Ви… но клянусь, я тогда и не подозревал даже, что этим Ви может оказаться Тэхён! Знал бы, никогда бы не посмел... Глаза у омеги – словно два блюдца – на все лицо, и едва молнии не сыплют в сидящего напротив Чонгука. – Ты что сделал? – переспрашивает Чимин, а на деле – просто угрожающе-тихо шипит, короткими пальцами с силой цепляясь за столешницу. Отпустит – точно на сидящего рядом альфу накинется. И, не покривив душой даже, убьет. Честное, блять, слово. – Я. Не. Знал. – чеканит альфа, пытаясь внушить Чимину весь смысл своих слов. – Остынь, пожалуйста. Я рассказал тебе это не для того, чтобы заиметь еще больше врагов. – Но сделал сейчас именно это, – огрызнулся омега. И как, скажите на милость, ему теперь к нему относиться?! Чертов идиот! Как он только мог? Как вообще рука поднялась? На его ТэТэ… – И чего ты тогда здесь, нахрен, забыл, Чон? – А не ясно? Я хочу его спасти! – восклицает Чонгук максимально громко, насколько позволяет окружающая обстановка. – Говорю же, блять, я не сразу понял, что это он. Ты должен понять, если видел, каким Тэ раньше был. И эти чертовы линзы, а запах… да и вообще… все! Как будто два разных человека. Мне правда хотелось верить, что это так, что Тэхён не оказался вдруг рядом, что он далеко и чертовски без меня счастлив, но нет, абсолютное нихуя! К концу своей бравады Чон задыхается, впервые так откровенно обнажая перед кем-то душу. Ну, по крайней мере, впервые делая это на трезвую голову. Но у них с Чимином одна боль на двоих – в этом сомневаться не приходится, поэтому Чонгук почти не жалеет. Почти. – Ты разрушил его, Чонгук. До основания разрушил. Тэхён не мог быть счастлив, – сухо замечает Чимин, и от слов омеги что-то внутри у Чона ломается. И это не просто какая-то ненужная деталь, а необходимый элемент. Возможно, он теперь не сможет жить, как раньше, возможно, ему дышать всего несколько часов с этой потерей осталось. Разрушил. До основания. – Такого не может быть, – Чонгук не сдается, будет до самого конца отрицать, верить в это себе не позволит, не позволит тому водовороту из чувств внутрь прорваться его бренного тела. Ведь чего там только не намешано: и боль, и отчаяние, и страх, лютая к себе ненависть, отвращение, что прямо до рвоты, и сумасшествие, конечно, но – капля надежды... Ничтожная капля. Надежды. Что Тэхён может на самом деле… – Невозможно. – Он тебя очень сильно любит, – Чимин не подозревает, как точно сейчас подтверждает мысли альфы, что от этих слов готов сейчас просто на стенку лезть. А волосы на загривке дыбом встают. – Ну, и ненавидит, конечно, не меньше. Но как будто ненависть когда-то чему-то мешала, ё-моё. Снова между ними повисает тишина, нарушаемая лишь Чимином, который шмыгает носом. Чонгуку нужно время. На самом деле, ему и всей вечности не хватит, чтобы поверить в то, что сейчас услышал. В ненависть Тэхёна – это да, странно не верить: сам своими глазами ту видел. Но вот в любовь… разве альфа вообще подобного чувства теперь достоин? Нет, не достоин – сам же своими руками много лет назад об этом позаботился. Осознанно сделал шаг. Как можно дальше. Прочь от ТэТэ. Чтобы жизнь тому ценой себя самого спасти. – Неважно, что он чувствует ко мне, – в конце концов, отвечает альфа Чимину, чем зарабатывает непонимающий взгляд. – Единственное, чего я хочу – чтобы он жил. В безопасности и покое. Подальше от того мира, в котором родился… в котором я сам погряз. Это неправильно… Тэхёна… ТэТэ… там быть не должно. Ни в коем случае. – Что планируешь для этого сделать? – спрашивает его тут же Чимин, чувствуя, что у Чонгука действительно что-то припасено в рукаве. Возможно ли… А вдруг они и правда сумеют… – Не бей пока тревогу, – просит его Чонгук. – Не пытайся сам разобраться, ты только вляпаешься глубже, и тебя затянет, а смерть лучшего друга сейчас Тэхёну меньше всего нужна, надеюсь, ты это ясно понимаешь. – Понимаю, – сглатывает Чимин. – Хорошо. – Альфа достает свой мобильный, что-то там нажимает, и спустя мгновение телефон у Чимина в кармане начинает звонить. – Сохрани мой номер и всегда будь на связи. Возможно, спустя какое-то время тебе нужно будет резко исчезнуть с радаров. Сможешь такое провернуть? – Что-нибудь придумаю, – тихо кивает Чимин, почему-то сразу вспоминая о Юнги, которого этим утром оставил в студии поработать с Хосоком. Возможно, альфа согласится его ненадолго приютить… Но зачем? – Что ты собрался сделать? – Меньше знаешь – крепче спишь, – хмыкнул альфа, но потом, все же, соизволил пояснить: – Я собираюсь провернуть одно дело. Несколько лет уже его готовил, но с другой целью. Придется о ней забыть, в приоритете теперь спасти Тэхёна, поэтому придется изменить план и рискнуть. Надеюсь, получится. – Альфа устало вздыхает, трет глаза пальцами и упирается потускневшим взглядом в стол. – Босс будет в ярости. Станет искать Тэхёна, а когда не найдет – способы его выманить. Понимаешь теперь, почему именно тебе нужно будет спрятаться? До Чимина очень быстро доходит. Бля… – Я исчезну, – обещает он. – Просто держи меня в курсе. – И никому об этом не рассказывай. – Я не придурок, если ты в этом еще сомневаешься. – Не сомневаюсь, просто на всякий случай говорю. – А вот на твой счет у меня все еще сомнения имеются… Чонгук не может сдержаться и прыскает. Ну, что сказать, налажал он жестко. И не единожды. И если для отпущения грехов ему нужно покаяться перед лучшим другом того, кто уже треть жизни почти, как смысл всего его гребаного мирка, то так тому и быть, хули. Уговорили. – Каждый мой поступок был только ради него, – честно говорит он омеге, поднимаясь с места. – Всегда ради него. – Ты ему это скажи, – фыркает омега, но уже не так злобно, как в самом начале, и это Чонгука слегка обнадеживает. – Но сначала вытащи его. Потому что, если ты этого не сделаешь, я тебя убью. Обещаю. – Не стоит, – отмахивается альфа. – Я и сам с этим прекрасно справлюсь. – Не забудь тогда пригласить, чтобы я посмотрел. – До связи, – заканчивает Чонгук их странную беседу и уходит первым. В голове, конечно, бардак. Но, сказать честно, он не то что бы ожидал худшего… скорее, вообще не думал, чего ожидать. А Чимин оказался… да черт его знает, каким. Но от чего-то после разговора с ним альфе стало на порядок легче. Как будто часть ноши куда-то пропала… возможно, просто легла на чужие плечи. И теперь Чонгук не боится, что буквально на каждом шагу может навернуться – лишь на каждом втором, что уже безумно радует. Слова Чимина – будто факел, что из тьмы помогает выбираться на свет. «Он тебя очень сильно любит», – раз за разом в голове проносится, и Чонгук знает, что не имеет права не то что слышать про Тэхёна такое, но даже возможность подобную допускать, но все равно слух ласкают бесконечным хороводом эти самые слова, стуча по сердцу робкой надеждой. О таком думать не то что рано – вообще безумие. Но Чонгуку это сейчас необходимо. Немного совсем этого чувства, что получилось урвать по глупой случайности, совсем не специально. «Ты разрушил его, Чонгук. До основания разрушил», – а вот это уже больше на правду похоже. И отрезвляет аккурат так, как надо. А затем припечатывает крышку собственного гроба лаконичным: «Тэхён не может быть счастлив». Вот это уже классика. Вот это Чонгук любит очень. Он же, блять, мазохист до мозга костей. Слова Чимина крутятся у него в голове еще какое-то время. В течение его альфа заруливает в ближайшую аптеку, покупает там снотворное и затем добирается до дома. Там капает в стакан отмеренную дозу и все старательно выпивает. Хватит ему себя мучать. Голова уже почти отказывает, так нельзя. Ради Тэхёна нельзя. Сейчас он поспит до вечера, а потом настанет его время. И он сделает первый шаг в этой опасной игре. Игре даже не на выживание, а просто… на жизнь. Одну конкретную жизнь. Ради которой альфа на кон готов поставить абсолютно все. Не меньше.***
– Это вообще нормально? Всегда теперь так будет? – Тэхён буквально зубами стучит от напряжения, сидя перед Сокджином на смятой кровати. Пальцы сжимают секундами ранее опустошенный стакан, водой из которого Тэ запил долгожданные таблетки. Напряжение должно было спасть минут через пять. Ещё пять минут, черт… эту ночь, к слову сказать, он вообще чудом как пережил. Помогла ванна… и собственные руки, если быть уж совсем до конца честным… и помогли они ему не единожды, отнюдь. Да бля, он столько раз с пубертатного возраста не дрочил. Как только еще ладонь до мозолей не стер! – Не всегда, – тут же поспешил успокоить доктор, с сочувствием накрывая его плечо. – В следующий раз будет на порядок легче. Я подберу для Вас таблетки. Они будут контролировать цикл и… рождаемость. После его слов повисла неудобная тишина. Оба омеги вспомнили об ожидаемом приезде главы клана. У обоих на душе стало тяжело и зябко. Тэхён догадывался, что ждет его… возможно, ждет уже следующей ночью. Готов ли он? Теоретически, да. Сколько их таких было – ублюдков, перед которыми приходилось раздвигать ноги, делая вид, что желание из него хлещет просто через край. И все же, был ли он готов? Честно: нет. После Чонгука: нет. Но разве это имеет значение? Конечно… … нет. Да и кто он такой, чтобы выбирать, когда выбора просто не представляется... Кто он такой, чтобы отрекаться от своей мечты о свободе? Ведь планы омеги все еще в силе. Где-то там еще есть отец, что строит свой никому не ведомый план. И еще есть Ёнджун, который – омега видит прекрасно – уже приоткрыл для него дверь в свое сердце. А Тэхёну много и не нужно – лишь небольшую щелочку, а он потом как-нибудь уж в нее просочится. Где-то там есть Чимин, который его ждет и, наверняка, с каждым днем все сильнее волнуется. Где-то там есть Чонгук, которому Тэхён еще так и не отомстил. Где-то там есть жизнь, свободная и живая. Где воздух сладкий до невозможности, потому что легкие, что им наполняются, больше не в цепях. Потому что Тэхён больше не в цепях. Да, где-то там впереди все это есть, все правда, все – существует. Нужно просто еще немного потерпеть, глаза зажмурить, зубы сцепить и ждать. Просто ждать. И надеяться. Делать то же, что и раньше, что теперь в идеале умеет. В собственные силы верить. И выживать.***
Alec Chambers - Without me
Утром Ёнджуна сменяет Нам, но альфа не спешит ехать к себе, и от особняка направляется в логово клана. Шинён прилетает ночью, и стоит подбить все незаконченные еще дела, если они не хотят босса расстроить или вообще – вывести из себя. Ведь Шинён так любит этот чертов порядок во всем… Поэтому он заходит в здание высотки, что в самом сердце Сеула – с виду и не скажешь, что именно здесь сосредоточие преступности всего мегаполиса, все стильно и холодно – поднимается в лифте на последний этаж, который отведен Боссу. Здесь есть все – даже спальня и бассейн, потому что до мелочей продумано, но Ёнджуна интересует не это. Уверенно распахнув двери, он заходит в пустой кабинет и, недолго думая, приближается к шкафу, где ровными рядами стоят черные папки дел. Он – доверенное лицо босса, его левая рука, поэтому ни у кого совершенно никаких подозрений не вызывает. Доступ в кабинет для Ёнджуна всегда открыт, потому что доверие Шинёна у него не то что бы в кармане, но присутствует, все-таки… Не будет же Ёнджун за спиной у босса что-либо замышлять, правда? Он же еще не настолько наглухо отбитый. Да нет… именно настолько. Сюрприз! Он знает прекрасно, что роет себе могилу, но ничего с собой уже поделать не может. В голове лишь только образ – такой недосягаемый, но обжигающе-живой. Красивое лицо с грустными лиловыми глазами и нечитаемой легкой улыбкой на полных губах. В мыслях лишь омега, который, почему-то, не хочет никуда из них уходить, не может просто туманом рассеяться, исчезнуть, будто альфа постоянно им одним теперь дышит. Будто Ви прямо в клетки впитывается и смешивается с ДНК. И Ёнджун уже бездействовать просто не может. Он попытаться обязан, просто должен. Даже если попытка – синоним в его случае к слову «самоубийство», ему уже все равно. У него выбора не осталось. Он полюбил. Все равно, что решил умереть.***
Paramore - Monster
– В Сеуле тихо? – Пока вестей немного – Шинён сейчас в Штатах, но должен со дня на день вернуться, и тогда все пойдет по накатанной. – Хорошо. Подождем еще немного и тогда выйдем на связь с моим сыном. Он, хоть и омега, но сообразительности не лишен, поди уже догадался, какую роль ему следует играть. Нужно будет узнать, как у него дела, и затем продумывать время для следующего шага. – Говорят, что вчера вечером у него началась течка… Ким Тэхван, сидящий за письменным столом у себя в кабинете, усмехнулся, заинтересованно приподняв брови. – Ви умеет удивить, – глухо рассмеялся он, а затем прикурил, отворачиваясь от своего собеседника к окну, за которым сгущались сумерки. Задумавшись, он выпустил дым сквозь губы. – Что с мальчишкой? – До сих пор не узнаёт. Ваш сын… и правда сейчас совершенно другой человек. – Я был бы рад, если бы дела действительно обстояли так, – ответил Тэхван, а затем повернулся обратно. – Но, к сожалению, этот щенок остался таким же, каким и был. Просто сменил оперение. Но, по крайней мере, теперь он может быть очень полезен… – Босс… но когда все случится… что нам с ним делать? Альфа задумался ненадолго, а затем губы его растянулись в улыбке, что больше была схожа со звериным оскалом. – Все эти годы он так страстно мечтал о свободе… что ж, пусть получает. Не делайте с ним ничего. Мне нужен Сеул… если я заполучу его, Ви станет бесполезным. – Оставить его сеульским псам? Тэхван поднял взгляд на собеседника, и во взгляде его, кроме холода, не было абсолютно ничего. Никаких колебаний. – Да, – согласился он. – Оставьте псам. Я сдержу свое слово перед Шинёном – Ви теперь его собственность, пусть делает с ним все, что душе угодно. – Я понял Вас, босс. Будет исполнено.***
The neighbourhood - Wires
Наконец, солнце встречается на западе с горизонтом, подсвечивая золотом беспокойные воды порта Инчхон. Ветер приносит с моря запах соли, что бодрит просто отлично после нескольких часов беспокойного дневного сна. Молодое лицо альфы серьезно и сосредоточенно, глаза внимательно следят за приближающимся лайнером, что везет кое-что ценное. – Сколько на этот раз? – спрашивает он у другого альфы, что стоит рядом, сжимая в руках папку бухгалтерской отчетности. – Тринадцать, – отвечают ему. – Даже больше, чем я рассчитывал, – альфа довольно хмыкает, шоколадные радужки загораются нетерпением. На борт пришвартовавшегося судна его пропускают без лишних вопросов. В конце концов, ведь принадлежит оно, как-никак, ему. – Господин Чон, – капитан выходит встретить его и низко кланяется в приветствии, Чонгук кивает в ответ. – Проблемы с грузом? – Никаких, – тут же заверяют его и тихо следуют рядом, пока альфа, прекрасно ориентируясь в сумерках, быстро шагает в грузовой отсек. Останавливается он только у выстроенных стройными рядами контейнеров. Тут же дергает железный рычаг на одном из них, отодвигая тяжелую дверь и вглядываясь в темноту. – Автоматы, дробовики, винтовки, пистолеты-пулеметы, гранаты разной дальности… – принимается перечислять альфа-ассистент, на что Чонгук поощрительно кивает. Руки тянутся к гладким новым стволам, знающими движениями проходятся по оружию, и альфа делает вывод, что увиденным вполне доволен. Скоро эти прекрасные инструменты должны спеть написанную им песню… – Мне нужно больше, – говорит он тихо, но от голоса молодого альфы стоящих рядом все равно, почему-то, бросает в дрожь. Все на этом судне, да и в этом порту, знают, кто он… все посвящены в сокровенную правду сеульских окраин. Этот мужчина… он обладает властью, силой, что растет с каждым годом, и пусть, по жалким слухам, все еще не дотягивает до мощи Шинёна из клана До, но как никогда уже к нему близка. А еще – неизвестна. Потому что происходящее в этом порту – одна большая тайна. И сохранить ее за столько лет удалось лишь благодаря молодому господину и преданности его людей… вернее, людей его отца, которого семь лет назад так жестоко казнили в собственном доме. И теперь это его наследие, сила света, что во тьме померкла, обращаясь в саму ночь. Раньше все это было только ради одной цели – выследить убийцу родителей и со всем покончить, отомстить… освободиться от многолетних оков, что давили, словно неподъемный груз, о себе забыть ни на минуту не позволяя. Раньше. Но теперь цель совершенно другая. Абсурдная, бешеная, в теории – просто неосуществимая… но только лишь в теории. На практике же еще существует и вероятность удачи. И альфа эту вероятность из внимания упустить никак не может, живет лишь верой в нее, потому что только так теперь возможно. Только так… с того самого момента, как вновь увидел этот чертов космос, что в омут с головой затягивает сквозь радужки, когда те не скрыты отвратительными линзами. – Все перевезите на склад и вооружите людей, – распоряжается он, прежде чем запереть открытый им контейнер. – Есть что-то еще для меня на сегодня? – Полиция Инчхона пыталась выйти с нами на связь, но пока мы не позволяем этому случиться, – проинформировали его. – Знаете, что они хотят? – Выбирают из двух зол меньшее: Шинён всех уже довел до нервного тика, творит, что душе вздумается, в общем, портит и так нерадостную статистику. Мы думаем, что власти просто надеются задобрить нового короля. – Короля, – хмыкает Чон, качая головой. Никакой он не король, просто старается выжить, как может. Все стараются выжить. Это не должно считаться в их мире чем-то особенным. – Позвольте им на меня выйти. Хочу переговоров. Но только на нашей территории. – Порт? – Нет, не порт, – Чонгук хмурится, раздумывая над ответом, – не хочу, чтобы об этом месте стало известно тем, кому знать не положено. Мы и так сейчас балансируем на лезвии ножа. Лучше выберите какой-нибудь склад, где хорошая звукоизоляция. Проверьте схемы выходов, забаррикадируйте лишние лазейки, если надо, и только потом зовите копов. Рисковать незачем. – Все понятно, босс. Чонгук кивнул, вдруг замечая на причале, к которому сам приближался сейчас, знакомого светловолосого омегу. Тот по своему обыкновению недовольно кривил губы и щурился, пытаясь в сумраке их разглядеть. – Что-то ты долго, – вместо приветствия заметил альфа, остановившись напротив. – Пришлось повозиться кое с чем, – хмыкнул омега, вздергивая свою тонкую бровь, – и ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я, не правда ли? Как себя чувствуешь, кстати? Пташка в своей клетке чуть ли волком не воет... мне от одних только воспоминаний становится радостно. – Тебе уже кто-нибудь говорил, что ты редкостная стерва, Ильби? – А тебе кто-нибудь уже говорил, что ты тупой кретин? Они какое-то время сверлят друг друга взглядами, но потом как будто по какой-то договоренности одновременно фыркают, прерывая контакт. – На этот раз тринадцать, – произнес Чонгук, взглядом окидывая пришвартованное рядом судно. – Нужно больше, но боюсь, что тогда нас заметят. – Не торопись, – предупреждает омега. – Все и так неплохо идет. Мы успеем. – Я так не думаю… – О чем ты? Ильби поворачивается к Чонгуку снова, сканируя того своим внимательным и пробирающим до костей взглядом. – Ммм, – понимающе тянет он. – Думал успеть до возвращения Шинёна? Облом, милый, он будет в аэропорту уже через несколько часов. Я для этого и приехал, кстати: предупредить, чтобы ты был в аэропорту и сопроводил его. – Куда? – рявкает альфа, взгляд его становится жестче. – В особняк, – коротко и ясно, как пластырь сорвать. Чонгук рычит. Чонгук представлять, зачем Шинёну нужно в особняк, до безумия не хочет. Но представляет. И это просто наизнанку альфу выворачивает. Это заставляет желать чужой крови, до которой он своими голыми руками бы добрался, в клочья бы разорвал того, кто посмел бы… – Возьми себя в руки, – приказывает грозно омега, дергая его за рукав куртки. – Уймись, блять! Ты все нам испортишь! Чего тогда добьешься? Ни черта ты не добьешься, Чонгук! Успокойся и думай о том, что своим бездействием сегодня ты его спасаешь. – Я убью его, Ильби, – клянется Чонгук, крепко зажмурившись, чтобы окончательно с катушек прямо здесь и сейчас не слететь. – Собственными руками убью. – Да, но не сейчас, – настойчиво шепчет омега. – Ви справится, слышишь? Ну в самом деле! Вспомни, кто он такой, блять, и отпусти это. Ему подобное не впервой. – Он тебе не шлюха, – злобно отвечает альфа, и Ильби закатывает глаза. – Знаю я. Каждый выживает, как может – вот, что я хочу сказать. Просто дай ему на этот раз шанс выжить. Альфа дышит глубоко и часто, перед глазами – красное. Внутри – ненависть вперемешку с отчаянием. И еще отвращение к самому себе, потому что следующее, что слетает с его языка, это жалкое: – Ладно.***
Eurielle - City of the dead
В комнате свет не горит, и он прекрасно видит его. Чонгук выходит из машины вместе с Ёнджуном, Ильби и незнакомым ему альфой. Тэхён понимает прекрасно, что это Шинён. Босс мафии в окружении охранников уверенно шагает в сторону крыльца, Ёнджун и секретарь следуют в той же толпе. Только Чон остается рядом с автомобилем. Он смотрит вверх. Прямо в его окно. Тэхён смотрит вниз, прямо на него. Альфа не может его увидеть – слишком темно в комнате, но все равно, почему-то, смотрит. Смотрит нечитаемо, но от этого, почему-то, у омеги внутри все переворачивается. Они оба знают, что сейчас должно случиться. Сколько еще времени у них осталось? Минута? Полторы? – Не смотри так, Чонгук, – просит тихо омега, а затем дрожащими руками занавешивает шторы. Он выдыхает, отходит вглубь комнаты и скидывает с худых плеч халат, что единственный скрывал его наготу. Омега старается не думать, просто отречься от всего. Блокаторы он заблаговременно принял совсем недавно, чтобы уж наверняка ничего не чувствовать. Ни запахов, ни эмоций. К черту. Он ложится на кровать, даже не утруждаясь чем-нибудь прикрыться. Зачем эму это? Все равно никто не оценит… Дверь открывается медленно, и одновременно с этим веки его смыкаются, запирая крепко непрошенные слезы. По комнате разносятся мягкие шаги, что сменяются тишиной. Та дарит напряжение. – Неужели ты ждал меня, мое сокровище? – тянет пугающе нежный голос. – Да, – тихо шелестит омега, стараясь, чтобы голос не срывался вслед за упивающимся в страданиях сердцем. – Да, ждал…