Раненый Феникс

Тэхён просыпается первым и еще некоторое время лежит, не двигаясь и чувствуя под собой крепкое, теплое тело альфы. От чужого дыхания на шее щекотно и хочется поморщиться, а потом зарыться глубже под одеяло, прижавшись сильнее к Чонгуку. Крепко переплетенные запахи ликера и топленого молока расслабляют, утягивая обратно в царство Морфея, но омега упорно сопротивляется. Хочется побыть рядом с Чоном подольше, остановить мгновение, когда можно вот так просто лежать с альфой рядышком, дышать его ароматом и обнимать, что есть силы. Ничего не бояться и никого не ненавидеть. Тэхён, наверное, так и лежал бы, упиваясь ощущением тепла и защиты, что дарил ему Чонгук, если бы не ужасно сильное желание посмотреть на мужчину, спящего рядом. Но если чего Тэ и не ожидал, так это того, что, кое-как разлепив веки, взглядом столкнется с блестящими угольками раскрытых чонгуковых глаз, которые, не отрываясь, наблюдали за ним. Омега сглотнул, подушечки пальцев как-то сами медленно заскользили по широкой груди, ощущая, как под ребрами бьется чужое сердце. Спокойно, но с силой. Тьму в комнате разгонял лишь одинокий ночник, что бросал свое холодное мерцание на их лица и выделял на изгибах тел черные тени. Это было похоже на магию, это Кима завораживало и кружило голову. Указательным пальцем, чуть подрагивающим на весу, Тэхён обвел контур губ альфы, прежде чем почувствовал, как сильные руки обхватывают ладонями талию и подтягивают его вверх, чтобы легче было поцеловать. Разговорам между ними пока места нет. Все, что нужно сейчас, что необходимо, в чем нуждаются оба болезненно – это касания. Касания, что становятся наркотиком, разделенной на двоих белой дорожкой, которую вдохнуть хочется прямо сейчас, в эту самую секунду, так сильно, что обоих трясет. Эта ломка – дикая и завораживающая. Но наркотик не убивает ни разу, он, скорее, лекарством является, залогом жизни, дыхания. По поверхности губ скользит электричество, бьет микро-разрядами в предвкушении. А затем, когда обоих настигает долгожданный поцелуй, который жаждой, кажется, до самых краев наполнен, электричество это перекидывается дальше по телам, что плотнее друг к другу прижимаются тут же. Тэхён отстраняется, чтобы выдохнуть и торопливо опять сделать вдох, чувствуя сильные пальцы на скуле. Те пытаются удобнее его губы раскрыть и притянуть обратно. Он подчиняется, тянется сам навстречу Чонгуку, ведет языком по гладкой влажной коже, чтобы затем им проникнуть внутрь чужого горячего рта. Так хорошо, и во всем этом ему задохнуться хочется… Но сквозь негу, что охватывает его плотными своими сетями, Киму вдруг все равно удается расслышать приглушенное шипение альфы, и он разрывает поцелуй, смотря на Чона полупьяными своими глазами, которые второго в себя затягивают, словно далекий космос – такие же глубокие, такие же черные и в себе растворяющие. – Плечо? – Тэ становится тут же осторожнее, опирается на руки, чтобы слегка приподняться и не давить на больное место. – Ничего страшного, – нетерпеливо отмахиваются, стараясь вернуть омегу в прежнее положение, на что Тэхён протестующе фыркает. Накрывает лицо Чона своими ладонями, заставляя глаза прикрыть, гладит нежно щеки, что покрыты легкой щетиной. – Ты такой красивый, Чонгук, – шепчет, оставляя легкий поцелуй сначала на губах альфы, потом на его подбородке, ниже своими губами ведет… – Тэ, что ты… Омега его уже едва ли слушает – он не настроен сейчас вести какие-либо беседы, времени и так немного, так зачем медлить? Тэхён не знает, как скоро они смогут увидеться после того, как Чон уедет к Сухёну. Он голоден, голоден до тела, что рядом. Однажды его уже для себя открыв, никогда не сможет насытиться, а оттого движения становятся более настойчивыми, требовательными, кричащими о том, что лучше сейчас с ним не спорить. Поддаться. – Я хочу тебя, – не шепчет, а, скорее, тихо рычит, и чувствует губами, как дергается от его слов чужой кадык. Альфа принимает его правила игры, расслабляется послушно на простынях и лишь слегка только касается лохматой макушки и ребер под свободной футболкой. Губы Тэхёна горят от пронзающей их нежности. Они, кажется, скоро превратятся в расплавленный воск, что застынет потом на смуглой чонгуковой коже, свой наложив на того отпечаток. Тоже своего рода метка, если подумать. Тоже след, что любовью оставлен и ощутим обоими. Он целует Чонгука в шею, переходя мучительно медленно на яремную впадину, где с голодом набрасывается на выпирающие ключицы, чередуя теперь поцелуи с укусами, оставляя тем самым на них отдушку своего сладкого запаха, бьющего альфе точным выстрелом в мозг, тот с легкостью отключая. Тэхён вниз ведет своими ладонями, чтобы найти края футболки Чона и ту стянуть через голову, куда подальше отбрасывая, чтобы продолжить затем свой изысканный пир. Потому что кожа, что с привкусом ликера – она не иначе как для настоящих гурманов. И отныне – только для него одного. Он касается пальцами черных огненных лепестков на груди альфы, которые начало свое берут прямо напротив сердца, там разгораясь. Оба они огнем этим живут, потому что он их теперь крепко-накрепко связывает, однажды до основания разрушив. – Люблю тебя, – шепчет омега в теплую кожу, пока носом ведет посередине грудной клетки, все ниже. Он слышит в ответ тихое заверение в том, что его тоже любят, сильно и навсегда – иначе в их случае никак. Руки сами тянутся к резинке чужих штанов, и те уже в нетерпении сводит – так хочется ощутить ладонями, наконец, горячую и гладкую кожу, что под одеждой все еще так не к месту скрыта. Тэ чувствует, как чужие бедра под ним каменеют тут же, стоит лишь случайно задеть пальцами возбужденную плоть, что все еще под слоем ткани боксеров, но слишком чувствительна, чтобы альфа не реагировал так. Тэхёна немного подбрасывает вверх, как на детских горках, когда альфа выгибается вслед за рукой, все еще остающейся в его штанах. Тэ облизывается голодным котенком, прежде чем встретиться с Чонгуком взглядом – хитрым и обещающим нечто очень приятное. А взгляд самого Чона в этот момент начинает светиться таким неподдельным обожанием, что у омеги в сердце щемит. И хочется сделать для этого человека, что рядом сейчас, буквально все… всего себя ему отдать. И не забирать обратно. Никогда. Навсегда с ним остаться. Даже после их смерти. Но пока они здесь и сейчас, лежат на широкой кровати в их спальне, которую делят одну на двоих, дарят друг другу касания, с виду, может и смелые, но внутри все равно с примесью страха. Потому что: неужели все это – правда? Они друг друга так долго были лишены… а собственные чувства вообще еще дольше скрывали. И никто из них ни на что подобное не надеялся, даже мечтать не смел… А теперь они вместе – пиздец – и хоть дерьма успело случиться ну просто целое дохуя, смогли обрести самое ценное, что отныне имеют. У обоих теперь в жизни есть особенный смысл, потому что дыханием друг друга живут. Собственные губы уже искусаны чуть ли не в кровь от нетерпения, но спешить омеге не хочется, хочется еще немного себя и Чонгука помучить, раз выпала такая честь, как вести в этой маленькой шалости. А пока Чон ему подобное разрешает, грех не воспользоваться… Он целует альфу напоследок, не увлекаясь, а просто, чтобы раззадорить еще сильнее, и сползает вниз, устраиваясь между его разведенных ног на коленях, зачесывает назад свои волосы, что благодаря ладоням Чонгука больше похожи сейчас на цветок одуванчика. Внизу живота у самого омеги так тянет безумно. Приходится с силой сжать бедра, это почти не приносит желаемого облегчения, и хочется скулить. Он чувствует, как от смены положения смазка начинает вытекать из колечка сфинктера, что сокращается требовательно и нетерпеливо. Но он потерпит на этот раз. Потому что гораздо сильнее сейчас хочется другого, от мыслей о чем челюсти сводит и в горле становится сухо. Он стягивает с альфы низ, того оставляя полностью обнаженным, а сам тем временем томится в глупой одежде, в которой уже чертовски тесно, а еще мокро. Но это даже возбуждает сейчас… И прежде чем приступить, Тэхён заводит ладонь себе за спину, под резинку собственных брюк, ту пачкая в естественной смазке. Чонгук громко стонет, не сдержавшись, когда он этой же ладонью накрывает его пульсирующую головку, которая успела уже альфе испачкать живот, где под кожей красиво выделяются кубики пресса. Киму тут же хочется те поцеловать, что он и делает, впрочем, вперед немного подавшись. Он целует, вылизывает, оставляет следы… Чувствует грубость волосков, что тонкой дорожкой ниже ведут от пупка, будто прокладывая омеге путь. В ладони горячая плоть ритмично пульсирует, прося больше внимания, и Тэхён ухмыляется в кожу под своими губами, прежде чем немного сместиться и мазнуть, словно случайно совсем, по члену легким поцелуем. – Тэхён… – шепот Чонгука похож больше на далекое эхо. У обоих от страсти и желания в ушах уже кровь шумит оглушительно, обоих трясет. Пальцы альфы зарываются в серебряные волосы, массируют у корней с пронзительной нежностью, но ни разу не пытаются к чему-то омегу принудить, позволяя тому продолжить это сладкое издевательство. Чонгук его любит, Чонгук ему доверяет. Все буквально. И награда за доверие следует тут же. Тэхён, наконец-то, удобнее устроившись перед Чоном, опирается на свою левую руку, а второй придерживает ствол, тот направляя меж своих распахнутых влажных губ. Соскальзывает сразу до половины, не давая альфе даже привыкнуть к остроте ощущений, в ладони мягко сжимая яички. Он чувствует, как рука в его волосах начинает подрагивать мелко, выпуская из плена белокурые пряди. Поднимается медленно вверх, не забывая втянуть щеки и языком скользить, обводя выступы вен, в конце концов, во рту оставляет только головку, чтобы на ней сосредоточить внимание на несколько сладких секунд. Он сам получает от этого такое яркое удовольствие, что хочется в голос стонать, жаль только, рот занят немного… Хочется тоже получить свое освобождение, унять дискомфорт и тяжесть в паху, поэтому, в пояснице прогнувшись, омега свободную руку вниз по собственному телу пускает, чтобы сжать возбужденный член нетерпеливо через ткань, а затем тут же нырнуть под резинку брюк и пройтись по нему уже ладонью. На сухую, конечно, не так приятно, но и этого хватает, чтобы пустить по глотке рычание, которое вибрацией накрывает и Чона. Альфа тоже шипит, будто в ответ, толкается несдержанно бедрами навстречу тэхёнову рту, и омега послушно расслабляется, принимая в себя глубоко и разрешая головке коснуться его задней стенки горла. В глазах тут же начинает щипать, и слезы собираются в уголках – давненько он не практиковался, если по-честному… но едва ли этот факт кого-то здесь сейчас останавливает. Особенно в купе с желанием доставить любимому человеку удовольствие. Поэтому Тэ продолжает, задерживает дыхание и старательно сглатывает с членом, зажатым в собственной глотке, и чувствует, как тело альфы под ним тут же вытягивается напряженной стрелой, и громкий низкий стон доносится до омежьих ушей, в груди разжигая пожар, языки свои тянущий к низу – туда, где ладонь скользит по стволу под одеждой уже более агрессивно. А смазка уже тем временем стекает вниз по мошонке, двигать рукой становится приятней и легче. Тэхён приподнимается, позволяя члену выскользнуть изо рта, выпускает его со звонким чмоком, напоследок скользнув языком по головке. Глазами находит взгляд альфы, на мгновение в том тонет, борясь с дрожью по телу, но затем в руки себя берет и растягивает пухлые губы в улыбке. Их контур тут же обводят теплые, чуть грубые пальцы, большой подушечкой давят немного, проскальзывая между ними, и Тэ касается той языком, срывая с губ Чона тихий вздох. – Такой красивый, – шепчет Чонгук, продолжая ласкать гладкую тэхёнову кожу. А самому Тэхёну кажется, что сейчас красивее его альфы людей ну просто нет. Не существует таких. И не будет существовать никогда. Расширенные зрачки голодно впитывают образ загорелого крепкого тела, пока ладонь оглаживает мускулистые бедра… но затем его снова накрывает желание, и голова сама склоняется над альфой, будто перед ним главное блюдо на праздничном столе. Облизывает губы и сглатывает вязкую слюну, чувствуя приятную терпкость на языке, прежде чем снова вобрать в себя подрагивающий от возбуждения орган. На этот раз он грубее, смелее и настойчивее. Если в прошлый раз Тэхён хотел просто распробовать, то теперь предохранитель будто срывается, чека отлетает, а взрыв происходит тут же, поражая сразу две цели. Чон стонет громко, снова зарывается Киму в волосы, бурно кончая, и сам омега чувствует, как в паху распрямляется сладко пружина собственного возбуждения. Он пытается не стонать, занятый попыткой проглотить сперму, что выстреливает ему в горло и, преуспев, отстраняется, сверкая довольной улыбкой. Пока вытирает пальцами рот, снова встречается взглядом с Чонгуком. Омега над ним возвышается, все еще одетый, с недвусмысленным мокрым пятном на штанах. – Иди сюда, – бормочет Чон, прежде чем быстро потянуть Тэхёна за руку, заставляя пересесть ему на колени. Целует со всей страстью, что за эти минуты в альфе скопиться успела, кусает губы, на которых вкус ликера и молока голову кружит, и от этого, разорвав поцелуй, выдыхает судорожно. В ответ чувствуя на своем лице такое же дыхание, только чужое. – Невероятный, – шепчет Чонгук, а Тэ тихо смеется, расслабляясь в родных руках, прижимаясь к горячей груди и пальцами водя осторожно по язычкам черного пламени. Он не невероятный… он просто дорвался, кажется. Дорвался и теперь Чонгука ни за что не оттолкнет. И не отпустит. *** Чонгук вместе с Намджуном уехал к отцу Юнги, оставив Тэхёна досыпать свое, но сна у омеги уже не было ни в одном глазу, поэтому Тэ решил, что пора бы и ему начинать свой день. На часах к тому времени было уже время обеда. Он принял быстрый душ, снова стянул из гардероба альфы пару чистых вещей, мысленно сделав галочку как-нибудь раздобыть, все же, одежду своего размера. Иначе в скором времени он приберет к рукам весь чонгуков гардероб, и не то что бы ему это не нравилось, просто кому-то тогда будет не в чем ходить. На кухне, когда омега зашел туда, уже вовсю хозяйничал Джин. Тэ поздоровался с ним и верным курсом направился к кофе-машине, которую уже считал членом своей семьи – без кофе нет жизни, как ни крути. Сокджин от чего-то нахмурился, наблюдая, как тот заваривает себе крепкий напиток. – Не налегал бы ты так, – пробормотал он. – Лучше заварил бы себе зеленый чай или сока налил. – Или текилы, – протянул Тэхён, ухмыльнувшись омеге, но тот от его слов почему-то лишь сильнее нахмурился. – Сокджин-щи, это просто шутка, расслабься. – Подумал немного, и затем, плечами пожал, добавил лаконичное: – Для нее еще слишком рано. Доктор хмыкнул, покачав головой и возвращаясь к своему занятию – на большой сковороде тем временем тихо скворчали воздушные панкейки. Тэхён с любопытством заглянул через его плечо, глубоко вдыхая аппетитный запах еды… И снова его, как вчера, сильно затошнило. К счастью, забег до ближайшей ванной комнаты оказался успешным, что не могло не радовать. – Да что за херня, – прошипел Тэ, когда все закончилось, опираясь на белый ободок унитаза, чтобы подняться на ноги. – Тэхён? В дверях он обнаружил Джина, который, конечно же, последовал за ним весьма оперативно. – У тебя там завтрак горит, – напомнил ему Тэ, вымучивая из себя улыбку. – Не волнуйся, иди. Со мной все хорошо, вернусь, как почищу зубы. Сокджин на его слова недовольно цокнул языком, доставая из кармана пластинку белых таблеток и протягивая ее Тэхёну. – Принимай, когда будешь чувствовать тошноту, но не увлекайся сильно, – произнес он, и Тэ поблагодарил его, глотнув лекарство. От таблеток Тэхёну и правда стало лучше, а запах еды, когда он вернулся снова на кухню, уже не вызывал желания встретиться с фарфоровым другом. Он не знал, что такого Сокджин ему дал, но был очень рад помощи, потому что в медицине не силен, а у медиков клана сейчас дела поважнее. В госпитале все еще отдыхал Ильби… – Давно уже тебя вот так тошнит? – спросил Джин, ставя перед ним тарелку с едой и сам садясь напротив. – Со вчерашнего дня, – Тэ пожал плечами. – Может, съел что-то не то. – Да, может быть, и съел… – протянул Джин задумчиво, щуря глаза и поджимая пухлые губы. – Не относись к этому легкомысленно, хорошо? Постарайся прислушаться к самому себе в течение пары следующих дней. Если тошнота не пройдет, обязательно скажи мне. – Хорошо, – Тэхён снова пожал плечами, думая о том, что о такой мелочи беспокоиться никому не стоит. Его и раньше часто тошнило… правда, происходило это, скорее, от усталости, когда они с Чимином слишком увлекались занятиями в студии. Но, возможно, на этот раз он просто перенервничал. В конце концов, столько всего с ним случилось за такой короткий временной промежуток, столько людей было на его глазах убито, ранено… столько раз сам он страдал морально или физически, столько раз переживал страх за дорогих ему людей – за Чонгука, Чимина, Хосока, Ильби… И как только еще не свихнулся, интересно. Хотя, что тут интересного… Он буквально рожден был для того, чтобы жить такой жизнью. Она в его крови. Она в самой его сути и ту если вырывать из себя – то только со своим же хребтом. – Сокджин-щи, – зовет он тихо омегу, и тот приподнимает свои брови, говоря тем самым, что слушает. – Ты никогда не задумывался о том, что жизнь могла бы быть совсем другой, не знай мы, какая она, эта обратная сторона? – Все мы об этом рано или поздно задумываемся, – хмыкает тот в ответ, отпивая чай из своей кружки. – Начинаем непременно жалеть, что лишены давно возможности выбора, ведь, если ты раз увидел эту сторону, в ней навсегда погряз и теперь вряд ли отмоешься… А потом… – усмехается, – скажи, Тэ, неужели ты готов отказаться от того, что эта жизнь дала тебе? Ведь ради того, что имеешь, ты уже отдал так много. «Нет», – думает Тэхён, тут же представляя в мыслях своих образы любимых людей. – «Не готов». – Ты просто устал, – продолжает Сокджин, смягчившись, и руку протягивает, чтобы растрепать Киму волосы. – Пора краситься, – бормочет, указывая на отросшие черные корни. – Ага, знаю, – отмахивается омега. – Но раз Чонгук никуда меня отсюда не выпускает, то и смысла особого нет. Так что пока терпите меня такого вот некрасивого. *** В палате, которая расположена в медицинском крыле уровнем выше, царит приятная полутень. А еще тишина. Тэхён скользит по пространству, что перед ним показалось, стоило распахнуться белой двери, внимательным взглядом. Боится, если честно, что-то плохое заметить. Что-то тревожное. И пусть лучше кругом все будет белое. Главное чтобы без цвета свежей крови. Ну, пожалуйста… Навороченная больничная койка занята Ильби, омега, лежа на спине, мирно спит. Его светлые волосы снова чистые, как и кожа. Вот только на той уже проявляются гематомы и синяки. У Тэ зрение острое, и множественные ссадины на расслабленном лице заметить легко, как и круги, что залегли у Ильби на лице чуть ниже сомкнутых век. Только сейчас Тэхён понимает, что даже не знает его возраста. Лицо очень молодое, будто бывший секретарь ничуть не старше самого Тэ… и, все же, жизнь того уже так помотала… впрочем, как и всех здесь. Чему он только удивляется. Рядом с Ильби Ким обнаруживает, как это ни странно, Хосока. Друг сидит на неудобной металлической табуретке, игнорируя мягкий диван, стоящий у стены как раз для посетителей. Альфа, как и Ильби, тоже спит, во сне хмуря высокий лоб. Голова покоится на койке, совсем рядом с забинтованным боком омеги, а рука сжимает чужую бледную руку, что чуть выше по предплечью проткнута иглой, соединенной по трубке с капельницей. В помещении пахнет жасмином и кофе. Тэхён глубже вдыхает их аромат и почему-то ловит себя на мысли, что подобная смесь запахов, хоть необычна, но, как оказалось, приятна. И жасмин больше так не раздражает, как раньше… наверное, потому что доказательством является того, что один конкретный человек сейчас жив и относительно даже здоров. Его друг жив и здоров. И – да, Тэхён душой покривит, если попытается теперь сказать, что этот заносчивый омега с холодными глазами и колючей улыбкой не является другом. Он друг ему… хотя даже не так. Они все тут семья. Сокджин, что немного отстал от него в коридоре, чтобы ознакомиться с показателями больного, видимо, входя в палату, не заметил его, и тихо ойкнул, слегка впечатавшись Тэхёну в затылок. Тэ зашипел на него, прося быть потише, но уже было поздно. – Ну, допустим, и вам тоже здравствуйте. – И хоть проснувшийся Ильби им сейчас ухмылялся, губы его все равно дрожали и имели синеватый оттенок. – Лучше не говори пока ничего, – тут же нахмурился Джин. – И не двигайся. Ты столько крови потерял, что я вообще не представляю, как тебя вытащили. – На чистом негативе, – не смог сдержаться и все же ответил Ли, приподнимая бровь. Тэхён подошел ближе, вставая с противоположного от Хо края кровати. И только сейчас сам Ильби, кажется, понял, что альфа тоже здесь с ним. Никак, правда, это не комментируя, что на него было совсем не похоже, омега медленно и осторожно, чтобы не потревожить, высвободил свою руку, разминая затекшую ладонь. – В общем, жить буду, – пробормотал он тихо, прочистив горло. Тэхён улыбнулся ему, ловя красивый голубой взгляд своим черным, переполненным до краев обнаженными эмоциями. – Спасибо, Ильби, – говорит искренне, а сам борется с сильным желанием обнять, но понимает, что в состоянии омеги с таким придется повременить пока. И еще почему-то хочется плакать. Слезы, кажется, собраться уже готовы в уголках глаз. – Спасибо за Хо. – Да я только рад был подпортить карты ублюдку Шинёну, – пожимает тот плечами, а затем сразу морщится, недовольно косясь на свой бок. – А все остальное – так, считайте, накладка. – Издержки производства, – хмыкает Джин, тоже вставая к ним ближе. Хмурится, задерживая взгляд на Хосоке. – Он что, провел здесь ночь и все утро? – Не знаю, – равнодушно тянет Ильби, упираясь взглядом, излучающим равнодушие, в русую макушку, что покоится рядом совсем с его телом. И омега почему-то борется с мелкой дрожью, которая щекоткой приятной растекается от позвоночника… – Я тут все это время, как бы, не бодрствовал. И понимает, что душой кривит сильно, потому что теплоту чужой мягкой ладони ярко чувствовал все это время. Потому что тепло. Потому что было приятно. А теперь без этого как-то холодно, как-то не так… И хочется спросить недовольно: чего только эти двое приперлись? Нет, вы не подумайте, он видеть их очень рад, конечно же, просто… Да хер знает, что «просто». Он во всем этом не разбирается. Или просто омеге легко думать так, кто его знает… – Только не будите его, – добавляет он тихо, кусая себя за губу. – Пусть отдохнет, он тоже успел натерпеться. – Еще бы, такую тушу тащить… – прыскает Джин. – Еще и терпеть твой характер все время… – добавляет Тэхён, и Ильби пронзает их своим фирменным взглядом, от которого вполне может замерзнуть даже Гольфстрим. – Отбились от рук, я смотрю, за время моего отсутствия, – тянет он предупредительно, косясь то на одного, то на второго. На Киме дольше задерживается, будто нашел свою жертву. Носом тянет чуть глубже, а затем расплывается в хищной улыбке. – Вы только гляньте на него, – произносит так приторно сладко, что Тэ хочется тут же сглотнуть и куда-нибудь с глаз Ли скрыться. Ну что? – Нечего на меня так смотреть, – бурчит недовольно, но взгляда не отводит. Чего бояться-то? Его же тут не съедят… правда? – Крепость, все-таки, пала, – не удерживается от комментария Ильби, и плечи Сокджина начинают трястись в приступе немого смеха. – Ликером весь пропитался с головы до ног и ходишь довольный. И, к тому же, еще перемеченный. Стоит поздравить? – Поздравляй, если хочешь, – фыркает Тэ, сложив на груди руки и глаза закатив к потолку, но сам чувствует, что кончики ушей начинают гореть предательски, как и щеки. И жалеет, что ходит без макияжа. Совсем себя распустил. – Не фыркай, я правда рад за тебя и Чонгук-и, – вдруг серьезно говорит Ильби, больше не издевается. – Вы оба натерпелись, будь здоров. И хорошо, что сами сумели во всем разобраться. Стабильность и уверенность хоть в чем-то Чонгуку сейчас не помешают, и ты должен быть его сильной стороной, чтобы поддерживать. Я знаю, ты именно такой и есть, Тэхён – сильный. Настолько, что это даже меня иногда удивляет. А Чонгук… он сильный тоже, но иногда на себя так много берет, что это меня пугает. Помоги ему, хорошо? И не оставляй. Он до этого хотел Ильби колкостью ответить, пошутить, ощетиниться как всегда по привычке, так, чтобы душу свою не обнажать. Потому что так обычно всегда поступал, когда рядом был кто-то. Потому что никому долгое время не доверял. Но слова омеги… каждое слово будто Тэ обнажало. Слой за слоем сдирало, избавляя от отчужденности, заставляя принять, что теперь он семьей окружен, и люди здесь правда за него беспокоятся. – Я никогда не оставлю его, – тихо бормочет, после тут же губу закусив. И на этот раз сдержаться сил нет. Пара слезинок прорывается, все же, падая на белоснежную простынь. – Простите, я в последнее время какой-то отвратительно сентиментальный. – И не один ты… – Ильби усмехается, кивая в сторону Сокджина, глаза у которого тоже слегка покраснели, а нижняя губа мелко дрожит. – Вы чего тут мне устроили? Тэ смеется, ощущая себя рядом с этими омегами очень свободно и хорошо. Он сейчас почти счастлив: рядом друзья, и даже Хосок наконец-то тоже здесь. Осталось только Чимина еще к себе прижать крепко-крепко… И тогда, Тэхён даже не сомневается – он станет полностью счастлив. *** Чонгук сидит на пассажирском сидении своего Астон Мартина, косясь время от времени на лучшего друга, что ведет автомобиль, смотря на лобовое сквозь солнечные очки-авиаторы. Чону самому хочется за руль. Втопить педаль газа в пол, почувствовать скорость и выплеснуть уже куда-нибудь это чертово напряжение, которое в странной пропорции перемешано с диким, немеркнущим все еще счастьем. Потому что он не может перестать думать о том, что оставил в Доме своего Тэхёна. Потому что все они до сих пор в огромной опасности и каждый свой шаг должны просчитывать получше, чем самые именитые гроссмейстеры. Потому что Чонгук – чертов лидер сопротивления, и вскоре это уже ни для кого тайной не будет. Он взволнован, но рад. Он знает, что должен сберечь несмотря ни на что хладнокровие, внешне даже его хранит… но душа человека на то и душа, чтобы не уметь врать сердцу, что все еще выпрыгнуть старается из груди, скрытой дорогой черной рубашкой. Поэтому Чон вздыхает, с завистью смотря, как ладони Намджуна уверенно сжимают руль. У самого все еще не затянулось плечо, и водить нельзя, к сожалению. – Значит, с Тэхёном у вас теперь все нормально? – вдруг спрашивает Нам, разбивая царившую до этого тишину, наполнявшую салон. – Да, нормально, – отвечает Чонгук сдержанно, а самому кажется, что данного эпитета тут, явно, будет не достаточно. Нормально? Замечательно, прекрасно, невероятно и божественно – вот, как бы он выразился, если по-честному… но представляет, как после такого хён его поднимет на смех, поэтому скупо молчит. Но затем, все же, кое-что добавляет: - Ты сам прекрасно должен знать, что именно я чувствую, наконец-то находясь рядом с Тэ. Он – мой истинный. У тебя истинный тоже есть… – Да, Чонгук-и, ты прав, – соглашается Намджун, но вдруг после хмурится. – Но в последнее время я волнуюсь о Джине. Его что-то гложет, я же чувствую, сам знаешь эту связь между истинными… Но он мне ни о чем не рассказывает. – А спросить ты не пробовал? – Сейчас, знаешь ли, как-то немного не до этого, – усмехается горько Нам. – Сутки напролет вынужден нянчиться тут с одним глупым донсэном, который вечно сует задницу под чужие пули. – Да всего раз такое было! – закатывает глаза Чон, вспоминая про недавний прокол с Шинёном. – Но серьезно, хён. Если я и могу дать тебе в чем-то совет по поводу отношений, то в этом: лучше не молчи ни о чем. Вообще. Мы с Тэхёном вот намолчались. Вперед на треть жизни. И неважно, истинные вы или нет, просто поговорите. Джин расскажет, если поймет, что ты готов его слушать. Нам на секунду отвлекается от дороги, взгляд переводя на Чонгука, мягко усмехается. Перед ним больше не запуганный молодой парнишка, ставший неожиданно сиротой и загнанный миром в угол. Перед ним кто-то совершенно другой, и пусть этот кто-то буквально вырос на его глазах, сейчас Намджун Чона как будто в первый раз видит. Видит он перед собой статного сильного альфу, что уверен в себе, своих словах и поступках. Готового признавать собственные ошибки, недостатки и слабости, чтобы впоследствии на тех с успехом учиться. Таким и должен быть лидер. Потому что с таким лидером клан ни за что не пропадет, только возвысится – Чонгук, кстати, это уже доказал, выстроив в Инчхоне что-то невероятное. – Спасибо за совет, Гук-а, – позволяет Чону увидеть тень теплой улыбки, прежде чем ту с лица своего стереть и стать обратно серьезным. Потому что приехали. Особняк Мин все такой же величественный, бросает тень от солнца к их ногам, когда альфы выходят из автомобиля, тут же попадая в круг своих людей – обстоятельства теперь требуют. И сюда они ехали, естественно, как и в прошлый раз, далеко не одни. Охраны теперь еще больше, чем раньше. Она, конечно, здесь не из-за Сухёна, и тот прекрасно об этом осведомлен. До стал слишком внезапен, и это пугает. Расслабляться нельзя даже в доме у верных друзей. Таков их удел. Чонгук успевает переглянуться с Намджуном, прежде чем дверь перед альфами распахивает дворецкий, и те уверенно входят внутрь. Сухён ждет их в своем кабинете. На рабочем столе перед ним бутылка шампанского и три фужера, что пока пусты. Он ухмыляется, когда пожимает им руки. – Приветствую, господа, – произносит, не переставая улыбаться, а затем кивает на алкоголь. – Кажется, нам стоит отметить кое-что, вы так не думаете? Не каждый же день в мире мафии в свою силу вступает переворот. *** Когда трое альф решают, что пора закругляться, за окном успевают наступить глубокие сумерки. Пустая бутылка из-под шампанского к тому времени находит себе компанию в лице бутылки из-под бренди. Такой же, к слову, пустой. Где-то на половине обсуждения дел Чонгук с Намджуном решили, что на обратном пути водитель понадобится уже им обоим. Но, к слову, почему бы и нет? Оба они заслужили немного расслабиться, учитывая весь тот пиздец, что вокруг них успел закрутиться и раскручиваться пока не собирается. Да и как можно отказать хозяину дома, который, к тому же, еще и твой ближайших партнер. У Сухёна, между прочим, есть что отметить – оказалось, гордый отец празднует еще и помолвку сына… о которой чертов Юнги не сказал ни одному, ни второму. Но Чонгук почему-то данной новости не удивлен. Альфе просто любопытно становится, какова теперь вероятность, что, насмотревшись на счастье лучшего друга, Тэхёну тоже захочется… Чон через силу старается об этом не думать. По крайней мере, не все время, что они сидят в кабинете, сначала и правда старательно обсуждая дела, а затем и пьянствуя с чистой совестью, когда все уже решено. Место собрания кланов известно. Дата и время, соответственно, тоже. Список гостей огласили этим утром, но весь он известен лишь малому кругу лиц, и круг этот узкий настолько, что даже Сухён с тем оказывается до конца незнаком, что досадно, но едва ли влиять как-то сможет на их настрой. Что задумано, они все равно в жизнь воплотят. Чонгук решает заявиться на это собрание со всей мощью своего клана. Лучшая защита – это нападение… так их учат еще со школьной скамьи. Но лучше любого нападения – заблаговременное предупреждение, которое всем, кому необходимо, показать доступно и красноречиво сможет: «не лезь – убьет!» И он убьет. Вопрос только – как много жизней придется ему отобрать. Если быть честным, Чон на эту войну идет ради только лишь двух. И жизни эти жизнями даже стыдно назвать. Потому что нет никакой жизни и никогда не будет, если в комплекте к ней нет души. Поэтому он просто заставит До Шинёна и Ким Тэхвана больше никогда не дышать. Вот, что он сделает. И будет надеяться, что на пути к своей цели отделаться сможет малой кровью как со своей стороны, так и со стороны врага. Потому что все эти псы Шинёна… на самом деле просто жизнью побитые и брошенные ей же шавки. Которые за рычанием своим лишь надеются спрятать жалкий скулеж. Чонгук делает пару звонков своим людям, распоряжаясь достать схемы здания, в котором Шинён планирует собрать кланы, и остается доволен, когда его заверяют, что все будет у него, как только он вернется в Инчхон. В очередной раз альфа убеждается, что в его клане каждый человек – достойная часть общего механизма, который работает слаженно и никогда еще за минувшие годы не подводил. Потому что основано все не на страхе, как это у того же До заведено, а на доверии и следовании традициям. Чон и правда очень похож на своего отца. Жаль только, на то, чтобы большему у того научиться, не представилось времени. Жаль, что Чонгук раньше всей правды не знал, может, тогда все бы могло случиться по-другому… хотя есть ли смысл сейчас рассуждать об этом? Наверное, нет никакого. Прошлое – это прошлое. Будущее он уже построит сам. Будущее принадлежит теперь ему и его клану. Его друзьям, близким людям. И, конечно, его омеге. С такими мыслями молодой альфа выходит из кабинета Сухёна. Чуть позади него идут Нам и сам хозяин особняка, пожелавший их проводить. Атмосфера среди них расслабленная, вся напряженность, что сквозила в сознании уже давно, будто куда-то странным образом испарилась, и от этого на душе легко и приятно. Чону хочется скорее уже добраться до дома, снова увидеть ТэТэ и того обнять. Еще, может, проведать Ильби, провести вечер вместе с друзьями. Возможно, даже познакомиться лучше с тем же Хосоком, он же, как-никак, теперь тоже часть этой странной семьи. Они не могут кого-то оставить за бортом. В прихожей на лестнице, что ведет на второй этаж, они встречают Чимина. Рыжеволосый омега на звук приближающихся шагов вскидывает голову резко и подрывается, вскакивая на ноги, вниз оттягивает свое черное худи, которое на его худом теле висит, словно платье. Видимо, принадлежит это худи не ему самому, а Юнги. – Привет, Чимин-щи, – здоровается с омегой Чонгук. Настроен он весьма приветливо, как и сам Пак, который улыбается альфам и чуть ли не подпрыгивает на месте. – Как поживаешь? – Не могу ни на что жаловаться, – отмахивается он, будто тратить время на вежливые формальности не готов. А затем нагибается и со ступеней подхватывает рюкзак, чем-то плотно забитый. – Пошли уже, у меня попа стала квадратной, пока я вас тут ждал. – Куда это ты намылился? – хмурится Намджун, окидывая Пака скептическим взглядом. – А вам разве Сухён-ним не сказал? – произносит Чимин, округляя свои темные глаза и распахивая затем пухлые губы так невинно, что Чон почти ему верит… вот только Чимин друг Тэхёна, похожий на того, как две капли воды. И Тэхён не невинен от слова совсем, так что… – Он попросил меня отпустить его с вами, – бормочет смущенно Сухён, слабо им улыбаясь. – Ну а я, кажется, слишком стар и слаб, чтобы отказать своему будущему зятю. – Скажу в его оправдание, что я бываю весьма настойчив, когда чего-то хочу, – пожимает плечами Чимин, наконец, спускаясь к ним и останавливаясь как раз напротив Чона, тому заглядывая в глаза. – Но серьезно, Чонгук, мне нужно увидеться с Тэ. Это срочно. – Раз срочно, позвонил бы по телефону, – бормочет Чонгук. Он, вроде, даже и не против того, чтобы взять Пака под защиту своего клана, тем самым обезопасив Сухёна от лишних рисков. Но внутри предательский голосок нашептывает альфе, что, появись Чимин рядом с Тэ, и о самом Чонгуке вдруг резко забудут… Альфа делиться не хочет. Не желает никому Тэхёна отдавать, даже его соулмейту. Пусть обойдется, у того есть Юнги. – Такое по телефону не обсуждается, – отвечает загадочно Пак, а затем, будто сам уже все решил и не нуждается больше ни в чем, деловито разворачивается на пятках и выходит за дверь. – Подожду вас в машине. Только давайте недолго, жуть как не терпится всех увидеть. И дать Мину пинка за то, что кинул меня так надолго и даже не предупредил. Оставшись снова вдвоем, альфы переглядываются между собой. Первым подает голос Нам. Усмехнувшись, он бормочет, смотря на Сухёна: – Вам, кажется, пора подыскивать клану Мин нового наследника. Старый, вероятно, уже не жилец. – Милые бранятся… ну, сам знаешь, – отмахивается Сухён. – А с Чимином Юнги очень повезло. За эти дни мне выпала отличная возможность узнать его, и потому я за сына теперь спокоен. – Он жалеет, что не смог приехать, – произносит Чон. – Но так будет лучше для его же безопасности. Его лицо мало кому известно. – Да, я знаю и согласен с твоими словами, Чонгук, – соглашается Мин, одаривая молодого альфу улыбкой. А затем смотрит на дверь, что по воле замершего в ожидании дворецкого широко распахнута. – Вам уже пора, не стоит еще сильнее испытывать судьбу. Это мы с вами сделать еще успеем, но чуть позже. – Как скажете, – соглашается Чон, напоследок пожимая Сухёну руку. – До встречи на приеме, господин Мин. Сухён спокойно кивает. – До встречи на приеме. И удачи. Всем нам. Примечания: Ну, кажется, все тут уже догадались кое о чем, мои маленькие Шерлоки *звуки авторского умиления* Но все равно мне будет очень и очень приятно послушать догадки аудитории. А еще будет приятно, если вы покричите вместе со мной из-за того, как мило сближаются Ильби и Хо. Черт возьми, автор тут переживает за их отношения больше, чем за свои (хотя, вероятнее всего, это из-за того, что невозможно переживать за то, чего нет в природе, но это все детали...) До встречи в следующей главе. В ней наконец-то закончится эта софтовая обстановочка и снова начнутся кровь, стекло и слезы действия.