Крылатая Свобода

— Один эксперимент нашел другого. — Че? — только и смогла спросить Врени, наклонив голову набок. Такер как-то странно прокряхтел у нее на плече, смешно повернув голову и открыв клюв, поблескивая своими темными глазками. Кажется, у Николоса температура... Или эта зеленая краска на щеке оказалась каким-то смертельным ядом, который вызывает у человека бред. Или как тогда еще можно объяснить его поведение? А вот парень пояснять причину своего ненормального веселья не спешил. Лишь наконец соизволил посмотреть девушке в глаза и как-то странно прищуриться. — Что случилось? — рыкнула рыжая, сжав руку в кулак. — Говори! — Странно, что ты сама не заметила, что твоя пташка странная. — Такер в полном порядке! Странный тут только ты! — Воу-воу, Тыковка, не кипишуй ты так, — Николос поднял руки в жесте «сдаюсь», а на его щеках продолжали красоваться ямочки. — Естественно, Такер в полном порядке... для эксперимента. — Либо ты рассказываешь все прямо, либо я пропишу тебе бесплатный фингал под обоими глазами. Парня это заявление никак не устрашило — он даже бровью не повел. Лишь хмыкнул. — Вороны разговаривать не могут, думаю, это логично. — Неправда! — сразу же запротестовала Врени. — Они умеют! Помнишь старика Вига из нашего города — у него тоже такой был! — Да-да, его трудно не запомнить... — Николос даже глаза в сторону отвел, вспоминая странного старичка из Горнзона, которого все обходили стороной. На плече у него сидел такой же старый потрепанный возрастом ворон, который постоянно говорил только одно слово — «клюква». Причину, почему он это говорил, никто не знал, но ворон-то говорил, причем говорил разборчиво. — Но смотри, возможности этих птиц отличаются. Гретхен сложила руки на груди, сдвинув губы в сторону. — Тот ворон говорить умел, и Такер тоже умеет, — проговорила она, явно не понимая, к чему блондин клонит. — Если научить — они смогут. — Не спорю, ворон — пташка умная. Но обычная такая птица может говорить от силы пару слов, может, тройку. И этим словам ее нужно долго обучать, чтобы она смогла это повторить. Такер же, как я вижу, может чесать языком налево и направо, да и новые слова он запоминает очень быстро. Николос вспомнил, что стоило Врени только один раз произнести «Никки», как Такер тут же повторил это, да и не один раз. Гретхен с сомнением прищурила глаза. — И к чему ты клонишь? Николос улыбнулся, засовывая руки в карманы своих рабочих брюк. — Как тебе известно, Джозеф — ученый. Так, а такое начало ей не нравится. Совсем не нравится! Только не говорите, что Такер — это тоже эксперимент, к которому причастен Джозеф! — Собственно, и общался в молодости дядя только с особыми людьми. Среди них был один мужчина, который старше него был лет так на двадцать точно, не знаю, жив ли он сейчас. Вилфрид, кажется, его звали... хм, не помню точно, надо будет уточнить. Блондин покосился на девушку. — Не сказать, что Вилфрид был гением, но мозги у него определенно имелись на разные эксперименты по скрещиванию и выведению новых пород растений, а иногда и животных. Дядя рассказывал, что у него была идея вывести такой вид птиц, которые бы могли без проблем повторять человеческую речь. С их помощью можно было бы отправлять голосовые послания в другой конец стен, а не посылать гонца. И таких птиц он в итоге смог вывести, правда, всего одну, да и та в итоге каким-то чудесным образом смогла улететь. Ну и, собственно, кажется, это один из ее потомков, — Николос кивнул на Такера, который аж притих, будто бы понимая, что говорят о нем. — Так как за основу своего эксперимента Вилфрид взял ворона, как одну их самых умных птиц. Захотелось громко хлопнуть в ладоши. Шикарно, Врени с Такером как два сапога — пара на убой. Одна стала экспериментом, другой от нее не отстал. Это ж надо — иметь у себя в предках говорящую птичку. Девушка лишь хмыкнула, погладив Такера по черной голове. А что ей говорить? Ее уже после всего того, что произошло, не может, наверное, удивить абсолютно ничего. — А я ожидал бурной реакции, — разочарованно вздохнул Николос, почесав затылок. — Меня уже таким не удивить. Ненавижу теперь слово «эксперимент»... — Врени цыкнула. — Почему же? — Это моя жизнь, — она тихо засмеялась, но смех был далеко не радостный. — Один сплошной эксперимент... Значит, Такер может запоминать человеческую речь гораздо лучше остальных птиц? — Видимо, да, но так как он — лишь потомок изначального эксперимента, то его возможности заметно угасли по сравнению со своим предком. Николос поднял к небу глаза, как-то легко и блаженно улыбнувшись, как только ветер растрепал его волосы. — Ну, видимо, так и должно было случиться, раз вы встретились, — в конце концов произнес он, а потом повернул голову к девушке и улыбнулся. — А теперь пойдем, не нужно заставлять дядю ждать, а то он передумает. — Пусть только попробует! — грозно выдала Врени, сгоняя с себя Такера, который сразу же полетел по своим птичьим делам. И сколько еще она должна вынести на своем пути? Что она должна претерпеть, чтобы просто... Выжить? *  *  *  *  *  После возвращения капитана с так называемого «секретного» задания прошло времени всего-то около пары суток, а такое ощущение, словно это произошло в прошлом месяце. С одной стороны — Разведка словно лишилась какой-то внушительной горы проблем, а с другой... словно она потеряла какой-то очень важный шанс. Это ощущение буквально в воздухе летало. Заставляло давиться им. Обычным солдатам этого было не понять. Обремененные собственной нелегкой жизнью, они даже и не заметят пропажи какого-то одного солдата. Таких на вылазках гибнут десятки, а тут — потерялся на территории стен. Всем наплевать, никто и не вспомнит, что когда-то по этим самым коридорам ходила рыжая проблема всего легиона, под которой на первом построении скрипнула ступенька. Ее никто и не считал проблемой как таковой. Просто ради забавы придуманное правило о скрипящей ступеньке. Только вот ступенька оказалась права. Эта рыжая разведчица была самой настоящей проблемой и несла в себе угрозу распада всего легиона и всех-всех последствий после этого. Никто не знал, какие тайны хранит в себе эта вполне обычная на первый взгляд девушка. Никто и не догадывался, что перед ним не рыжая простая разведчица, а настоящее крылатое оружие Разведотряда. Не просто рыжее недоразумение, а единственный уцелевший подопытный. Она пропала — никому и дела нет. Да и какое может быть дело до совершенно обычной разведчицы... Только вот Жан не относился к этой общей массе. В отличие от других, он был для Врени близким другом. И теперь ему приходится тянуть на себе весь тяжелый груз этой дружбы. Было такое ощущение, словно его предали. Противное, мерзкое, сколькое чувство не отступало, сдавливало горло, но Кирштайн упорно уверял себя в том, что все это — просто ложь и глупая шутка. Парень извелся. За те проклятые несколько недель, в течение которых девушки не было, он стал очень плохо спать. По известной информации, Гретхен вместе с капитаном была отправлена на какую-то просто жуть какую секретную миссию. Только вот в Штаб вернулся только капитан. Один. Без Врени. Недосып сказался на самочувствии — Жан был словно взвинченный кот, которому раз за разом выдергивают усы. Он стал невнимательным, пропускал все мимо ушей, не замечал почти ничего и даже на Эрена перестал обращать даже каплю внимания. Но если его кто-нибудь трогал — это означало взрыв пороховой бочки, ибо бабахнуть Жан мог конкретно и со вкусом. Огрызался, словно зашуганный побитый и потрепанный жизнью волк, не сдерживался в выражениях и абсолютно не держал себя в руках, если кто-то решался вдруг нарушить его мнимую зону комфорта. Он был живым мертвецом. Побледнел, исхудал, на тренировках был словно сваренный протухший картофель и почти не занимался, под покрасневшими глазами залегли темные тени, а тонкие губы уже никогда не кривились в улыбке или усмешке. Куда пропала Врени? Этот вопрос мучал Жана долгое время, вернее всегда. Он думал об этом ночью во время бессонницы, он думал об этом во время еды, во время тренировок, дежурства и мойки отведенной территории. Всегда. И в его голове словно исцезли все мысли, кроме одной. Где Врени носит? Жан хотел сразу же накинуться на Гретхен и хорошенько прочистить ей мозги, ждал, когда она вернется. Но вернулся только капитан. Леви приехал один. Сначала Кирштайн не понял, но потом у него словно сердце в пятки ухнуло. Он понесся выпытывать у капитана информацию, за что потом получил жесткий втык от мрачного словно грозовая туча Аккермана. Леви ничего говорить не стал, был похож на взбешенного кота, не желал вообще даже словом обмолвиться, а когда Жан только и успел заикнуться о Врени, то поплатился вообще за то, что вообще капитану на глаза попался, получив роль часового на три ночных дежурства подряд. Леви был в бешенстве. Он не крушил все вокруг, брызжа слюной и давясь белой пеной, но вот крепко стиснутые челюсти, напряженный вид, ненавистный взгляд на все живое и неживое говорили о том, что еще чуть-чуть — и вместо Штаба Разведотряда будет внушительный кратер от ядерного взрыва. Аккерман выглядел еще более ужасающе, чем Кирштайн в последнее время. Жан заснуть не мог. Всю ночь он проторчал на дозорном посту, где застудил поясницу, хоть и говорил себе, что на ночь нужно одеваться теплее, чем раньше. В итоге разумного совета из глубин своего разума он не послушал, за что потом и поплатился, добившись простуженной поясницы и отмороженной задницы — не надо было сидеть на каменном покрытии дозорной стены. Вот говорила же мама не садиться на холодное, и почему он только сейчас вспомнил о ее советах? Капитан Леви круглые сутки ходит, словно мстящий восставший из забытой могилы призрак, ищущий, чьи бы кишки выпустить на этот раз. Загонял на уборке будь здоров, хоть стой хоть падай, собственно, Жан успешно и упал на свою кровать, сложив руки на животе и приняв вид покойника. Как раз покойником ему и осталось прикинуться. Лицо бледное, сам исхудавший, как голодавший больше недели, под глазами мешки. Хоть становись и оплакивай умершего. — И чего капитан так взьелся? — Эрен почесал затылок, сидя на кровати Армина. — Нормально же убирали... — Тот же вопрос, — поддакнул Конни, разминая затекшую шею. — У него еще, вроде бы, нет сезонного обострения, на улице не холодно и не жарко... и мы даже ничего учудить не успели... и за что втык тогда? — За плохо прополощенную тряпку, — вынес вердикт Армин, стоя напротив раскрытого шкафа и меняя запачканную после уборки кофту. Сразу же донесся фырк со стороны Эрена. — Ну не понимаю я его! Вот за что внеочередное дежурство-то?! Мы что, веник в руках неправильно держали? Или нам надо было попросить всех пауков переселиться в другое место, прежде чем сметать паутину? — Не подкидывай ему идей, а то вдруг он за дверью стоит и подслушивает! — шикнул Конни, покосившись на упомянутую дверь, словно ожидая, что она сейчас со зловещим скрипом откроется, и сюда словно палач явится Аккерман, обрекающий их на пожизненные мучения в конюшне или где похуже. Парня аж передернуло. — Сдался ты ему, — отмахнулся Йегер. — Ну не знаю. Капитан как с задания вернулся, так сразу все пошло лесом. И что это за задание такое интересное, о котором не знает абсолютно никто? Я спрашивал, даже лейтенанты абсолютно не в теме были, когда узнали, что Леви куда-то свалил! И что такое случилось? — И где Врени? — вдруг гаркнул Эрен. — Он свалил, и она вместе с ним, а вернулся капитан один. Может, она его так достала, что он ее где-нибудь прибил по дороге и труп в лесу закопал? — Хватит надумывать, — оборвал дальнейший галдеж Армин, натягивая на себя кофту. — Так сплетни и рождаются. — Они уже родились, не мы их породили — не нам от них и избавляться. — А потом Леви будет абсолютно все равно, кто их породил, он убьет всех, кто под руку попадется. — Так даже не понятно, что случилось! Что там могло произойти за эти сраные несколько недель его отсутствия? И все-таки мне кажется, что Врени уже где-то успешно закопана под какой-нибудь сосной... — Не каркай. — А что сразу «каркай»? Может, я чирикаю... — Леви тебе быстро чирикалку и залепит. — Черт, Армин, хорош уже! — А? — парень аж повернулся на голос друга, невинно захлопав голубыми глазами. — И когда ты так парировать научился? — Этому не учатся, с этим рождаются, — заржал Конни, за что получил в свой адрес недовольный взгляд Эрена. — Странно все это. То Врени в больнице лежит из-за какой-то немыслимой болезни, то слишком уж на нее обращает внимание начальство... Вот насчет начальства, кстати, слишком подозрительно. Со мной тоже так носились из-за моих титаньих способностей, но больше такого ни с кем не делали. — И чего, тебе завидно, что кто-то твое место занял? — ухмыльнулся Спрингер, а Эрен вытаращил свои глаза. — Ну тебя! Мне не жалко, я даже счастлив, что меня пока оставили в покое. Но Врени... плохое предчувствие у меня. — Плохое предчувствие — дело привычное. — Но это не повод это чувство игнорировать! — Не повод, конечно, но оно может и обмануть... — Ну все, сейчас мы с темы не в те кусты свернем, — вздохнул Йегер. — Я про то, что сначала на Врени обращается много внимания, а потом она уезжает вместе с капитаном куда-то непонятно куда, а потом капитан приезжает один. Ну странно же, ну честное слово, вот задним местом чую, что нам опять чего-то очень важного не рассказывают! — А ты ожидал, что начальство тебя посвятит в серьезные секретные темы? — изогнул Конни бровь. — Тебе даже ящик с едой не доверяют, потому что ты его у Саши отвоевать не можешь, чего уж ожидать от секретных тем. — Ну, знаете ли, я ведь титан, меня во многое посвящают... — Эрен надулся. — У тебя любой план вылазки из башки вылетает, и ты все равно делаешь по-своему. И постоянно капитан Леви с Микасой спасают твою задницу из кромешной беды. Йегер промолчал, испепеляя Спрингера убийственным взглядом. Тот только плечами пожал, хитро улыбнувшись. — Кстати, а ведь Врени с тобой хорошо общалась, ты ничего о ней не знаешь, Жан? — вдруг спросил шатен, посмотрев и обратившись к лежащему на своей кровати парню. Кирштайн до этого был совершенно безучастен, продолжая лежать в позе покойника со сцепленными на животе руками. Но вот когда Эрен обратился к нему, причем таким странным тоном, словно это был какой-то колкий намек, парень раздраженно выдохнул через нос и даже не соизволил открыть глаза. — Иди к черту. Такая траектория движения Эрена удивила, в принципе, как и поведение самого Жана. Тот все продолжал лежать на своей кровати, словно вокруг вообще никого и ничего не было, сохраняя полнейшее безучастие или, по крайней мере, собираясь это делать. — Э? Чего так сразу-то? — поднял брови Йегер, пока Конни с Армином настороженно переглядывались. — Что, о Врени вспоминать не хочешь? Ну ладно... — Заткнись. Честное слово, это начинает бесить. Кирштайн глаза не открыл, но прошипел это сквозь плотно сжатые зубы, не собираясь слушать всю эту болтовню. — Да что ж ты такой... — уже хотел было спросить Эрен, как вдруг его прервало взбешенное шипение парня. — Заткнись, или я тебя силой заставлю заткнуться надолго. — Что, тема про девушку неприятна? — Не смей про нее ничего говорить, — за этими словами ореховые глаза Жана угрожающе распахнулись, тут же стрельнув уничтожающим взглядом в надоедливого Эрена. Тот аж непроизвольно сглотнул от этого. — Вот именно из-за таких, как ты, у нас и проблемы. Кажется, скоро будет взрыв пороховой бочки. Только вот Йегеру по барабану, он вдруг решил заделаться смертником и, видимо, умереть в ближайшие пару минут. — А я-то тут причем?! Это вон, твоя Белка кучу дел, видимо, натворила, раз теперь мы в таком положении! Недаром ее проблемным солдатом сразу же и окрестили! Конни и Армин переглянулись уже как в десятый раз за последнюю минуту, только вот теперь они оба сглотнули и приготовились к новой войне. Эта фраза Эрена стала так называемой точкой невозврата. Опять ляпнул, что только в голову взбрело, и только потом подумал, что это было как минимум обидно. Как минимум. Жан обиды не чувствовал. Не чувствовал из-за внезапного прилива ярости, которая словно заволокла глаза красной пленкой. Сейчас Разведка лишится последней надежды человечества, которая, видимо, сейчас вылетит в окно в виде полудохлого Эрена. — Зараза, — прошипел Кирштайн, напрягаясь и разом вскакивая с места, поднимаясь на ноги. Эрен поднялся тоже. И теперь они стояли друг на против друга, как готовящиеся к драке петухи. — Да как ты смеешь вообще о ней говорить... — Правда глаза колет? Сейчас эта правда в виде кулаков Кирштайна ему самому морду набьет. Парень аж зубами скрипнул. — Хм, раз она твоя девушка, то тогда понятно, что ты так кипишуешь, — словно красной тряпкой перед быком замахал Эрен, а красная пленка перед глазами Жана превратилась в сплошной кровавый покров. — Выбрал себе, однако, сомнительную половинку, она вон какая странная, сколько проблем с ней у начальства. Говоря это, он, наверное, совершенно позабыл, что самой главной проблемой Разведки и сплошной головной болью является он сам. И сейчас, видимо, Разведка от этой проблемы успешно избавится. — Эм-м, ребята, давайте-ка... — попытался утихомирить друзей Армин, приподняв руки, призывая их успокоиться. Его слушать никто не стал. — Да, давайте просто сыграем в «камень-ножницы-бумага» и разойдемся! — поддакнул Конни, которому не хотелось быть свидетелем мордобоя, насчет которого потом капитан Леви точно устроит допрос. Сейчас эти двое сыграют отнюдь не в «камень-ножницы-бумага», а в «ударь-Эрена-ботинком-по-морде». Или чего похуже, включая в себя и вариант выпадения кого-то из окна. В следующее мгновение Жан подскочил к Йегеру, который тут же принял оборонительную позицию, готовясь в любой момент ударить противника в лицо, либо сам же по лицу и получить. Только вот Кирштайн ухватил его одной рукой за воротник кофты, а другую уже занёс для удара, сжав ладонь в кулак. Он бы его ударил. Избил бы до такой степени, что у Йегера бы просто силы закончились на регенерацию. «Дам тебе дружеский совет: научись бороться не с Эреном, а с собой.» Как только в голове всплыли слова Белки, которые она говорила незадолго до того как слечь в больницу, Жан затаил дыхание. Он замер, грозясь обрушить весь свой гнев и негодование на Эрена, пока сам Эрен стиснул зубы и с вызовом глядел прямо парню в глаза. «Ты не сможешь поставить его на место, Жан... Он почти что бессмертный. На нем все ушибы заживают моментально. А вот на тебе нет. И в итоге он совершенно невредим, а у тебя фингал под глазом и вывих плеча. На нем трюк с избиением не прокатит никогда.» Тогда у Жана были тяжелые последствия после потасовки с этим зеленоглазым петухом. А Врени за него беспокоилась, беспокоилась за его самочувствие, старалась дать правильный совет... «Я тебя прошу: постарайся придержать свой пыл.» Черт. Белка, ну почему твои слова вспоминаются так некстати? Если она просила... он это выполнит. Но она бы за себя заступилась в этом случае. Отстояла бы свою честь, заткнула бы Эрену рот... Или нет? Крепко сжатый кулак вдруг дрогнул, а нижняя губа Кирштайна заметно дернулась. Это заметил даже Эрен, который с удивлением и непониманием вытаращился на противника. А в ореховых глазах была боль. Боль и жуткая тоска вперемешку с отчаянием, обидой и злостью. Такого Жана увидишь нечасто... аж драться внезапно перехотелось. Кирштайн ничего говорить не стал. На лбу у него выступил пот, который из-за потыва ветра в открытое окно охладил разгоряченную кожу. Парень просто слегка прищурил глаза, выражая этим презрением, а потом с каким-то остервенением оттолкнул Йегера от себя и стремительно вылетел в коридор, громко хлопнув дверью. Драки не случилось. А Армин и Конни облегченно выдохнули, но в следующую секунду с удивлением и непониманием посмотрели парню вслед, натыкаясь взглядом на захлопнувшуюся дверь. — Зря ты так... — только и проговорил тихо Армин, пока Эрен продолжал таращиться в одну точку, где совсем недавно стоял Жан. Который сейчас стремительно шел по коридору, желая поскорее убраться с этого чертового этажа. Планы хоть немного поспать опять разрушились у него на глазах, теперь аукаясь головной болью, на которую, в принципе, ему было сейчас совершенно плевать. Чертов Эрен. Чертово начальство. Чертова Белка и чертова непонятная тайна, с ней связанная. Почему ему сейчас так тошно? Ему плохо, как будто бы больно, чувство такое, словно он брошенный щенок в прогнившем переулке. Противно. И тяжело. Тусклый свет с улицы, где уже смеркалось, проникал сквозь окна коридора, по которому стремительно шел разведчик, от усталости потирая виски и глаза. Захотелось вдруг выйти в поле и прокричаться там хотя бы минут десять. Захотелось закричать до хрипоты, сорвать голос, лишь бы выпустить вместе с криком все эмоции. Или пойти и побить что-нибудь. Хотя бы то же дерево. Разбить руки в кровь, лишь бы выпустить пар. Странно, что в это время в коридоре было пусто. Ему встретился только один-единственный разведчик, живущий в соседней комнате, мимо которого Жан просто молча прошел, вернее чуть ли не пролетел. Он просто решил выйти на улицу. Просто выйти и пройтись раз двадцать вокруг замка. Спустился по лестнице, намереваясь выйти на первый этаж, но тут внезапно столкнулся на лестничной площадке второго этажа с капитаном. Они словно разделяли одно состояние на двоих. Оба усталые, полные отчаяния и негодования, с бледными лицами. Сейчас Леви даже уже не стал ничего говорить — он был истощен. Полностью. Еще чуть-чуть — и он просто чуть ли не замертво упадет. Соответственно, и на вопрос упрямого Кирштайна он все же решил ответить. — Капитан, — обратился Жан к нему осипшим, севшим голосом, смотря на него сверху вниз, пока Леви отстраненно смотрел в стену, — скажите, пожалуйста... Что с ней все-таки случилось? Аккерман не стал на это реагировать резко, чего Кирштайн сначала ожидал. Он просто около минуты стоял молча, сверля своим пустым уставшим взглядом в стенке дыру. А потом вдруг поднял на парня глаза, так же устало ему и ответив: — Сбежала. Где-то далеко, в Конном Центре «Крофорд», вдруг звонко икнула Врени, словив на себе взгляды Николоса и Джозефа. Продолжение следует... Red — Let it Burn