Крылатая Свобода

Ноги с дрожащими коленками на ширине плеч, напряженные руки за спиной, несостриженные под корень ногти больно впиваются в ладони, спина прямая, голова поднята, челюсти сжаты, глаза устремлены в одну точку. Что это? Это первое за столько времени построение для Врени Гретхен. Вернее, для Руби Рубай. Знали бы остальные вокруг, как ей страшно находиться в этой большой толпе разведчиков на утреннем построении. Стоять среди стольких людей с абсолютно отстраненным лицом дается ей тяжело. Даже маска на лице почти не спасает — ей кажется, что все внимание обращено на нее. Хотя она почти не выделяется из толпы — спокойно стоит среди высоких широкоплечих парней и мужчин, из-за которых ее почти не видать. Но она нервничает. И еле сдерживается, чтобы не начать кусать губу от волнения. Если на нее посмотреть со стороны, то можно увидеть спокойную красивую девушку — фигуристую, длинноногую, стройную, с прямой спиной и тонкой талией, даже хрупкую — с узкими плечами, тонкой шеей, аккуратной формой лица и тяжелой рыжей косой за спиной. А в голубых морозных глазах — отстраненность и холод. Но знали бы все вокруг, чего стоит ей это спокойствие и отстраненность. Знали бы они, что на самом деле руки за спиной у этой девушки еле заметно дрожат, а колени подкашиваются от волнения. Знали бы они, с какой силой она стиснула челюсти, стараясь не кусать скрытые под маской губы. Ей кажется, что все смотрят на нее. Ей кажется, что она в центре внимания. Ей кажется, что все сейчас полетит к черту и кто-то из толпы выкрикнет: «О, так это же Гретхен!». Ей страшно. Ей тревожно. Она сильно волнуется. Но ничего не происходит — все слушают капитана Леви, стоящего на маленькой деревянной сценке, которая никак не изменилась. На девушку даже никто не смотрит, а тканевая маска на ее лице не вызывает подозрений — во время какой-нибудь болезни солдаты часто надевают повязки на лицо, чтобы не заразить остальных. Никому нет дела до девушки, которая каким-то странным способом затесалась среди высоких парней почти в самом дальнем ряду, хотя должна, в принципе, стоять ближе к сцене из-за своего обычного невысокого роста. Никто почти ее и не помнит. Или, может, кто-то пробежался по девушке глазами, вдруг понимая, что ее яркие рыжие волосы кажутся смутно знакомы, но тут же отбрасывает эту мысль, потому что саму разведчицу вспомнить не может. Она боится зря. — Глянь, какая милашка, — вдруг уловила Врени чей-то тихий шепот где-то сбоку и немного позади. Среди кучи парней она была единственной девушкой, поэтому она почти не сомневалась, что «милашкой» здесь могут назвать только ее. Девушка напряглась. — Я что-то ее не припомню, ты не видел ее раньше? — продолжил шептать тот самый голос, и Гретхен скосила глаза в сторону. Парень, на вид где-то ровесник Жана, едва шевеля губами, говорил это своему другу. Оба молодых человека были высокими, широкоплечими, светловолосыми и абсолютно одинаковыми. Кажется, это не друзья, а братья-близнецы. — Неа, не видел, — отвечал ему его брат. — Но согласен, красивая. И что она делает на далёрке? — Не знаю. Жаль, у нее маска... Наверное, личико у нее просто очаровательное. — Болеет, видимо. Бедняжка. — А ну заткнулись! — громыхнул вдруг на них еще один шепот, который принадлежал высоченному, может, даже выше Эрвина, мужчине с отросшими темными волосами, завязанными в низкий хвост на затылке. Близнецы тут же захлопнулись, начав свято вникать в слова Аккермана со сцены, а Врени едва сдержалась, чтобы не хмыкнуть. Видимо, этот мужчина какой-нибудь сержант, а может, прапорщик, возможно, даже лейтенант, раз его так слушаются. Немного выглянув из-за стоящего впереди еще одного рослого парня, Врени пробежалась глазами по ровным рядам разведчиков, пытаясь найти кого-нибудь знакомого. Через некоторое время она ухмыльнулась — увидела группку больших подростков лет от шестнадцати до девятнадцати, состоящую преимущественно из парней, но и девушек там тоже было не так уж и мало — целых шестеро. И все эти подростки, вместо того чтобы стоять смирно и внимать словам капитана, с интересом оглядывались, иногда перешептываясь и разглядывая друг у друга нашивки Крыльев Свободы. Кажется, это и есть те самые новенькие. Неплохое такое количество их набралось — целых шестнадцать человек желающих. Десять парней, шесть девушек. И новый, сто седьмой выпуск кадетов в списке выпускников Киса Шадиса. Помнится, в сто шестом было только четыре человека. Из которых в итоге в живых остался только один. И это Врени. Оставив разглядывание новеньких ребят, Гретхен продолжила свои поиски дальше. Увидела каштановую растрепленную макушку Эрена, чьи волосы как-то слишком отросли для парня — не сказать, что они были длинными, даже не до плеч, но подстричься определенно уже надо. Заприметила Микасу с Сашей, стоящих недалеко от парня, а также Армина, который обстриг свою светлую пшеничную шевелюру и теперь щеголял с короткой красивой стрижкой. А вот Конни девушка даже не узнала вначале — ранее постриженный почти налысо, теперь же на его голове красовалась светлая короткая прическа. Кажется, сто четвертый корпус держится на построениях дружной группкой. А вот и Жан. Стоит недалеко от Армина, чуть позади Конни, в своей травянистой рубашке и форменной курточке, сложив руки за спиной и расставив длинные ноги на ширине плеч. Вот он. Теперь она с ним опять в одном корпусе. Спустя столько времени. Прошло больше полутора лет. Так хочется его обнять... Леви распределил места уборки, некоторых солдат даже отправил на стройку. Среди этих некоторых оказались и парни комнаты «258», поэтому после построения они сразу же собрались пойти в сторону нового корпуса, где велись работы. Поесть они смогут позже вместе с остальными работниками стройки. Врени не была из числа тех, кому нужно убираться, потому что для нее были индивидуальные планы — вместо уборки будет тренировка с капитаном, о которой он ее предупредил. Все солдаты разбрелись, площадка постепенно пустела, одна только Врени стояла как вкопанная. Мимо нее проходили люди, обходили ее, случайно толкали и быстро извинялись, но она была в прострации и не замечала ничего — смотрела на сто четвертый корпус своими пустыми тоскливыми глазами. Смотрела на Жана, которого Конни по-дружески пихнул в плечо, как Эрен, над чем-то смеясь, так же по-дружески хлопнул его по спине, как Кирштайн что-то говорит Армину. А потом Конни, словно почувствовав чей-то взгляд, повернул голову, сразу замечая среди идущей в замок толпы стоящую столбом Гретхен. Парень слегка прищурился и наклонил голову набок, словно пытался подтвердить свои догадки. Ведь Врени было почти не узнать — с длинными волосами и маской на лице. Но Спрингер все же понял, кто перед ним — в его глазах мелькнуло узнавание, а на лице появилась немного растерянная улыбка. Парень поднял руку и махнул ей в качестве приветствия. Врени, как кукла, тоже аккуратным плавным движением махнула ладонью ему в ответ. И тут к Конни присоединился Армин, сразу девушку почему-то узнавший, только улыбка у него была не растерянная, а теплая, добрая. За Армином повторил и Эрен, сказавший что-то вроде: «О, какие люди», тут же улыбнувшись и подмигнув ей. Не поняв, куда все смотрят, Жан тоже повернул голову. И сразу наткнулся взглядом на нее. Он сразу ее узнал. Он ведь видел ее позапрошлым днем. Вот она — стоит на месте, совсем недалеко. Длинноволосая, с маской на лице, но это она. Врени заметила в его глазах растерянность, тревожность, тоску, волнение... И обиду. Настоящую обиду — она так и плескалась в ореховых глазах вперемешку с грустью и осуждением. Его взгляд осуждал. А на лице — ничего. Он не улыбнулся, как его товарищи, он не поздоровался с ней. Он просто смотрел. Бедный... А глаза у него тусклые, будто посеревшие, как будто скоро остекленеют. Ему хватило пяти секунд, чтобы оторвать от нее взгляд и развернуться, зовя с собой товарищей. Ни слова... он не сказал ни слова... Гретхен показалось или он с силой закусил губу? Переглянувшись и растерянно пожав плечами, разведчики сто четвертого кадетского выпуска с сожалением посмотрели на девушку, а потом пошли следом за товарищем в сторону стройки. А она стояла... Стояла на месте посреди опустевшей площадки. Ее голова опустилась, зубы впились в нижнюю губу, потускневшие глаза смотрели в землю. Руки сжались в кулаки, отросшие ногти впились в кожу, оставляя на ней болезненные следы, в горле встал ком. Хотелось расплакаться. И девушка уже чувствовала подступающие к глазам слезы. Только не сейчас. Она подняла голову, смотря вверх, в облачное небо, чтобы слезы быстрее исчезли с глаз. Она его потеряла. Он разочарован в ней. Он ее осуждает. И правильно делает. Но это больно. Слишком. — С тобой все в порядке? — раздалось позади, и Гретхен повернулась. Это был капитан, стоящий недалеко с листом бумаги в руках, на котором были пометки о распределении территории. Он был как всегда отстраненный, холодный, привычный. — Да, все в порядке, — отозвалась девушка, слегка прищуривая глаза, типа улыбаясь. На самом деле ей хотелось повеситься. Леви недоверчиво на нее посмотрел, пробежался глазами по ней с ног до головы, но только едва заметно кивнул. Она думает, он не видел, как она сейчас с видом провинившейся побитой собаки смотрела вслед мальчишке Кирштайну? Глупо, Гретхен, очень глупо. Только вот сначала Аккерман вообще растерялся, подумав, что она плачет. Она так опусила голову, что казалось, сейчас разрыдается, но повернулась к нему она абсолютно спокойно. А глаза были сухие, даже не красные. — Не время киснуть, — мрачно сказал капитан, подходя к ней ближе. — После завтрака жду тебя в подвале у тренировочного зала. — Поняла, — с ним даже сил спорить не было, поэтому Врени лишь кивнула, а потом поплелась в Штаб, заходя в столовую. Леви смотрел ей вслед, а затем перевел взгляд в сторону ушедшего недавно Кирштайна. Слегка сощурил глаза, покачал головой. Не отвлекайся, Гретхен. *  *  *  *  * — Вот это она изменилась! — обсуждали парни девушку, работая на стройке. — Нет, вы видели ее?! — Сам в шоке, — отвечал Эрен на вопрос Конни, перетаскивая доски. — А волосы как отрасли! — Смотри, как бы у тебя такие не выросли, — хохотнул Спрингер, разминая захрустевшую шею. — А то будешь ходить с девизом «распустила дева косы». — У меня нормальная прическа! — протестовал Йегер, а Конни в ответ только головой качал. — Нет, не нормальная! Тебе такие патлы не идут, подстригись ты уже! — А сам-то! Я в шоке был, когда узнал, что ты блондин! Ходил все время с лысой башкой... — Хочешь, я и тебя тоже налысо побрею? — Иди лесом, блондинка! — У меня в семье все блондины, чего ты ожидал?! — Я вообще не ожидал, что у тебя волосы будут расти! Я думал, что это у тебя с рождения недуг такой — под названием врожденное безволосье! — Я сейчас тебя этой доской к стене присобачу! — Смотри, как бы в твоем рту куча гвоздей не оказалась! — Хватит уже! — вскричал Армин, хмуря брови и пытаясь призвать товарищей к миру. — Как дети, честное слово. А от капитана Леви потом получать будут все из-за вашей плохой работы. — Ладно-ладно, Армин, — поднял руки в жесте «сдаюсь» Эрен, а потом вздохнул. — А как думаете, лучше на стройке работать или коридоры драить? — По мне, лучше в кровати лежать, — честно ответил Конни. Их обсуждения продолжились дальше. Почему-то молча они работать не могли. А вот Жан ни слова не произнес — крепко стиснул зубы и работал молотком, прибивая одну доску к другой. И с каждым ударом он хмурился все больше и больше, все сильнее сжимал челюсти, уже чувствуя боль в зубах. С каждым ударом молотка невидимая рука эмоций все сильнее сдавливала его горло, оставляя на коже красные борозды-царапины от призрачных длинных когтей. Вот-вот эта рука с такой силой сожмет его шею, что эмоции полностью им завладеют, убьют его, разорвав изнутри на части. Дышать стало трудно, словно его кто-то душит уже в реальности. Парень слышал буквально каждый удар своего сердца, которое билось о ребра в такт с ударами молотка в его напряженной руке. Кровь стучала в ушах, голова болела, словно кто-то стиснул виски в тисках. Рядом с парнем на этой же доске сидела призрачная Обида, которая своей невидимой рукой гладила его по напряженной спине, ласково зарывалась пальцами в его торчащие волосы, заботливо проводила ладонями по широким плечам. Кажется, сейчас Обида — его постоянный спутник. Обида молчит. В отличие от говорливых товарищей-однокурсников. Обида не говорит совсем ничего, сводя с ума одними своими прикосновениями. Она нежно, сладко целует парня в щеку, проводит пальцами по его искусанным губам, которые едва не кровоточат от того, с какой силой зубы впиваются в их нежную кожу. Обида улыбается, оставляя на коже след своей красной помады, смотрит пронзительно, колко. Молоток безжалостно, остервенело бьется о бедный гвоздь, с каждым ударом вбивая его глубже в древесину. Раздаются громкие, жесткие звуки столкновения металла о металл, а Кирштайн все сжимает и сжимает челюсти. — И все-таки, Вре... То есть, Руби похорошела прямо, — опять вдруг заговорил о ней Конни, а Эрен согласно закивал. — Хоть у нее маска, я уверен, лицо у нее тоже приобразилось. — О да, — хмыкает Йегер. — Мне интересно, почему же она удрала тогда? И почему вернулась обратно? Капитан, черт возьми, не говорит об этом! Это точно. Прошлым днем, когда Леви собрал весь свой элитный отряд и предупредил их о молчании насчет Руби Рубай, то есть Врени Гретхен, он не отвечал ни на какие вопросы о ней. А еще приказал к ней не приставать с расспросами. — Это все так странно, — задумчиво проговорил Армин, проведя рукой по лбу. — Вернее, мутно! — поправил его Конни. — Я так вообще не понимаю, что случилось! — Начальство слишком много уделяет ей времени, — подключился Эрен. — Меня даже вообще полностью передали под начальство майора Ханджи, хотя раньше на моих тренировках почти всегда был капитан Леви. А теперь он взял под свою опеку Рубай. Как думаете, почему? — Без понятия! — выдал Спрингер, разведя руками. — Может, она тоже титан? — Да нет, вряд ли, — покачал Армин головой. — Была б она титаном, у нее бы не было шрамов на теле. У Эрена шрамов нет из-за восстановления тканей. А у Вр... кхм, Руби шрам на переносице не исчез, да и руки... Вы видели ее руки? — Что-то не заметил... — пробормотал Конни, а Эрен помотал головой. — Что с ними? — Они у нее все в шрамах, — ответил Арлерт. — Раньше она в перчатках ходила, теперь же ее руки открыты. Шрамы от ожогов на обоих ладонях, а на правой, кажется, даже след от сквозного ранения. — Надо же, какой ты внимательный, — присвистнул Спрингер. — Ну раз она не титан, то что такое? Если мы спросим у Леви, то по шапке получим... — Думаю, скоро все само образуется, — пожал плечами Армин. — Нужно просто подождать... Может, Руби сама расскажет. Руби... Руби... Руби... Черт возьми, да ее зовут Врени! Врени! Никакая не Руби, ее имя — Врени Гретхен! Белка! А не какая-нибудь Рубай! С громким стуком Жан со всей силы промахнулся и попал молотком не по гвоздю, а себе по пальцу, тут же чертыхаясь сквозь крепко сжатые зубы. Отбросил молоток, который с размаху влетел в землю и оставил на ней вмятину, тут же хватаясь за свою руку. Долбануло от души и прямо по большому пальцу левой руки. Ноготь от удара почернеет точно.  — Да твою ж дивизию! — прошипел Кирштайн, закусывая губу и помахав пострадавшей рукой, будто бы это поможет снять боль. Это все произошло за секунду и заставило остальных парней вздрогнуть от неожиданности. — С тобой все в порядке? — заикнувшись, спросил Конни. — А то ты какой-то... И тут Жан с раздражением и яростью поворачивается к ним, а Спрингер, узрев его перекореженное от явно негативных эмоций лицо, тут же заорал, отмахиваясь руками: — Господи Боже! — и, сделав шаг назад, споткнулся о доски и грохнулся прямо на задницу, попутно чертыхаясь еще громче Кирштайна. — Да какая муха тебя укусила?! — Отвалите от меня, — прошипел Жан, вновь хватая молоток и делая финальный удар по злосчастному гвоздю, окончательно вбивая его в древесину. — Хватит быть таким раздражительным, — фыркнул Эрен. — То, что происходит между тобой и этой... Руби, нас не касается. Жан испепеляюще посмотрел на него, а все его мышцы тут же напряглись. Обида поддержала его, проведя рукой по его плечу, словно подстрекала: «Ударь, ударь, ударь, отомстить ему за свою боль, никто не смеет тебя обижать». И Жан почти ее послушался — уже хотел подорваться с места и налететь на петуха Йегера, набить его, завязать нешуточную кровавую драку. Ох, как хотелось ему сейчас подраться, аж руки чесались! Но нет. Это неправильно. Неправильно... Парень отстранил от себя Обиду, убрал ее призрачные руки от своих плеч и прикрыл глаза, тяжело выдыхая. Попытался успокоится. Мордобоем проблему не решишь... — Заткнись, — сказал вдруг он совершенно обреченно. Его голос был тихим и даже дрожащим, чего даже Эрен не ожидал. — Просто заткнись, — а потом Кирштайн, отведя глаза в сторону, опустив голову, совсем тихо-тихо проронил: — Пожалуйста... Йегер опешил, как и Конни, а вот Армин положил шатену руку на плечо и покачал головой. — Не нужно, Эрен. Не надо, — серьёзно сказал он другу, а потом с жалостью посмотрел на Жана. Который уже отвернулся от ребят и, совершенно не обращая внимания на боль в большом пальце, стал забивать другой гвоздь. Только теперь уже без остервенения, без бури эмоций, а вяло, обессиленно. Врени, Врени, Врени... Все сейчас говорят о ней, черт возьми! Неужели они не могут говорить о чем-то другом? Неужели они не могут не затрагивать эту тему?.. Неужели они не понимают, что ему больно?.. «Чертова Бельчиха, — думал парень, зарываясь руками в немного влажные от пота волосы. — Вот дурёха...» Почему из-за нее он должен страдать? Он ведь беспокоился о ней... Не спал сутками, у него пропал аппетит, он перестал почти со всеми ладить... А все, что она оставила ему, — это простая записка с содержанием «не ищи меня»... Как же он устал! А она все это время была под самым носом! Все это время! Он уже думал, что она погибла где-нибудь! Еще и Морис... предатель чертов. Жан же столько времени рассказывал ему о Гретхен! Он ведь ему пытался выговориться, чтобы на душе стало легче! А этот засранец знал, где она! Он видел, как Кирштайн страдает и мучается, как пытается найти ее, но молчал, паразит! Конечно же, Жан не сдержался и врезал ему. Прямо по лицу, прямо по скуле, оставив там синяк. Это только минимальная расправа за его выходку! И как ему теперь относиться к Врени? Сделав вид, что все в порядке и ничего не произошло? Но ведь это совсем не так! Ничего не в порядке и произошло самое настоящее дерьмо, которого он даже ожидать не мог! И что теперь? Не разговаривать с ней? У нее был такой жалкий вид, такой тоскливый и жалостливый взгляд, когда он просто посмотрел на нее и не поздоровался, что ему стало еще хуже на душе. Он запутался. Что ему делать? Как дальше жить?.. Ее нужно выслушать. Узнать, что с ней случилось. Но сам он к ней подходить уж точно не будет, потому что если она захочет — она сама ему все расскажет. Он надеется, что расскажет. «Пожалуйста, Белка...» *  *  *  *  * Когда Врени после завтрака спустилась в подвал, дверь в тренировочный зал уже была открыта. Зайдя в помещение, девушка тут же напоролась взглядом на стоящего посреди комнаты Аккермана. Как и ожидалось, он пришел намного раньше. — По идее, ты должна была прийти на семь минут раньше, — сразу же сказал Леви, как только она оказалась в дверном проеме. — Как можно так долго есть? Гретхен немного опешила. Естественно, она не ожидала такого вопроса. По идее, времени на завтрак дается максимум полчаса, а она вообще пришла сюда спустя шестнадцать минут после построения! — Кхм... Простите, что? — сипло спросила она, подняв бровь в знак вопроса. Капитан показательно и эффектно со звонком щелчком открыл карманные часы, демонстрируя ей циферблат. — Видишь, сколько сейчас времени? — спросил он, а девушка заторможенно кивнула. — Семь часов тридцать шесть минут, — ответила она. — Уже тридцать семь, — посмотрел и сам на часы Леви, а потом вновь перевел свой едкий взгляд на разведчицу. — Запоминай: ты должна быть здесь в полвосьмого утра как штык. За любое опоздание будешь бегать вокруг Штаба. Сколько кругов будешь отматывать — зависит от того, на сколько минут ты опоздала. Это понятно? Гретхен только ресницами захлопала. Ничего себе обалдел начальничек! — Думаю, десяти минут на прием пищи хватает с головой, — продолжал Аккерман. — А поэтому при любых обстоятельствах ты обязана приходить вовремя. Что там у тебя случилось, сломалась ли у тебя ручка двери, подралась ли ты с кем-то или спасалась от сторожевых собак по дороге сюда, меня совершенно не волнует. Наказания избежать не получится. Если случилось что-то серьезное, будь добра сообщать о своем опоздании заранее. Понятно? А она продолжает хлопать ресницами. — Понятно? — повторил Леви, слегка, совсем слегка повысив голос. — Понятно, — выплюнула недовольная Гретхен. — А теперь семь кругов вокруг Штаба. — Что? — опешила девушка? — Я не люблю повторять, ты прекрасно слышала. — Да вы офигели! Это нечестно! Откуда я знала, что здесь нужно быть в полвосьмого утра?! — Значит, научись не повторять своих ошибок, недогадливая моя. Сколько минут опоздания — столько же и кругов вокруг корпуса. Можешь начинать. «Ах ты старый хрыч!» — хором единогласно заорали в рыжей голове тараканы, а Врени, сжав губы под маской, с ненавистью, испепляюще посмотрела на капитана, в следующую секунду разворачиваясь в обратную сторону на небольших каблуках солдатских сапог. Садист. «И козел», — добавили тараканы, собираясь еще долго перечислять список обидных прозвищ для начальника. Ладно, будет ему семь кругов. Выйдя быстро на улицу, распахнув со стуком двери, девушка тут же бегом бросилась проходить первый круг. Штаб большой. Не такой огромный, как Конный Центр, но площадь он имеет не маленькую. Если начинать с дворовой площадки, где обычно проходят утренние построения, нужно бежать мимо конюшен и дальше прямо вдоль дозорной стены. Если идти так, то есть вдоль этой стены, то периметр всего Штаба будет около двух километров. Ей нужно пробежать четырнадцать километров. Нехило так. Уж лучше приходить вовремя, чем бегать минимум два километра каждый день. Деспот, а не капитан! Хмурая девушка пробегала мимо стройки, когда увидела среди рабочих знакомую русоволосую макушку Кирштайна. Он сидел достаточно далеко, ближе к зданию, и из-за людского гула не было слышно, о чем разговаривали его товарищи по комнате. В принципе, Врени этого и не нужно было. Жан забивал гвоздь в доски. И она увидела, как он вдруг сильно замахнулся и случайно промазал, попав не по гвоздю, а по своему пальцу, тут же отбрасывая молоток на землю. Больно ему, наверное, по самое не балуйся — так по пальцу от души долбануть! Гретхен аж поежилась. Ей было его очень жалко. Она очень хочет извиниться, объясниться... Она обязательно это сделает. Она объяснит ему причину ее пропажи, не будет ничего от него утаивать. Достаточно... Уже достаточно скрывать это от него. Врени побежала дальше. Закончив бежать первый круг, то есть первые два километра, прибежав к дворовой площадке для построений, она уже увидела капитана, спокойно сидящего на неизменной скамейке под деревом. А рядом с ним, на спинке этой скамейки, сидел Такер, которого Леви лениво гладил по черной блестящей грудке. — Еще шесть кругов, — сказал Аккерман, косо смотря на нее и наблюдая за ее передвижением мимо него. — Не нуждаюсь в счетчике, — буркнула Врени, не зная, услышал ли он ее или нет, но ей было в принципе плевать. Пока Леви отсиживался в теньке на скамейке под деревом, она наконец выполнила норму — пробежала семь кругов вокруг Штаба. В принципе, для нее это было нормально, в Кадетке она и по семнадцать километров за раз сдавала норматив, но из-за отсутствия тяжелых тренировок целых полтора года и даже больше, для нее это было немного тяжеловато. Она выбрала правильный темп, тем более, временных ограничений Леви не давал, а значит бегать можно было хоть до вечера, но все-таки, слабость была. Коленки едва заметно дрожали, ноги слегка подкашивались, в горле пересохло, дышать было трудно. Остановилась она посреди дворовой площадки, тут же сгибаясь и опираясь руками о согнутые колени. Тяжело дыша, постаралась выровнять дыхание, а потом стянула маску с лица, тут же без преград вдыхая немного душный воздух. Ей нужно больше тренировок. — Что-то ты долго, — сказал Леви, подходя к ней, а она косо смотрела на него снизу вверх. — Плохо, Гретхен, растеряла форму. — Соглашусь, — на выдохе ответила Врени, вытирая пот со лба. — Хорошо, что ты это понимаешь, — кивнул капитан, а потом протянул девушке блестящую флягу. Гретхен выпрямилась, с непониманием смотря на его руку. — Держи, сейчас я тебя в столовую за водой не отпущу. Взяв флягу в руки, она открыла крышку, поднесла ёмкость к лицу и принюхалась, недоверчиво смотря на Аккермана. Мало ли что... — Если бы я хотел тебя убить, то сделал бы по-другому, — тут же понял Леви, о чем она думает. — Впредь носи эту флягу с собой на тренировки. А теперь пошли в подвал. На ходу глотнув воды, девушка последовала за ним в здание. Пройдя в подвал и зайдя в тренировочный зал, она тут же подошла к скамейкам, стоящим вдоль стены, и положила на одну из них флягу, чтобы не мешалась. И только потом она вдруг поняла, что слышит движение за спиной. Подсечка была внезапная, почти неожиданная, да причем такая удачная, что Гретхен едва не свалилась на пол из-за потери равновесия. Леви подкрался к ней почти бесшумно, причем так, что она только в самый последний момент поняла, что что-то происходит не так. Мастерски, отточенным движением сделав подсечку прямо по ее щиколотке, он вывел девушку из равновесия, этой самой подсечкой отпихнув одну ее ногу в сторону и заставив разведчицу балансировать на одной ноге. Врени немного неуклюже взмахнула руками, пытаясь не упасть. В принципе, после подсечки она на ногах устояла, хоть и с трудом, но это только часть проблемы. Потому что в ту же секунду капитан одним точным движением руки прямо под дых заставил ее грохнуться на землю, словно мешок с крупой, но в этот раз Гретхен опомнилась и ушла в кувырок, отскакивая от Аккермана подальше. Она ведь даже среагировать на его действия не успела! Не успела, потому что потеряла бдительность и не смогла блокировать его удар! «Даёшь, мать», — удивленно зацокали тараканы, пока Врени, понимая всю свою никчемность в данной ситуации, пыталась не сгореть со стыда. Позорище! По-зо-ри-ще! Да он же ее уделал простой подсечкой! Да это ж капец! Как она могла это вообще допустить?! Видимо, на ее лице изобразилась такая палитра эмоций, что Леви даже повременил с выговором. — О-о-ой капе-ец, — проскулила девушка, пряча в лицо в ладонях и не зная, куда себя деть от стыда. Два года в Кадетке! Идеализация организма! Невероятные способности! Служба в Разведке! И она с таким багажом благословений улетела с простой подсечки противника! Можно сказать, с простой подножки! Это ведь из-за этого у нее нарушилось равновесие, а она стояла и ушами хлопала! Посмотрев на Леви через собственные пальцы, Врени еще больше захотела провалиться сквозь землю. Кажется, даже он ошалел чутка, совершенно не ожидая, что простая его подсечка сможет победить годы ее тренировок. — С такими невероятными навыками тебе нужно вечно жить в Кадетке, — проговорил капитан. — Ты провалилась с первой подсечки. — Знаю! — провыла тихо и не совсем понятно Гретхен, а потом убрала руки от лица. — Сама в шоке! — Кажется, твоя жизнь в Конном Центре плохо повлияла на твою физическую подготовку. — Мне не с кем было драться, — буркнула рыжая, так как с Николосом нормально нельзя было бороться — парень не был бойцом. — Это мы быстро исправим, — как-то чересчур многообещающе сказал Аккерман, спокойно стоя на месте. — Можешь нападать. Врени оглядела его с ног до головы. Его светло-серая рубашка сейчас была заменена чисто-белой, выглядел он сам, что не удивительно, с иголочки. Только без форменной жилетки.  Не совсем подходящий вид для тренировки, тем более для ближнего боя. — Вы уверены, что не запачкаетесь? — спросила девушка, указывая пальцем Леви на грудь, то есть на белую рубашку. Он едва слышно хмыкнул. — Можешь быть уверена, что в ближайшее время мне это не грозит. Ты меня даже на пол уронить не сможешь. Вот это заявление. Такой уверенный в себе? Неужели, он действительно такой мастер, что ну прям никак его не уронить на землю? Глаза Гретхен опасно сверкнули. Ладно, капитан, время проверить, были ли ваши слова правдой. Оказались, были... Причем правдой жестокой. Он действительно не упал. Ни разу. Зато она сама много раз протирала пол своим телом. — Плохо, — говорит Леви, увернувшись от ее атаки и опрокинув ее на землю, смотря на нее сверху вниз. Гретхен стиснула зубы. Ничего, она справится... — Плохо, — опять комментирует Леви ее неудачную попытку сбить его с ног, опять отправляя ее в недолгий полет до пола. Девушка шипит сквозь плотно сжатые зубы. Он не человек! У него нереальная скорость — он уже просчитывает все ее движения наперед, обрубая всю ее атаку с первой же попытки накорню! — Еще хуже, — вновь комментарий капитана по поводу очередного полета Врени лицом вниз, и она от негодования бьет кулаком по полу. — Да как вы умудряетесь, а?! — громко спросила она, даже не собираясь подняться — просто уселась на полу, вытянув ноги и прожигая начальника яростным взглядом. — Твои движения предугадать проще простого. И ты была первой среди десятки лучших кадетов? — сказал он это с колкой насмешкой, заставив девушку тут же ощетиниться. — Значит, вы должны меня обучить с нуля! — Я этим и занимаюсь. Не знаю, сколько времени на это уйдет, но посмотрим на результат. Это было началом тех адских мук, которые Гретхен придется пережить. Она, конечно, понимала, что будет с капитаном не чай пить и в шашки играть, но даже ее фантазия не доходила до того, до чего дошел Аккерман. Потому что ее жизнь он и правда сделал похожей на Ад. Любое опоздание реально каралось пробежкой вокруг Штаба. Если опоздал ты достаточно — просто бегаешь столько кругов, на сколько минут ты опоздал. Но если опаздываешь на одну-две минуты — ты бегаешь не просто так, а с коромыслом на плечах. Врени глобально не опаздывала, зато капитан так и хотел придраться к ее промахам. И она опаздывала  — как раз-таки на одну-две минуты. Где Леви взял коромысло, девушка и понятия не имела. Но когда на следующий день он торжественно сунул ей в руки эту изогнутую деревяшку, смогла только присвистнуть. — Странные вещи вы храните у себя, — хмыкнула Гретхен, крутя в руках коромысло. Леви только хмуро на нее посмотрел и решил быть врединой, отправив ее с двумя ведрами к старому колодцу, потому почти никто и не пользовался из-за водопровода. Наполнить ведра водой тоже было проблемой, поэтому веселье девушке было обеспечено. А потом еще и с этими ведрами, висящими на коромысле, ей приходилось бегать. Леви издевался. Тонко и с чувством. За первые три дня Врени ощутила на себе всю тяжесть статуса «капитанский ученик». Боль в мышцах стала ее постоянным спутником, а Ханджи уже прекрасно знала, что раз девушка на пороге ее кабинета — значит, надо вправлять вывихи, обрабатывать ссадины и залечивать ее синяки. Силу Аккерман тоже не сдерживал — атаковал как в реальном бою и наносил неплохие увечья, что Врени выводило из себя и подстегивало. Ее целью на день было не схлопотать себе фингал под глаз и постараться сохранить свое лицо, как и тело, от повреждений. — Атакуй так, словно хочешь меня убить, — сказал ей Леви на второй день обучения. — Без этого не победишь. — Да что-то пока у меня никак побеждать не получается, — не придала его словам смысла девушка, за что потом поплатилась. И поняла, что ей пригодится все, что капитан говорит. Иногда он так выводил из себя, что его реально хотелось прибить, и Гретхен пользовалась тренировкой, чтобы отплатить ему за все грешки. Но в итоге сама же и получала по шапке. Все это время на утренних построениях она видела Жана, с которым даже несколько раз взглядами столкнулась, но он так и не заговорил с ней. И она понимает причину, почему он этого не делает. Он не хочет навязываться. Он ждет, когда она сама ему решится все рассказать. Он проверяет, доверяет ли она ему. Знал бы он, насколько она ему доверяет. Но решимость куда-то испаряется, если она думает о том, как он отреагирует. Что будет, когда он узнает, что она не совсем человек? На третий день Врени так устала от постоянных раздумий, так она была вымотана, что ждать своей решимости больше не могла. Да, страшно. Да, ладони потеют, а колени дрожат. Решимости никакой нет, но она должна все рассказать. Жан же в эти три дня ходил как в воду опущенный. И без того плохой аппетит исчез совсем, бессонница радостно вернулась к парню и неустанно доставала по ночам. В голове крутились беспорядочные мысли, из-за чего становилось плохо. Соседи по комнате, видя состояние Кирштайна, притихли. Совесть проснулась, что ли? Конни не открывал свой рот без весомой причины, а Эрен не нарывался на драки. И никто Жана особо не доставал и не напрягал. Но ему все равно было плохо. Если Белка не доверяет ему — это ее дело, он не имеет права туда вмешиваться. Но он беспокоится. — Слушай, ты ее так избегаешь, будто она проказой поражена, — сказал между делом Конни, протирая тряпкой подоконник, так как до этого успешно опрокинул на него стакан с водой. Стакан разбился, весело застучав осколками по поверхности, а вода большой лужей покрыла подоконник и пол. Эрен с радостью вручил Спрингеру тряпку, посвятив его в рыцари чистоты, и оставил убирать последствия своей рукожопости. — Ты о чем? — спросил Жан, лежа на своей кровати и уставившись вверх, на днище находящейся сверху койки Эрена. Парень не двигался, даже моргал редко, и единственным подтверждением того, что он жив, была еле заметно поднимающаяся и опускающаяся из-за дыхания грудь. — Как будто ты не знаешь, — цокнул языком Конни, а потом кинул тряпку в сторону товарища, случайно попав ему прямо в лицо. Сначала Спрингер даже испугаться успел — у Жана сейчас было такое непостоянное настроение, что он мог либо погладить по голове, либо душевно сломать нос. Вот Конни и приготовился к взрыву пороховой бочки. Но Кирштайн молча и невозмутимо убрал тряпку с лица и вяло пульнул ее обратно хозяину, заставив Спрингера облегченно выдохнуть. — Знаешь, даже я с ней уже разговаривал, — продолжил парень, опять елозя тканью по подоконнику. — Она такая же, как и раньше. По крайней мере, общается с нами, как в старые-добрые. Почему ее избегаешь ты? — Я запутался, Конни, — вздохнул Жан, а потом помассировал пальцами переносицу, крепко зажмурив глаза. — Уже ни в чем не уверен. — Я знаю, что ты был ее другом. Разве ты не видишь, что она мучается? — Я тоже мучаюсь. — А мужик из вас двоих, извиняюсь, кто? — поднял бровь Спрингер, а Жан, услышав это, скосил на него глаза. — Ее и так жизнь потрепала немало, еще и неизвестно, какая фигня с ней происходит. Так сложно просто подойти? Знаешь, я думаю, что если бы тебе требовались объяснения и ответы, ты мог бы хотя бы подойти. А ты тут сопли распускаешь! Поз-з-зорище! У Конни мурашки по спине пробежались — так Кирштайн пронзительно на него посмотрел. Кажется, скоро Спрингер будет и правда со сломанным носом ходить. Жан встал. А потом просто вышел из комнаты, оставив своего ошалевшего соседа наедине с подоконником. В чем-то этот блондин был прав. Если бы Жан хотел — он бы и подошел. Все-таки, Белка ведь девушка... Он решился. Вышел из мужского корпуса на лестницу, помня, что Врени живет на втором этаже. А потом на лестничную площадку выруливает Гретхен. Которая собиралась идти на третий этаж к нему, чтобы поговорить. Уставились они друг на друга, словно впервые видят. Все мысли, которые девушка собирала в единую кучку, в итоге лихо и со свистом покинули голову, оставив после себя протяжное и унылое завывание ветра. Стоп-стоп-стоп, она ведь даже подготовиться не успела! У нее же был целый этаж впереди для продумывания своих слов! Почему Кирштайн оказался здесь именно сейчас?! Она ведь только собралась рассказать ему... Кажется, Жан тоже был удивлен, судя по его немного расширенным глазам. Повисла неуютная тишина. — Привет, — слабо и тихо проговорила Врени, удивляясь своему голосу — он словно осип в пару мгновений. — Привет, — так же тихо и неловко ответил ей парень, а потом запустил руку в волосы и почесал затылок. — Не ожидал тебя увидеть... — Могу сказать то же самое, — пробормотала Гретхен, а Жан отвел глаза в сторону. Нет, не сейчас. Он не готов. Он прошел мимо девушки, чуть-чуть задев ее своим широким плечом. Она горячая... прямо как тогда, перед ее исчезновением... Он чувствует жар ее кожи даже через одежду — разведчица ненормально горячая, словно у нее температура поднялась. То же самое было и тогда, почти два года назад. Он прекрасно помнит, какая она была теплая-теплая... Врени испугалась. Очень испугалась — как будто она теряет его, своего друга, навсегда. И она обязательно его потеряет, если позволит ему просто уйти. Резко развернувшись, в последний момент хватает его за рукав травянистой рубашки, заставляя парня от неожиданности затормозить. — Постой, пожалуйста, — пролепетала Врени, чувствуя, что у нее словно язык заплетается. Голос дрожит. — Прошу, Жан... — Не надо, Вр... — Кирштайн запнулся, а потом его голос стал более холодным, и он поправился: — Руби. Не надо. Это было словно ножом по сердцу. Слышать это проклятое «Руби» из его уст было сильнее пытки. Не так он ее должен называть, не так! «Прошу, назови меня Белкой», — мысленно молила девушка, закусывая губу под маской. Он не слышал ее мольбы. Не называл. — Нет, надо! — в отчаянии повысила голос Гретхен, а ее пальцы сильнее стиснули рукав его рубашки. — Надо, Жан! И ты пойдешь и выслушаешь меня! — А если я не хочу тебя слышать?.. — обреченность в его голосе сводила с ума. — Будет по-твоему, можешь не слушать, но я все равно тебе все объясню! — Врени в мгновение ока оказалась перед парнем, хватая его за предплечья. — Прошу, Жан... Пожалуйста. Ее голос стал совсем тихим. «Что же ты наделала, Белка», — подумал Кирштайн, а потом опустил голову. — Ладно, валяй. — Не здесь. Пойдем. — Куда? — Просто иди за мной! Пожалуйста... я тебе все расскажу, обещаю... — Мне все равно, — от его слов что-то внутри разведчицы с хрустом надломилось. Больно. Слишком больно это от него слышать. Но она молчит. Отводит взгляд и идет вниз по лестнице, ведя Жана за собой. А он повинуется ей — покорно идет следом и даже не задает никаких вопросов, когда они выходят из замка и идут в конюшню. — Седлай своего коня, — тихо сказала ему Врени, а потом заходит в денник к Кондролу. Они выезжают с территории Штаба, едут по дороге, а затем вдруг едущая впереди девушка сворачивает в лес. Жан непонимающе хмурится, совершенно даже не предполагая, куда она его ведет. Зачем она ведет его в лес? Она что, в замке ничего ему рассказать не могла? Только сейчас он заметил, что вместо светло-голубой рубашки, которую он видел на утреннем построении, на ней какая-то незнакомая ему черная кофта с капюшоном и странными блестящими металлическими заклёпками на спине в районе лопаток. А еще он замечает, что она стала хрупкой. Ее фигура стала аккуратней, более заметной и женственной — хоть девушка была сильной, ее узкие плечи казались хрупкими и совсем ненадежными. Такие плечи, надевая красивые платья, обычно открывают, показывая свою изящность и женственность. Но почему-то Жан уверен, что такие платья Врени никогда не наденет. Не будет она для всего того пафоса, что творится на торжественных мероприятиях, оголять такую незащищенную зону как плечи и шея. Для возлюбленного — возможно, но ни для кого остального. Гретхен похорошела. Но Кирштайну все еще интересно, зачем они так далеко отошли от Штаба. В лесу как бы водятся волки, Врени это не смущает? У них даже оружия нет — Жан бы, конечно, взял с собой карманный нож, если бы знал, что придется ехать в лес. А Гретхен все едет и едет вперед, огибая на Кондроле деревья и густые кустарники. И парню ничего не остается, кроме как следовать за ней. Остановились они на небольшой поляне, окруженной высокими деревьями. Это была как раз та поляна, где два года назад Ханджи проводила над Врени эксперимент и заставляла ее летать. А еще это та самая поляна, над которой Гретхен едва не угробила капитана Леви, оказавшись вместе с ним в свободном падении. Как давно это было. — И зачем так далеко? — спросил Жан, спрыгивая со своего коня, который вместе с Кондролом отправился щипать траву. Рыжая молчит, не отвечает на его вопрос, а потом снимает с лица маску. Пытается улыбнуться, но не получается — жалкое подобие улыбки, похожее больше на гримасу боли. — Я... хочу тебе все объяснить Жан, — говорит она, а потом вздыхает, опуская голову. — Только вот не знаю, с чего начать. — Начни с того, какого фига ты сбежала и пропадала где-то почти два года, — фыркнул Кирштайн. — Меня искала Военная Полиция... — Вопрос: зачем? Ты что, реально убийца? И на листовках чистая правда? Сдавленно выдохнув, Врени покачала головой. — Я не убийца... Это неправда. — Тогда что? На самом деле Жан знал, что никого она не убивала. Просто так она не собирается нарушать свои моральные принципы. — Меня могли забрать на опыты, а затем убить... Почти как Эрена. — В смысле «почти как Эрена»? Эрен — титан, поэтому его и хотели забрать и убить. А с тобой что? Неужели, ты тоже... — Нет-нет, постой! — замахала руками девушка. — Я не титан, меня хотели забрать по другой причине. — Тогда, раз тебе угрожала опасность, почему об этом не знал я?! — вдруг пыхнул парень, от эмоций всплеснув руками. — Ты ни слова об этом не сказала! Ты вообще хоть думаешь о ком-то, кроме себя? Я эти чертовы два года места себе не находил, тебя искал, а все, что ты оставила после себя, — проклятая записка! Он перевел дух, а потом мрачно продолжил: — Одно слово, Гретхен. Одного слова было бы достаточно, чтобы я смог успокоиться. Ты же все это время в Конном Центре, черт возьми, сидела! Могла бы передать через Мориса, будь он неладен, что с тобой все нормально! — Так в том-то и дело, что ничего не нормально! — в отчаянии повысила голос Врени, поднимая на него глаза. — Я не могла! За мной охотились, и я... «...не хотела подвергать никого опасности», — хотела она договорить, но голос задрожал, и слова так и не слетели с ее языка. — Что «и ты»? Хватит оправдываться, Врени! Почему ты никак не объяснишь, что нужно было от тебя Военной Полиции? Не доверяешь? Пусть так, твое дело... — Как раз потому, что доверяю, я сюда и пришла, — тихо, едва слышно прошептала девушка, а потом завела руку за спину и отстегнула на спине заклёпки, открывая лопатки. — Только не пугайся... Только Жан хотел фыркнуть, что ему нечего пугаться, так едва не осел от шока на землю из-за подкосившихся ног. За девушкой образовались огромные, покрытые перьями крылья, пока сама разведчица, закусив губу, смотрела в землю. Огромные сложенные крылья... птичьи крылья, черт возьми... Не человеческие! — Что это? — опешил парень. Он не мог подобрать слова, чтобы описать произошедшее. Он ожидал чего угодно, даже того, что Белка окажется титаном, но только не этого. — Что с тобой?! По спине побежали мурашки, во рту пересохло. Что с тобой стало, Врени?.. Что с тобой? Сжав руки в кулаки так, что ногти впились в ладони, Гретхен рвано выдохнула, затем подняв глаза на парня. Как же ей страшно и больно видеть его испуганное лицо. Она ведь знает, что боится он не за себя, а за нее. Как еще реагировать, если у друга вдруг непонятно откуда выросли крылья за спиной? — Они у меня появились почти два года назад, — тихо проговорила Врени. — Началось все тогда, когда капитан спас меня в конюшне. Они... они появились сами, я не знала, откуда... Но есть кто-то, кому я нужна, и он действует через Военную Полицию, я из-за этого и сбежала... Кирштайн еще не успел собрать все свои мысли в кучу, таращась на разведчицу. А потом последовала волна его вполне ожидаемой реакции. — Почему я об этом узнаю только сейчас, Врени?! Я ведь столько раз спрашивал, все ли у тебя нормально, неужели было так сложно мне ответить?! У тебя были проблемы, а я об этом даже не знал! Ты... ты хоть понимаешь, как мне было фигово, когда я видел, что с тобой что-то творится и не мог помочь?.. Он закусил губу, отворачиваясь от разведчицы, смотря на густой лес вокруг. Бегал глазами по деревьям, пытаясь не смотреть на девушку. — А теперь я узнаю, что все то время с тобой творилось невесть что. Я ведь беспокоился, Гретхен, почему ты не думала об этом? Я не верю, что ты такая эгоистка и что тебе было плевать на то, что чувствуют остальные. И все равно ты ничего не рассказала! О чем ты только думала, Врени, о чем?! Да ты... Всхлип со стороны рыжей заставил его замолчать. Его глаза немного расширились, он повернулся к ней, видя, как она стоит с понурой головой и опущенными крыльями. Челка скрывала ее глаза, но он видел, как она закусывает губу. Когда она подняла голову, он едва не отшатнулся. Бегущие по щекам слезы блестели на солнце, что было нечастым зрелищем. При нем она плакала всего раз. Один раз, когда они вернулись с вылазки после смерти Эрны и Дирка. И она плачет опять. Плачет... А она реально плакала. Все ее попытки сдержать слезы с треском провалились, когда Жан отвернулся от нее, говоря о том, что он беспокоился. Тогда первая слезинка упрямо сорвалась с ее ресниц, а за ней хлынули еще и еще. Она не сдержалась. С позором расплакалась, вогнав Кирштайна в еще больший ступор. Но она больше не может так. Она не эгоистка, как ему объяснить, что боялась она не за себя?.. Всхлипы повторились, и девушка прижала ко рту ладонь, пытаясь их заглушить. Не получилось. Слезы не останавливались. Порог пройден — попыток перестать рыдать не повторилось, теперь Гретхен тихо, почти беззвучно пыталась выплеснуть все эмоции, что накопились в ней. А Жан стоял в ступоре, смотря на то, как она прикрывает рукой свое лицо, как слипаются ее ресницы от бегущих слез, как дрожат ее плечи. — Прости меня, — тихо, сквозь рыдания прошептала Врени, а потом в одно мгновение оказалась вплотную к парню, обнимая его и упираясь подбородком в его плечо. — Прости, прошу... Все еще находясь в некой прострации, разведчик опустил взгляд вниз и ужаснулся. Из того места, где выросли крылья, пропитав пух и мелкие перышки, по спине девушки струйками стекала кровь. Красный след терялся под кофтой, пропитывая ткань. Кости крыльев просто разрывают кожу на лопатках, обеспечивая кровотечение... Тем временем Гретхен разрыдалась сильнее, сжимая руками рубашку на его спине. — Каждое утро... Каждое утро, когда я просыпалась, я боялась, что вы можете из-за меня пострадать, — срывающимся голосом говорила она сквозь слезы, из-за чего ее слова можно было разобрать с трудом. На некоторых фразах она чуть ли не кричала. — Я не хотела быть вашей проблемой, не хотела, чтобы Разведку распустили из-за меня... И я... Я... Прости меня, Жан! И ее голос заглушили ее же рыдания. Она обнимала его так, словно боялась потерять. Словно он уйдет, если она его отпустит. Горло сдавило так, что она почти не могла дышать. Ее душили собственные эмоции, слезы заглушили слова. Она больше не могла говорить — лишь плакала, плакала навзрыд, спрятав лицо на плече у друга. Она наконец может его обнять. А Кирштайн, слушая ее оправдания и рыдания, обнял ее, проведя рукой по перьям. А перья ведь прямо как у птицы... Ему бы все равно на то, что он может испачкать рубашку в ее крови, которая все еще блестит ярко-алыми отблесками под ее крыльями на спине. Сейчас он понял, что все это время она жила среди боли. Ей больно всегда — не важно, физически или душевно, ведь даже эти крылья ей приносят боль — разрывают кожу на лопатках, пускают по спине кровавые ручьи. Когда он обнял ее, прямо как два года назад после гибели Эрны и Дирка, когда она точно так же расплакалась, Гретхен не сдержала облегченного вздоха. А потом прямо возле ее уха раздалось тихое и обреченное: — Белка... дурочка... Продолжение следует. Three Days Grace — Fallen Angel