Раненый Феникс

Мягкое и теплое легко гладит его по скуле, и Тэхён понимает, что просыпается. Омега сильнее сворачивается в клубок на чужой половине кровати и прячет лицо в подушку. Сонная поволока еще не разрешила мыслям тревожить сознание, в котором такая же темнота, что стоит и вокруг. В комнате тем временем не включен даже ночник. Но Тэхёну видеть и незачем, чтобы узнать, кто рядом с ним. – Чонгук-и… – выходит хрипло на очередном выдохе. Тэхён наконец-то отлипает лицом от подушки, тянется куда-то в темноту, навстречу ласковым рукам и буквально чувствует напротив улыбку. – Прости, надеялся, что не разбужу. Шаги босых ног по ковру сменяются шелестом простыней позади омеги, а затем его расслабленное тело осторожно притягивают к горячей обнаженной груди. Альфа ведет носом по его уязвимо открытой шее, жадно и глубоко втягивая родной запах, и Тэхён тут же ощущает, как Чонгук расслабляется. – Так и не переоделся, – хмыкает Чон, под пальцами ощущая гладкую ткань рубашки, что Тэхён надевал накануне. – Как там Юнги? – спрашивает Тэ, решая проигнорировать заботу альфы о нем. В голосе легко удается расслышать проснувшееся вслед за самим омегой беспокойство. Чонгук вздыхает. На мгновение прижимается теснее к своей паре, чтобы унять собственную тоску, но затем расслабляет хватку, чувствуя, как Тэ начинает рядом с ним копошиться, чтобы перевернуться на другой бок. Теперь они лежат друг к другу лицами. Холодные руки Тэхёна касаются кожи альфы, пуская по той толпы мурашек, но тот не отстраняется, а напротив, привлекает поближе к себе, чтобы согреть. – Ты замерз? Нужно было укрыться… – Чонгук, – бормочет настырно омега, неготовый сейчас беспокоиться о себе самом. – Расскажи мне, пожалуйста. Тэхёну известно все в общих чертах. Он смог подслушать, как Юнги говорил с Чимином по сотовому, но понял немного, потому что друг, взглянув на него, побледнел как-то очень резко и ушел к себе в комнату. А позже вышел к нему с красными от пролитых слез вкупе с недосыпом глазами и, ни слова не сказав, уткнулся Тэ в шею, крепко-крепко обняв. И обнимал того, пока, обессилев, не забылся беспокойным сном прямо в гостиной. Хосок отнес его в спальню. Все остальные решили, что им тоже не помешает отдых. И вот альфы, видимо, все вернулись. Чонгук еще какое-то время задумчиво молчит, легко поглаживая Тэхёна по стройной талии, ощущая под кончиками своих пальцев выступающие ребра. – Мин Сухён убит. Три слова потонули в вязкой темной тишине, будто и не были вовсе озвучены. Но Тэхён услышал. Тэхён замер, а осознание стало приходить постепенно, поднимаясь откуда-то снизу, начиная с самих кончиков пальцев на ногах и выше, пока не подобралось к сердцу. И не поглотило. – О Господи… – Чимин сейчас рядом с Юнги. Думаю, никому больше их беспокоить не стоит пока… Тэхён вздохнул обрывочно и осторожно, а затем сильнее обхватил альфу своими руками, которые вдруг сами по себе принялись дрожать. – Как это произошло? Снова Чонгук какое-то время не отвечал. Наверное, альфе тоже сложно принять то, что случилось – понял Тэхён. Ведь Сухён тому был не просто партнером, но и хорошим другом. Омега чувствовал боль своего альфы и сам от этого сильнее страдал. Но был рад, правда был рад разделить это с Чоном, если ему от этого станет хотя бы капельку легче. Пара минут успела пройти, прежде чем слова полились неторопливой рекой, шепотом окружая их двоих: – В Сеуле случилась перестрелка. Шинён заручился поддержкой американских партнеров, и их люди ждали, что мы придем. Копы оцепили район и вывели гражданских из соседних зданий, а люди клана Мин первыми приняли на себя огонь… Но ублюдков оказалось много. Сухён и Юнги были на передовой, и в какой-то момент это просто… случилось… Сухён заслонил собой сына, когда заметил, что в Юнги целятся. Когда подоспела подмога, и главу клана Мин увезли на скорой, кровотечение все так и не останавливалось. Сухён умер в машине, так и не доехав до больницы. Его сердце… остановилось у Юнги на глазах… Чонгук заканчивает говорить и следом жмурится сильно, хоть вокруг ничего и не разглядеть. Он старался все это время не думать и не вспоминать, но сейчас, пересказывая все события Тэхёну, думает, сейчас вспоминает. Вспоминает, как точно так же когда-то у него самого родителей отняли. А его выкинули в эту реальность, такого незрелого и напуганного. Ничего еще из себя не представляющего, но зато отчаянно желающего спастись. И спасти того, кто всегда был и будет дорог. – Юнги справится, – шепчет Тэхён ему на ухо. – Он не один, он ни за что не останется один… Мы все никогда больше одни не останемся… Тэхён его целует вдруг сильно и глубоко. Руки омеги, хоть и хрупкие очень, к себе притягивают с неожиданной настойчивостью, заставляя Чонгука нависнуть над ним сверху. – Погоди, ТэТэ… – бормочет Чонгук ему в губы, в то время как ноги омеги проворно с того уже стягивают пижамные штаны на резинке. Возбуждение прошивает тело ощутимой судорогой. – Сокджин… ты сказал, что нашел его? – Ах да, Джин в безопасности, – отвечает Тэхён ему торопливо, недовольный тем, что их губы потеряли контакт. – Это долго объяснять, но если в двух словах, то он сейчас находится под протекцией клана Ким. – Что, прости? – Ты не ослышался. Клан Ким, – выдыхает Тэхён ему в самые губы, – мой клан. И мои люди больше не станут слушаться Тэхвана. Альфа в его объятиях на мгновение замирает, даже не дыша… а следом выдыхает шумно и расслабляется. – Тебе уже кто-нибудь говорил, какой ты невероятный, черт возьми, Ким Тэхён? – рокочет он, а затем уже сам омегу целует, не сдерживаясь больше, с напором и присущей им двоим откровенностью. Заводит их сцепленные руки за голову, прижимает податливое тело любимого к так и не расправленной постели. – Я люблю тебя так сильно, Господи… Я с ума схожу от того, что ты сейчас здесь, со мной, и все закончилось… Тэхён от его слов мелко дрожит и почему-то чувствует, как по скулам стекать начинают крупные слезы. Ведь альфа прав: они рядом друг с другом, и все хорошо. Все, наконец, закончилось… – Хочу тебя, – выдыхает отчаянно, требовательно даже и тут же стонет, когда чувствует на своей коже чужие губы и зубы, ладони, уверенно стягивающие ненужную никому сейчас одежду. – Я твой, – отвечает ему Чонгук, теснее прижимая к своему обнаженное тело омеги, размещаясь удобнее меж разведенных стройных ног. – Только твой. Навсегда. Тэхён выгибается, принимая в себя первый толчок. Он сладко всхлипывает в объятиях заботливых рук, что придерживают его за бедра, и весь отдается необходимым сейчас ощущениям. Их единению, физическому и душевному. Оно, правда, истинное, такое невероятное… – Мой, – звучит мягко на выдохе с каждым последующим толчком, глубоким и медленным, – мой!.. ох, да… мой… Они не торопятся, растягивают удовольствие, на двоих одно общее. Что плотнее становится с каждой минутой, протекающей мимо, перехватывая и так поверхностное дыхание. Медленно и нежно друг друга подводят к экстазу, электричеством ложащимся на голую кожу. Они друг друга целуют, обнимают и в темноту шепчут давно заученные, как молитву, признания. И слышать те каждый раз – будто впервые. Потому что сердце все еще от них замирает, потому что до сих пор не верится. Потому что это бесценно до такой степени, что и мечтать о таком – страшно. Но это чистая правда: они друг другу принадлежат. Всеми известными способами. Они друг в друге растворены так сильно, что разделить их уже не получится. Они – одно целое, созданные когда-то заведомо идеальными половинками. Даже природа и та на их стороне. – Я люблю тебя, – шепчет омега уже после, ложась сверху на влажную чонгукову грудь и к той прислоняясь истерзанными губами. – Люблю так сильно… Альфа накрывает их одеялом, прежде чем обнять засыпающего Тэхёна и крепче к себе прижать. – Ты – мое самое драгоценное, – отвечает, целуя куда-то в волосы, а потом понимает, что его ТэТэ уже спит. *** Они стягиваются на кухню примерно в одно и то же время. Помятые, все еще не отдохнувшие как следует до конца, но с видимым облегчением, что читается в воспаленных глазах. Юнги бледен и молчалив. Рядом с ним Чимин, который выглядит ничуть не лучше. Омега обнимает своего альфу крепко, будто пытается удержать того на месте… или самому сейчас нужен якорь, неясно. Тэ подходит к ним и молча Чимина касается, ладонью приглаживая его мягкие волосы цвета спелого персика. Его соулмейту сейчас очень больно, и он это чувствует, но также понимает, что это больше дело Юнги и Чимина, они вдвоем могут справиться. И справятся, просто через какое-то время. – Как ты себя чувствуешь, Тэхён-и? – вдруг спрашивает его Пак, на мгновение очнувшись, и смотрит внимательно, задерживаясь ненадолго в районе живота. – Все в порядке? – Да, я в норме, не переживай за это, – отвечает честно Тэхён и улыбается другу одними лишь уголками губ. Не говорит, разумеется, что успел уже наглотаться таблеток от токсикоза. Чимину незачем еще и за него волноваться, да и все остальные пока ничего не знают о нем… – Ты должен поесть, – настаивает все же Пак. – И ты тоже, – вдруг вклинивается Юнги в их диалог, впервые за все время подавая голос. Чимин гладит того по щеке своей маленькой мягкой ладонью, а затем в то же самое место целует. На безымянном пальце у омеги в искусственном свете ярко переливается обручальное колечко с россыпью бриллиантов на золотом ободке. Ильби, не пожелавший больше возвращаться назад в госпиталь, теперь передвигается на инвалидной коляске, которую Хосок осторожно направляет к обеденному столу, пока повар расставляет на нем готовые блюда. Снова они собираются в столовой, только вот опустевшее место Сокджина каждому режет глаза. Но ничего, скоро они это непременно исправят. Намджун самым последним появляется в комнате, взглядом находит Тэхёна и тут же к нему приближается. По Наму видно, что тот уснуть так и не смог, слишком на взводе и терпеть больше не в силах. – Скажи мне, пожалуйста, что сейчас с Джином и где он? Прошу тебя, Тэ… – Я попытался обрисовать ему ситуацию, пока ты отдыхал, но Намджун не успокоится, пока ты сам все ему не расскажешь, – бормочет Ильби, морща нос. – Как обычно – непробиваемый. – Не переживай, – просит альфу Тэхён и гладит того по напряженному плечу. Сам между тем думает, что произнесенные им слова бессмысленны, потому что волноваться о своем истинном, к тому же, еще и носящем их ребенка, у альфы в самой крови заложено и навряд ли с этим что-то можно сделать. Тэхён понимает. – Намджун, я хочу, чтобы ты прямо сейчас уяснил – Джин в полном порядке и в безопасности. Он под протекцией моего клана и там будет оставаться, пока мы за ним не приедем и не заберем домой. – Откуда у тебя взялся клан? – альфа вскидывает свои светлые брови, до сих пор не понимая. – От моего папы, – терпеливо объясняет Тэхён. – Пока вы были наверху с Шинёном, мы здесь выяснили кое-что… И теперь глава клана Ким больше не мой отец, а я. – Омега? – уточняет Намджун, слабо как-то во все это веря. – Ну, здравствуйте, приехали, – закатывает глаза Ильби. – А тут-то тебе что не нравится? – Да все мне нравится! – психует Намджун. – Просто… К нему подходит Чонгук, опуская руку на плечо и ощутимо сжимая. – Все будет в порядке, хён. Посмотри на меня, хорошо? – Он заглядывает ему в глаза, настойчиво удерживая контакт. – Ты должен знать, что я как никто тебя сейчас понимаю… ты же помнишь… – Бросает на Тэхёна короткий взгляд, и омега сам борется с дрожью, вспоминая те дни, когда был игрушкой в руках у Шинёна. Если Намджуна и мог кто понять, то точно Чонгук. – Возьми себя в руки и потерпи еще немного. Мы скоро двинемся в путь, и вы с Джином увидитесь. – О нем заботятся и держат в безопасности, – добавляет Тэхён. – Я только что разговаривал со своими людьми. Он сейчас спит… Ты и сам сможешь почувствовать, что все в порядке, если успокоишься. Используй вашу связь, Намджун-а. Альфа выслушивает их обоих и сосредоточенно кивает. – Хорошо, – вздыхает он. – И... спасибо. Тэхён и Чонгук переглядываются, даря друг другу легкие улыбки, и затем все усаживаются вокруг стола. Обмениваются между собой усталыми взглядами, но молчат. Тишина успокаивает, потому что теперь она совершенно другая. Это не напряженное молчание, которое они хранили в ожидании новостей с причала. В этом молчании – скорбь по убитым, но в ней же и скромные надежды на то, что теперь все будет в порядке. В этом молчании боль за то, через что им всем случилось в их недолгой жизни пройти, но в нем же и радость робкая от того, что страдания эти закончились. Это молчание им всем необходимо сейчас, чтобы услышать – жизнь возвращается. Она все еще здесь, с ними, вокруг, бьется сердцами в груди и дыханием скользит по губам. Они живы. Пусть не все, но живы… и непременно еще будут счастливы. Тэхён… снова это делает. Скользит взглядом по собравшимся за столом, не забывая старательно пережевывать свой поздний завтрак-обед. Напротив него сидит Ильби. Голубой взгляд омеги будто под поволокой, еда перед ним никому не интересна. Оно и понятно – то, что он сделал… что они с Тэхёном сделали, просто так мимо не пройдет. Только сквозь, и непременно внутри останется кусочек чего-то – неприятного, холодного, колючего. Они совершили это вдвоем – не отомстили, но осуществили свое правосудие. За Ёнджуна, за Инхо, за всех остальных, кого убила эта бешеная псина или же обрекла на смерть. За все это должен был умереть До Шинён. И он умер. Он мертв. От мысли этой в груди у Тэхёна сердце сильно колотится и кружится голова, но ничего страшного. Все в порядке. Потому что Шинён больше не живой, а все они… они – живы. Они сильные и могут себя защитить. Могут это всем показать и рассказать, и больше никто не посмеет их тронуть. Осталось всего одно дело, что еще не окончено. Но скоро и на нем можно будет ставить жирную точку. *** У каждого клана в их мире существуют свои традиции. Свои цвета, иерархия, обычаи… В каждом клане свод законов свой, и тот существует в тесной параллели со сводом общим, обязательным для всех абсолютно. Так, к примеру, многие кланы могут подчиняться какому-то одному, более сильному и опасному или же доказавшему свои мощь и надежность. Это защищает людей, дает гарантию будущего. Без иерархии абсолютно все давно потонуло бы в хаосе. Традиции клана Ким у Тэхёна в крови с самого его рождения. Он ими пропитан, как бы того ни отрицал. Да и как такое отрицать теперь? Отрицать – значит бояться, отречься… первого он не признает, а второе сделать теперь ни за что не посмеет. Он не откажется от своего, по праву положенного. Как не отказался в свое время Чонгук… как не отказался Юнги, на плечи которого клан убитого отца тоже свалился теперь, как снег на голову. Ведь после того, как Сухён умер, главой клана Мин сможет стать только один человек, это даже не обсуждается. Глава итэвонского клана – Господин Мин Юнги. Тэхён думает обо всем этом, пока собирается в поездку. Его ждет город, в котором он вырос, ждет дом, в котором родился… но едва ли когда-либо жил. Омегу ждет его судьба, хоть он и запоздал с ней на встречу немного, но что теперь сделаешь? К его приезду в Тэгу уже готовятся, документы не перестают приходить на его электронную почту для того, чтобы Тэхёна ввести в курс всех дел. Тэхван все нахуй чуть ли не спустил за то время, как пытался удержать свою фальшивую власть. Много активов похерил, разорвал контакты с выгодными поставщиками и год за годом лишь вытягивал из клана ресурсы, не заботясь о том, что с тем будет в будущем. Потому что в его собственном будущем он видел корону куда богаче и соблазнительней, ту самую, что венчает Сеул. Неудивительно, что люди клана Ким, в конце концов, наскребли в себе мужество для того, чтобы взбунтоваться – то был единственный путь к их спасению. Тэхён пока не уверен, что будет делать в качестве главы клана, каким будет его первый шаг и каким будут последующие… Все, чего он хочет сейчас – это спасти друга и свергнуть отца с трона, на который тот никаких прав не имеет. И закончить этот неприлично затянувшийся спектакль одного актера. Потому он вернется в то самое место, в город, где все когда-то и началось. Именно там все должно, наконец-то, закончиться. Именно там Тэ сможет обрести долгожданный покой. Это будет их общая и абсолютная победа, ей они откроют дверь в будущее, ясное и свободное, в котором не будет больше ужасов прошлого. Никто с этих пор не сломается, не будет угнетен или же несправедливо убит. Власть в умелых руках способна великие вещи творить… а они все здесь, хоть еще и молоды очень, но будут стараться. Стараться делать все правильно. Он одевается в белое. Цвет их клана, который отец на дух не переносит. Уёбок. Тэхёну белый очень идет, сияет в контрасте с золотистой кожей, а отросшие красные волосы, будто нежные языки пламени, касаются мягкими волнами линии изящных плеч. Выразительные глаза омеги мерцают, как черные бриллианты, в них уверенность и сила. Два этих качества не просто ему одному принадлежат, а истоки свои берут куда глубже – в других людях. Тэхён силы свои теперь черпает не только от себя самого, но и от тех, кто его окружает, кто его защищает… и кого защищает он сам, нося под собственным сердцем. Он ради них будет сильным, обязательно, он ради них все на свете преодолеет, через огонь и воду пройдет и заморозит гребаный ад. Тэхён сильный. И теперь он в это как никогда верит, больше не сомневается. Проводить Тэхёна, Чонгука и Намджуна на причал поднимаются все остальные. Чимин по очереди крепко обнимает сначала Чона, а затем и своего Тэхён-и, целуя того во впалую щеку. – Ты справишься, – шепчет он, чтобы поддержать, а затем отстраняется, возвращаясь обратно в объятия своего альфы. – Мы с Чимином тоже уезжаем, – говорит им Юнги. – Нужно навести порядок в клане и… – Он прочищает горло, хмурится. – Люди Мин должны лично от меня все услышать, должны узнать, что отец мертв. – Что ты собираешься теперь делать с кланом отца? – спрашивает Чонгук напрямую. Это он должен знать в числе первых не из любопытства, конечно же, а из соображений безопасности собственных людей. – Клан отца… – тянет Юнги задумчиво, а затем грустно усмехается, поднимая на Чона взгляд своих темных лисьих глаз. – Как я ни противился, как ни бунтовал, отречься от своей судьбы не могу. Теперь я это понимаю. У меня нет права отказываться от того наследия, которое мне оставил отец, к тому же, то, что осталось от клана До, могут прибрать к рукам не те люди. А еще больше пролитой крови нам не нужно, так ведь? – Значит, никакого больше Шуги? – вздергивает брови Чимин, смотря на альфу снизу-вверх. – Только если для тебя, детка, – отвечает тот, ласково проводя по щеке омеги костяшками. И Тэхён невольно свой взгляд отводит в сторону, потому что жест этот, что альфа разделяет с омегой, кажется уж слишком интимным. Будто они друг в друге стремятся раствориться с помощью простого прикосновения. И этим спастись от всего, друг в друге укрывшись. Тэхён находит взглядом Чонгука, что немного отошел от них, чтобы дать в Инчхоне последние указания перед отъездом. Несколько альф, стоящих с ним рядом, внимательно слушают лидера, периодически кивая и что-то передавая другим по рации. Чон в этот момент Тэхёну кажется настолько на своем месте, что приятная дрожь по телу проносится ощутимой волной, заставляя пальцы на руках поджаться в судороге. Это гордость, наверное, у него вспыхнула в сердце… и надежда, что он сам тоже сможет когда-нибудь именно таким стать для своих людей. Сильным лидером, которого слушать тоже будут готовы, идти за ним и повиноваться не потому, что обязаны, а потому что сами такой путь для себя выбирают. Сегодня он сделает свой первый шаг к этой вершине. Или же взмах крыльев, кто знает… – Машины готовы, – произносит Намджун, кивая на пять черных автомобилей, что в ряд выстаиваются на причале совсем неподалеку от них и не спешат глушить свои двигатели. Нам оборачивается, по очереди на Тэхёна и Чонгука смотря. – Едем. *** Медленно проходит час. Затем второй. Тэхён наблюдает из окна автомобиля, как солнце наперегонки с ними укрывается в закате. И небо, почему-то, не пестреет теплыми спелыми оттенками, как это бывает обычно, а становится отталкивающе-холодным, стальным. Будто совсем скоро не миновать дождю. Как странно… а ведь когда Тэхёна из Тэгу увозили в Сеул, тоже намечалась непогода, и вот опять. Все же, есть у жизни пугающие закономерности, которые омега очень рад был бы не замечать. Но замечает, вот незадача. Хотя, может, это даже и хорошо. Хоть на что-то сейчас ему можно отвлечься и заполнить пустоту, что в мыслях неприятно звенит, переплетаясь с растущим волнением. Он сам не замечает, как ногтями с пальцев сдирает кутикулу. До крови. И маленькое пятнышко от нее пачкает белоснежный рукав его блузки. Вот черт. Это просто давит на него. И осознание этого приходит как-то незаметно, разом сваливается откуда-то и мешает дышать. Он просто… не знает, что там его ждет, впереди. Он никогда раньше с подобным не сталкивался. Да, Тэхён множество раз наблюдал за Тэхваном и даже за Лиёном, когда был еще маленький, но со стороны все всегда кажется на порядок легче, будто тебя не касается. Да и Тэ тогда был уверен, что и не коснется. Ни за что. Даже у его смерти тогда была вероятность куда больше, чем у перспективы перенять власть. Но вот он здесь. В машине несется навстречу той самой власти, что дарит ему его происхождение. Той самой власти, что придется вырвать из рук родного отца и, если потребуется, то эти самые руки выдрать из плеч. Но непременно свое забрать. Да, это дико. Жестоко, как будто все они здесь – животные, но… правильно Сокджин тогда ему сказал: он уже слишком многое отдал, слишком много потерял, слишком многого лишился, чтобы отказаться от такой жизни и стать другим. Все они, однажды другую сторону медали познав, увидев темный лик Луны, никогда уже не изменятся. И остается им только одно… Принять. И дальше непременно жить. Не прогибаться. И не умирать. Ни за что. И еще, что очень важно – не предавать, ни в коем случае, и неважно, насколько цена велика, своих не оставлять. Потому что этим они от чудовищ, что прячутся обычно во тьме, и отличаются – преданностью. Любовь не может расцвести там, где царят отчуждение и холод. А значит, что не все потеряно, они еще смогут свой собственный мир выстроить. Пусть на костях… но когда в истории что-то строилось по-другому, скажите? И Тэхён ни в коем случае не смеет даже пытаться оправдывать убийства и прочие зверства, особенно сейчас, когда буквально в себе способен зарождающуюся жизнь ощутить, что уже так для омеги стала драгоценна. Он знает – придет час, и все они ответ будут держать за сотни и сотни своих грехов. Но останавливаться поздно. Останавливаться нельзя. Это законы мира, в котором они живут. В котором многие из них даже родились… в котором их с Чонгуком ребенок вскоре должен будет на свет появиться. И если у них по силам сейчас сделать этот мир чуточку лучше, справедливее, безопаснее, то они не имеют права не попытаться. Ради будущего. Их автомобиль движется в центре колонны, и ведет его незнакомый Тэхёну водитель. Нам уже по сложившейся традиции сидит рядом с ним, а Чонгук – сзади вместе с Тэхёном. Альфы тоже очень молчаливы, потому что сосредоточены. Когда солнце, наконец, садится, омега отвлекается на них, пытаясь различить в темноте салона очертания лиц, подсвеченные приборной панелью. Платиновые волосы Намджуна свешиваются на лоб, но тот не торопится их убрать – не замечает, так глубоко в себя ушел. Взгляд его направлен вниз куда-то, на руки, что сцеплены крепко в замок и лежат на коленях. Он напряжен, это хорошо видно по широким плечам и сдавленному дыханию. Возможно, все это время Намджун пытается Джина почувствовать, ощутить биение его сердца. Тэхён знает, как это работает, и надеется, что их связь поможет альфе еще чуть-чуть продержаться. Он и так уже успел пройти за последние сутки через многое, Тэ даже не представляет, каких усилий ему стоит сохранять спокойствие и трезвость рассудка, терпение в себе наскребать все это время. Смог бы сам Тэ подобное выдержать? Омега не знает. Чонгук всегда был тем, кто в их паре другого защищал и бросался в бой, был отнюдь не жертвой, а хищником. Жертвой как раз был сам Тэхён. Глупой пташкой в дурацкой клетке. Но, знаете, что? Да пошло все нахуй, он выбрался. Пусть в процессе и разбился пару раз, и пусть не совсем сам, но все же… вот он, прямо здесь. Живой. А Шинён, например, мертвый. И прямо в этот момент уже кормит рыб где-то рядом с Инчхоном. Так у кого из них теперь зубы? В какой-то момент Тэ ощущает на себе посторонний взгляд и, не сомневаясь, кому тот принадлежит, поворачивается к Чонгуку. Находит его руку в темноте, не глядя, и просто накрывает своей, ничего больше не делая. – Как ты? – вопрос, который не задать ему альфа просто не может. Он доверяет Тэхёну, как никому другому, но волнуется за того, и с этим уж ничего не поделаешь. – Я справлюсь, – голос Тэхёна твердый, хоть и довольно тихо звучит. Рука его, что все еще лежит поверх чонгуковой, сжимается. – Нас будут ждать. Но отец еще не в курсе, что клан решил его свергнуть. Он должен ни о чем не подозревать до последнего, иначе, боюсь, снова повторит свой любимый фокус с исчезновением, а я больше не намерен позволять ему водить себя за нос. Сегодня это закончится. Чонгук кивает, давая ему понять, что все понял. Нам спереди вздыхает как-то слишком шумно и слишком отрывисто, будто подавляет в себе желание что-то сказать, и Тэ хмурится на мгновение, но затем все понимает и спешит того заверить: – Вы скоро увидитесь, хён. И ты сам сможешь убедиться, что Джин цел и невредим, даю тебе слово. Намджун снова вздыхает, слушая его, но теперь вздох его более не такой тяжелый и резкий. А после он отвечает Тэхёну мягко: – Спасибо… Пташка. *** Тэгу встречает их моросящим дождем на подъезде к городу, но, когда они выходят из автомобиля, и Тэ к небу запрокидывает лицо, на него не попадает ни капли, как будто дождевая завеса окольцевала город, но внутрь войти побоялась. Или, может, для непогоды здесь еще просто не время. Перед ними – ворота особняка Ким. Черные прутья решетки сплетаются в красивую мелкую сеть, крепясь с обеих сторон к трехметровым каменным стенам с острыми пиками на самом верху. Только сейчас Тэхён, всю жизнь боявшийся отца, понимает, какой же тот, на самом деле, трус. Выстроил себе здесь настоящую крепость и в той заперся, пока, как он думал, стравил и успешно позволил псам друг друга загрызть. Тэхван, хитрый сукин сын, надеялся все сделать чужими руками, истребить тех, у кого в руках желанное им, ничего сам при этом не делая, а потом, если еще кто-то останется, просто добить… Тэхён делает шаг вперед к воротам, что пока еще накрепко заперты, смотрит прямо в камеру, висящую рядом на стене, и позволяет себе прямо в нее улыбнуться. Тэхван надеялся… вот только ничего у него не получилось. Замок на ворогах щелкает, и те разъезжаются в стороны. И все, кто у этих ворот собрался – Тэхён, Чонгук, Намджун и пятнадцать их человек, уверенно входят на территорию особняка, пересекая линию ворот так, будто погружаются в пасть зверя сквозь раскрытые в приглашении челюсти. Ворота за ними закрываются, снова щелкая напоследок. *** Сначала Тэхён слышит сдавленное рычание Намджуна слева от себя, чувствует, как по другую сторону напрягается Чонгук, и лишь потом взглядом припечатывается к крыльцу особняка, на которое сквозь распахнувшуюся парадную дверь неторопливо выходит Тэхван. Он улыбается сыну, останавливаясь посередине широкого крыльца и сверху смотря на гостей. У него за спиной из дверей продолжают выходить люди клана Ким, собираясь по обеим сторонам от альфы. Тэ переключает свое внимание на них и быстро находит тех, с которыми пересекался на недавнем приеме. Он разделяет с ними секундный взгляд, и омегу тут же затапливает странное холодное спокойствие. Теперь он уверен, что сможет. – Что-то потеряли? – Тэхван спрашивает с любопытством, склонив набок голову, и на этот раз Намджун рычит уже более отчетливо. Мужчина на это и ухом не ведет, слишком уверен в своей неуязвимости. Рядом с ним люди клана, и тех значительно больше, чем людей Чон. Так чего же ему бояться? Разве что… того, что это, хоть и люди клана, вот только клан этот не его. – Мне уже и в родной дом приехать нельзя, отец? – хмыкает Тэхён, копируя альфу и точно так же наклоняя свою голову и наблюдая с удовольствием, как на миг щурятся глаза альфы. Тэхён до этого момента ни разу столь явно тому не дерзил. Никогда не выступал против открыто, душил неприязнь к родителю и боялся. Но теперь не боится. "Почему?" Впрочем, Тэхван быстро в руки обратно себя берет, не торопясь снимать маску, что к коже с годами приросла намертво. – Ты всегда был странным, Тэхён-и. Всю свою жизнь что только ни делал, чтобы навсегда уехать отсюда, а как только я подарил тебе то, что ты так желал, снова вижу тебя на пороге. Неужели свобода тебе не понравилась? Я думал, что мне удалось вложить тебя в очень заботливые руки. И на этот раз пространство оглашается уже рычанием Чонгука. Он делает шаг, пытаясь собой Тэхёна закрыть, и омеге приходится свою ладонь положить тому на плечо, чтобы усмирить клокочущую внутри Чона ярость. – Шинён мертв, – шепчет он так тихо, чтобы отец не услышал его. – И Тэхван совсем скоро присоединится к нему. Потерпи еще минуту, прошу. Он просто должен услышать, еще один раз, в самый последний, убедиться… – Значит, это конец? – спрашивает альфу Тэхён, смотря на отца теперь в упор. – Ты похитил члена нашей семьи в надежде развязать войну между кланами. А сам ждал здесь, пока мы не переубиваем друг друга… Вероятно, прямо сейчас ты готовишься добить то, что осталось от клана победителя, не так ли? А мы – идиоты в твоих глазах, которые просто не смогли бросить одного из своих, добровольно придя на казнь, устроенную тобой. И теперь ты просто отдашь приказ расстрелять нас, как уже сделал однажды на том приеме парой недель ранее. Повторяешься? – Стабильность – признак мастерства, – пожимает плечами Тэхван. – Однако я не так глуп, Тэхён, чтобы убивать вас прямо сейчас. Вы привели с собой всего пятнадцать человек… слишком уж мало, даже после той заварушки, устроенной в порту. После этой ночи мне известно, что на вашей стороне и клан Мин, а значит, щенок Сухёна, случись что, будет мстить. Мне этого не нужно. Но я готов поторговаться и послушать, что вы мне предложите в обмен на жизнь того милого омеги, которого я в качестве сувенира прихватил из Сеула с собой. Можете начинать прямо сейчас. Тэхён сверлит Тэхвана пристальным взглядом, ни разу не удивленный логикой своего отца. Этот змей всегда мог мастерски подстроиться под любую ситуацию, заползти под любой камень, и неважно, как плотно тот впечатан в землю. И ему плевать, всегда было плевать на других, даже на того, в ком течет его же кровь. Но кое-чего он в этой ситуации не учел… Не учел Тэхван того, что Тэхён – его сын. – Я устал торговаться с тобой, отец, – произносит он. Его голос спокойный, но пронизывающий, словно ветер, что с каждой проходящей мимо секундой крепчает. Возможно, совсем скоро быть урагану. – Сколько раз ни пытался, честной сделки от тебя так и не смог получить. И все твои слова были пустым звуком. – Но самое интересное в этой ситуации то, что у тебя никогда не было выбора, – Тэхван улыбается, произнося это… И Тэхён неожиданно для отца улыбается тоже. Ярость и превосходство одновременно вспыхивают в омеге. – Ох, нет, ты не прав, – шипит он, продолжая улыбаться, и улыбка его перерастает в оскал, а волоски на загривке шевелятся, вставая дыбом. – У меня всегда, с самого моего рождения, был выбор… вот только я об этом не знал. Но теперь… теперь знаю. И он точно замечает это – момент, когда замешательство рождается в отцовском взгляде. А через секунду входная дверь за спиной альфы вновь распахивается. И на крыльце появляется живой и невредимый Сокджин, которого, осторожно придерживая за согнутый локоть, ведет один из людей клана Ким. – Джин-а! – это Намджун кричит, не выдерживая, и лицо омеги тут же озаряется, глаза распахиваются шире, когда замечают альфу внизу, и улыбка трогает пухлые, пусть и слегка побледневшие от переживаний губы. – Все в порядке, родной, – заверяет его торопливо, и Тэхён видит, как слезы уже собираются у того в уголках карих глаз. Тогда он понимает, что стоит поторопиться и закончить уже этот фарс. – Какого черта?! – рычит Тэхван на того альфу, что вывел Джина из особняка. – Почему он не в клетке?! Я же приказал его запереть! Что ты себе позволяешь?! – Он всего лишь исполняет приказ главы своего клана, – вступается за альфу Тэхён и ловит на себе недоумевающий взгляд Тэхвана, прежде чем продолжить, не скрывая триумфа в голосе: - То есть, приказ, который ему отдал я. А затем Тэхён делает краткий кивок головой, и люди, что стояли до этого на крыльце, с обеих сторон начинают сжимать капкан, окружая Тэхвана. – Что вы творите?! – шипит альфа, чувствуя, как в захват его берут сильные руки. Но его черный взгляд от Тэхёна все это время ни на секунду не отрывается. Он наполнен такой жгучей ненавистью, таким гневом, что в прошлом от него у Тэ, наверняка, почва бы ушла из-под ног. Но сейчас не уходит. Омега твердо на ней стоит и чувствует, как за спиной у него расправляются крылья. – Ты уже понял, – скалится он, в ответ не сводя взгляда с человека, который по воле судьбы стал ему отцом. – Ведь всегда именно этого и боялся, верно? Того, что я все узнаю. Ты боялся, что люди клана Ким пойдут за мной, а не за тобой, поэтому и избавился от меня! Поэтому и хотел истребить всех, кто был бы против твоей политики и твоих стремлений! Вот только не вышло – амбиции оказались слишком высоки, как и твоя гордыня, отец. И это первый раз, когда Тэхён выиграл в их словесной дуэли, потому что Тэхван в ответ ему уже ничего не говорит, только рычит и пытается вырваться из захвата тех, кто когда-то был в его власти. Но вот только теперь все не так. И ничего он уже с этим не сделает, не сможет. Тэхён победно смотрит на него, и хоть стоит ниже, у подножия ступеней, все равно кажется, что возвышается над Тэхваном. – Уведите его, – в конце концов, говорит. – Заприте там, где ему всегда было место. *** Когда все еще упирающегося Тэхвана заводят в особняк, и дверь за ними закрывается, на крыльце устанавливается недолгая тишина. Тэхёна пробирает озноб из-за ветра, что заметно усилился, но он едва ли обращает на это внимание – слишком оглушает произошедшее. Он… смог? Омега выдыхает резко и сутулится, как будто сломаться может под тяжестью хмурого неба и его грозовых облаков. И тут же его к себе привлекают знакомые теплые руки, удерживая здесь и сейчас, согревая. А шепот, что только ему предназначен, достигает ушей: – Ты справился, ТэТэ… Я чертовски горжусь, любимый, чертовски сильно горжусь. Все в порядке… я рядом, поэтому не переживай, хорошо? Я помогу, если позволишь. Хочешь? Тэхён заглядывает в шоколадные глаза, что, смотря на омегу, светятся, и кивает. Да, он хочет, чтобы Чонгук его поддержал и был рядом – сейчас и всегда. Потому что если и нести бремя их жизней, то только вместе. Иначе никак. Тэхён позволяет себе ненадолго спрятать лицо у Чона на груди, упиваясь запахом ликера и биением сильного сердца. Чувствуя, как чужие губы прижимаются к растрепанным ветром красным волосам. А рядом тем временем Намджун, больше не в состоянии терпеть разлуку со своим омегой, шагает к Джину. Омега отстранился от альфы, что ранее его сопровождал, и, не отрывая своих глаз от Намджуна, тоже торопится навстречу. Они сталкиваются у самого подножия лестницы. Замирают, смотря друг на друга и не говоря ничего. Между ними всегда слов было немного. Зачем те нужны, если взглядом гораздо большее можно сказать, а дополнить – прикосновениями? Намджун и сейчас на Сокджина смотрит, сначала взволнованно окидывает омегу взглядом с головы до ног, убеждаясь, что тот невредим, а затем, не спеша расслабляться, теряется на миг и… тем же взглядом припечатывается к его животу, на который тут же ложатся заботливо тонкие руки. И альфа шумно и протяжно выдыхает. А потом – на колени буквально падает. Его руки трясутся, когда он своими ладонями накрывает сокджинов живот, пока еще плоский, скрывающий, какая внутри прячется драгоценность. – Вы в порядке?! – спрашивает надломлено, гладя кожу истинного через ткань тонкой рубашки. – Да, – тут же откликается Джин, а сам уже плачет. – Да, Джун-и, все хорошо, с нами все хорошо… Намджун тоже чувствует, как от слез намокает лицо, когда ближе к омеге льнет и целует в живот, обнимает того очень крепко, но до безумия все же бережно. Потому что так же до безумия любит. Их обоих. И теперь их в этом мире никто, никогда, ни за что не разлучит. Намджун обещает. *** Сколько раз Тэхён за свою жизнь проходил этот самый путь? Вниз по лестнице, в погреб, мимо бутылок с дорогим вином, что красиво блестят в мягком золотистом свечении ламп, в самый конец небольшого лабиринта. Чтобы затем нажать потайную кнопку на пульте управления и открыть замок, а следом – и толстую дверь, достаточно толстую, чтобы самых громких криков не было слышно. И за дверью той – камерные прутья, потому что внутри тайника настоящая клетка. И пол в ней, хоть сейчас и ослепляет идеальной чистотой, кровью оказывался выпачкан на памяти самого Тэхёна десятки раз. Таково было правосудие. Правосудие клана Ким. Но больше подобному не бывать… Еще только раз, пожалуй, самый последний. Тот, что поставить должен ту самую точку в этой темной истории, где, словно пламя, засияет возмездие. Щелчок, автоматическая дверь отъезжает в сторону плавно и, до упора дойдя, останавливается. Пара черных глаз устремляет взгляд свой точно на Тэхёна, как будто надеется выжечь в глазницах омеги две дырки. Но Тэ и сам не прост… да и радужки у него точно такие же, как отца – черные-черные и, когда того ситуация требует, пугающие до ужаса. До дрожи в коленях, до желания на эти самые колени упасть и начать молить о пощаде. Тэхван не так слаб, чтобы умолять, но это даже лучше. Это не дает Тэхёну еще сильнее в отце разочаровываться. Хотя, если подумать, куда уж сильнее… Его буквально в этом разочаровании топит. – А вот и глава клана Ким, – выплевывает Тэхван, не переставая на сына смотреть и кривя свои губы: то ли усмешка, то ли оскал, не поймешь. Тэхён прямо напротив стоит, и между ними пространства – с ничтожных полметра. Тэхван за решеткой заперт, у него связаны руки и порван костюм (видимо, до последнего сопротивлялся). Наверное, не может до сих пор на все сто процентов поверить, что так для него обернулись события. Те, что он до мелочей, казалось бы, просчитал. Не просчитал. Тэхён улыбается. Скупо и горько, брови сводя к переносице. Чонгук стоит рядом с ним, и их плечи друг друга ненавязчиво касаются, а за спинами стоят полукругом их люди – люди Чон и Ким – причудливо перемешавшись теперь под единым началом. – Я лишь одного не могу понять, – произносит Тэхён, и его сердце от чего-то сжимается больно. Тоскливо. Так, будто скорбит по потере чего-то… кого-то, кто дорог был. Наверное, это скорбь по родителям… по тем, кто будто умереть успел еще до его рождения. И Тэ всегда, если честно, тосковал по ним. Желал отчаянно их любви и тепла, получая лишь призрачный холод и сковывающий страх, что побуждают на все на свете идти, лишь бы их избежать получалось как можно дольше. – Отец… почему? Тэхван, услышав вопрос, что к нему обращен, вздыхает, кивает неторопливо, будто с самим собой диалог ведет, прежде чем с прищуром на Тэхёна взглянуть и ответить: – Потому что я всегда знал, что обрету покой только тогда, когда почувствую в своих руках ни с чем не сравнимую власть. Я был для нее рожден. Я, а не Лиён и тем более не ты. – Он смотрит теперь на Чонгука, улыбаясь лукаво. – И не все те жалкие люди, которых я имел удовольствие убрать с дороги, заметив, что те мешали. Они не умели управляться с тем, что им принадлежало, поэтому так легко позволили мне это отнять. Были таким уязвимыми в своей глупой любви. А я… я был неуязвим. Не было такого человека, который бы смог ослабить меня. – Кроме тебя самого. – Чонгук отвечает спокойно, но Тэхён рядом с ним чувствует, как ужасно тот становится напряжен – альфа сдерживает себя из последних сил, но скоро нервы его порвутся и дадут выход ярости. И Тэхён решает, что не станет останавливать Чона. На этот раз незачем. – Вам просто на этот раз повезло, – усмехается Ким, не переставая смотреть на него. – Но когда-нибудь ваше везение закончится, и кто знает: может, следующим пулю в лоб получишь, например, ты, Чонгук-и. Чонгук жмурится, руки сжимая в кулаках крепко, прежде чем ответить ему: – Думаю, в этом ты тоже ошибся, Тэхван. Следующим явно буду не я. А затем следует уверенный тэхёнов приказ: – Откройте клетку. Презрительная маска Тэхвана трескается в тот момент, когда решетка напротив него исчезает, и двое альф, пройдя внутрь камеры, грубо ставят его на колени. Тэхён с Чонгуком тоже заходят следом за ними. Тэ смотрит на поверженного отца, пытается нащупать внутри себя хоть что-то, хотя бы малейшее сомнение… но не находит. Там ничего совершенно нет. Этот человек, что перед ним сейчас на коленях стоит, поверженный и жалкий, потому что наконец начинает чувствовать, как его душит подступающий страх, все чувства сына выжег до копоти. До абсолютной пустоты, что звенит теперь где-то далеко-далеко на краю сознания, заглушая любые сомнения. Тэхван не его семья. Он ей никогда не был. Он – паразит, что из Тэхёна пил кровь с самого его рождения, наслаждался его страхом и болью, мучал и бросал на растерзание другим ради забавы и собственной выгоды. Наверное, потому что все это время Тэхёна боялся. И страх этот истребил все хорошее, что в альфе могло бы быть, еще в самом зачатке. Тэхён смотрит на человека перед собой, что сейчас на коленях стоит, и не чувствует ничего. Ничего, что могло бы заставить остановиться сейчас. И он не остановится. – Значит, решил все же убить меня? – понимает Тэхван, обращаясь к Тэхёну. – И что же, как это будет, Тэхён-и? Застрелишь или, может, отрежешь мне голову? В этой камере так много разных игрушек, которые можно смело использовать… жаль только, ты всегда уходил до того, как мы с твоими мальчиками на одну ночь начинали играть. Трусливая шлюха! Ты всегда был так слаб, что просто убегал. Даже теперь, наверное, не захочешь марать свои белые ручонки, я прав? Поручишь все сделать за тебя кому-нибудь из этих предателей или… – Тэхван переводит взгляд на Чонгука, – ...этой чести удостоится твой верный питомец? Чонгук хмыкает, будто в подтверждение, и правда из кобуры, что висит у него на поясе, достает пистолет. Снимает оружие с предохранителя, передергивает затвором, чтобы дослать патрон, но пока что руку с ним опускает, умещая указательный палец на спусковой скобе. Чонгук не обращает на Тэхвана внимания, пристально всматриваясь в своего омегу, ища любую тень на его красивом лице, что признаком сомнения могла послужить. Тэхён от отца отвлекается и тоже на Чона смотрит. Спокойно, уверенно, ни разу не колеблясь. В этом их взгляде друг на друга – все. Немой разговор из тысяч несказанных слов. Их многолетняя боль, их глубоко запрятанный страх, их ненависть друг к другу, что жила столько времени, отравляя оба сердца и мешая нормально дышать. Они друг без друга чуть было не умерли. Чуть было друг друга не потеряли. Они лишились нормальной жизни, семьи, будущего и надежд, многих своих мечтаний – совместных и нет… и во всем этом виновен оказался один-единственный человек. Который стоит перед ними сейчас на коленях. И не человек даже, а просто чудовище. Потому что у всех людей есть душа, а у этого вместо нее что-то черное, вязкое и отвратительное. Что-то, что наружу сочится, отравляя других. Пора с этим монстром покончить. – Ты не обязан смотреть, – произносит мягко Чонгук, на что омега отрицательно качает головой, отвечая: – Я должен. И тогда Чонгук от Тэхёна, наконец, отворачивается. Взгляд альфы обращается на Тэхвана одновременно с дулом пистолета. – Это за моих родителей, – рычит он, выплевывая со словами буквально всю свою боль и всю ненависть, что с годами копились, не находя выхода, предназначаясь всегда только для одного. – И за моего омегу! Тэхван, кажется, еще что-то пытается сказать, до последнего стараясь, чтобы последнее слово осталось за ним… Но не успевает. Выстрел заставляет винные бутылки поблизости тревожно задрожать. А на кафельный пол прямо под ними брызгает ярко-красное. Не вино… далеко не вино. Тэхван падает на этот же пол, набок, и пустой черный взгляд в себе отражает яркий свет камерных светильников. Из простреленного черепа вязкой струей со лба в темные волосы стекать начинает. Кровь. Она собирается в лужицу и пахнет мерзко, на языке оставляя привкус свинца и самой смерти. Тэхён сглатывает, чувствуя, как в спазме сжимается горло. Слышит, как альфа рядом с ним громко и тяжело дышит, и потому крепко сжимает Чонгука в объятиях, позволяя в свою шею уткнуться. Но сам все еще, не отрываясь, продолжает смотреть на тело, лежащее прямо у ног. Физически чувствует, как то уже начинает остывать. Все закончилось. Тэхён… неужели Тэхён и правда… свободен? Омега, все же, от отца отрывает взгляд, им скользит по пространству, обводит темные стены кругом… И вдруг понимает: пока еще нет. Он все еще здесь, все еще к этим стенам остается привязан, словно в них замурован. Но и это ему под силу теперь изменить. А потому, когда Тэхён чувствует, что Чонгук уже в себя пришел, он от альфы отстраняется мягко и просит: – Иди к Намджуну и Джину, ладно? – Но ты… – хмурится тот, но Тэхён ничего сказать ему не дает, отрицательно качнув головой. – Иди. Я скоро догоню, обещаю. Чонгук еще какое-то время колеблется, но сдается, уважая просьбу своего омеги, и в одиночестве молча покидает винный погреб, напоследок еще раз бросив взгляд на убитого им Тэхвана. Тэхён смотрит любимому вслед, пока тот не скрывается из виду, а потом отвлекается на обратившегося к нему человека клана Ким: – Нам что-нибудь сделать для Вас, Господин? Тэхён недолго раздумывает, прежде чем ответить ему: – Да, – говорит омега. – Убедитесь, что все люди покинут особняк. Даю вам на это десять минут. Время пошло. И сам Тэхён тоже уходит. В отличие от Чонгука, на отца даже не взглянув. *** Канистру с бензином в гараже, под завязку набитом дорогими иномарками, удается отыскать довольно легко. Тэхён не спешит. Шаг у омеги ровный и мягкий. Тэхён будто парит над землей, но дышится от чего-то тяжело. По ощущениям он взбирается на Эверест, где давление тебя припечатывает к земле, но он все равно, не теряя упорства, продолжает. Шаг за гребаным шагом. Шаг за шагом навстречу долгожданной свободе. Вымоленной, выстраданной. Его. Тэхён похож на самого прекрасного ангела. Обходит опустевший особняк комната за комнатой, шелестя тихо полами белой одежды. Его отражение скользит тут и там в темных окнах и зеркалах, украшенных позолотой, звук шагов звенит по начищенному до блеска паркету. А следом за ним из пробитой черной канистры стекает маслянистая жидкость, трогая чувствительные рецепторы своим специфическим запахом. Но Тэ не жалуется. Он только продолжает, не сбиваясь с шага ни разу. Потому что внутри у него нет никаких колебаний. Там сосредоточенность и уверенность в принятом решении. Вера в то, что это – самый правильный для него путь. Пусть к освобождению. К той жизни, где больше нет клеток. Библиотека, кабинет отца, многочисленные гостиные, жилое крыло, столовая… Тэхён лишь раз останавливается. В комнате, что когда-то принадлежала ему самому. Смотрит на предметы, что за годы не сдвинуты никем другим ни на миллиметр. Вспоминает. Все дни, когда был в этих стенах несчастен, напуган и слаб, загнан в угол. И нем. Он забирает из нее всего одну вещь – небольшую фотографию в истершейся медной рамке. Фотографию папы. Потому что в мыслях на миг проносится предательское: «А что, если своим безразличием он пытался тебя спасти?» Потому что Тэхён сам чувствует сейчас собственное дитя, поселившееся под сердцем. Он просто забирает фотографию и больше о своем поступке не думает, не отвлекается. Возможно, он вспомнит об этом чуть позже, позже даст себе шанс отпустить еще один кусочек своего болезненного прошлого. Но не сейчас, нет, он еще не готов и занят другим. Его путь еще не окончен. Он спускается с почти опустевшей канистрой на первый этаж, заканчивая там, и выходит на крыльцо, где его ждут остальные. Люди обоих кланов столпились рядом с машинами, которые вывели из гаража, чтобы вскоре уехать на них. Тэхён, наконец, останавливается, ставит канистру на землю и переводит дух. Смотрит на особняк перед собой. В окнах того все еще горит свет, будто жизнь его так и не покинула. На самом же деле внутри теперь только один постоялец – убитым лежит в незапертой клетке. Клетка эта больше никогда уже не закроется. Никого больше не погубит. Все кончено. – Все кончено, – вслух повторяет Тэхён, прежде чем из кармана штанов извлечь любимую зажигалку zippo, щелкнуть той, отстраненно ловя мысль о том, что бросить курить у него все-таки получилось, а затем точным броском ту закидывает в распахнутые входные двери. И особняк изнутри вспыхивает, выпуская вверх гирлянды огненных цветов. Они протягиваются в разные стороны по полу, по лестницам, начинают лизать стены и потолки, лианами оплетают мебель. Вокруг них в сером дыме бабочками танцуют искры. И все это прекрасно, думает Тэхён. Все это прекрасно, думает Тэхён, пока слезы застилают его глаза, мешая в них отражаться огненным всполохам. Все это прекрасно, думает Тэхён, с левой стороны сжимая рукой свои ребра, на которых сейчас феникс так жжется, будто тоже горит, а справа от себя чувствуя тело Чонгука, что к нему прижимается. Свобода прекрасна, думает Тэхён. Она лучше любых крыльев, потому что те бесполезны, если ты все равно заперт в клетке. Свобода – единственное, что подарить способно настоящий покой. И Тэхён спокоен теперь. Его путь на этом Закончен. А новый путь, о котором никто из них и не мечтал даже… он в этот самый миг начинается.