Крылатая Свобода

Было до жути некомфортно. Плохие сны — частая проблема чуть ли не каждого человека, которой уже никто не удивляется. Плохие сны, словно агрессивные псы, ждут, когда ты заснешь, а потом будут мучить тебя до слез и истерики, пугая твоими самыми-самыми сильными страхами. Плохие сны — причина недосыпания, затравленности, агрессии в сторону окружающих, а в будущем — причина бессонницы. С плохими снами часто сотрудничает Прошлое, которое ты бы вспоминать не хотел. Оно — Прошлое — нежно проводит кончиками своих до жути ледяных, мертвых пальцев по твоей спине, заставляя холодеть от одного только воспоминания, которое ты так старался скрыть, закопать, утопить, избавиться. Оно играет с тобой в жестокую игру, нежно прикасаясь обветренными губами к твоему плечу, до тошноты ласково напоминая тебе о давно минувших днях. Оно приближается к тебе настолько близко, что ты ощущаешь ее дыхание на своих губах, и трясешься в ужасе от осознания того, что скоро это Прошлое, прикоснувшись к твоим губам своими, накроет тебя с головой, заставив биться в истерике и мольбе прекратить это отвратительное мучение. Но оно продолжает играть... Как кошка с мышкой. Ей весело, а ты в это время чуть ли не задыхаешься от нехватки кислорода. Прошлое душит тебя, сжимая в своих тонких пальцах твою шею и оставляя на ней кровавые порезы от своих длинных ногтей. Ты бьешься в судорогах, пытаясь откинуть его от себя, скрыться от всего этого, но в ответ слышишь только ядовитый злобных смех. Потому что оно — Прошлое — никогда никого живым не отпускает... Эрвин Смит — человек, переживший многое — давно был любимчиком своего Прошлого. И оно его не оставляло почти никогда — чуть ли не каждую ночь оно приходит к нему, принося с собой воспоминания. И — Боже, как это было ужасно — первое время у Эрвина бывали истерики. Достаточно сильные, чтобы пугать и его, и других. Смит не был тем пай-мальчиком, коим являлся до некоторого времени. Смерть отца перечеркнула всю его жизнь жирной красной линией, поставив на ней крест. Тяга к знаниям и доказательству теории погибшего отца просто сильным пинком отправила миловидного белобрысого мальчугана с кристально-голубыми глазами в Кадетское Училище, где Эрвин заново познал вкус жизни. И поражений. Смит физической силой похвастаться не мог. Да и какая будет физическая сила, если ты вырос, укрытый от всех бед, под крылом заботливой матери, которая после смерти мужа переключила все внимание на сына? В кадетском училище Эрвин был чуть ли не первым лузером: ну ничего у него не получалось. «Парень башковитый, но такой слабенький», — говорил иногда тренер, когда блондин в очередной раз проваливал экзамен по УПМ. Другие же говорили с явным удивлением, что этот пацан должен был помереть при первом же серьезном испытании, которых за два года обучения было предостаточно. Но Эрвин выживал. Раны на нем заживают, как на собаке, и он этим активно пользовался. В конце концов Смит взял себя в руки, начал подолгу истезать себя на тренировках, и вскоре он был в десятке лучших выпускников кадетки. И оттуда уже началась новая глава его такой короткой, жалкой с точки зрения Вселенной жизни, за которую он успел много чего повидать и сделать. Теперь же Эрвин Смит — подполковник, тринадцатый Главнокомандующий Разведовательного Отряда, отличающийся своей смекалкой и умом. Из хлипенького лишившегося отца мальчишки он вырос в прекрасного сильного мужчину, который одним только взглядом пронзительных голубых глаз заставляет относиться к нему с уважением. И его уважают. За всю свою жизнь Смит побывал на десятках вылазках за стены, видел много ужасного, помнил смерть каждого солдата, который погиб за пределами своей родины. И Прошлое усердно напоминало ему об этом, словно делая одолжение. Но он о таком одолжении не просил. Эрвин открыл глаза, уставившись в потолок. Идеально разглаженный, без единого изъяна потолок своей мелкой комнатушки. Блондин до сих пор рвано хватал ртом воздух после очередного напоминания услужливого Прошлого. Вдруг ему показалось, что мягкий воротник свободной ночной рубашки душит его, словно петля виселицы. «И снова — с добрым утром...» — пронеслось в голове, и Эрвин приложил ко лбу тыльную сторону ладони, стирая с кожи капельки пота, которые выступили во время сна. И во сколько же Прошлое на этот раз решило его разбудить? Блондин метнул свой взгляд в сторону тяжелых, громоздких механических часов, что давным-давно стояли возле стены и были размером чуть ли не со шкаф. На слегка ржавом циферблате стрелки показывали четыре с половиной утра. На этот раз Прошлое решило разбудить пораньше... Жизнь командира — трудная штука... Нужно быть в курсе всех событий, а для этого просто необходимо вставать очень рано, чтобы выглядеть как всегда с иголочки, если вдруг на пути появятся только что проснувшиеся разведчики. Эрвин вздохнул, после чего поднялся с кровати, скинув с себя одеяло, и взял со стула сложенное полотенце. Душ офицеров находился на этом, втором этаже, и блондин мог бы с легкостью пойти туда, никого по дороге не встретив, так как разведчики дорожат сном и спят до последнего. Но в маленькой комнате всех командиров, которая передается по наследству, имеется отдельный душ. «Буржуи», — фыркал Эрвин первое время, когда только-только стал командиром. Зачем главнокомандующему отдельный душ в комнате, когда во всей разведке офицеров с гулькин нос? Да и тем более — Ханджи, как единственная женщина офицерского подразделения, ходит в женскую душевую, дабы не появляться в офицерском душе перед мужиками. И правильно делает. Утренний душ — скорее более приятное дело, нежели важное, потому что он нужен только чтобы проснуться. Более важен вечерний душ, когда разведчикам можно смыть с себя в грязь прошедшего дня. И поэтому пяти минут под струями прохладной воды вполне хватает. Выйдя из ванной комнатки, Эрвин подошел к шкафу, распахнув его густо смазанные маслом дверцы. Разнообразием своего гардероба Смит похвастаться не мог. В принципе, в разведке не место модникам — когда ты будешь примерять наряды? Твоя повседневная одежда — солдатская форма с запутанными раздражающими ремнями, которые до одури сжимают твои ноги, заставляя психовать. И зачем носить эти удавки в обычной жизни? Этого не знал даже командир. Кристально-белая рубашка с накрахмаленным воротником; серые брюки с завышенной талией; надоедливые кожаные ремни, которые оплетают подобно ядовитым змеям все тело; высокие темные сапоги с массивным каблуком. Звонко брякнула металлическая пряжка ремня, который командир застегнул на поясе, предварительно обтянув бедра тёмным лоскутом кожаной ткани. Поверх — короткая куртка с оттопыренным воротником и выделяющимся знаменем Крыльев Свободы. И самый главный штрих, без которого Смит никогда не выходит из комнаты — зеленый кулон, который ярким пятном выделялся на его обтянутой белой тканью груди. Схватив деревянный гребень, Эрвин наспех зачесал на правую сторону высохшие пшеничные волосы, которые торчали во все стороны. Ну все, теперь можно и работать... Да, когда Эрвин стал капитаном, он впервые понял, что такое настоящая бумажная волокита. Это просто какой-то Ад на поверхности земли: там роспишись, туда печать поставь, то заполни, другое проверь, бумаги сложи по алфавиту, потом по надобности, потом отнести все это в архив, там разложи на полки, не перепутай, где что лежит, иначе отхватишь пилюлей. Эрвин через это прошел и только потом догадался, что обязанности капитана — это была только подготовка. Обязанности командира — это просто туши свет, бросай гранату, — груды документов самого разного назначения: отчеты об оружии, о провизии, о поставке в разведку корма для лошадей, еще одни бумаги по привозке в штаб этих самых новых натренированных лошадей, документы об одежде, которая нужна разведчикам, информация про каждого солдата, включая отзыв тренера времен кадетки, бумаги для закупки лекарств для больничного корпуса, отчеты о смерти определенных лиц и места на кладбище. Плюс планы на вылазки, карты и схемы и бумаги по доставке сигнальных ракет. Смит едва сдерживал тихие смешки, когда наблюдал за поведением Леви. Аккерман тогда стал капитаном и познакомился с новыми обязанностями — он должен был проводить построения и тренировки, а также у него впервые появилась бумажная работка. И Эрвин до сих пор с улыбкой вспоминает, с каким недовольством Леви копался с документами, как он ворчал и как морщился, когда ему на стол приземлялась очередная стопка бумаг на подпись, как возмущался, что он — в первую очередь солдат, а не секретарь. Но сейчас уже привык. С этими мыслями командир продвигался по коридору мимо закрытых дверей, за которыми все еще спят и видят десятый сон. Он на секунду остановился возле темной, немного пыльной двери, ведущей в комнату Ханджи, и прислушался. Если за дверью был слышен шум — командир здоровался с майором, но на этот раз в комнате было тихо. «Опять про титанов допоздна читала?» — подумал Эрвин и едва заметно хмыкнул, передернув плечом и отправившись дальше по коридору в сторону лестницы. Так-то ему нужно было идти в свой кабинет и вновь сесть за бумаги, но по своему давно заведенному обычаю он должен сначала выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Что он сейчас и собирается сделать. Спустившись по лестнице, прошагав мимо столовой и подсобной комнаты, Смит услышал странные приглушенные звуки, как будто кто-то пел песню. Блондин тут же нахмурился, напрягая свой слух и пытаясь понять, показалось ли ему. Но нет — на улице реально кто-то пел. Толкнув руками массивные темные двери, Эрвин вышел на крыльцо и осмотрелся. Неизвестный голос стал громче, и к нему прибавились звуки струнного инструмента. — Ты должен заплати-и-ить, эту боль ты сможешь отпусти-и-ить, только этот день надо прожи-и-ить, жертвой для охотника не бы-ы-ыть...  Этот голос был словно пение птички — настолько тонкий и красивый. Командир повернулся в сторону конюшни, тут же натыкаясь взглядом на миниатюрную фигурку рыжей девушки. Врени сидела на крыше большого здания и пела какую-то песню, проводя тонкими пальчиками по струнам гитары. Изредка постукивая руками по деревянной лакированной поверхности инструмента, она добивалась очень красивого звучания музыки. — И стоя на краю, твое лицо подобно дикарю, а сердцем бунтарю, с холодной головой и миром под собой. — Она была увлечена пением и музыкой, пока Эрвин застыл на месте, не смея отвести взгляд от нее. — Подобно дикарю, а сердцем бунтарю, преврати жизнь в игру, подобно ди-ка-рю! Смит сглотнул, начиная медленно приближаться к конюшне, на которой и сидела рыжая. А он и не знал, что эта девчушка играет на гитаре, да причем так хорошо. Сколько лет она играла? Два года, три, пять? — Хоть кто-нибудь даст увидеть свет через тысячу ветвей и хоть что-нибудь разглядеть сквозь стекло, что мешало жить мне. А мы молоды, бьемся против всех, чтобы в лучший мир пробиться, а правду ведь сотрут... Ее голос был как журчание чистейшей речки, как пение соловья. Она не кричала, не повышала голос, но слышно ее было просто отлично. Эрвин остановился недалеко от конюшни, продолжая наблюдать, как девушка проводит пальцами по струнам гитары, постукивает ладонями по лакированному покрытию, создавая музыку. Ее лицо было до удивления расслабленным — как будто играла на гитаре она на автомате. Глаза были закрыты, а короткие рыжие волосы иногда трепал несильный ветерок. Врени уже была в форме, с накинутой поверх белой рубашки короткой курточкой и ремнями. — Угасаю, теряю себя, теряю, но поклялся, своей кровью истекая, не оставлю, конец близок, но я знаю — все же справлюсь... Ведь я подобе-е-ен, — ее голос стал выше, — дикарю! А сердцем бунтарю! С холодной головой и миром под собой! Подобно дикарю, а сердцем бунтарю, преврати жизнь в игру, подобно ди-ка-рю! Девушка давно услышала чье-то приближение и почувствовала на себе изучающий взгляд, но решила от пения не отвлекаться. В свое законное свободное время она имеет право делать то, что захочется (в рамках приличия), и это законом не запрещено. А значит — кто бы это ни был, он ей никакой опасности не представляет. Напоследок хлопнув ладонью по струнам, тем самым закончив свое душевное представление, Врени медленно рястянулась в довольной улыбке и приоткрыла глаза, которые сразу же засверкали ярким голубым огоньком в розовом свете восходящего солнца. Ее пронзительный взгляд метнулся вниз, где на плитке возвышался над землей высокий командир Эрвин. А вот это заставило девушку сглотнуть — она и подумать не могла, что это будет командир, которого она достаточно давненько не видела. «Ой, бли-и-и, трындец подкрался незаметно», — подумала рыжая и едва сдержалась, чтобы не закрыть лицо рукой. По мнению командира Эрвина она точно должна была быть еще в люльке и сосать палец, видя десятый сон. А она что? А она под балалайку песни распевает... Блин. — Балалайка три струны, я король своей страны. Приветствую, командир Эрвин! — Девушка свесила ноги с крыши и, отложив гитару, с уважением отдала честь, уже готовясь к жесткому трындецу со стороны начальства. Она слегка наклонилась вперед, чтобы полностью видеть блондина. — Приветствую, рядовой Гретхен, — кивнул Смит, а потом уже хотел спросить что-то, даже рот успел раскрыть, но Врени его перебила, замахав руками. — Погодите, я сейчас спущусь. — От девушки и след простыл. Она быстренько юркнула в открытый деревянный люк, захватив с собой гитару, и оказалась на «втором» этаже. Гретхен была порядком удивлена, когда узнала, что у конюшни есть целых два этажа и выход на крышу. Вот только на втором этаже не хранилось совершенно ничего, кроме огромного и, как могло показаться, безграничного запаса сена. Второй этаж был таким же гигантским, как и первый, только на нем не было никаких комнат и отсеков — просто большущее пространство, которое завалено огромным количеством сена, среди которого виднеются мешки с овсом для примеси в корм лошадей. Перепрыгивая через сразу три каждые деревянные ступеньки, девушка пронеслась по широкому коридору между лошадиными денниками. Пара животных недовольно зафыркали, но от рыжей уже и след простыл. — Итак, теперь по-нормальному, здравствуйте! — выдала Врени, в один момент оказываясь перед командиром. Эрвин смотрел на нее сверху вниз, наблюдая за тем, как она вешает свою коричневую лакированную гитару через плечо, так как на инструменте была специальная веревка. — Что вы хотели сказать? Яркие голубые глаза, в которых плескалась лошадиная доза любопытства, уставились на командира. На пару секунд он даже забыл, о чем хотел говорить. — Я думал, солдаты дорожат сном и сейчас даже не думают просыпаться, — сказал блондин, а Гретхен нервно сжала гриф гитары. Струны на секунду звякнули, но тонкие пальцы прижали их к деревянному грифу, заставив замолкнуть. У Врени из головы испарились все мысли. Она вспомнила, как впервые увидела этого интересного мужчину несколько дней назад, когда готовилась к экзамену по УПМ. С каким ни капельки не скрываемым любопытством он осматривал ее, буквально расплавляя своим взглядом пронзительных лазурных глаз. Тогда он казался ей идеальным — красивый, тактичный, умный, с прекрасным голосом и повадками. И сейчас Врени готова поклясться — ее мнение за эти дни ни на йоту не стали хуже. Только наоборот. Сейчас, когда он стоит перед ней, нося законное звание ее командира, он выглядит еще более впечатляюще, чем раньше. И девушке показалось, что он стал только выше с момента их встречи. Он реально... идеален. — Что так смотришь? — слегка непонимающе спросил Эрвин, увидев, как девушка уставилась на него. Ему показалось, что он где-то испачкался, и поэтому она на него так смотрит. Рыжая дернула тонкой бровью, сразу же проморгавшись и выкинув из головы все те странные мысли. — Ничего, — ответила она, на секунду стыдливо отведя взгляд в сторону, но тут же дала мысленно себе пощечину. Тряпка, хватит показывать себя кроткой овцой! Одернув себя, Гретхен вновь стала смотреть в глаза командиру. — У меня кровать напротив окна, а оно выходит на восточную сторону. Солнце спать мешает, вот я и встаю. Получив ответ, Смит едва заметно вздохнул, посмотрев в правую сторону, а Врени в это время уставилась на зеленый кулон, лежащий на его широкой, крепкой груди. Когда командир сделал вдох, кулон пришел в легкое движение и засверкал всеми красками. Прямо как кулон Эрны из лунного камня... Желтые, синие, оранжевые искорки сразу же запрыгали по всей поверхности украшения. — По утрам на улице ходи осторожнее, — произнес вдруг Эрвин, заставив рыжую оторваться от рассматривания его кулона и посмотреть ему в глаза. — Рик и Берти могут тебя спутать с вором и подобным ему человеком, который проник на территорию замка. — Кто такие Рик и Берти? — сильно удивилась Врени, потому что понятия не имела, о ком командир говорит. Никакие Рики и Берти ни разу не попадались ей на глаза с момента прибытия в штаб! — Наши два сторожевых пса, — пояснил Эрвин, а у Гретхен началась сильная мозговая активность. — Они дежурят ночью вместе с солдатами ночного дозора, которых назначил капитан Леви. Собаки они большие, поэтому, если вдруг спутают тебя с вором, могут и разорвать. — Но разве они не могут меня различить? — изогнула бровь Врени. — Почему же они днем ни на кого не нападают и вообще не появляются на глаза? — Не нападают, — согласился Смит. — Но сейчас все еще ведется ночное дежурство. Дозорные уходят с поста только тогда, когда будет проведено утреннее построение. А до этого времени и псы тоже на службе. Никто из разведчиков так рано по двору не гуляет и к лошадям не заглядывает, поэтому они могут спутать. Тем более, они вас, новеньких, даже не знают. — Логично... — протянула рыжая, после чего натянула на лицо улыбку. — Принято к сведению! * * * * * —...ну а мы тут новенькие были, совершенно ничего не знали. Ох, как нам жестко доставалось от капитана Леви, это просто был какой-то атас! — щебетал миловидный паренек, работая мокрой тряпкой и в это самое время ведя очень интересную беседу с Врени, которая стояла на коленях и отдирала такой же тряпкой засохшую кашу с плинтуса. Ее черные перчатки без пальцев уже давно были насквозь мокрые, и девушка со вздохом признала, что после этой уборки их придется стирать. Убирать в столовой — не такая уж и веселая штука, как раньше думала Гретхен. Отсюда нельзя свинтить лишний кусок хлеба — за это, оказывается, можно отгрести пилюлей. Зато тебе досталась возможность драить чуть ли не самое большое помещение этого огромного замка, поэтому стисни зубы, живи и радуйся. Когда Врени увидела размеры помещения и представила, сколько же придется тут убирать, у нее вырвалаль только одна фраза: — Глаза боятся, руки из жопы, но я не сдаюсь! Эрна с Врени были поставлены в столовую вместе с комнатой «243», в которой жили мальчишки из сто пятого кадетского выпуска. Увидев их, Врени почему-то даже стыдно стало: она-то поступила в разведку в возрасте девятнадцати лет, то есть она уже взрослая баба по принятым здесь меркам, а этим ребятишкам от силы лет шестнадцать. Вместе с рыжей мыть плинтуса по всему периметру вызвался милый паренек по имени Руди. Среди всей команды, состоящей из четырех человек, этот Рудик, как назвала его Врени, был самый... привлекательный и симпатичный, можно так сказать. Его черные как уголь волосы переливались — удивительно! — синим. Эта шевелюра была как крыло ворона — у этих птиц перья тоже отливают синим. А глаза — ох, эти глаза, — как в душу смотрят: огромные изумрудные омуты с темно-синими пятнышками возле черных блестящих зрачков. Это паренек сразу приглянулся девушке: настолько его лицо было милым. Очаровательное почти круглое личико, выражение моськи которого часто было по-детски наивно; нежно-розовые губы, как будто дольки спелого персика; забавно вздернутый кверху носик, и самая заметная и прекрасная черта — его щеки были просто усыпаны веснушками. Как будто кто-то взял и прыснул ему на лицо йод через мелкое решето. Руди оказался парнем очень общительным и сразу же начал рассказывать, как же начались его приключения в разведке. Оказывается, комната «243» была любимчиком капитана Леви на вакансию ночного дежурства, и из-за этого у Руди и его друзей был почти что ночной образ жизни. — Если честно, мне очень интересно общаться с проблемным солдатом, — ни капельки не смущаясь, заявил брюнет, отправляя тряпку в ведро с водой и тщательно ее выполаскивая. — Ты про «решение Великой Ступеньки»? — фыркнула Врени, поморщившись. Руди воодушевленно закивал. — А что ты кривляешься? — удивленно спросил он, наблюдая за реакцией девушки. — По-моему, это же круто, когда ты являешься не таким, как все! — Почему это решает ступенька?! — взвилась Гретхен, сжав в руке тряпку, которой только что наконец отодрала поганую кашу. На этот вопрос Руди только пожал плечами. — Я тут согнусь, пока этот сраный стол отмою! — пожаловалась Эрна, подходя к ребятам и кидая в ведро с водой свою тряпку. Блондинка выгнула спину дугой так, что хрустнули позвонки, после чего устало вздохнула. — У вас так каждый день? Руди не желал вставать на ноги, поэтому просто задрал вверх голову и уставился своими изумрудными глазами на девушку. — Ну... — замялся он. — Почти каждый день. Послезавтра будет законный выходной у всех разведчиков, не будет никакой работы и кому надо, можно будет съездить в город или к родственникам. — А в остальные дни мы пашем, как лошади? — изогнула бровь Хилтруд, и брюнет отрицательно покачал головой, из-за чего взлохмоченные черные волосы закрыли половину его лица. — Нет, не все дни. У нас идет распорядок: неделя уборки, неделя без уборки — только важные дела. — И какие же у вас «только важные дела»? — Эрна показала пальцами кавычки. — Почистить свою лошадь, убрать за ней денник, разгрузить продукты, допустим... Леви иногда отправлял сено косить, обязательно надо еду готовить и мыть посуду. А еще нужно проводить каждодневную уборку душевых кабинок. — Нифига себе «неделя без уборки», — не удержалась от комментария Эрна, а Руди лишь хихикнул. Врени слушала внимательно, усердно работая руками, пытаясь оттереть еще одно пятно каши от плинтуса. Сначала это пятно было в форме большого круглого солнца без лучиков, сейчас же, после десятиминутной отдираловки этой поганой еды, оно было в форме облака. И все равно не отдиралось. «Вот найду этого рукожопа, который вывалил всю эту кашу на пол, заставлю его это дерьмо самому отмывать», — мысленно поносила неизвестного ей человека Врени, все сильнее и сильнее стискивая зубы. В конце концов ребята все же справились с этой поганой работой, и рыжая, с хрустом разогнув спину, с довольным видом оглядела большую столовую. Если честно, разницы никакой и не было — просто факт, что тут уже все чисто. Но, как оказывается, для капитана Леви разница может быть очень большая. — Атас, капитан идет! — шепотом закричал Вилли — белобрысый мальчуган с торчащими во все стороны волосами, яркими голубыми глазами и милым лицом, — отпрыгивая от всегда открытого прохода в столовую. Услышав его предупреждение, все сразу решили сделать вид, что все еще убираются, поэтому похватали тряпки и разошлись по помещению. Это сделала и Врени. Она присела на корточки возле ведра с уже грязной водой и сделала вид, что просто отжимает свою тряпку от влаги. Руди же вместе с Эрной пошли «чистить» уже чистый стол. Гретхен прислушалась, замерев на месте, чтобы плеск воды не мешал, и убедилась, что Вилли говорил правду — до ее чуткого слуха донеслись еле слышные, тихие, до мастерства натренерованные шаги. Они были частые, но до жути медленные, и девушка уже знала, кто способен на такую ходьбу. Таким бесшумным шагом обладает в этом замке только капитан Леви. «Идет, как кот на охоте, — подумалось рыжей, и она сжала тряпку в руках, из-за чего по ткани начала струиться вода. — Сейчас вот-вот выпрыгнет...» И он выпрыгнул. Вернее — грациозно вышел из-за поворота, встав в проеме большой арки, которая соединяла столовую с коридором. Опять к нему нельзя было придраться: он был как всегда одет с иголочки — рубашка идеально выглажена и кристально чиста, шейный платок был складочка к складочке уложен на груди, темные солдатские сапоги были настолько вычищены, что грозились ослепить своим блеском. Он снова был бесподобен. В отличии от Врени. — Приветствуем, капитан Леви! — хором гаркнули мальчишки из сто пятого кадетского выпуска, мигом отдав честь, а вот Эрна с Врени немного затупили, забыв, что нужно поприветствовать начальника, поэтому просто молча положили кулак на левую сторону груди и немного растерянно переглянулись. На приветствие капитан лишь кивнул, смотря исключительно на новеньких девушек среди этой пацанячьей компании. От его пронзительного орлиного взгляда ничего не укрылось: даже то, что эти новенькие не приветствовали его голосом. — Закончили? — спросил он, а от его спокойного мурчащего голоса у Врени по спине табуном пробежались мурашки, заставив поежиться. — Вроде да... — ответил ему за всех коротко стриженный парень с зелеными глазами, которого, как запомнила Врени, зовут Майс. — Хватит мямлить, — тут же одернул его Леви, но его тон голоса совершенно никак не изменился. — Нужен четкий ответ, а не это овечье блеянье. Майс тут же расправил плечи, и Гретхен заметила, как сжалась его рука, в которой он зажал тряпку. Вода тут же брызнула из ткани мелкими едва заметными капельками. — Да, капитан Леви, мы закончили! — уже более уверенно отрапортовал зеленоглазый, а брюнет удовлетворенно кивнул, медленно на секунду прикрывая глаза. Вначале капитан прошелся по территории других ребят, в том числе и Эрны, которой уделил гораздо больше внимания, чем всем остальным. В это время блондинка настолько сильно сжимала кулаки от волнения, что Врени видела, как белеют костяшки ее тонких аккуратных пальчиков. В конце концов Леви последним делом добрался и до самой Гретхен, которая тут же выпрямилась. Она с подозрением наблюдала за тем, как капитан прохаживается в доль плинтусов, высматривая буквально каждую пылинку, как своим пронзительным взглядом сканирует каменные стены и щели между каменными кирпичами, которые девушка тоже протирала. Леви ходил, словно кот на охоте — выбирал место, куда лучше всего ударить. Вот только на этот раз его ждал облом. Врени была в полной боевой готовности. А именно: чистила даже там, где не достанет, чистила то, что не принадлежит ее территории, чистила так, что нельзя было придраться. После фееричной приборки и не менее фееричного ухода из столовой капитана Леви, потому что его исчезновение сопровождалось облегченными вздохами напряженных разведчиков, Врени поднялась вместе с Эрной на чердак, где высушила перчатки. — Может, пора бы без них ходить? — озвучила свои мысли Хилтруд, сидя на кровати и заплетая себе косичку, наблюдая, как Гретхен прощупывает перчатки, чтобы понять, высохли они или нет. На этот вопрос рыжая перевела свой взгляд на блондинку, вопросительно и немного насмешливо изогнув бровь. — Чего? — фыркнула она, а потом неосознанно шевельнула ушами. Кажется, каждый человек стремится научиться так делать: напрягать определенные мышцы лица, из-за чего в движение приходят уши. А вот Врени сколько себя помнит — всегда так умела делать. — Я про то, что ты не сможешь всегда скрывать это, — Эрна кивком указала на ладони подруги, — от других. В этом же нет ничего пристыдного! Гретхен посмотрела на свои руки, пару раз моргнув. То, что она видит каждый день, раздражает ее до сумашествия. Ей противно смотреть на это, ей сразу же хочется спрятать эту жуткую особенность, изъян на таком неидеальном теле. Она не хочет это показывать совершенно никому. — Я не смогу без перчаток, — отозвалась наконец Врени, после чего быстро и ловко надела на свои руки черные перчатки, тут же удовлетворенно прикрыв глаза. — Ты даже свое родимое пятно так не защищаешь, — развела руками Эрна, на что получила в ответ раздраженное шипение подруги. — Что ты орешь на всю округу? — тут же нахмурилась рыжая, неосознанно, по привычке прижав ладонь к правой стороне головы, где за ухом, скрытая огненными волосами, давно красовалась какая-то выжженная ерунда. Девушке не нравится, когда об этом говорят. — Это пятно защищают волосы. Эрна, беззлобно усмехнувшись, вздохнула, а потом перевела взгляд на окно. — Наш черный дружбан когда сюда соизволит принести свою тушку? — спросила она, пригладив собранные в высокий хвост белёсые волосы. — Скоро, наверное, — пожала Врени плечами, понимая, о чем говорит подруга, но ни капельки не волнуясь. — Принесет он свою тушку, куда ж он денется? Кстати, — рыжая щелкнула пальцами, — что тут можно делать, когда уже выполнил все задания? — Получить еще от капитана, — не раздумывая, ответила Эрна, неосознанно и по привычке звонко хрумкая своими ногтями. Гретхен попыталась успокоиться: эта глупая женщина-блондинка когда-нибудь доведет ее до нервного срыва. Как можно вот так грызть ногти?! — Убери руки изо рта! — тут же шикнула рыжая, а Хилтруд замерла, поняв, какую ошибку совершила. — Я же тебе сто раз говорила: глисты заведутся, я тебя к доктору не отпущу. Подыхать в муках будешь! — Опять ты за свое, — устало вздохнула Эрна, закатив глаза, но пальцы изо рта все же убрала, от греха подальше спрятав их за спину.  — Не грызу я, не грызу, не кипишуй. Врени фыркнула. Она уже в который раз слышит эту самую фразу, но Эрна до сих пор не избавилась от детской привычки грызть ногти. Вот ей самой не противно брать в рот пальцы, тем самым приглашая к себе в организм все вирусы человечества? Мало ли что у нее там на руках... Вспомнилась мама. Эвелин всегда твердила Врени, что ногти грызть нельзя. Вот только девушка это поняла только после смерти матери. — Жопень поднимаем и идем по делам гулять. — Гретхен схватила подругу за предплечье и начала дергать руку вверх, принуждая встать. — А то жиром обрастешь, что я делать буду? Я тебя в речку брошу: заодно и искупаешься, и плавать научишься, и пару килограмм сбросишь. — Да иду я, — цокнула Эрна, все же встав с кровати. Девушки покинули чердак и спустились на первый этаж, шагая в сторону выхода и при этом беседуя о том, что в воскресенье, когда будет выходной, надо будет сходить в лес, что растет вокруг замка, и набрать себе немного яблок на сушку. Врени любит сушеные яблоки. И поэтому постоянно носит с собой маленький мешочек, прикрепленный к солдатскому поясу, где лежит горсти две сухофруктов. Только вот эта еда не для нее, а для кое-кого другого. — По пути сюда я яблоню видела, — говорила Эрна, пока Гретхен открывала массивные двери наружу. Выйдя из здания, девушки сразу же столкнулись с группкой уже знакомых ребят: Жаном, Конни и Сашей. Они сидели на маленьком парапете прямо возле дверей, что-то достаточно тихо обсуждая, а когда двери открылись, тут же перевели взгляды на новеньких. — Опа, — развела руками Эрна, пару раз моргнув, — а вы что тут делаете? — Отдыхаем в свое законное свободное время, — отозвался Жан, фыркнув, подобно настоящей лошади. — Ребята, только не орем, — тут же начал давать инструкции Конни, смотря на девушек, а потом кивнул куда-то назад, указав большим пальцем себе за спину. — А то пилюлей достанется. Врени сначала не поняла, к чему клонит Спрингер, но потом она посмотрела туда, куда он указывал. А там, в тени большого дерева, на широкой лавочке расположилось офицерское трио — командир Эрвин, просматривающий бумаги, словно он ни минуту не может прожить без документов, капитан Леви, закинувший ногу на ногу и вяло посматривающий на текст листа у блондина, и Ханджи, которая в это время давала указания своему стоявшему рядом помощнику Моблиту. Теперь понятно, почему ребята тише воды ниже травы. Сейчас Гретхен заметила, что к этой офицерской тройке никогда не приближались лейтенанты, которые тоже входят в офицерский состав. И это казалось странным. Пробежавшись заинтересованным взглядом по командиру Эрвину, который что-то сказал капитану, Врени посмотрела на незнакомую ей до этого майора Ханджи. Она слышала, как ее зовут, но вблизи никогда не встречалась — так, просто однажды видела в другом конце коридора, но женщина тогда сразу же испарилась. А Ханджи оказалась очень даже интересной натурой — собранные в хвост коричневые волосы, нос с горбинкой, который придавал ее лицу еще больше красоты, очки, которые, сверкая своими стеклами, закрывали каштановые, почти красные глаза. Неосознанно, девушка перевела взгляд на капитана Леви, который весьма вальяжно раскинулся на просторной скамейке, закинув ногу на ногу и положив руки на спинку лавочки. Его голова была повернута в полоборота в сторону рядом сидящего командира, а серые глаза скошены на лист бумаги, который Смит сжимал в руках. Врени почему-то не могла оторвать от него взгляд, но вдруг ее как будто ледяной водой окатило — Леви вдруг ни с того ни с сего посмотрел на нее. Именно на нее. Мурашки предательски пробежались вдоль позвоночника, как только рыжая увидела эти серые глаза, которые слегка вопросительно уставились на нее. Врени как будто током ударило в этот момент, и разряд прошелся по всему телу, вызвав судороги в конечностях. Гретхен поспешила отвернуться от капитана, тут же сделав вид, что ей ну очень интересна болтовня ребят о мытье унитазов и душевых кабин на следующей неделе. Очень интересна... Даже больше серых неповторимых глаз, взгляд которых рыжая до сих пор чувствовала на себе. Вдруг над задним двором, где и сидели ребята с начальством, разнеслось громкое «кар!», заставив разведчиков поднять головы и оторваться от обсуждения уборки. Над площадкой начала носиться черная пернатая фигурка, которая, усердно махая крыльями и неустанно вопя очередное «кар-кар-кар», словно кого-то выискивала. Птица как будто была настолько перевозбуждена и взволнована, что билась в воздухе из стороны в сторону, не забывая истошно вопить. — Что с ней? — изогнула бровь Саша, которая за всю свою охотничью жизнь никогда не видела такого поведения птиц. — А фиг ее знает, — протянул Конни, задрав голову и следя за полетом пернатого животного. — Может, пчела в задницу ужалила? Врени лишь фыркнула и довольно посмотрела на Эрну, которая сложила руки на груди, смотря в горящие голубые глаза подруги, в которых плескалась доля хитринки. Блондинка уже поняла, что захотела устроить эта рыжая бестия, поэтому лишь ехидно улыбнулась и слабо кивнула. Врени тут же повернулась к ребятам. — А спорим, я заставлю эту пташку сесть мне на руку? — предложила она, а ребята тут же удивленно и непонимающе уставились на нее. — Что за бред? — фыркнул Жан, нахмурившись. — Не смеши! — А я не смешу, — уверенно проговорила Гретхен, а потом решила повысить ставки. — Она мне на руку не только сядет, но и говорить научится! — Брешешь, — не поверил Конни, а рыжая только ухмыльнулась. Она развернулась, подмигнув довольной Эрне, после чего грациозно прошествовала к середине площадки, взглядом следя за летающей птицей. Леви уже давно раздражала надоедливое воронье карканье, но, увидев, как к середине площадки идет Врени, капитан вместе с командиром и ученой внимательно за ней наблюдали. Аккерман тут же отметил, что девушка недурна на внешность: настолько грациозного она шла в этих солдатских тяжелых сапогах, что казалось, она шла босиком. Врени подняла голову, смотря на птицу, после чего выставила руку вперед. Как учил ее отец, она громко свистнула, и свист мигом распространился по всей площадке. Черное пернатое существо сделало пару кругов вокруг девушки, после чего вдруг приземлилась на протянутую руку. Ощутив тяжесть птицы, Врени ухмыльнулась, глядя в черные глаза животного, которое тут же распушило свои черные как уголь перья. Она же говорила, что он должен был скоро прилететь. Ребята наблюдали все это дело с открытым от удивлением ртом. Но их челюсти чуть не упали на пол от еще большего удивления, когда Гретхен, приблизившись к ним, вдруг спросила: — Такер кто? Всех поразил ответ: — Такер — ворон, — который был произнесен явно не человеком. Продолжение следует... Imagine Dragons — Natural — cover by Музыкант вещает