Крылатая Свобода

Врени сидела на стуле у окна, таращась в одну точку и поджимая дрожащие губы. Ее скоро начнет пробирать дрожь, и это видно по дрогнувшим пальцам, которыми она зарылась в свои волосы. Рассказ Жана ее шокировал настолько, что она присела на стул. Не сказать, что его новость была неожиданностью. Она уже была готова почти ко всему. Но быть готовым к чему-то и чувствовать это все на своей шкуре — разные вещи. Врени была готова. Но чувствовать то, к чему была готова, слишком тяжело. — Получается, скоро люди будут подозревать каждого, у кого рыжие волосы, — говорит Жан, который все это время был в центре внимания. Его слушали все, причем серьёзно и очень внимательно. — Берт Джойс обо всем этом позаботился.  Ханджи с Эрвином кивают, а Леви реагировать на это не стал. В это время он скосил глаза на Гретхен, наблюдая за ней. А она сидела, словно в прострации, понемногу оттягивая пальцами волосы, опустив глаза в пол. Он прекрасно понял, что она чувствует. Словно ощутил болезненные импульсы ее отчаяния. — Нужно теперь действовать крайне осторожно, — закончил свой доклад Кирштайн, поджав губы. В кабинете повисло напряженное молчание, которое никто почему-то нарушать не спешил. Начальники погрязли в раздумьях. — И что мне теперь делать с моими волосами? — наконец осипшим голосом тихо спросила Врени, проведя дрогнувшей рукой по своей шевелюре. Рыжие волосы теперь стали ее проклятием. — Как их теперь прятать?.. — Этим займусь я, — проговорила Ханджи, внимательно оглядывая ее голову. — У меня есть пара идей, что с этим можно сделать. Девушка лишь кивнула, как-то потерянно опуская глаза в пол. Леви с каким-то едва мелькнувшим сожалением взглянул на нее, подмечая, какая она сейчас уязвимая. Сразу видно, что она морально убита. Вся сжалась в комок, втянула тонкую шею в хрупкие плечи, всем своим видом показывая свое плачевное состояние. Она сидит, словно побитый воробушек, а взгляд у нее такой... печальный. Нет, взгляд у нее не пустой, наоборот — он полон самых разных эмоций. Самых ужасных эмоций. Она растеряна, шокирована, испугана и обескуражена. Леви видит, что ей страшно. Она напугана, он видит ее бегающие зрачки, видит, как едва заметно дрожат ее губы и пальцы. И ему стало ее жаль. Он прекрасно знает это противное состояние, когда по всему телу от страха перед неизвестным бегают мурашки. Ведь если подумать, она не выбирала себе такой путь. Если бы не эти крылья, если бы не эксперимент, она бы жила совершенно другой жизнью. Она — не Эрен, который вне зависимости от того, титан он или нет, горланил на всю округу, что убьет всех титанов. Она — не он, который вне зависимости от ситуации обязательно бы пошел в Разведку. Если Леви, смотря на Эрена, совершенно не видел в нем обреченности и желания со всем покончить, то с Врени ситуация совершенно противоположная. Эрена устраивает его титанья особенность, он ею даже вполне себе доволен, потому что понимает — эта особенность поможет ему достичь своей цели. Эрен знает, о чем мечтает, и понимает, что его дар поможет этой мечте сбыться. Это его мотивация. У Врени такой мотивации нет. И если Эрен может зубами вгрызться в свою особенность и никому не желать ее отдавать, то Гретхен наоборот была бы рада кому-нибудь передать свои способности. Леви видит, что они ее очень сильно выматывают. Он видит, что они ей не нужны. Они не помогают ей достичь цели, в отличие от случая с Эреном, которому титанья способность только помогает. Эрен полон решимости спасти человечество, и его вполне устраивает быть для этого человечества главной надеждой на свободу. У Врени такой цели нет. Стать еще одной надеждой для человечества ее вынудили. Она не хочет быть особенной. Она не хочет, чтобы на нее возлагались такие большие надежды. У нее нет того запала, как у Эрена. У Йегера настоящий пожар желаний и мечтаний, которых он стремится достичь. Но Леви, смотря на Врени, с жалостью к ней понимает, что единственным желанием для нее является просто стать обычным человеком. Она хочет быть обычной. Она не хочет быть надеждой. Но ей приходится быть оружием Разведкорпуса, картой в рукаве. И она с этим уже смирилась. Она не эгоистка. И если она понимает, что может помочь человечеству, даже если не хочет, то она будет это делать. Она будет стараться, даже если ее будут поливать грязью и пытаться убить. Она напоминает сейчас побитого отчаявшегося котенка — беспомощного и несчастного. Ей больно и плохо, и ее хочется успокоить, даже обнять, чтобы дать ей хоть ненадолго почувствовать себя в безопасности. Ей необходима защита. Она нуждается в ней. И порой, показывать это нужно на личном уровне. Леви отводит взгляд, понимая, что не имеет права на это. Ее будет обнимать кто угодно, только не он. Он — самый худший выбор для нее. Сейчас он доверит ее Жану. Хоть внутри от этой мысли все дрожит, но так будет правильней. В итоге Врени в прострации удалилась в свою комнату с номером «113», перед этим выслушав пару наставлений от Эрвина. Она не должна выходить из Штаба и привлекать к себе много внимания. Максимум, что она может делать вместе с солдатами — построения, приемы пищи и уборка с Элитным отрядом. Это нужно для того, чтобы о ней мало кто вообще задумывался. В это же время она будет под надзором и защитой Леви и его отряда. Так как Леви теперь стал для нее персональным учителем, а из-за этого ему урезали количество обязанностей и времени у него стало больше, он будет большее количество внимания уделять ей. Ну, а под его надзором у девушки будет почти максимальная защита. Потому что Аккерман привык защищать свое. А она была ему личным учеником. Тем более не просто учеником, а особенным учеником. И тут, увы, каждый слово особенный понимает по-разному. А как только за Гретхен закрылась дверь ее комнаты, девушка тут же решила выплеснуть все свои эмоции — со всей силы ударила кулаком по стене, оставив на ней размазанный кровавый отпечаток. Последствия себя ждать не заставили — невыносимый болезненный импульс волной прошелся от ладони по всему телу, словно она себе раздробила все кости кисти руки. «Воу, опасно! — предостерегающе забили тараканы в колокольчик, пока рыжая согнулась от боли едва не пополам, прижимая к себе пострадавшую часть тела. — Это было неразумно и глупо!» Да, неразумно. И очень глупо. Но эта боль, физический дискомфорт, хотя бы как-то перекрыла весь тот ураган отчаяния, который был у нее внутри. — Вашу дивизию, — обреченно и тяжело выдохнула сквозь плотно сжатые зубы Гретхен, изо всех сил жмуря глаза. — Вашу дивизию... Чертовы полицейские... Чертов Голубь. Она не знает, куда ей деваться. Ей хочется плакать. Но разве слезы решат проблему? Рука онемела и мелко дрожала, пока от нее продолжали идти по телу болезненные импульсы. А девушка осела на пол, обессиленно опустившись на колени, смотря на свое ранение. Она в кровь сбила себе костяшки правой руки, а область вокруг раны сильно покраснела. Будет новый шрам и, видимо, яркий синяк. Смотрелось это все даже не жутко, а жалко. Она ведь не может себе порезать вены. Она не может сделать даже этого. И вместо этого ей приходится сбивать себе кулаки в кровь, причиняя боль, чтобы мысли о собственной кончине могли ее покинуть. Хотя бы так, но она отвлеклась от внутренней бури эмоций, теперь смотря на последствия. Ладонь было больно сжимать, а кровь уже давно стекала вниз по пальцам, покрывая собой старые шрамы. — Я больше не знаю, что делать, — едва слышно выдавила Врени, смотря на свои сбитые костяшки. Она согнулась над рукой еще сильнее, еще больше сжимаясь в комок, мелко дрожа всем телом. — Совсем не знаю... Она в тупике. Она напугана и растеряна. Именно сейчас ей не хочется жить. На нее против ее воли повесили ответственность за все человечество и эти проклятые птичьи способности. Она не хотела этого. Никогда не хотела. Но она обязана терпеть. Не имеет значения, что она хочет, она просто обязана. Потому что не эгоистка. Но именно в такие моменты хочется все бросить и избавить себя от страданий. Как-нибудь. А ведь ее даже никто не может понять. Даже Эрен, на которого возлагаются еще бóльшие надежды, не поймет ее. Потому что он хочет достичь своей цели. А у нее этой цели нет. Она никогда не хотела становиться надеждой для человечества. Ей эти способности не нужны. Как же мало человек может ее понять. И в это число не входит даже Жан — он просто обычный солдат, пока что ничем не выделяющийся. Понять ее могут только Эрвин, который несет ответственность за весь легион и деятельность Разведки, а также Леви, который носит звание сильнейшего бойца человечества. И если в случае с Эрвином он вполне готов нести бремя ответственности из-за своей мечты, к которой он идет, то случай с Леви для Врени самый близкий. Леви не выбирал, у него этого выбора просто не было. Он — Аккерман, у которых пробуждается невероятная сила, и в итоге он стал сильнейшим бойцом человечества. На него тоже возлагаются большие надежды, хотя, возможно, он этого вовсе не хочет. Оказывается, они так похожи... Оба загнаны в угол и вынуждены прогибаться под народ, выполняя все на благо человечества только из-за того, что у них есть возможность помочь. И Леви тоже не эгоист, раз терпит все это на протяжении всего этого времени. Сколько надежды на него возлагается? Много. Очень много. Он ведь сильнейший. И из-за своей силы обязан защищать других. Как раз он и способен полностью понять, что чувствует Гретхен на самом деле. Но между ними как будто огромная пропасть. Из прострации девушку выводит звук открывающейся двери. Жан, остановившийся не пороге, немного растерянно оглядывает помещение, потому что подруги вначале он не заметил. И только потом повернул голову в сторону стены, которую от его рассматриваний закрывала собой дверь. — Белка! — ошалело выдохнул он, увидев ее, такую уязвимую, сидящую на коленях около той самой холодной стены. — Белка, ты чего? В следующее мгновение он оказался рядом, опустившись на колено и обхватив разведчицу одной рукой за плечи, и только сейчас заметил, что она держит правую руку на уровне груди. — Ты что сделала? — настороженно и тихо спрашивает парень, а потом аккуратно и осторожно берет ее запястье в свою широкую ладонь, вынуждая поднять руку. Он чувствует теплую влагу на своей коже и хмурится, затем видя красные разводы на своих пальцах. — Белка, что?.. В этот момент он увидел, в каком состоянии была ее рука. Вся в кровавых ручьях, мелко дрожащая, с ободранными сбитыми в кровь костяшками и постепенно синеющим пятном вокруг раны. — Совсем дурочка? — сразу понял происхождение этого увечья Кирштайн, осторожно и трепетно накрывая ее руку своей ладонью, стараясь не прикасаться к сбитым костяшкам. Он краем глаза заметил размазанный кровавый след на стене, понимая, откуда это пятно там взялось. Он ведь тоже любитель в порыве эмоций колотить стены. А Врени даже не смотрит на него. Ее взгляд устремлен куда-то вперед и чуть вниз, а парень чувствует, как ее тело бьет мелкой дрожью под его рукой, которой он продолжал держать ее за плечи. — Я в тупике, Жан, — совсем-совсем тихо и сипло отвечает ему девушка, закусывая и без того пострадавшую губу. Такое ощущение, что скоро она прокусит нежную кожу, и по подбородку побежит капля крови. — Это не повод ломать себе кулаки, — хмурится Кирштайн, а потом перехватывает ее за плечи, вынуждая посмотреть ему в лицо. — Нужно успокоиться, Белка. И не сиди на полу, простынешь. Он увидел ее полные отчаяния и растерянности голубые глаза, которые сейчас казались еще больше и жалостливее, как у бездомной собаки, и понял, что от такого взгляда даже растерялся немного. А еще он увидел, как в этих глазах собираются едва заметные слезы. — Только держись, слышишь? — тихо попросил он ее, положив ладонь на ее щеку, а девушка поднимает глаза к потолку, пытаясь прогнать набежавшие слезы. — Я не про это. Можешь плакать, Белка, можешь. Только не срывайся... Сейчас он даже готов увидеть ее рыдания, готов утешить и даже не будет в растерянности. Но Гретхен не плачет — опять смотрит куда-то, даже не собираясь вставать. Вздохнув, Кирштайн осторожно и ловко подхватывает ее на руки и сажает на кровать, словно куклу. — Где у тебя аптечка? — спрашивает он, оглядывая офицерскую комнату. — У меня ее нет, — тихо отвечает ему рыжая, поднимая на него глаза. — И не было, в принципе... Что-то надумав, Жан просит ее посидеть в комнате, а сам быстро уходит, закрывая за собой дверь. Как она поняла, он пошел уже за своей аптечкой, чтобы обработать ей руку. А Кирштайн смотался в свой корпус, забежал в комнату «258» и, порывшись в тумбочке, все-таки нашел свой набор по первой помощи, тут же возвращаясь обратно. И, проходя мимо кабинета командира Эрвина, сталкивается с вышедшим оттуда капитаном, который сразу же замечает в руках солдата аптечку. — Что-то с Гретхен? — тут же стал Леви еще серьезнее, поднимая взгляд серых глаз с рук подчиненного на его лицо. — Поранилась, — поясняет ему Жан, мельком глянув в сторону двери «113». — Она до сих пор в прострации, но эту новость восприняла слишком... эмоционально. — Какое у нее психическое состояние? — Подавлена. А еще растеряна и напугана. Я еще не знаю, как она будет себя вести потом, но сейчас ей тяжко. Аккерман лишь едва заметно кивает, а солдат удаляется. И капитан видит, как за ним закрывается дверь «113». Кирштайн садится на колени на пол возле ног разведчицы, прямо как верный пес, и открывает коробку с медицинскими принадлежностями. — Врени, ты не должна причинять себе вред, — говорит он, открывая бутылёк с перекисью и обмачивая в этой жидкости вату. — А если бы ты себе сломала руку, что бы тогда было? А она молчит, смотря на свои руки и наблюдая, как парень подносит вату к ране. — Будет жечь, — предупреждает ее Жан, а потом начинает прочищать ее руку, то и дело поднимая глаза и смотря на реакцию Гретхен. А ей совершенно по барабану, даже не поморщилась, когда прямо на сбитые костяшки из бутылки ровной струей полилась перекись. Уже когда парень заматывал ее ладонь бинтом, завязывая узел, он вдруг увидел мелкое-мелкое мокрое пятно на ее солдатских светлых брюках в районе чуть выше колена. И тут же поднял голову, натыкаясь взглядом на редкие слезинки, бегущие из закрытых глаз и капающие вниз с подбородка и носа. — Белка-Белка... — тяжело выдохнул Кирштайн, покачав головой, а потом отодвинул от себя аптечку и сел рядом с девушкой, привлекая ее к себе и позволяя уткнуться лбом в широкое мужское плечо. — Что, так больно, что ли? — Из-за меня теперь убивают людей, — срывающимся голосом ответила ему Гретхен, сжимая непострадавшей рукой его коричневую жилетку на его спине. — Я ведь не хотела, чтобы из-за меня страдали люди... Я не хотела, Жан! В итоге я должна быть надеждой человечества, но из-за меня это человечество и истребляют! — Тише, тише, — шепнул Жан, успокаивающе гладя ее по спине, прижавшись щекой к ее макушке. — Ты не виновата в этом. — Нет, виновата! Было бы куда проще, если бы меня не было! Я приношу проблемы теперь не только Разведке, но и всему народу, от меня ведь толка ноль! Да какая из меня надежда человечества, если из-за меня... Широкая ладонь, закрывшая ей рот, не дала ей договорить, и конец фразы превратился в неразборчивое мычание. — Помолчи, Белка, — говорит ей Кирштайн. Она пытается вырваться, но он лишь крепче обнимает ее, не давая убрать свою руку от ее рта. — Помолчи. Нет смысла говорить так о себе. — Да откуда тебе знать, есть смысл или нет! — все-таки смогла выкрикнуть Врени, на секунду умудрившись отцепить его ладонь от своего лица. — По твоей вине не умирают люди! — Раз знаю, значит знаю, — перебил ее парень, вдруг ловким и быстрым движением разворачивая девушку спиной к себе и удобнее перехватывая ее руки, потому что она начала предпринимать попытки вырваться. — И в этом твоей вины нет, слышишь меня? Все эти люди умирают не по твоей вине, а по вине Военной Полиции и того Голубя. Ты в этом не виновата. Она не смогла ответить, так как его ладонь тут же вновь закрыла ей рот, да и вырваться тоже не могла — он обхватил ее за талию, прижав к своей груди. А из глаз продолжали потихоньку идти редкие слезинки, которые она не сумела сдержать и которые все-таки сорвались с ее слипшихся от влаги ресниц. — Мы со всем разберемся, Белка, — слышит она голос Кирштайна откуда-то позади, а потом чувствует, как он утыкается лбом ей в затылок. — Ты под нашей защитой... Потом забудешь все это, как страшный сон. Она обессиленно всхлипывает, смотря в окно, за которым начало стремительно темнеть. Она под их защитой, но кто обеспечит такой защитой их самих? Ведь весь удар по ней будут принимать они — капитан Леви и его элитники. И, возможно, они будут даже умирать за нее. Она этого не хочет и очень боится. Боится не за себя, а за тех, кто ее защищает. В принципе, за себя она никогда и не боялась... Просидела она так достаточно долго, успокаиваясь под сердечный ритм сидящего за ней Кирштайна и чувствуя спиной его мерное дыхание. Ей придется мириться с этим. Ей придется терпеть и скрываться от людей, пытаясь дожить до момента вылазки к стене Мария. Подумать только — ей придется скрываться от людей, чтобы их в итоге спасти. Как-то несправедливо получается. Она хочет им добра, но ей делать это добро не дают. Следующий день, понедельник, начался для Врени с того, что она столкнулась рано утром нос к носу с Ханджи, выходя из своей комнаты. Майор как раз уверенно пёрла по коридору в сторону лестницы вместе с Моблитом, когда перед ее носом вдруг открылась дверь комнаты «113». — О, ранняя пташка из гнезда выпорхнула, — прокомментировала женщина, поправив на лице очки, а Гретхен оглядела ее и ее помощника. Они были не в форме, а в обычной гражданской одежде, еще и с сумками на плечах. — Это вы куда? — захлопала девушка ресницами, а Зое огляделась. — Мы на Юг, к району Трост. Будем покупать природную краску для твоих волос. Врени так и замерла с приоткрытым ртом, таращась на Ханджи, пока в ее голове вдруг вместо тараканов засел сверчок, сопровождая получившуюся тишину и завывание ветра своим стрекотанием. «Что-о-о?! — грянули тараканы, отпихивая сверчка, когда ступор у девушки прошел. — Краску?!» — Меня собираются красить? — наклонила голову Гретхен, пока Зое только задумчиво потерла подбородок. — Можно сказать, что да, но я объясню все «прелести» этого, — она показала кавычки пальцами, — когда вернусь. С этими словами она пожелала успехов и вместе с Моблитом удалилась в закат, оставив девушку одну возле открытой двери в полной прострации. Настроение упало еще глубже в яму полной безнадежности. Неужели, ей еще и с любимым цветом волос придется расстаться?  Тяжело вздохнув, Гретхен поковыляла на утреннее построение, по пути влившись в поток таких же солдат, спешащих на улицу. Встав где-то посерединке всей толпы, она стала ждать, когда старший лейтенант залезет на сцену. А ведь были времена, когда туда заходил капитан Леви. Только вот из-за нее у него наконец-то стало поменьше обязанностей, и он может поспать на пару часов больше. Кстати, ему это пошло на пользу — даже синяков под глазами от недосыпа почти не было видно. В этой толпе ее отыскал Жан, привычно встав вплотную позади, и приветливо подул в рыжую макушку. — Все в порядке? — спросил он, прикоснувшись пальцами к ее перебинтованной правой ладони, а Врени уверенно сжала его руку, кивая. — Более чем, — буркнула она, а потом подалась чуть назад утыкаясь затылком ему в плечо. А вот потом ее чуткий слух уловил перешёптывания где-то в стороне. — О, слушай, а у этой крошки что, парень есть? — услышала она вдруг смутно знакомый голос, а потом скосила глаза туда, откуда доносился этот шепот. — Не знаю... Наверное, — послышалось ему в ответ. Это были уже знакомые белобрысые молодые парни-близнецы, которых она уже видела. И опять рядом с ними стоял высоченный мужчина с черными волосами, завязанными в низкий хвостик. — А ну заткнитесь, — вновь грозно бурчит он, и молодняк покорно затыкается, так как на сцену уже зашел лейтенант со списками в руках. Врени хмыкает. Хоть Жан и не ее парень, но так хотя бы желающих познакомиться будет меньше. На самом деле, девушкой она была привлекательной и заметной. И было вполне достаточно тех, кто хотел ее, так сказать, закадрить. Но тогда вовремя в процесс «знакомства» вклинивались либо Леви, либо Жан, и тогда все попытки охомутать рыжую красавицу сходили на нет. А теперь их опека будет еще более сильной. Но настроение все равно было ни к черту. Сам факт того, что Ханджи уже поехала за краской, угнетал. Потому что Врени не хотела расставаться со своими волосами, даже если они и были ее проклятием. Она даже может их обрезать — длина для нее не проблема, потому что волосы быстро отрастают из-за идеализации организма. Но лишиться привычного рыжего цвета?.. Ей терять такие волосы не хотелось. Все-таки, порой шевелюра поднимает самооценку — и длиной, и своим цветом. Но если Гретхен и может без зазрения совести обстричь их, то расстаться с их настоящим цветом — слишком трудно. Подавленная и удрученная, Врени уселась за обеденный стол, вклинившись в сто четвертый кадетский набор. Ела она не привычно, то есть быстро и буквально за две минуты, а медленно, долго ковыряясь ложкой в еде. Аппетита у нее не было. — Что это с тобой? — поинтересовался Эрен, наклонив голову, из-за чего его отросшие каштановые волосы заколыхались, и пихнул Гретхен  локтем под ребра. Так уж вышло, что девушка сидела прямо между Йегером и Кирштайном. — Какая-то ты вялая. — Не выспалась, что ли? — хохотнул Конни, упихиваясь супом и хлебом. Вот у него-то по утрам аппетит бывает по-настоящему зверским, а Врени смотрит на него и кривит губы. Ей есть не хотелось. — Или ты на диете? — невинно поинтересовалась Саша, жующая свою порцию, а потом хохотнула. — Да забей на это! Без еды ведь и счастья не бывает! Гретхен хмыкнула. У нее что с едой, что без, — все равно итог один, счастьем здесь и не пахнет. — У тебя без еды и жизни не бывает, — комментирует слова Браус Жан, а потом пробегается пальцами Врени по спине вдоль позвоночника. — А тебе надо поесть, тебе еще с капитаном на тренировку идти. — И не напоминай, — сразу же скисла рыжая. Ей хотелось заныть. У нее упадок и сил, и психического состояния, но ведь это ее не спасет от праведного гнева капитана Леви. Хотя, какой там гнев. Ему только в радость понаблюдать за ее мучениями. — Тебе плохо? — заботливо спросил Армин, внимательно вглядываясь в побледневшее лицо рыжей разведчицы. — А то ты что-то бледнее обычного. — Все в порядке, — тут же отозвалась Врени, мельком обменявшись взглядами с Жаном. Уж остальным не стоит знать о ее вчерашней истерии. — Просто... не выспалась. — О, я угадал! — поднял ложку Конни с торжествующим видом, едва не задев спокойную как стадо баранов Микасу, сидящую с ним рядом. И только Жан прекрасно знал, из-за чего у нее такое состояние. К назначенному времени она опоздала на целых шесть минут, прекрасно понимая, какая кара ее настигнет за это. Она даже не доставала часы из кармана, наплевав на время и приковыляв в подвал. — Ломаешь систему? — сразу же спросил Леви, наконец узрев девушку на пороге тренировочного зала, а потом со звонким щелчком открыл карманные часы. — Шесть минут. Врени только страдальчески еле слышно захныкала, а потом со скорбящим видом закивала, тяжело вздыхая. — Я уже знаю, что делать, — тихо отозвалась она, протерев руками глаза, а потом, не дожидаясь ответа от капитана, развернулась и поковыляла обратно по коридору к лестнице на первый этаж. Пошла отбывать наказание — шесть кругов вокруг Штаба уже заждались. Хорошо хоть, что эти шесть кругов ей нужно бегать без коромысла. Леви же последовал за ней следом, держась позади на расстоянии трех-четырех шагов. И, пользуясь случаем, он пробежался глазами по ее идущей впереди фигуре. Он сразу понял, что в состоянии она не самом лучшем. Ее плечи опущены, сама она ссутулилась, хотя обычно ходит с прямой спиной, а вместо привычной корзинки из волос на ее голове торчит растрёпанный пучок, который она собрала неаккуратно и впопыхах. Выглядела она не как уверенный в себе солдат, а как слабая растерянная девушка. Просто хрупкая обычная девушка. Да и признаков того, что она спешила к назначенному времени, капитан не увидел. Она даже не дышала тяжело, когда показалась на пороге тренировочного зала. Значит, она сейчас в таком подавленном состоянии, что решила даже на время наплевать, хотя обычно прибегает за целых пять минут до полвосьмого. Ее все произошедшее сильно подкосило, и Леви видит это. Видит, что все это она принимает слишком близко к себе и, скорее всего, винит в смерти людей себя. А ведь ее вины здесь и нет. Выкатившись из замка, Гретхен стартанула отрабатывать наказание за опоздание и вскоре скрылась за ближайшим поворотом. А Аккерман посмотрел ей вслед, едва слышно выдохнул и опять по привычке уселся на лавочку под раскидистым деревом, достав из кармана колокольчик. По плану, Врени опять нужно будет попытаться отобрать у него эту звенящую ерундовину, но, судя по ее виду, никакого желания работать сегодня у нее нет и не будет. Пробежав первый круг, Гретхен лениво проковыляла мимо лавочки с деревом. — Быстрее шевелись, — был вынужден сказать Леви, чтобы она не бежала так медленно, и девушка, измученно вздохнув, припустила новый круг уже в убыстренном темпе. Такер привычно слетел с верхних веток дерева и уселся на спинку лавочки совсем близко к плечу Аккермана, и капитан, не сдержавшись, протянул руку и погладил птицу по блестящим черным перьям на грудке. Ворон уже давно привык к нему, поэтому лишь блаженно вытянул шею и приоткрыл клюв. Когда шесть кругов Ада были позади, Врени, пытаясь выровнять дыхание, остановилась на дворовой площадке, ожидая распоряжение капитана. Но он сидел совершенно молча на лавочке, закинув ногу на ногу, и ритмично подбрасывал в правой руке звенящий колокольчик. «Опять этот проклятый динь-динь», — взревели тараканы в рыжей голове, пока сама разведчица с едва заметной ненавистью наблюдала за этим бубенчиком, который Леви задумчиво подбрасывал в ладони. В кошмарах уже этот трезвон слышен. Аккерман никаких указаний не давал, и Гретхен, обреченно опустив руки, подошла к лавочке под приветсвенное карканье Такера. — Что будем делать сейчас? — глухо спросила она, смотря на капитана сверху вниз. Спустя несколько секунд игнорирования, он вдруг внезапно стрельнул глазами на нее, так как до этого смотрел куда-то в сторону. Ей показалось или его серые радужки только что сверкнули? «Это у его внутренних чертей либо идея плохая появилась, либо праздник наступил», — прокомментировали тараканы, с подозрением шевеля усами. — Я вижу, что у тебя нет желания работать сейчас, — ответил Леви, а Врени могла только брови в удивлении поднять. Это капитан или его подменили? Ну да, ей сейчас очень фигово и любое задание сейчас будет пыткой, но... — А когда вас волновали мои желания? Действительно. Леви едва сдержался, чтобы не хмыкнуть. Знала бы она, что ее желания его действительно волнуют... Особенно сейчас, когда он видит ее состояние. — Гретхен, не дай этим обстоятельствам тебя подкосить, — сказал он, а рыжая прекрасно поняла, о каких обстоятельствах он говорит. — Вам так легко об этом сказать, — фыркает она, а потом садится на лавочку. — Да вот только вам-то откуда знать, что со мной? — То, что заметно, не отрицают, — отозвался капитан, скосив на нее глаза. — Ты теряешь контроль над собой. Сейчас ты подошла к тому состоянию, когда все эти препятствия могут отбить у тебя желание двигаться к цели. — О какой цели вы говорите... — обреченно выдохнула Врени, почти сгибаясь пополам и опуская голову. — У меня нет цели. — А узнать, кто такой Голубь? — Это только вынужденная цель. Не думайте, что я бы подписалась на такой кошмар, если бы у меня не было крыльев. Приключения интересны только в детстве... Как быстро она повзрослела. Сейчас бы была какой-нибудь счастливой обычной замужней девушкой, выросшей в родительской любви и не знающей ни о военных проблемах, ни о голубях. Какая бы у нее была беззаботная жизнь, если бы не эти крылья... А ведь раньше она хотела оставаться ребенком вечность. Она и сейчас этого хочет — чтобы все было так же просто, как и в детстве. Но порой нужно взрослеть, даже будучи ребенком... — У тебя неправильный настрой, — чуть подумав, сказал Леви. — Слушайте, — не выдержала Врени, резко посмотрев на него. — Не думайте, что раз я не совсем человек, то и моя психика тоже сверхчеловеческая. Я не могу иметь другой настрой в такой ситуации! Как я могу быть надеждой человечества, если людей из-за меня убивают! Да я сама никогда других жизни не лишала, а теперь по моей вине гибнет народ! Только потом до нее дошло, что она повысила голос на начальника, и она отвернулась, стыдливо спрятав лицо в ладонях. — Простите, — едва слышно буркнула она, смотря куда-то в противоположную от капитана сторону, уже ожидая взрыва пороховой бочки. Однажды ведь, после смерти Дирка и Эрны, она уже как-то раз оказалась в такой ситуации — поссорилась с Аккерманом, а потом в наказание убиралась в душевых. Вот она и ожидает чего-то подобного. Что она теперь драить будет? Столовую или подвал? Душевые или конюшни? — Это не твоя вина, Гретхен, — вдруг услышала она абсолютно спокойный голос Леви, словно он вообще не слышал ее взрыва эмоций. Ее ведь тогда прорвало — она много лишнего наговорила... — У человеческой доброты есть предел. И ты будешь не доброй, а глупой, если будешь вешать на себя чужую вину. — Я не добрая. — Но самоотверженность — это одно из составляющих доброты. Не будь в этом плане настолько самоотверженной, ведь далеко не все люди смогут тебе ответить тем же. — Но ведь... — уже хотела возразить девушка, как Аккерман ее обрубил на полуслове. — Ты не должна винить себя сейчас. Все это произошло не из-за тебя, поэтому ты имеешь полное право винить тех, кто это сделал. Ты в этой ситуации такая же жертва, как и все остальные люди. Вернее, тебе достается проблем даже куда больше, чем любому другому человеку. — Но ведь если бы не мое существование, Военная Полиция от людей бы не избавлялась, чтобы найти меня... — тихо и обреченно ответила Гретхен, прикрывая глаза. — Ты забываешь очень важную деталь. Ты быть экспериментом не хотела, тебя сделали крылатой насильно. А поэтому ты вину за это не несешь. И хватит уже нести бред о том, что бы было, если бы тебя не было, а то меня тоска накрывает из-за осознания того, скольких бы проблем я смог избежать, если бы ты здесь не появилась. А вот потом капитан, чуть подумав, добавил: — И как можно было так глупо пораниться? — он посмотрел на ее перебинтованную руку, которую Гретхен побыстрее спрятала за спину. — А вы умеете утешать, блин, — с сарказмом хмыкнула девушка. — Чего это вы такой добрый, даже устроили мне психологическую беседу? — Можешь считать, что я обязан это делать на правах личного наставника. Леви, правда, умолчал, что делать это он вовсе не был обязан. И совсем здесь права личного наставника не причем. Вдруг поддавшись какому-то необдуманному желанию, он внезапно протягивает руку, намереваясь потрепать Гретхен по рыжей макушке. И только тогда, когда от его пальцев до ее волос было около двух сантиметров, он вдруг опомнился. И сделал вид, что смахивает с ее головы несуществующий листик. «Идиот», — обреченно вздохнул голос в его голове, а капитан невозмутимо встал со скамейки, кивком зовя Врени за собой в тренировочный зал. Действительно, идиот. Сам уже и не понял, как стал чрезмерно о ней заботиться. И вообще без понятия, как она смогла заставить его чувствовать к ней что-то, что не входит в рамки его работы. И правда. Он идиот. Продолжение следует... Simple Plan — This song saved my Life