Крылатая Свобода

В тренировочном зале творился сущий хаос — на первый взгляд могло показаться, что там ведется ожесточенная борьба не на жизнь, а на смерть, причем сейчас кто-то кому-то двинет так, что у противника отвалится голова. Со стороны помещения раздавались звуки ударов, топот, тяжелое пыхтение, даже порой проскальзывали язвительные и насмешливые комментарии. Тяжелое сбивчивое дыхание давало понять, что движение здесь началось довольно давно — противники уже прилично устали. И вот настал решающий момент — противник проморгал подсечку и был намертво пригвожден животом к полу, пока атакующий его человек уселся сверху и заломил чужие руки, не давая и шанса на спасение. — Ай-яй! Больно, пустите! — выдавила Врени, пытаясь освободить свои руки, но стальная хватка сильных пальцев на ее запястьях этого сделать не позволила. Раздался едва слышных хруст, а девушка встрепенулась, как подбитая птица. — Капитан! Контролируйте силу, черт возьми! — Я-то как раз ее контролирую, — раздался голос над ее головой, пока разведчица из последних сил пыталась вырваться. Тупая идея — она прижата к полу, противник обездвижил ее ноги и мертвой хваткой вцепился в руки. Все пути отступления провалились. Тем временем капитан наклонился к ее уху, и его дыхание обожгло до мурашек чужую кожу. — А вот тебе нужно стараться больше. Ты можешь бить сильнее, а еще не забывай включать мозги и наблюдать за действиями противника. Зря я тебе мячик для тренировки реакции давал? — Не зря! — Значит, докажи это мне. Гретхен изо всех сил дернулась, пытаясь вывернуться, но никаких результатов это не дало. — Поздняк метаться, Гретхен. Ты опять продула. Тяжело выдохнув, Врени отпустила голову, прижавшись щекой к холодному полу. Она на пределе — сейчас вот-вот легкие от недостатка кислорода выплюнет. У нее нет сил бороться дальше. Капитан вновь победил. Колокольчик продолжает висеть на его поясе. Висит на его поясе и, зараза, игриво блестит своим чистым металлическим боком. Гретхен, тяжело дыша, убийственно скосила глаза на этот проклятый предмет, прекратив всякие попытки вырваться. Она вновь признала поражение, вновь проиграла, теперь хотя бы можно просто-напросто лечь и помереть. Капитан чувствует, как разведчица расслабляется, ее руки за спиной, сейчас находящиеся в его крепкой хватке ладони, перестают дергаться, а сама девушка окончательно опускает голову к полу и тяжело выдыхает. Выдохлась девочка. Опять забыла правильно рассчитывать свою силу и энергию, за что и поплатилась. Никак не усвоит, что на сильного противника нельзя переть в лоб и использовать все козыри и умения в первую секунду. Первый месяц тренировок она даже на пол повалить его не могла. Теперь же ближний бой стал интереснее — у капитана тоже появился риск улечься на лопатки. Но колокольчик все еще неизменно висит на его поясе. И Гретхен из-за этого бесится. Когда-нибудь она дождется момента, когда эта проклятая вещь будет брынчать в её руке! — На сегодня все, — говорит Леви, поднимаясь на ноги и выпуская девушку, а потом отряхивает свои ноги от невидимой пыли. — Ты выдохлась, отдыхай. — Я слишком быстро и часто выдыхаюсь, — отвечает Врени, даже не собираясь подниматься. Она лишь перевернулась на спину и раскинула руки в стороны, уставившись в потолок. — Это плохо... — Рад, что ты это понимаешь, — Аккерман говорит это, скосив глаза в её сторону и рассматривая разметавшиеся по полу её черные волосы, выбивающиеся из-под шапки-берета. — Хватит работать тряпкой, я тебе еще не давал задание мыть полы. — А я добровольно, — отзывается разведчица, а потом прикрывает глаза. Теперь Леви видит лишь ее пушистые подкрашенные черным дрожащие ресницы. — Это сплошной капец... — Ты что-то сказала? — Нет-нет, молчу-молчу. Леви поводит плечами. Ожидание сентября продолжается. И успехи Гретхен идут все дальше. Интересно, сколько времени ей понадобится, чтобы отобрать у него колокольчик? Тем временем Врени поднимается на ноги, трет друг о друга руки и разминает узкие плечи. Неприятно морщится, услышав тихий жалобный хруст собственных костей. Тренировки продолжаются. Как продолжают давать знать о себе и ее увечья. Когда-нибудь она дождется момента, чтобы в конце концов и капитан мучился с вывихнутым плечом! «Только вот когда это будет?» — спрашивают тараканы, а девушка как-то уныло и тоскливо смотрит в сторону начальника. До этого момента ей еще пахать и пахать... Судя по тому, какие сейчас у него виднеются рельефные мышцы, одолеет она его не скоро. «Еще слюни начни пускать, вообще будет классно, — вдруг защелкали у нее в голове, и разведчица проморгалась. — Гормоны шалят, что ли? Залипла, как голодающий на обед, стыдно должно быть!» Гретхен едва не треснула себя по лбу, но была словно с поличным поймана. Аккерман, до этого стоящий к ней спиной, уже пристально смотрел в ее сторону, слегка прищурив серые глаза. Определенно, ее долгий взгляд на него не остался незамеченным. Врени стало стыдно. А вот Леви понял этот взгляд по-своему. — Не беги впереди скаковой лошади, Гретхен. Когда-нибудь настанет момент, и тренировки перейдут на новый уровень. — А?.. — абсолютно не поняла девушка, состроив недоуменную гримасу. «Какой такой "новый уровень"?» — поперхнулись тараканы, немного офигев с происходящего. Аккерман же ничего удивительного не видел, судя по его совершенно спокойному лицу. — Что «а»? — в своей привычной манере ответил он, а потом передернул плечом. — Я говорю о том, что твои навыки растут, поэтому хватит так тоскливо пялиться на меня, как будто у тебя ничего не выходит, — а потом еще и добавил: — Хватит летать в облаках, раздражаешь. Иначе у меня возникнет ощущение, что во время тренировки ты сильно ударилась головой, а тогда тебе будет очень плохо. — Почему? — опять не въехала в суть его слов девушка. Ей показалось или капитан подавил обреченный вздох? — Потому что в этом случае отдам на растерзание Ханджи, будешь вместе с Эреном на ее экспериментах для умалишенных устраивать вечеринки. Только не удивляйся потом, почему у тебя повыпадали все перья из твоей пернатой задницы. — У меня не пернатая задница! — Мне без разницы. Капитан умеет убеждать, черт возьми. Потому что Врени, хоть она близко общается с Зое, ни за что бы не подписалась на ее опыты. И девушка сочувствует Эрену, над которым майор носится, как обезумевшая курица над гусёнком. Уж лучше тренировки с Аккерманом, чем опыты с Ханджи. Того неудачного полета в лесу два года назад ей хватило с головой, чтобы держаться от экспериментов майора подальше. Тем временем мучения продолжались, сопровождая постоянные тренировки. Капитан был тренером суровым, еще серьезнее, чем даже Шадис (а Врени думала, что быть тренером серьезнее Шадиса физически невозможно), но Аккерман уверенно обскакал Киса по всем параметрам. Если у разведчиков воскресенье было выходным днем, то для Гретхен оно оставалось суровой реальностью и причислялось к трудовым будням. Поэтому она была вынуждена всегда просыпаться рано, а Леви тем временем отфутболивал все ее просьбы о выходном. Говорит, что «спать надо ложиться раньше, если утром тебе времени на сон не хватает». Сама же Врени настолько устает на тренировках, что уже даже не знает, насколько рано ей надо засыпать, чтобы набраться энергии на следующий день. Поэтому постоянно она ходит с неизменным девизом: «Главное — не сдохнуть, и уже хорошо!». На этот раз ее внутренние часы совсем отказали. Воскресенье наступило слишком быстро; механический будильник, который держится на одном честном слове, противно и привычно затрезвонил, из-за собственной вибрации прыгая на самом краю тумбочки, а девушка даже не шелохнулась. Уткнувшись лицом в подушку, она даже не обратила внимание на бедный тарахтящий предмет, не собираясь выныривать из глубокого сна. Как бы противно будильник не трещал, разбудить доходягу-разведчицу у него не вышло. Может, поэтому-то он и решил с горя свалиться с прикроватной тумбочки и с грохотом разлететься на части, жалобно позвякивая отвалившимися шестеренками. Звон резко утих, и воцарилась почти гробовая тишина. В такой же гробовой тишине, не считая разбазарившихся за окном птиц, Гретхен и открыла глаза. И если вначале она не обратила внимания на эту тишину, то потом нахмурилась. Обычно она просыпается со звонком будильника. Теперь этого звона нет. Как, собственно, и будильника на тумбочке. Осознание резко врывается в еще не очухавшийся после сна мозг, до истерики пугая переполошившихся тараканов, которые врассыпную забегали из стороны в сторону, причитая, как орда старушек. «Неужели... Неужели... О мама, я неудачница по самую задницу», — думает Врени, резко скидывая с себя одеяло и ставя босые ноги на пол. И тут же шипит, потому что острая шестеренка покойного бедняги-будильника безжалостно впивается в пятку. Гретхен смотрит на пол, видя последствия смерти старенького будильника, который впервые увидел свет еще лет семь назад, когда девушка обосновалась вместе с Дирком в лавке механических часов. Он, конечно, уже дышал на ладан, но стало немного жалко беднягу, который закончил свою работу именно таким неуклюжим образом. «Потом будильник оплакивать будешь! — истерически заорали тараканы в голове, и Врени почувствовала, как ее вновь охватывает паника. — Если не поторопишься, скоро вместо него будут оплакивать тебя!» Раз она проспала будильник, значит, она проспала все на свете. Хотелось бы ей проспать и собственную смерть от рук капитана, который за опоздание ее точно сожрет. Подорвавшись с места, девушка подбегает к столу и хватает маленькие карманные часики, молясь, чтобы время на них не шокировало ее. Молитвы услышаны не были. Бедные Вренины глаза и челюсть: если первые от увиденного едва не выпали, последняя — от шока почти отвалилась. Потому что проспала она почти на целых три часа, и стрелка неумолимо и весело идет дальше по адскому кругу циферблата, показывая время «10:18». А в тренировочном зале Гретхен должна быть в полвосьмого... Ей что, придется бегать почти сто восемьдесят кругов вокруг Штаба? «Заранее готовь деньги на собственные поминки, блин», — причитает одинокий таракан, а Гретхен шумно сглатывает. Если ее не убьет капитан, то она помрет сама от наказания за опоздание. А Аккерман, видимо, решил специально промолчать и не обливать ее утром холодной водой из ведра, чтобы помучилась. Сколько теперь ей километров пешим ходом наматывать! Так быстро на собственную казнь Врени еще никогда не собиралась. Со скоростью света кое-как натянув на растрепанную голову шапку-берет, она пулей вылетела из комнаты в коридор, тут же дрожащей от паники рукой стучась в дверь «111». Не услышав никакого ответа, она набралась наглости (или, все-таки, смелости) и открыла проход в кабинет смерти без спроса, высматривая в стирильном помещении начальника. Аккермана словно след простыл. Его комната встретила наглую гостью пустотой и жутковатой тишиной. «Это конец», — мысленно истерила Врени под аккомпанемент панических тараканьих воплей в собственной голове, нарезая круги по коридорам офицерского этажа в поисках капитана. Пару раз чуть не снесла зазевавшихся лейтенантов, потом получив себе вслед несколько выговоров. По идее, ей надо было валить наутек так, чтоб пятки сверкали, но вместо этого она ищет собственного палача. Может, капитан-снеговик все же сжалится... «Ага, и чаем успокаивающим напоит, — хватило тараканами сарказма. — И по голове погладит, приговаривая, какая ты бедная.» По идее, погладить он ее может только топором по голове. За такое огромное опоздание она будет в одиночку перемывать весь замок семь раз в день в течение семи месяцев, черт возьми. Если выживет после дистанции в тысячу километров, конечно. С такими обременяющими мыслями Гретхен вырулила из-за поворота, тут же натыкаясь взглядом на цель своей беготни. Капитан спокойно стоит в противоположном конце коридора, прислонившись поясницей к подоконнику, рядышком с командиром Эрвином и обсуждает какую-то важную тему. И этим обсуждением он был занят так, что только в последний момент заметил сумасшедший вихрь собственной ученицы, которая внезапно появилась прямо перед ним. — Только не убивайте, ради Бога! — даже не поприветствовав, совершенно забыв даже честь отдать старшим по званию (да что там говорить, даже командира не заметив), взмолилась Гретхен, согнувшись в мелком поклоне и опустив голову. — Окститесь, капитан, простите грешную. Если вначале он даже не понял, что происходит, то спустя секунду все осознал и даже заинтересовался происходящим, слегка прищурив глаза и пытливо смотря на подопечную. А вот Гретхен не знала, куда от стыда и страха проваливаться, да и смотрела на начальника с нескрываемой опаской и осознанием трындеца происходящего.  Утро добрым не бывает. Утро бывает экстремальным. Вдруг изнеоткуда возникает появившееся молчание. Врени ждет ответа от капитана, а он отвечать не собирается — только смотрит на нее, внимательным, изучающим взглядом прожигая в ней дыру. А она смотрит в ответ, взглядом умоляя простить и помиловать. И только лишь Эрвин с интересом наблюдает со стороны за этим театром абсурда. И его вполне устраивает позиция наблюдателя. — Честное слово, случайно получилось, прошу прощения, — так и не дождавшись ответа от Аккермана, выдавила Врени, от нервов прикусив зубами внутреннюю сторону щеки. — Я не смогу бежать сто восемьдесят кругов... — А в чем, собственно, дело? — внезапно подает голос Леви, ставя девушку в безнадежный тупик. Она пару секунд заторможенно моргает, совсем не понимая прикола, а потом поднимает бровь, слегка наклоняя голову. — У тебя выходной. И вновь внезапно появившаяся тишина безмолвно говорит: «Я снова здесь!» и машет невидимой ручкой. «Чего? — растерянно мямлят тараканы в женской голове, в ступоре опуская усы. — Ты что, чертяра рогатый, издеваешься, что ли?» Какой еще выходной? Почему она об этом впервые слышит? Что за шутки? Или капитану просто скучно, вот он и решил пошутить? «Ну ты только посмотри на эту непонимающую моську, — засюсюкал голос в голове капитана, пока сам Аккерман прищуренным взглядом наблюдал за разведчицей, а потом в его голове раздался ехидный хохот. — Ну просто сама невинность, глянь!» «И что вы хотите сказать? — тем временем крутили шестеренки тараканы. — Нахрена мы столько нервов потратили?! Можно давать выходной каким-нибудь другим способом, а?!» И тут Гретхен осознает, что все это звездное утро было напрасно, а трындец откладывается на неопределенное время. Выходной, блин. — Серьезно? — спрашивает Врени, не веря своим ушам. Неужели, ее мысли о том, что капитан-снеговик сжалится, оказались правдивы? Или здесь есть подвох? — Вот прямо выходной? Аккерман не видит необходимости отвечать, поэтому лишь согласно моргает. — А почему я не знаю о нем? — словно сама у себя интересуется девушка, а потом обреченно смотрит в окно, находящееся за спиной начальника. — Это я что, получается, напрасно волновалась? — Если тебе жалко потраченных нервов, могу забрать свои слова назад, — в привычной манере отвечает капитан, а разведчица только панически машет головой. — Не-не-не, даже не думайте! Сто восемьдесят кругов я бежать не смогу! — Значит, фильтруй базар и мысли. — Вы умеете делать утро бодрым, елки-палки... — Я могу в любой момент передумать. — Не надо! А Смит стоит в сторонке и только происходящим любуется. Все-таки, за время тренировок отношения между этими двумя улучшились — Гретхен с капитаном как будто внегласно сплотились. Как командир замечает, они вдвоем, если будет задание работать в парах, прекрасно сработаются. Леви прекрасно знает все привычки Врени, а Врени — знает все капитанские заскоки. Поставить Гретхен под начальство Аккермана было хорошей идеей. По крайней мере, эти двое, видимо, нашли общий язык. Врени только потом опомнилась, что совершенно забыла про Эрвина, поэтому извинилась и отдала честь, облегченно вздыхая. Все-таки, выходной — шикарная штука. Теперь и все преживания на этот день улетучились. Аккерман все же сжалился. Причем не только сжалился, но и вообще освободил это воскресенье. — Фух, аж полегчало, — не сдержалась и сказала девушка, театрально прижав ладонь к сердцу. — Капитан, спасибо. Леви не отвечает, просто смотря на нее. Она просто не знает, что после пятнадцати минут ожиданий этой пернатой задницы ему пришлось искать ее самому. И первым же делом он и зашел в ее комнату, сразу же обнаруживая спящую беднягу. Гретхен тогда чуть ли не по уши замоталась в легкое одеяло, пряча лицо в подушке, одна только тонкая рука из-под ткани торчала и свисала вниз, едва касаясь пола. А недалеко, прямо перед рядом стоящей тумбочкой, по поверхности рассыпались части упавшего будильника. Леви было хотел притащить холодной воды и разбудить эту рыжую чертовку, но потом, постояв на пороге комнаты, передумал. Едва заметно покачал головой и вышел вон, в коридор, тихо закрыв за собой недавно смазанную им же дверь. Она и так все это время старалась и выкладывалась на полную. Да и ее нытье по поводу того, что ей по утрам надо дольше спать, не осталось незамеченным, поэтому капитан в этот раз решил ее не донимать и оставить в покое. Заслужила выходной. А сейчас, когда она стоит перед ним, такая растрепанная и заспанная, он подмечает выбивающуюся из-под серой шапки-берета рыжую прядку. Девчонка слишком торопилась и даже не проверила, как выглядит, видимо. — Поправь, — говорит Аккерман, взглядом указывая на рыжие волосы, которые выделялись на фоне черной покрашенной шевелюры. Гретхен кивает и поправляет прическу, легко запихивая лишнюю прядь под плотную резинку шапки. А Леви переводит выжидающий взгляд на Эрвина, словно говоря, чтобы он оповестил разведчицу о причине их недавнего разговора. И Смит прекрасно понимает, поэтому говорит: — Рубай, — о да, о маскировке никто не забывал, даже если здесь никого нет, — мы сейчас обсуждали одну немаловажную вещь. — Да? — тут же оказалась Врени вся во внимании. — Нужно вновь запустить тебя в воздух. Необходимо выяснить, насколько хорошо ты владеешь новым способом перемещения. Джозеф говорил, все это время ты тренировалась в этой сфере, так? — Так, — согласно кивает Гретхен, а потом немного улыбается. — Без проблем, могу в любое время продемонстрировать. — Тогда, раз тренировок у вас сейчас нет, это можно устроить сегодня. Н-да, вроде бы выходной, а вроде бы и фиг вам... Но делать-то нечего. Поэтому Врени лишь соглашается. Они условились через час выбраться в лес для проведения «эксперимента». Причем если в прошлый раз на таком событии присутствовали только Ханджи, Моблит и Леви, то в этот раз к ним присоединится и Эрвин, который хочет узнать, на что способны крылья с размахом в пять метров. Леви отправился информировать и вытаскивать Ханджи из кабинета (хотя она, наверное, сама оттуда выскочит, когда узнает причину всей этой движухи), а Врени пошла назад в комнату — надевать специальную кофту с отстегивающимся куском ткани на спине. За этот месяц она впервые раскроет крылья, наверное, вначале ими будет немного неудобно управлять, потому что за это время она отвыкла их чувствовать. Но, тем не менее, было немного волнительно и радостно — теперь воздуха она не боится. Спасибо Джозефу. Кстати о нем. Совсем недавно в Штаб приезжал Морис, как всегда, неизменно, привозя корм для лошадей. И был он с весточкой из Конного Центра, где Джозеф интересовался, хорошо ли у Гретхен проходят тренировки и как вообще обстоят дела со всем остальным. Врени тогда налетела на Мо с медвежьми объятиями и едва не задушила от приступа неимоверной радости. Жан же первое время держался от парня в соломенной в шляпе, так сказать, «на расстоянии вытянутой ноги» — специально стоял совсем неподалеку, чтобы его было видно, и мрачно зыркал на бедного Мориса, всем видом показывая, что до сих пор обижается. А он считал, что обижается справедливо, — козел Морис даже словом не обмолвился на протяжении полутора года, что Врени была у них в Конном Центре, и уверенно водил Кирштайна за нос. Хотя он видел, черт его дери, что Жан мечется из стороны в сторону как ужаленный в задницу и не находит себе места. И, тем не менее, товарищ Мо решил по-партизански сполчать о том, что причина всех Кирштайновских беспокойств была буквально под боком. За это и получил в предыдущий раз по морде. Все честно. Жан вообще думает, что одного раза треснуть было мало за все те мучения, что он испытал. Потому что Морис прекрасно видел его беспокойства, но предпочел держать рот на замке. Да за такое нос сломать надо, а не по щеке кулаком проехаться! Поэтому Кирштайн и демонстрировал свою обиду, прислонившись спиной к холодной стене замка и сложив руки на груди, исподлобья мрачно смотря на Мориса, который в тот момент передавал Врени слова Джозефа. И Мо, не будь идиотом, прекрасно понимал, чего этот прохвост добивается. — Мне прощения на коленях просить, да? — спокойно спрашивает блондин, подходя к суровому солдату, который в этот момент был похож на напыщенного раздувшегося от обиды воробья. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я не могу жить в ссоре. — Об этом надо было думать, когда каждый день на протяжении сраных полутора лет ты видел ее и ни слова не говорил мне, — мрачно шипит Жан, а Морис качает головой. — Я не стукач, ты же знаешь. Тем более, так нужно было. — Это тебя от вины не избавляет, хитрожопый товарищ! — Да, не избавляет. Поэтому я и прошу прощения, Жан. Мы ведь не дети... Хотя, на мизинцах я помириться не против. — Мизинцем ты будешь биться о тумбочку, — в сердцах желает Кирштайн, а блондин морщится. — За что ты так со мной? Ты же меня проклял! — Заслужил, говнюк. — Тогда, мир? — И Морис все-таки протягивает ему правую руку с оттопыренным мизинцем. Жан долгих десять секунд смотрит на этот жест, взвешивая все «за» и «против» и больше склоняясь к решению послать это пугало дальним лесом, но потом с тяжелым вздохом сплетает его мизинец со своим. — Как скажешь, — говорит он, словно делает Морису большое одолжение. — Но за то, что по морде ударил, извиняться не буду. Заслужил. Если честно, я бы тебя посильнее отделал. — Верю, — смеется Морис, а Врени, следящая за ними, втихаря умиляется и смахивает невидимую скупую слезу. Тем временем Гретхен узнает, что Джозефу уже прекрасно известна тактика Военной Полиции по поимке рыжей «убийцы». С самого первого подставного убийства, когда свидетелем этого стал пришедший на рынок Кирштайн, вот таким образом были убиты еще два человека — один был мирным рыбаком, а другая — пожилой бабулей, жившей в районе Горнзона. Врени старалась держаться, но все равно порой у нее почти опускались руки, потому что ради ее поимки попрощались с жизнью уже трое невиновных людей. Напряжение в народе росло, жители становились все более обеспокоенными. Весть о вернувшейся рыжеволосой чертовке-убийце постепенно разносится по всем стенам. А Врени вместе с начальством Разведотряда беспокоится. Потому что всем этим шухером командует командирша Мерлин и ее помощник — Берт Джойс, который два года назад по великой случайности опрашивал Гретхен по поводу смерти Сенты Сигилд. И он однозначно в курсе того, как эта девушка выглядит. Спасает положение только то, что Гретхен сменила окраску с рыжего на черный, а также изменение ее внешности за два года. Ее лицо стало с более острыми чертами, облик преобразился, щеки покрыли веснушки. Теперь нужно надеяться, что ее не найдут. Также Морис сказал, что за Конным Центром ведется слежка — многие работники иногда замечают посторонних людей, которые шныряют неподалеку. И Джозеф узнал среди тех людей одного из прихвостов командирши Марлин, поэтому все сомнения отпали сразу — за ними следит Военная Полиция. Значит, этот выход в лес для демонстрации умений полёта будет достаточно опасным шагом. Но для планирования операции по возвращению стены Мария Эрвину необходимо узреть воочию, на что способны крылья. Поэтому, когда отряд из пяти человек приближается к знакомой опушке, где Врени летала уже два раза, все напряженно вслушиваются и всматриваются в окружающие кусты и деревья, пытаясь найти слежку. Гретхен сосредотачивается на слухе, пытаясь уловить малейший чужой шорох или дыхание. А Леви, в это время внимательно оглядывающий кусты и ветки деревьев на другой стороне опушки, невольно наблюдает за ней. Ему кажется, что если бы у не были лисьи или кошачьи уши, в этот момент они бы медленно поворачивались, улавливая звуки. — Достаточно далеко от нас мелкая стая волков приблизительно из... шести... или больше особей, — немного неуверенно сказала девушка, а потом накрыла уши ладонями, жмуря глаза и кривя губы, и помотала головой. — А-а-а! Так далеко слушать не могу, слишком сложно! — Это твой предел? — интересуется Ханджи. — Я их почти не слышу, слишком большое расстояние, — ответила Гретхен. — Тем более, мне слишком тяжело сосредотачиваться на таких дальних звуках, в ушах звенеть начинает. — То есть, ты можешь контролировать то, что слышишь? — Более-менее. Иначе бы свихнулась — вокруг слишком много шума... Я уже привыкла не отвлекаться на дальнее окружение и слышу так далеко только при концентрации внимания на дальних объектах. Сейчас, кстати, людей вокруг нет, можете не беспокоиться. Эрвин только кивает, а потом все они спрыгивают с лошадей. Прихваченный из Штаба алабай Берти был абсолютно спокоен, значит, врагов по близости и правда нет. — Держи, — Ханджи протягивает Гретхен очки для полета. Врени кивает, закрепляя их у себя на лице, а Леви едва слышно выдыхает. Слава Богу, это не те проклятые очки с нелепой огромной круглой оправой, какие были в прошлый раз, когда Аккерман был невольно вовлечен в сумасшедший неудачный полет. Эти очки были новыми — с прямоугольной адекватной оправой — и нормально на девушке смотрелись, в отличие от их предшественников. Эксперимент начался, и Гретхен отстегивает лоскут ткани у себя на спине, открывая легкому ветерку свои лопатки. Леви замечает привычные шрамы на бледной коже, а разведчица проходит в центр поляны, чтобы не задевать новыми конечностями ветки деревьев. А потом появляются крылья, сопровождаясь кровотечением из разорванной кожи на спине. Берти ошалел от такого явления, поэтому с глухим рычанием сначала попятился, а потом уже был готов рвануть в сторону этого крылатого нечто, но был ловко и быстро схвачен Аккерманом за загривок. — Место, — говорит капитан, насильно притягивая большого пса к своей ноге, а потом опускает глаза на УПМ закрепленное по обеим сторонам от свох бедер. На всякий случай. Тем временем Врени повела плечами и косо глянула на свои выросшие конечности, затем немного размявшись. Пару раз дернула крыльями вправо-влево, а потом повернулась к начальству и помахала ладонью в черной перчатке. — Стартуй уже! — громко говорит Ханджи, а девушка, пожав плечами, делает мощный взмах, направляя всю свою силу вниз. Поэтому, в следующую секунду она сразу же оторвалась от земли на добрые два метра, крыльями создавая неслабую ударную волну и поднявшимся от взмаха ветром сметая в стороны траву и листья. Вокруг были высокие сосны, закрывающие собой на поляну весь обзор, и за пару секунд и пару взмахов Врени оказалась на уровне их макушек, пытаясь выглянуть и посмотреть на горизонт. — Она похожа на гигантского мотылька, — хмыкает Ханджи себе под нос, наблюдая, как девушка наматывает круги в воздухе. Леви тем временем все еще удерживал бойкого Берти, который в любой момент был готов громогласно залаять и вырваться догонять это пернатое недоразумение. Гретхен, глянув вниз и заметив взгляд Эрвина, решила поэкспериментировать и нырнула прямо в лес на полном ходу, виляя между деревьями. Это было сложной задачей, потому что уместить в расстояние между соснами пятиметровый размах крыльев было не всегда возможно. Она чуть не врезалась в мощный древесный ствол, лишь в последний момент уходя от удара, но задевает сосновую кору плечом. Внезапная боль заставляет стиснуть зубы, но приземляться Гретхен не собирается — вылетает обратно на поляну и резко набирает высоту прямо над начальством. А Леви, который в этот момент наблюдал за ней, вдруг обращает внимание на капнувшую возле его ноги чужую кровь, которая испачкала пожухлую траву. «Поранилась?» — думает Аккерман, следя за движениями Врени, но не смог ничего на ней разглядеть. Приземляется она эпично и пафосно — прямо перед командиром, в последний раз направив на него мощный поток воздуха от взмаха крыльями. А потом, когда она уже стоит на земле, а крылья опускаются и расслабляются, все видят, как она правой рукой держится за левое плечо. — Что с тобой? — тут же прыгает Ханджи в ее сторону, а разведчица поморщилась от боли и ответила: — Не вписалась в поворот. А Леви видит, как ее пальцы окрашиваются в красный из-за кровоточащего левого плеча. Когда она задела собой сосновый ствол, то разорвала о древесную кору ткань кофты и стерла в кровь кожу на плече. — Тебе нельзя залетать в такой густой лес! — говорит Зое, а потом выхватывает у Моблита из рук приготовленный бинт и за пару десятков секунд завязывает им рану. — Эрвин, этого хватит для общих сведений? — Вполне, — отвечает Смит спокойно, но Врени видит, что ее полет его впечатлил. Он ведь впервые это видит. — Я на горизонте тучи видела, — говорит девушка как ни в чем не бывало, словно плечо совсем не болит и с ней все в порядке. — Скоро дождь пойдет. И она оказалась права. В тот же вечер хлынуло как из ведра. И пока все солдаты ютились в такую непогоду в замке, Врени летела по лужам, спеша скрыться от дождя. Приспичило же ей погулять по территории Штаба, в итоге дождь так быстро набрал силу, что пришлось пускаться бегом почти целый километр, так как до этого разведчица обходила кругом здание. Под ногами чавкала влага, капли хлестали по лицу и почти ничего не было видно из-за плотной стены падающей воды, шапка, как и вся одежда, промокла насквозь. Пару раз девушка чуть не навернулась, поскользнувшись на плитке, а потом поняла, что выбежала как раз к конюшне. Желание посидеть с Кондролом появилось внезапно, но вполне логично, и Гретхен на всех парах забежала под спасительную крышу сооружения. — Ну и дерьмо, — шепчет разведчица, вытирая мокрое лицо таким же мокрым рукавом насквозь промокшей кофты, а потом шмыгает носом. Шум от дождя был таким сильным, что Врени не сразу поняла, что конюшня пустует. Она не слышит человеческого присутсвия. Пожав плечами, она решила, что это к лучшему, и прошла к деннику Кондрола, заглядывая туда. — Привет, мой мальчик, — сюсюкает она, оставляя дверь приоткрытой, и гладит приветсвующего коня по вытянутой морде. — Испортилась погодка. С этими словами она стянула с рук промокшие перчатки и поднесла ладони ко рту, опаляя кожу горячим дыханием, желая хоть как-то согреться. Уже смеркалось. Конюшня постепенно погружается в темноту, а от дождя поднимается легкая туманная дымка. Атмосферненько, но прохладно. А еще Врени вспоминает, что у нее потек макияж. Проклятые тушь на ресницах и уголь на бровях. И хоть она не видела своего отражения, уже прекрасно знала, что черный цвет постепенно размывался по всему лицу. — Твою дивизию, — недовольно шипит она, остервенело начиная вытираться мокрым до нитки рукавом. — Какая же неудобная штука. Затем она стянула с головы шапку-берет, с которой тут же полилась ручьями вода. Волосы окончательно промокли, как и вся девушка в принципе. Она смотрит в решетчатое окно, уныло рассматривая мелькающие дождинки, и ежится от прохлады, пытаясь унять бегающие по телу мурашки. Как вдруг до ее слуха доносится внезапный шаг. Человеческий шаг — тихий и осторожный, не стук лошадиного копыта и не фырканье животных. Так. А это уже не смешно. «Совсем не смешно!» — напряженно хором сказали тараканы в голове, мгновенно подняв усы в вертикальную позицию. Она же не слышала человеческого присутствия. Здесь никто не ходил и никто не работал, когда она зашла! «Возьми ведро, и когда этот хрен с горы сюда явится, врежь от души, — начали давать уроки самообороны тараканы. — Или нацепи это ведро ему на голову и долбани по нему хорошенько. Поющие единороги перед глазами будут обеспечены!» И Гретхен уже и правда хотела брать ведро в руки, так как шаги раздались вновь. — Ты что здесь делаешь? — вдруг доносится голос, а девушка аж подпрыгивает от неожиданности, задевая ведро рукой. Жестяная фигня с радостным грохотом свалилась на пол и игриво прокатилась в сторону. А Врени поднимает глаза, встречаясь в дверном проходе с капитаном. «Тьфу, помяни черта! До сих пор пугает, зараза! — заорали тараканы с явным облегчением. — Ему тоже поющие единороги перед глазами не помешают, подними ведро!» Правда, в этот раз Гретхен осталась на месте. — А вы? — вопросом на вопрос отвечает она, оглядывая начальника. Он был абсолютно сухим, как всегда аккуратно и чисто одетым. И таким... таинственным при таких сумерках, что ли. Стоит в дверном проходе, положив одну руку на дверной косяк, пока большим пальцем другой руки он зацепился за петельку своего пояса. Красиво выглядит. «Не в ту степь тебя понесло», — звенит колокольчик в женской голове, и Врени отводит глаза. Согласна, не в ту. Причем давно. — Я чистил Августа, и пошел дождь. А ты, видно, уже успела оценить погодку снаружи. — Не то слово, — она хмыкает, а потом опять поворачивается к окну, наблюдая за светлыми окнами замка, которые светились даже через дождливую пелену. — Дождь все-таки пошел... Разговаривать откровенно не о чем, но, тем не менее, эта тишина между внегласными собеседниками не является напряженной. Эта тишина другая — такая, какой стала относительно недавно, когда из-за отсутствия темы для разговора можно просто понимающе помолчать друг с другом. Эта тишина — тишина не для всех, а для «своих», близких людей, которые могут общаться друг с другом, не используя слов. Она такая — атмосферная, трепетная и уютная. Врени никогда бы не подумала, что сможет молчать с капитаном таким образом. Она не волнуется, не напрягается, не боится — наоборот, не хочет прерывать эту тишину. И не хочет, чтобы капитан уходил, иначе тишина станет одинокой, не обоюдной. Не такой приятной. Леви, видимо, разделяет ее желания, поэтому проходит в денник, погладив спокойного Кондрола по шее. Спешить некуда, а дождь снаружи все продолжает и продолжает идти. Вода шумит вместе с легким ветром за стенами здания. Прохладно. И Аккерман замечает, как Гретхен поежилась из-за порыва ветра, дунувшего прямо в решетчатое окно. Через пару мгновений на плечи разведчицы падает нагретая теплым телом темно-зеленая кофта, а капитан становится рядом, тоже смотря в окно и разглядывая светящиеся просветы в замке недалеко. — Зачем? — спрашивает Врени, стиснув рукав кофты в дрогнувших пальцах, а потом немного повернула голову в сторону начальника. — Я ведь не заболею. Не смогу. — И что? — отвечает вопросом на вопрос Леви, продолжая смотреть в окно и чувствуя на себе взгляд голубых глаз. — Тебе холодно, разве это не может быть причиной? «Заботливый какой», — проносится что-то саркастическое в голове Врени, но она освобождает себя от любых мыслей. Слишком атмосферный момент для колких мысленных замечаний и сарказма. — Спасибо. — Болит? — вдруг съезжает капитан с темы, а потом девушка чувствует поверх одежды его теплую широкую ладонь, накрывшую ее пострадавшее левое плечо. — Нет, — тихий, но честный ответ. — Будь с этим осторожнее, — он тоже почему-то говорит тихо, словно громким голосом можно разрушить эту странную трепетную, но приятную обстановку. — Ты могла себе вывихнуть плечо или еще что-нибудь похуже. Ты слишком беспечна. — А вы слишком беспокоитесь, — отзывается Гретхен. — Неужели, настолько печетесь о личном ученике? Леви смотрит в ее сторону. Дура, зачем? Зачем она это спросила? Понятно же, что даже личный ученик такого внимания не достоин. — Может быть, — как-то туманно отвечает он, разглядывая ее лицо. В сумерках оно такое бледное, зато веснушки выделяются еще больше. Нос слегка покрасневший, слипшиеся ресницы, редкие капельки на коже, мокрые волосы, чьи потемневшие от влаги пряди сейчас прилипли к лбу и вискам. И губы — приятные, аккуратной формы, сейчас слегка поджатые из-за прохладного воздуха. Те, которые он поцеловал насильно два года назад. Странно, а ведь он и ощущений тех почти совсем не помнит. Это было как отдельный кадр, который сейчас хотелось забыть. Она тогда боялась его, была напугана, растеряна, но молчала. Молчала, стремясь сохранить свою тайну даже под такой совсем нешуточной угрозой. Как же хорошо, что Аккерман тогда не стал доводить эту угрозу до конца. Но под влиянием времени и серьезных событий он совсем забыл, что ощущал, когда целовал ее тогда. Как будто он и не делал этого вовсе. Но сделал же. И он знает, что сделал. Сам факт этого невозможно забыть. Теперь же было по-нелепому смешно. Та, которая должна его ненавидеть всем сердцем, сейчас стоит совсем рядом, на ее плече до сих пор покоится его рука. Она стоит так близко, укутанная в его кофту и смотрящая в дождь за окном, совершенно не боясь того, кто пару лет назад чуть не сделал фатальную ошибку. И она его не боится. Не сторонится, не отгоняет, а тянется к нему. Они оба за порогом признанных рамок. Не знают, как остановиться. Черт бы побрал Эрвина, который сделал этих двоих учителем и учеником. Если бы они настолько не сблизились, этих ненужных чувств не появилось бы. Нужно признать, Леви терпел долго. Отгонял посторонние мысли, не прикасался без надобности, буквально насильно отдергивал от нее руку во время тренировок. Он пытался вести себя с ней по-прежнему — как холодный скупердяй. Но проблема была гораздо хуже. Она на тот момент уже поняла, каким он является на самом деле. Подобралась к его душе слишком близко. Уже поздно. Она не поверит, если он будет как обычно с ней груб, пытаясь вернуть привычное холодное отношение. Аккерман замечает почти прозрачную каплю, свисающую с аккуратного женского подбородка, и даже не успевает подумать, как рука сама тянется к ей. Указательным пальцем убирает влагу, а Гретхен спокойная — даже не дернулась. И даже тогда, когда ее подбородок легонько сжимают уже двумя пальцами и заставляют повернуть голову в сторону начальника, она так спокойно смотрит прямо Леви в глаза, даже не собираясь освободиться от его рук. — Что же ты делаешь, девочка?.. — едва слышно, едва заметно шевеля губами произносит он, смотря в ее глаза, а она трепетно выдыхает. Девочка... Он это произнес так тепло, что даже не верится. Еще больше в происходящее не верится тогда, Аккерман все же не удержался — пальцами притянул ее за подбородок и сократил расстояние до минимума. Поцеловал так легко и осторожно, что показалось, словно у него самого дрожали губы. Совсем не так, как два года назад. Врени на удивление спокойна и не предпринимает никаких попыток ни отстраниться, ни вырваться. Смотрит на его закрытые глаза напротив, на подрагивающие ресницы, чувствуя, как чужие губы невесомо прижимаются к ее собственным, а потом и сама закрывает глаза. Надо признать, она этого ждала. Правда, не думала, что это осуществится. Его рука до сих пор на ее плече, а пальцы придерживают подбородок, не давая отстраниться. А она отстраняться и не собирается, подаваясь вперед и отвечая на эту недолгую романтическую оплошность. Он не снеговик. Не козел и деспот. Он — тот, кто просто умело скрывает истинные чувства и мотивы. А она — та, кто эти истинные чувства и мотивы узрела воочию. «Что же ты делаешь, дурочка?» — думает Аккерман, когда чувствует ее ответную реакцию и понимает, что они оба оказались по уши в одном и том же дерьме. Он ожидал, что она оттолкнет, прекратит, остановит... так было бы легче все это прекратить. Но она не отталкивает, не прекращает и не останавливает. Наоборот — она в такой же ловушке проклятых чувств, что и он сам. Это сложнее. Это тяжелее. Это гораздо хуже. Эти чувства так быстро не погаснут. Особенно когда они взаимные. Особенно тогда, когда они преодолели дозволенный порог. Они оба тянулись друг к другу, поэтому сейчас с особенной осторожностью показывают, насколько далеко все зашло. Ее прохладная рука теперь легко сжимает его плечо, тонкие пальцы гладят его рубашку, а он убирает свою ладонь от ее подбородка и ведет к затылку, мимолетно гладя шершавой кожей ее щеку, убирая прилипшую мокрую прядь. Обречение. Они оба обречены. И чувствуют обреченность друг друга через чужие теплые губы. Он целует ее, давая понять, что больше бы не вынес бездействия и просто бы сгорел изнутри из-за проклятых чувств. А она отвечает, с какой-то болезненной лаской льнет к нему, показывая, что прекрасно его понимает. Они оба умеют дорожить близкими. И теперь с упоительной, болезненной нежностью, с неприсущей им лаской и трепетностью доказывают друг другу, что избрали друг друга в ряды этих близких. С горечью и тоской обхватывая чужие губы и опаляя дыханием чужую кожу, они наглядно демонстрируют, что проиграли. В этом месте, в Разведотряде, такая ноющая и изнывающая привязанность проклята. Они уже прокляты, как только эта привязанность в них зародилась. И теперь они понимают, что скрывать это проклятие друг от друга нет смысла. Они оба готовы сдавленно выть от обреченности, вместо этого ища друг у друга поддержки. Вместе ведь легче смириться. Смириться с этим проклятием, когда понимаешь, что не должен целовать эти губы, но не можешь иначе. Иначе сгоришь. Иначе — потонешь и не всплывешь. Они целуют друг друга не страстно и горячо, а трепетно и заботливо, словно через губы пытаются без слов сказать «прости». Прости за то, что из-за меня страдаешь, что именно я обрекаю тебя на это проклятие, что ничего не могу с этим поделать. Он готов ее умолять о прощении за то, что не может удержаться, не может все это прекратить и теперь увлекает ее за собой в эту бездну. А она просит у него прощения, что стала той, из-за кого он первый в эту бездну рухнул. Эти чувства — они болезненны, как шипы розы. Красиво, но колется больно — острие заходит все глубже под кожу, мучает, изматывает, обременяет. От осознания безысходности этой ситуации хочется горько плакать и выть. Были бы они сейчас в другом месте, не являлись разведчиками, не тянули на себе груз ответственности за свободу целого народа, все было бы просто шикарно. Крылья Свободы, являющиеся эмблемой их общего призвания, стали прóклятой печатью. Они стоят очень близко друг к другу, прижавшись лбами и смотря куда-то вниз, главное — не в глаза. Дыхание немного сбивчивое, срывающееся с приткрытых губ, а ресницы дрожат. Вдоль по позвоночнику бегут предательские мурашки, хотя дождливой прохлады уже не чувствуется — все отошло на второй план. Ливень не утихал. Какая прекрасная погода, чтобы сознатья в своих нелепых, но таких мучительных ошибках. Ошибках болезненных, убивающих изнутри. Едва заметно спустив дрогнувшую руку с крепкого плеча чуть ниже, ближе к груди, Гретхен ладонью чувствует ускоренный чужой пульс. Благодаря нечеловеческим способностям слышит, как Аккерман тяжело сглатывает и выдыхает. Он немного отстраняется, но не отходит — до сих пор стоит на месте, так близко, задевая кончиком носа ее щеку. И никто не решается отойти. Никто не решается попытаться прекратить это. Или не хочет из-за понимания, что это бесполезно. — Выспись хорошо, — едва слышно говорит Леви, наконец поднимая на нее глаза. Смотрит пару десятков секунд, всматривается в ее лицо, а потом чуть заметно кивает. Врени кивает в ответ. Они оба понимают, что пропали. Раз не сумели сдержаться сейчас — дальше это делать просто бесполезно. Аккерман немного задерживается, но потом словно насильно убирает руку с хрупкого плеча и тихо выходит из денника. А Врени, постояв и попытавшись выровнять дыхание, подошла к открытой двери и выглянула в проход, провожая начальника взглядом. А он уверенно выходит из-под спасительной крыши прямо под дождь, словно на улице нет сильного ливня. В считанные секунды его одежда и волосы полностью промокают, а он идет к замку медленно, совсем не спеша, засунув руки в карманы брюк, ничего не замечая. — Ты ничего не видел, — оборачивается Гретхен к своему коню, а Кондрол фыркает, словно с сарказмом. Дождливый вечер стал свидетелем поражения двух людей. Они проиграли, тут же сознаваясь в этом друг перед другом. Дождевые капли стали очевидцами такого редкого явления как поцелуй, выражающий глубокое сожаление и тоску, особенно в исполнении этих двух несчастных солдат. В дождливый вечер они наглядно переступили черту. Этот вечер стал для них точкой невозврата. Продолжение следует... V (BTS) — Winter Bear